Из будущего – в бой. Никто, кроме нас! Ланцов Михаил

Созданный два года назад как несколько пафосная организация-заготовка, православный рыцарский орден вновь всплыл как объект пристального внимания великого князя. Саша собственноручно, как глава ордена, вручил неофитам символы — персональные номерные значки в виде пятиконечной звезды из серебра, инкрустированной тонкими пластинками темно-красного рубина. Эти значки были совсем маленькие — не больше двенадцати миллиметров в поперечнике, для крепления в петлицу. Поначалу Александр хотел выделить особыми знаками первых двенадцать человек, но решил, что и номеров хватит. Теперь, когда в рядах этого ордена числилось уже двадцать три человека, нужно было с ним что-то делать. Он, конечно, мог расти и дальше в неупорядоченном виде, но тогда вскоре превратился бы в одну из многих в Европе почетную привилегированную корпорацию, членство в которой жаловалось тем или иным монархом как государственная награда с навешиванием красивой побрякушки.

Так что последние дни и месяцы 1859 года Александр провел, уйдя с головой в организационные дела ордена. Помимо устава нужно было продумать и развернуть его структуру. Причем не лично, а вырабатывая совместно с остальными членами ордена. Саше требовалось их участие не потому, что он не мог бы сам все это оформить, а потому, что не желал никакой фиктивности в подобных делах. Поэтому каждый пункт внутренних нормативных документов тщательно обсасывался и продумывался, выстраиваясь в кирпичики единой мозаики весьма жесткой по своему устройству политической организации. Основное внимание уделялось двухсторонней связи, то есть продумывался механизм, когда с самого низа можно было бы донести полезную информацию до самого верха. Ну и, как вы уже догадались, служба собственной безопасности, как отдельная и очень важная задача. Через эту службу Александр и хотел получить определенные рычаги влияния на свой «колпак». По большому счету эта большая и напряженная работа всех членов ордена завершилась своеобразным съездом, который не только утвердил устав, некогда написанный Александром и завизированный императором, но и, по сути, означал, что орден начал свою работу, развернувшись как организация. По итогам этого первого съезда был составлен подробнейший отчет, включавший в себя не только все разработанные нормативные акты и полный перечень участников, но и комментарии по всем спорным вопросам. Александр был в прошлой жизни от всего этого очень далек, так что все получалось не лучшим образом. Но, как говорил известный авантюрист и проходимец, «лед тронулся, господа присяжные заседатели».

Глава 8

«ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА…»

(15 февраля 1860 — 7 февраля 1861)

Пятнадцатого февраля 1860 года император пригласил Александра со свитой из десятка отличников училища в Санкт-Петербург, так как решил в этот раз не посещать так сильно его раздражавшую Москву из-за дня рождения Саши. Великий князь должен был впервые после начала московской авантюры предстать перед ликом Санкт-Петербургского света. При этом Саша должен был решить сложнейшую задачу. С одной стороны, он должен не затмить старшего брата, а с другой стороны — показать себя эффектно. Все эти светские игры Александру были совершенно не свойственны, тем более в свете того, что он как-то привык в Москве быть если не главным, то очень близким к этому.

Спасло положение Саши только прибытие в столицу его будущей невесты. Это позволило уделить свету куда меньше внимания, чем предполагалось, оправдывая свое отсутствие вполне разумными причинами. Впрочем, второй акцент был сделан на общении со старшим братом, ибо Сашу мучили странные предчувствия. Император действительно наблюдал за тем, как Саша общается с Никсой, хоть и незаметно (как он считал, когда косился из самых странных положений). Но братья быстро нашли общий язык по той простой причине, что изголодавшийся по общению со сверстниками Никса был готов говорить часами. Как ни крути, а воспитание наследника было довольно основательным, так что особо свободного времени у него не было из-за напряженного графика. То есть Саше оставалось его только слушать и местами задавать правильные вопросы, провоцирующие новую волну «словесного поноса». Со стороны это выглядело довольно умилительно. Уж слишком восторженными казались братья во время таких бесед. Так вот и получалось то с Никсой, то с Еленой, а то и с ними обоими проводить почти все свободное время.

Время до дня рождения пролетело очень быстро из-за весьма расслабленного времяпрепровождения. Впрочем, ничего особенно удивительного за эти дни не прошло. Разве что Елена несколько похорошела, так как соблюдала рекомендации и просьбы Саши довольно тщательно, а потому тискать ее за разные места стало ощутимо приятнее. Так и встретили торжественный день приема в честь пятнадцатилетия великого князя Александра Александровича. Пафос, танцы, болтовня. Собственно, ничего особенно интересного там не было. Только в отличие от предыдущих приемов рядом была повсеместно Елена, которая по-русски практически не разговаривала, а потому великому князю приходилось много переводить, испытывая на себе томный взгляд девушки. Она была без ума от него. Возможно, из-за гормонов, которые искали выход, возможно, из-за поведения самого Саши, совершенно без стеснений заигрывавшего с девушкой, но это и не столь важно. Единственные мысли, посещавшие его в недолгие минуты покоя и спокойствия, когда он был предоставлен сам себе, были о том, как бесполезно он тратит свое время.

Попытка поговорить с отцом о предстоящей Гражданской войне в США оказалась неудачной. Император согласился с доводами о том, что она все-таки будет, но совершенно не понял, зачем Александр хочет в нее ввязываться. По крайней мере лично. Основным контрдоводом стало то, что, выступая на стороне южных штатов, он опозорит весь императорский дом поддержкой рабства. И ничто не сможет его оправдать. Да и непонятно Александру Николаевичу было, зачем Саша жаждет свою голову в пекло засовывать. Ведь там очень легко погибнуть. В сложившихся обстоятельствах это было очень неудобно для Отечества. В общем, разговор не получился. Единственное, что у Александра получилось, это убедить отца сформировать учебный полк при училище для отработки нововведений. Так его и назвали — Московский учебный военно-инженерный полк. С комплектацией учениками училища и добровольцами по конкурсу из числа солдат, отслуживших пять и более лет. Это, конечно, было совсем не то, что Александр хотел, но вариантов у него не оставалось — пойти открыто против воли императора он не желал, да и не нужно это было, ибо мог вполне реально заклеймить и себя и свою фамилию связью с рабовладельцами. Наверное, это был первый случай за последние пять лет, когда Александр пожалел, что имеет столь высокое социальное положение, которое буквально связывало его по рукам и ногам.

Всю дорогу в Москву Саша напряженно думал. Нужно было спровоцировать США, чтобы они создали прецедент для casus belle. И только в Москве, слушая отчет Натальи Александровны о делах в Санкт-Петербурге в области сплетен и слухов, Сашу посетило озарение. Вот же он, человек, который «спасет отца российской демократии».

— Наталья, я хочу вас попросить об одном одолжении, которое должно остаться между нами.

— Вы хотите попробовать что-то новое? — Наташа лукаво и томно улыбнулась.

— Всему свое время, — Александр был сама серьезность. — Дело в том, что вы единственный человек, которому я могу довериться в одном довольно щекотливом деле.

— О!

— Да. Но ответьте, могу ли я на вас положиться?

— Конечно. Саша, вы меня интригуете.

— Мне нужно, чтобы вы поехали в США как мой официальный представитель и занялись изучением конъюнктуры для сбыта комиксов.

— И все? — Наталья Александровна оказалась несколько разочарована.

— Это официальное прикрытие, легенда, которую, впрочем, вам тоже нужно отработать. На самом деле вам будет надобно заниматься там совсем иными делами. Я даже не знаю, справитесь ли вы?

— Не томите, рассказывайте.

— Необходимо скомпрометировать одного человека и создать ряд нелицеприятных прецедентов. Сможете ли вы такое сделать?

— Любопытно. Я не знаю, но попробовать можно.

— Хорошо.

Дальше у великого князя с этой бойкой дамой была очень длительная беседа, в ходе которой Александр рассказал, как скомпрометировать Авраама Линкольна в глазах американской общественности и выставить его человеком, который в угоду личной выгоды подрывает отношения с важным стратегическим союзником. Тут стоит пояснить: Российская империя в 1860 году выступала всячески в пользу поддержки Соединенных Штатов. Своего рода нежная безответная любовь. Что-то было в этой стране, что манило умы отечественного руководства уже в те годы. Мало того, стоит отметить, что именно участие Российской империи помогло удержать Великобританию от вступления в войну на стороне южных штатов. Как вы понимаете, усиление этой североамериканской державы туманному Альбиону было очень невыгодно. Впрочем, в пику определенной недальновидности мы пытались вредить ежеминутными каверзами своему традиционному врагу. Но Александр-то понимал, что держава, которую пересоберет Авраам Линкольн, в будущем станет ключевым противником Отечества во всем мире, переняв эстафету от дряхлеющей Великобритании. Поэтому великий князь решил не стесняться в средствах и применить все приемы черного пиара, которые только смог вспомнить.

После часового монолога Александра Наталья, хмыкнув, подала голос:

— Саша, я вынуждена вам отказать.

— Почему?

— Потому что я не смогу все это сделать. Я же обычная женщина и совсем не похожа на Миледи из романа Александра Дюма.

— Вы лучше.

— Не льстите мне. Я отлично понимаю пределы своих возможностей. Согласившись вам помогать в этом деле, я быстрее всего окажусь в очень неприятной ситуации. Вы не подумайте, я не из-за страха вам отказываю.

— Да… я понимаю. Действительно, у меня от желания поучаствовать в той войне уже совсем сознание мутнеет.

— В чем причина подобного навязчивого желания?

— Если мы сейчас упустим возможность, то позже уже не сможем вмешаться в дела этой державы.

— Зачем она вам? Далекая страна, буквально на другом конце планеты. Что она вам такое сделала?

— Сделает.

— Простите?

— Эта страна в будущем станет врагом Отечества похлеще Великобритании. А отсутствие сильных противников на суше и отделенность огромным океаном от наиболее влиятельных европейских держав избавят ее от многих проблем. В свою очередь это позволит ей намного быстрее развиваться.

— Откуда вам это известно?

— У меня свои источники, Наталья. Это совершенно точно. Если мы сейчас упустим шанс, потом будет уже поздно.

— Хорошо, я что-нибудь попробую придумать. Главное, не совершайте необдуманных поступков. А то вы разгорячились так, что хоть пироги на вас пеки.

Наталья Александровна вновь отбыла по делам в Санкт-Петербург, а вокруг Александра завертелась круговерть организационных вопросов.

Первым делом в поле между Московской оружейной фабрикой и Московским императорским военно-инженерным училищем начали энергичнейшим образом возводить полковые казармы, а также всю необходимую инфраструктуру, которую, на взгляд Александра, стоило там развернуть. Впрочем, казармы и столовую строили в первую очередь. Задача это была не очень сложная, поэтому после завершения проектной работы великий князь смог передать дела полностью Закревскому. А сам принялся за другие дела, в частности, начал заседания комиссии, которой предстояло отобрать желающих для зачисления в новый полк. Это действо оказалось весьма актуально, так как добровольцы отозвались довольно быстро и их было много, очень много. Подобное положение дел объяснялось тем, что об Александре уже ходили самые разнообразные слухи, преимущественно положительного характера, из которых простые солдаты и унтера сделали для себя вывод, что стоит попробовать. Поэтому у великого князя появилась возможность очень придирчиво отбирать тех, кто к нему поступал. Шли, само собой, как и планировалось, преимущественно нижние чины, так как офицеры в основной своей массе имели совсем другие интересы и ориентиры.

Отбирали по трем критериям. Во-первых, это физические показатели и здоровье. Причем массо-габаритные параметры должны были укладываться в средние показатели, то есть сильно высоких бойцов или очень низких старались не брать. Это был своего рода небольшой «таракан» самого Саши. Он, видите ли, хотел, чтобы полк получился максимально однородным по своему внешнему виду. Во-вторых, смотрели на умственные способности. Даже если человек был не образован, ему задавали задачки на смекалку и наблюдали за тем, как тот размышлял. В-третьих, важным критерием выступила категория решительности. Умные и здоровые увальни Александру были совершенно ни к чему. Особняком стоял особый параметр порядочности — всех, прошедших отбор по основным показателям, пропускали через сито Третьего отделения канцелярии Его Императорского Величества, изучая, что за люди эти кандидаты. И только после всей процедуры доброволец становился кандидатом на зачисление в полк. Кандидатом по той причине, что лишь 30 июня, по завершении конкурса, будут приниматься окончательные решения. Конкурс в целом был очень неплохим — по два с лишним десятка человек на место. Видимо, сарафанное радио делало свое дело очень исправно. Что радовало, так как позволяло набрать хорошо обученных ефрейторов.

Основной причиной, почему в формирующуюся учебную часть потянулись нижние чины, стали условия, в которых будет проходить служба. Во-первых, в новой учебной части вводился запрет на телесные наказания. Во-вторых, нормальное централизованное питание избавляло нижние чины от бесконечной возни по добыванию и приготовлению пищи, что порождало массу проблем. То есть людей привлекали совершенно обыденные и довольно приземленные вещи, которые облегчали им жизнь. Впрочем, эти же условия оказывали негативное действие на офицеров, которым казались совершенно не интересными. То есть по конкурсу преимущественно происходило заполнение позиций нижних чинов, в то время как офицерские и унтер-офицерские должности оставались для выпускников училища.

Параллельно с конкурсом шла разработка структуры нового полка, который создавался по отмашке императора с «чистого листа». Александру буквально пришлось воевать за каждый пункт, так как далеко не все его идеи воспринимались правильно офицерами, привлеченными для консультации в этом деле. Впрочем, как и в делах с винтовкой, у великого князя оказался под боком ресурс, который отлично приводил в чувства слишком упорных в своих заблуждениях офицеров. Да, Левшин это делал очень деликатно, но офицеры все равно обижались, что их мнение не учли. Но что поделать, всем мил не будешь, тем более в подобных вопросах.

Получилась следующая схема. Ядром полка стали три пехотных батальона, в каждом из которых имелось по три пехотные роты. В качестве усиления имелась восьмиорудийная артиллерийская батарея и пулеметная рота. Также имелась рота тылового обеспечения и различные узкопрофильные взводы. А именно: инженерно-саперный, медико-санитарный, разведывательный, комендантский, связи и оркестр. Довольно внушительное формирование.

Отличительной особенностью нового штатного расписания стало введение новой организации роты. Теперь она делилась на три взвода, которые, в свою очередь, делились на три отделения, ну а те — на три звена по три человека. Впрочем, ничего принципиально необычного в организации учебного полка не было. С современной точки зрения. Особой критике подвергались эти самые звенья, так как современные Александру офицеры просто не понимали, зачем такие малые подразделения нужны. Но в положение можно было войти, так как они все еще мыслили категориями войны 1812 года, когда стреляли редко, недалеко и совсем не метко из дульнозарядных гладкоствольных ружей. То есть казнозарядные винтовки под унитарный металлический патрон для них ничего не меняли. Видимо, пройдет не одно десятилетие, прежде чем офицеры старой закалки поймут и примут более современные тактические решения.

Также перед Александром стояла непростая задача — обучить и снарядить всю эту массу людей. Форму полку утвердили такую же, что и в училище, дабы облегчить ее пошив. Тем более что весь личный состав формально и так проходил как учащиеся. Вооружения пока не было никакого, так как фабрика еще не наладила выпуск винтовок. Впрочем, винтовки были лишь малой головной болью, практически устраненной, помимо них были и другие, не менее важные вопросы об артиллерии и митральезах.

Вводить гладкоствольные артиллерийские орудия на вооружение полка было бессмысленно, а разрабатывать новые нарезные системы, заряжаемые с казны, в рамках имеющихся сроков и ресурсов казалось полной утопией. Подобное положение совершенно не радовало, причем настолько, что Александр оказался буквально на грани безвыходной ситуации. Впрочем, положение спасла случайность. Оказывается, весной 1860 года полным ходом шло испытание 4-фунтовой бронзовой нарезной полевой пушки, которую вот-вот должны были принять на вооружение. Эту очень важную новость ему сообщил в своем письме Обухов, который к тому времени отбыл к себе в Златоуст дальше заниматься вопросом производства артиллерийской стали. Понимая, что это лучшее из возможного, Александр эти пушки и заказал. Нужно же было на чем-то практиковаться его артиллеристам. Эта система хоть и не блистала выдающимися показателями, но позволяла обучать расчеты скоординированной прицельной стрельбе. Ведь перед батареями теперь Александром ставилась задача не только точно стрелять, но и стрелять скоординированно. Дело в том, что в то время существовала практика самостоятельного наведения на цель своего орудия каждым наводчиком, причем индивидуально и независимо. Это приводило к рассеиванию огня и снижению и без того невысокой точности. Саша же желал видеть настоящие батареи, в которых командир в полной мере управляет огнем всех орудий, а не просто отбывает номер. Для 1860 года подобный подход был серьезным, требующим, как это ни странно, правильно обученных командиров батарей.

А вот вопрос с механическими пулеметами (так Саша назвал митральезы не залповой стрельбы) оказался куда острее и сложнее. Они были нужны, но на рынке их практически не было. По большому счету существовала только одна система — митральеза Монтиньи, принятая весной того же 1860 года на вооружение французской армии. Да и та была настолько засекречена, что о ней Александр только по памяти и знал. При этом митральеза Монтиньи обладала столь убогой конструкцией, что Саша даже не мог рассматривать ее всерьез. Поэтому оставался только один путь — создавать эрзац-пулемет с нуля своими силами. Вот как раз для этой цели Горлов и был нужен. Почему именно митральеза, а не, скажем, нормальный пулемет? Ответ на этот вопрос предельно прост. Во-первых, потому, что для стабильной работы автоматики пулемета нужны патроны с большим импульсом, чего с дымным порохом не добиться. Во-вторых, в современных Александру технических условиях изготовить пулемет получалось не в пример сложнее и дороже, чем митральезу, из-за значительно более высоких требований к качеству материала и точности обработки. Так как в противном случае оружие будет часто заедать. Увы, не пришло еще время для настоящих пулеметов.

Многоствольную систему Александру не хотелось вводить по причине того, что она ему не нравилась своей громоздкостью и избыточной сложностью. Нужно было что-то очень простое и предельно надежное. В общем, не мудрствуя лукаво, он решил остановиться на схеме в духе одноствольной митральезы Гарднера конца 70-х годов XIX века. Само собой, в сильно доработанном виде. По большому счету Александр помнил лишь приблизительно устройство этого оружия, поэтому часть деталей, в частности приемник патронов с матерчатой ленты «слизал» с хорошо ему знакомого пулемета Браунинга времен Первой мировой войны. Помимо этого, памятуя об особенностях эксплуатации, Александр решил снабдить митральезу противопульным щитком, для защиты расчета. В итоге у великого князя получилась конструкция, по своему внешнему виду сильно напоминавшая легкую немецкую пушку 37-мм Pak 35/36, только на полтора центнера легче, без обрезиненных колес и с единой нераздвижной станиной, которая по совместительству выступала в роли посадочного места для стрелка. Чтобы не попой в грязь садиться. По первоначальному плану Александр хотел помещать ствол в кожух с водой, но в ходе работ над проектом отказался от этой мысли, так как интенсивность стрельбы получалась небольшой. То есть обычного утолщения ствола было бы вполне достаточно. Питание этого механического пулемета осуществлялось из брезентовой ленты, рассчитанной на 250 патронов. Ее укладывали в жестяные коробки, в которых и переносили. Чтобы избежать перекосов в приемнике, этот своеобразный ленточный магазин подвешивался под стволом на жестком креплении. Ну вот, в общих чертах, и все. 3 мая 1860 года начали изготавливать первый опытный образец механического пулемета (как его Александр назвал) для испытаний.

19 мая 1860 года произошел неожиданный казус в русско-американских отношениях. Скандально известный сенатор Джон Паркер Хелл, еще по «резолюции Касса», в рамках которой он призывал судить русского царя за подавление революции 1848 года в Венгрии и ссылку декабристов, устроил новую клоунаду. По его инициативе был произведен арест русского торгового судна в порту Балтимора, куда оно прибыло после отгрузки товара в Новом Орлеане. Капитану и всему экипажу были предъявлены обвинения в контрабанде оружия, которое незаконно ввозилось на территорию Северо-Американских Соединенных Штатов. Причем с ходу начала создаваться шумиха, имевшая, по всей видимости, одну-единственную цель — создать предвыборную истерию вокруг республиканской партии, к которой сенатор и относился. Мало того, с его подачи снова зазвучала довольно популярная в северных штатах риторика в духе «резолюции Касса» о том, что русского царя нужно судить. Сколько Александр ни тормошил свою память, но ничего подобного вспомнить не смог. Видимо, в той истории, которую он знал, подобное дело замяли либо как-то смогли избежать, а тут ему придали огласку.

Неизвестно, правда ли там имела место контрабанда или нет, но Александра это уже не волновало — он отреагировал молниеносно, написав очень резкую обличительную статью в адрес американского общества. Негоже терпеть, когда твое доброе имя поливают помоями. По большому счету статья была сведена к пяти тезисам. Во-первых, тезис о традиционном гуманизме и человеколюбии американского общества, который был раскрыт через массовую бойню индейцев, что устроили бандиты, бежавшие от виселицы в Европе. Во-вторых, тезис о природной благодарности американского общества, раскрывавшийся через прецеденты принятия помощи от местных аборигенов во время голода. Само собой, когда угроза миновала, спасителей традиционно уничтожали — исключительно из благих намерений. В-третьих, важным примером добрососедских отношений стало противостояние с Мексикой, у которой США отняли половину территории, особенно после того, как там отменили рабство и туда побежали чернокожие рабы со всех американских штатов. Лучшего соседа, как говорится, не найти. В-четвертых, тезис о честности и верности слову этого замечательного общества и народа раскрывался через многочисленные нарушения американцами договоров с индейцами, которые они сами и инициировали. В-пятых, тезис о концепции двойных стандартов, который Александр показал через забавные моменты, связанные с рабством в свободной демократической стране, которая осуждает куда более либеральное крепостное право в России. Как говорится, в своем глазу бревна не замечают, а у других соринки осуждают. Само собой, приводились многочисленные факты и описывались прецеденты, из-за чего статья получилась яркая, насыщенная и очень эффектная. Великий князь даже не ожидал, что нечто подобное у него могло получиться.

Теперь ее нужно было опубликовать. Как и где? Да, Александр Николаевич, прочитав статью, оказался несколько недоволен, так как она усугубляла и без того неприятный международный скандал. Впрочем, ответить на выходку Джона Паркера было необходимо, тем более что тот уже не раз выступал против России. Поэтому поступили так, как предложил Саша — статью, после аккуратной стилистической правки, дабы сгладить откровенно острые углы и перевести полностью в поле злободневной сатиры, отправили в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Само собой, с визой императора, удостоверяющей в том, что он ознакомлен и не возражает против ее издания. Имя автора было скрыто за псевдонимом некоего никому не известного поручика Ржевского.

Эффект от статьи получился феерический, особенно в трех странах: собственно Российской империи, Великобритании и США. Впрочем, в последней стране статья легла на очень благодатную почву, только усилив и без того острые противоречия между Севером и Югом, к которому с каждым днем все более тяготели практически все индейские племена западного побережья.

Следующим шагом Александра стал выпуск тематического издания комикса, в котором все указанные выше тезисы обыгрывались через сатирические зарисовки. В свете чего следует учесть, что комикс к лету 1860 года был довольно популярным и коммерчески успешным ежеквартальным изданием с тиражом десять тысяч экземпляров на русском языке и три тысячи на английском. В конце концов в сентябре 1860 года сам Джон Паркер Хелл в интервью газете «Нью-Йорк таймс» заявил, что инициализация ареста этого корабля стала самой большой ошибкой, которую он когда-либо совершал. Впрочем, русско-американские отношения были уже очень сильно подорваны. Особенно с отечественной стороны, где последовали значительные возмущения граждан, следящих за политическими вопросами, действиями американских властей в целом ряде вопросов. Даже студенты, и те забурлили.

Выдержки из комикса:

«Переселенцев в Новый Свет холодной зимой от голодной смерти спасают индейцы, безвозмездно поделившиеся с голодающими соседями своими припасами. Среди переданного им продовольствия были большие, толстые и очень вкусные птицы, прозванные впоследствии индейками».

«Племена, столь неосмотрительно пригревшие соседей, всего десять лет спустя вымирают от оспы, которая содержалась в специально подаренных им зараженных одеялах».

«В память о тех событиях нынешние американцы каждый год на День благодарения зверски убивают и съедают миллионы индеек. Упаси вас Господь делать для этих людей что-нибудь хорошее».

Великобритания подобные веяния поддерживала всемерно. Расчет туманного Альбиона был прост — нельзя было допускать, чтобы отношения России и США вновь стабилизировались и нормализовались. Ведь подобное обстоятельство серьезно помешало бы Великобритании отстоять свои интересы в стремительно нарастающем конфликте внутри их бывшей колонии. Однако в землях туманного Альбиона так и не поняли причину столь сильного и не характерного возмущения Российской империи. Не поняли, но и значения особого не придали, допустив, что это просто эмоции, которые не раз сказывались на внешней политике столь непонятной и непредсказуемой для них страны.

В свете нагнетания международной обстановки, которая теперь поддерживалась всеми силами английской дипломатии, поход Александра в САСШ стал куда более реален, нежели раньше. Вопросы рабства отошли на второй план, уступив свое место обостренной национальной гордости. Но дальше вызывающей риторики пока не заходило. Все ждали результатов президентских выборов в САСШ, которые, по прогнозам, должны были положить начало расколу страны.

Но вернемся к материальной части полка. 7 июля 1860 года был изготовлен первый механический пулемет. Испытания показали очень неплохой результат — матерчатая лента на 250 патронов расстреливалась за пятьдесят секунд, после чего уходило еще около двадцати секунд на установку новой. В принципе, для 1860 года очень неплохо. По огневой эффективности механический пулемет был сопоставим с ротой стрелков из английских винтовок «Энфилд». Впрочем, испытания выявили ряд недостатков как в механике, так и в управлении огнем. Хотя, нужно признаться, вторая поделка «конструкторского бюро им. Саши» вышла не в пример лучше первой. Видимо, сказался опыт. Восемнадцатого июля в мастерскую Медведева были отправлены чертежи доработанной модели вместе с хозяином производства. А Горлов с Александром взялись за проектирование револьвера.

Ничего особенно сложного делать не планировалось. Шестизарядный барабан под унитарный патрон центрального боя с закраиной .374-40, который представлял собой укороченную версию винтовочного. Конструктивно новая поделка представляла собой револьвер одинарного действия с переломной рамкой. А по своему виду он напоминал Colt Army 1860 года (который, по существу, и был взят за прототип), за тем исключением, что был скорострельнее и проще в перезарядке. В общем, совершенно обычная конструкция для того времени, исключая заряжание.

Опытную партию из десяти револьверов разместили на Тульском оружейном заводе, впрочем, понимая, что их там будут делать практически вручную, говорить о партии в три сотни нет никакой возможности. По крайней мере, собственными силами Тульского завода.

Прочим необычным снаряжением, которым должны были выгодно отличаться бойцы этого полка во время американского похода, стали глубокие стальные шлемы и малые пехотные лопатки, которые по штату были положены всем нижним чинам и унтер-офицерам. Впрочем, формально их в учебном полку не вводили из соображений конспирации. Тут стоит отметить, что вводимые Александром стальные шлемы сильно подрастеряли парадность. По крайней мере, по сравнению с моделью образца 1844 года, в которой русские солдаты сражались на редутах Севастополя. Они стали куда более просты и технологичны в производстве, а также серьезно прибавили в защитных свойствах. Это выражалось в том, что новые шлемы не пробивались револьверной пулей и отлично держали сабельный удар. А это очень серьезно снижало процент ранений в бою в целом. Говоря же про малую пехотную лопатку, тут сложно было придумать что-то необычное. Александр тупо скопировал по памяти хорошо знакомую МПЛ-50, с которой познакомился во время своей службы в прошлом. Такие знакомства, как говорится, не забываются.

Впрочем, на фоне всех этих револьверов, касок и винтовок особенно ярко выделялась походная кухня. Как это ни странно, но подобное явление еще не посетило русскую армию, поэтому ее требовалось создавать практически с нуля, то есть по памяти, благо Александр отлично представлял себе устройство полевой кухни времен начала XX века. На полковое обеспечение предполагалось выделить двенадцать подобных конструкций, каждая из которых была рассчитана примерно на три сотни человек.

Но это были только наиболее яркие моменты, так как иных мелочей оказалась масса. В связи с чем Александр практически забросил занятия в училище, заменив его практическими делами организационного характера. На что не мог не отреагировать император, а потому 15 августа 1860 года вызвал его к себе на беседу.

— Саша, что происходит? Ты все бросил и занимаешься подготовкой этого полка так, будто он завтра должен идти в бой. Все еще надеешься поехать в САСШ воевать?

— Да. — Александр смотрел императору прямо в глаза, спокойно, уверенно, немигающим взглядом. — Мы не можем упустить этот шанс, тем более что в текущей обстановке наше выступление на стороне южных штатов никто не осудит.

— Ты хочешь, чтобы мы объявили САСШ войну?

— Нет. Из России поедут добровольцы. Империя будет соблюдать вооруженный нейтралитет. В то время как ее верноподданные, движимые исключительно желанием восстановить справедливость, выедут в качестве добровольцев, чтобы участвовать в боевых действиях на стороне повстанцев, что также пытаются освободиться от нечестивого режима. Само собой, природная сметливость позволит по пути в Новый Свет этим добровольцам самоорганизоваться.

— Допустим, — император улыбнулся, — но зачем твое личное участие во всем этом деле?

— Никто, кроме меня, не знает, как правильно использовать этот полк нового строя и его боевые возможности. Эта экспедиция решает сразу несколько проблем. Впрочем, наиболее важных из них только две. Первая — мы помогаем повстанцам, которые в ближайшее время поднимут бунт, и максимально ослабляем САСШ. Наше выступление будет не одиноко — Великобритания, без сомнения, видя нашу поддержку, выступит флотом и заблокирует северные штаты. Воевать они не полезут, но даже этого будет достаточно. Если все пойдет так, как нам нужно, мы сможем добиться признания южных штатов независимым государством, чем раздробим нашего противника на две части, оставив промышленный север без дешевого южного сырья. Это первая задача. Вторая тесно связана с необходимостью сломить устоявшиеся стереотипы в головах нашего генералитета. Армия будет сопротивляться нововведениям до тех пор, пока их эффективность не будет доказана в деле, то есть — в бою.

— Саша, но ты нужен империи здесь. Как же нам с этим быть?

— Никак. Папа, пойми, никто, кроме меня, с этой задачей не справится. Я, безусловно, рискую, но мы должны попробовать, потому что это наш единственный шанс. Его нельзя терять. — Александр весь разговор продолжал смотреть прямо в глаза императора спокойным, решительным взглядом и ждал ответа. Впрочем, отец не спешил. Он прошелся по рабочему кабинету с задумчивым видом, подошел к бару, налил себе треть фужера вина и уселся на диван.

— Александр, ты так уверен в успехе мероприятия?

— Да.

— Ты думаешь, одного полка хватит, чтобы решить исход той войны, о которой ты говоришь?

— Думаю, хватит. В САСШ сейчас около пятнадцати тысяч кадровых военных, которые рассредоточены по удаленным фортам на границе с западными индейскими землями. В случае поднятия бунта что южные штаты, что северные будут обладать только наспех собранным и совершенно не обученным ополчением. Которое, само собой, будет вооружено далеко не самым лучшим оружием. На первых порах ополченцы обеих сторон достанут даже дедовские кремниевые ружья, из которых стреляли еще во время Войны за независимость. Ценность нашего полка будет соразмерна двум-трем полновесным дивизиям этих ополченцев, а то и больше. Особенно в свете новейшего вооружения.

— Каковы масштабы формирования этих ополчений?

— Если все пойдет так, как должно идти, то есть без нашего вмешательства, мы получим к 1864 году более миллиона солдат у северных штатов. Но это если тянуть. На первых порах там будут совершенно иные масштабы боев. Ситуация складывается такая, что если мы вмешаемся незамедлительно, то сможем изменить обстановку в свою пользу.

— Хорошо, я понял тебя.

— И каково решение по данному вопросу?

— Прежде я хочу проконсультироваться с нашими «английскими друзьями», — император сделал небольшую паузу и продолжил: — Знаешь, если бы не твоя настойчивость и убежденность в том, что это, несомненно, нужно сделать, то я бы завернул эту поездку. Слишком уж она авантюрна по своей природе.

— Но ты все же даешь согласие.

— Да. — Александр Николаевич улыбнулся. — Я все понимаю и хочу посмотреть, что у тебя получится. Ты меня, признаться, заинтриговал.

Уезжал в Москву Александр в приподнятом настроении — у него получилось сделать то, что казалось невозможным делом. Император согласился, хотя ему все эти цели войны были неинтересны. Он заинтриговался в первую очередь тем, как Александр поведет себя в самостоятельном плавании. Очевидно, что великий князь «бил копытом» и рвался вперед, но допускать до серьезных дел в империи его было рано. Да и вообще, императору хотелось посмотреть на то, какого результата Саша сможет добиться в этой совершенно сумасшедшей авантюре.

Нужно сказать, что дела в Российской империи были несколько хуже, чем в известной нам истории. Великие реформы, которые задумал Александр Николаевич, буксовали по всем направлениям. Возьмем земельную. В отличие от известных нам обстоятельств, ее подготовка шла очень плохо. В первую очередь из-за того, что ряд наиболее энергичных ее деятелей оказались на других постах. Например, Левшин Алексей Ираклиевич, который к ней в этой истории даже пальцем не прикасался. Поэтому неудача шла за неудачей. А тут еще в феврале 1859 года скоропостижно скончался от нервного перенапряжения Яков Иванович Ростовцев — главный двигатель этой реформы, и все буквально встало. Традиционно принято считать, что ключевую роль в вопросе земельной реформы сыграл Николай Алексеевич Милютин, но это не совсем так. Он был идеологом и теоретиком, который нуждался в людях, способных претворять его идеи в жизнь. У него самого просто не хватало энергии и характера для подобных дел. Поэтому земельная реформа оказалась в состоянии совершенной сырости и разлаженности. Причем конца-краю этому делу было не видно.

Александр Николаевич это понимал и нуждался в упорных, энергичных и решительных людях на службе империи, которые в состоянии проводить модернизацию государства Российского. И тут в качестве интересного кандидата на сцену вышел его собственный сын — Саша. Император был впечатлен той энергией и упорством, с которой он готовил новый полк к боям. Его напор и хватка могли бы дать фору челюстям английского бульдога. Но самое главное — у Саши получалось то, что он делал. С проблемами, не с первого раза, но получалось. Воинская часть, которая изначально, по отзывам военного министра Сухозанета, должна была быть пригодна только для маскарада, решительно преображалась буквально на глазах. По крайней мере, так ему докладывал Левшин, который опирался на авторитет Ермолова. Очень серьезный военный авторитет в те годы. Александр Николаевич был заинтригован настолько, что решил рискнуть и разрешить сыну участвовать в этой крайне рисковой авантюре. Тем более что его «бульдожка» от своего не отступит и если не сегодня, так завтра найдет повод или придумает причину для того, чтобы сделать то, что считает нужным. Поэтому началась интенсивная подготовка к экспедиции.

Слова словами, но нужно было аккуратно обставить дела с русскими добровольцами. В конце концов Александр принял решение остановиться на хорошо знакомой ему схеме. По крайней мере, он о ней неоднократно слышал и читал в своей прошлой жизни — в сентябре он учреждает «Общество добровольной помощи Конфедерации Штатов Америки». Именно оно должно было формально заниматься поиском, подготовкой и снаряжением добровольцев. Помимо уже обозначенных риторических аспектов в недовольстве поведением правительства северных штатов, со стороны общества стали звучать слова о защите русских земель в Северной Америке, которым, дескать, угрожают ненасытные янки. Хотя, вероятно, это было уже избыточным, так как у выступления добровольцев и без того получалось достаточно поводов.

Довольно быстро стало очевидно, что уже засвеченную форму учебного полка использовать во время похода было нельзя, впрочем, как и любую другую униформу русской армии. Александру пришлось импровизировать на ходу Ничего особенного придумывать он не стал. Сначала переделал гимнастерку в обычный китель очень близкого фасона из той же ткани. За исключением накладных грудных карманов, которые выполнялись в качестве своеобразных газырей под двенадцать винтовочных патронов. Ввел в качестве головного убора пилотку немецкого покроя (с опускающимися полями), на которую можно было спокойно надевать стальной пехотный шлем. Кстати сказать, пилотку солдаты сразу же прозвали «пирожком» вместо трехэтажного официального названия. Третьим новшеством стало введение совершенно обычной плащ-палатки РККА, которую читатели хорошо знают по кинофильмам о Великой Отечественной войне. Вся форма окрашивалась, для отличия от училища и учебного полка, в хорошо известный германский серо-полевой цвет, или, как его еще называли, фельдграу. Того самого оттенка, который в 1935 году установили за стандарт вермахта и который не раз встречался читателям в фильмах. Как ни крути — но он один из самых успешных защитных цветовых сочетаний, выступающий вполне реальным конкурентом для хаки.

Двенадцатого сентября 1860 года фабрика смогла выпустить первую винтовку. Александр решил это отпраздновать и после окончания рабочих смен накрыл во дворе большую поляну Он понимал, что народ может расслабиться, но пропустить такое знаменательное событие было совершенно нельзя. Эту первую винтовку завода решили не использовать, а положить на вечное хранение и выбить на ней серийный номер — 000.000.000.

— Саша, зря ты это затеял, — Левшин был недоволен. — Только все заработало, а ты уже людей распускаешь. И так у них условия волшебные, никто не работает за такие деньги и в таком комфорте.

— Алексей Ираклиевич, все правильно. Это не только наш успех, но и их. Они должны почувствовать, что это место не барщина, это место их дом. Это совсем другой подход к работе. Мне нужно, чтобы эти люди радели за свою работу, за те товары, что они делают, за то место, где они работают. Все это для них не должно стать золотой клеткой.

— Александр, я вас не понимаю.

— Алексей Ираклиевич, со временем поймете. Когда увидите, во что это превратится лет через десять.

Народ и вправду несколько расслабился, но после обращения к ним великого князя уже на следующий день собрался и смог к первому ноября выйти на проектную мощность в пятьдесят винтовок каждые сутки. Больше пока не получалось чисто технологически, сказывалось несовершенство станков. То есть увеличить выпуск винтовок можно было бы, только установив дублирующий цех. Впрочем, на данном этапе это было совершенно лишним, ибо полк до начала экспедиции получалось полностью снарядить.

Из-за общей перегруженности ряда цехов фабрики с остальным оружием решили поступить следующим образом. Заказ на револьверы разместить на Тульском оружейном заводе, но стволы поставлять с фабрики, благо, что они делались на том же оборудовании, что и винтовочные, но с большим выходом. С механическими пулеметами из положения вышли аналогичным способом, только высылая стволы в мастерскую Медведева. Эти меры позволяли выпустить все необходимое оборудование в срок. Что же касается пехотных шлемов и малых пехотных лопаток, то их изготавливали, как и фляги и прочее сопутствующее снаряжение, в цехе штамповки, который был относительно мало задействован в процессе производства винтовок. И потому частично простаивал.

Второй стороной этой интенсивной подготовки стал юридический аспект. Александр совсем не собирался потерять все идеи и разработки во время экспедиции. Поэтому сразу после разговора с отцом, в котором тот дал добро на поход, великий князь напряг Левшина вопросом поиска юристов, или стряпчих, как их тогда называли. Да не простых, а толковых. Которые уже в октябре целой бригадой отбыли в Европу и США. Перед ними стояла простейшая, но довольно масштабная задача — взять патенты на целую массу разнообразных новшеств и изобретений. Наглый ход, но стоящий того.

— Алексей Ираклиевич, вы думаете, эта затея с массовым привлечением стряпчих для сбора привилегий оправдана?

— Ваше Императорское Величество, я никогда не сталкивался с подобной практикой, но мне кажется, в ней есть здравый смысл. По замыслу Александра все новшества, которые он придумал, станут доступны в Европе только через покупку… эм… лицензии. Да, совершенно точно, лицензии. То есть права на использования этого новшества.

— И что, в Европе к этому отнесутся нормально?

— Боюсь, у них не будет выбора. Александр намерен судиться с каждым, кто попробует его обойти. Все стряпчие, представляющие его интересы, находятся не только на довольствии, но и получат процент с каждого успешного иска, выигранного в суде, а также с каждой удачной продажи лицензии. Боюсь, что они носом будут землю рыть, так как проценты в абсолютном выражении будут очень солидными.

— Вам не кажется этот подход излишне мещанским?

— Времена сейчас такие. Тем более великий князь выступает как частное лицо.

— Как частное лицо благородного дома.

— Ваше Императорское Величество, давайте посмотрим на то, как Европа отреагирует. Пока стряпчие докладывают в своих записках, что все идет спокойно. Нигде им особенного препятствия не чинят.

— Не нравится мне все это. В нем иногда замашки заводчика вылезают. Не доведет его до добра столь тесное общение с московским купечеством. Ну же, Алексей Ираклиевич, не кривитесь, я знаю, что вы к ним тоже испытываете симпатию. Но по мне так это сущая безделица.

— Очень доходная безделица. А у нас бюджет, насколько я могу судить, не изобилует.

— Алексей Ираклиевич, не лезьте не в свое дело!

— Как вам будет угодно, Ваше Императорское Величество, — Левшин вежливо склонил голову и аккуратно вышел из кабинета.

Дела так кипели, что даже Рождество, и то проскочило незаметно. Лишь 6 февраля 1861 года, через два дня после провозглашения Конфедерации, Александр остановился и осмотрелся.

Полк был полностью укомплектован, снаряжен и относительно неплохо обучен, кроме медико-санитарного взвода, который пришлось на ходу перекраивать и уменьшать в размерах. Однако это компенсировалось тем, что в каждом отделении один из ефрейторов был натаскан оказывать первую медицинскую помощь и имел при себе подсумок с бинтами.

Впрочем, общая подготовка была настолько скомкана, что Саша не знал, за что хвататься. Ему казалось, что эту часть нужно еще готовить и готовить. Но тянуть и пытаться дальше привести ее к некоему идеальному состоянию было нельзя — поджимало время. Можно было не успеть и пропустить момент, когда в той Гражданской войне, что вот-вот разгорится в США, можно будет что-то решительно сделать в пользу Конфедерации.

Глава 9

«И НА РУИНАХ ВАШИНГТОНА…»

(6 февраля 1861 — 18 ноября 1861)

В конце января 1861 года Александр собрал всех бойцов своего учебного полка и выступил перед ними с речью. Ему никогда не приходилось вот так, чуть ли не «с броневика» выступать, но он попробовал.

— Здорово, братцы! Всем нам предстоит большой и долгий поход. Своего рода проверка боем всего, чем вы отличаетесь от обычных частей. Оружие, подготовка, снаряжение и прочее. Мы идем впереди всей русской армии для того, чтобы выяснить, пригодны ли эти новшества для нее или нет. Этот поход будет в боевых условиях. Возможно, кто-то из нас погибнет. Может быть — я. Может быть — весь полк. И если кто-то считает, что оно того не стоит, пока еще не поздно отказаться и покинуть наши ряды. Потому как я не принуждаю вас рисковать своими жизнями, вы должны добровольно на это согласиться и пойти за мной. Кто желает отказаться от подобной опасности, попрошу выйти из строя, — Александр сделал паузу и оглядел бойцов полка, но ребята даже не дрогнули. Никто не вышел из строя ни сразу, ни минуту спустя. — Хорошо. Значит, идем вместе. Это будет далекая страна, в которой разгорается война между двумя ее частями: севером и югом. Основа конфликта заключается в том, что северные заводчики, сговорившись, скупают хлеб и хлопок юга за копейки, а необходимые им товары продают втридорога. Многие простые южане из-за этого страдают. Частенько голодают. Но северяне пытаются выжать из них еще больше. — Александр снова выдержал паузу. — Но не это главное. Главное — зачем мы выступаем. По окончании этого похода каждого из вас опросят ваши непосредственные командиры, чтобы представить мне отчет об оружии, форме и прочих деталях вашего снаряжения. Я хочу знать все ваши наблюдения. Где и какие недостатки или недочеты вы замечали. Что понравилось. Что не понравилось. Вместе нам предстоит сделать своего рода работу над ошибками и довести воинское снаряжение русской армии, которое мы с вами проверяем, до отменного состояния. Это понятно?

— Так точно! — раздалось гулким хором.

— Помимо снаряжения, есть еще одна вещь, которую я хотел бы, чтобы мы проверили в походе. Это новая песня…

Этой песней стало «Прощание славянки», которую Саша вспоминал последние месяцы. С музыкальной композицией было все просто — многократно слышанная мелодия, после получения хотя бы сносного музыкального образования, может быть воспроизведена по памяти. Хотя и далеко не сразу. А вот с текстом пришлось повозиться заметно дольше. В итоге после длительных мучений получилось восстановить что-то похожее на популярную с девяносто первого года редакцию Мингалева. Само собой, не в чистом виде, а в слегка искаженном, так как память великого князя была далеко не абсолютной. Впрочем, солдатам полка песня понравилась. Она цепляла. Уж больно хороша она была даже в этой переделке.

7 февраля 1861 года Александр отбыл в Санкт-Петербург для консультаций. Там его ждали представители КША и Великобритании. Ему, как формальному командиру экспедиции, предстояло согласовать свои действия с союзниками в предстоящей кампании. Но так как выдвигаться в поход немедленно было нельзя из-за скованного льдами Балтийского моря, то ближайшие полтора месяца ему пришлось провести в ожидании и крайне увлекательной пустой болтовне. Впрочем, столь ранний приезд оказался вполне оправдан, так как переброску самого полка вместе с имуществом из Москвы в Санкт-Петербург было осуществить не так просто, как казалось бы. Дело в том, что Николаевская железная дорога просто не обладала необходимыми ресурсами, так как к указанному году была все еще очень плохо развитой структурой. Личный состав приходилось перевозить в пассажирских вагонах, а имущество в товарных. Но постоянные поломки и сбои в графиках превратили обычную рутину в красочную феерию. Уровень выучки служащих этой дороги был таков, что Саша порывался предложить расстрелять каждого десятого, чтобы остальные наконец взялись за ум. Видимо, император предполагал подобные казусы, а потому прозорливо начал переброску заранее. Так что, когда 19 марта Балтийское море пропустило к Кронштадту английскую эскадру, полк был уже полностью сосредоточен в столице империи вместе с имуществом и готов к погрузке на корабли. К чему незамедлительно и приступили.

Впрочем, помимо согласования действий с союзниками, Александр Николаевич приставил к Саше наставника и военного советника, в роли которого выступил Сергей Семенович Урусов. Он был одним из наиболее выдающихся офицеров недавно отгремевшей Восточной войны (как в Европе называли Крымскую), которого незадолго до этого «ушли» в отставку за один неприятный инцидент в его части, связанный со слишком резким поступком в отношении вышестоящего руководства. Впрочем, в текущих обстоятельствах это было не важно. Со стороны это выглядело так, будто Урусов и стал командиром при формальном главенстве Александра. Что более чем хорошо сказывалось на политическом контексте ситуации, так как устраняло лишние вопросы и невнятные суждения за «рюмкой чая», которые могла бы породить ситуация отсутствия такой солидной фигуры за плечами хоть и великого, но весьма юного князя.

Как Александр и предполагал, Великобритания ограничилась выделением эскадры для блокады восточного побережья САСШ и обеспечения свободной торговли с КША, давая возможность конфедератам выжить за счет импорта наиболее важных им промышленных товаров. Это оказалось возможным за счет признания буквально с первых дней Конфедерации как самостоятельного, независимого государства. И, как следствие, сдачи ей в аренду сводной эскадры. То есть англичане умудрились обойтись без объявления войны. Впрочем, Российская империя не сильно отстала от туманного Альбиона в вопросе признания КША независимым государством, что ставило правительство САСШ в очень сложное положение. Да и в вопросах оказания военной помощи поступила весьма сходным образом, избежав формального повода для объявления ей войны.

27 марта произошел кратковременный заход эскадры в Лондон без увольнительных на берег. В ходе этой задержки Саша был представлен королеве Виктории. Если говорить кратко, то он ожидал большего. Мама его невесты на него совершенно не произвела сильного впечатления — обычная женщина в годах с хорошим воспитанием. Впрочем, визит вежливости не затянулся, и эскадра в тот же день двинулась дальше в путь. Чтобы, превозмогая не очень хорошую погоду, лишь 19 апреля достигнуть города Чарльстон, что располагался на побережье штата Южная Каролина.

Надо сказать, что путешествие не прошло без эксцессов. Особенно отличились те ветераны, что в Крымской войне участвовали. За тот месяц, что британские корабли транспортировали русских солдат к берегам Северной Америки, произошло около двадцати драк и стычек. А так как наши орлы регулярно били англичан в рукопашных свалках, то это вызывало неудовольствие британских офицеров. Гордость оно их, видите ли, задевало. Поэтому Александру всю дорогу приходилось метаться между кораблями и пытаться урегулировать конфликты. Все-таки сложно вчерашним врагам уживаться вместе. Особенно в такой тесноте. Хорошо хоть кулаками махали и хватало ума на ножи не переходить.

— Ваше Императорское Высочество, поведение ваших людей нетерпимо!

— Наших людей, сэр, наших.

— Наших?

— Да, сэр Уэсли, наших людей. Что мои, что ваши «орлы» одинаково отличаются дисциплинарными нарушениями. Я думаю, вы понимаете, из-за чего?

— Я вас не понимаю.

— Наши страны не так давно воевали, и у простых людей еще остались нехорошие мысли. У них, в силу воспитания, просто нет выдержки для того, чтобы держать эти мысли при себе. Что возьмешь с простого матроса или солдата? Кто-нибудь скажет какую-нибудь глупость, а другой не поймет, оттого и конфликты. А ребята они простые, горячие.

— Но мои люди практически не знают русского языка!

— А знаете, сэр, это хорошая идея!

— Что вы имеете в виду? — сэр Уэсли удивился такому резкому переходу.

— Давайте зачинщиков драк сажать попарно в кубрик. И не выпускать, пока они не научат друг друга сотне слов на своем языке. Так и вам будет польза, и нам. Плыть нам еще долго, а тут, может, на этой почве и сработаются.

— Не думаю, что от этого будет польза.

— И все-таки давайте попробуем. Потому как сажать на воду и гнилые сухари, я считаю, не самое разумное решение в отношении как экипажа боевого корабля, так и солдат экспедиционного корпуса. А наказывать только одну сторону и вовсе опасно.

— Чем же?

— Вы представляете, что такое русский бунт?

— Нет.

— Русский бунт, сэр, носит природу бессмысленной и беспощадной стихии, которая, вырвавшись на свободу, сокрушает все, с чем соприкасается. Именно по этой причине мой отец прикладывает все усилия к тому, чтобы в нашей стране не было революций. Просто из любви к своим европейским родственникам. — Уэсли еще больше удивился.

— При чем здесь европейские родственники?

— Ну как же? Вы разве не понимаете, что сначала русские у себя камня на камне не оставят, а потом пойдут «помогать» соседям? У нас же все так — шлея под хвост попадает, и ничем не остановишь. Так что, сэр, лучше быть аккуратней с такими играми. Солдаты мне верны. Однако вопросы справедливости для них очень важны. Давайте лучше поступим так, как я вам предложил. Ну и, конечно, я хотел бы видеть поменьше заблудившихся матросов у наших ящиков с оружием. Понятное дело, что им любопытно. Но оружие носит секретный, экспериментальный характер. И мои люди проинструктированы на этот счет.

— Хорошо, Ваше Императорское Высочество, я прослежу за ними, — сэр Уэсли был очень недоволен разговором, но выводы сделал правильные, отчего его бледноватое лицо стало еще кислее.

Впрочем, были и другие инциденты, из-за которых Александру было стыдно за своих людей. Особенно смущала морская болезнь, которая поразила добрую треть команды. В этом тотализаторе «зеленых мордашек» особенно отличился Миша Скобелев, который, как курсант военно-инженерного училища, был взят офицером в сводный учебный полк. Морская болезнь так его измотала, что в порту его попросту выносили на руках. Однако приступы тошноты были сущей мелочью по сравнению с тем, что его подопечные вытворяли. Он выговаривал британскому офицеру за излишнее любопытство его людей, а его собственные солдаты вели себя натурально как любопытные макаки и везде совали свой нос, что было даже не бедой, а катастрофой. Ребятам, видите ли, заняться было нечем. Ну и на корабле они были первый раз. Так, с горем пополам, они и плыли весь этот месяц — две команды заклятых врагов, которые по странному стечению обстоятельств были вынуждены действовать вместе.

Не успел полк выгрузиться в порту и помахать отбывающим британским «друзьям» неприличными жестами на прощание, как его сразу взяли в оборот представители правительства Конфедерации. По заранее составленной договоренности весь личный состав полка выступал как добровольцы с соответствующим оформлением, обеспечением и оплатой. Конфедерация без колебаний согласилась на эти условия, а также на ряд других «эксплуатационных» нюансов, включающих, например, своевременное обеспечение продовольствием. Южане даже согласились на тройную выплату жалованья супротив обычного. Впрочем, в тех условиях это было нормально, так как конфедератам были жизненно необходимы эти кадровые солдаты с прекрасным вооружением, чтобы банально выжить. Даже юридический нюанс, связанный с гражданством русских «добровольцев» и тот был решен к моменту прибытия Александра в Чарльстон.

Необходимым условием маскировки под добровольческую структуру стала полная интеграция в военную машину южан. Но тут возникли определенные затруднения. Дело в том, что полк в Конфедерации в то время составлял примерно от пятисот до шестисот человек, а у Александра имелось более полутора тысяч, что не лезло ни в какие рамки. Так что, как ни была дурна военная традиция КША, но великому князю скрепя сердце пришлось пойти на переформирование, в ходе которого на исторической арене Северной Америки появилась бригада конфедератов «Стальные медведи» (brigade «Steel bears») во главе с бригадным генералом принцем Александром. Подобное название, хоть и не обычное для русской части, было вполне в стиле американских воинских частей. Непонятно, как бы к этому отнеслись в России и Европе, но тут Александру выбирать особенно не приходилось из-за необходимости в мимикрии под воинскую структуру южан. Само собой, все звания и знаки отличия вводились такими, какими они были в Конфедерации, то есть всякие там капралы и сержанты, коих в русской императорской армии не наблюдалось. Причем не просто изменялись названия, но и, формально, получалось повышение, что несколько шокировало молодых офицеров. Эти неоперившиеся юнцы еще недавно радовались поразительно звучащим для них штабс-капитанам, поручикам и прапорщикам, до которых им на практике нужно было бы служить и служить, а теперь многие из них получили буквально по какому-то волшебству звания полковников и майоров. Впрочем, великий князь из-за этого сильно переживал. Он боялся, чтобы у ребят не началась «звездная болезнь» или «головокружение от успехов».

Но так как ничего поделать с текущими проблемами Саша не мог, то «отпустил» ситуацию и занялся насущными вопросами. В итоге, уже на третий день своего пребывания в Южной Каролине, он выступил с тремя обращениями к президенту Дэвису. В первом Александр предлагал ввести боевое знамя Конфедерации, знаменитый «Южный крест», которое еще не существовало в природе. Обоснование было таким же, как и у его оригинального автора, — дескать, в дыму сражений солдаты могут путать флаги США и КША, что может приводить к опасным недоразумениям. Во втором обращении великий князь, ссылаясь на то, что большая часть армии Конфедерации снаряжается на первых порах конфискованными с федеральных складов синими мундирами северян, то нужны какие-то заметные отличительные знаки. В частности, Саша предложил использовать шейные платки и нарукавные повязки красного цвета. По крайней мере до тех пор, пока Конфедерация не решит проблему с изготовлением собственной формы. В третьем рекомендовал ввести систему боевых наград, например медали. И даже сделал пару эскизов.

Все его предложения были благосклонно приняты. Мало того, его бригада в качестве поощрения получила первое в армии Конфедерации знамя нового образца. Впрочем, нарукавные повязки и шейные платки русской бригаде надевать не пришлось, так как ее форма очень хорошо контрастировала с той, которую использовали северяне. То есть проблем с идентификацией во время боя появиться не должно.

12 мая полк, после длительных бюрократических «танцев с бубнами», был наконец полностью преобразован в бригаду и интегрирован в конфедеративную военную структуру. И уже на следующий день Саше было предписано выдвигаться на север, к местечку Рок-Хилл, что расположено на границе штата. Марш по довольно пустынной дороге был уныл и скучен. Лишь изредка встречались одинокие фермы или небольшие города в стиле тех «картонных» декораций, которые великий князь видел в фильмах про Дикий Запад. Само собой, с нюансами, но незначительными. Так что те несколько дней, что бригада шла к обозначенному населенному пункту, прошли очень спокойно. Впрочем, в месте временной дислокации их тоже никто не тревожил, а потому можно было немного передохнуть, привыкая к новому климату, да и просто непривычному положению вещей. Однако такая идиллия длилась недолго. Уже двадцать третьего числа того же месяца из столицы Южной Каролины телеграфировали новое предписание.

Теперь бригаде предстояло совершить еще более значительный пеший переход примерно на триста миль и встать лагерем у новой столицы Конфедерации, города Ричмонда. И бригада незамедлительно выступила. Весь путь проходил по шоссе с гравийным покрытием, что сильно упрощало перемещение обоза и артиллерии, которая могла двигаться, не отставая от стандартной скорости пехотного марша, принятого в Европе того времени. Сейчас горожанам с их повальной гипотонией и общей расслабленностью он может показаться очень быстрым и изнуряющим, но для тех времен, когда иных вариантов перемещения, кроме как пешком, для большей части населения планеты не было, положение дел было несколько иным. Да и люди собранней были, находясь в более сложных условиях выживания. Впрочем, мы отвлеклись. В течение тех двух недель, что бригада шла в заданном направлении, ей удалось пройти по улицам таких крупных городов, как Шарлотт, Гринсборо и Дарем. И в каждом крупном городе людям Александра нужно было проходить бодрым строем, несмотря на усталость. Да не просто так, а с песней. Народ, конечно, слов «Прощания славянки» не понимал, но музыка и бодрый, решительный вид подтянутых солдат в отлично подогнанной по фигуре форме оказывали свое действие. И ничего, что форма была в дорожной пыли. Это даже добавляло своеобразного шарма. Важно было то, что она отлично сидела и смотрелась даже в таком виде. Поэтому везде их встречали тепло. Жителям этих городов вид солдат русской бригады внушал оптимизм и уважение. Что в свою очередь отражалось на ребятах, боевой дух которых повышался день ото дня.

Тут стоит отметить необычный ход для русской армии того времени. Еще находясь в Санкт-Петербурге, Александр решил, так сказать, увековечить свой поход в памяти потомков. Поэтому буквально весь февраль великий князь совершенно сбивался с ног, желая подобрать себе военного корреспондента и полевого фотографа. Проблема заключалась только в том, что никто из именитых журналистов не желал рисковать своей шкурой, отправляясь в столь рискованное путешествие. Теплое место под собственной попой им довольно резонно казалось куда интереснее, чем радужные перспективы. Собственно, Александр не настаивал, ибо ему был нужен доброволец, а этот подход совершенно отсеивал почти всех, кто ему встречался. Ровно до тех пор, пока случай не свел великого князя с Иваном Яковлевичем Красницким — деятельным мужчиной лет тридцати, который в одном лице прекрасно сочетал качества как фотографа, так и корреспондента. Он как раз находился в состоянии, так сказать, творческого поиска и с радостью отозвался на столь необычное предложение, которое позволяло ему посмотреть мир и завести интересные знакомства. Тем более что, помимо всего прочего, эта поездка была весьма доходна — Саша положил ему очень солидную оплату в размере ста пятидесяти рублей серебром каждый месяц, не считая общего с бойцами столования и содержания.

Для Ивана Яковлевича этот марш-бросок оказался совершенным праздником. Новые, необычные пейзажи, совершенно непривычные глазу жителя Центральной России, новые люди, негры, индейцы, которые изредка встречались на улицах. Он не стеснялся и буквально творил — количество фотографий по тем временам просто зашкаливало. Тем более что все расходные материалы можно легко было купить на месте, причем ощутимо дешевле, чем в Санкт-Петербурге. Доходило до того, что Александру приходилось временами заставлять Красницкого садиться писать, так как тот совершенно забывал про обязанности корреспондента в угоду фотографии. Но это было скорее эпизодически, когда он слишком увлекался. Солдаты поначалу несколько дичились такого к себе внимания, однако позже привыкли, так как беззлобный нрав и природное любопытство пронизывали совершенно всю натуру Ивана Яковлевича, что позволяло ему располагать людей к себе, особенно в приватных беседах.

Жителям же, уже привыкшим к развитой периодической печати и дешевым газетам, присутствие репортера очень помогало воспринимать столь необычные войска. Они начинали чувствовать что-то родное во всем происходящем и потому быстро успокаивались, тем более что в армию САСШ до начала Гражданской войны традиционно шли плохо знающие английский язык эмигранты. Иван Яковлевич вот так, с бригадой, с удовольствием и прошел бы через все САСШ, но, увы, все когда-нибудь заканчивается. Так и вверенное Александру подразделение шестого июня в конце концов достигло Ричмонда и стало лагерем в его северо-западном пригороде. Наступило относительное затишье.

Никаких новых предписаний Саше не поступало, поэтому он сосредоточился на довольно непривычном для них аспекте боевой подготовки — окапывании. В течение тех дней, что бригада «отдыхала» в пригороде столицы Конфедерации, все свободное время от сна, еды и гигиены она тренировалась копать траншеи, сооружать пулеметные гнезда, артиллерийские окопы, дзоты и прочее. Поэтому, когда первого июля 1861 года в расположения русской бригады прибыл вестовой с депешей, согласно которой ей надлежало немедленно выступать к городу Манассас на соединение с Потомакской армией генерала Борегара, солдаты вздохнули с облегчением. С очень сильным облегчением.

В этот раз для переброски единственной действительно боеспособной части была активно задействована железная дорога, благодаря чему уже третьего июля вся бригада в полном составе оказалась полностью сосредоточена к югу от указанного города. Соответственно, Александр с Сергеем Семеновичем и отрядом эскорта прибыл в расположение штаба армии. Провел краткие предварительные консультации и занялся рекогносцировкой. Дело в том, что из разговора с Пьером стало ясно, что он сильно переживает, так как не в полной мере понимает происходящую обстановку. Собственно, поэтому на предложение провести рекогносцировку он и отреагировал очень положительно, даже выделил полк кавалерии для прикрытия. Американский кавалерийский полк… человек в триста, с которыми Саша и Сергей Семенович лазили по всем окрестностям, изучая их и составляя примерную карту, особенно щепетильно отмечая броды, которых, кстати, обнаружилось не в пример больше, чем предполагали в ставке армии. В конце концов Александр, который совершенно не помнил сценария этого сражения, решил играть «от бедра» и остановил свой выбор на холме Метьюз, как наиболее удобной стратегической позиции.

В тот вечер состоялся краткий военный совет, который согласился с доводами Александра и подтвердил ему эту позицию.

— С холма я смогу контролировать артиллерией практически весь левый фланг армии. В том числе и каменный мост.

— Но ведь он удален на милю или около того.

— У меня восемь нарезных пушек, которые стреляют примерно на полторы-две мили.

— Прекрасно.

— Помимо этого, винтовки моих бойцов позволят очень серьезно осложнить обходные маневры противника, так как бьют на милю.

— А прямая атака на холм?

— Самоубийство. Мои винтовки дают по восемь-десять выстрелов в минуту. А пулеметы по двести пятьдесят. Наступающие на холм части будут вынуждены идти против шквального огня. Не думаю, что они готовы к такому.

— Хорошо. Я поддерживаю ваше предложение. Кто-нибудь возражает? — Пьер оглядел всех присутствующих, но старшие офицеры армии лишь молчаливо кивали, сталкиваясь с его взглядом. — Отлично. Если нет возражений, то занимайте холм.

Эта новая позиция совершенно вогнала в тоску солдат бригады, так как великий князь развернул на ней очень масштабную игру в «кротов». Поэтому, когда утром двадцать первого июля со стороны церквушки Садли показались федеральные войска, их ждал очень неприятный сюрприз.

А там было чему удивиться. За те шестнадцать суток, что люди великого князя осваивали холм, он превратился практически в кусок ожившей истории, которую вырвали из совсем другой эпохи. Солдаты в пехотных шлемах и форме серо-земляного цвета сновали по позициям, которые отлично бы сгодились и в середине XX века. Грамотно организованная круговая линия траншей, ходов, пулеметных дзотов и блиндажей позволяла не только вольготно обустроиться бригаде, но и прекрасно поместить все имущество, полевой госпиталь и землянки для отдыха. А на вершине холма на качественно изготовленном флагштоке, что стоял в центре комплекса артиллерийских окопов, развевался фланг Конфедерации. Даже уборные, и те Александр удосужился нормально организовать, чтобы в случае необходимости солдаты смогли спокойно справлять свои физиологические нужды и при длительной осаде. Это не считая того, что бойцы бригады расчистили всю местность перед холмом от кустарника и леса, предотвратив любые шансы незаметного подхода противника.

И вот на эту военно-техническую идиллию со стороны владений Садли вышло нечто вроде бесформенной толпы в помятых, слегка засаленных синих мундирах. Эти ребята хоть и несли в руках дульнозарядные винтовки Спрингфилда образца 1855 года, но все равно больше напоминали богомольцев, чем армию. То здесь, то там мелькали офицеры на конях, которые безуспешно пытались хоть как-то управиться с этой необузданной стихией совершенно распущенных чудаков, которые носили звание солдат лишь благодаря какому-то чудовищному недоразумению. Саша, глядя на это, даже улыбнулся какой-то странной, таинственной улыбкой: «Эко как иногда история выкручивает!» Впрочем, Сергей Семенович сделал свои выводы из этой улыбки, посчитав, что великий князь радуется легкой победе, так как «эти бродяги», по мнению Урусова, выиграть могли только чудом или Божьим попущением.

На холм Метьюз наступала первая дивизия бригадного генерала Даниэля Тайлера — самое крупное воинское соединение в этой армии северян, которое насчитывало без малого тринадцать тысяч человек. Но тут стоит оговориться — наступали они лишь в понимании ополчения середины девятнадцатого века. И это не имело совершенно ничего общего с мощными, энергичными атаками того же Суворова, и уж тем более им было далеко до легендарных эпизодов, в которых русская морская пехота наводила ужас на немцев в дни Великой Отечественной войны. Северяне вели себя, как какие-то чудные существа. Почти блаженные. В большинстве случаев атака представляла собой мерное, ритмичное выдвижение развернутой густой цепи, которая, пройдя шагов тридцать-сорок под огнем неприятеля, разворачивалась и со всех ног начинала убегать. Действо, которое происходило у подножия холма, было похоже даже не на бой, а на что-то вроде тира.

Артиллерия весь бой даже не отвлекалась на клоунов, которые пытались вести прямую атаку на холм, и поддерживала бригаду Эванса, что обороняла каменный мост. К концу дня, правда, там от моста почти ничего не осталось, но третья дивизия северян Сэмюэля Хельтцельмана оказалась остановлена и отброшена. Александр на это особо обратил внимание, сделав пометку в своем дневнике, так как бригаду можно было существенно быстрее отбросить, нанеся более солидные потери, если бы артиллерия была чуть более современной — хотя бы просто казнозарядной. Да и 87-мм пороховой фугас был очень слабоват и вопиюще требовал перехода на более интересные начинки.

За весь бой на участке обороны бригадного генерала принца Александра был только один острый момент, когда Уильям Шерман, лично возглавив 13-й полк, прошел западнее каменного моста по крестьянскому броду и попытался зайти в тыл к Славянской бригаде. Он, вероятно, мог добиться успеха, но Саша, понимая опасность таких моментов, заведомо подготовился к круговой обороне. Поэтому, подпустив поближе федеральный полк, Миша Скобелев метров с шестисот расстрелял его, командуя отрядом из трехсот стрелков при двух пулеметах. За пару минут обстрела от полка северян в пятьсот бойцов осталось меньше сотни. Да и тех чуть позже хорошо накрыла залпом артиллерия, когда, отступая, они попробовали перейти реку Булл-Ран по тому же броду, которым пользовались, чтобы переправиться на эту сторону полчаса назад. Сложно сказать, сколько из них выжило, но вряд ли там получилось больше двух-трех десятков человек. К счастью, Уильям такого позора наблюдать не мог, ибо на первой минуте был убит, получив два попадания в грудь. Возглавлять атаки пехоты верхом на коне не самая разумная идея, на что Александр не преминул обратить внимание Урусова. Да и вообще всех офицеров, которые были при нем у флагштока и наблюдали за действом в бинокли.

Вечером, когда на позиции бригады прибыло командование Северовирджинской армии (в которую к тому времени уже преобразовали Потомакскую) в лице генералов Борегара и Джонсона, то на них было страшно посмотреть. У них было что-то вроде когнитивного диссонанса. Эта парочка совершенно не могла понять, что же здесь вообще произошло. Дело заключалось вот в чем. К концу дня раненых северян уже почти не осталось, так как никто их не вытаскивал с простреливаемых позиций, а потому они благополучно умирали от потери крови, пополняя число погибших. Так вот. На восточных позициях армии, где южане воевали по старинке, по предварительным подсчетам, погибло около двухсот сорока солдат противника, не считая примерно пятисот раненых, которые выживали из-за менее губительного огня конфедератов. И такой расклад считался очень даже солидным успехом. Однако в окрестностях холма Метьюз лежало две тысячи сто сорок восемь трупов. И это число казалось что Джонсону, что Борегару совершенно необъяснимым.

Секрет Александра был прост и базировался на двух деталях, связанных с тактикой и оружием противника. В дивизии Даниэля Тайлера все бойцы были вооружены единообразно — дульнозарядными винтовками системы Спрингфилда образца 1855 года, которые тяжелую пулю калибра 30 мм пускали примерно на семьсот-восемьсот метров. Но это была предельная дальность стрельбы с жутким рассеиванием. Сразу по прибытии на позиции великий князь проконсультировался касательно того, как принято в американской армии использовать подобное оружие (которое предположительно было у всех северян), и с удивлением обнаружил, что, как правило, раньше чем с четырехсот метров из него стараются не стрелять. Соответственно, имея абсолютное преимущество в дальности, точности и плотности стрельбы, его бойцы начинали стрелять примерно с километра. Поэтому зачастую противник просто не успевал выйти на дистанцию открытия огня. Что было очень печально. Для северян. Настолько печально, что единственный раненый боец в бригаде Александра имел легкое сотрясение мозга от попадания в пехотный шлем тяжелой пули на излете. Иных пострадавших солдат во вверенной ему части не было. А единственной серьезной неприятностью, помимо слегка ошалевшего от сотрясения солдата, стал дикий расход боеприпасов — только винтовочных патронов ушло около ста тысяч, не говоря уже о снарядах к пушкам, которых осталось не более трех десятков на «ствол».

И надо сказать, что это еще не все — Иван Яковлевич фотографировал весь день, увлекшись съемкой столь колоритных батальных сцен. Даже удались два совершенно потрясающих кадра — панорамы боя. С той техникой, какая была в его распоряжении, подобные фотографии были чем-то на грани фантастики и очень порадовали Сашу.

Тем же вечером, пока солдаты еще копали большие братские могилы для погибших противников, произошел короткий военный совет, на котором утвердили дальнейший план действий, а именно, преследование отступающего и деморализованного противника и наступление на Вашингтон. Пьер и Джонсон оказались так впечатлены успехом боя, что решили пренебречь распоряжением президента Дэвиса и на плечах отступающих федералов ворваться в их столицу. Дело в том, что Джефферсон Дэвис отказался выслать необходимые, на взгляд Джонсона, двадцать тысяч солдат для поддержки наступления на столицу Федерации. Но впечатления от успеха, и особенно от страшных потерь, которые понесли северяне, в руководстве армии возобладали над осторожностью, и генералы решили рискнуть. Уж больно много давала победа в этой импровизации.

Преследовать и беспокоить отступающие войска федералов, не давая им остановиться, и навести в своих рядах порядок было поручено четырем кавалерийским полкам. Бригада же великого князя, как самая организованная, выступила в качестве авангарда основных сил армии. Поэтому уже утром ей надлежало сниматься с позиций и выдвигаться маршем в направлении Вашингтона. В качестве боевого охранения ей временно придавали кавалерийский полк Джеба Стюарта, который успел прекрасно себя зарекомендовать в этой роли. Подобное положение дел позволило бойцам Александра совершенно спокойно и без эксцессов прибыть двадцать шестого июля к предместью столицы САСШ — города Вашингтона.

Именно на этом переходе великий князь впервые столкнулся с североамериканской прессой, которая ему была знакома только по прошлой жизни. Саше в руки попала ежедневная газета «New York Herald» за 22 июля, в которой была статья о битве при Булл-Ране.

«…американские войска героически сражались с превосходящими силами противника, держа напряженную оборону на холме Метьюз, который штурмовал корпус принца Александра, стремившийся воспользоваться серьезным численным преимуществом своих наемных солдат славянского происхождения, чтобы окружить и принудить к сдаче гарнизон. Лишь благодаря самоотверженному героизму и прекрасным боевым навыкам добровольцев под предводительством полковника Шермана наши войска смогли удерживать холм до самого вечера, когда из-за общего стратегического отступления армии на хорошо подготовленные оборонительные позиции им пришлось покинуть прекрасно обжитый и ставший уже буквально родным холм…»

Александр перечитывал этот листок раз за разом, пытаясь понять, не сон ли это. Но нет, действительно, «New York Herald» безбожно врала в угоду политической конъюнктуре и, видимо, желая всячески приподнять патриотические настроения в среде обывателей. Невольно скривившись, он убрал эту газету к себе в архив, на память. «Нужно будет этой бумажкой позже воспользоваться и высмеять этих комедиантов», не зря же он таскал с собой военного корреспондента с фотоаппаратом.

Конечно, кавалерийский полк осуществлял оперативную рекогносцировку и разведку, но великий князь решил не страдать болезнью «великих полководцев» и не ходить маршевыми колоннами мирного времени по вражеской территории. То есть впервые за время пребывания в Северной Америке развернул бригаду в нормальное маршевое построение с дозорами, походными заставами и прочими прелестями грамотного подхода к делу. Поначалу было несколько непривычно управляться с такой толпой как ему самому, так и его офицерам, поэтому двигаться получалось очень медленно. Впрочем, второй день марша позволил развить куда большую скорость, чем первый. А люди потихоньку привыкали к необычному, но вполне разумному новшеству.

Вашингтон, впрочем, их ждал. Авраам Линкольн, сразу как узнал о поражении и угрозе для столицы, самым решительным образом занялся подготовкой города к обороне. По наиболее важным направлениям строились баррикады, разворачивалась новая армия из остатков разбитых частей и добровольцев. Однако до взрыва мостов через реку Потомак дело не дошло. Да и вообще — их толком никто и не охранял. А те небольшие отряды, что встретились на двух ближайших к Вашингтону мостах, были отогнаны беглым огнем с недосягаемой для их оружия дистанции. Причем на южном берегу реки безраздельно господствовала кавалерия южан и федеральных войск вообще не было. Это привело к тому, что все солдаты противника, находившиеся вне города, стремительно туда отступили и укрылись за баррикадами. Никаких попыток воздействовать на переправляющиеся войска с помощью кораблей также не предпринималось.

Все складывалось как нельзя лучше для дальнейшего наступления, однако Александр решил не рисковать и отправил на рекогносцировку приданный отряд кавалерии. Он вернулся очень быстро, так как попал под плотный огонь на нескольких въездах в столицу. Стрельба северян хоть и носила хаотический характер, но привела к потерям — пятьдесят три кавалериста были убиты или ранены. Судя по обстановке, которую описал Стюарт, в городе, по всей видимости, находилась дивизия или даже две противника общим числом в несколько тысяч человек. Радужное известие. Поэтому Саша решил подождать подхода основных сил, так как не желал единолично штурмовать баррикады и участвовать в непредсказуемых и хаотичных уличных боях. Вопреки традициям XIX века он не желал терять своих людей, вне зависимости от их происхождения, столь бессмысленным и бездарным способом. По большому счету Саша их вообще не желал терять. А наступать дальше, оставив город, забитый противником, в тылу, было бы редким безрассудством, так как «авангард Северовирджинской армии» слишком далеко оторвался от основных сил. Вся эта диспозиция привела к тому, что Саша решил просто и незамысловато занять оборонительную позицию в пригороде Вашингтона Джорджтауне, оставив за собой контроль двух мостов через реку Потомак и отличную артиллерийскую позицию для обстрела прилегающей акватории.

Тихое и спокойное ожидание длилось недолго, так как недоедавшие уже несколько дней из-за перебоев в снабжении и отсутствия «запасливого хомяка» в обозе кавалеристы порывались начать грабить, чтобы просто насытиться. Пришлось на первых порах отсыпать продовольствия приданному полку из бригадных запасов и начать как-то решать эту проблему. Александр отвечал за этих «скакунов», а приобретать весьма сомнительную славу мародера из-за действий своих подчиненных ему совсем не хотелось. После того как люди Джеба нормально покушали, их отправили на фуражировку по окрестностям, где вменили в обязанность скупать продовольствие за нормальную цену. Как несложно догадаться, имея хоть небольшое представление об американском менталитете, местные с удовольствием продавали продукты питания своим врагам. Получалось не очень много, но бригаде хватало, даже с запасом. И более того — местные дельцы, поняв, что дело пахнет прибылью, стали пригонять фургоны с продовольствием прямо к заставам русских.

С подходом основных сил армии эти интендантские дела отошли на второй план и началась активная подготовка к штурму. Джонсон считал, что осаждать — только время терять. Впрочем, Александр вместо ожидаемого предписания о наступлении на город во время планирования общего штурма получил несколько неожиданное предписание, согласно которому его бригаде надлежало обойти Вашингтон с запада и заблокировать дорогу на Балтимор, которая представлялась Джонсону самым опасным направлением для отступления федеральной армии. По ней же могли подходить подкрепления. Великий князь поначалу хотел было взбрыкнуть, так как жаждал войти в Вашингтон в составе армии победителей, но здравый смысл и Сергей Семенович очень быстро привели его в чувство. Поэтому двадцать девятого июля его бригада, усиленная все тем же полком Стюарта, уже находилась в трех милях к северо-востоку от Вашингтона и интенсивно окапывалась.

На самом деле это окапывание имело вид целого комплекса мероприятий, которые были связаны не только с фортификационными работами. Перед великим князем стояла задача: не только подготовить ловушку отступающим войскам противника, но и заманить их в нее. Поэтому, воспользовавшись захваченной телеграфной станцией на Балтиморской железной дороге, Александр телеграфировал в Вашингтон:

«Вас окружают. Отряды кавалерии повстанцев видели недалеко от Балтимора. В целях затруднения их наступательных действий в настоящее время мы приводим в негодность все дороги, которые ведут на северо-восток страны. Включая железную дорогу. Телеграфные станции мы сожжем или взорвем, чтобы противник не смог ими воспользоваться. Если обстоятельства сложатся так, что вам придется отступать, то уходите по дороге на Бладенбург.

Командир Велингтонских ополченцевТомас Сойер»

Аналогичную телеграмму Александр отправил в Балтимор, только представившись полковником Сойером. После чего поджег телеграфную станцию и начал реализовывать свой план. Для диверсий на транспортных коммуникациях противника Саша выделил полк Миши Скобелева. В тот же день был взорван мост через залив, огибающий с востока столицу. Перекопаны во многих местах траншеями все относительно нормальные дороги, идущие на север и северо-восток от Вашингтона. В том числе старое Бладенбургское шоссе. На следующий день не избежала внимания и Балтиморская железная дорога. Ее полотно в трех местах было разобрано, а насыпь развалена, чтобы затруднить починку.

Но все это безобразие не мешало основной работе — подготовке засады. Место для нее Александр выбрал в том месте, где новое Бладенбургское шоссе ближе всего подходило к железнодорожной насыпи — в полумиле к северу от фермы Кларка Миллера. Само собой, ферму предварительно спалили дотла, а ее владельцев посадили в фургоны, выдали сто долларов (огромные по тем временам деньги) и отправили на поселение в Чикаго. Пообещав в случае, если они будут молчать и быстро удалятся от этих мест, никогда больше не искать встреч с ними. Миллер, к счастью, оказался очень сообразительным мужчиной и никаких проблем создавать не стал. Впрочем, его примеру последовал и сосед Билл Кальверт. В итоге участок дороги стал пустынным, по крайней мере, на пару миль в сторону Вашингтона.

Для непосредственного расположения бойцов Саша выбрал место, где с одной стороны железнодорожная насыпь очень сильно увеличивалась из-за особенностей рельефа, превращаясь в высокий земляной вал, а с другой — к шоссе подходил лес. Помимо этого, радовала сама дорога — именно в этом месте заканчивался спуск и начинался подъем. Место выходило очень интересным, так как со стороны леса весь участок был как на ладони и отлично простреливался. С флангов участка, протяженностью в милю, располагалось по три пулеметных дзота, которые должны были выступать запирающими силами, не дающими противнику отступить. А вся протяженность леса между ними занималась длинной пехотной траншеей с удобными стрелковыми позициями и тремя пулеметными гнездами, которые стояли на равном удалении друг от друга. Всю эту линию получилось расположить в трехстах шагах от шоссе и отлично замаскировать. А на дистанции в семьсот шагов — расположить артиллерийскую батарею, впрочем, тоже замаскированную.

Двенадцатого августа, когда все уже было готово и бригада отдыхала, к ней пожаловали желанные гости. Измученные двухнедельными городскими боями солдаты северян шли широкой толпой по дороге и по обочинам, расходясь своеобразными волнами от нее на пятнадцать-двадцать метров. Впрочем, без всякого боевого охранения, разведки и авангарда. Шли — это еще громко сказано. Они брели, еле поднимая ноги. Центральную часть шоссе занимали фургоны и какие-то важные люди верхом на лошадях, а вокруг них, как овцы вокруг пастухов, жались солдатики. Причем как такового растягивания, характерного для подобного состояния духа, практически не было. Все, наоборот, старались идти кучнее, видимо, опасаясь кавалерии южан.

После того как они, естественно, не заметив замаскированных позиций противника, втянулись в заранее размеченную зону обстрела, Александр отдал приказ об открытии огня. Полторы тысячи винтовок, девять пулеметов и восемь пушек заработали разом и на пределе своих скоростных возможностей. Получился своего рода все сметающий свинцовый шквал. Около пятнадцати тысяч пуль каждую минуту обрушивались на солдат противника, стремительнейшим образом их уничтожая. В их рядах сразу началась паника, метания и давка. Причем паника сыграла с ними злую шутку — она не дала ребятам трезво оценить обстановку и залечь. Вместо этого они, напротив, вели себя как укушенные и «мельтешили» с дикими криками. Лишь на третьей минуте остатки отступающих войск северян ринулись к железнодорожной насыпи, желая спастись за ней. Впрочем, именно там они и погибли, так как взобраться на высокий земляной вал под плотным стрелковым огнем — крайняя степень безрассудства. Они пытались карабкаться по крутой насыпи, а с дистанции в семьсот-восемьсот метров по ним вели плотный обстрел. Те, кто забрался повыше, получая свою пулю, скатывались вниз, сбивая к подножию своих товарищей по несчастью. Там последние северяне и собрались. Впрочем, по этому валу из тел у подножия насыпи еще секунд тридцать велась стрельба. На всякий случай.

Когда беглая стрельба наконец утихла, Александр немедленно отправил вестовых, чтобы ему доложили о потерях. Их не было. Даже раненых не было. А там, где еще несколько минут назад шли солдаты противника, лежало поле трупов, хотя нет, скорее кровавая каша, растекшаяся жирным, слегка смазанным пятном. Впрочем, Джебу Стюарту это было еще не ясно, а потому он вскочил в седло и повел своих кавалеристов к месту гибели отряда противника. Что его туда повлекло, сложно сказать, но зря он это сделал. Очень зря. Его люди оказались не готовы к зрелищу, что предстало перед их глазами. Убитые и бьющиеся в агонии тела, куски мяса, оторванные конечности, кровь, мозги, содержимое кишечника, стоны и крики ужаса раненых, ползающих в этой каше, и сладковатый аромат парного мяса, смешанного с запахами фекалий и крови, от одной только смеси которых с непривычки может желудок вывернуть. В общем, там было все самое эффектное, что можно встретить на войне, только в одном флаконе и значительном количестве.

Многим людям Стюарта стало плохо, и они стали терять сознание, падая прямо в эту самую кашу. Впрочем, не всем. Однако проблем это добавило. Им под стать оказались и слушатели училища, впервые оказавшиеся на войне. Да что они, даже старые, закаленные ветераны, многие из которых побывали на Крымской войне, и те находились на грани нервного срыва. По большому счету, после окончания этой бойни часть бригады в унисон молилась и блевала. То есть была частично деморализована. За исключением ветеранов и Александра. Однако же и опытный, навоевавшийся Урусов, глядя на результат успешной засады, стоял с задумчиво-печальным видом.

Саше же, в ключе произошедших событий, вспомнилась фраза, которую старший прапорщик говорил своим бойцам в «учебке» в одном известном фильме: что они могут писаться, какаться, звать маму, но боевую задачу выполнять несмотря ни на что. Так и тут получилось. Впрочем, если говорить честно, бригада оказалась психологически не готова к «новой войне». И если при Булл-Ране вся эта бойня носила более растянутый по времени и пространству характер и не так сильно давила на неокрепшую психику, то на дороге в Балтимор люди не выдержали и «потекли».

— Вот, Сергей Семенович, — обратился Александр к Урусову через несколько минут после окончания дела, — перед вами война будущего. Как вы видите, она готова принимать жертвы в любом количестве и качестве. А смерть в бою теперь еще менее овеяна красотой и изяществом. Авраам Линкольн совершил ошибку и не послал вперед себя разведку и боевое охранение, поэтому закономерно попал в засаду. Новая война наказывает за любые ошибки исключительно смертью.

— Это ужасно… и очень печально. Глава государства погибает столь бесславным образом.

— Безусловно, это не делает им чести. Но если мы не хотим, чтобы с нашими солдатами поступали так же, то должны стремительно идти вперед. Нет, скорее даже бежать. И опережать всех в своем развитии, а не жить одними традициями, которые привели нас к трагедиям в Тавриде. Вы же там были. По-вашему, хорошо ли был обучен и снаряжен русский солдат? Молчите? Правильно. Из рук вон плохо. По большому счету, он мало чем отличался от того солдата, что в Отечественную войну сражался при Бородино. Прошло полвека, а наша армия как будто забыла, что нужно развиваться. Впрочем, словами это не исправить. Нужны дела. Как там говорится в старой русской пословице: «На бога надейся, а сам не плошай»? Так ведь?

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга повествует о реальных событиях, случившихся с реальными людьми. Однако без документов и подтве...
События набирают ход. В Игмалион прибывает посольство северного княжеского дома, который всеми счита...
Его зовут Шад Ассасин. Это имя он получил в Аномальных землях – грандиозной игре, которая происходит...
Готический серебряный ларец, по древней легенде, принадлежал когда-то известному авантюристу XVIII в...
Получив удар по голове, Алексей потерял сознание. Около недели он провалялся в схроне, куда его спря...
В Рождественскую ночь четверо студентов находят в снегу смертельно раненную девушку. Хотя улик для а...