Все Приключения Незнайки в одной книге Носов Николай

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. КАК СКУПЕРФИЛЬД ПОПАЛ В ЛОВУШКУ

Спрятав полученные чеки в несгораемый шкаф, господин Спрутс распрощался с капиталистами и велел секретарше отправить Крабсу следующую телеграмму:

«Бредлам состоялся. Двум ослам один на двоих. Телеграфируйте согласие.

Спрутс».

Получив эту телеграмму, Крабс понял, что Спрутс решил дать Миге и Жулио не два, а лишь один миллион. Это нисколько не удивило Крабса, так как он хорошо знал, что господин Спрутс действует всегда осмотрительно и на ветер денег бросать не станет. Крабса удовлетворяло то, что Спрутс не отказался уплатить деньги, и теперь можно было надеяться, что, согласившись распроститься с одним миллионом, он под конец расстанется и с двумя.

Всесторонне обдумав создавшееся положение, господин Крабс решил ничего не говорить о полученной телеграмме Миге и Жулио, так как, узнав её содержание, они тоже пришли бы к мысли, что дела складываются, в общем, успешно, и могли бы ещё больше повысить цену за своё исчезновение. Встретившись с ними, господин Крабс сказал, что никаких известий от господина Спрутса нет, но надежды на успешное завершение дела терять не следует.

Его заявление всё же опечалило господина Жулио, которому не терпелось поскорее удрать со всеми деньгами.

– Очень жаль, что господин Спрутс не торопится, – сказал Жулио. – Наша торговля акциями подходит к концу, и сейчас как раз самое время смотать удочки, то есть, попросту говоря, улетучиться.

– Хорошо, – сказал Крабс. – Я пошлю телеграмму Спрутсу и попытаюсь ускорить дело.

В действительности Крабс никому не стал в этот день телеграфировать. Вместо этого он пошёл в ресторан и сытно пообедал. Потом вернулся к себе в гостиницу, всхрапнул часок, потом искупался в плавательном бассейне, после чего снова встретился с Мигой и Жулио. Собравшись втроём, друзья сначала поужинали, а потом отправились в ночной театр, где за небольшую плату разрешалось швырять в актёров гнилыми яблоками, и как следует повеселились.

Проснувшись на следующий день, господин Крабс никому не сказал ни слова и отправил Спрутсу такую телеграмму:

«Два осла требуют два. На один не согласны. Что делать?

Крабс».

В ответ от Спрутса в тот же день была получена телеграмма, в которой стояло лишь одно слово:

«Уговаривайте».

Получив эту телеграмму, Крабс выждал ещё денёк и, ничего не сказав ни Миге, ни Жулио, ответил Спрутсу двумя словами:

«Уговаривал. Упираются».

Неизвестно, до чего бы дошёл этот обмен телеграммами, если бы на следующее утро в гостинице, где остановился господин Крабс, не появился вдруг Скуперфильд со своей палкой в руках и в обычном своём наряде, который состоял из чёрного длиннополого пиджака с двумя разрезами на спине, чёрных брюк и чёрной высокой шляпы, известной под названием цилиндра. Столкнувшись с Крабсом, который как раз в этот момент выходил из гостиницы, Скуперфильд раскрыл широко объятия и завизжал своим отвратительным голосом:

– А, здравствуйте, господин Крабсик! Очень рад видеть вас!

– Здравствуйте, – сказал Крабс, стараясь растянуть свои губы в улыбке, хотя видно было, что встреча с этим всемирно известным скрягой не доставляла ему никакой радости.

– Как поживаете? Как ваше здоровье? – явно стараясь завязать разговор, спросил Скуперфильд.

– Здоровье моё хорошо, – сказал Крабс.

– Я тоже себя паршиво чувствую, – подхватил Скуперфильд, не расслышав ответа Крабса, и продолжал:

– Какое счастье встретить знакомое лицо в этом чёртовом Давилоне. Наш Брехенвиль в тысячу раз лучше. Вы не находите?

– Брехенвиль – город прекрасный, но в Давилоне тоже неплохо, уверяю вас.

– Совершенно с вами согласен, – закивал головой Скуперфильд, – такого скверного городишки я ещё нигде не видал, провалиться бы ему тут же на месте! У меня к вам вопрос. Вы, я вижу, живёте в этой гостинице. Как она, по-вашему, хороша?

– Очень хорошая гостиница, – подтвердил Крабс.

– Но дорогая, должно быть? А?

– Да, несколько дороговата.

– Вот видите, провались она тут же на месте! У меня есть предложение. Если хотите, я не буду брать для себя номер, а поселюсь в одном номере с вами. Таким образом, каждому из нас придётся платить вдвое дешевле. Как вы на это смотрите? А?

Господину Крабсу не очень улыбалась перспектива иметь такого сожителя, однако, пока шёл весь этот разговор, он успел сообразить, что Скуперфильд неспроста прибыл в Давилон. Подумав об этом, он решил потесниться и, пользуясь близостью к Скуперфильду, постараться выведать его планы.

Вернувшись с господином Скуперфильдом в свой номер, господин Крабс сказал:

– Располагайтесь, пожалуйста. Места, как видите, на двоих хватит.

Окинув помещение взглядом и изобразив на лице подобие улыбки, которую с таким же успехом можно было принять за гримасу отвращения, господин Скуперфильд поблагодарил Крабса и отправился прямо в ванную. Там он стащил с головы цилиндр, вынул из него зубную щётку и зубной порошок, полотенце, полдюжины носовых платков, запасные носки, два старых гвоздя и кусок медной проволоки, подобранные им где-то на улице. По всей очевидности, цилиндр у господина Скуперфильда служил не только в качестве головного убора, но и в качестве дорожного чемодана, а также склада для утильсырья.

Спрятав все эти вещи в шкафчик, господин Скуперфильд достал из своего цилиндра ещё кусок земляничного мыла, но тут же заметил на полочке у рукомойника другой, точно такой же кусок мыла, принадлежавший Крабсу. Положив своё мыло рядышком, господин Скуперфильд некоторое время смотрел на оба эти куска, после чего принялся старательно намыливать руки и щеки; однако не своим мылом, а тем, которое лежало рядом. При этом он от души радовался, что ему удалось навести таким образом экономию.

Умывшись как следует, господин Скуперфильд решил также почистить зубы, причём совал зубную щётку не в ту коробочку, где был его порошок, а в ту, которая принадлежала Крабсу. Почистив зубы, господин Скуперфильд ещё долгое время открывал то одну коробочку, то другую, стараясь определить, какой порошок лучше пахнет: тот, который принадлежал ему, или принадлежавший Крабсу. Кончились эти эксперименты тем, что он чихнул как раз в тот момент, когда совал свой нос в коробку, и весь порошок взвился кверху на манер облака.

Увидев, какой колоссальный расход зубного порошка произошёл по его собственной неосторожности, господин Скуперфильд пришёл в уныние. Заметив, однако, что держал в руках не свою коробку, а принадлежавшую Крабсу, Скуперфильд моментально утешился. Убедившись к тому же, что в коробке осталось ещё немного зубного порошка, он пересыпал часть его в собственную коробку и, окончательно придя в хорошее настроение, вернулся в комнату.

– Как хорошо, что я встретился с вами, – сказал он поджидавшему его Крабсу. – Я, правда, хотел поговорить сперва с этими двумя слабоумными Мигой и Жулио, но думаю, что большой разницы не будет, если поговорю с вами. Я даже думаю, что так будет лучше. Объединившись вместе, мы можем обтяпать выгодное дельце. Вы меня понимаете?

– В чём же заключается ваше дельце? – заинтересовался Крабс.

– Как вам уже должно быть известно, большой бредлам согласился уплатить двум этим аферистам три миллиона фертингов… – начал господин Скуперфильд.

Господину Крабсу как раз ничего о трех миллионах фертингов не было известно, поскольку он знал, что требования Миги и Жулио ограничивались двумя миллионами. Он, однако, тут же сообразил, что господин Спрутс решил поднажиться на этом деле и увеличить сумму, с тем чтоб миллион фертингов положить в свой карман. Не подав вида, что узнал от Скуперфильда важную тайну, господин Крабс сказал:

– Да, да, мне это, конечно, известно.

– Ну так вот, – продолжал Скуперфильд. – Могу вас уверить, что большой бредлам согласится дать не три, а четыре и даже пять миллионов. Мы с вами можем подсказать Миге и Жулио, что требовать нужно пять миллионов, и поставим условие, чтоб, получив деньги, они отдали миллион нам. Ведь нам с вами неплохо будет получить по полмиллиончика, а? Денежки не маленькие! А?

Слушая Скуперфильда, Крабс прикидывал в уме все выгодные и невыгодные стороны предлагаемого Скуперфильдом дельца. Он, конечно, сразу понял, что для него самого это дело невыгодное, так как, выступив против большого бредлама, он рисковал навлечь на себя гнев всесильных капиталистов, которые не простили бы ему, если бы он одурачил их. Вместе с тем Крабс видел, что Скуперфильд затеял опасную игру. Сбитые с толку, Мига и Жулио могли бы не остановиться на требовании пяти миллионов, и тогда неизвестно, чем бы всё это кончилось. Выведав в разговоре, что Скуперфильд отказался внести свою долю денег и удрал с заседания большого бредлама. Крабс решил не раскрывать ему своих планов и сказал:

– Охотно помогу вам, господин Скуперфильд. Если хотите, мы хоть сейчас отправимся к Миге и Жулио. Они живут на даче за юродом. Мы мигом домчим на моей машине. Заодно можно будет и пообедать у них.

– Пообедать, что ж, это можно, – обрадовался Скуперфильд. – Хорошо бы и пообедать, а то здесь в ресторанах такие цены дерут с посетителей, чтоб им провалиться на месте, прямо никаких капиталов не хватит. Можно и пообедать.

– Вот и хорошо, – сказал Крабс. – С вашего разрешения я только на минуточку отлучусь, и мы поедем.

Выйдя из номера, господин Крабс подозвал посыльного и велел ему отнести на почту следующую телеграмму Спрутсу:

«С ослами пора кончать. В городе появился брехенвильский скупец Скуперфильд. За последствия не отвечаю. Крабс».

– Вот и все, – сказал он, вернувшись в номер. – Теперь можно и отправляться.

Господин Скуперфильд надел свой цилиндр, и через пять минут они уже мчались по городу в шикарной восьмицилиндровой автомашине, принадлежащей Крабсу. Настроение у Скуперфильда было отличное. Он от души радовался тому, что бесплатно прокатится на шикарной машине и вдобавок пообедает на даровщинку, не говоря уже о том, что предстояла возможность обтяпать, как он выражался, выгодное дельце.

Совершив несколько поворотов и промчавшись по улицам, машина выехала из города и понеслась по ровному и прямому, словно стрела, асфальтированному шоссе. По правую и левую сторону дороги тянулись поля то с цветущим лунным подсолнечником, то с гречихой, распространявшей в воздухе приятный, сладковатый медовый запах, то с волнующейся, словно море, колосящейся лунной пшеницей. Машина проносилась мимо деревень с садами и огородами. Скуперфильд оживлённо вертел во все стороны головой. Вид природы приводил его в восхищение. Заметив на лугу стадо овец или пасущуюся козу на привязи, он толкал Крабса под локоть и, волнуясь, кричал:

– Смотрите, смотрите, овечки! Честное слово, овечки, чтоб мне провалиться на месте! Какие миленькие! А вон коза! Смотрите, коза! Да что же вы не смотрите?

Крабс, который сидел за рулём, только посмеивался втихомолку. Неожиданно дорога описала большую дугу, и за поворотом открылся зелёный луг с огромным прудом, посреди которого плавали белые гуси. Вид спокойной воды с цветущими лилиями и кувшинками, с белоснежными птицами, без всякого усилия державшимися на зеркальной глади пруда, до такой степени подействовал на господина Скуперфильда, что он застыл от восторга и не мог произнести ни слова. Вцепившись в рукав господина Крабса, он некоторое время молча тряс его руку, после чего закричал прямо в ухо:

– Гуси! Гуси!

– Да что вы, гусей никогда в жизни не видели? – удивился Крабс.

– Не видел, чтоб мне провалиться на месте, честное слово! То есть, вернее сказать, не помню уже, когда видел. Ведь я, честно сказать, никогда не бываю за городом.

– Вы это серьёзно? – недоверчиво спросил Крабс.

– Честное слово, господин Крабс. Когда же мне? Я всю жизнь занимался добычей денег и ни разу даже в зоопарке не был. Да и чего я туда пойду? Ведь за вход надо деньги платить. Этак-то вконец разориться можно!.. Скажите, вот ещё что выдумали! Я ведь не съем этих зверей, если посмотрю на них. За что же тут деньги платить?

– Но зверей ведь тоже чем-нибудь надо кормить, вот деньги и нужны на корм, – сказал Крабс.

– Вот ещё! – проворчал Скуперфильд. – Ну и пусть дураки деньги зверям на корм дают, а мне это не по карману. Думаю, звери как-нибудь и без меня проживут.

– Но вы, я вижу, всё-таки очень любите животных, – сказал господин Крабс.

– Люблю, чтоб мне провалиться, это вы верно подметили. Иной раз увидишь какую-нибудь зверушку, так и хочется её приласкать или погладить, слово какое-нибудь хорошее ей сказать, даже поцеловать… Вот, не верите? Честное слово! Один раз встретил на улице собачонку. Настолько хорошенький оказался цуцик, что я тут же решил зайти в магазин и купить ему ливерной колбасы, да, к счастью, не оказалось при себе мелких денег, а менять бумажку в десять фертингов не захотелось. Деньги, знаете, такая вещь: пока десятка целенькая – это десятка, а истрать из неё хоть пять сантиков – это уже не десятка. Гм!

– Вот приедем к Миге и Жулио, вы у них увидите разных животных, сказал господин Крабс. – У них на даче пруд, а на пруду этом и гуси, и утки, и селезни, даже лебеди есть.

– Неужели и лебеди?

– Да, а в саду прямо на воле живут кролики, цесарки, фазаны. Кроме того, у них маленький ручной медвежонок есть. Такой симпатичный!

– Да что вы? И не кусается?

– Зачем же? Ласковый, как ягнёнок.

– И его можно погладить?

– Конечно. Вот приедем, и можете гладить сколько угодно.

Господин Скуперфильд даже заёрзал на месте от нетерпения. Ему хотелось поскорее увидать медвежонка и приласкать его.

Господин Крабс между тем уже давно свернул с шоссе и вывел машину на лесную дорогу, по обеим сторонам которой возвышались лунные кедры, дубы, каштаны, а также заросли лунного бамбука. Все эти деревья были не такие большие, как наши земные, а карликовые, как и остальные растения на Луне. Выбрав место, где деревья росли не особенно густо, господин Крабс сбавил скорость, повернул руль, и машина поехала по лесу, совсем уж без всякой дороги.

Ощутив тряску и оглядевшись по сторонам, господин Скуперфильд обнаружил, что они едут по лесной целине, и спросил:

– Зачем же это мы свернули с дороги?

– А это мы напрямик, – сказал Крабс. – Так будет быстрее.

Углубившись достаточно в лес, Крабс неожиданно остановил машину, после чего вылез из кабины и, открыв капот, принялся ковыряться в моторе. Выключив незаметно систему зажигания, он залез обратно в машину и принялся нажимать ногой на педаль стартера. Стартер скрежетал, словно бил по железу плетью, но мотор не хотел заводиться.

– Заело? – сочувственно спросил Скуперфильд.

– Заело! – озабоченно подтвердил Крабс.

Он снова вылез из кабины, поковырялся в моторе, опять попробовал завести его. Наконец сказал:

– Должно быть, двигатель перегрелся. Придётся нам с вами пройтись пешочком. Здесь, впрочем, недалеко.

Скуперфильд нехотя вылез из кабины. Господин Крабс открыл багажник, вынул из него свёрнутую жгутом верёвку и незаметно сунул её в карман, после чего захлопнул дверцы кабины и зашагал прямо в лесную чащу. Господин Скуперфильд плёлся за ним, спотыкаясь о кочки и чертыхаясь про себя на каждом шагу.

Вскоре господин Крабс увидел, что место, куда они зашли, было достаточно глухое, и, остановившись, сказал:

– Кажется, мы не туда забрели. Что вы на это скажете?

– Что же я могу, голубчик, сказать? Ведь не я вас веду, а вы меня, резонно заметил Скуперфильд.

– Это действительно верно! – проворчал Крабс. – Ну ничего, сейчас я взберусь на дерево и погляжу сверху, в какую сторону нам идти. Помогите-ка мне вскарабкаться вот хотя бы на этот кедр.

Они вместе подошли к кедру, который был несколько выше других деревьев. Поглядев вверх и обнаружив, что сучья, за которые можно было бы ухватиться руками, находятся на большой высоте, господин Крабс прислонил Скуперфильда спиной к стволу и сказал:

– Стойте здесь, сейчас я заберусь к вам на плечи и тогда смогу дотянуться руками до веток. Подождите только чуточку, я сначала сниму ботинки.

Крабс наклонился, но не стал снимать ботинки, а незаметно вытащил из кармана верёвку и в один миг привязал Скуперфильда к стволу поперёк живота.

– Эй! Эй! – закричал Скуперфильд. – Зачем это вы делаете?

– Ну, мне ведь надо привязать вас к дереву, а то вы ещё упадёте, когда я стану взбираться к вам на плечи, – объяснил Крабс.

Сказав так, Крабс принялся бегать вокруг кедра, не выпуская верёвки, в результате чего и руки и ноги господина Скуперфильда были плотно прихвачены к дереву, да и он сам оказался обмотанным верёвкой, словно булонская колбаса.

– Эй, бросьте шутить! – кричал Скуперфильд, чувствуя, что не в силах пошевелить ни одним членом. – Освободите меня сейчас же, или я позову на помощь.

– Зачем же на помощь звать? – возразил Крабс. – Я и сам помогу, если вам что-нибудь надо.

С этими словами Крабс поднял свалившийся со Скуперфильда цилиндр и водрузил обратно ему на голову, а обронённую им трость поставил рядышком, прислонив к стволу дерева.

– Вот видите, как хорошо, – сказал он.

– Развяжите меня, или я буду плеваться! – завопил Скуперфильд.

– Зачем же плеваться? Это невежливо, – ответил Крабс.

Скуперфильд, однако, плюнул, но не попал в Крабса.

– Вот видите, как нехорошо, – хладнокровно сказал Крабс. – Теперь я вынужден буду заткнуть вам рот.

Он вытащил из кармана кусок грязной тряпки, служившей для протирки автомашины, скомкал его и сунул в рот Скуперфильду, а чтоб он не мог выплюнуть этот кляп, завязал ему ещё рот носовым платком. Теперь Скуперфильд имел возможность только потихоньку мычать и трясти головой.

– Ну что ж, – сказал Крабс, внимательно оглядев Скуперфильда со всех сторон. – Кажется, всё сделано правильно. Дышите тут воздухом, наслаждайтесь природой. Думаю, что к концу дня я успею вернуться и освободить вас. А сейчас пока советую вам не тратить зря силы и не пытаться вырваться. Все равно это ни к чему не приведёт.

Помахав Скуперфильду на прощание ручкой, господин Крабс вернулся к оставленной посреди леса машине, сел в неё и поехал обратно в город.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. БЕГСТВО

Первое, что увидел господин Крабс, вернувшись в гостиницу, была телеграмма, полученная от Спрутса:

«С ослами кончайте. Два миллиона получите в банке. Об исполнении телеграфируйте.

Спрутс».

Прочитав телеграмму. Крабс тут же позвонил по телефону Миге и Жулио и вызвал их к себе.

– Вот что, ребятушки, – сказал он, как только Мига и Жулио приехали. – Теперь надо действовать без промедления. Купите большой чемодан, уложите в него все денежки, вырученные от продажи акций, и приезжайте сюда с этими вашими Козликом и Незнайкой. Здесь вас будет ждать другой чемодан с двумя миллионами, которые я получу для вас в банке. Отсюда мы с вами двинемся в Грабенберг, а из Грабенберга вы можете отправляться дальше, куда вам вздумается. Вы куда решили уехать?

– В Сан-Комарик. Есть такой город на берегу моря. Поживём в СанКомарике, пока не надоест, а потом отправимся путешествовать, – ответил Мига.

– Вот и замечательно! – сказал Крабс. – В Сан-Комарике можно прекрасно повеселиться. Впрочем, с деньгами везде хорошо.

– Думаю, что всем сразу не следует уезжать, – сказал Жулио. – Это может показаться подозрительным. Мы с Мигой уедем сегодня, а Незнайка с Козликом могут уехать завтра. Мы им купим билет на поезд.

– Можно и так, – согласился Крабс. – Действуйте, а я отправлюсь в банк за деньгами.

Расставшись с Мигой и Жулио, Крабс не поехал сразу же в банк, а заехал сначала в редакцию газеты «Давилонские юморески». Хозяином этой газеты был не кто иной, как господин Спрутс, иначе говоря, она издавалась на Спрутсовы средства. Здание редакции, а также все печатные машины и все оборудование типографии принадлежали Спрутсу. Все сотрудники, начиная от редактора и кончая самым незначительным наборщиком, оплачивались из денег, которые давал Спрутс. Правда, и доход, который получался от продажи газет, целиком поступал в распоряжение Спрутса.

Нужно, однако, сказать, что доход этот был не так уж велик и частенько не превышал расходов. Но господин Спрутс и не гнался здесь за большими барышами. Газета нужна была ему не для прибыли, а для того, чтобы беспрепятственно рекламировать свои товары. Осуществлялась эта реклама с большой хитростью. А именно: в газете часто печатались так называемые художественные рассказы, причём если герои рассказа садились пить чай, то автор обязательно упоминал, что чай пили с сахаром, который производился на спрутсовских сахарных заводах. Хозяйка, разливая чай, обязательно говорила, что сахар она всегда покупает спрутсовский, потому что он очень сладкий и очень питательный. Если автор рассказа описывал внешность героя, то всегда, как бы невзначай, упоминал, что пиджак его был куплен лет десять – пятнадцать назад, но выглядел как новенький, потому что был сшит из ткани, выпущенной Спрутсовской мануфактурой. Все положительные герои, то есть все хорошие, богатые, состоятельные или так называемые респектабельные коротышки, в этих рассказах обязательно покупали ткани, выпущенные Спрутсовской фабрикой, и пили чай со спрутсовским сахаром. В этом и заключался секрет их преуспевания. Ткани носились долго, а сахару, ввиду будто бы его необычайной сладости, требовалось немного, что способствовало сбережению денег и накоплению богатств. А все скверные коротышки в этих рассказах покупали ткани каких-нибудь других фабрик и пили чай с другим сахаром, отчего их преследовали неудачи, они постоянно болели и никак не могли выбиться из нищеты.

Помимо подобного рода «художественных» рассказов, в газете печатались обычные рекламные объявления, прославлявшие спрутсовский сахар и изделия Спрутсовской мануфактуры. Само собой разумеется, что ни рекламные объявления, ни художественные рассказы не могли привлечь особенного внимания публики, поэтому в газете ежедневно печатались сообщения об интересных событиях и происшествиях, а также различные юморески, то есть крошечные забавные рассказики или анекдотцы, специально для того, чтоб насмешить простодушных читателей. Читатель, купивший газету с целью почитать юморески, заодно проглатывал и «художественные» рассказы, что, собственно говоря, от него и требовалось.

Войдя в кабинет редактора, которого, кстати сказать, звали Гризлем, господин Крабс увидел за столом, заваленным разными рукописями, коротышку, с виду напоминавшего толстую старую крысу, нарядившуюся в серый пиджак. Первое, что в нём бросалось в глаза, было удлинённое, как бы вытянутое вперёд лицо с гибким, подвижным носиком, узеньким ртом и коротенькой верхней губой, из-под которой выглядывали два остреньких, ослепительно белых зуба.

Увидев Крабса, с которым давно был знаком, господин Гризль расплылся в улыбке, отчего оба зуба ещё больше вылезли из-под верхней тубы и упёрлись в коротенький подбородок.

– Что-нибудь спешное и, насколько я могу догадаться, важное? – спросил Гризль, поздоровавшись с Крабсом.

– Вы догадливы, как всегда! – рассмеялся Крабс.

– Догадаться, впрочем, нетрудно, так как мелкие распоряжения господин Спрутс всегда отдаёт письменно или диктует по телефону, – ответил Гризль.

– На этот раз дело такое, которое ни телефону, ни почте доверить нельзя, – сказал Крабс.

Оглянувшись на дверь и убедившись, что она плотно закрыта, господин Крабс придвинулся к Гризлю поближе и, понизив голос, сказал:

– Дело касается гигантских растений.

– А что. Общество гигантских растений может лопнуть? – насторожился Гризль и пошевелил своим носом, как бы к чему-то принюхиваясь.

– Должно лопнуть, – ответил Крабс, делая ударение на слове «должно».

– Должно?.. Ах, должно! – заулыбался Гризль, и его верхние зубы снова впились в подбородок. – Ну, оно и лопнет, если должно, смею уверить вас! Ха-ха!.. – захохотал он, задирая кверху свою крысиную голову.

– Нужно поместить в газете небольшую статью, которая бросила бы тень на это общество, – принялся объяснять Крабс. – Владельцы гигантских акций должны почувствовать, что они имеют дело с жуликами и что все их акции в сущности не представляют никакой ценности. Однако ж ничего категорически утверждать не следует. Надо только посеять некоторое сомнение.

– Понимаю, – ответил Гризль. – Достаточно небольшого сомнения, чтобы все бросились продавать акции. Не пройдёт и двух дней, как они вместо фертинга будут продаваться по пятачку. Должно быть, господин Спрутс хочет скупить эти акции по дешёвке, с тем чтобы продать, когда они снова повысятся в цене?

– Господин Спрутс ничего не говорил мне о своих планах, – холодно сказал Крабс. – Наше дело, чтоб в завтрашней газете появилась эта статья, остальное нас не касается.

– Понимаю, – закивал головой господин Гризль.

– И ещё одно, – сказал Крабс. – Никто об этой статье не должен заранее знать.

– Понимаю. Я сам лично займусь этим делом, – ответил Гризль.

Как только Крабс очутился за дверью, господин Гризль взял свою авторучку, положил перед собой чистый листок бумаги и, склонив голову, принялся быстро писать. Буквы у него получались какие-то толстенькие и вместе с тем остроносенькие, с длинными, свешивающимися вниз хвостами. При взгляде со стороны казалось, что он не писал вовсе, а аккуратно рассаживал на полочках жирных хвостатых крыс.

Усадив этими крысами всю страничку, господин Гризль нажал кнопку электрического звонка.

– Отдайте это моментально в набор, – сказал он появившейся в дверях секретарше и протянул ей исписанный листок. – Да смотрите – никому ни гуту, – добавил он, прикладывая палец к губам или, вернее сказать, к зубам.

Секретарша моментально исчезла с листком в руках, а господин Гризль принялся думать, где раздобыть денег, чтоб побольше накупить гигантских акций, как только они упадут в цене.

Пока Крабс разговаривал с редактором Гризлем, а потом ездил в банк за деньгами, Мига и Жулио занимались своими делами. Сначала они съездили на вокзал и купили два железнодорожных билета до Сан-Комарика на завтрашний день. На обратном пути они заехали в универмаг, где приобрели достаточно вместительный чемодан, изготовленный из пуленепробиваемого фибролита, а когда ехали мимо кинотеатра, купили два билета на кинокартину, которая называлась «Таинственный незнакомец, или Рассказ о семи задушенных и одном утонувшем в мазуте». Сделав все эти покупки, они вернулись в контору, и Жулио сказал Незнайке и Козлику:

– Вы, братцы, сегодня потрудились достаточно. Вот вам билеты, можете пойти в кино. После кино идите обедать, а на работу явитесь завтра утром. Сегодня сюда больше не приходите. Мы с Мигой за вас поработаем. Вот вам на обед деньги.

Незнайка и Козлик взяли билеты и деньги и с радостью побежали в кино. Мига тут же уселся за стол и принялся продавать посетителям акции, а Жулио забрался в комнату, где стоял несгораемый шкаф, и принялся выгружать из него в чемодан деньги. Когда касса были очищена до последнего фертинга, он вырвал из записной книжки листочек бумаги, накорябал на нём карандашом записку и положил её в несгораемый шкаф на полочку вместе с железнодорожными билетами.

Вернувшись в контору, Жулио подмигнул Миге и украдкой показал пальцем на чемодан, набитый деньгами. Мига понял, что всё готово. Встав из-за стола, он выпроводил из конторы посетителей, сказав, чтоб они приходили завтра. Как только посетители вышли, друзья подхватили чемодан, закрыли контору и моментально уехали.

Минут через десять они уже сидели в гостинице и считали деньги, привезённые Крабсом. Для того чтоб сосчитать два миллиона, потребовалось бы, конечно, немало времени, но так как деньги были сложены пачками по десять тысяч, дело шло быстро. Друзья лишь проверили на выбор несколько пачек. Убедившись, что в чемодане, привезённом Крабсом, было ровно два миллиона, Жулио отсчитал из этих денег сто тысяч и, отдав их Крабсу, сказал:

– Можете получить свои денежки. Они честно заработаны вами. Желаем, чтоб они пошли вам на пользу.

– Благодарю вас, друзья, – сказал Крабс. – А теперь мы с вами должны быстро исчезнуть из города, тем более что по дороге нам предстоит обделать ещё одно очень выгодное дело.

– Какое дело? – заинтересовались Мига и Жулио.

– Освобождение знаменитого миллионера Скуперфильда.

– А что с ним?

– Похищен шайкой разбойников, которые требуют за его освобождение большой выкуп, – объяснил Крабс. – Мне случайно стало известно, где разбойники прячут господина Скуперфильда. Таким образом, мы можем освободить его. За приличное вознаграждение, разумеется. Думаю, что можно будет содрать с него крупный чек и получить по этому чеку деньги в банке.

– Сколько же можно потребовать с этого скряги за освобождение? – спросил Жулио.

– Миллион, думаю, можно.

– Миллион?! – воскликнул Жулио.

– А что, по-вашему, это много? – забеспокоился Крабс.

– По-моему, мало, – ответил Жулио. – Меньше чем за два миллиона и браться за такое дело не следует.

– Ну что ж, возьмём с него три миллиона, и дело с концом, – предложил Мига. – Как раз по миллиону на каждого из нас.

– Это резонное предложение! – одобрил Жулио. – Едем.

Господин Скуперфильд между тем потерял всякую надежду на освобождение. В тот момент, когда Крабс привязал его к дереву, он так опешил, что не мог подыскать подходящего объяснения происшедшему. Всё, что случилось с ним, показалось ему неслыханной дерзостью. До тех пор никто никогда не привязывал его к деревьям, к тому же таким бесцеремонным образом. Тряпка, которой коварный Крабс заткнул ему рот, нестерпимо воняла бензином. От этой вони у Скуперфильда мутилось в голове. Бедняга чувствовал, что вот-вот грохнется в обморок, и, наверно, грохнулся бы, если бы не был надёжно прикреплён к дереву. В конце концов он всё же потерял сознание, а когда пришёл в себя, принялся дёргаться всем телом, стараясь разорвать путы. Все эти усилия привели лишь к тому, что верёвки, которыми он был связан, ещё глубже впились в его тело, что причиняло невыносимую боль.

Растратив понапрасну силы и убедившись, что попытки освободиться ни к чему не ведут, Скуперфильд застыл на месте. От неподвижности руки и ноги и даже туловище у него одеревенели, сделались как бы не свои, то есть Скуперфильд не чувствовал, что они у него есть. Все тело у него как бы исчезло, а вместе с ним исчезло и ощущение боли.

Тёплый, ласковый ветерок налетал порывами и шевелил на деревьях листочки. Скуперфильду казалось, что деревья приветливо машут ему сотнями своих крошечных зелёных ручек и что-то потихоньку шепчут на своём лесном языке. В траве пестрели розовые и нежно-голубые цветочки. Скуперфильд не знал, как они называются, но смотреть на них ему было чрезвычайно приятно. Вверху в ветвях деревьев порхали маленькие красногрудые птички, наполняя воздух весёлым чириканьем. Некоторые из них слетали в траву, что-то клевали там, а потом опять взмывали кверху. Скуперфильд никогда не видел лесных птичек вблизи, и смотреть на них доставляло ему величайшее наслаждение.

Видя, что Скуперфильд неподвижен, некоторые из птиц перестали бояться и пролетали у него под самым носом. А одна пичужка даже села ему на плечо. Должно быть, она приняла Скуперфильда совсем уж за какой-то неживой предмет, вроде обгорелого пня. Сидя на плече, она поглядывала по сторонам, наклоняя голову то на один бок, то на другой, а потом вспорхнула и улетела, задев Скуперфильда по щеке краем крыла. Это привело Скуперфильда в умиление. Ощутив нежное прикосновение этого милого существа, Скуперфильд расчувствовался и даже заплакал.

«Как прекрасен мир и как хороша жизнь! – подумал он. – Почему я раньше не замечал этого? Почему никогда не ходил в лес и не видел всей этой красоты? Клянусь, если останусь жив, если вырвусь отсюда, обязательно буду каждый день ходить в лес, буду смотреть на деревья, буду смотреть на цветочки, буду слушать нежный лепет листочков, и радостное щебетанье птиц, и весёлый стрекот кузнечиков и на бабочек буду смотреть, и на стрекоз, и на милых, трудолюбивых мурашек, и на гусей, и на уток, и на индюков, и на все, на всё, что только на свете есть. Никогда мне это не надоест!»

Поплакав, Скуперфильд несколько успокоился. Настроение его улучшилось, и он сказал сам себе:

– Не будем, однако ж, терять надежды. Кто-нибудь в конце концов придёт и освободит меня.

И он принялся мечтать, как вознаградит своего избавителя.

«Я ничего не пожалею, – мысленно говорил он. – Я ему дам пять фертингов, вот… Да… Провалиться мне на этом самом месте, если не дам пять фертингов… Хотя, если сказать по правде, пять фертингов многовато за это. Дам я ему лучше три фертинга или один. Пожалуй, одного будет достаточно».

Тут он неловко пошевелился, и верёвка с такой силой врезалась в его бок, что он чуть не взвыл от боли.

– Нет, нет, лучше дам пять фертингов, – сказал он. – Для такого дела жалеть не надо. Придётся на чем-нибудь другом сэкономить.

Время шло, но никто не являлся, чтобы выручить из беды Скуперфильда. Поэтому он сказал:

– Чёрт с ним, дам десять фертингов. Только бы пришёл кто-нибудь. А то так ведь здесь и окочуриться можно.

Прошло полчаса, и он поднял цену за своё спасение до двадцати фертингов, потом до тридцати, до сорока, до пятидесяти. За час он взвинтил цену до ста фертингов и на этом остановился.

– Дурачьё! – ругал он своих будущих избавителей. – Ходят где-то, разинув рты, и ни один балбес не может прийти сюда, чтоб получить сто фертингов. Будто сто фертингов на дороге валяются! Да скажи мне, что где-то можно получить даром сто фертингов, я, кажется, побегу на край света. И даже дальше! Честное слово, провались я на месте!

Некоторое время он прислушивался затаив дыхание, но ни один посторонний звук не долетел до него, ни одна ветка не хрустнула под ногой избавителя.

– Дурачьё, ослы, идиоты! – выходил из себя Скуперфильд. – Этакая нерадивость! Хотел дать сто фертингов, а теперь фигу они от меня получат! Могут и не являться!.. Вот и всегда так бывает! Сами пальцем не хотят пошевелить, чтоб заработать денежки, а потом говорят, что во всём богачи виноваты! Провались они все на месте!

Решение не платить деньги вернуло Скуперфильду хорошее настроение, однако ж ненадолго, так как он в ту же минуту почувствовал, что хочет есть. От нечего делать он принялся обдумывать, чего бы съел на обед, если бы вдруг очутился в столовой. Воображение рисовало ему самые вкусные блюда, и через пять минут аппетит его так распалился, что он готов был заплатить за своё освобождение тысячу фертингов.

«Даю тысячу фертингов! – мысленно завопил он. – Две тысячи даю! Три!.. Мало?.. Десять тысяч даю, чтоб вам провалиться на месте!»

Постепенно чувство голода, однако, притупилось. Скуперфильд уже начал жалеть, что так высоко поднял цену, но тут его начала мучить жажда.

– Сто тысяч даю, – сказал Скуперфильд и даже удивился собственной щедрости.

Некоторое время он раздумывал, не поднять ли цену до миллиона, потом сказал:

– Нет, лучше подохнуть, чем такие деньги платить!

Как раз в это время с дерева свалился на него дикий клоп и сильно куснул его за шею.

– А-а! – завопил Скуперфильд. – Даю миллион! Даю!..

Клоп, однако ж, не обратил на эти посулы внимания и куснул Скуперфильда вторично.

– Два миллиона даю! – закричал Скуперфильд.

Клоп укусил его в третий раз.

«Ах ты, зверушка чёртова! – мысленно выругался Скуперфильд. – Мало тебе двух миллионов? Три дам, чтоб тебе провалиться на месте!»