Остров желтых васильков Брикер Мария
Шнайдер присел и приложил ладонь к могиле, поднялся и вздрогнул, заметив, наконец, Трофимова.
– Здравствуйте, – сказал Арсений. – Вы к Катеньке?
– Нет, к Катеньке мне пока рановато. Я к вам, Арсений Витальевич, – сказал Трофимов. – Мне надо с вами поговорить. Я из следственного управления.
Трофимов показал удостоверение, на которое Шнайдер даже не взглянул.
– Да, конечно. Вы, наверное, по поводу Катиной кончины? Все это очень неожиданно. Я в себя прийти не могу. Присядем? – спросил Арсений, указав на лавочку у одной из могил.
Трофимов согласился. Они отошли на несколько метров и сели напротив мраморного памятника. Арсений закурил и предложил сигарету Трофимову. Веня тоже закурил. Некоторое время сидели молча, Трофимов рассматривал памятник и лицо молодой девушки, высеченное на граните. Арсений рассеянно курил и смотрел перед собой.
– Думал, Катенька меня провожать будет. А вон как вышло…
– Почему вы так думали?
– Потому что я скоро умру. Врачи говорят, не больше трех месяцев мне жить осталось. Катенька, дурочка… Я не ожидал, что может на себя руки наложить. Как глупо это все. Как глупо. Она так любила жизнь! Ей бы немножко потерпеть…
– Потерпеть что? – насторожился Трофимов.
– Боль потерпеть. Очень много боли.
– Вы развод имеете в виду?
– И это тоже, – уклончиво ответил Шнайдер. – Навалилось все на Катю, она и не выдержала. Сначала развод, потом предательство сына. Ведь это он убил ту девушку, Яну Котову, да?
– Следствие покажет. Вы с какой целью в Москву приехали?
– Проститься с Катей и родину повидать перед смертью, как бы банально это ни звучало.
– Значит, вы были в курсе всех проблем Екатерины Витальевны? Она делилась с вами своими переживаниями?
– Да не особо мы были близки. Сложно все между нами было. Катя меня ненавидела. Она простить мне не могла, что я был любимчиком мамы. Потом для нее стало шоком, что я… Понимаете, я…
– Гей, – закончил мысль за Шнайдера Трофимов. Арсений растерянно посмотрел на Веню. – Сестра ваша давала показания, и эта деталь вашей биографии всплыла.
– Понятно… – Шнайдер отвернулся, потом снова посмотрел на Трофимова и спросил: – А в связи с чем?
– По ходу дела, – резко ответил Трофимов.
Шнайдер кивнул, поднял с земли старый пластмассовый цветок, оторвавшийся от венка, повертел его в руках.
– Так вот, собственно, о Катеньке… – почуяв неладное, продолжил Шнайдер. – Мы с Катей были близкие чужие люди. Я Катю тоже не понимал. Я всегда ей говорил – будь свободной и независимой, но она себя как личность уничтожила. Вела себя как гуттаперчевая кукла, подстраивалась и прогибалась под всех, желая угодить. Поэтому Долгов от нее и ушел, а сын вырос таким раздолбаем эгоистичным. Конечно, когда Долгов подал на развод, это Катю подкосило. Она ведь была глубоко убеждена, что делает для счастья мужа все, что может. Она просто не понимала – почему? Я пытался объяснить, но она меня не слушала. Она не в себе проблемы искала, а считала, что любовница мужа во всем виновата. Честно говоря, когда Данила мне позвонил и сказал, что Катя убила эту девицу – я даже поверил.
– Что заставило вас изменить свое мнение?
– Как – что? Насколько я знаю, Данила сознался в этом преступлении и находится под следствием. И Катя мне говорила, когда я ее в больнице навещал, что никого не убивала и призналась в убийстве, чтобы спасти от тюрьмы Данилу. Она была уверена, что сын убил, но его не винила. Она, дурочка, думала, что Данила убил Котову из мести. Типа, чтобы за мать отомстить.
– А вы что думаете по этому поводу?
– Я ничего не думаю, я знаю, что Данила с этой девкой спал и ужасно боялся, что Катя узнает про их связь. Катя мне все уши прожужжала, что у Данилочки девушка, но он такой стеснительный и не решается познакомить их.
– Откуда вы знаете то, чего не знала ваша сестра?
– У меня ключи от квартиры есть. Катя дала, когда я приехал, на всякий случай.
– А почему вы у нее не остановились? – задал провокационный вопрос Трофимов. Он сам знал ответ, но ему вдруг стало интересно, что ответит на это Шнайдер. Но Арсений ответил дипломатично.
– Не хотел Катю обременять. И потом, надо знать мою сестру. Она бы задолбала заботами. Короче, Катя была на даче, я мимо проезжал, и мне приспичило, пардон. Я думал, Данила с матерью на даче, дверь открыл ключом и застукал их.
– Какого числа это было?
– Восемнадцатого марта, – сказал Шнайдер.
– Во сколько? – напрягся Веня.
– В десять вечера.
– Вы уверены?
– Ну да, на все сто! Мы с другом на десять столик заказали в клубе. Клуб тут недалеко, в пяти минутах ходьбы.
– Есть контакт! – обрадовался Трофимов и хлопнул в ладоши, напугав ворон и Шнайдера. Арсений Шнайдер неожиданно оказался не убийцей, а важным свидетелем, который мог подтвердить встречу Котовой и Данилы Долгова на квартире незадолго до ее убийства и опровергнуть алиби племянника, основанное на показаниях Марты Клименко. Конечно, показания Шнайдера требовали проверки, но Трофимов чувствовал, что все было именно так, как описывал брат Долговой. И если это так, то Шнайдеру надо быть осторожным. Свидетелей в этом деле истребляют, как мух. Ему просто повезло, что в отличие от Валентины Семеренко, которая явно что-то знала и поэтому умерла, Арсений ушел из квартиры Екатерины и Данилы Долговых незамеченным. Что, возможно, спасло ему жизнь. С другой стороны, проживание в отеле с другом тоже обеспечивало ему безопасность. – А почему в клуб не пошли? – спросил Трофимов.
– Пошли, только нас туда не пустили. Мы фейсконтроль не прошли, – усмехнулся Шнайдер. – Поразительная страна Россия! Приличных людей в клубы не пускают.
– Да уж, сплошная дискриминация, – хмыкнул Трофимов.
– Это был клуб для геев, – уточнил Шнайдер, и Трофимов на некоторое время умолк и скис, озадаченно размышляя, что ему ведь придется туда переться, в клуб этот геев, и проверять показания Шнайдера. Какая неприятность, однако!
– Как клуб называется, куда вас не пустили? Кто-нибудь может подтвердить, что вы там были? Точнее, не были.
– Секьюрити. Колин пытался права качать, он рьяный защитник человеческих свобод, и ему чуть морду не набили. А клуб называется «Три кукушки». Поэтому я к сестре побежал, до этого мы с Колином пива нарезались в гостинице.
– Понимаю. Оригинальное название для гей-клуба, – саркастически заметил Веня и подумал, что это просто чудовищно – сидеть на кладбище напротив памятника безвременно почившей молодой девушки, вести разговоры с геем на тему дискриминации сексуальных меньшинств и обсуждать названия их клубов. Трофимов разозлился.
– Рассказывайте, что делали в квартире.
– В подробностях? – разозлился в свою очередь Арсений, почуяв нетолерантность Трофимова.
– Я не про это! Вы вошли в квартиру, открыв ее своим ключом. Дальше что?
– А дальше – ничего. Я услышал, что Данила ссорился в гостиной с девушкой. Дверь в гостиную была приоткрыта, но они были так увлечены, что меня не заметили. Девицу я видел только со спины, но Данила называл ее Яной. А Катя мне говорила, как зовут вертихвостку, которая разрушила ее жизнь. Яна – довольно редкое имя, чтобы это было совпадением. Из разговора понятно было, что они любовники. Катя об этой связи не знала. Данила скрывал.
– Уверены?
– Что Катя не знала? Конечно! Яна так и говорила Данилке, когда с ним ссорилась: неужели ты не понимаешь, твоя мать нам никогда не позволит быть вместе. Данила кричал: мне все равно! Яна говорила: а мне – нет! Я уже без того от нее настрадалась. Представляете, поганка какая, она, видите ли, от Катеньки настрадалась. Мужа увела, семью развалила, жизнь разбила, – настрадалась она, нахалка, – с неприязнью сказал Шнайдер. В этом отношении Трофимов был с ним солидарен и с покойной Котовой – тоже. Она прекрасно понимала, что Катя Долгова без боя не отдаст ей сына. Данила Долгов хорохорился перед любовницей, но тоже не мог не понимать, как отреагирует на эту связь его мать. – Нет, Катя точно не знала, – размышлял вслух Шнайдер. – Она узнала потом. Честно говоря, я не ожидал, что дома кто-то есть. Свет в окнах не горел. Мне стало неловко, и я тихо ушел.
– И все?
– Все.
– А где был в это время ваш друг?
– На улице меня ждал.
– Почему?
– Потому что так захотел! – вспылил Шнайдер и скис, помолчал немного, начал раскачиваться вперед-назал, сказал тихо: – Это я ее убил… Я ее убил…
– Кого? – растерялся Трофимов. Шнайдер не отвечал, обхватив себя руками, он продолжал раскачиваться. Лоб его вспотел, глаза стали больными и безумными. Арсению, похоже, нужна была доза.
– Шнайдер, кого вы убили? Яну Котову? Вы дождались, когда она выйдет из квартиры, и зарезали ее?
Арсений перестал раскачиваться и посмотрел на Трофимова с удивлением.
– Охренели совсем! – возмутился он. – Я отправился сначала в ближайший клозет у метро, где чудовищно провел время за двадцать рублей, а потом отправился в гей-клуб с Колином.
– Вас же туда не пустили, – напомнил Трофимов. Шнайдер снова посмотрел на Веню, как на идиота.
– Вы всерьез полагаете, что в Москве только один гей-клуб?
– А что, их много? – брякнул Веня. Шнайдер не ответил, но Трофимов понял, что угадал, и расстроился окончательно. Теперь ему предстояло проверить не одно, а два подобных заведения. – Как называется клуб, куда вы потом поехали? – хмуро уточнил он.
– «Оранжевая обезьяна», – сообщил Шнайдер. – Минут пятнадцать одиннадцатого мы уже были там. Ехали на метро. Подтвердить наше пребывание в клубе могут как минимум человек пятьдесят. В клубе мы провели всю ночь и ушли часов в пять утра. Взяли частника и поехали в отель спать.
«Как их много», – еще больше опечалился Трофимов, записывая в блокноте название второго клуба для меньшинств.
– Обезьяны, кукушки… Вот, блин, – покачал головой Трофимов. – Почему не назвать клуб так, чтобы всем понятно было, кто туда ходит! Для безопасности остальных граждан. – Трофимов на некоторое время замолчал, пытаясь собраться с мыслями, и сказал с раздражением: – Короче, кого вы убили, я так и не понял!
– Катю… я свою убил.
– Шнайдер, еще минуточку побудьте со мной в адеквате. Напоминаю, ваша сестра покончила с собой – это подтвердила экспертиза и свидетели.
– Вы сами что-то теряете адекватность с каждой минутой. Дикая страна. Пещерная и отсталая, – в свою очередь разозлился Арсений. – Я фигурально – неужели не понятно!
– Да вы меня просто нервируете, вот я с мысли и сбиваюсь!
Шнайдер развернулся к Трофимову всем корпусом и приготовился явно выступить с пламенной речью о дискриминации геев.
– Какой вы добрый и толерантный, – начал он издалека. Веня отодвинулся, чтобы не получить в пятак, и перебил Арсения:
– Я про ваше состояние, если что, а не про ориентацию. Поплохело что-то вам, я смотрю. Ширнуться пора, да, Шнайдер? Хотя вы правы, я совсем не толерантный. Поэтому рассказывайте быстрее, а то могу не сдержаться и морду набить. Чем вы добили свою сестрицу? Царство ей небесное. – Веня покосился на могилу самоубийцы Долговой. – Хотел сказать, земля ей пухом.
Шнайдер растерял боевой задор, ему становилось все хуже, лицо его побелело, губы стали синими, а руки нервно перебирали пуговицы на пиджаке.
– Когда Катя в больнице оказалась с порезами, я ей все рассказал.
– Что – все?
– Что Данила встречается с тварью, которая разрушила ее жизнь, этой сукой Яной. Катенька ведь думала, что Данила Котову прирезал, чтобы за нее отомстить, поэтому и прикрывала. Так вот, я объяснил Кате, что сыном ее двигали совсем другие побуждения.
– Какие?
– Понятия не имею, но явно же, что Данила не мстил за мать! Я вам говорил уже, что они ссорились. Яна угрожала, что бросит Данилу. Чего она хотела от парня, я не знаю, но в итоге расплатилась за угрозу свою – свалить – жизнью. Я рассказал Кате, что Данила спит с Яной. Я просто хотел, чтобы Катя отказалась от идиотской затеи взять вину сына на себя из благородных побуждений. Он ведь с ней совсем неблагородно поступил! Мало того – роман закрутил с женщиной, которая разбила матери жизнь. Катя эту информацию восприняла очень плохо, но вместо того, чтобы отказаться от признательных показаний и все рассказать следствию, покончила с собой. Я убил Катю. Я не должен был этого говорить. Я видел, в каком нестабильном она была состоянии. Я не должен был…
Шнайдер неожиданно заплакал навзрыд, как рыдают женщины. Истерика с каждой минутой нарастала, и Трофимов сделал то, что давно хотел сделать, – дал Арсению по морде. Шнайдер всхлипнул и перестал рыдать.
– Шнайдер, если вашу сестру фигурально и убили, то это сделали не вы, а ее собственный сын! Следствие выяснило, что именно Данила Долгов подкинул улики на дачу, что говорит о том, что он хладнокровно подставил свою мать. И ваша сестра об этом прекрасно знала. Она же неглупая была женщина. Первую попытку самоубийства она сымитировала, чтобы выиграть время и дать своему сыну шанс. Ваш гнусный племянник шансом не воспользовался. Он, паскуда, не на кладбище будет сказано, даже не думал прощенья просить у своей матери и принял ее жертву как должное. Вот у вашей сестры и сдали нервы. Вы тут вообще ни при чем, Шнайдер. Так что…
– Спасибо… – чуть слышно сказал Арсений. – Спасибо вам…
– На здоровье. Вспомните, ссора вашего племянника и Котовой по какому поводу была?
– Я толком не слышал. Они громко спорили, перебивали друг друга, но то, что они любовники, – было ясно из контекста. Я, кажется, вам уже говорил. Яна уговаривала Данилу на что-то решиться ради любви к ней. Данила кричал, что Яна рехнулась, сошла с ума, он на это пойти не может даже ради нее. Последнее, что я слышал, – Яна заявила, что Данила жалкий трус, и если он отказывается ее спасти, то между ними все кончено. Она возвращается к его отцу. Я не знаю, что там произошло потом, я ушел, но результат их ссоры вы сейчас расследуете. Возможно, племянник не справился с эмоциями. Судя по интонациям, он был в очень нестабильном психическом состоянии.
История внезапно приобрела иной поворот. В голове у Трофимова последняя разборка выглядела иначе. Веня думал, что Данила уговаривал Яну бросить отца и вернуться к нему. Яна не согласилась – поэтому он ее прирезал. Со слов Шнайдера, все было несколько иначе, Яна спала с Данилой, но собиралась уйти к его отцу. Трофимов запутался. Зачем уходить к отцу, от которого она свинтила накануне свадьбы? Похоже, Котова свинтила из-под венца от Долгова-старшего прямиком к Долгову-младшему, но угрожала парню, что передумает и вернется, если он не сделает что-то. Что-то, что может ее спасти. Спасти Котову могло решение ее материальных проблем. Но что она вынуждала сделать Данилу Долгова? Не банк же ограбить?
– А вы не поняли, на что Котова Данилу подстрекала? – спросил Трофимов.
– Нет…
– Где вы были вчера ночью?
– Я был в отеле. С Колином…
– Никуда не выходили?
– Нет, мне плохо было. Весь день похоронами занимался, а к вечеру сломался… Все думал о Кате… Катеньке своей…
Шнайдеру стало еще хуже. Колин, который наблюдал за ними от ворот кладбища, понял это и метнулся рысью к нему на помощь. Компанию из двух геев Веня выдержать уже не мог, простился с Арсением и направился к выходу.
– Подождите! – окликнул его Шнайдер. Трофимов обернулся. – Кажется, я вспомнил. Данила с Яной еще какую-то девушку упоминали в разговоре. Они собирались ехать к ней. Имя у нее такое было… Немецкое…
– Марта?
– Марта…
Глава 20
ТЕРЕМ КУДЕСНИКА
Кудесник неожиданно позвонил сам и сообщил Зотовой, что согласен на встречу сегодня вечером, но с одним условием: она приедет одна, без диктофона, оружия и в вечернем туалете. Кудесник сообщил, что через час за Еленой Петровной заедет машина, которая доставит ее на место встречи.
Условие про туалет взбесило Елену Петровну до такой степени, что она была готова порвать все вечерние платья, которые пылились у нее в шкафу после последней поездки в Копенгаген на премьеру Варламова. В период их медового месяца. Когда она была худее на десять кило. Ясно было, что Кудесник издевается, но криминальный авторитет дал понять, что если она не выполнит какое-то из условий – разговора у них не получится.
– Козел вонючий, – выругалась Елена Петровна, напялила на себя лиловое платье в пол и с ненавистью уставилась на свое отражение в зеркале. В этом платье она походила на оперную певицу с лишним весом. В спальню вошел Варламов и, оглядев Елену Петровну с ног до головы, ненавязчиво поинтересовался:
– Ты куда это собираешься, Лена?
– По делам, – рявкнула Елена Петровна.
– Так поздно?
– Да! А что тебя удивляет? У меня встреча с человеком, который может пролить свет на некоторые темные подробности одного убийства.
– А, ну я понял. Ужинать, значит, не будешь?
– Нет.
Варламов кивнул и вышел. Зотовой стало стыдно, что так резко говорила с мужем. С другой стороны, он знал, на ком женится! Елена Петровна вздохнула, села за трюмо и с раздражением намазала губы яркой помадой. Получилось кошмарно. Елена Петровна припудрила шрам над бровью, наложила синие тени, подвела жирные стрелки, нарумянилась и щедро накрасила ресницы. Это была месть криминальному авторитету. «Пусть теперь сдохнет от стыда», – со злорадством подумала Елена Петровна и нарисовала над губой мушку. Она решила, что разговор с авторитетом будет проходить где-нибудь в дорогом ресторане, в отдельном кабинете.
Елена Петровна вышла в прихожую, набросила плащ.
– Вань, я ухожу, – крикнула она в сторону кабинета мужа. Варламов не ответил. Впервые он не вышел ее проводить. Кажется, у них назревал кризис, подумала озадаченно Елена Петровна, но что с ним делать, она не представляла. Зотова поправила прическу и вышла за дверь.
Черный «Линкольн» с тонированными стеклами плавно затормозил у ее подъезда. Зотова открыла дверь и плюхнулась на заднее кожаное сиденье. Она не сомневалась, что Кудесник отправит за ней машину представительского класса. Удивительно, что не восьмиместный «Хаммер»!
– Ехать далеко? – поинтересовалась Елена Петровна у водителя. Тот молча нажал на газ, и машина плавно покатила в сторону проспекта Вернадского, а дальше пошла на разворот и рванула на Минку, в сторону пригорода. Зотова напряглась. Похоже, это будет не ресторан. Кудесник решил ее удивить своим загородным особняком. Елена Петровна не угадала: через полчаса машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, миновала ворота и остановилась у загородного клуба под названием «КуЛ». Глядя на название, можно было сделать вывод, что к созданию этой обители покоя и уюта приложил руку сам Кудесник – Коля Лукин.
Клуб утопал в соснах и был оформлен в классическом барском стиле: гостиница, ресторан с большой открытой верандой, здание администрации и, возможно, спортивный комплекс. Вдоль небольшого озера тянулись беседки и специальные мостки для ловли рыбы. Отдельно стояли два рубленых терема неизвестного предназначения.
На стоянке ресторана были припаркованы несколько автомобилей, два черных джипа и синий «БМВ», машина Кудесника. Елена Петровна его узнала по «солнечной» аэрографии на крыльях.
Водитель вышел из машины, распахнул для нее дверь и галантно подал Зотовой руку. Елена Петровна вылезла из машины и вдохнула полной грудью влажный воздух, пропахший соснами. Давно она не была на природе.
– Выглядите очаровательно, Леночка, – отвлек ее от созерцания окружающего ландшафта водила, и Зотова вздрогнула и ошарашенно на него уставилась – перед ней стоял Кудесник собственной персоной.
– Спасибо. Не думала, что вы подрабатываете водителем в свободное от дел время, Николай Всеволодович, – усмехнулась Елена Петровна. Один тур Кудесник у нее выиграл. Ей даже в голову не пришло, что за рулем «Линкольна» сидит криминальный авторитет собственной персоной.
– Не мог вас никому другому доверить. Уж больно вы ценный груз, – кокетливо пропел Кудесник, пристально разглядывая Елену Петровну. Зотова нахально рассматривала его. На криминального авторитета Николай Всеволодович Лукин совсем не походил, выглядел он заурядно и неброско, как советский инженер заштатного НИИ. Только глаза, хитрые и юркие, выдавали в нем человека незаурядного.
– Хорошо у вас тут, – сказала Елена Петровна.
– Я тут душой отдыхаю от мирской суеты. Пойдемте, Лена, я вас ухой угощу. Сегодня с утра наловил уклеек и окуней, – сказал Кудесник, взял Зотову под руку и повел не в ресторан, а в один из теремов.
Елена Петровна обреченно плелась рядом. Рыбу она уже год не ела после того, как у нее за обедом у судмедика Плешнера застряла рыбья кость в горле, и она чуть не умерла[4].
Кудесник снял с нее плащ, ощупал глазами фигуру и пригласил Елену Петровну в столовую-гостиную. От его взгляда стало липко. Николай Всеволодович явно проявлял к ней неправильный интерес – он пялился на нее как на женщину! Форменное безобразие! Только этого счастья ей не хватало, подумала Елена Петровна, отметив тяжелые канделябры на столе и медную статую ангела с крыльями на комоде на случай непредвиденной обороны. Умом Елена Петровна понимала, что вряд ли криминальный авторитет кинется лишать ее чести. Он вроде не идиот, а она все-таки не совсем женщина, она – следователь по особо важным делам, майор юстиции следственного управления. Однако за свою жизнь, точнее, работу в правоохранительных органах она повидала такую массу неадекватных мужиков, что для нее встреча с нормальными представителями сильного пола – редкость.
Авторитет тем временем продолжал жечь Елену Петровну взглядом, особенно ту часть тела, которой Зотова гордилась, – грудь. Его нахальные глаза словно ныряли в декольте Елены Петровны и ощупывали ее под платьем.
Чтобы не дать авторитету в глаз, Зотова решила оглядеть интерьер.
Интерьер был оформлен в старорусском купеческом стиле. Судя по нагромождению добра, дорогим иконам, картинам, мебели, люстрам и хрусталю в сервантах, терем был личным гнездом Коли Лукина, и здесь он проводил большую часть своего времени.
Откуда-то несло канифолью. Запах был таким стойким, что Елене Петровне помимо воли в голову полезли ассоциации с паяльником и пытками безвинных жертв. Развеял ассоциации сам Кудесник.
– Крыло у ангела сломалось, припаял его, вот и воняет. Проветриваю полдня, а запах никак не уходит, извините, – заявил Кудесник. – Присаживайтесь, Лена, за стол и располагайтесь. Сейчас я распоряжусь, чтобы уху подавали, а пока закусывайте, не стесняйтесь. Может, водочки вам плеснуть или вискаря? Отчего-то мне кажется, что шампанское вы не уважаете. Угадал?
– Угадали. Меня от него пучит, – призналась Елена Петровна, в надежде, что подобными физиологическими откровениями приглушит странные фантазии Коли Лукина, которые, судя по нездоровому блеску глаз, серьезно будоражили его воображение.
– Меня тоже пучит со страшной силой. Терпеть не могу эти шипучки, – оживился Кудесник и посмотрел на Елену Петровну с еще большим вожделением. – Так водочки вам налить? Наливка тоже домашняя есть, на калине.
– Спасибо, я лучше компотику, – отказалась Елена Петровна и села за длинный дубовый стол, который был сервирован на две персоны.
Стол ломился от закусок: соленья, холодец, селедка под шубой, морковка с изюмом и сметаной. В графинах были разлиты компот из сухофруктов и морс. Похоже, Кудесник решил поразить ее барским гостеприимством. Есть, однако, не хотелось.
– Не знала, что сломанные крылья ангелам паяльниками чинят, – пошутила Елена Петровна, разглядывая внушительных размеров металлического ангелочка, которого заприметила, как вошла. Кудесник проследил за направлением ее взгляда.
– Мамин подарок, – сентиментально заявил он, пожирая ее глазами. Зотова покашляла и отвернулась. Не хватало ей еще для счастья поклонников – криминальных авторитетов. Похоже, она с макияжем переборщила. И с платьем, которое фактурно подчеркнуло все ее лишние кило. Коля Лукин раздражал ее все больше, но приходилось терпеть. Она сюда явилась не для того, чтобы ссориться с ним, и находилась на чужой территории. «Может, все-таки остудить пыл Кудесника ударом в глаз», – глотнув компота, подумала Елена Петровна. С какой стати эта сволочь криминальная себе позволяет такое безобразие?
– Вы какую музыку любите, Лена? – поинтересовался Лукин.
– Шопена, – доложила Зотова. Елена Петровна действительно любила Шопена, но еще надеялась, что у Кудесника в тереме не найдется диска классической музыки. А то ведь, не дай бог, танцевать пригласит, тогда она его ласково придушит в вальсе и не станет на свете этой мрази. Правда, ее тоже не станет, такой хорошей и прекрасной, потому что за дверью наверняка караулят хозяина его макаки, и если с авторитетом что-то случится, ей не дадут выйти из терема живой.
Николай Всеволодович пощелкал пультом музыкальной системы, нашел-таки, гад поганый, Шопена, включил музыку, а потом заорал на весь терем:
– Нинка, уху подавай!
Зотова от неожиданности смахнула со стола тарелку. Тарелка не разбилась, покатилась по полу к ногам Кудесника. К несчастью, подумала Елена Петровна.
– Нинка, тарелку захвати! – проорал авторитет, и Елена Петровна чуть не смахнула со стола стакан.
– Нинка глухая, как пробка, – сообщил Кудесник, поднял тарелку с пола, вытер ее рукавом и поставил на край стола. А потом уселся рядом с Еленой Петровной, разглядывая ее все интимней.
– Какой шрам у вас… занятный, – выдохнул Лукин ей в лицо.
– Бандитская пуля, – пошутила Елена Петровна, покашляла в кулачок, хотела отодвинуть стул подальше от Кудесника, но, схватив его руками, поняла, что стул не двигается.
– Нинка, уху неси! – снова проорал Кудесник, на этот раз в его голосе прозвучало раздражение.
Зотова вообразила старую каргу со слуховым аппаратом на ухе, но в гостиную примчалась миловидная полная девушка с косой, в белом фартуке и идиотском кокошнике. Кудесник явно переигрывал в желании походить во всем на русского барина.
Нинка поставила в центр стола супницу и блюдо с пирожками. От пирожков шел пар и аромат.
– Разливать? – тупо спросила она у Кудесника.
– Вон иди, я сам за дамой поухаживаю, – вздохнул трагично криминальный авторитет и взял из супницы половник. Нинка убежала, шибанув дверью со всей дури. – Держу из жалости. Дочка моего конюха, – сообщил Кудесник и разлил уху по тарелкам. Уха была прозрачной, как слеза младенца. Костей в тарелке не наблюдалось, и Елена Петровна сунула ложку в рот.
– У вас лошади? – поинтересовалась она, чувствуя себя слегка идиоткой. Она в тереме, ест уху из окуней и уклеек, обслуживает ее глуховатая деревенская Нинка в кокошнике с косой, и беседует она на светские темы про лошадей с криминальным авторитетом под музыку Шопена.
– Есть грешок, конюшню завел. А конюха копытом кобылица убила. Пьяный был, лошади это дело не понравилось, и она ему по лбу копытом – дыдых! – Кудесник звезданул по столу со всей дури, бокалы и посуда зазвенели. – Конюх и скопытился, – скаламбурил Николай Всеволодович. – Хороший мужик был!
– Чудесная уха, – похвалила Зотова, сунув в рот еще несколько ложек, а потом пирожок с капустой. Сам Кудесник отчего-то не ел. И Елена Петровна притормозила с трапезой. Кудесник заметил ее телодвижения и неожиданно захохотал.
– Да я же себе не враг, чтобы вас, старшего следователя следственного управления, травить супом! Просто у меня аллергия на рыбу. Съем и гуд бай – отек Квинке с летальным исходом.
– А что же вы…
– Себе уху налил? Мне нравится смотреть, как мои гости едят то, что может меня убить, – заявил Кудесник, и с него спал налет провинциального нувориша.
– Вообще-то я сюда не уху есть приехала, – напомнила Зотова, отодвинув тарелку, – но супчик удался. Спасибо! Давайте теперь к делу перейдем.
– Да куда же вы, Лена, торопитесь? У нас вся ночь впереди.
Елена Петровна замерла.
– Это была шутка, – гоготнул Кудесник. – Ладно, к делу так к делу. Буду откровенен с вами. Шевченко я не убивал.
– Да, я в курсе.
– Неужели?
– Вы ее только избили до полусмерти.
– А вы неглупая женщина, но заблуждаетесь. До полусмерти шлюху я не избивал, Господь с вами! Я вообще со шлюхами дел не имею. Ребятки мои поговорили с Задвижкой по душам в профилактических целях, попользовались девочкой, не без этого, конечно. Уплачено было за два часа. Ну, может быть, немного перестарались, но я вас уверяю, эта шлюха оклемалась бы на следующий день. На них, как на собаках, все быстро заживает.
– Николай Всеволодович, понимаете, голубчик, какое дело: о том, что Шевченко вы не устраняли, а просто, как вы выражаетесь, воспитывали, я догадалась. Но у меня нет доказательств, что Шевченко после визита к вам вернулась в город живой. Вот такая метаморфоза. А начальство давит, так как это не первое убийство, а второе. И я буду вынуждена копать под вас. Сами понимаете, неизвестно, что накопаю!
– Что вы хотите? – резко спросил Кудесник.
– Я очень хочу никогда больше вас не видеть и ничего о вас не знать, – мило улыбнулась Зотова.
– Это вряд ли, – сказал Кудесник, взял пирожок и начал задумчиво жевать.
Зотова растерялась и тоже взяла пирожок, чтобы занять чем-то руки и подумать, что было скрыто под заявлением Кудесника: угроза или прогноз на будущее.
– Люблю женщин, которые едят с аппетитом, – прервал паузу криминальный авторитет. – Нравитесь вы мне, Лена… Как женщина.
Елена Петровна перестала жевать и притихла, покосилась на Кудесника, как испуганная кобылица. Как реагировать на комплименты криминального авторитета, она не понимала.
– Должна вам заметить, Николай Всеволодович, что не падка на комплименты, – жестко сказала она. – И я замужем.
– Правда? – спросил Кудесник и начал хохотать. – Лена, вы всерьез думаете, что прежде чем встретиться с вами, я не получил о вас полную информацию? Я знаю о вас все. Даже то, чего вы о себе не знаете.
– Полагаю, для вас собрал информацию обо мне несуществующий внештатный корреспондент газеты «Ленинские новости» Звонарев?
– Облажался-таки Звонарев, – рассмеялся Кудесник. – Позвольте узнать, где он прокололся и вы его вычислили?
– Желтый свитер, – соврала Зотова.
– Не понял?
– А я вам свои методики выявления лжежурналистов не обязана раскрывать, – пошутила Елена Петровна и демонстративно посмотрела на часы. Она не ожидала, что встреча с криминальным авторитетом окажется настолько бесполезной. Диалог о пустом явно затянулся.
Кудесник наблюдал за ней с улыбкой.
– Что ваш журналист выяснил обо мне, чего я не знаю? – спросила Зотова.
– А это скорее предсказание. Дайте руку, – попросил Кудесник и придвинулся к Елене Петровне. – Дайте, дайте – не бойтесь. Я вас не укушу. Я вам погадаю.
Зотова неохотно положила перед Кудесником на стол свою руку. Он взял ее за кончики пальцев, глядя пристально ей в глаза, поцеловал, потом перевернул ладонью вверх и сосредоточенно, словно гадалка, начал изучать линии на ее руке.
– И что меня ждет? – ехидно спросила Елена Петровна. Кудесник медленно поднял глаза и посмотрел на нее проникновенно и серьезно, как гипнотизер. Елене Петровне показалось, что еще немного, и он правда ее загипнотизирует.
– Вас ждет любовь, – прошептал он и добавил с придыханием: – Какой же у вас сексуальный шрам!
Кудесник попытался поцеловать ее ладонь, Зотова вырвала свою руку и поднялась.
– Может, хватит паясничать?
Кудесник захохотал, как ребенок, хлопая ладонями по столу, смеялся до слез. Потом налил себе компот в стакан и, всхлипывая, выпил. «Шизик», – про себя подумала Елена Петровна и решила свалить отсюда, пока это идиот, не дай бог, не вздумал к ней пристать. Последствия были бы необратимые и для авторитета, и для нее.
– Мои ребятки отвезли шлюху в город и вышвырнули из машины на улице Правды. Это недалеко от Савеловского вокзала.
– Почему там?
– Там съемная хата, где Любка шлюх своих держит. Времени было без четверти – без десяти час, но до хаты девка так и не дошла, хотя идти ей было недалеко, минут пять-семь. То, что она отправилась домой, без вариантов. На точку возвращаться ей был не резон с такой рожей, к айболитам она бы не пошла. Родственников у нее в Москве нет, а с Ребровым мы ей видеться запретили, и она нам клятву дала, что будет держаться от ментяры подальше. Выходит, убийца около дома ее заприметил или в подъезде.
– Адрес квартиры скажете?
– Что ж не сказать, скажу. Да только Любка свалила уже оттуда и на дно залегла. Боится, тварь!
Кудесник продиктовал Зотовой адрес съемной квартиры, которую снимала Люба для своих девочек.
– И вот что я вам скажу, Лена: ее убил не маньяк.
– Почему вы так считаете?
– Потом что, как баба, она в тот момент не представляла никакого сексуального интереса, вот почему, – гоготнул Кудесник, и Зотову затошнило. Она знала наверняка, что он избивал девушку Шевченко лично и, возможно, получал от этого удовольствие, а теперь философствует, козлина! Видимо, Кудесник заметил перемену в ее лице, налил в стакан компота из графина.
– Выпейте компота сладкого, а то что-то вы скисли, – ехидно заметил он и продолжил с умным видом анализ преступления. – Шлюха выглядела как чужая жертва, но кто-то очень слабый ее добил. Не ради удовольствия, а ради другой цели, – пел криминальный авторитет Елене Петровне, которая вспомнила следы побоев на теле и лице Шевченко и страстно захотела выплеснуть компот в морду этому уроду.
– А у вас есть версии, из-за чего могли ее убить? Раз вы нашу версию с маньяком отвергли.
– А что ж тут непонятного? Подстава это! Меня подставляют, – Кудесник сжал кулаки. – И человек, который это сделал, сильно пожалеет об этом, – сквозь зубы процедил Николай Всеволодович и треснул кулаком по столу. Стаканы и тарелки зазвенели. – Вы уж не обессудьте, Лена, если я первый найду этого падальщика, разберусь с ним по-своему. Девка эта мне принадлежит, и трогать ее имею право только я. И с Любкой разберусь, сукой. Это ведь она вас по моему следу направила. Сознавайтесь, она? – Кудесник пристально уставился на Елену Петровну.
– Как мы вас вычислили, я сказать вам не могу. Тайна следствия, – попыталась увести разговор в другую сторону Елена Петровна.
– Любка, больше некому, – заключил криминальный авторитет. – Она давно мечтает от меня избавиться, придется и ее поучить уму-разуму. И вот что я подумал: может, это она убила свою шлюху, чтобы меня подставить?
– Это не она, – сказала Зотова. – Сутенерша была в это время на точке.
– Ясное дело, что сама она не стала бы подставляться. Заказала девку какому-нибудь чеграшу конченому за дозу, он шлюху и прирезал на подходе к дому. Как мне сразу это в голову не пришло, – озадачился Кудесник. – А я еще думаю: что это она свою любимую девочку нам сдает… Теперь ясно, зачем.
– Значит, это Люба вам сказала, что Шевченко связалась с Ребровым?
– Она, – кивнул Кудесник, подтвердив первоначальную версию Зотовой. – Расклад понятен. Любка не дура, она прекрасно знала, что мы мараться не будем, поучим немного и домой отправим. Я ведь просто так грех-то на душу не беру. Строго по понятиям живу, кровь никому по-пустому не пускаю, только за дело – потому как явление у меня было.