Цесаревич. Корона для «попаданца» Ланцов Михаил

Так уж сложилось, что Саша еще в прошлое свое посещение Москвы пристрастился к банному делу и не раз высказывал предположения о том, что ему очень не хватает бассейна, дабы после парилки поплавать да понырять. Это его желание было исполнено в связи с особым радением Ермолова. Поэтому, когда осенью 1863 года Александр вернулся из долгого похода, ему был преподнесен прекрасный подарок в виде элитной бани с большим и глубоким бассейном. Правда, не в Москве, а в ближайшем пригороде, но от того комплекс только выигрывал, так как вокруг было тихо и безлюдно, что вкупе с приятным охотничьим домиком создавало эффект комфорта и умиротворения. Вот туда цесаревич и отправился, дабы продолжить свою подготовку «ко всенощному бдению» на целой плеяде мероприятий.

Эти мероприятия — отдельная тема для разговора. Наталья Александровна, будучи совершенной непоседой, буквально кипела энергией и не пропускала практически ни одного хоть сколь-нибудь крупного мероприятия в Москве. Само собой, оказаться в стороне от дня рождения Саши она не могла никаким образом, а потому приняла самое полное участие в подготовке торжеств. В сущности, можно даже сказать, что она выступила их организатором.

Наталья Александровна приложила массу усилий для того, чтобы угодить Александру, и сделала действительно фееричный праздник не только с классическими придворными приемами, но и с широкими народными гуляниями. Но для цесаревича весь этот калейдоскоп событий проплыл как туман перед глазами — несколько совершенно потерянных дней. Единственной отрадой стало то, что удалось много времени провести за беседами с отцом, показать ему отчетность Оболенского, оружейный завод, училище, лаборатории, электростанцию и многое другое, а также обговорить детали предстоящей деятельности Саши в роли генерал-губернатора. Дело в том, что мощная эпидемия, поразившая чиновников в его владениях, не на шутку обеспокоила целую массу высокопоставленных деятелей в Санкт-Петербурге. Конечно, они даже квакнуть в лицо царю не смели против цесаревича, тем более что никаких доказательств его противозаконной деятельности не имелось. Однако напряжение наросло настолько, что император всерьез опасался покушений на сына. Тем более что все происходящее в Москве проходило по очень странному, неопределенному статусу — самоуправства (то есть личной инициативы) имперского чиновника. Необходимо было решительно изменить стиль работы.

После нескольких десятков консультаций, прошедших в ходе праздничных торжеств (без отрыва, так сказать), император принял предложенный Сашей вариант выхода из положения. Смысл затеи сводился к тому, что цесаревич должен был заняться подготовкой и реализацией забуксовавших на имперском уровне социальных и административных реформ и провести их в Московском генерал-губернаторстве, которое становилось всероссийской экспериментальной площадкой. Ведь на текущий момент все или почти все претензии к великому князю сводились к тому, что он самочинно рушит старые традиции и по-новому ведет дела. Если эти доводы устранить, то никаких официальных поводов «прессовать» Сашу у высшего света не будет, ибо он де-факто и де-юре будет выполнять распоряжения императора.

Не стоит думать, что Александр Николаевич был вредителем в своем Отечестве или идиотом. Никак нет. Будучи обычным человеком с умом весьма заурядного качества, он испытывал обычное для нормального человека желание улучшить жизнь самых разных слоев общества. Особенно в свете того, что, управляя ими, он видел, как накаляется обстановка. Однако его возможности были очень сильно ограничены отсутствием собственной команды, так как он в свое время попал в коллектив сподвижников своего отца и оказался ими связан по рукам и ногам. То есть, иными словами, сам он практически ничего не мог сделать в плоскости материальной реализации. В то время как оформить любой приказ или манифест имел все возможности и полномочия. Поэтому его попытка провести реформы и забуксовала — команда отца их откровенно саботировала. Александр же имел проблему обратного характера. То есть имел людей и возможности для реализации задумок, но не имел юридического статуса для их проведения. Вот император и совместил две соломинки в один пусть и хиленький, но веник, назначив манифестом от 15 марта 1864 года Московское генерал-губернаторство временно особой территорией империи — Великим княжеством Московским. А также уполномочил цесаревича возглавить процедуру подготовки и проверки успешности внедряемых улучшений в экономическую, административную и социальную модель на вверенной ему части государства. То есть фактически превратив генерал-губернаторство в широкую автономию по типу Финляндской, на земле которой Александр мог менять даже законы. Само собой — с согласования у отца.

Подобный шаг был встречен в обществе очень неоднозначно. Точнее, не в обществе в целом, а при дворе. И самым неприятным нюансом стало то, что вокруг императрицы стала собираться консервативная партия весьма влиятельных людей, которая начала намного организованней давить на императора с целью завернуть этот обходной маневр вновь развернувшейся попытки реформаторской деятельности. Призывы вернуть старину совмещались с требованиями приструнить цесаревича, который своим поведением позорит дворянское достоинство. Причем на Сашу пытались «повесить» самый широкий перечень недостойных поступков. Так, например, ему вменяли в вину сожительство с Натальей Александровной, которая к тому времени все еще была замужней дамой. Впрочем, привезенных из Сиама девушек тоже не забывали, именуя не иначе как наложницами цесаревича. Сюда же относились и игры с купцами и старообрядцами, в которых некоторые злые языки уже причисляли великого князя не столько к элите дворянства, сколько к купцам-раскольникам и порицали всемерно. В общем, все, что только можно было придумать из неуголовных преступлений, Александру пытались вменить. Впрочем, дальше болтовни дела ни у одного из этих товарищей не доходили. Пока не доходили. Конечно, такое позволяла в лицо императору говорить только Мария Александровна, но за глаза великого князя эти «дельцы» ругали почем зря.

С каждым днем это напряжение становилось все более опасным в связи с тем, что к императрице потихоньку начали примыкать гвардейские офицеры и чиновники вроде Клейнмихеля, то есть люди, не представляющие из себя с профессиональной точки зрения ровным счетом ничего, а потому опасавшиеся преобразований, производимых Александром. Ведь «конек» цесаревича заключался в том, что он плевал на происхождение своих сподвижников и ценил только профессионализм и личные качества, необходимые в деле. В совершенно открыто декларируемой Петровской традиции. Как вы понимаете, уважаемый читатель, в то время, так же как и наше, людей низких профессиональных и личных качеств в армейской и чиновничьей среде было очень много. Особенно в совершенно сгнивших судах и гвардейских частях армии. Ситуация была настолько тяжелой, что в сороковые годы XIX века Бенкендорф (шеф жандармов и глава 3-го отделения собственной Е.И.В. канцелярии) в своем дневнике писал о том, что подобное пагубное обстоятельство можно было бы исправить только революцией и великой кровью. И с каждым годом ситуация усугублялась все больше и больше. Впрочем, даже невеликий ум этих людей позволял им осознать всю опасность их положения, которая росла с каждым днем от деятельности Александра. И это их решительно сплачивало в огромную партию, хорошо что пока достаточно инертную и не набравшую нужного градуса наглости.

К счастью, у нарастающих реакционных сил не было возможности выступать против деятельности цесаревича открыто в связи с очень сложной обстановкой в государстве. Дело в том, что российское общество 60-х годов XIX века имело очень сильный перегрев, который проявлялся в виде высокой социальной активности населения. Особенно это качество было заметно в широких слоях разночинцев, которые в силу весьма прискорбного своего положения не имели возможности к самореализации, но имели желание. Или, например, крестьяне, даже несмотря на то, что крепостными из них были от силы четверть, постоянно бунтовали. Впрочем, они требовали не отмены крепостного права (как это частенько заявляют популисты), а черного передела земли, так как из-за высокой плотности заселения центральных губерний империи при сохранении площади общинных землевладений на каждую душу приходился с каждым годом все меньший и меньший надел. И никакие формальные отмены крепостного права не позволяли решить это затруднение, что только показала история, которую отменно помнил Александр. Ведь мало кто обращает внимание на то, что отмена крепостного права прошла с фанфарами только в Санкт-Петербурге, а в остальных регионах к этому новшеству отнеслись как к очередной бредовой выдумке руководства, которое в упор не видело реальных проблем и старалось покрасоваться перед Европой.

В широких слоях общества накапливались острейшие противоречия, вызвавшие эффект примуса, который не спеша подогревал большой котел. И решить эту проблему можно было только двумя способами — либо выпустить этот пар, создававший высокое внутреннее напряжение, допустив широкие автономии внутри империи, либо направив его в дело на общее благо. В первом случае мы получали совершенно неуправляемую и рыхлую государственную систему, во втором требовалось приложить огромные усилия к тому, чтобы воспользоваться этим нарастающим давлением пара в конструктивном и позитивном ключе. Если же не предпринимать никаких действий и продолжать выдерживать старую линию правительства на поиски компромиссных решений и сглаживание внешних противоречий, то давление пара в конце концов разнесло бы этот котел к чертям. Собственно как в реальности и произошло. Конечно, плеяда революций 1905 и 1917 годов была, в сущности, успешными спецоперациями иностранных разведок, но они никогда бы не удались, не будь общество столь недовольно условиями своего существования. Вы только представьте, дорогой читатель, по итогам Русско-Японской войны 1903–1905 годов японскому императору из России шли массовые поздравительные открытки. «Злоба, черная злоба, товарищ — гляди в оба!» И Саша помнил, в какой ужас превратилась вся страна в припадке разрушительного самообновления, то есть гражданской войны. Когда заменилось все руководство страны, на всех уровнях, в связи с тем, что предыдущее, доведшее империю «до ручки», прекратило свое существование, будучи вырезано практически поголовно. Александр это помнил и хотел предотвратить, так как ничего полезного такое обновление не несло, выступая экстренной, вынужденной мерой.

Иными словами, можно сказать, что имелась классическая рыночная ситуация, когда спрос есть, но нет никакого предложения. И тут в подобном контексте на сцену выходит великий князь, который начинает позиционировать себя в нужном ключе. Вся его деятельность была овеяна нововведениями и реформами, причем, как показал опыт мирового турне, весьма успешными. В связи с чем в широких слоях населения его, как говорят сейчас, рейтинг стал расти. Конечно, до уровня «вождя народов» Александру было еще очень далеко, но он шел верным курсом. Например, на 1864 год можно было констатировать создание своего рода фан-клуба очень большой численности. И его представители не скрывали своих взглядов. Из-за чего столичная реакционная партия была вынуждена действовать очень осторожно, заняв нишу системной оппозиции и занимаясь лишь въедливой критикой, да и то с пометкой — «во благо начинаний».

В этом ключе особенно трагично было положение Марии Александровны, которая не понимала причин такого рьяного одобрения деяний сына как со стороны широкой общественности, так и со стороны мужа. Для Александра Николаевича деятельность Саши стала каким-то «светом в оконце», после решительного провала его собственных реформ на стадии обсуждения. К 1864 году он ясно понимал, что текущая имперская элита не готова к переменам, так как ее устраивает имевшееся положение дел. Так же предельно ясно было то, что они не только сами делать ничего не будут, но и другим станут всемерно мешать и «вставлять палки в колеса». Максимум, что сам император, опираясь на свой аппарат, мог делать — это вводить куцые компромиссные решения, которые, с одной стороны, никак не разрешали накопившиеся проблемы, а с другой стороны, дразнили все заинтересованные стороны, приводя к эскалации напряженности. Да и то, даже такие реформы шли «со скрипом». Та же отмена крепостного права уперлась в совершенно дурное желание дворянства выдоить освобождаемых крестьян досуха. Дворян несложно было понять — они нуждались в деньгах, которые у них, как правило, не задерживались. Смешная, кстати, ситуация — практически все дворянские усадьбы уже давно были заложены по нескольку раз, а деньги, вырученные с них, — промотаны. И в таких условиях, когда земля де-факто уже им не принадлежала, они качали права так, будто они законные и добропорядочные собственники.

В сущности, ретроградкой Мария Александровна не была никогда, но смерть горячо любимого старшего сына вызвала в ней необратимые последствия. С одной стороны, у нее на фоне лавинообразного всплеска религиозности произошло какое-то повреждение рассудка, из-за чего она стала воспринимать Сашу как совершенно беспутного и постоянно грешащего человека. Это вызывало в ней жуткое раздражение и желание заставить его покаяться в своих прегрешениях. С другой стороны, злые языки пытались обвинить Александра в том, что Никса погиб из-за него. Каким образом, конечно, умалчивалось, но для создания нужных эмоций у императрицы вполне хватало. Аналогичным образом обрабатывали не только Марию Александровну, но и императора, однако безуспешно, так как тот имел отличное представление о ситуации. Помимо всего прочего, он был либералом, а потому лелеял в душе какие-то свои мечты о «светлом будущем», воспринимая сына ключом к этим дням. То есть был самым натуральным идеалистом. Да, конечно, он частенько приходил в ужас от методов работы Саши, но вынужден был с ними соглашаться и не чинить препятствий, считая их временными решениями, ибо цесаревич подавал все надежды на успех реализации его мечты.

Широкая автономия, которую Александр II даровал Московскому генерал-губернаторству, преобразовав его в Великое княжество и передав титул своему сыну и наследнику, позволяла очень серьезно развернуться. Исходя из практики Великого княжества Финляндского, можно было фактически менять все, оставляя лишь подданство Российской империи и участие своим воинским контингентом в имперских кампаниях в случае войны. И на этом ограничения заканчивались. То есть вся доходная часть бюджета оставалась, так же как и в Великом княжестве Финляндском, внутри Великого княжества Московского. Неудивительно, что Александр, получив столь внушительный и вкусный подарок на свое девятнадцатилетие, закусил удила.

Подобное положение дел привлекло в Москву огромное количество деятелей самого разного толка, совместно с которыми и прорабатывалась ударными темпами новая модель имперского общества. Нового мира.

Учитывая, что император не ограничивал Александра в том, как он будет подготавливать и проводить реформы, цесаревич решил сделать «ход конем» и созвать уложенную комиссию, «дабы посоветоваться с людьми». Александр Николаевич, правда, от такого шага оказался не в восторге, но, как и обещал, мешать не стал, выбрав выжидательную позицию. Высшие эшелоны дворянства забурлили, дескать, «не пристало великому князю с мужиками советоваться», но дальше осуждающих слов также не пошли. Да и как им пойти, ведь от такого призыва цесаревича буквально закипела и оживилась вся страна. Особенно учитывая то, что Александр призывал не только и не столько дворян да купцов, сколько выборных представителей от крестьян и рабочих. Поэтому в классической ситуации, когда «верхи не могут, а низы не хотят», начались первые подвижки для налаживания взаимопонимания. Саша здраво рассудил, что если нельзя предотвратить модернизацию общества, то ее нужно возглавить, о чем отцу прямо и сказал. Причем не просто сказал, а развернув детально и с подробностями. Собственно только по этой причине Александр Николаевич, хоть и являвшийся представителем английской (консервативной) школы либерализма, не пошел поперек желания сына.

Никакого демократического института в современном понимании Александр не планировал создавать. Особенно в свете того, что Промышленный съезд, прошедший в декабре прошлого года, в очередной раз ему показал, что любая форма парламентаризма есть лишь способ «пивка попить, да полаяться со вкусом и гонором». И вводить его стоит только тогда, когда необходимо предельно затянуть принятие окончательного решения по вопросу. Причем решения не по делу, а компромиссного, которое, как известно, всегда оставляет недовольными все заинтересованные стороны и тем самым накаляет обстановку. Ведь компромисс и конформизм — это просто вежливые формы проявления таких качеств, как «бесхребетность» и «слабохарактерность», а то и откровенная трусость, спаянная с неспособностью взять на себя ответственность и совершить поступок.

Но мы отвлеклись. Александр планировал развить успех промышленного съезда и увеличить эффект резонансной волны за счет широких масс обывателей. Для чего он задумал вынести на обсуждение съезда целый пакет документов, наиболее важными из которых становились новые уложения законов (или кодексы): уголовный, административный, процессуальный и земельный. Смысл подобного действа был очень прост — необходимо было проговорить и разъяснить смысл всех телодвижений в новых реформах. А заодно и выявить в ходе подобных разъяснительных процедур неучтенные детали и принять их к сведению. То есть механизм для непосредственного, живого общения власти с широкими массами народа. Самым ошеломляющим для действующей элиты стало то, что решительное преимущество в этом собрании должны были получить мещане и крестьяне.

Уложенную комиссию планировали собрать первого октября, а потому времени на подготовку указанных проектов было вполне достаточно. Тем более что на Александра добровольно работало большое количество энтузиастов из числа разночинцев, в том числе и профессиональных юристов. Впрочем, для того чтобы показать преемственность и верность традициям, пришлось заняться увлекательным делом — рытьем в архивах Санкт-Петербурга и Москвы, дабы поднимать и изучать самые разнообразные нормативные акты. Предстояла огромная работа, и Саша не жалел на нее ничего, желая во что бы то ни стало завершить ее в кратчайшие сроки.

Однако не стоит думать, что Александр активно взялся только за дела, связанные с законотворчеством. Его интерес в сложившихся условиях охватывал очень широкий спектр задач.

Шестнадцатое марта 1864 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец.

— Ваше императорское высочество, — Дукмасов тихо вошел в кабинет и обратился к задремавшему прямо за столом Александру, отчего тот заворчал, но все же поднял голову с бумаг.

— Что еще случилось? Сколько времени?

— Без четверти час.

— Что у вас? — Цесаревич протер глаза.

— Вы просили вас разбудить ровно через три часа, — сухо, но вежливо ответил Павел Георгиевич.

— Да, точно, спасибо. Паш, у вас черные круги под глазами. Спасибо, что разбудили, а теперь идите — примите ванну и ложитесь отдыхать.

— Но у меня еще осталось много недоделанных дел.

— Подождут. Приказываю вам пойти выспаться. И проспать не меньше десяти часов. Вы меня ясно поняли?

— Да, ваше императорское высочество. А что делать с лицами, ожидающими приема?

— Кто там еще? Их много? — Саша недовольно поморщился.

— Нет. Всего три человека. Я их вызвал по вашему распоряжению.

— А имена-фамилии у них имеются?

— Да, вас ожидают Буслаев Федор Иванович, Грот Яков Карлович и Потебня Алексей Афанасьевич.

— И давно? — Александр сладко зевнул.

— С обеда. Они предупреждены, что вы сегодня очень заняты и скорее всего их не примете. Но они решили ждать.

— Кто в канцелярии есть еще, кроме вас?

— Только дежурный канцелярист.

— Хорошо. — Александр потянулся в кресле. — Приглашайте их. А также распорядитесь подать крепкого чаю и каких-нибудь закусок и приборы на четверых. После чего немедленно, я повторяю, немедленно отправляйтесь спать.

Несколько минут спустя.

— Господа, давайте сразу перейдем к делу, — он бросил беглый взгляд на гостей и продолжил. — Я пригласил вас для того, чтобы вы помогли мне решить одну довольно непростую задачу. Как вы, наверное, уже знаете, времени я не люблю давать много, поэтому все будет нужно сделать в кратчайшие сроки. Вам это интересно?

— Ваше императорское высочество, мы не можем ответить, пока вы не скажете, что именно нам нужно делать, — сказал Буслаев, а все остальные дружно закивали.

— Все просто. Перед вами будут стоять следующие задачи: составить на первом этапе свод правил русского языка, на втором этапе — учебник, — гости цесаревича вздохнули с облегчением, и Александр, выждав несколько секунд, продолжил. — Ключевой особенностью этого свода правил будет то, что всю нормативную базу русского языка нужно будет упорядочить. Во-первых, свести к минимальному количеству простых, четких, ясных и однозначных правил, ликвидировав категорию исключений в принципе. Во-вторых, устранить лишние рудименты в языке, которые уже не соответствуют его грамматической, фонетической или там синтаксической конструкции. Например, звательный падеж или буквы ять. Да, господа, не удивляйтесь, русский язык нужно упорядочить, расчесать и разложить по полочкам.

— Но зачем? — Яков Карлович искренне удивился. — Вы ведь предлагаете загнать язык в строгие рамки и лишить его самобытности.

— Все предельно просто. Перед страной стоит задача — провести модернизацию сельского хозяйства и совершить индустриализацию, то есть развить промышленность до такого уровня, чтобы полностью обеспечивать себя всеми необходимыми промышленными товарами. Для этого необходимо резко повысить качество труда подданных империи. Что влечет за собой необходимость ликвидации безграмотности. — У гостей округлились глаза, но они промолчали. — Какие меры для этого нужно будет предпринять? Их много. Но указанного вопроса они касаются напрямую. Например, удаление буквы «ер» на конце слова приведет к тому, что объем текстов уменьшится на одну тридцатую. Много это или мало? Судите сами, учитывая, что в ходе ликвидации безграмотности книги придется издавать тиражами по сто-двести тысяч, а то и более. К этому же вопросу относится и сама структура языка. Правила русского литературного языка должны быть очень простыми, ясными и четкими для того, чтобы решительно упростить процедуру обучения широкой массы крестьянства.

— Но ведь это будет уже другой язык! — Федор Иванович был глубоко потрясен.

— Ничего страшного. Русский литературный язык никогда не совпадал с русским разговорным, то есть живым. Он всегда был формальным, техническим языком для записей.

— Но…

— Что но? Вы беретесь за работу или мне подыскать других специалистов? — Александр привстал, опершись руками о стол, и рассерженно посмотрел на своих гостей.

— Ваше императорское высочество…

— Я хочу услышать от вас предельно простой ответ: «Да» или «Нет», — перебил их цесаревич. — И меня не интересуют оправдания. Вы беретесь за работу или я зря трачу на вас свое время? — Повисла тишина, эти три филолога, ошарашенные неожиданностью и стилем общения великого князя, совершенно растерялись. Впрочем, пауза длилась недолго.

— Да, ваше императорское высочество, я готов к работе, — первым решился Яков Иванович. — Да. Да. — Спустя несколько секунд согласились Федор Иванович и Алексей Афанасьевич. — Мы беремся за работу.

— Хорошо. В мае я, вероятно, поеду по делам в Санкт-Петербург. По приезду хочу, чтобы вы мне на стол положили рукопись, готовую к изданию. Поэтому не тяните. Если возникнут какие-нибудь технические или финансовые трудности, обращайтесь к Павлу Георгиевичу Дукмасову. А теперь ступайте отдыхать, уже поздно, а у меня еще есть дела.

Как несложно догадаться, шокированные лингвисты уже на следующий день стали делиться мыслями и эмоциями относительно слов цесаревича со своими коллегами. Так что уже недели через две в Москве, при выделенном для этих дел казенном доме, шла активная и бурная деятельность по меньшей мере двух десятков профильных специалистов. И это обнадеживало.

Другим направлением работы стал типовой стрелковый кадровый полк, штат которого Александр утвердил только в конце февраля вместе с претерпевшим изменение новым классификатором воинских званий. Дело в том, что в ходе развертывания старого учебного полка в новую боевую единицу выяснилось, что первоначальная версия табели о рангах несколько неудобна в плане гибкости. Поэтому на свет появился новый классификатор, состоявший из пятнадцати, а не двадцати классов, которые, в свою очередь, делились на пять уровней. Давайте остановимся на нем чуть подробнее.

Первый уровень предназначался для рядового состава и был представлен тремя званиями: «новобранец» был рядовым, прошедшим курс молодого бойца, «солдатом» считался боец, сдавший базовые военные нормативы, а также зачеты по письму, чтению и счету, последним шел «ефрейтор» как человек, в полном объеме освоивший свою воинскую специальность. Погоны они носили следующие — на черном поле укладывались тонкие металлические лычки (числом от одной до трех) из стали с высоким содержанием никеля, что создавало эффект серебра. Также, дабы облегчить идентификацию званий, Александр ввел заимствованный у РККА принцип петличных нашивок. По всем армейским частям, согласно новому уложению, они, как и погоны, должны быть черного цвета. А в качестве знаков отличия в данном конкретном случае использовались значки в виде маленьких равносторонних треугольников из той же стали, что и знаки на погонах, числом от одного до трех. Род войск и основную специальность отмечали, как и в предыдущей задумке, посредством нарукавных нашивок.

Второй уровень был вотчиной унтер-офицеров: капралов, сержантов, прапорщиков. Конечно, в практике Российской империи прапорщик считался младшим офицером, но Александр решил ввести более привычное для него деление, отнеся его к старшим унтерам. Заведовали они звеньями и отделениями. Погоны имели в виде шевронов (от одного до трех) из вышеуказанной стали с высоким содержанием никеля, которая употреблялась для всех металлических знаков отличия новой армии. В петлицах, также черного цвета, размещались ромбы.

Третий уровень являлся наиболее массовым для офицеров, так как их абсолютное большинство должно быть сосредоточено именно тут. По командованию он охватывал четыре формации: взвод, роту, батальон и полк. И, соответственно, был представлен четырьмя званиями: поручик, гауптман, майор и полковник. Погоны, впрочем, отдельного офицерского типа Александр вводить не стал, дабы упростить снабжение, а потому на стандартном черном поле размещались пятнадцатимиллиметровые пятиконечные звезды в ряд числом от одной до четырех. В петлицах размещали их же в том же количестве.

Четвертый уровень был генеральским, который охватывал формации бригады, дивизии, корпуса и армии. Соответственно, представлен он был также четырьмя званиями: бригадиром, генералом, генерал-аншефом и маршалом. Отличие по погонам и петлицам от предыдущего уровня заключалось в том, что звезды на погонах были сильно крупнее (двадцать шесть миллиметров), а в петлицах размещался один значок в виде двуглавого орла, введенного на погонах еще осенью.

Пятый и заключительный уровень представлялся только лишь званием генерала-фельдмаршала с одной огромной звездой на погонах (тридцать семь миллиметров) и генеральским орлом в петлице. По командованию он охватывал все уровни выше армии.

Но вернемся к полку. По штатам образца 1864 года он имел огромную для тех времен численность в 4722 человека, из которых 3300 были рядовыми, а 1235 — унтер-офицерами, оставшиеся 187 человек, соответственно, офицерами. По вооружению он тоже разительно отличался от имевшейся в то время традиции. У нового полка имелось 18 орудий, 48 станковых механических пулеметов (митральез), 4047 винтовок и 1067 револьверов, а также 835 лошадей, которые, впрочем, использовались преимущественно как тягловая сила. Очень мощный полк, который по меркам середины XIX века вполне тянул на полновесную бригаду. Впрочем, Александра эта не деталь не смущала, так как ориентировался он на воспоминания о боевом опыте Первой и Второй мировых войн, а не на устаревшие традиции тех генералов, которые не могли никак вырасти из эпохи Наполеоновских войн.

Конкурс желающих записать в этот новый полк был огромен — в среднем около пятнадцати человек на место, поэтому Александр мог тщательно отбирать, ориентируясь на состояние здоровья и разума. Особенно тяжелая борьба шла за офицерские должности, где Саша предъявлял особые требования. Как ни странно, но училище смогло отличиться и выставить часть своих выпускников на унтер-офицерские и командные должности, в значительной степени перекрыв их. Лишь немногие кандидаты со стороны смогли занять позиции выше прапорщика. То есть шли часто с сильным понижением. Впрочем, хорошее денежное довольствие и престиж службы в войсках нового строя, которые себя уже неплохо показали в деле, компенсировали эти удары по самолюбию. Тем более что все наиболее гонористые офицеры сидели по казармам старой гвардии и тихо ворчали, что цесаревич их совершенно вниманием обделяет, возясь с безродными проходимцами. Особенно досталось кавалеристам и артиллеристам, которых Саша поставил вровень с пехотой и остальными родами войск, дабы иметь возможность формировать общевойсковых офицеров уровня от полковника и выше.

К апрелю полк был полностью укомплектован личным составом и вооружением. Винтовки, револьверы, пулеметы, пехотные лопатки, пехотные шлемы и латунные фляжки для воды поставили силами завода «МГ». Остальное снаряжение пришлось заказывать на стороне, озаботившись особенно внимательной приемкой, а заодно предупредив поставщиков, что за брак и попытку обмана будут очень серьезные санкции. Это помогло по крайней мере в первый раз, поэтому полк получился «упакован по полной программе». Как будто подарочный набор.

Единственное недовольство было вызвано у Александра текущим состоянием дел в артиллерийском ведомстве. Дело в том, что лучшим отечественным артиллерийским орудием полкового уровня являлась та самая четырехфунтовая пушка Маевского, с которой он в 1861 году отправился воевать в Америку. И ничего нового никто не придумал. Орудие было неплохим для своего времени, однако для перекрытия полковых потребностей его явно не хватало. Поэтому необходимо было что-то предпринимать.

Посоветовавшись с отцом по этому вопросу еще в феврале, Александр смог получить от него в полное распоряжение Николая Владимировича — конструктора тех самых артиллерийских систем, которые стояли на вооружении полка. Впрочем, Николай Владимирович прибыть сразу не смог, прислав письмо, в котором отпрашивался у цесаревича до середины апреля, дабы закончить начатые еще зимой дела в Михайловской артиллерийской академии. Подобное положение дел давало карт-бланш и самому великому князю, так как с ходу вспомнить все, что он знал об артиллерийских системах, и попробовать это увязать с современным научно-техническим уровнем было не так легко. Поэтому семнадцатого апреля 1864 года в Москве, в кабинете цесаревича состоялась не просто встреча, а целое совещание с обсуждением вполне конкретных вещей. Особенно в свете того, что, кроме Маевского, Александр пригласил еще Обухова, Путилова и Горлова.

Правда, первоначально Саша хотел найти Владимира Барановского и доверить ему разработку нового артиллерийского орудия. Но, увы, ему еще было всего восемнадцать лет, а потому ничего серьезного с точки зрения сложившегося специалиста он не представлял. Поэтому его роль в данном деле была простой — Александр назначил его одним из лаборантов в новую инженерно-артиллерийскую лабораторию при училище.

Помимо комплектования полка Александр занимался и другими, не менее важными делами. В частности, готовил пять экспедиций разного характера практически во все концы земного шара.

Первую из них возглавлял Петр Петрович Семенов, который в будущем должен был стать знаменитым Семеновым-Тян-Шанским. Ему в усиление в общей сложности давали еще двадцать семь биологов разных специальностей, пять медиков — учеников Пирогова, а также специально сформированную полноценную кадровую роту. Их ключевой задачей становилось развернуть полноценные сельско-хозяйственные работы на плантации, купленной пару лет назад принцем Александром в Бразилии. То есть изучить вопрос и наладить выращивание каучуконосной гевеи. В качестве второстепенных задач им было необходимо развернуть всю необходимую сопутствующую инфраструктуру, включая полноценный речной порт и железную дорогу, а также построить хорошо укрепленный лагерь в удобном месте огромной плантации в два миллиона гектаров. Заодно они могли заниматься изучением флоры, фауны, тропических болезней и прочих «чудес», которые для русских биологической и медицинской школ были в диковинку.

Вторая экспедиция была не менее внушительна и возглавлялась Сергеем Петровичем Боткиным. Ему во главе практически полусотни специалистов по естественным наукам, инженерному делу разного профиля и сводному батальону предстояло начать освоение Намибии. Дело в том, что Великобритания не скрывала своего желания подарить эти пустынные земли Российской империи, а потому Александр готовился приступить к делу сразу, как только будет возможно. Состав сводного батальона был достаточно необычен, так как кроме полноценной пехотной роты, укомплектованной новобранцами и выпускниками училища, в ее составе имелось два кавалерийских эскадрона. Вроде бы ничего особенного, если не считать того, что эти эскадроны вместо лошадей использовали верблюдов. Само собой, учитывая действия части в условиях пустыни, основной цвет ее повседневной формы был заменен на светлый хаки. Ну и немного изменилась комплектация, например, на каждого бойца вводилось три штатные латунные фляги для воды.

Отбор людей в эту экспедицию был особенно тщателен, так как Сергей Петрович был сразу посвящен в тайну алмазов и сильно переживал. Каждого рядового тщательно проверяли и прокачивали в вопросах патриотизма и самоотверженности. Все офицерские должности в сводном батальоне заняли рыцари ордена Красной Звезды. В общем, работа шла очень серьезная и основательная как в плане отбора и подготовки личного состава, так и в плане материально-технического обеспечения. Особенно тщательно шла медико-санитарная подготовка личного состава, так как людям придется работать в сложнейших условиях пустынных земель. Даже глава экспедиции был выбран из числа наиболее деятельных и талантливых медиков с хорошим военно-полевым опытом.

Задачи перед этой экспедицией стояли довольно простые — создать укрепленную базу для приема русских добровольцев и начать кустарную разработку алмазов. Последнее — по возможности тайно. Параллельно перед ними ставился целый комплекс разнообразных второстепенных задач, таких, например, как создание глубоких колодцев — для обеспечения водоснабжения поселений.

Третья экспедиция во главе с неким Федором Петровичем Кёппеном отправилась в дорогу уже в марте, поехав по железной дороге в Нижний Новгород, дабы не тянуть. В этом случае войсковое сопровождение было небольшим — всего два взвода кавалерии и три пулеметные тачанки, да и то скорее для солидности, а не для дела. Вместе с Федором Петровичем в экспедицию выдвинулось целых десять фотографов, что, в противовес остальным проектам, куда отправляли в виде сопровождения только одного, максимум двух подобных специалистов, было просто поразительно. Вместе с ними шло девять добровольцев картографов и геодезистов, два десятка биологов самых разных специальностей, три медика и еще до полусотни самых разных специалистов по вопросам естественных наук. Эта экспедиционная колонна должна была пройти по землям Южной Сибири и Дальнего Востока и параллельно решить целый спектр сопутствующих задач. Тут было и уточнение различных карт, и изыскания перспективного маршрута для железной дороги, и поиски потенциальных сельскохозяйственных угодий, и прочее, прочее, прочее. После выхода к берегам Восточного океана ее ждал следующий этап — изучение и регистрация тихоокеанских владений Российской империи. Для чего из ресурсов Русско-Американской торговой компании им надлежало получить корабль с экипажем. И, само собой — вести непрерывную фотосъемку. Александр планировал получить тысячи фотографий самого разного толка, дабы разработать агитационные брошюры для крестьян.

Четвертая экспедиция во главе с Константином Яковлевичем Михайловским отправлялась в новые русские владения в Уругвае для постройки морского порта. Вместе с ним выдвигался сводный, сильно облегченный инженерно-строительный батальон из числа добровольцев, сформированный по принципу комсомольских строительных отрядов. Лишь офицеры и унтер-офицеры были выпускниками военно-инженерного училища. Всего в его составе было триста двадцать семь человек при восьмидесяти лошадях. Особенностью задачи, которую Александр ставил перед Константином Яковлевичем, стало то, что в ходе строительства морского порта и укрепленных позиций предполагалось активное сотрудничество с парагвайским и бразильским руководством. Без этого обойтись было нельзя, так как к указанному сроку уже полыхала война между Аргентиной, с одной стороны, и Парагваем с Бразильской империей — с другой. Как несложно догадаться, весь Уругвай и вся река Парана уже контролировалась союзниками, Буэнос-Айрес был взят, а боевые действия велись в глубине аргентинских владений. Такая стойкость подобной страны оказалась возможной только в связи с тем, что Британская военно-морская эскадра умудрилась вовремя завезти в нее значительное количество вооружения и профинансировать сбор и обучение ополчений. В сущности, на указанный момент аргентинские вооруженные силы практически полностью финансировались Великобританией. Взамен же туманный Альбион практически поставил эту страну в положение колонии. Впрочем, шансов на победу у аргентинских вооруженных сил не было, так как парагвайские регулярные пехотные полки при вполне адекватном уровне вооружения были слишком хороши для того, чтобы их разбили наспех собранные ополчения. Так что вопрос победы союзников был только вопросом времени.

Конечно, Великобритания пыталась надавить на Бразильскую империю и Парагвай, но в дипломатическом ключе протесты британской короны просто игнорировали, а воевать с большей частью Южно-американского континента на столь значительном удалении туманный Альбион был не готов. Тем более что в Бразилии имелись очень солидные интересы главной «темной лошадки» эпохи — принца Александра, который уже не раз демонстрировал свою коронную улыбку «русского медведя».

Пятая экспедиция под командованием Голицына Михаила Михайловича, бывшего командира первого пехотного батальона учебного полка во время военного похода цесаревича в Америку. Ему в помощь шло несколько рыцарей ордена Красной Звезды и полторы сотни специалистов-добровольцев разных полезных специальностей. Тут были и инженеры, и геологи, и медики, и финансисты, и сыновья некоторых московских купцов, прошедших не самую простую школу жизни, и многие другие. Сверх этого шло пять пехотных и одна медико-санитарная рота, а также десять отдельных пулеметных взводов. Так как никаких особых серьезных боевых качеств от этих частей не требовалось, то обучать личный состав решили на месте. А потому роты укомплектовывали из числа отставников и необученных добровольцев, а унтеров и офицеров к ним приставляли из выпускников Московского императорского военно-инженерного училища. В общем, около тысячи человек выходило.

Особенным нюансом этой экспедиции стало то, что по пути из Санкт-Петербурга в русские владения в Америке они должны были зайти в Филадельфию, где к ним присоединят четыре парусно-винтовых фрегата (остальные корабли из серии, закупленной в 1862 году для кругосветного путешествия), выкупленных на средства American Investment Bank в пользу Русско-Американской компании. Корабли, само собой, привели в порядок и перевооружили семидюймовыми корабельными пушками Армстронга, которые умудрились в нужном объеме закупить в Великобритании. Естественно, через подставные компании. Официальной легендой стала «гуманитарная помощь братскому японскому народу». Правда, судно, которое везло эти орудия, затонуло по пути в Страну восходящего солнца. По крайней мере по бумагам, а спустя несколько недель фрегаты вооружили орудиями системы некоего Паркинсона, так как перебить клеймо оказалось делом нехитрым.

Особняком стояли ирландцы, которые готовились осчастливить свой Зеленый остров во имя святого Патрика и доброго друга Александра. А потому энергично перенимали базовые навыки конспиративной работы, стрельбы из револьверов и основы подрывного дела. Тут важно заметить деталь. Для того чтобы не подставиться в этом нелегком деле, Саша уже с марта, после красивой презентации в Варшаве, стал активно продавать свои револьверы, которые скупались подчистую через максимум неделю после завоза партии в тот или иной магазин. Так что теперь можно было улыбаться и разводить руками на вопросы о том, откуда у ирландцев русские револьверы. Впрочем, в Ирландию отправлялись далеко не все. Значительное количество оставалось в Москве для дальнейшего обустройства учебного центра и временного лагеря для приема возможных эмигрантов с Зеленого острова, откуда их будут направлять на постоянное место жительства.

Ну и, конечно, планировала начать свои действия компания New British Mining, которая уже готовила свои позиции для решительного внедрения в Трансвааль. Впрочем, этими делами занимался лично Джон Морган, и до Москвы, в целях конспирации, подробности не доходили. Стоит лишь упомянуть одну деталь — вхождение на рынок Трансвааля проходило по отработанной схеме через компании-однодневки. То есть шло создание коммерческих фермерских хозяйств, которые скупали по вполне неплохой цене интересующие земли у местных землевладельцев. Далее они банкротились, а их собственность переходила к другим предприятиям и так далее. В итоге, после череды подобных мутных операций, когда уже концы было сложно найти, кто, когда и зачем покупал, а главное, на чьи деньги, выстраивалась очень интересная система собственности, позволявшая сосредоточить все управление этими землями в одних руках, но не явно. Дело в том, что в ходе подготовительных работ по реализации подобного проекта создавалось множество разнообразных небольших компаний с преимущественно Британской регистрацией. Они занимались самыми разнообразными делами, от перевозки угля до производства сельскохозяйственной продукции. Но важной чертой всех этих коммерческих объектов было то, что они были, во-первых, небольшие, что позволяло им быть не на виду, а во-вторых, акционерными. Схема владений выстраивалась очень просто. Банк Александра (American Investment Bank) владел пятьюдесятью процентами и одной акцией в фирме номер один. Эта фирма, в свою очередь, имела такую же долю акций в фирме номер два. Та — в фирме номер три и так далее. Средняя цепочка составляла примерно от двадцати до тридцати звеньев, причем эти звенья оказывались не только в Великобритании, но и в САСШ, КША, Мексике и ряде второстепенных европейских стран. Отследить все эти цепочки и схемы владения снизу вверх было крайне сложно. Конечно, это несколько затрудняло управление, однако раздавить одним махом подобную структуру было очень тяжело.

Вот так, в делах и трудах прошли дни Великого князя Московского и Цесаревича Российского Александра Александровича Романова до первых чисел мая, когда с некоторым опозданием в Санкт-Петербург прибыла принцесса Елена. В связи с чем Саше надлежало немедленно явиться в столицу, так как началась подготовка к его свадьбе. В частности, для англичанки начали процедуру крещения в православие, и она сильно переживала, а потому нуждалась в поддержке своего жениха. По крайней мере этого требовали императрица и британский посол. Впрочем, все необходимые дела Александр успел инициировать, подобрать людей и выделить ресурсы, а потому, хоть и переживал, но вполне надеялся на успех. Тем более что все экспедиции ушли на заранее зафрахтованных кораблях торгового флота КША в начале апреля и никаких серьезных проблем для них не предвиделось.

Внезапно попав в незнакомую обстановку, Елена сильно переживала, а потому при первой возможности пыталась быть поближе к Александру. Оказаться в центре внимания столицы огромного государства после жизни на вторых ролях дома само по себе было психологически непросто. Но так сложилось, что принцесса была лишена в Лондоне даже минимальной личной свободы. Дело в том, что сказанная единожды и подтвердившаяся информация о том, что отношения между ней и библиотекарем переходят допустимую границу, вынудила королеву Викторию поступить с дочкой весьма жестко и практически посадить ту под домашний арест, под надзор совсем не молодых и страшненьких пуританок-воспитательниц. Потому совсем неудивительно, что несколько лет в окружении такого специфического общества далеко не позитивно отозвались на психике девушки. Особенно в свете того, что после правильной «прокачки» в Царском Селе Елена стала тщательно следить за своим рационом и делать показанные ей Сашей упражнения. Само собой — тайком, так как подобное принцессам не дозволялось. Как несложно догадаться, фигурка у нее за эти три года пришла в очень привлекательное состояние, отбросив много уже накопленного жира и несколько укрепившись в мышцах. То есть выглядела она весьма изящно и сексуально, что и сама очень хорошо замечала. Из-за чего пуританки-воспитательницы ей откровенно завидовали и старались сделать ее жизнь совершенно невыносимой. Поэтому Александр в Санкт-Петербурге встретил еще более закомплексованную девушку, чем в прошлый раз. И вновь принялся снимать сознательные и подсознательные установки в ее голове путем методичного развращения. В конце концов жить с глубоко религиозной и закрепощенной пуританкой для него было совершенно невозможно. То есть если бы все осталось так, как есть, то Саша наверняка бы завел себе любовницу. И не одну.

Работа была непростая и долгая. Шаг за шагом. Прикосновение за прикосновением он снимал с Елены вуаль карги и высвобождал молодую, живую, полную сексуальной энергии девушку. Особенно помогали тайский массаж и баня, которая, кстати, позволила снять окончательный барьер, так как уже на второй сеанс Александр завалился в парилку к своей невесте голышом. Для нее это было шоком, но спокойное, естественное поведение потихоньку ее умиротворило. А потому уже под конец месяца кропотливой работы цесаревича Елена не стеснялась ни своего тела, ни тела Саши. Получилось провернуть что-то в духе «философии будуара», только в облегченном исполнении — то есть раскрепощение сознания после массы внушенных страхов. Конечно, императрица знала о происходящем, но была вынуждена молчать и недовольно сопеть, так как девушка оставалась девушкой и никаких оснований, в особенности юридических, выкатить для прекращения творимого ее сыном спектакля было нельзя.

Лену крестили восьмого июня 1864 года, сохранив старое имя для удобства, хоть это и было нехарактерно для отечественной традиции. И сразу же стали готовиться к свадьбе, которую назначили на 1 августа. В отношениях же между женихом и невестой ничего не изменилось — они продолжили свое духовное сближение через методичное снятие психологических ограничений. Причем чем дальше уходило их общение, тем разнообразней становились их совместные действия. Например, разговоры по несколько часов кряду в комнатах для релаксации, где после основательного расслабляющего тайского массажа, они развалившись на удобных кушетках, в полуголом виде наслаждались расслаблением и вкусным, ароматным чаем. В основном, конечно, рассказывала девушка, описывая в мельчайших деталях свою старую жизнь, родственников, знакомых, различные помещения, которые она регулярно посещала, и многое другое. Саша же внимательно и с интересом слушал, отчего ей казалось, что она жутко интересна для него, и старалась изо всех сил. Тем более что внимание, с которым Александр слушал свою невесту, было совсем не наигранным — он тщательно запоминал наиболее важные детали в характерах тех или иных персон и фиксировал после окончания встречи их в блокноте. В конце концов девочка, которая долгое время была в тени старших родственников, много чего слышала и видела за свою жизнь в Лондоне.

Впрочем, Александр в Санкт-Петербурге предавался не только приятному времяпрепровождению с невестой. Пользуясь удачным стечением обстоятельств, он серьезно активизировал деятельность своей агентурной группы, которая уже более полугода тщательно собирала компроматы на различных высокопоставленных «врагов империи». И, кстати говоря, получалось у ребят вполне неплохо.

Однако не все проходило столь безоблачно. В один из тихих дней середины июня в кабинет к цесаревичу буквально ворвалась Мария Александровна:

— Отчего по дворцу шныряют эти твои слуги? — Она буквально пылала раздражением.

— Мама, эти так называемые слуги — офицеры моей службы охраны.

— Мне неважно, как ты их называешь. Отчего их так много?

— Их ровно столько, чтобы они могли выполнять свой долг. — Александр вежливо чуть склонил голову в почтении. — Вы будете удивлены, Ваше императорское величество, но мои офицеры смогли предотвратить уже два покушения.

— В самом деле? — Мария Александровна со слегка пренебрежительным удивлением подняла бровь.

— Да. Один раз меня пытались отравить, другой — взорвать. Припомните тот странный инцидент, когда я устроил скандал из-за того, что мне подали несвежую запеканку, и отправил ее обратно на кухню, подспудно уронив поднос на пол, дабы это замечательное блюдо уже не могли никому из гостей положить? Вспомнили? Так вот — в запеканке был яд, и меня об этом предупредили заранее. Мало этого, в ближайшую ночь исполнитель исчез. Его нашли лишь через четыре дня — он плавал в канале. — Мария Александровна вся подобралась и посуровела лицом. — Да, мама, да. Если бы не мои офицеры, то, вероятно, вместе со мной погибла бы и Лена.

— А взрыв?

— Мои люди вовремя обнаружили странный кожаный саквояж в комнате под моей спальней. Как и кто его пронес — остается только гадать, но нитроглицерина в нем хватило бы на то, чтобы вообще все крыло обрушить. Впрочем, кто его туда пронес, осталось тайной. — Императрица чуть приподняла подбородок, желая что-то сказать, но промолчала, задумавшись. — Да, мама, да, твоего сына кто-то хочет убить. Уже второго сына.

— Что?!

— А ты думаешь, Никса погиб случайно? — Ее глаза округлились от возмущения. — Мама, когда я допрашивал тех людей, что пытались его тогда в Старом замке повесить, то выяснилось, что от исполнителей, безусловно, все нити вели в Париж. То есть покушения на Николая проходили по меньшей мере с одобрения Наполеона III.

— Ты в этом уверен?! У тебя есть доказательства? — Мария Александровна буквально вспыхнула негодованием.

— Я вел подробное протоколирование всех допросов. На каждом из них стоит подпись следователя и обвиняемого. Если вы желаете, я могу передать вам эти протоколы.

— Желаю. Очень желаю. — Она просто скрежетала зубами, еле сдерживаясь от того, чтобы высказаться о Наполеоне в изящном ключе. Саша был доволен, теперь она костьми ляжет, но не допустит более усиления французской партии при дворе.

— Мама, но я вас очень прошу — не делайте резких и необдуманных поступков. — На что Мария Александровна лишь презрительно скосилась на сына. — Ну что вы, мама, вы меня не поняли. Дело в том, что во всей этой польской истории есть один нюанс, который меня очень сильно беспокоит. Дело в том, что в день последнего покушения на брата на вокзал Варшавы пришла телеграмма, в которой говорилось, будто я прибываю на поезде.

— И что в ней необычного? — чуть ли не с усмешкой спросила императрица.

— Да все. Ее просто не могли прислать. Некому было это сделать. Я же конной группой ехал вдоль железной дороги, намереваясь ликвидировать засаду бунтовщиков, и посещал все города, в которых имелись телеграфные станции. Все руководители были в курсе того, что я не еду на поезде. Им не было никакого смысла давать подобного рода провокационного сообщения. Так вот, мои люди стали тщательно изучать ситуацию и выяснили, что телеграмма на Варшавский телеграфный узел пришла из Санкт-Петербурга. Но главное другое — оба телеграфиста, замешанные в этом деле, погибли сразу же, как только мои разведчики вышли на их след. Вы ведь, наверное, не в курсе, но они оба уже на следующий день подали в отставку и попытались скрыться. А ведь эта телеграмма, мама, ключ к успеху покушения. Вы подумайте, разве смогли бы эти бандиты столь малым числом пробиться к моему брату, если бы почти весь персонал Старого замка не отбыл на вокзал меня встречать? Я ту телеграмму сохранил на память и могу вам тоже передать. Может, вы желаете на нее взглянуть?

— Безусловно, я хочу с ней ознакомиться. — Мария Александровна несколько успокоилась и задумалась. — Но если все так, как ты говоришь, то бандитам кто-то помогал из Санкт-Петербурга.

— Вы правы. Причем совершенно точно можно сказать, что это не французская агентура. Австрийская ли, прусская ли, британская ли или еще какая — не ясно. Именно поэтому я и прошу вас не предпринимать резких движений. На меня со дня смерти Николая совершено уже одиннадцать покушений. У вас нет такой службы охраны, как у меня, и, боюсь, если вы узнаете что-то, что поставит под удар деятельность агентурной сети нашего противника, то скоропостижно погибнете от какой-нибудь внезапно обострившейся болезни. Мама, я сам, к примеру, спокойно чувствую себя только в Москве, да и то — лишь в Кремле, потому как превратил его практически в крепость. Каждый человек, который там работает, не только проходит очень тщательную проверку, но и находится под постоянной слежкой нескольких своих сослуживцев. А тут — в столице, где иностранных агентов почти столько же, сколько жителей, нужно быть очень осторожным, чтобы «нечаянно» не погибнуть. — Мария Александровна, совсем было успокоившись, вновь напряглась, смотря уже совсем другими глазами на сына.

— И ты мне раньше этого не говорил? — сказала она с упреком.

— Пока вы, мама, публично выражаете неудовольствие мной — ваша жизнь и здоровье в безопасности. У нас есть определенные разногласия, и я хотел бы их сохранить. Для вашего же блага. — Саша вежливо поклонился.

— А…

— Он в безопасности. Дело в том, что если он погибнет или станет немощным от ранения, то престол перейдет ко мне. — Саша улыбнулся. — Заговорщикам это не нужно, так как я имею определенную эм… опасную для них репутацию. Поэтому, пока не будет готов государственный переворот, жизни моего отца ничто не угрожает. Впрочем, еще раз напоминаю — мама, я вас очень люблю и хочу, чтобы вы продолжили выражать неудовольствие мной. Особенно в кругу того круга мутных «красавцев», что прибиваются в ваше окружение последнее время.

— Отец в курсе?

— Нет, потому как если он узнает, то перестанет вести себя естественно. Боюсь, что это только ускорит его гибель.

— А твои люди? — Она прошла чуть вперед, зайдя за плечо Саши и посмотрев в окно. — Они смогут вовремя вмешаться и помешать покушению?

— Не думаю. Двор разделен очень строго между европейскими партиями. Все новые сотрудники гармонично вливаются в агентурные сети той или иной страны. Появление моих агентов без меня станет сигналом к тому, что заговор раскрыт, а потому нужно действовать быстро. Если честно, я даже не представляю, как можно обезопасить отца, если заговор перейдет в свою активную фазу. Он же у нас человек с характером.

— А остальные? — Она повернулась с уже встревоженным, влажным взглядом.

— Не знаю. Пока я не выясню, кто и, главное, зачем ведет эту кровавую игру, боюсь, мы сможем только догадываться о том, что станется с нашей семьей. Не исключено, что планируется попытка установить республику. И если это так, то погибнуть должны мы все.

— Сколько у нас есть времени?

— Думаю, года два есть. Может быть, больше, может быть, меньше.

Этот милый разговор был замечен всеми заинтересованными лицами. Как докладывали наблюдатели, за Марией Александровной была очень аккуратная внешняя слежка. К счастью, о чем именно говорили мать с сыном, осталось секретом, а ее рассерженный вид, с которым она вышла из кабинета Саши, помог в правильном ключе истолковать данное обстоятельство. Так что цесаревич не переживал за ее здоровье. Заряд «бодрости» и сильного, просто хронического раздражения ей гарантирован, что создаст правильный эффект сильного негодования сыном этой хорошо воспитанной благородной женщины.

Что же касается «врагов империи», как уже не раз называл реакционеров и противников реформ Александр, то с ними все лето велась тонкая игра, цель которой заключалась в формировании взаимного недоверия и страха в их рядах. Дело в том, что компроматы, по большинству из них, накопились не настолько внушительные, как хотелось бы. То есть отправлять их прямиком на стол императору было преждевременно. Поэтому пришлось немного лукавить. На каждого из этих «красавцев» формировался пакет из частей компромата в таком ключе, чтобы можно было при анализе сделать вывод о том, что навел тот или иной «товарищ» из числа их окружения. После чего курьерами из числа уличной детворы эти «письма счастья» пересылались точно адресатам.

Делалось все это довольно аккуратно, поэтому большая часть представителей круга окружения Марии Александровны, злопыхавшая еще несколько дней назад на цесаревича, резко притихла. Впрочем, правильные выводы сделали не все. Дело в том, что из письма, которое они получили, было совершенно не ясно, кто их пытался шантажировать, а потому стали нередки скандалы и попытки разборок с подставленными представителями окружения. Но были и такие, что совершенно проигнорировали подобное сообщение так, будто его и не было вовсе. Самым ярким из них был Петр Андреевич Клейнмихель — человек, который был легендой общеимперского мздоимства. Фактически в царствование Николая Павловича через его руки проходили все серьезные финансовые проекты, связанные со строительством. И в каждом из них он имел свою долю. Об этом знали все, но император никоим образом не реагировал на подобные обстоятельства в силу весьма специфической детали. Дело в том, что Петр Андреевич усыновлял бастардов императора Николая I. Из-за чего имел полную неприкосновенность и практически абсолютное всепрощение. У Николая Павловича, но не у Александра.

Петр Андреевич уже на следующий день в присутствии императрицы проговорился, что кто-то имел наглость его шантажировать. Причем даже процитировал несколько пунктов и, рассмеявшись наивности дельца, поведал о том, что негоже благородному человеку поддаваться на такие жалкие попытки. Слишком высоко он находился в иерархии империи, слишком серьезные имел гарантии, а потому чувствовал себя в полной, совершенной безопасности. Подобное обстоятельство требовало решительных мер, так как пример Клейнмихеля мог послужить очень пагубным образцом для подражания.

В связи с этим обстоятельством 17 июня на рабочем совещании в личных покоях цесаревича, выделенных ему в Зимнем дворце, Александром было принято решение о ликвидации Петра Андреевича. Сложность дела заключалась в том, что его было нужно провернуть не просто так, а умудриться подставить какую-нибудь национально-освободительную организацию.

Александр в принципе рисковал, так как та череда совещаний и сильно возросшая активность его людей привлекала излишнее внимание. Впрочем, в связи с двумя покушениями, о которых было сообщено всему двору с рекомендацией помалкивать, в кулуарах поговаривали только об излишней щепетильности великого князя. То есть говоря просто — о трусости. Это породило определенную вереницу анекдотов и шуток, однако в лицо не произносимых. Саше же на подобное отношение было плевать, ведь в конце концов хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Уже к середине июля получилось не только собрать все необходимые сведения для ликвидации Петра Андреевича, но и найти зацепки для вывода следствия на группу фенноманов, то есть представителей финского национально-освободительного движения. Ставка на Финляндию была сделана потому, что польский аналог этой деятельности уже был достаточно дискредитирован и выставлен перед лицом общественности в дурном свете. Конечно, можно было идти дальше, но Саше нужен был повод для того, чтобы в дальнейшем получить поддержку общественности в разгроме финской автономии.

В принципе цесаревич мог бы выбрать и какой-нибудь другой объект для дискредитации, но Петр Андреевич имел очень серьезные инвестиции в Великом княжестве Финляндском, которые приносили, как показала разведка, неплохие преференции. То есть он сам не оставил Александру выбора в том, кого именно выставлять заказчиком.

Побочным, неприятным моментом было то, что совершить покушения классическим способом и не подставить своих людей можно было только с использованием адских машин. Причем не просто так, а специфически, например, через подрыв несущей опоры моста при движении по нему поезда. Или заминировать карету, на которой тот ездит, решив каким-то образом проблему с дистанционной или замедленной детонацией. Конечно, можно было его совершенно спокойно подстрелить из винтовки, но этот шаг был крайне опасен тем, что давал противникам цесаревича замечательный способ расправиться с ним самим. Ведь его «орлы» только учились противодействовать подобным покушениям.

В общем, после недельных колебаний было принято решение минировать карету. Последним доводом стало то, что Петр Андреевич регулярно ездит по нескольким маршрутам, а служба его охраны столь плоха, что никаких затруднений создать не сможет.

Бомба представляла собой оболочечное взрывное устройство с двухкилограммовым зарядом тротила. Такой огромный заряд был нужен для того, чтобы не оставить следов взрывного устройства, по крайней мере таких, которые криминалисты того времени смогли бы распознать. Как говорится, чем больше заряд, тем меньше доказательств.

Приводилась в действие она примитивным детонатором. Он был выполнен в виде классического запала для гранат, только без замедлителя. Чека выдергивалась часовым механизмом замедления, который срабатывал от первой сильной встряски на колдобине. Учитывая, что рядом с ангаром, где стояла выбранная карета, имелся переезд через водосток, то ранее пересечения этого небольшого рва устройство сработать не должно было. Активатор представлял собой короткую трубку, установленную вертикально, на одном конце которой лежал небольшой комок активного вещества, а на другом — регулируемая игла, позволяющая подобрать силу встряски для детонации. Со стороны это выглядело вполне мило — легкий, приглушенный хлопок, который вышибал скобу и запускал замедлитель. Время замедления было подобрано так, чтобы взрыв прогремел где-нибудь поближе к финалу путешествия.

По подобной схеме к концу июля изготовили несколько устройств. Два из них испытали заранее, в удаленной от Санкт-Петербурга лесной глуши. Все работало безупречно. Единственное нарекание вызывал размер заряда, который был явно избыточен, но уже было поздно что-то менять. Дело в том, что корпуса взрывных устройств изготовили из неразборной литой конструкции из чугуна в виде своеобразной цилиндрической фляжки. Горлышко закрывалось ввинчиваемой стальной пробкой с отверстием для заливки расплавленного тротила. Ничего особенного в конструкции не было, однако пробку вкручивали с таким усилием, что вывернуть ее не было никаких шансов. Для пущей прочности чугунного корпуса его в несколько слоев обмотали толстой медной проволокой.

Собственно никакой особой проблемы выплавить оттуда тротил не было, однако в силу ряда причин Александр лично заняться этим не имел возможности, а доверять столь рискованное дело своим людям, которые не очень понимали вообще, что он мудрит с бомбой, было решительно невозможно. В конце концов людей у него было мало, и рисковать ими совсем не хотелось.

Тут имела место одна деталь, которая не позволяла отложить покушение на период после свадьбы.

Дело в том, дабы отвести от себя подозрения в совершении предстоящего теракта, Александр стал максимально сближаться с Клейнмихелем и его семьей. Он встречался с Петром Андреевичем если не каждый день, то через день точно. Ходившие об этом слухи освещали самые разные сказки. Ключевой из них являлась та, в которой Александр планировал строительство полноценного морского порта в Санкт-Петербурге в качестве перспективного коммерческого объекта, а потому нуждался в советах и поддержке старого «зубра». Впрочем, цесаревич и впрямь об этом неоднократно беседовал с Петром Андреевичем и имел очень даже хорошие перспективы его участия, о чем, безусловно, был в курсе весь столичный бомонд, так как сплетни никто не отменял. В сущности, большинство разговоров сводилось к вопросам практической реализации и распределения прибыли, чем Саша с удовольствием и занимался.

Так вот, основной причиной невозможности задержки стала необходимость проведения подрыва кареты как раз в ходе проведения перспективных переговоров о постройке Санкт-Петербургского морского порта, которого, к слову, еще не было. Слишком хорошо выходило это алиби, особенно в свете того, что как пойдут переговоры после свадьбы и получится ли сохранить видимость такой идиллии, было абсолютно не ясно. Александр переживал, что потрать он на подготовку лишний месяц из-за необходимости выверить заряд, и начнется охлаждение отношений с Петром Андреевичем. В целом это было бы мелочью, однако были все основания полагать, что просочись хоть в каком виде его неудовольствие старым «зубром», и Саша в одночасье предстанет перед публикой разочарованным компаньоном. А это уже — мотив.

Впрочем, работать спецотряду цесаревича это не мешало. И вот за пять дней до свадьбы они заложили взрывное устройство под видом ремонтных работ нужной кареты, на которой Петр Андреевич должен был в намеченный день поехать по делам. Заряд аккуратно установили в двойное утепленное дно и добротно проложили шнур до оси кареты, то есть так, чтобы ничто не могло его защемить и порвать. В общем, сделали все в лучшем виде. Но случился казус.

27 июля 1864 года Александр с Еленой отправился на прием к Петру Андреевичу, который он давал в честь цесаревича. Саша приехал намного раньше остальных гостей, дабы пообщаться с Клеопатрой Петровной о кое-каких делах, да и вообще, она была весьма умной и хитрой женщиной, а потому общение с ней тонизировало великого князя. Что-то вроде партии в шахматы. Самого же Петра Андреевича еще не было — он задерживался по неотложным делам, но должен был приехать незадолго до начала приема.

Неизвестно, как так случилось, но кто-то что-то напутал с транспортными средствами. Саша это понял сразу, как только увидел подъезжающую карету. Ведь он в ходе подготовки покушения тщательно изучил по описаниям и фотографиям все «повозки», на которых исправно путешествовала эта «великосветская задница», а потому легко их различал с первого взгляда. В первые секунды после осознания происходящего Александру потребовалось огромное самообладание, чтобы не рвануть «кавалерийскими скачками» подальше от подъезжающей бомбы. Особенно в свете того, что он с Еленой стоял на балконе второго этажа, который находился слишком близко к тому месту, где должно было остановиться заминированное транспортное средство. Килограмм тротила в крепкой стальной оболочке — это вам не шутки. Тем более что непонятно, когда именно рванет заряд, так как замедлитель подбирали для другого маршрута.

Ситуация усугублялась еще и тем, что усадьба, где Петр Андреевич собирал гостей, была загородной и большая часть прибывших спасалась от духоты и скуки на свежем воздухе. А потому очень живо отреагировала на подъезжающую карету, начав подтягиваться к ней. События разворачивались очень быстро, а поэтому эти несколько секунд шока привели к тому, что Александр начал действовать, лишь только тогда, когда карета приблизилась к балкону метров на двадцать. Ожив, Саша, прихватив Лену под руку, сохраняя полное спокойствие, не спеша зашагал с балкона, дабы оказаться подальше от крайне опасного транспортного средства. Со стороны же это выглядело так, будто он намеревался поприветствовать подъехавшего доброго друга — Петра Андреевича. И вовремя. Взрыв прогремел в тот самый момент, когда жених с невестой выходили в залу через открытую настежь дверь. Собственно это и спасло им жизнь.

Взрыв не только разнес в щепки деревянную карету с Петром Андреевичем, но и обрушил балкон. Практически все люди, что находились в радиусе двадцати шагов от кареты, либо погибли, либо были тяжело ранены. Хотя осколки разлетелись заметно дальше, находя своих жертв. Единственным исключением стали цесаревич с невестой. Их, конечно, сбило с ног во время взрыва, но никаких серьезных повреждений молодая чета не получила. Лену слегка контузило и несильно поцарапало попу деревянной щепкой. Сашу — зацепило петлей от кареты, которая вскользь прошла вдоль его спины, лишь рассадив местами кожу. Иными словами — счастливчики.

Клейнмихель же умер мгновенно. Его собственно и нашли с большим трудом — в виде куска головы. Из-за чего поначалу думали, что он вообще в карете не ехал. Все остальное его тело превратилось буквально в фарш, равномерно размазанный по округе. Как это ни прискорбно, но вместе с Петром Андреевичем погибла вся его семья. Даже Клеопатра Петровна, которая стояла метрах в тридцати от места взрыва, не спаслась — латунная ручка кареты попала в шею и вырвала большой кусок мягких тканей, практически оторвав голову. Что же касается остальных членов семьи и тех гостей, что были рядом с каретой, то большинство из них пришлось буквально собирать по кускам, что разбросало взрывом по весьма внушительной площади.

Первые мысли Александра после падения от ударной волны отборным, сапожным матом разнеслись по округе. Впрочем, к счастью, никакой лишней информации там не прозвучало, да и не слушал его никто — не до того было. Быстро осмотрев себя и поняв, что никаких серьезных повреждений его тушка не получила, он занялся Еленой. Несмотря на разодранную и запятнанную кровью одежду, повреждения оказались минимальными. Девушка, к счастью, потеряла сознание, а потому не верещала, когда цесаревич извлекал вонзившуюся щепку. Как говорится «тонкий шрам на любимой попе — рваная рана в его душе». Желание выяснить, кто совершил эту оплошность и чуть не угробил его самого, в этот момент было просто нестерпимо. Особенно в свете того, что он очень тщательно инструктировал своих подчиненных в этом нелегком деле, но, видимо, опыта или мозгов им явно не хватило.

Однако предаваться своим размышлениям Александр не имел никакой возможности, поэтому, закончив осмотр и удалив инородный предмет, он продезинфицировал ее спиртом, перевязал и уложил на кушетку в зале — приходить в чувство, заодно приставив перепуганную служанку бдеть у ее ложа. После чего развернул бурную деятельность по оказанию помощи пострадавшим, даже несмотря на то, что большинство раненых и погибших он лично считал врагами Империи. Но обстоятельства не позволяли поступить как-нибудь иначе и не подставиться при этом.

На работу Саша умудрился мобилизовать всех, кто был в состоянии осознанно совершать полезные телодвижения и членораздельно мычать, причем невзирая на социальный статус человека. И граф, и простой лакей — он их всех построил, где приказом, где криком, а где и кулаком. А учитывая, что кулак у него был крепкий, удар поставленный, то саботажник переходил в статус раненых прямо на глазах у остальных, сильно повышая их желание сотрудничать и подчиняться.

Рыцари ордена Красной Звезды, которые числом не менее четырех человек всегда присутствовали при Александре на любых публичных мероприятиях, оказались весьма кстати. Дело в том, что они в обязательном порядке изучали медицину под руководством либо самого Пирогова, либо его ставленников, а потому и были подряжены на оказание первой медицинской помощи. Тем более что большего в тех условиях они сделать не могли. Остальные же оказались приставлены им в помощь. Например, для подноски свежей воды, резки простыней на бинты и кипячения их прямо тут же — на улице в больших чанах, которые притащили с кухни. Впрочем, погибших все равно вышло сильно больше запланированного, и взрыв превратился в общенациональную трагедию. По крайней мере так об этом написали в газетах.

Произошедшее всколыхнуло не только Санкт-Петербург, но и все европейские столицы, так как всем стало очень интересно узнать, кто устроил это крайне любопытное действо. В Европе сделали четкие и однозначные выводы о том, что появился новый игрок, который таким, весьма специфическим образом решил заявить о себе. В целом большинству, конечно, было наплевать, что в столице Российской империи погибло несколько десятков солидных чиновников очень высокого уровня. Однако мысли о том, что подобные методы будут применены к ним самим, вызывали опасения и обостренное желание придушить новую угрозу в зародыше. А потому практически за неделю Санкт-Петербург наводнили иностранные агенты, ставящие перед собой простую цель — любой ценой выяснить, кто устроил теракт и зачем. На их фоне полиция, получившая августейший пинок пониже спины и резко развернувшая очень бурную деятельность, смотрелась откровенно тускло в силу хотя бы того, что люди, работавшие там, отличались острой формой непрофессионализма. То есть больше мельтешили и создавали проблемы, чем реально что-то расследовали. Впрочем, имперский период в этом плане не сильно отличается от того, в котором имеет счастье жить уважаемый читатель. Злые языки даже поговаривают, что дореволюционная полиция стала образцом для подражания при выстраивании в новых, демократических условиях служб защиты правопорядка. Впрочем, мы отвлеклись.

В сложившихся обстоятельствах Александр вынужден действовать сразу в нескольких плоскостях. Во-первых, личный пиар, дабы поднять свой рейтинг не только в глазах соотечественников, но и в европейских странах. Поэтому фотография, где он выносит на руках принцессу, потерявшую сознание, через пролом в стене, оставленный взрывом, оказалась практически во всех европейских газетах максимум через три дня. Не говоря уже о том, что были сняты многочисленные кадры активной деятельности по оказанию первой медицинской помощи и панорамы взрыва, показывающие масштаб катастрофы. Его персональный фотограф, которого Саша таскал за собой «на всякий случай» уже год, наконец-то стал приносить реальную пользу, так как все эти фото, сделанные для личного архива, были проданы из-под полы за огромные деньги издательствам.

Во-вторых, дабы работать далее на свою непричастность к теракту, Александр поручил отправить письма с соболезнованиями всем пострадавшим семьям, плюс посетил пару раз некоторых раненых. Ну и общая панихида по «невинно убиенным». Саше от подобного лицемерия было, конечно, тошно, но приходилось смириться с этой тяжелой и во всех отношениях неприятной работой. Ситуация усугублялась тем, что практически всех раненых и убитых можно было без суда и следствия вешать на ближайшей осине за их преступления перед государством и народом, преимущественно финансового характера. Но они были элитой общества, которой многое прощалось, а потому Александр был вынужден выказывать свое «искреннее» сочувствие и с печальным видом рассказывать, как он скорбит о потере столь важного и нужного человека. В связи с чем в голове у него не раз всплывала любимая фраза из знаменитого мультфильма «Мадагаскар»:

— Нет, парни, улыбаемся и машем, улыбаемся и машем.

Впрочем, штатный фотограф следовал за Александром буквально по пятам, а потому личный архив цесаревича активно пополнялся очень интересными фотографиями класса «Ленин на субботнике». Как несложно догадаться, эти фото на ура раскупались различными журналистами за очень солидные деньги. Само собой, из-под полы. А чтобы не обвинили его самого, Саша подал заявление в полицию, дескать, кто-то из обслуги Зимнего дворца ворует у него фотографии. Да еще шум в прессе поднял, обвинив их в безнравственности и алчности. Однако фотографии продолжали исправно пропадать и публиковаться, а Александру в карман — капать очень неплохие суммы. Как говорится — only business.

Но на этом шаги цесаревича не закончились.

На созванной 29 июля пресс-конференции он долго и основательно беседовал с журналистами и делился заранее продуманными соображениями.

— Ваше императорское высочество, ходят слухи, что вы намерены перенести свадьбу в связи с произошедшей трагедией.

— Это глупости. Господа, дело в том, что свадьба эта — событие государственное. А потому я не могу ее перенести с намеченного срока. Даже более того — не имею права. Вы ведь понимаете, что, уступив бомбистам единожды, мы дадим им крохотный лучик надежды на то, что в будущем они смогут добиваться успеха подобными действиями. Что они избрали верный путь.

— А вы думаете, те люди, что организовали это покушение, хотели отложить вашу свадьбу?

— Цели, которые преследовали организаторы, совершенно очевидны. Во-первых, это подорвать потепление отношений между Россией и Англией. Ведь злоумышленники хотели поставить под вопрос сам факт династического брака, который позволил перевести на новый, более высокий уровень теплоту отношения и сотрудничества между нашими странами. Вот и думайте — кому это выгодно? Особняком стоят еще две цели, которые также очевидны. Вам, наверное, еще неизвестно, но с момента моего возвращения из кругосветного путешествия, на меня совершено уже двенадцать покушений. Включая произошедший три дня назад взрыв. Кому-то очень не нравится моя реформаторская деятельность, которая, как я уже неоднократно заявлял, нацелена на то, чтобы жизнь простых людей стала легче. Помимо этого общественности следует также знать о том, что мы с Петром Андреевичем пришли к согласию о сотрудничестве при постройке нового морского порта в Санкт-Петербурге, который позволил бы серьезно увеличить наш торговый оборот, а также заметно снизить издержки на погрузке и разгрузке товаров. Вы, ведь, наверное, в курсе, что в столице Российской империи до сих пор нет никакого морского порта, а грузовые суда разгружаются посредством разнообразных портовых барж. Вот Петр Андреевич и погиб из-за нежелания кого-то допустить укрепления торговых и транспортных связей России с Европой.

Помимо этого цесаревич вел игру и в плоскости шпионских игр. Ему совершенно невозможно было проигнорировать ту кадриль, что завертели иностранные разведки с помощью своих агентов в Санкт-Петербурге. Всем захотелось узнать, «кто подставил кролика Роджера», в том числе и самому кролику. Особенно в свете того, что Саша смог хорошо подготовиться и организовать для разведчиков большую и красивую игру «в десять записок».

Ради отведения глаз в этой игре была создана некая подпольная национально-освободительная организация «Калевала», которая ставила перед собой задачи создания Великой Финляндии. Само собой, эта комичная конструкция была рождена исключительно на бумаге, да и то — фрагментарно, так как банально не хватило времени. Для создания иллюзии ее деятельности было сфабриковано более ста разнообразных документов, часть из которых имела даже какой-то осмысленный характер. Хотя самыми вкусными, как считал Саша, были письма, в которых был зашифрован бессвязный бред — милая и красивая головоломка, над решением которой можно биться вечность. Впрочем, главной загадкой этого всего розыгрыша было то, что в финале их ожидало лишь разочарование, так как все хвосты, ведущие к заказчикам, очень аккуратно и тщательно были обрублены. Само собой, для большего накала страстей люди Александра при его всемерном содействии устраивали смертельно опасные ловушки буквально на каждом шагу, а потому иностранные разведчики, идущие по сюжетной линии этой головоломки, дохли, как мухи.

Конечно, изначально вся эта операция по розыгрышу иностранных спецслужб была больше блефом, чем реальностью, однако, как ни странно, все получилось. Видимо, Александр переоценил возможности иностранных разведок, которые понесли огромные потери в личном составе — за тот месяц, что шло расследование, погибли практически все известные цесаревичу люди, начинавшие его. Само собой, сфабрикованные документы распределились между разными странами, потому как не всегда британцы приходили первыми. Что в конечном итоге вылилось в открытое соперничество и новую большую игру в Европе.

Впрочем, и тут без непредвиденных инцидентов не обошлось. По ходу дела какой-то не в меру прыткий журналист высказал версию о том, что все происходящее — провокация самого Александра, но ее сразу же отмели, так как не находилось никаких доказательств, а самое главное — мотивов. Особенно в свете того, что цесаревич также участвовал в этой игре, то есть его люди, нарочито светясь, занимались расследованием происшествия. Правда, почти всегда они приходили вторыми или третьими, уступая лавры первопроходцев минного поля своим коллегам из других разведок. Пару раз Александр специально выдвинул их к очередному звену головоломки совместно с англичанами, устроив своего рода встречу на Эльбе. Но так как агенты цесаревича были предельно осторожны, то исключительно из природной вежливости уступили право героически погибнуть своим британским друзьям.

Эпилог

Все когда-нибудь подходит к своему логическому концу, так и эта канитель с расследованием теракта закончилась практически безрезультатно к концу сентября. Огромные потери в личном составе иностранных агентов, работавших в Санкт-Петербурге и командированных туда из других мест, легли очень благодатно на нулевой результат и перевели акцент разборок в Европу. Лондон, Париж, Берлин, Вена — все серьезные игроки были убеждены, что это сделал кто-то из них, а потому активно мешал выяснению обстоятельств, притворяясь заинтересованным. Такой изгиб судьбы Александру очень понравился, а потому, оставив дела по расследованию полиции, передав ей заодно все обнаруженные улики, он 3 октября 1864 года отбыл в Москву, где его уже ждало запаздывающее открытие Уложенного собрания. Лишь расторопность и предприимчивость Дукмасова позволили не допустить срыва запланированного на первое число открытия. В конце концов, некоторые его люди оставались в столице и продолжали создавать видимость поиска виновных, а его отбытие имело в глазах общественности и иностранной агентуры очень веское и основательное решение. Так что все формальности получались соблюдены.

На фоне теракта и последующей истерии свадьба цесаревича прошла как-то очень скромно, можно сказать, даже камерно. Особенно в силу того, что император был сильно обеспокоен жизнью и здоровьем своего сына. Конечно, все формальности были соблюдены, но никаких пышных торжеств не получилось. Впрочем, ни Александр, ни Елена, ни представители британской короны не возражали против подобного. Поэтому особенно о свадьбе и не стоит.

Всю дорогу, что ехал цесаревич к себе домой после большой и сложной политической кампании в столице, он размышлял о том, что удалось сделать. Заодно черкая в блокнотике и считая. К счастью, Лена, ехавшая с ним в одном купе, хоть и увлеченно наблюдала за его манипуляциями, но совершенно не понимала, что именно он записывает. Ситуация упрощалась еще и тем, что для личных записей Саша использовал современный ему русский язык с соответствующей графикой скорописи и терминологией, совмещенной с огромным количеством сокращений, в том числе и на иностранных языках. Иными словами, прочесть его новым современникам такой текст было крайне сложно, а понять — просто невозможно.

Для девушки Саша был практически ожившей сказкой, а потому она была готова ему буквально в рот заглядывать. Это, конечно, было приятно, но в большой дозировке несколько напрягало. Из-за чего иногда у Александра проскакивали мысли о том, что он завел экзотическую форму домашнего животного. Впрочем, имея весьма мало времени на общение с молодой супругой, цесаревич не очень сильно раздражался от подобного обстоятельства.

С ним в Москву ехали и его два младших брата: семнадцатилетний Владимир и четырнадцатилетний Алексей. Они должны были по распоряжению императора «состоять при брате», а тот их всемерно обучать. Александр Николаевич всерьез опасался гибели Саши, особенно после взрыва кареты с Петром Андреевичем, а потому пытался сохранить хотя бы крупицу той пользы, что он мог принести для империи. Император не без основания полагал, что длительное нахождение братьев при цесаревиче и активное участие в его делах позволят им перенять и характер мыслей Александра, и его стиль работы, и множество разнообразных и крайне полезных знаний. Само собой, с братьями он провел разъяснительную беседу, буквально до состояния кашицы разжевав ситуацию, а потому они наравне с великой княжной буквально заглядывали цесаревичу в рот. Ситуация усугублялась еще тем, что Владимир, проходивший вместе с Сашей обучение в кадетском корпусе и училище, и без императора понимал уникальность личности своего брата, а потому относился с предельной ответственностью к порученному отцом заданию. Для самого же Александра ситуация оказалась совершенно необычной и довольно некомфортной, так как учитель из него был, мягко говоря, не очень.

Тут стоит отметить один момент, который очень часто всплывает в художественной литературе с историческими сюжетами. Называется он синдромом убогих потомков. Смысл его прост — дескать, современник, попавший в прошлое, столкнется с тем же уровнем понимания, что у него, а так как опыта жизни в местных исторических реалиях у него нет, то он будет проигрывать современникам практически во всем. На самом деле — все это одно большое заблуждение, существование которого указывали еще в средневековье арабы в наставлениях к историкам.

Смысл этого заблуждения сводится к очень занятному феномену, о котором мало кто догадывается, просто в силу того, что не очень хорошо разбирается в истории и психологии. Дело вот в чем. Умственные способности людей не меняются от поколения к поколению, так как и сам биологический вид остается неизменным. Как это ни прискорбно, но тысячу лет назад так же, как и сейчас, человек как вид имеет практически одинаковую конструкцию. Переводя в плоскость аналогий, можно сказать, что мы имеем серийное производство одной и той же платформы автомобилей на протяжении огромных временных промежутков с вариацией лишь комплектации и типа кузова.

Но тогда вы, уважаемый читатель, спросите, почему наши возможности вчера были гораздо ниже, чем сегодня? Ответ на этот вопрос очень прост и примитивен, впрочем, на него смогли ответить лишь совсем недавно — в ходе развития и становления так называемого информационного общества. Человечество, имея неизменную конструкцию минимального элемента (человека), развивается через накопление и обобщение актуальной информации. Иными словами, чем большим объемом и качеством осмысленной информации овладевает человек, тем выше он стоит на ступени интеллектуального развития. Конечно, идеалом в данном случае должен становиться некий сферический «людь» в вакууме, который обладает всей полнотой информации и имеет самые совершенные способы ее обработки.

Но это так, сказка. На самом деле мы имеем в любом деле куда более реалистичную картину, которая упирается в открытый еще Михаилом Васильевичем Ломоносовым закон сохранения энергии. Основная проблема, которая имеется у человечества, это условно фиксированная вычислительная мощность «компьютера», которые мы все носим на плечах. Подобная печаль, совмещаясь с не менее печальным ограничением на объем воспринимаемой информации в единицу времени, делает аппаратные ресурсы развития человеческого сознания неизменными на протяжении тысячелетий. Так вот. Чтобы повысить скорость и качество обработки информационного потока, человечество постоянно выдумывает все более совершенные алгоритмы, основанные в первую очередь на заготовках-формулах-инструментах. Ведь стремительный рост окружающего объема информации требует ее обобщения и упорядочивания, а не тупого запоминания.

Например, самые простые и примитивные методы сортировки некоего массива однородных элементов называются методами «пузырька», «сортировка вставками» и «сортировка через нахождение минимального элемента». При этом количество операций и, как следствие, времени на осуществление упорядочивания массива самое большое. Да, эти методы работают. Но на следующем витке развития им на смену пришли другие, более совершенные методы, такие как каскадная сортировка, сортировка слиянием и другие, позволяющие за аналогичное количество операций получить лучший результат. Пример, конечно, несколько специфический, однако он позволяет в более обостренной, утрированной форме описать характер происходящих в человеческом сознании изменений, обусловленных переходом к более совершенному инструментарию обработки информации.

Но мало этого, человек в условиях менее плотного информационного потока просто не в состоянии получить сопоставимый уровень развитого инструментария, чем этот человек в условиях более развитого мира. Просто потому, что ему неоткуда взяться. Этот человек при любом раскладе будет думать медленней и хуже своего аналога из будущего. Он так привык с детства, ибо за ту же единицу времени на него вываливается меньшая плотность потока информации. Конечно, нужно всегда делать поправки на эффект под названием «при прочих равных», то есть учитывать, что качество «человека» сильно варьируется из-за вариативности качества «установленных комплектующих». То есть одаренный человек вчера будет думать быстрее и качественней убогого человека сегодня. Впрочем, чем сильнее вилка в развитии этих «вчера» и «сегодня», тем больше нужна степень персональной одаренности человека для превосходства или даже паритета над «гостями из будущего».

Это как раз та самая печаль, на которую указывали некоторые, наиболее проницательные средневековые историки. Мир меняется, и сегодня он не такой, каким был вчера. То есть наши предки могли совершенно спокойно не понимать то, что сейчас кажется обыденным. Взять хотя бы футуристические картины начала XX века, когда на полном серьезе считали реальными ситуации, когда вся семья сможет вечером собираться возле камина, в котором будет идти ядерная реакция, освещающая и обогревающая дом. И подобные вещи повсеместны. То есть зачастую то, что кажется вопиющей глупостью или даже вредительством с высоты прожитых лет, оказывалось на деле обычным непониманием, которое упиралось не только в отсутствие нужной информации, но и способность ее быстро и качественно обрабатывать.

Вся эта выкладка нужна только для того, чтобы показать одно, весьма простое, но не самое очевидное качество. Дело в том, что человек, выросший в среде с более высоким уровнем качества актуальной информации, которая его окружает с детства, при прочих равных, намного лучше понимает происходящее, чем его аналог из более примитивного мира. Это очень четко и ясно коррелируется с известной фразой о том, что дети обычно умнее своих родителей. Не прямо, конечно, так как конструкция не меняется, а косвенно, так как они с детства получают доступ сразу к более совершенным способам обработки информации. Поэтому человек из более развитого мира будет восприниматься аборигенами более примитивного если не как Бог, то как отмеченный каким-то особым талантом, гений. Вспомните, как индейцы Америки воспринимали европейцев? Легенды и придания — это ведь просто сказки для детей, а тут они воочию увидели существ из мира более развитого, чем тот, в котором они живут сами.

Конечно, эта особенность говорит не о том, что человек из более развитого общества реально умнее или глупее своего предка из далекого прошлого. Нет, так как вероятно, что конструкция у них не сильно отличается. Но вот «операционная система» нашего современника совсем другая — она тупо позволяет выжать большую производительность из «старого железа» за счет более совершенных алгоритмов обработки информации.

И даже если человек из более развитого общества не обладает какими-то конкретными знаниями, его «операционная система», выработанная в условиях куда более интенсивного информационного обмена, позволит легко «догнать и перегнать Америку». Просто потому, что при прочих равных он думает быстрее и качественней. А уж если у него и знания подходящие для нужного контекста, то местные «вундеркинды» будут «нервно курить в сторонке» без каких-либо шансов на успех.

Подобную особенность Александр отчетливо испытал на собственной шкуре практически все время своего пребывания в теле великого князя, так как многие, совершенно очевидные для него вещи ему приходилось разжевывать исполнителям буквально до состояния манной каши. Так как они зачастую просто не понимали переходов и причинно-следственных связей. И если с наукой все было еще хоть как-то терпимо из-за специфики работающих там людей, то с остальными сферами — полнейшая тоска. А потому появление на шее цесаревича двух братишек, которых нужно было «натаскивать», тяготило Сашу неимоверно. Задача получалась чем-то сродни обучения медведя езде на велосипеде. То есть решаемая, но крайне трудоемкая и требующая, помимо всего прочего, еще и огромного, прямо-таки божественного терпения, не говоря уже о времени, которое придется им уделять в ущерб работе.

В данном случае, правда, имелась еще одна особенность, которая заключалась в личности самого Александра, который смог уже дважды в своей жизни пережить страшнейшие потери, оставляющие его практически у разбитого корыта. Пережить и не только не сломаться, но и с каждым разом добиваться на порядки большего, чем было у него до того. Саша был живым воплощением человека, которого было проще убить, чем сломать, что само по себе редкость.

Если до конца утрировать, сложившаяся ситуация получилась чем-то в духе положения Добрыни Никитича из знаменитого ныне мультфильма, к которому приставили гонца, да не одного, а целых двух.

Прошло больше девяти лет с момента вселения Александра в тело великого князя. Утекло много воды. Произошло много событий. И теперь, когда он оглядывался назад, на минувшие годы, Саша стал задумываться над тем, куда и зачем он идет. Ведь все, что он пока делал, конечно, носило осмысленный характер, но не имело единой цели — единого вектора. И дальше так продолжать было нельзя, так как необходимость воспитания двух помощников-сподвижников, которую возложил на него отец, вопиюще требовала упорядочить мысли, устремления и желания и четко обозначить цель, к которой он движется. Ибо в противном случае у него на выходе получатся не помощники и не сподвижники, а обычные адъютанты-секретари, которые будут не в состоянии заменить даже частично Александра на боевом посту, так как не понимают главного — куда следует двигаться. Но одного этого было недостаточно, ведь прежде чем указать человеку цель, нужно научить его ходить. И эта задача была потруднее всего, уже совершенного Александром.

А сделано было много практически во всех областях государственного строительства.

Территориально усилиями Александра были присоединены к Империи Намибия, практически вся пустыня Калахари, острова Мидуэй, остров Цусима, южные острова Курильской гряды, южная часть острова Сахалин. В вассальную зависимость от империи попало Гавайское королевство и княжество Окинава. Ну и Аляска закрепилась за Россией в новых международных соглашениях. Не маленькие земли, которые, впрочем, нужно было еще удержать. Особенно в свете того, что только Намибия захватывалась целенаправленно, с целью получить алмазные рудники.

В плане внешнего политического престижа за Российской империей закрепилось успешное вмешательство в Гражданскую войну в САСШ, которая в итоге привела к тому, что Конфедерация смогла отстоять свою независимость. Ситуация в геополитическом плане имела огромное значение, особенно в свете того, что в САСШ и КША после завершения войны разгорелся мощный экономический кризис, аналогичный тому, который начался в землях Советского Союза после его распада. Либеральные вихри прошли по Земле Обетованной, которая казалась для многих европейцев мечтой, надеждой на светлое будущее, и оставили после себя рыночную экономику в самом натуральном ее виде. И, как следствие, стремительное разрушение реального сектора экономики — кризис, приведший к тому, что работяги высокой квалификации оказывались на улице без средств к существованию. Александр же, соорудивший в Северной Америке монстра первой финансовой пирамиды по образу и подобию МММ, наживался на разрушении этой во всех отношениях перспективной страны. Само собой, с «умным лицом». Даже банк свой создал — American Investment Bank, дескать, инвестировать средства в североамериканскую промышленность. Само собой, он был нужен для других целей, но красивая «вывеска» совсем не мешала. Да не просто создал, а поставил у его руля одного из самых успешных банкиров XIX века — Джона Моргана, который в то время только начинал раскручиваться.

Помимо этого грандиозного дела, которое получило огромный общественный резонанс и принесло лично Александру огромную финансовую прибыль, не говоря уже о таких мелочах, как звание генерала Конфедерации, он умудрился «засветиться» и в других авантюрах. Недопущение Мексиканской войны с серьезным ударом по престижу Франции. Политическая авантюра в Бразильской империи и Парагвае, которая не только принесла Александру очень приличные дивиденды от продажи оружия и огромную плантацию под гевею в джунглях Амазонки, но изменение всего расклада сил в Латинской Америке. То есть Парагвайская война, конечно, началась, но теперь грозила не геноцидом единственному самостоятельному государству в Южной Америке, а, наоборот, его усилением. Что в конечном счете ощутимо ослабляло Великобританию — стратегического противника России. Мелкие же авантюры в совершенно дикой Японии, Сиаме и Индии и вообще можно сказать, что прошли мимоходом.

Во внутренней политике Александр смог добиться еще более решительных успехов. Разгром польского восстания, создание команды, возведение платформы для мощного рывка индустриализации, ну и, наконец, выделение полноценной опытной площадки для социально-политических экспериментов. Теперь имелась реальная возможность не только без оглядки на политическую элиту государства продумать реформы, но и реализовать их на отдельно взятой территории, чтобы, с одной стороны, проверить их работоспособность, а с другой — получить мощный козырь по их внедрению в дальнейшем во всем государстве.

Не обошел стороной Александр и науку, армию и промышленность — он успел уже практически везде приложить свою руку и добиться того или иного успеха. Но все, что он делал, было больше похоже на стихийное желание улучшить существующее положение дел. Так как у него не было плана. Саша напоминал подслеповатого носорога, который просто резвился, снося затруднения на своем пути. На своей дороге, которую он прокладывал собственными ногами. Но куда она шла? Саша думал над этим и, положа руку на сердце, не понимал. Что он строит? Зачем? Для чего? Как? Ни одна из существовавших на его памяти моделей государственного управления не выдерживала критики: или быстро загнивает, или хоть стабильная, но настолько недееспособная и бесхребетная, что и создавать ее нет никакого смысла. Тяжелая дилемма мучала его всю дорогу, отчетливо отражаясь на его задумчивом лице.

Так Александр и задремал возле окошка, задумчиво глядя на проплывающую за окном темно-серую мглу. Проснувшись же, почувствовал пригревшуюся рядышком Елену, которая тихо сопела, прижавшись к нему, и перед этим укрыла их обоих пледом. Милое, доброе существо, не думавшее ни о чем серьезном и глобальном. Она просто жила и радовалась жизни, чувствуя себя спокойно и хорошо рядом с таким мощным и решительным человеком, как Александр. У Саши даже изредка проскакивали мысли о ней, как о своеобразном декоративном домашнем животном, наподобие кошки породистой или собачки экзотического вида, например чихуахуа. Но приходилось отмахиваться от подобных игр разума, шутливо напоминая себе, что раз ни лоток за ней выносить, ни выгуливать надобности не было (ну, разве, несколько раз в год на обязательных светских мероприятиях), то это серьезно повышает эксплуатационные качества Елены. Да вдобавок, каждый раз на краю сознания что-то укоризненно бормотал тихий голос еще не родившегося великого сказочника-пилота.

Поезд пришел в Москву рано утром, потратив свыше сорока часов на путешествие из Санкт-Петербурга. Люди Александра осматривали каждый мост и брали под контроль каждую станцию на время прохождения состава. По временам XIX века были приняты совершенно беспрецедентные меры безопасности, дабы показать опасения его императорского высочества за свою жизнь и еще раз подчеркнуть его положение как пострадавшей стороны.

Накрапывал мелкий, мерзкий дождик, но Саша стоял на перроне и, совершенно не замечая ничего рядом, смотрел на одну из скамеек за грамотным оцеплением его роты охранения. Там сидел старый знакомый в черном драповом пальто с бездонными черными глазами, что общался с ним тогда, девять лет назад в зимнем парке. Он сидел с совершенно невозмутимым видом и внимательно рассматривал локомотив, казалось бы, не интересуясь ничем иным. Впрочем, люди Александра его тоже в упор не видели. Но вдруг все вокруг остановилось. Капли дождя мягко, лениво затормозили и замерли в разных положениях, так, будто весь мир стал одним единым слепком. Весь, кроме двух существ: Александра и этого странного незнакомца, который, вежливо улыбнувшись, кивнул на место подле себя, желая, видимо, о чем-то поговорить.

— Согласитесь, любопытная конструкция, — незнакомец кивнул на локомотив, когда Александр подошел и сел на неожиданно сухую скамейку, — какая поразительная нелепость.

— Вы же говорили, что мы больше никогда не увидимся?

— Я вас обманул, — незнакомец совершенно невинным образом улыбнулся и откинулся на спинку.

— Для чего вы пришли? Хотите сообщить мне, что правила этой игры меняются?

— Ну что же это такое, Александр Александрович, где вас воспитывали? Уже и просто нельзя зайти на огонек к старому знакомому, — незнакомец улыбнулся с самым благодушным видом, отчего цесаревича передернуло. — Что, знакомая улыбка?

— Я не знаю вашего имени, а потому мне не очень удобно к вам обращаться, но я убежден, что такие, как вы, без дела никогда не приходят.

— В какой-то мере вы правы, у меня действительно есть к вам дело, но оно не из тех, о которых вы подумали. В конце концов ваши ассоциации с булгаковским Воландом не беспочвенны. Мне тоже интересно посмотреть на людей, на то, как они думают, как живут, как совершают поступки самого разного характера. Работа у меня такая.

— И кем же служите, позвольте полюбопытствовать?

— К сожалению, удовлетворить ваше любопытство и рад бы, но, как вы помните из нашей прошлой встречи, не имею возможности. Не поймете-с. А между тем хочу вам сообщить, что вами довольны устроители этого опыта. Даже очень. Вы смогли заварить неплохую кашу.

— Спасибо, это своего рода комплимент. Хотя меня терзают смутные сомнения…

— Не стоит задавать вопросы, на которые вы не сможете получить ответы.

— И все же я попробую. Вот все это, — Александр сделал рукой размашистый жест, — что такое? Этот мир настоящий?

— Вы спрашиваете, не в «матрице» ли вы? Но разве вы поверите моему ответу? Тем более что один раз я вас уже обманул, — незнакомец вновь обворожительно улыбнулся, пугающе сверкнув своими бездонными глазами.

— Действительно. Глупо. Забавно, наверное, если прямо сейчас я лежу где-нибудь в реанимации, а вы мне мерещитесь. Или еще веселей — бегаю в припадках по дому скорби.

— Ха! Недурственные, замечу, у вас галлюцинации. Далеко не каждому так везет. Ну не печальтесь, в конце концов, вам этот мир кажется реальным. Вспомните боль, вкус, секс и прочие ощущения. Их гамму. Их натуральность. Даже если этот мир — всего лишь одна из моделей, то какая вам разница? Вы, к сожалению, не Нео и вынуждены будете играть по нашим правилам. Даже если вы захотите играть против нас, всячески сопротивляться, то сможете действовать только в рамках предусмотренных нами вариантов.

— А если я покончу с собой? — Александр вопросительно поднял бровь.

Страницы: «« « 12345678 » »»