Зажечь звезду Ролдугина Софья
– Надеюсь, вы теперь не станете считать себя грозой Древних?
Щёки у меня заполыхали.
Если честно, именно так я про себя и думала последние пару часов.
– Я буду осторожной, правда. Честное слово!
– Хотелось бы верить, – с сомнением покачал головой князь.
Разговор о делах, разумеется, пришлось перенести на утро. Зато за поздним завтраком Тантаэ наконец-то раскрыл свои карты и, когда я добавила свои впечатления, вдумчиво подвёл итоги.
То существо в море действительно оказалось Древним. Повадки у него были почти как у сирен – заманить песней в море, чтобы человек сам утонул, выпить его смерть. Правда, пользовалась эта «сирена» не своим голосом, а чужим, и бедная талантливая Мирра стала её инструментом. Сейчас девушка приходила в себя под присмотром кланников и готовилась к переезду в вотчину Пепла Времени.
Что же касалось того, откуда сирена, собственно, и появилась в заливе, это осталось тайной. Но после всего случившегося мы с Этной как-то не стремились поиграть в детективов. Дальше расследованием должны были заняться люди, связанные с советом королев и шакарскими кланами.
Детям в играх взрослых места не было – и с этим ни я, ни Этна спорить не собирались.
Попутно мы узнали много интересного о Сианне.
Всё-таки она была полукровкой – наполовину аллийкой, наполовину шакаи-ар. Случай настолько редкий, что впору в энциклопедии заносить. Конечно, у аллийцев и шакаи-ар общие дети появляются несколько чаще, чем у равейн и шакаи-ар, но, как правило, такие потомки бывают чистокровными аллийцами. Но у матери Сианны аллийская кровь, вероятно, была уже изрядно разбавлена человеческой, вот и получился интересный гибрид – с совершенно натуральными розовыми волосами и спящими вот уже полвека регенами.
Жила Сианна в резиденции Пепельного клана и выполняла по просьбе Тантаэ разные деликатные задания, которые нельзя было поручить ни слабому человеку, ни сильному шакаи-ар, чьё происхождение не спрячешь никакой маскировкой. В данном случае служба состояла в том, чтобы ненавязчиво следить за нами и направлять наши мысли в нужное русло – чтобы обедать не забывали, не гуляли одни, спать ложились пораньше… И раньше времени не совались к местной «сирене». Поисковая сеть Сианне была не страшна – когда регены «спят», их даже не всякий целитель в лаборатории обнаружить сможет, что уж говорить о равейне-недоучке! А когда Тантаэ решил сам заняться нашей охраной, Сианна тихо отошла в сторону, изобразив влюблённость в «приятеля по работе» – разумеется, ещё одного кланника из свиты Тантаэ.
Остаток отдыха пролетел безмятежно. После загадочного исчезновения сестёр Блиц в нашем распоряжении оказался целый пятиместный номер. Что же касалось Тантаэ, то он пробыл с нами почти до самого конца.
О Максимилиане мы говорили каждый вечер, но теперь я избегала задавать личные вопросы. В основном выясняла, как и когда его ранили, каким образом протекают приступы, как проходит ремиссия и прочее. Тантаэ охотно делился сведениями, а я не менее охотно их записывала, надеясь, что они помогут мне и Дэриэллу разобраться с противоядием.
Одна из последних бесед запомнилась особенно.
– Ты сама будешь заниматься разработкой лекарства? – поинтересовался Тантаэ.
– Нет, – рассмеялась я. – Куда мне одной. Есть один целитель…
И я попыталась описать Дэриэлла и его многочисленные таланты.
Тантаэ поначалу слушал мой сбивчивый рассказ, а потом попросил хорошенько припомнить внешность и характер целителя, а он уж лучше сам считает воспоминания. Сеанс чтения длился недолго, но судя по выражению лица Тантаэ, был весьма продуктивным.
– Знаете, Найта, – осторожно начал Пепельный князь, – если уважаемый целитель Дэриэлл эм-Ллиамат и будет принимать участие в эксперименте, то настоятельно советую ему делать это на расстоянии от Максимилиана.
– Это почему же ещё? – недоверчиво переспросила я.
Тантаэ помедлил с ответом и продолжил с большой неохотой, словно сомневался, стоит ли мне вообще знать о том, что он хочет сказать.
– У меня есть подозрения, практически уверенность, что Дэриэлл почти наверняка окажется в сфере интересов Ксиля. И, зная его характер, могу совершенно точно сказать, что ничего хорошего целителю этот интерес не принесёт. Просто поверьте мне на слово.
Я спорить не стала – да и не поняла толком, что имеет в виду Тантаэ. А когда попросила пояснить, он ответил коротко и туманно:
«Шакарские особенности восприятия».
Это означало конец разговора.
Оставшаяся неделя до отъезда пролетела незаметно. Мы с Этной много загорали, купались, объедались деликатесами в столовой и ходили на экскурсии – отдыхали. В последние несколько дней я активно взялась за зубрёжку, штудируя энциклопедии по ботанике и пособия по алхимии. До экзаменов в Академию оставался всего месяц, а я ещё даже не придумала, чем удивить экзаменаторов.
Накануне отъезда мы с Этной решили устроить себе небольшой праздник. Набрали фруктов, сладостей и пошли ночью на пирс. Ничего не делали – просто лениво валялись на досках, поглощали вкусности и слушали пение Мирры на пляже – Тантаэ настоял на том, чтобы она переборола свой страх и начала петь на следующий же день. Какими способами Мирре вернули голос, я предпочитала не думать, но судя по тому, как легко девушка дала согласие переехать в Пепельный клан – ничего плохого ей не сделали.
Когда мы уже собрались уходить, Мирра вдруг отложила в сторону гитару, догнала меня и схватила за рукав:
– Вы ведь завтра уезжаете?
– Скорее, уже сегодня, – хмыкнула я, глядя в небо.
Мирра улыбнулась:
– Тогда возьми это, – и протянула мне небольшой свёрток. От него ощутимо веяло магией. – Я только вчера вспомнила о нём. Понимаете, ещё в прошлом году, до того, как русалка появилась, ко мне после выступления подошёл один мужчина… такой серьёзный, на профессора больше похож… отдал мне красивую подвеску. Сказал, что в благодарность за красивое пение. Я ещё тогда подумала, что она волшебная. И когда вчера наткнулась на неё, то хотела сначала отдать господину Тантаэ, а потом решила, что раз ты волшебница, то она тебе лучше подойдёт.
Я поблагодарила девушку и сунула свёрток в карман. Мирра махнула рукой и вернулась к слушателям.
Вспомнила о свёртке я только тогда, когда самолёт уже взлетел. Достала, полюбовалась на коричневую бумагу – и замерла.
– Ну же, разворачивай, – поторопила меня Этна.
Я послушно разодрала хрупкую упаковку. На моей ладони оказался небольшой круглый амулет, источавший странную магию. Спереди был выгравирован слепой глаз, вписанный в треугольник, в обрамлении оливковой ветви и молний. На обратной стороне был нарисован значок «контроль».
Значит, всё-таки Орден…
– Не думай об этом, – решительно отобрала медальон Этна и спрятала его в сумку. – Дома отдадим эстиль Элен, пусть они с Советом разбираются. Ты уже в этой песне свою партию спела, дай и другим поразвлечься.
– Даже и не собиралась думать, – обиженно надулась я и закрыла глаза, изображая дрёму.
Что-то мне подсказывало, что это была не последняя моя «песня».
Луч второй
Некроромантика
…Бац! Мой кулак с размаху впечатывается в ненавистное лицо, стирая снисходительную усмешку. Капельки крови некрасиво орошают серый свитер грубой вязки.
Я тяжело дышу, как будто минут двадцать пробежала без остановки. В голове проносятся самые уничижительные оскорбления на четырёх языках – но ни одно не кажется мне достаточно обидным, чтобы бросить его в лицо этому… этому…
Он медленно вытирает губы и подбородок, оглядывает испачканную ладонь и вдумчиво произносит несколько слов из тех, что я так и не решилась озвучить.
Боги, а ведь всё так хорошо начиналось!
Серый туман неторопливо наползал с чёрно-зелёных склонов. Тучи проплывали так низко, что задевали вершины гор, смешивались с туманом, и казалось, что острые скалы отрывают от облаков клочья ледяной мглы. Вялый подъём продолжался уже почти час, и конца-края ему не было видно. От постоянной промозглой сырости, проникающей даже под аллийские доспехи, клонило в сон. До смерти хотелось забиться под мягкий шерстяной плед в кресле у камина и задремать, глядя на огонь и неспешно прихлёбывая чай с пряностями. Но, к сожалению, камин с чаем и штопаным-перештопаным пледом остался в доме у Дэриэлла, а туда я попаду не скоро…
Не раньше весны – точно.
К слову сказать, Дэйр мою идею поступить в Академию воспринял с восторгом. Кроме моральной поддержки и рекомендательного письма в деканат, для меня его восторг вылился в четырёхстраничный список литературы, которую требовалось прочитать перед экзаменом. А память-то у меня не аллийская… Большие надежды возлагались на двухнедельное пребывание на курорте, где, кроме сна и купания, и заняться-то нечем, но… Сумбурное расследование таинственных убийств в сочетании с гадкими соседками по номеру благополучно потопили в море надежды на продуктивные занятия. Прочитала я хорошо если половину, половину которой тут же и забыла. С оставшимся багажом хаотичных сведений не стоило и надеяться на успешный штурм цитадели знаний…
«О! Ничего себе! Действительно, цитадель!» – осталась в голове единственная мысль, как только дорога вильнула очередным – последним! – поворотом. Нет, я, конечно, представляла Академию по рассказам брата, но вблизи…
Возводил замок гениальный архитектор… или маг-иллюзионист. После крутого витка по склону Академия вдруг вынырнула из серого тумана, как айсберг перед злосчастным кораблём-дворцом из заокеанской мелодрамы, внушая такой же суеверный ужас. Серые скалы настолько сливались с плитами облицовки, что можно было подумать, будто замок вырос из скалы. Языки сизой мглы сползали по выщербленным камням стен и оседали у подножья крепости. Здесь деревья, обнимавшие горы почти до самой вершины, переходили в чахлый кустарник с бурыми иголками вместо листьев. Только у самых ворот раскинула корявые ветви дряхлая сосна, невесть каким чудом держащаяся вспученными корнями за скудную мёрзлую землю.
– Не повезло тебе с домом, да? – посочувствовала я и ласково провела ладонью по шершавой смолистой коре. – Но ты всё-таки держишься. Сильная… Мне бы такой характер.
Я глубоко вдохнула, собрала в кулак волю и постучала в ворота.
Тишина.
«Не слышат», – с каким-то трусливым облегчением подумала я, прислоняясь к стене. Формально попытка сделана. Можно с чистой совестью развернуться и топать к порталу. Год позанимаюсь, поучусь у Дэриэлла, а потом снова попробую, и тогда…
– Ну? – неприветливо окликнули меня. – Входить будешь?
Я подскочила на месте, чуть не потеряв рюкзак. Обладателем голоса, разрушившего мои мечты о бескровном и непозорном поражении, оказалось помятое существо самой невнятной наружности. Ростом чуть повыше меня, в мешковатых джинсах и неопрятной фуфайке, да вдобавок ещё с потухшей сигаретой в зубах. Волосы у «существа» были тёмные, но не чёрные и не русые; они скреплялись медицинской резинкой в неряшливый низкий хвост. Приятное в общем-то лицо с живыми карими глазами безнадёжно портила кислая гримаса. Судя по возрасту, передо мной был или студент старших курсов, ведущий чрезмерно разгульную жизнь, или аспирант.
– И долго собираешься стоять на холоде? Давно не болела? – поинтересовался парень, окидывая меня цепким взглядом. Неприятно получилось – как будто под рентген угодила.
– Как заболею, так и вылечусь, – по возможности скрывая неприязнь, ответила я.
Идея поступать в Академию нравилась мне всё меньше и меньше. Все знали, как маги относились к равейнам. А уж к молоденьким равейнам, не окончившим ни одного человеческого института…
– Сделаешь лечение насморка темой своего экзамена? – с сомнением протянул мой собеседник. – Боюсь, факультет исцеления будет не слишком впечатлён. Таких знахарок-самоучек, знаешь ли…
Волевым усилием я сдержалась, не давая себе огрызнуться в ответ. И хорошо, если просто огрызнуться… Крепко зажмурилась, прогоняя видение призрачных нитей, пронизывающих пространство. С недавних пор мне стало гораздо труднее сдерживать силу. По малейшему поводу я проваливалась в транс, а в кончиках пальцев начинали собираться пульсирующие сгустки. Невозможность контролировать себя – худшая из слабостей, как говаривал Дэйр, и сейчас мне было как никогда легко понять его.
– Эй, только не плачь тут. Я вовсе не это имел в виду…
Я удивлённо уставилась на несколько раздосадованного оппонента. «А, он, наверно, подумал, я сейчас разревусь», – промелькнула запоздалая догадка. Стало стыдно.
– Поступишь ты на своё целительство. Только пошли уже в тепло, я тут замёрз, как рыбки в проруби.
Он скомкал сигарету в кулаке, бросил на мёрзлую землю и распахнул скрипучую дверцу справа от главных ворот. Я поплелась за ним. Шёл мой проводник весьма быстро, как будто и впрямь куда-то спешил, но время от времени останавливался и дожидался, пока я его нагоню. Со спины он выглядел ещё неряшливей – стало заметно, что волосы расчёсывались в лучшем случае позавчера, мылись так вообще неделю назад, а свитер, похоже, пребывал в помятом состоянии со времён нашествия Древних. С плеча свисала белая нитка.
«Он ещё неаккуратней Дэриэлла, бедняжка», – развеселилась я.
У того вещи были хоть и неглаженые, но чистые.
Я машинально потянулась, чтобы снять соринку, зацепила кончиками пальцев… нитка натянулась, дёрнула свитер и только потом оторвалась. Мужчина недовольно оглянулся через плечо. Я почему-то покраснела и спрятала руку с ниткой за спину, стараясь незаметно стряхнуть её на пол, но она словно намертво к пальцам прилипла. Отвлекая проводника, я выпалила первое, что на ум пришло:
– Кстати, с чего вы взяли, что я буду поступать, причём именно на исцеление? Может, я в гости к родственнику приехала…
– Я тебя второй день жду, – недовольно проворчал мой провожатый.
– А откуда вы узнали…
– Хэл подсказал.
– А почему мой брат….
Мужчина развернулся так резко, что я в него чуть не врезалась, и с непередаваемым устало-вежливым выражением лица протянул мне сухую, жилистую ладонь:
– Рэмерт Самани Мэйсон, боевая некромантия. Рад увидеть, наконец, сестру моего лучшего ученика.
Тьма и бездна!
Ну, я попала…
Перед отъездом Хэл намекал, что декан его был человеком не самого мягкого характера и вообще… нестандартным. С особым чувством юмора, так сказать. Но я не подозревала, что настолько!
Начать хотя бы с того, что, объясняя мне правила проживания в замке, Мэйсон мельком заметил, что обычно профессора предпочитают «лебезящий тон, желательно с соблазнительными подвываниями».
«С подвываниями, как же… Как это звучит, интересно, хоть бы продемонстрировал, а то что-то воображение отказывает», – с досадой думала я.
Потом он добавил, что ему, Рэмерту, глубоко наплевать, как к нему обращаются, хоть «ваше превосходительство», хоть «котик», хоть «великий и ужасный». Мне же он будет «хамить, так что терпи, всё равно никуда не денешься». Я буркнула себе под нос: «Как скажете, ваше превосходительство Котик Ужасный…» и была удостоена одобрительного взгляда.
Также, по мнению профессора Мэйсона, мне в Академии достаточно было запомнить два маршрута: до столовой и до его кабинета.
– Всё остальное приложится, детка, – доверительно добавил он и шлёпнул меня пониже спины.
Смущённая донельзя, я втянула голову в плечи, стараясь стать как можно менее заметной. Мэйсон оглядел меня, явно остался доволен произведённым эффектом и продолжил познавательную экскурсию по Академии. Энергии на это благое дело, подперчённое постоянными подколками моей драгоценной персоны, у него хватило до позднего вечера. Надо ли говорить, что к концу прогулки я буквально валилась с ног и чувствовала себя оплёванной? Всё, чего мне хотелось, – это запереться в комнате, которую от щедрот выделила администрация, и несколько минут методично побиться головой об стенку, дабы раз и навсегда избавиться от вредоносных идей… вроде поступления в Академию.
– Вот твои апартаменты. Располагайся, – ухмыльнулся Мэйсон, словно подслушав мои мысли. Я сухо поблагодарила его и, стараясь не выказывать нетерпения, вошла в помещение. За спиной хлопнула дверь. С отчётливым злорадным скрипом провернулся ключ в замке.
Чудесно! Он меня ещё и запер!
Я развернулась и злобно пнула косяк. Нога заболела, но на душе стало полегче. Оставалось только найти, где здесь зажигался свет.
Естественно, никакого выключателя не было и в помине. Всё, что мне удалось отыскать, на ощупь обшаривая комнату, – здоровенный канделябр на шесть свечей. Точнее, канделябр сам нашёл меня, подло свалившись со шкафа, в который я врезалась в темноте. Честное слово, знала бы, как всё обернётся, запустила бы «лампу»… Ну и что с того, что она нестабильная…
Всё равно разрушений было бы меньше.
Освещённая трепещущими язычками пламени, комната вызывала противоречивые чувства. В плюсы можно было засчитать просторную спальню с небольшим зарешёченным окном, лабораторию – видимо, раньше апартаменты принадлежали кому-то из преподавателей – и камин, мечту и чудо из чудес в этом сыром, продрогшем до самых его каменных костей замке.
Минусов я, увы, насчитала значительно больше.
Начать хотя бы с того, что комната не отапливалась. Вообще. Милый, уютный камин за средство обогрева можно было не считать. Он располагался в гостиной и служил, скорее, украшением. В лаборатории же и, что самое печальное, в спальне микроклимат регулировался магически. Это явно выходило за пределы моих возможностей. Честь и хвала предусмотрительной Элен, положившей мне в рюкзак одеяла из лерейского меха – «на обратном пути заедешь в Пределы, вернёшь Лиссэ, заодно навестишь кое-кого».
«Кое-кого», ну конечно… Скорей бы уже к Дэриэллу!
Вторым минусом – огромным! – было практически полное отсутствие окон. Единственное окошко располагалось в спальне и больше походило на бойницу – узкое, высокое, забранное толстыми железными прутьями, как в темнице. Если бы в стенах располагались пиргитовые блокаторы, то можно было бы подумать, что меня поселили в карцер для особо провинившихся студентов. Хэл мне рассказывал о системе наказаний в Академии, которую он изучил на собственном, весьма богатом опыте. Решётки, холод, темнота – все атрибуты, как говорится, наличествовали, только лаборатория выбивалась из общего контекста.
И, кроме того, было в этих комнатах странное, мрачновато-удушливое ощущение. Как будто кто-то невидимый смотрит в спину, сверлит завистливым взглядом, а обернёшься – отворачивается. Я даже на секунду пожалела, что рядом нет Мэйсона с его язвительными комментариями, мгновенно приводящими в чувство. Представляю, что он сказал бы на мои жалобы…
«Нет, – решительно одернула я себя, – если уж по кому и скучать, то по Ксилю… нет, по нему я тоже скучать не буду, обойдётся… По Дэриэллу.
Вот разожгу камин, сяду на диван, завернусь в одеяло и буду тосковать в своё удовольствие… А ещё лучше – почитаю ту книжку, которую я везу ему в подарок. С мифами и легендами. Буду представлять, что он мне читает вслух, как в детстве…
Давным-давно на краю мира…»
Проснулась я от ощущения всепоглощающего ужаса.
Боги, боги, боги, пожалуйста, нет…
Кожа покрылась липким холодным потом, руки противно тряслись. Почти не слыша своего сердца, я сжалась в комочек под одеялом, не решаясь высунуть наружу даже кончик носа. Ужас накатывал откуда-то извне, наваливался, как душный мешок с песком, заставляя меня замереть, застыть, перестать дышать, чтобы эти, снаружи, меня не нашли…
Где я?
В Академии, услужливо подсказала память. В гостевых апартаментах на преподавательском этаже, запертая на ключ ненормальным некромантом… с которого вполне сталось бы устроить «проверку» новенькой! Вспышка злости на Мэйсона, целый день испытывавшего мои нервы на прочность, чуть взбодрила, возвращая способность рационально мыслить.
Я заснула с книгой в руках, сидя у камина. Даже переодеться не успела. На мне сейчас прочные, надёжные аллийские доспехи, и… и… и я равейна, в конце концов!
Медленно, трясущимися руками я стянула с головы одеяло.
Ничего.
В камине перемигивались рыжие угли, словно пытались безмолвно предупредить о чём-то жутком. Нервно дёргалось на сквозняке пламя наполовину оплывшей свечи, и масляно-густые тени разбегались по серым стенам. Книга валялась на полу, страницы замялись. В комнате повисла тишина, неестественная и похожая на пластиковую плёнку, затягивающую уши, забивающуюся в горло… И только из спальни еле слышно доносилось…
Шурх. Шурх-шурх. Ш-ш…
Я нервно сглотнула, нечеловеческим усилием воли не позволяя себе запаниковать. Там, за тонкой деревянной дверью, что-то было. И одно присутствие этого заставляло желудок скручиваться от потустороннего ужаса и обречённости. Но если сейчас поддаться страху и забиться под одеяло, то к утру от меня останется только жалкий скулящий клубочек.
Пока я вижу, пока я готова к обороне, мой рассудок в безопасности.
Пламя на кончике фитиля дёрнулось, мигнуло – и погасло.
Рыже-красное свечение углей в темноте, душная тишина… И вялые, шаркающие шаги за ненадёжной перегородкой двери.
Я до боли закусила губу.
«Свет, ну хоть какой-нибудь свет! – птицей билась в голове единственная мысль. – Ну почему, когда не надо, силу невозможно удержать, а когда необходимо сражаться – не дозовёшься?»
Шуршание за стеной прекратилось. Дверь в спальню начала открываться – медленно и абсолютно беззвучно. Я шарахнулась назад и – врезалась в высокую спинку. Диван опрокинулся. Деревянная от страха, я истуканом свалилась на пол, стукнулась затылком и наконец-то узрела мистические нити пополам с пляшущими звёздочками.
Есть!
Дрожащие пальцы выдернули из невнятной мешанины яркую серебряную нить и вплели её в почти готовый узор. Болезненный, бесконечно долгий удар сердца – и на моих ладонях расцвёл сияющий бутон.
Несколько минут я лежала зажмурившись, боясь даже шевельнуться, прежде чем поняла, что нечто, наводившее ужас, ушло. Исчезло…
– М-м-мамочки… – Язык у меня заплетался, но от звука собственного голоса на душе становилось спокойней. – Что же это было, а? И что я сотворила такого, что оно сбежало?
Зайти в спальню и проверить, что за гость меня навещал, я так и не решилась, хотя дверь теперь была настежь открыта, и в тёмном пространстве просматривался силуэт кровати, а над ним – окно с толстыми прутьями решётки. Думала, что вообще не усну – дня этак два. Но пока выбралась из-под одеяла, пока перевернула обратно диван…
Сияющий цветок, похожий на лилию, устроился в прозрачном бокале рядом с канделябром – разбираться со своим творением я решила уже утром. А пока – очертила вокруг дивана круг солью, привела в порядок книгу, умылась влажными салфетками – спасибо Элен за предусмотрительность. За единственным на три комнаты окном небо начало медленно светлеть, а меня сморил здоровый сон без всяких кошмаров.
Утро началось по сценарию, прекрасно обкатанному ещё Максимилианом: я просыпаюсь от мерзкого хохота, краснею непонятно почему и долго-долго злюсь. Только источником беспокойства на сей раз стал некромант.
Сначала я услышала скрип двери – тихий, едва различимый сквозь сон. Потом – глумливый смешок. «Пусть это будет сон», – взмолилась я неизвестно кому, пытаясь нырнуть обратно в блаженную полудрёму. Но тут рядом кое-кто заорал «Бу-у!» со всей мощи прокуренных лёгких, и блаженную утреннюю истому как ветром сдуло. Я дернулась в сторону, сверзилась с дивана и только и смогла, что глупо ойкнуть.
– «Ой», да вы только её послушайте! – несолидно заржал профессор Мэйсон, по уши довольный собственной выходкой. Сегодня он выглядел поопрятнее – свежая рубашка, чистые волосы. Только на рукаве опять болталась белая нитка, однако заботиться о Мэйсоне и снимать с него всякий мусор мне совершенно не хотелось.
– Доброго утра вам, – предельно вежливо сказала я, стараясь, чтобы это не прозвучало с намеком, как у героя известной истории. Как там было? «Для чего только не служит вам «доброе утро»… Вот теперь оно означает, что мне пора убираться».
– Доброго, доброго… – хмыкнул Рэмерт, поправляя сигарету за ухом. – Ты от кого здесь оборонялась? От Древних, что ли? А это что? Зачарованный круг? Ашемитовой крошкой или меловой? А где руны?
– Нет, простой круг из соли, – призналась я смущённо. Здесь, в Академии, проверенные бабкины способы казались простыми суевериями. – Наши, равейновские заморочки. Вроде бы и магии нет, а защищает как-то.
– И каким способом, хотел бы я знать? – Некромант заинтересованно подался вперёд, всем своим видом выражая сомнения в моей компетентности. У меня во рту стало солоно, и я не сразу поняла, что просто с досады закусила губу. А потом – что за демоны меня дёрнули! – с языка само слетело:
– Как известно, круг из соли и веточка можжевельника под порогом не пускают в дом человека с нехорошими намерениями… – А пальцы осторожно потянули за нити, укладывая их по контуру соляного круга. Я ещё не успела испугаться, чего творила, как Мэйсон живо и непосредственно отреагировал:
– Пфе! Научно доказано, что неодушевлённые предметы и явления, в том числе заклинания, не могут отличить «хорошее» от «плохого»… – Он шагнул к соляному контуру и занёс над ним ногу, словно хотел разворошить. Я обречённо зажмурилась, но почему-то не расплела уже наполовину готовую сеть, а наоборот, дёрнула её и натянула как следует. – … а следовательно, все эти деревенские штучки, крошка, это суеверия, от которых тебе придётся срочно отуча…оту… Бездна! Это что ещё за дрянь?
Некромант задёргался, пытаясь выпутаться из невидимой паутины. Я нервно хихикнула, с ногами забираясь на диван. И это – знаток боевой магии, светило науки и, самое главное, кумир моего брата?
– Это суеверие в действии, профессор, – торжественно ответила я. Голова у меня слегка кружилась от переизбытка смелости. – Видимо, у вас есть нехорошие намерения в отношении меня…
«Липкая сеть» была, пожалуй, единственным плетением, которое у меня получалось с полтычка. Слабенькое, но отшлифованное годами упражнений, оно стало моим фирменным приёмом. В настоящем бою, впрочем, абсолютно бесполезным – времени на активацию заклинания просто бы не хватило.
Уловив иронию в моём голосе, Рэмерт тут же перестал дрыгаться и перевёл на меня взгляд – разом потемневший, недобрый:
– Верно подмечено! Самые что ни есть нехорошие… – Он сделал паузу, и я боязливо съёжилась на своем убогом диване, как лягушонка на кочке посреди болота. – Дело в том, что я собираюсь пригласить тебя на завтрак… где мы обсудим твоё поступление в Академию… и моё возможное содействие, – томно протянул он, и глаза у него стали совсем чёрными.
Я вспыхнула до корней волос – и разозлилась.
«На что он намекает, этот… этот… – Слов не хватало даже в мыслях. – Этны на него нет, а то бы поговорил у меня! У неё… У нас, в общем».
– Чего краснеешь, детка? Жарко стало? – хмыкнул некромант и плюхнулся рядом со мной, прямо на завёрнутый край одеяла. Я вздрогнула от неожиданности – неужели уже распутал «сеть»? – Короче, идём в столовую, там и поговорим. И хватит сопеть так сердито. Я просто хочу дать тебе несколько советов, как вести себя с комиссией и так далее.
Я слушала его вполуха, всё внимание сосредоточив на обрывках своего «фирменного» плетения. А потом от вспышки понимания резко перехватило дыхание. Он не распутывал нити. И не рвал их. Он просто сделал их мёртвыми.
Он. Убил. Нити.
Действительно, некромант.
Впервые за всю жизнь я испугалась мага – тем ненавязчиво-постоянным страхом, который преследовал меня рядом с пьяными компаниями или с охотниками-кайса.
– Как вы это сделали? – В хриплом шёпоте едва ли можно было узнать мой голос.
– Наука, детка, наука, – покровительственно похлопал меня по плечу Мэйсон и… нет, не улыбнулся – приподнял верхнюю губу, обнажая зубы в каком-то шакарском оскале. – Некромантия – это искусство делать живое мёртвым, ты разве не знала? Ладно, собирайся, и пойдём, я тебя ждать не буду, сам ещё не завтракал.
Я встала, растерянно глядя на него. Не таким он был простым, каким хотел казаться. Сильный, очень сильный маг… и романтик к тому же: «искусство делать живое мёртвым». Некромант – это тот, кто становится сильнее, убивая и причиняя боль. И ничего возвышенного в этом нет.
– Иду. Только умоюсь.
Мне определённо требовалось побыть несколько минут наедине с собой.
– Кстати! – Рэмерт разорвал булочку с маком на две части и тут же запихнул одну половину в рот, а потому продолжил уже невнятно: – Ты так и не сказала, от кого оборонялась ночью. Шутки шутками, а фон в твоей комнате такой, что мозг переклинивает… У тех, у кого он есть.
Вишня из компота встала у меня поперёк горла. Ещё одна шпилька в мой адрес. Да, я девушка, а к девушкам в магической науке относятся с предубеждением. Да, я при этом ещё и равейна, а значит, мало училась. Но называть меня дурой практически открытым текстом – по-моему, уже слишком.
– Так… Померещилось что-то, – неопределённо пожала плечами я. Открывать душу перед некромантом совершенно не хотелось – наверняка примет меня за истеричку или ещё что похуже.
– Но фон… И всё такое, – настойчиво повторил Мэйсон и взмахнул булочкой, осыпая меня крошками. Я отряхнулась, пряча брезгливую гримасу, и ответила, стараясь не заострять ни на чём его внимание:
– Какой там фон, подумайте, профессор. Я же равейна, причём не последнего ранга. Вы просто почувствовали мою силу, наверное.
– Не последнего? А какого именно? – уточнил Рэмерт, с интересом поглядывая на меня поверх чашки с чаем. И глаза у него при этом стали такими голодными, что я волей-неволей почувствовала себя десертом. Не самое уютное ощущение. Причём определить истинную подоплёку взгляда не получалось ну никак.
– Каэль, – вежливо соврала я, а про себя оскалилась: попробуй, уличи в обмане. Ты не равейна, не шакаи-ар, и даже не аллиец. А младшие расы таких тонкостей не понимают. Для вас всё, что выше шестого ранга, сливается в один поток. И, пока я не колдую, распознать во мне эстаминиэль, а тем более Дэй-а-Натье невозможно.
Колдовать же мне пока что-то не хотелось.
– Серьёзно? – задрал брови Мэйсон. – Такая мелкая и уже каэль?
– Это не от возраста зависит, а от природных способностей.
– Ясно. А стихия?
– Без специализации.
Он скептически хмыкнул, явно не доверяя мне на слово, будто интуитивно различал обман.
– А зачем вы спрашиваете? Это для экзамена пригодится? – бесхитростно поинтересовалась я.
Мэйсон фыркнул, как большой кот. И вообще он смахивал на кота… с помойки. Наглый, неряшливый, пронырливый.
«И тощий, – мстительно добавила я про себя. – Небось летом, когда в шортах ходит, ноги как спички торчат».
– Может, и пригодится. А может, и нет, – улыбнулся Рэмерт, не подозревая о моих злобных измышлениях, и тут же посерьёзнел: – А теперь к делу. Повторять по два раза не буду, так что запоминай. И чушь советовать тоже не стану, поэтому слушай внимательно.
Я ощутимо напряглась. Наконец-то! Хватит уже разговоров вокруг да около, не за этим сюда приехала. Рэмерт, конечно, неприятный человек, но он декан, и если его советы могут помочь, то нужно выслушать их и принять к сведению. Не зря же Хэл советовал мне к нему обратиться.
Мэйсон окинул меня таким понимающим взглядом, словно все эти мысли были написаны у меня на лбу. Я наклонила голову, пряча выражение глаз за длинной чёлкой.
Не люблю, когда меня пытаются подвести под образ. В сравнении с этим телепатия – куда как меньшее зло. Всё же она даёт более-менее правдивую картину, а простые люди зачастую обманываются, замечая лишь то, что хотят увидеть. Вот и Мэйсон, похоже, принял меня за недалёкую девицу, цепляющуюся за покровительство брата-отличника. Хорошо, что он не знал о письме Дэриэлла… И без этого впечатление я произвела замечательное: трусливая, необразованная равейна, да ещё и с непомерным самомнением. Этакая фифа – полезла поступать на самый популярный факультет и надеется, что так прокатит, к тому же шмотки носит обтягивающие и вызывающе распускает волосы, то есть относится к весьма определённому подтипу студенточек…
Да, картинка складывалась что надо.
Может, намекнуть ему, что на мне надет не обтягивающий комбинезон, а аллийские доспехи? Сейчас, в преддверии войны с Орденом, это лучший вариант дорожного костюма… А с распущенными волосами колдуется лучше, как и босиком. Только босиком осенью не походишь, а косичку расплести можно…
Всё это мгновенно и зло промелькнуло в моей голове, пока я осторожно разглядывала Мэйсона из-под чёлки. Некромант продолжал многозначительно ухмыляться, и это обещало мне большие неприятности.
«Что ж, дерзайте, профессор, обижайте уже меня», – подумала я обречённо и приготовилась слушать.
– Во-первых, о составе комиссии. Она обычно небольшая, всего четыре человека: председатель, ассистент и ещё два бесполезных маразматика, которым делать больше нечего. Все они с основного факультета, в твоём случае – с исцеления. Иногда присутствует наблюдатель с другого факультета. Председателем будет профессор Леми, замдекана – тут тебе повезло. Человек он приятный, к девушкам снисходительный, валить не станет. Зато ассистент – редкостная сволочь. Дэмиан Грант его зовут. Преподаёт энергетические воздействия, постоянно лажает с формулами, а потому равейн на дух не переносит – вы-то без них обходитесь. Завидует, я полагаю. Ты его сразу узнаешь – здоровенный, жирный, морда красная… Вопросы задаёт каверзные, но по большей части сам не может на них ответить, так что просто неси уверенный бред, может, и повезёт. Двое других – преподы, один алхимик, другой анатомию ведёт. Этот второй ещё может чего-то спросить, а алхимик точно весь экзамен проспит.
Интересно.
Экзамены у были меня октябрьские, индивидуальные, для заочников. Тема вступительных – яды и противоядия. Логично было бы предположить, что в комиссию войдут те, кто имеет к этому предмету непосредственное отношение – собственно, профессора биологической безопасности, травники, токсикологи, специалисты общей практики и им подобные. А на деле только алхимик мог что-либо понять в моих объяснениях, да и ему было всё равно, по словам Мэйсона. Это что – совпадение или намеренное пренебрежение? И, если верно второе, то какова цель: завалить меня, специально посадив тех, на чьи вопросы по специализации я ответить не смогу, или наоборот, помочь мне таким образом – чтобы некому было среагировать на ошибку?
Ладно, на месте разберусь. А ведь год назад я бы вообще не обратила на это внимания. Теперь везде мерещатся заговоры. Паранойя развивается?
– С составом вроде бы всё. Дальше – поведение. Не хамить, не дерзить; глазки вниз – и хлопать ресницами… Ага, вот так, как сейчас было, – с удовлетворением произнес некромант, наблюдая за моей ошарашенной физиономией. – На своё происхождение не намекать, упирать на то, что училась у Дэриэлла Изгнанника… Кстати, можешь им сразу письмо показать – хороший ход получится.
От удивления я подавилась компотом:
– Откуда вы знаете про письмо?
Некромант удостоил меня невыносимо скучающим взглядом:
– Хелкар рассказал. На мой взгляд, ученичество у Изгнанника – единственный аргумент в пользу твоего поступления. Лично я солидарен с остальными преподавателями – равейне в Академии не место. И если бы не просьба моего ученика – весьма настойчивая просьба, – то я бы и пальцем не пошевелил, чтобы помочь.
У меня все слова застряли в горле.
Похоже, Рэмерт твердо уверен в том, что я всего лишь нахальная выскочка, пустое место. Интересно, его Хэл на эту мысль навёл или он сам дошёл? Братишка мог, случайно, конечно, он ведь такой перестраховщик… Скажем, волновался, просил присмотреть за сестрёнкой всех подряд и в итоге перестарался.
Или я с первого взгляда произвожу впечатление законченной идиотки – не иначе.
«Так. Письмо Дэриэлла», – одёрнула я себя, возвращая к делу. Значит, начну экзамен с предъявления письма, которое вообще-то собиралась приберечь на крайний случай.
– И последнее. – Мэйсон смотрел на меня очень неприятным взглядом, с долей брезгливости. Я насторожилась. – На экзамен надень что-нибудь другое. Этот твой готический прикид… Никаких джинсов, разумеется, тоже. Лучше юбочку какую-нибудь, покороче.
Всё-таки он это сказал.
Гнев и обида на мгновение заслонили остальные чувства. Я быстро зажмурилась, чувствуя, как мир выцветает, превращаясь в чёрно-белую схему, расчерченную резкими штрихами нитей. Кончики пальцев неприятно покалывало.
– Вы за кого меня принимаете? – очень, очень вежливо спросила я, машинально сжимая кулаки. Жжение никуда не ушло, но теперь хотя бы уменьшилась вероятность, что с пальцев сорвутся сгустки тяжёлой, едкой тьмы. Некромант мог собой гордиться – раньше я думала, что спровоцировать проявление тёмной силы была способна только боль, как в ритуале Максимилиана. Или страх за близких.
Мэйсон усмехнулся – похоже, его совсем не беспокоило моё состояние. Или он просто ничего не заметил?
– За кого принимаю? За девушку, которая хочет любой ценой поступить на престижный факультет. Или я что-то путаю? – скептически поинтересовался он и вдруг резко перегнулся через стол и зашептал горячо: – Да пойми же ты, здесь не любят гениальных самоучек, а равейн тем более! А ты – равейна, самая настоящая. Единственный способ – понравиться комиссии. Ты девушка симпатичная, если не сказать больше… А преподаватели – тоже мужчины. Так что если после первой части экзамена кто-нибудь пригласит тебя на вечерний чай – не изображай оскорблённую невинность, а хорошенько подумай своей прелестной головкой, чего на самом деле хочешь.
Волевым усилием я загнала вспышку гнева поглубже.
«Не сейчас. Потом. – Самоубеждение давалось с трудом. – И вообще, он не виноват, он умные вещи говорит, это я наивная принципиальная мечтательница, которая хочет, чтобы всё было по-честному…»
– Профессор Мэйсон, – тихо ответила я, осторожно подбирая слова. – Вы очень правильно заметили. Я равейна. И у нас есть определённые правила. Например, не врать себе и не пытаться казаться тем, кем ты не являешься. А я себя ощущаю кем угодно, но только не проститу… девушкой, которая хочет поступить в Академию любой ценой. Если уж вам так хочется поразить комиссию, можете сами надеть мини-юбку. Я одолжу.
Я аккуратно отодвинула стул, встала и деревянной походкой направилась к выходу из зала. В точке над правой бровью собралась резкая, пульсирующая боль. И зачем я только в это ввязалась? И это ещё лояльно настроенный ко мне преподаватель. Что же будет на экзамене?
Учёба в Академии – плохая идея. Очень.
Ноги сами вынесли меня к нужной комнате, хотя я была уверена, что не запомнила дорогу. Долго шарила в карманах, искала ключи, потом сообразила, что они у Мэйсона. Но к нему я не вернусь, обойдётся. Как-нибудь открою дверь и свалю отсюда. Брат, конечно, потом обидится, но если ему объяснить всё, он поймёт…
А открыть дверь можно и нитями, благо они до сих пор маячат перед глазами.
Вещи я так и не распаковала – благословенна будь, лень моя. Покидать в рюкзак зубную щетку, мыло, подобрать с пола книгу, свернуть одеяло рулоном…
Читать бесплатно другие книги:
