Дальний поход Сахаров Василий
Спустя шесть часов, ближе к вечеру, мы вышли на исходную позицию. На густой дремучий лес неспешно опускались тёплые душные сумерки. Яркие природные краски блёкли, а шатёр из больших ветвей и зелёных листьев над нашими головами наливался глубокой и мягкой серостью.
На мгновение мне показалось, что лес живой, что он насторожился и понимает, для чего мы находимся на звериной тропе возле небольшого заболоченного ручья. За этой узкой водной лентой, петляющей по низине, метрах в ста пятидесяти от нас расположился первый дозор «зверьков», который наблюдал за дорогой, ведущей из Новграда в Москву. За ними на укромной полянке – основные силы дикарей, чуть больше сорока воинов и Кося. Ещё десяток вражеских бойцов днём обошёл город и теперь наблюдал за западными воротами, но этими «зверьками» займутся ополченцы. Ещё час – и наступит ночь, а нашу работу необходимо закончить до неё. Думаю, за отведённое нам время мы уничтожим дикарей.
Надо мной и лучшими воинами отряда, которые готовятся к атаке, громко защёлкала неизвестная птица. С соседнего дерева ей откликнулась ещё одна, а чуть дальше их поддержали сразу две. Лесные пичуги ведут себя тревожно, они обозначают наше местоположение, и дикари могут забеспокоиться. Ко мне подходят лейтенанты, и я шёпотом спрашиваю:
– Готовы?
– Да, – таким же еле слышным шёпотом дружно отвечают командиры отряда.
– Начинаем. Шамана брать живьём. Не забывайте.
Воины поднимаются и мягкими бесшумными шагами, подобно барсам, движутся в сторону противника. По большому поваленному стволу дерева мы пересекаем водную преграду, поднимаемся на другой берег ручья и отлаженными тройками рассыпаемся влево и вправо. Наша состоящая из пятидесяти испытанных воинов цепь обходит дозор «зверьков», которые уже почуяли нас. Воины ускоряют движение, и вместе с Арсеном и Лидой, в сегодняшнем деле прикрывающими мою спину, и Лихим, который постоянно крутится неподалёку, мы выходим на небольшой взгорок. Именно с него дикари вели наблюдение за дорогой. Впереди, по ходу нашего движения, шуршат кусты. Видимо, вражеские дозорные предусмотрительно отступили и спешат известить своих товарищей о надвигающейся опасности. Соблюдать тишину необходимости уже нет, и, продвинувшись по следам дикарей, я выкрикнул:
– Ату их! Гоните «зверьков» на засаду! Не давайте им опомниться!
Усилившийся шум справа и слева известил меня, что воины услышали мой голос и прибавили хода. Азарт погони захлёстывает меня и бойцов, мы торопимся навстречу нашим врагам, хрустят под подошвами ботинок сучки, а за моими плечами слышно дыхание подруги и телохранителя. Мы готовы к бою, но всё равно, как это зачастую случается в лесах, схватка начинается совершенно неожиданно. Вроде бы бежали между деревьями и проламывали телами кустарник, а тут – раз, выскочили на открытое пространство, и перед нами вся вражья сила в полном составе, которая убегать не торопится, и даже наоборот, готовится к битве.
Сумароков-младший был прав, дикарей действительно около пятидесяти, столько же, сколько нас. Численно силы равны, но против наших автоматов и пулемётов у дикарей луки и всего с десяток огнестрельных стволов. Единственный их шанс – ближний бой, и Кося, юркую фигурку которого я вижу среди суетящихся вражеских воинов, понимает это не хуже меня. Поэтому, подобно сумасшедшему зайцу, он подпрыгивает на одном месте, указывает своим посохом в мою сторону и выкрикивает что-то на своём родном диалекте.
Подобно быкам, дикари опускают головы, выставляют перед собой холодное оружие и устремляются на нас троих. Зрелище впечатляющее и страшное, но мы и не такое видели.
Как на полигоне, вся наша тройка опускается на правое колено. Приклад прижимается к плечу, глаз привычно ловит силуэты, палец плавно жмёт спусковой крючок, ствол начинает выплескивать из себя маленькие язычки пламени, а отдача ударяет по плечу. Стальные пули крошат тела грязных тварей, пять, а может, и больше «зверьков» катится по свежей, согретой солнцем траве, и их имеющие огнестрелы товарищи начинают вести ответный огонь. Приходится перекатом уйти назад в кустарник, наши три ствола против десяти как-то не очень играют. Но подходят наши приотставшие воины. Дикари, идущие на нас, вламываются в кустарник, и начинается рукопашный бой.
Стрельба сама собой прекращается, видимость не очень, а тут ещё и свалка из человеческих тел, да такая, что в своего друга попасть так же легко, как и во врага. Передо мной возник противник, здоровый воин в обмотанной на теле волчьей шкуре. В его руке неплохой меч, сантиметров около восьмидесяти по длине. Одним прыжком этот кабан, который на полголовы выше меня и пошире в плечах, перемахивает через помятый кустарник и хватает мой «Абакан» за ствол, который после стрельбы всё ещё горячий. Однако по виду дикаря не заметно, что для него это проблема. Он мерзко скалится, обнажая неровные, сильно искривленные зубы. Я жму на спуск, но ничего не происходит. Рожок автомата пуст, и мне остаётся только оставить «Абакан» в руках дикаря и быстро отскочить в сторону.
Вражина следует за мной по пятам, и я, на ходу выхватив свой родной клинок, тот самый, с которым не расстаюсь ещё с Кавказа, встречаю его. Меч против ножа – расклад не самый хороший, но, используя инерцию движения противника, у меня получилось перехватить его правую руку своей левой, пройти под смертельным остриём и воткнуть моё оружие «зверьку» в бок. Клинок пробивает толстую шкуру и мягко входит в тело. Дикарь хрипит, ревёт подобно разъярённому медведю и мощным ударом кулака отбрасывает меня в сторону. При этом мелькает мысль, что для боя я всё ещё слабоват, после плена до конца пока не восстановился.
Схватка продолжается, выхватить пистолет я не успеваю, «зверёк» бежит на меня, и меч в его руке сулит мне гибель. Однако противника встречает Арсен, тоже неплохой знаток боевого фехтования и большой любитель холодного оружия. Звенит сталь, сыплются ясно видимые в полутьме искры, и после короткого яростного размена ударами воспитанник турецких кочевников одним ловким ударом рассекает врагу грудь.
Рядом со мной появляется раскрасневшаяся Лида. Видно, что подруга тоже взяла сегодня первую кровь, и на пару, не отвлекая Арсена, добивающего хрипящего и пытающегося встать дикаря, мы направляемся на поляну. По дороге я подхватываю свой автомат, перезаряжаю его, и, сделав несколько шагов, мы снова оказываемся на поляне.
С виду здесь царит полнейшая неразбериха. И наши и вражеские воины рубятся до победного конца. Свалка! Рёв! Крики боли и ярости! Боевые кличи! Трещат кости, и их хруст ясно слышен, невзирая на весь тот шум, который бьёт ушам! Однако в этом хаосе слышны и короткие команды моих лейтенантов, и, беспрекословно подчиняясь им, воины дробят дикарей на части, давят одиночек группами и уничтожают их без всякой жалости.
В этом бою наше с Лидой участие не требуется. Мы подоспели к самой концовке, и всё, что нам остаётся, – это высмотреть шамана Косю. Он, кстати, не прячется и бежать не пробует, перемещается между своих соплеменников, что-то выкрикивает и своими ножиками пытается попятнать кого-то из наших воинов. Один раз это у него даже получилось. Он рассёк одному из парней ногу, хотел отскочить, но боец, действуя автоматически, ударил его в лоб прикладом автомата, и шаман, подобно птице раскинув руки, в беспамятстве упал на траву.
Пока я наблюдал за этой схваткой, битва окончилась. Мои воины одолели дикарей и при этом не понесли серьёзных потерь. Конечно, раненые имеются, их около десятка, но тяжёлых ни одного, и это маленькое чудо, а может, наоборот, закономерность и показатель нашего превосходства над дикарями.
Где-то дальше в лесу, там, куда отступили немногочисленные уцелевшие «зверьки», слышны крики и выстрелы. Следопыты Новграда не дают варварам разбежаться. Они должны справиться самостоятельно, и наши парни приступают к обыску дикарей и сбору трофеев.
Пока бойцы заняты этим чрезвычайно важным делом, я направляюсь к шаману, которого уже приводят в чувство. Вода из фляжки Крепыша тоненькой струйкой льётся на лицо Коси, а затем нога лейтенанта легонько пинает его в бок. При этом он приговаривает:
– Подъём, боец! Война пришла! Вставай, дядя! Здесь тебе не курорт!
Мы с Лидой и появившимся из кустарника телохранителем останавливаемся рядом. Как на заказ, хлопая ресницами, шаман открывает глаза. Он молчит, отплёвывается от попавшей в рот воды, садится и в каком-то недоумении осматривается вокруг.
Присев на корточки рядом с ним, я похлопал его по щеке и спросил:
– Ты узнаешь меня, Кося?
– Да, – со злобой прошипел он.
– Зачем ты погнался за нами?
Шаман промолчал, и его яростный злой взгляд исподлобья обдал меня таким презрением и ненавистью, что стало понятно: разговаривать и правдиво отвечать на мои вопросы он не станет.
– Командир, – Арсен схватил Косю за грязные волосы и достал из ножен на бедре отличную финку, – может, по-другому с ним поговорить?
– Отставить! Собери сушняк и разведи костёр.
Телохранитель лишних вопросов не задавал. Он отпустил пленника и послушно начал собирать топливо. Прошла всего пара минут, рядом с нами выросла кучка древесины и фрагменты промасленной дикарской одежды. Чиркнула спичка, и вскоре прожорливое пламя охватило весь этот горючий материал и подняло вверх свои алые языки.
Кося молчал и не отрываясь смотрел на меня. Я достал из РД за плечами инкату, эту мерзкую вещицу, подошёл вплотную к огню, разгонявшему ночную тьму, окончательно завладевшую лесом и, держа пояс над пламенем, задал шаману ещё один вопрос:
– Как думаешь, мне кинуть её в огонь или пока не надо?
– Не-е-е-ет! – Тьму разорвал громкий крик колдуна. – Остановись!
– Ты будешь говорить?
– Я сделаю всё, что ты хочешь, и расскажу тебе обо всём, что знаю! Только не уничтожай наше Сердце!
– Отлично!
На время инката вернулась в рюкзак, а я приказал подтянуть поближе к огню хорошее брёвнышко. Сев на него, я приготовился к очень длинному и серьёзному разговору, настолько длинному, что короткой летней ночи на него могло и не хватить.
Глава 15
Калужская область.
8.06.2065—13.06.2065
Новград-на-Оке наш отряд покинул через двое суток после разгрома дикарей шамана Коси. Ни один из «зверьков» не сбежал, все остались лежать в лесах. Сам шаман, который был захвачен в плен и психологически сломлен, отвечал без утайки на любой вопрос, о многом рассказал, и половину из того, что он поведал, я отбросил как мусор.
Какие на х… демоны, злые духи или безымянные твари бездны?! Не верю я в это, и всё тут. Поэтому полнейшую чушь старался особо не запоминать, хотя на диктофон записывал каждое слово ценного пленника, вдруг то, что наговорил Кося, будет важным для вышестоящего начальства? Меня же интересовала более конкретная информация. Сколько войск у дикарей вокруг Московской области? Каково вооружение «зверьков»? Какую тактику они применяют? Кто самые лучшие вожди? Имеются ли у них какие-либо цели и планы? И если да, то какие?
В общем, вопросов к шаману было много. Однако часам к шести утра я полностью иссяк и кивнул Арсену, который постоянно находился рядом, мол, работай. Тот без суеты вновь достал свою финку, тихо подошёл к Косе со спины и одним движением перехватил ему горло. За шаманом было много крови и мерзостей, но пытать его или издеваться над ним желания не было. В тот момент надломленный человечек, постоянно напоминающий мне великого русского писателя Антона Павловича Чехова, был не опасен и умер легко. Кося в недоумении посмотрел на солнце, выползающее из-за деревьев, несколько раз всхлипнул вскрытой гортанью, подрыгал ногами и затих.
Что же касается ненужной теперь инкаты, после смерти шамана этот поганый артефакт, разумеется, сожгли. Я лично кинул её в костёр, и пояс полыхнул так, будто был сделан не из кожи, а из магния. Ярчайшая вспышка на миг ослепила всех, кто в это время смотрел на огонь, а по лесу пронёсся еле слышный одновременный скрип множества деревьев, причину которого объяснить было нечем. Ветра нет, людей, кроме нас, вблизи не наблюдалось, а лес как будто застонал. Впрочем, всё равно. Сердце племени, как его называл покойный Кося, или инката, как обозначал этот предмет культа Шульгин, была уничтожена. Собрав немногочисленные трофеи, воины моего отряда выбросили из головы необычные странности, которые при буйной фантазии можно было истолковать как нечто сверхъестественное, и покинули лесную поляну.
Наш отряд с победой вернулся в городок. Новградцы устроили нам праздник, и, отгуляв, мы снова упаковали свои вещи и продолжили путь к дому. Было, семья Сумароковых в лице городского головы и начальника гарнизона предлагала нам остаться в Новграде, но по понятным причинам предложение поработать на горожан интереса не вызвало.
Следующий анклав, к которому мы должны были выйти, – это Перемышль. От Калуги до него километров тридцать по прямой, а от Новграда-на-Оке – чуть более сорока. Расстояние небольшое, если идти по дорогам, но они как таковые отсутствуют, поскольку за минувшие годы разрушились, заросли молодым подлеском и густым кустарником. И только отдельные куски древних автострад, редкие грунтовые дороги между небольшими поселениями людей, затерявшимися в лесах, да звериные тропы всё ещё могут быть использованы для продвижения на юг. Правда, есть река, а у новградцев имеются лодки, которые регулярно совершают торговые рейсы к Перемышлю. Однако мы решили двигаться по суше, так более привычно, да и спокойней, а то как представлю, что с берега за нами может кто-то наблюдать и в прицел рассматривать, а мы его не сможем увидеть, так передёргивает всего.
Взяв проводника, бывалого наёмника из Мещовского поселения, несколько раз бывавшего в Перемышле, отряд взвалил на себя рюкзаки, походное снаряжение и оружие и вышел за городские ворота. Снова мы в пути, и первый день прошёл без проблем. Лето. В лесах не сильно жарко. Мы идём без надрыва и до вечера сделали пару часовых остановок. Ни дать ни взять, туристический поход с хорошей нагрузкой. На ночь остановились в небольшой деревушке на берегу чистого уютного озера. Воины устроили рыбалку, наварили ухи, хорошо отдохнули, а поутру опять в дорогу.
Согласно предварительным расчётам, к вечеру мы должны были оказаться в Орешке, форпосте Перемышля на правом берегу Оки. Дальше на пароме надо переправиться на левый берег, посмотреть на житьё-бытьё местных граждан и снова определиться с маршрутом движения. Однако, находясь километрах в пяти от Орешка, мы услышали шум боя. По пулемётным и автоматным очередям, хлопкам гранат и взрывам минометных снарядов складывалось впечатление, что в районе форпоста сражается как минимум тысяча человек. И возник резонный вопрос: с кем воюет вольный народ древнего городка Перемышль? Наш проводник Коля Федотов на этот вопрос ответить не мог. Но голова дана человеку не токмо шапку носить, и я быстро прикинул расклад сил в близлежащих землях.
Дикарей рядом нет. До иных населённых анклавов путь неблизкий. Гражданская война вполне возможна, в Перемышле сосуществует несколько разных полубандитских общин, крышующих поселения вокруг городка, но в этом случае бой шёл бы в городе на другом берегу реки, а не возле форпоста. И получалось, что сражение идёт с христианами из Тулы, поскольку они единственные серьёзные и явные враги местного анклава. От Сени Бойко и новградцев я знал, что несколько лет назад патриарх Константин уже воевал с этим поселением, но тогда его войска потерпели поражение, и с тех пор на границе Тульской и Калужской областей царил мир. И вот мы здесь. Но вместо спокойствия застаем самую настоящую войну.
Отряд расположился на днёвку. Воины готовятся к возможному бою, а я вызвал Серого и приказал его группе выдвинуться к Орешку и посмотреть, что к чему. Группа отсутствовала два с половиной часа, бегом к форпосту и обратно – добыли двух языков и вернулись.
Первый пленник – местный житель, стройная девушка лет шестнадцати с миловидным личиком. Густые чёрные волосы на голове спутались и облеплены грязью, а умные карие глазёнки испуганно и в то же время очень внимательно осматривают всё вокруг. Одета девчонка в камуфляж, на ногах ладные кожаные сапожки, при себе она имела огнестрел, потёртый, видавший виды автомат АК-74 при двух снаряженных рожках в стандартном армейском подсумке. Второй язык из туляков. Крупный бородатый мужик лет сорока. Всё лицо в мелких оспинах, держится спокойно, и моё личное мнение, что это кадровый вояка, в чине сержанта или прапорщика. На нём чёрная горка, кепка с христианским крестиком вместо звёздочки, из снаряжения – чёрный бронежилет и набитая рожками и гранатами разгрузка, вооружён новеньким автоматом АН-94 «Абакан», таким же, какой у меня.
Пленников пока оставили в покое, для начала я решил выслушать командира разведывательной группы. Присев на пенёк возле дерева, под которым собрались все командиры отряда, Серый начал доклад:
– В районе форпоста месиво страшное. Орешек – место для обороны хорошее, там и стены имеются, и колючая проволока, и доты, и дзоты, и подземные укрепления, но христиане его всё же взяли. Девчонку из местных жителей на берегу нашли. После минометного обстрела брела к парому, а её тульский воин догонял. Взяли обоих.
– А может, не стоило пленников брать? – спросил Кум. – Как бы неприятностей не было.
– Нормально всё будет. – Губы Серого искривила недобрая усмешка. – Мы тихо пришли и тихо ушли, никто нас не видел. Пока от Орешка двигались, спасённая девчонка мне рассказала, как христиане с людьми, кто к ним в плен попадает, обращаются, да и сам кое-что в бинокль разглядел. И я так скажу: по поведению со своими врагами между крестоносцами, «зверьками» и сектантами никакой разницы. Жизнь человеческую они ни во что не ставят.
– Ладно, – прервал я разошедшегося лейтенанта, – давай дальше говори, что видел. Сколько там Христовых солдат и какое у них вооружение?
Серый кивнул и продолжил:
– Воинов патриарха около полутора тысяч, и к ним в помощь – около полутысячи носильщиков, по виду добровольцы, имеют холодное оружие и двигаются без охраны. У бойцов однообразное обмундирование, чёрные горки, кепки и бронежилеты. Вооружены всерьёз. Много автоматического оружия, видел ручные одноразовые гранатомёты, АГСы, четыре батареи крупнокалиберных миномётов и три полевых орудия в конной упряжке. Автомашин замечено не было. Отряды разбиты на сотни, дисциплина хорошая, офицеры грамотные, настроение личного состава бодрое. В общем, хорошая армия, с такой воевать сложно.
– Хорошо сходил, Серый. Позже всё подробней расскажешь, а пока позови сюда девчонку.
– Угу.
Лейтенант коротко кивнул, встал с пенька, и спустя минуту на его месте сидела спасённая им девушка, которая с опаской покосилась на нас, но, увидев Лиду, которая мягко, по-доброму улыбнулась ей, немного успокоилась.
– Ты нас не бойся, зла тебе не сделаем и вреда не причиним, – заметив, что она всё ещё зажимается, сказал я. – Мы люди прохожие, наёмники. Идём из Новграда на юг. Глядим, у вас тут война, вот и интересно стало, из-за чего такой кровавый кавардак с применением артиллерии. Как тебя зовут?
– Наталья Светлова.
– Что у вас здесь происходит?
Девушка шмыгнула носом, ещё раз оглядела командиров отряда, молча наблюдавших за нашим разговором, и ответила:
– Рыцари Христовы опять с огнём и мечом пришли. Две недели назад появились их послы и начали что-то про сектантов возле какого-то Харькова говорить. Стали наших мужиков в своё войско звать. Но у нас за ними никто не пошёл, да и христиан в городе почти нет. Они покрутились пару дней и ушли, а сегодня с утра родственник мой, Тиша Северянин, в набат ударил. Люди на круг сбежались, думали, пожар или ещё что, а оказалось, что рыцари Христовы уже к Орешку подходят. Всем миром, кто только оружие в руках мог держать, на защиту форпоста кинулись. Через реку переправились, а в крепости уже ворота открыты и гарнизон почти весь перебит. Видимо, за стенами предатели сыскались. Авторитеты наши, кто общинами городскими руководит, приказали отступать, а наш отряд последним шёл и должен был паромную переправу прикрыть. Мы в лесах вдоль берега затаились, а тут миномётный обстрел и атака. Меня немного контузило и землёй чуток присыпало. Глаза открыла – и к переправе, а за мной враги. Думала, что всё, не уйти, а тут ваши, спасли меня, так что с меня причитается.
– Э-э-эх, пичуга! – посмотрев в глаза девчонки, вздохнул я. – Чего с тебя возьмёшь? Сама мала, боец не очень, а родители, если ещё живы, наверняка люди не богатые.
– Зато меня народ знает и уважает. Ты не смотри, что я одета неказисто и из оружия только «калаш». Я писать умею, книги старые читала, а батя мой покойный треть города держал и с двух деревенек неподалеку дань собирал. Многие про это не забыли, и если вам в наших краях будет нужна поддержка, то я могу поспособствовать.
– Ладно, благодарности сейчас – не самое важное. Ты мне вот что скажи. Как думаешь, что у вас здесь дальше будет? Удержат ваши воины город?
Наталья задумалась, всхлипнула, а затем, как мне показалось, несколько наигранно нахмурилась и отрицательно помотала головой:
– Нет, не удержат. Нам бы ещё часов двенадцать в запасе, и подойдёт помощь из лесных деревень. Но времени нет, а христиан больше, вооружены они лучше, и наши предатели им всю схему обороны сдали. На этом берегу много лодок осталось, в ночь туляки к Перемышлю переправятся, так что с утра город падёт, и жителей на костры потянут.
– Неужели сразу на костры?
– Ну да, у них это первым делом, а у нас так вообще случай особый. Мы первые, кто Константиновой власти не покорился и войско его кровью умыл, так что они нас люто ненавидят. Если получится, наши женщины и дети успеют в леса спрятаться, а мужикам одна забота – драться за свои дома до самого конца.
– Хорошо, Наташа. Пока поешь и отдохни.
Девушка встала, молча ушла к одному из маленьких бездымных костерков неподалеку, а ей на смену на всё тот же пенёк посадили туляка.
– Имя, фамилия, звание, должность? – строгим, не терпящим возражений голосом спросил я и тут же добавил: – Молчание и обман будут наказаны.
В своих догадках я оказался прав: туляк действительно был кадровым военным. Он выпрямил спину и ответил:
– Исаак Протасов, десятник 5-й сотни Рыцарей Христовых, приписанных к Успенскому собору.
– Что здесь происходит? Почему патриарх своё слово о мире нарушил?
– Готовится Великий Крестовый поход, необходимо обезопасить тылы, а слово, данное еретикам, отлучённым от святой нашей матери церкви, ничего не значит. У нас в Перемышле верные люди были, и, когда святым отцам, пришедшим в городок с посланием патриарха, отказали в помощи, настал черёд воинов.
Вопросы – ответы. Воин Христова войска ничего не скрывает и сохранить какую-либо военную тайну не пытается. Через полчаса Протасова уводят, а я, оглядев своих офицеров, спросил:
– У кого и какие предложения?
Первым высказался Игнач:
– Смеркается. В ночь надо обойти поле боя и до утра оказаться подальше от этих мест. После этого переправимся на другой берег Оки и продолжим путь.
– Поддерживаю, – вторым был Кум.
– Я не против, – своё слово сказал Крепыш.
На мгновение тишина, и голос Лиды:
– Уходим. Это не наша война. Игнач прав.
Последним своё мнение высказал Серый, перед этим посмотревший назад, на спасённую им девчонку, которая, судя по его поведению, ему приглянулась:
– Согласен, но есть дополнительное предложение.
– Какое? – спросил я.
– Мы уйдём, но перед этим предлагаю по тылам воинов патриарха пройтись. В войну ввязываться не надо, а пошуметь, чего-нибудь поджечь и важного языка из высшего комсостава для допроса взять было бы полезно.
– Хочешь армию от Перемышля отвлечь?
– Да. Жалко местных граждан. Нам-то что? Сделаем всё красиво и уйдём. А местным жителям выигрыш по времени и возможность из лесов помощь получить.
– Нет, Серый.
– Но почему?
– Во-первых, у христиан регулярное войско, а не ополчение, и просто так, если мы совершим лихой налёт, спокойно уйти нам не дадут. Во-вторых, ты исходишь в своём предложении из того, что туляки плохие, а люди из Перемышля хорошие. Но это, дружище, не совсем правильно. Ты знаешь, чем живёт местный анклав?
– Нет.
– А я в курсе. В большинстве своём они бандиты и мародёры. Вольные художники, которые пригибают под себя окрестных жителей и собирают с них дань. В своё время отцы и деды горожан не одно селище в радиусе двухсот километров от своего городка дотла за непокорность выжгли. Так что местные люди ничуть не лучше христианских карателей, и здесь нам никто не друг и не враг.
– А как же мирные жители, женщины и дети, которые могут пострадать? – поморщившись, спросил Серый. – Надо помочь им эвакуироваться.
Сообразив, откуда такие мысли в голове лейтенанта, я ухмыльнулся и сказал:
– То, что девчонка говорит, дели на три. У гражданских людей для того, чтобы в леса отступить, весь световой день в запасе был. Соображаешь?
– Понял. Она умная, а я дурак. Девчонка меня на жалость разводила, а я чуть было не повёлся.
– Правильно. Поэтому уходим тихо, не привлекая к себе внимания. Всё ясно?
Как только стемнело, в сопровождении нашего проводника, отпустив на волю симпатичную умную девушку Наташу и вернув ей автомат, мы двинулись дальше. По широкой дуге отряд спокойно обогнул боевые порядки тульских крестоносцев, которые начали переправу на левый берег. А после этого мы отпустили Протасова. Он поклонился в пояс, пробурчал слова благодарности, повесил своё оружие на шею и, немного отойдя от нас, сначала прибавил шагу, а затем и побежал. Видимо, десятник до последнего момента думал, что его убьют.
Прошагав всю ночь, к следующему утру мы уже были в двадцати километрах выше по реке. Здесь обнаружили небольшую рыбацкую деревушку, с тихими, незлобивыми жителями. При их помощи отряд переправился на левый берег, передохнул и, держась как ориентира реки Жиздры, снова пустился в дорогу.
Идём день, второй, на третий отряд прошёл окраину покинутого людьми Козельска, и километрах в восьми от него случилось очередное дорожное происшествие.
Вокруг нас всё те же леса, попадаются засеянные пшеницей и овсом небольшие возделанные поля. По левую руку – река и пара впопыхах брошенных лодок. А перед нами ничем не примечательная, огороженная кирпичными стенами деревушка, человек на триста жителей. Местные люди нас боятся. Они заметили передовой дозор, который ни от кого не скрывался, и над окрестностями прокатился тревожный звук металлического била. Деревянные ворота поселения захлопнулись, а на стенах появились вооружённые огнестрельным и холодным оружием мужчины.
Мы решили не нервировать мирных аграриев и, не вступая с ними в контакт, пройти мимо. Припасы у нас имеются, люди не устали, и отдых отряду пока не требуется.
Удобная для продвижения дорога пролегала метрах в четырёхстах от стены. Обходить поселение по дебрям – потеря времени. Тяжёлого оружия в посёлке не замечено, так что, разбившись на группы и вытянувшись в длинные походные шеренги, отряд мирно идёт мимо деревушки и никого не трогает.
И вот, когда стены уже остались в нашем тылу и даже конченый дебил должен был понять, что от нас беды ждать не стоит, от поселения прозвучал одинокий выстрел. Пуля местного снайпера, стрелявшего непонятно из чего с расстояния в пятьсот метров, насмерть уложила идущего крайним в тыловом дозоре наёмника, который пристал к нашему отряду ещё в Турции и, скорее всего, был шпионом трабзонского разведчика доктора Галима Талата. Турок был хорошим бойцом, многое с нами прошёл, но смерть всё же нашла его.
Воины рассыпались по лесу, на опушку которого мы уже вышли. И на скором военном совете было решено ситуацию на самотёк не бросать. Гибель одного из наших людей должна быть отомщена. Для нас это неписаный закон и руководство к действию. Дождавшись темноты, через картофельные поля мы подошли к посёлку, в котором никто не спал. За стенами были слышны приглушённые голоса местных жителей, лаяли дворовые псы и где-то плакали дети. Напряжение, царящее внутри, чувствовалось всеми, и эту смесь страха и волнения можно было ощутить даже без помощи Лихого. Один выстрел, одна смерть – и наказание для всего поселения.
Группы вышли на исходные позиции. Оставалось только отдать команду на штурм, и начнётся работа. Наши снайперы выбьют людей на стене, автоматчики обстреляют из ГП-25 деревянные ворота, и, пока местные жители сосредоточат своё внимание на защите пролома, пластуны перелезут через стену и атакуют их с тыла. Я взял в руки рацию и приготовился вызвать на связь лейтенантов. Но настороженную ночную тишину разорвал сильный, уверенный голос из-за стены:
– Эй, воины, вы здесь?!
На стене, не таясь, держа в руке факел, появился человек, лицо которого разглядеть нельзя, а силуэт был идеальной мишенью для наших стрелков.
– Да, мы здесь! – отозвался я сельскому жителю.
Переговорщик, или кто он там, прокашлялся и сказал:
– Мы не знаем, кто вы, и знать не хотим. Смерть вашего человека случайность, у молодого охотника палец на спусковом крючке дрогнул. Мы приносим свои извинения.
– С полукилометра – и палец дрогнул? Эту хрень ты кому другому объясняй. Не верю тебе. А что касается ваших извинений, то засуньте их себе в задний проход. Погиб наш товарищ, и вы за это ответите.
– У нас есть чем вас встретить. – Голос мужика еле заметно дрогнул.
– Начхать! Сейчас вас гранатами закидаем, а стену вашу взорвём. Готовьтесь к смерти!
Парламентёр помедлил и снова заговорил:
– А если жизнь на жизнь обменяем?
Вариант был приемлемый, и я ответил не раздумывая:
– Нормально. Через двадцать минут вы спускаете со стены своего снайпера и его винтовку. Только учтите, если обманете и левого гражданина нам подсунете, мы вернёмся и спалим вашу деревню. Виру вашу примем, это дело святое. Но если что, то за обман ответите.
– Не будет обмана, воин. – Голос мужика сорвался, но он справился с собой и продолжил: – Сына своего тебе отдаю, и об одном только прошу: если будешь его убивать, то не мучай парня.
– Если он в самом деле такой хороший стрелок, каким себя сегодня показал, то в отряд его возьму. Боец убит, а место его пустует, так что твой сын в строй за него встанет, а там уж как судьба распорядится.
Молодого и растерянного парня, стрелка с древней винтовкой Мосина, непонятно как дожившей до наших дней, спустили со стены ровно через семнадцать минут. Наши воины подхватили его под руки, дали парочку крепких пинков, чтобы двигался быстрей, и вскоре вновь выстроившийся в походную колонну отряд продолжил своё движение на юг.
Глава 16
Орёл.
27.06.2065
От Козельска до Болхова, ещё одного вольного анклава, наш отряд всё так же двигался пешком. Не скажу, что это было так уж изнурительно, люди у нас ко всякому привычные, но идти по звериным тропам и разбитым автомагистралям удовольствия немного. Тяжёлый рюкзак на плечи, автомат в руки – и вперёд, и изо дня в день одно и то же. Летняя жара, форсирование рек и ручьёв, пот, грязь, пыль, небольшие болота, редкие поселения с угрюмыми крестьянами, ожидающими от нас зла, и множество назойливых насекомых. В общем, обычные будни путешественника или разведчика, который вздумал совершить дальний переход из точки А в точку Б, с поправками на то, что мир пережил чуму, слабозаселён и за пределами цивилизованных анклавов человек человеку – волк.
В Болхове по сходной цене у горожан удалось прикупить неплохих лошадок, так что дальше движение пошло веселей. К тому же до Орла, некогда областного центра Российской Федерации, шла вполне приличная грунтовая дорога. И вот сегодня отряд вошёл в вольный город Орёл. Точнее, в один из его пригородов в районе речки Орлик, впадающей в Оку.
В дороге мы неоднократно встречались с людьми, в большинстве своём торговцами, ведущими бизнес в Орле, и благодаря им, пока отряд продвигался к городу, я собрал некоторую информацию о местной власти, которая в этом поселении принадлежала группировке, называющей себя «медведи». Как и по всей планете, после чумы в Орловской области каждый выживал, как мог. Было всё в самом распространённом наборе: анархия и хаос, техногенные катастрофы и бандиты, мародёры и разбойники, насильники, маньяки и убийцы. И беспредел продолжался до тех пор, пока лет двадцать назад самый крутой местный бандит Папа Миша не выбил из города всех своих конкурентов и не объявил Орёл территорией мира.
Князем, герцогом или императором Папа Миша себя объявлять не стал, а представлялся всегда скромно – смотрящий за городом. Никто с ним не спорил, и то, что в областном центре появилась крепкая власть, так или иначе устраивало все районные анклавы и группировки.
Лихой народ повеселился в своё удовольствие и осознал, что с мирных граждан гораздо выгодней брать дань, чем грабить их каждый год, и так в Орловскую область пришёл неофеодализм в его начальной стадии.
Укрепив свою власть в областном центре, орловский смотрящий распространил на своей земле неписаные правила поведения, и для себя я эти законы раскидал по пунктам. Первый: все люди в Орле гости, и только «медведи» в нём хозяева. Второе: если хочешь пострелять или вырезать своему врагу сердце, иди за город. Третье: мордобой разрешён, однако в разумных пределах и без смертоубийства. Четвёртое: питейные заведения, бордели и мастерские являются собственностью «медведей», и всякое посягательство на них, а также неуплата за предоставленные услуги заранее оговоренной цены влечёт за собой кару, которая почти всегда одна – смерть. Такими были основные неписаные законы города Орла, а всё остальное мелочи, особого внимания и упоминания недостойные.
Стен вокруг владений «медведей» не было. Но на основной дороге от Болхова находится мощный блокпост, на нём полтора десятка плечистых амбалов в неплохо пошитой кожаной одежде, с парой автоматов АКСУ, ручным пулемётом РПКС и неизвестными мне самозарядными винтовками под патрон калибра 7,62 мм. Это всё понятно, ситуация знакомая. Однако была небольшая мелочь, которая поразила меня до глубины души. Над блокпостом развевался флаг: на красном полотнище орёл, сидящий на крепостной стене. Как правило, флаги имеют только серьёзные государства или крупные анклавы, которые могут позволить себе содержать регулярную армию или постоянную дружину, а тут городок тысяч на тридцать пять граждан и флаг. Круто!
Старший на этом охранном пункте, смуглый, низкорослый, очень подвижный мужичок, обшарил взглядом наше вооружение, завистливо хмыкнул, прошёлся вдоль лошадей, которых воины держали в поводу, и представился дежурным по КПП номер 3. Он проинструктировал нас насчёт городских порядков, выдал каждому гостевой жетон, переписал количество стволов, и после всех этих действий мы уплатили ему пошлину за въезд. Отдав десять рожков «семёрки» и десять «пятерки», отряд получил возможность три дня жить и делать закупки на территории поселения. Всё достаточно стандартно, по-деловому и без конфликтов: «медведи» получают плату и гарантируют нам неприкосновенность. Хотя, конечно, в случае проблем мой отряд смог бы и сам себя защитить.
По нашим прикидкам, в городской общине Папы Миши три сотни бойцов, максимум четыре. При этом серьёзных оборонительных сооружений в городке нет, только несколько домов старой постройки, в которых обосновались вожаки со своими приближёнными, могут служить шверпунктами. Остальные дома изрядно обветшали, но всё ещё стоят, и мастеровые люди постоянно ведут в них какой-то мелкий ремонт. В поселении постоянно находится до тысячи наёмников и повольников с оружием, но и они нам не соперники. Однако мы здесь люди проезжие, нам бы закупить продовольствия, лошадок перековать, информацию собрать да поскорее двигаться дальше, так что конфликты нам не нужны. И потому мы передали «медведям» озвученное старшим на посту количество патронов и не возмущались.
По совету и рекомендации дежурного по КПП, который выделил нам проводника из своих бойцов, наверняка шпиона, который должен присматривать за нами, на постой мы остановились невдалеке от блокпоста, сразу в двух гостевых дворах, находящихся один напротив другого через дорогу. Заплатив за постой, а затем назначив караулы, в сопровождении проводника, двух боевых троек и Лиды, при оружии, я отправился бродить по городу, про который попутные торговцы отзывались как о месте, где можно купить и продать всё, что только можно. Я им не верил, поскольку не ожидал от этого провинциального анклава чего-то особенного. Однако когда мы миновали несколько грязных улочек и обошли пару алконавтов, подобно свиньям валяющихся в пыли, то попали в место, сильно напомнившее всем нам восточные базары.
На расчищенной площадке, примерно два на три километра, в самом центре поселения стояли чёткие ровные ряды складов, прилавков и навесов. И между ними ходило не менее двух с половиной тысяч человек. Кругом суета, вечный праздник, гомон, торговые споры и следящая за порядком суровая охрана из «медведей». Заметно, что местная власть, в отличие от городских окраин, своему рынку внимание уделяет постоянное и особое. Кругом чистота, суетятся работяги, которые подбирают каждый клочок мусора, упавший на утрамбованный кирпич и щебень. Охрана ведёт себя корректно, постоянные продавцы и покупатели из горожан улыбчивы и приветливы, а выбор предлагаемых на продажу товаров удивил даже меня.
Воин с блокпоста, по-прежнему сопровождающий нас, заметив мою реакцию, горделиво выпятил грудь, а я его спросил:
– И давно у вас в городе такой рынок?
– Давненько. Как Папа Миша самым главным в городе стал и твёрдые законы ввёл, так с тех пор рынок только расширяется. К нам из Тулы караваны приходят, из Ельца, из Брянска, из Курска, а пару дней назад даже из Воронежа гости пожаловали.
– Серьёзно… – уважительно протянул я и подумал о том, что с торговцами из Воронежа надо встретиться в обязательном порядке.
В этом городе про Внуков Зари уже знают, и в одном из двухмесячной давности сообщений для отряда мой начальник генерал-майор Ерёменко упоминал о том, что устойчивая связь с этим анклавом уже установлена и в ближайшее время планируется отправить в его пределы дипломатическую миссию.
В идеальном для нас варианте было бы хорошо дойти до Воронежа и тихой сапой, через северные районы Донского царства добраться домой. Ну ладно, это всё позже, а пока прогулка по рынку, а то за разведкой о том, что я не только воин, но и торговец, совсем забывать стал.
Мы прогуливаемся по рынку и прицениваемся к товарам. Впечатлений масса. Я заметил, что с продовольствием проблем нет, хотя сахар, чай и очищенные спиртные напитки присутствуют по самому минимуму, а цена на эти товары просто несусветная. Продаётся немного дизтоплива, привезённого непонятно откуда и неизвестно кем, литровая банка стоит пять патронов калибра 7,62 или семь 5,45. Это не просто дорого, а охренительно дорого. Много дешёвой кожаной одежды и обуви хорошего качества. В продаже боеприпасы и самое разное огнестрельное оружие. Сплошь советские и российские образцы, чьё производство, продавцы не говорят, но на гильзах патронов крестик и дата выпуска – 2063 год. Видимо, тульская поставка. Рабов нет на рынке, запрет Папы Миши. Однако купцы намекнули, что за городом живой товар продаётся и покупается. Машин, компьютеров и прочего высокотехнологичного товара тоже нет. Зато имеется табак нескольких сортов и папиросы, а помимо этого конопля, по запаху и внешнему виду не дичка, а серьёзная трава. С лекарствами не густо, в основном дары природы и самые простейшие порошки. В общем, рынок большой, а по местным меркам – так и огромный.
После всех наших передвижений от одного прилавка к другому мы нагуляли такой аппетит, что требовалось срочно перекусить, тем более что время полдень. Перебирать не стали, вышли с рынка и зашли в первое же попавшееся заведение, из которого доносились ароматные запахи жареного мяса.
Здесь, в трактире, который назывался «Вкуснейшие окорока», гуляли наёмники и не просто ели и выпивали, а производили набор бойцов в свои ряды. Большое помещение задымлено клубами табачного дыма с примесью шмали, над сдвинутыми столами стоит рёв молодых мужских и женских голосов, распевающих свои песни, в углу что-то неразборчивое наяривает гармонист. Я было подумал поискать иную харчевню, мало ли что, конфликтные ситуации в подобных местах случаются постоянно. Однако заметил, что пара наёмников посмотрели на меня и моих товарищей с некоторым вызовом и превосходством, и, решив не отступать, мы прошли за широкий стол, удобно расположились и заказали чего посвежей и повкусней.
Спустя всего пару минут нам подали настоящий борщ, аппетитный копчёный окорок, жареного гуся и пельмени. Как достойное добавление ко всему этому изобилию: салаты, сметана, аджика, лучок, чесночок, напиток из лесных ягод и большой кувшин холодного пива. Очень хороший и щедрый стол получился, и мы отвалили от него только тогда, когда наши животы заявили, что им необходим отдых.
Мы расплатились за угощение. Сидим, попиваем пиво и невольно вслушиваемся в разговоры весёлых наёмников, которые хоть и кидают на нас самые разные взгляды, видимо, им приглянулось наше оружие и снаряжение, но не наезжают, ведут себя в рамках дозволенного.
– Сопляк! – Один из бывалых наёмников, крупный полноватый мужик лет пятидесяти, как и все вокруг в серой кожанке без рукавов, расстёгнутой на волосатой груди, хлопнул по плечу щуплого, тощего паренька-недокормыша, который грезил славой и подвигами и мечтал стать воином. – Ты ничего не знаешь о том, кто такой настоящий солдат удачи!
Паренёк угодливо улыбнулся. Наверное, по привычке, чуть поклонился и робко сказал:
– Так расскажите, дяденька.
Мужик засмеялся, его собутыльники этот смех поддержали, и, налив себе в глубокую деревянную кружку хмельной браги, он произнёс:
– Раз уж ты решил войти в наш славный отряд, который существует уже пятнадцать лет и исходил всё пространство от Тулы и Смоленска на севере до Гомеля на востоке, мы тебя спросим. Если наш командир, славный и удачливый Кир Одноухий, прикажет тебе перерезать горло родной матери или кастрировать отца, ты сделаешь это?
Новобранец заметно побледнел, и на его лбу моментально выступила испарина. Он весь как-то сразу сжался в комочек и ответил:
– Нет, конечно. Это невозможно.
– Тогда зачем ты к нам пришёл, если не готов выполнить приказ командира, который обеспечивает тебя работой и платит такому никчемному паршивцу деньги? Почему ты думаешь, что можешь стать наёмником?
– У нас в селе в этом году неурожай. Голодно было, и меня в город на заработки послали. Здесь работы хорошей нет, а ремесла никакого я не знаю. Вот и решил…
– И решил ты, парень, стать вольным бойцом, который работает за деньги. Так?
– Да.
Мужик одним залпом выпил брагу, одобрительно крякнул, оглядел сотоварищей, которые шумели вокруг него, нахмурился и, ударив по столу кружкой, проревел:
– Тихо! Говорить буду! – Шум стих, а мужик махнул рукой в сторону столика, стоящего в тёмном углу, где сгрудились ещё человек семь новобранцев: – Сюда подойдите. Не хочу по два раза одно и то же повторять.
Кандидаты в наёмники, такие же тощие парни, как и тот, что уже стоял возле стола, мгновенно подскочили к нему и испуганной кучкой застыли в ожидании слов бывалого солдата удачи. Тот помолчал, собрался с мыслями и начал:
– Если вы думаете, что будете получать деньги за то, что станете рисковать своей шкурой, то ошибаетесь. Если считаете, что быть наёмником – это романтика, так это тоже полная чушь. Нам платят за то, что мы убиваем других людей, и подумайте сейчас вот о чём. Когда-нибудь, когда вы выживете в десятке схваток, судьба может распорядиться так, что вы вернётесь в свою деревню как захватчики. Вам будет приказано уничтожить село, потому что оно приносит некоторый доход врагу нашего нанимателя, и вы не сможете отказаться. У нас нет ничего: ни веры, ни совести, ни законов, но мы всегда выполняем приказ. Для нас нет слов «терпимость» и «гуманность». Мы действуем без каких-либо сомнений и колебаний и убиваем людей, которые не сделали нам ничего плохого, и это только потому, что нам за это платят. Про нас говорят, что мы боевое братство, и это так, но только до тех пор, пока тот, кто рядом с нами, сможет выполнять свою работу, а когда он становится обузой, его добивают. – Мужик замолчал, зло посмотрел на сельских парней и почти выкрикнул: – В последний раз спрашиваю: вы готовы быть наёмниками?!
Из восьми новобранцев трое понурились и молча покинули помещение трактира, а пятеро других остались, были приняты за стол с ветеранами, накормлены, напоены и взбодрены словами, что не всё так страшно, как говорит Зубочек, так, оказалось, звали мужика, толкавшего речь.
Тем временем мы почти допили своё пиво и готовились снова отправиться в город, но тут у соседей случился интересный разговор, и я немного задержал своих товарищей. Один из новобранцев спросил сидящего рядом с ним наёмника:
– Дядь, а куда мы отправимся?
– В смысле? – донёсся до меня голос подвыпившего солдата удачи. – Ты хочешь знать, с кем у нас заключён следующий контракт?
– Ну да…
– Вообще-то это тебе знать не положено, но я тебе как младшему брату скажу. Тульский патриарх собирается в крестовый поход на юг, и мы готовимся пристать к его войску.
– Так ведь они не берут наёмников… – удивился парень.
– Обычно нет. Но тут случай особый. Далеко от своих земель идти никто не желает, а регулярного войска у Константина мало. Поэтому нам немножко заплатят и разрешат грабить все поселения, какие попадутся на нашем пути. За счёт этого и будем жить, и, как человек опытный, я знаю, что будет всё: золотишко, добыча, бабы в самом соку, а не потасканные шлюхи из борделей, много выпивки и другие кайфовые вещи. Понял?
– Да-а-а! – завороженный видениями из грядущего похода, выдохнул парень.
Наёмники продолжали веселиться и обсуждать грядущий крестовый поход, который, по их словам, должен был начаться через пару недель, а мы, запомнив всё, что услышали, покинули «Вкуснейшие окорока». Итак, мы подкрепились и отправились искать воронежских купцов, которые, по неизвестной мне причине, свой товар на рынке не выставляли.
Благодаря помощи проводника искомых людей нашли достаточно быстро, и выяснилось, что зашли мы очень вовремя. Как оказалось, весь товар из Воронежа – а привозили купцы охряную краску и мел – по оптовой цене скупил сам Папа Миша. Купцы, семь здоровых и крепких мужчин, лет около тридцати, не иначе солдаты или дружинники, этим обстоятельством были очень довольны. Сегодня они закупили боеприпасы и оружие, а на завтра наметили покинуть Орёл, дабы поскорее доставить ценный груз в родной город, на который постоянно накатывались отряды сектантов из кланов Золотых, Голубых и Серых Кругов.
Представившись, как положено, капитаном ОДР при ГБ Мечниковым, я вкратце объяснил торговым гостям нашу ситуацию и предложил сопроводить их груз и самих купцов до места назначения. Про то, что Кубань тоже воюет против Внуков Зари, купцы, на самом деле, как я предполагал, оказавшиеся военными людьми, знали, так что от помощи не отказались.
Однако было одно но. Помимо самого обоза с закупленным в Орле товаром, с ними в Воронеж следовали и святые отцы из РПЦ, которые в каждом населённом пункте на предполагаемом пути следования крестового похода готовили для него почву и выясняли местные внутриполитические расклады. Конечно, основной маршрут для крестоносцев Тула – Орёл – Курск – Харьков. Но помимо этого, военными стратегами от православия планировалось послать небольшие подразделения на Воронеж.
Впрочем, для меня присутствие в караване православных священников препятствием не было и никак меня не задевало, так что это известие я воспринял вполне спокойно, без напряжения. Всего лишь ещё одни попутчики, да и только.
Купцов мы покинули уже затемно. Воины моего отряда отдыхали перед очередным этапом на пути к дому, а у меня и офицеров впереди была бессонная ночь, которую предстояло посвятить хозяйственным заботам.
Глава 17
Липецкая область. Берёзовка.
5.07.2065—6.07.2065
Обоз воронежских купцов, три десятка поставленных в круг повозок на резиновом ходу, расположился на лесной поляне, которая находится в семи километрах от Дона. Невдалеке безымянный, давным-давно покинутый людьми и разрушенный временем посёлок. Горят костры, всхрапывают жующие овёс кони, и в воздухе витают запахи нехитрой походной стряпни, которую готовят в котлах обозные кашевары. Всё как всегда, за исключением одного: молодого сильного голоса, который разносится над этим ничем не примечательным глухим местом, выбранным нами для остановки на ночлег:
- Обнажите свой доселе
- Непорочно белый меч
- И окрасьте вражьей кровью, —
- Пусть алеет, как ваш крест!
- Я вас назову магистром
- Алого сего креста
- Лишь тогда, когда увижу,
- Что и меч ваш алым стал.
- Два креста должно быть алых:
- На груди и у бедра.
- Увенчайте же достойно
- Храм непреходящей славы,
- Что построили отцы!
Стихи читал высокий стройный юноша восемнадцати лет, одетый в строгую чёрную сутану, перепоясанную толстой верёвкой, с вышитыми на спине и на груди красными крестами. Это был один из трёх воинствующих монахов-крестоносцев из Тулы, которые направлялись в Воронеж, отец Серапион. Как шептались слуги монахов, которые сопровождали их в путешествии, он являлся одним из многочисленных внебрачных детей самого патриарха Константина и благодаря этому входил в элиту тульского общества. Меня это особо не волнует, и общаемся мы с юным отцом Серапионом исключительно на литературные темы. С самых малых лет он увлекался книгами и, как только научился читать, получил доступ в книжные запасники всех церковных библиотек города Тулы. Кроме того, парень имел отличную память и мог наизусть цитировать большие объёмы текстов. Правда, круг его интересов был достаточно узок: жития святых, Библия, Ветхий и Новый Завет, история церкви или описания деяний великих подвижников и крестоносцев древности. Вот и сейчас, находясь на отдыхе, он читал отдельные куски из поэмы древнего испанского поэта Лопе де Веги «Фуэнте овехуна»:
- С бою взят был нами город,
- И магистр наш повелел
- Всех, кто там сопротивлялся,
- Честь его затронув этим, —
- Если знатный – обезглавить,
- Если же простолюдин —
- Кляпом рот ему заткнуть
- И при всем народе высечь.
- Всем теперь внушил он страх
- И почтенье. Верят люди:
- Тот, кто в юные столь годы —
- Вождь, судья, завоеватель,
- Станет, возмужав, грозою
- Дерзкой Африки и много
- Полумесяцев лазурных
- Алым сокрушит крестом.
Отец Серапион замолчал, левой рукой ухватился за простой деревянный крестик на своей груди, глаза его смотрели в тёмное небо. И в этот момент в его взгляде был такой фанатичный блеск, что понять, о чём мечтает молодой священник, не составляло труда. Наверняка он уже представлял себя победителем злых еретиков и мерзких сатанистов и видел себя в будущем самым настоящим героем и ниспровергателем злокозненного Сатаны.
«Ну-ну, – промелькнула у меня не лишённая ехидства мысль, – давайте, топайте на юг, рыцари Христовы. Сектанты вам таких люлей навешают, что до самой Тулы будете без остановки драпать. Впрочем, время покажет, что будет дальше и чем закончится великий крестовый поход за веру».
– Серапион, – прерывая мечты молодого священника, спросил я, – так что там дальше в этой поэме было?
– Магистра крестоносцев убивают неблагодарные крестьяне. Король желает их покарать за смерть своего сподвижника, который помог ему взобраться на трон, но милует крестьян и признаёт, что магистр не всегда и не во всём был прав, особенно в плане общения с противоположным полом.
– Очень поучительная история. По возвращении домой обязательно поищу книги этого замечательного поэта.
– А давайте я вам Житие святого Серафима Саровского перескажу. Вы не против?
Юный крестоносец приготовился к рассказу, но я замахал руками и, улыбнувшись, произнёс:
– Нет уж, лучше не надо. За минувшие дни про ваших святых я узнал столько, что мне этой информации, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь хватит.
– Как скажете, капитан…
Серапион сидел на бревне, которое лежало возле костра напротив меня, и я посмотрел на сидящих рядом с ним более опытных священников. Первый – так, ни рыба ни мясо, полностью управляемая личность, отец Питирим, сгорбленный мужчина двадцати пяти лет, по внешнему же виду – семидесятилетний старик. Хороший исполнитель, но сам по себе абсолютный овощ, в своё время наслушавшийся проповедей и решивший самоистязанием добиться прощения своих грехов. Видать, Питирим получил чего желал, но при этом превратил себя в полнейшую развалину. Второй – глава направленной в Воронеж миссии, отец Герман, невысокий толстячок с простецким добродушным лицом, мозг которого работает как часы, фиксируя каждую мелочь, которую он видит вокруг. Очень опасный и хитрый человек, не иначе профессиональный шпион и, возможно, убийца. Когда ему кажется, что за ним никто не наблюдает, он двигается мягко и очень плавно, так, будто в любую минуту готов вступить в рукопашную схватку, а на людях, подобно поросёнку, много суетится, повизгивает и бегает без всякого толка.
– Отец Герман, – обратился я к толстячку.