Бес предела Головачев Василий

– Чистой воды фрактал!

– Это то самое, о чём говорил ДД?

– Фрактал – фигура самоподобия, есть очень красивые формы, глаз не оторвёшь. ДД рассуждал, что Числовселенная более сложна, чем нам кажется, она реализует не только простой арифметический спектр, спектр целых чисел, но и такие математические загибы, как логарифмы, дроби и мнимые числа. Фракталы – один из реализованных вариантов.

– Не помню, чтобы он такое говорил.

– Ты выходил.

– Хорошо, мальчики, это фрактальная конструкция, – напомнила о себе Юстина, – что дальше? Пройти весь спектр до конца?

– Вряд ли это возможно, – с сомнением сказал Прохор. – Фрактал будет усложняться – и только, у него нет предела. Лучше вернуть серпу прежнюю форму.

– Вот вы этим и занимайтесь, – отрезала девушка, глянув на часы. – Уже обед скоро, пойду помогу Лукерье Ивановне готовить.

Она ушла.

Саблин оценивающе повертел в руках ажурный «серп».

– Не хочу я обратно крутить, там в сарае ещё с десяток таких же серпов висит. Кстати, нет приёма, чтобы превратить эту штуковину в серп одним усилием, минуя этапы формоспектра?

– Не знаю, ДД по этому поводу ничего не говорил.

– Жаль, если такого приёма нет. – Саблин скрылся в сарае и вернулся без серпа. – Продолжим?

– После обеда, подмёрз я что-то.

– Правильно, погреться надо. Но захватывает этот процесс как наркотик, Юстя права.

Оба направились в дом.

После обеда, в начале третьего, решили прогуляться в лес. Взяли с собой нож, вилку (утаив от бабушки Лукерьи), стакан и перегоревшую электролампочку. Остальные наглядные пособия для экспериментов решили поискать в лесу: шишки еловые, ягоды рябины, кусты и какую-нибудь живность.

День по-прежнему был насквозь пронизан солнцем, тишина кругом стояла такая, что звенело в ушах, и хотя мороз держался на уровне минус десяти градусов, холода не чувствовали.

В лес уходила хорошо накатанная дорога. Как пояснила Лукерья Ивановна, это была дорога в соседнее село Липовцы, где располагалась районная школа.

Поискали тропинку от дороги, уходящую в лес, нашли. По ней, очевидно, ходили в лес жители Ляховцев, за хворостом, корой или опавшими сосновыми иголками, которые все, кто имел живность, использовали в хлевах в качестве подстилки.

Нашли шишку, превратили её в чешуйчатый тетраэдр, потом в десяток других фигур, схожих чешуями и цветом, хотя чешуи при этом тоже меняли форму по закону Ф-спектра. В конце концов от шишки осталась только труха.

Маленькая, засыпанная снегом ёлочка долго не хотела изменяться, оставаясь остроносым конусом. Изменялась лишь форма её иголок – от широких лопаточек до узких и длинных игл, превращавших елку в дикобраза. Но в какой-то момент она раскорячилась ажурным многогранником, и Саблин со знанием дела констатировал:

– Вот вам и новый фрактал! Похоже, все Ф-спектры живых и растительных объектов заканчиваются фракталами. Вон сорока на клёне сидит, на нас смотрит, проверим?

– Жалко, – неуверенно проговорила Юстина.

– Чего жалко? Мы же не убивать её собираемся.

– Всё равно придётся экспериментировать на живом, – поддержал Данимира Прохор. – В этом деле нам нужен железный опыт.

– Кто начнёт?

– Я. – Прохор вытянул эргион, потом сунул его в карман, чувствуя ладонью шёлковое тепло многогранника.

Сорока, сидевшая почти на вершине потерявшего листву клёна, что-то прострекотала, переступила с ноги на ногу… и с шумом полетела вниз слитком чёрно-белой «керамики», бухнулась в снег гирей, ошалело вертя головой. Только была это уже не сорока, не птица, а странное голенастое существо, покрытое не то перьями, не то чешуёй, похожее на карикатурного микродинозавра.

– Оба-на! – озадаченно сказал Саблин.

Юстина прижала ладони к щекам.

«Динозавро-сорока» попыталась взлететь, хлопая крыльями, больше похожими на плавники, побежала от дерева к дереву, но завязла в сугробе.

– Верни ей крылья! – сказала Юстина.

– Успеем, пусть потерпит, ворюга. – Прохор «выстрелил», включая процесс формоперехода.

Странное существо подпрыгнуло, обрастая крыльями. У него стало теперь четыре крыла, а ноги потолстели, увеличиваясь в размерах, мосластые, как у страуса, хотя и не потеряли слой зеленоватых чешуй.

Птица зашипела, замахала крыльями, однако взлететь снова не смогла, попыталась влезть на дерево, противно заорала.

Прохор сжал зубы: сороку было жалко, но эксперимент следовало довести до финала, к тому же он надеялся, что вернёт птице её первоначальный облик.

Следующая трансформация преобразила четырёхкрылую «страусо-сороку» в мохнатую зубастую многоножку с десятком маленьких чёрных и белых крылышек.

Многоножка открыла пасть, свистнула по-соловьиному, снова попыталась взлететь, однако и на этот раз ей это не удалось. Возможно, для взлёта такому странному зверю требовался разбег, а по снегу разбежаться, даже имея небольшую массу, было трудно.

Юстина не выдержала.

– Крути назад!

Прохор понял, что эксперименты с живыми существами чреваты последствиями. Что же будет с людьми? – подумал он. В каких существ станут они превращаться, случись нужда в переформировании? ДД почему-то не сказал об этом ни слова. Сам не знал?

Шаг назад по Ф-оси (Прохор уже не напрягался, меняя вектор алгоритма формоперехода, привык) вернул зубастой, крылатой многоножке форму четырёхкрылой птицы.

Кудахча, как курица, она завязла в сугробе, и последующая трансформация вернула ей первоначальную фигуру сороки.

Разволновавшаяся птица заскакала по сугробам, взлетела наконец и, натыкаясь на деревья, стрекоча, метнулась прочь, подальше от страшного места.

Саблин захохотал. Улыбнулась и Юстина.

– Слава богу, бедная, отмаялась. От таких стрессов она птенцов заводить не сможет.

– Придёт в себя и забудет, – махнул рукой Саблин. – Что скажете? Опыт можно признать удачным или как?

– Чтобы так мучить живность, надо быть садистами, – заметила погрустневшая Юстина. – Давайте лучше на чём-нибудь неживом тренироваться.

Прохор хотел возразить, но встретил её взгляд и передумал. Вытащил лампочку.

– Кто первый?

Саблин отобрал у него лампочку, установил на вершине сугроба, наставил на неё палец.

– Бац!

Лампочка превратилась в дымный шарик… и рассыпалась стеклянно-металлической пылью.

Прохор не выдержал, засмеялся, глядя на уморительно-удивлённую физиономию друга, но в это время в ухе клацнул вызов мобильного. Он поднял руку, призывая спутников помолчать.

– Слушаю.

– Прохор Кириллович? – раздался в ухе гортанный мужской голос.

– Он. – Прохор хотел спросить: кто звонит? – но айком выдал цифры номера, и он вспомнил, кому принадлежит голос. – Таглиб?

Саблин замер, услышав имя, подошёл ближе.

– Прохор Кириллович, у нас дурные вести, – продолжал приятель Дмитрия Дмитриевича по-английски. – Дмитрий просил передать, что Прохор-третий попал в психиатрическую лечебницу в своём превалитете. Причина неизвестна. Но это ещё не всё. – Араб помолчал. – Вашего восьмого «родственника» сбила машина.

Прохор сжал зубы. Мысли разбежались, и стоило труда собрать их вместе.

– Почему, как? Попал в ДТП? Несчастный случай?

– Я там не был, поговорите с вашим другом Данимиром, пусть сходит туда и проверит.

– Понял, сделаем. ДД… э-э… Дмитрий Дмитриевич больше ничего не передавал?

– Он сказал: пусть усиленно тренируются. И ещё он сказал: будь сам мерой того, что происходит.

– Как? Извините…

– Это всё. Звоните, если понадоблюсь. – Голос в клипсе мобильного пропал.

Саблин и Юстина молча разглядывали математика, засмотревшегося на зимний лес.

– Кто звонил? – не выдержала девушка.

– Возвращаемся, – очнулся Прохор.

– Что случилось? Кто звонил?

– Таглиб, знакомый формонавт, мы познакомились у ДД. Прохор-третий попал в дурдом.

– Ну и что?

– А восьмого сбила машина. Насмерть.

Саблин сыграл желваками.

– Откуда Таглиб узнал об этом?

– От ДД.

– Тогда действительно надо возвращаться, тренироваться будем дома. Не вздумай ходить туда – в третий и восьмой превалитеты! Я сам наведаюсь.