Монета Александра Македонского Александрова Наталья

– Валерия Львовна объяснила, зачем ей все это нужно? – глухо спросила я. – Она что-нибудь говорила о моих родителях? О моих настоящих родителях?

– Сказала, что они погибли в автокатастрофе, – буркнула мать, – а ты тоже была с ними, но выжила, только память потеряла.

– Потеряла память? – Я даже привстала со стула.

Ну да, я помню себя с семилетнего возраста, мы как раз переехали в новую квартиру. Но что было раньше? На мои вопросы отец, конечно, что-то говорил, но ведь это было неправдой, я не жила с ними в раннем детстве. Как жаль, что я ничего не помню из той, прошлой жизни… Было бы гораздо легче, если бы я знала, что родители мне неродные. От чужих людей ведь не ждешь нежности и теплоты. И я не задавала бы себе бесконечные вопросы, за что меня так не любит мать. Даже не хочу называть эту женщину этим словом.

– Ты, конечно, была против… – заговорила я, – но тогда зачем же согласилась?

– А у меня был выбор? – огрызнулась мать. – Когда этот урод умудрился вляпаться в криминал.

– Ну, развелась бы с ним, – я подлила масла в огонь, – его бы посадили, а ты бы жизнь новую начала…

– Где? В той дремучей коммуналке? – вскинулась она и тут же поняла, что я ее поймала.

– Вот-вот. Стало быть, Валерия Львовна за то, что вы меня в дочки взяли, не только отца от тюрьмы отмазала. А еще квартирку трехкомнатную в новом доме вам устроила и, надо полагать, денег отвалила?

Мать дернулась, и тут я догадалась, что мы подошли к самому главному. То есть для нее, только это ее и волновало.

В самом деле, во всей этой истории была некоторая странность. Валерия Львовна явно боялась огласки. Она пыталась меня спрятать. Об этом говорил и выбор семьи – молодые люди, но небогатые, да еще неприятности у них серьезные. Опять-таки родственников у них никаких нету, поменяли жилплощадь – и никто ничего не узнает. Она сама небось и документы все оформила, а что, и тогда за деньги все можно было. Но, зная свою мать, я ни за что не поверю, что она согласилась взять ребенка просто так. Это же на всю жизнь обуза.

– Ну? Так сколько денег отвалила вам Валерия Львовна за то, чтобы вы взяли меня в дочки? – прикрикнула я на мать.

– Ты не представляешь себе, сколько денег на тебя уходило… – прошипела она, – все так дорого…

Ага, я вспомнила бесконечные резиновые сосиски и холодные макароны, что подавала к ужину мать, и как я долго и униженно выпрашивала у нее деньги на мороженое. И еще она вечно скандалила с отцом из-за денег. Помню, я еще удивлялась, как ей не надоест, ясно же, что отец физически неспособен заработать большие деньги. Оказывается, споры были не беспредметными, речь шла о самых реальных деньгах, о деньгах, которые дала им Валерия Львовна. На мое, между прочим, содержание.

– Он вечно трясся, что милиция заподозрит, – проворчала мать, – дескать, откуда у нас деньги? И вообще говорил, они не наши, они девочке принадлежат.

– Совестливый был человек, – согласилась я, – дал слово – и держал его. А вот ты, как только он умер… Ладно, последний вопрос. Валерия Львовна никак с вами не общалась?

– Она такое условие поставила: чтобы никакой связи, чтобы мы имя ее забыли и тебе про нее не рассказывали никогда. Иногда только, раз в год, отец посылал твои фотографии. На почту, до востребования, какому-то Никодиму Никодимовичу… фамилии я не помню.

Ага, стало быть, в том плюшевом альбоме были мои снимки уже после семи лет. И куда же они делись? Кто-то вырвал их поспешной рукой, не сама ли Валерия Львовна? И зачем? Точнее, почему?

– Значит, когда отец умер, ты решила воспользоваться теми деньгами, – сказала я, вставая, – меня ты просто обманула, всунула в однушку на краю города, а сама отхватила себе эти хоромы. Достойный поступок, но, зная тебя хорошо, я не удивляюсь.

– Ты ничего не докажешь! – завизжала она, переходя на ультразвук. – Эти деньги были неофициальные, они нигде не значились! Я ничего тебе не отдам!

Стул упал с грохотом, я взглянула в ее лицо и отшатнулась – до того оно было ужасно.

– Да подавись ты этими деньгами! – с сердцем произнесла я. – Ничего мне от тебя не надо! И так уже наслушалась от тебя гадостей за все детство! У тебя дочери нет, а у меня – матери. Нет и никогда не было! Отец был все же человеком, а ты – жадная стерва! Ничего в тебе нет – одна жадность! Противно с тобой рядом находиться!

С этими словами я развернулась и покинула эту ухоженную квартирку, зная, что никогда больше сюда не вернусь. Впрочем, меня сюда и не пригласят.

Я вышла от матери в расстроенных чувствах. То, что я только что узнала, перевернуло все мои представления о собственной жизни, представления о самой себе. Это нужно было переварить, нужно было привыкнуть к этой новой себе…

И куда мне сейчас податься?

Только не домой! Увидеть свекровь, услышать ее фальшивый, слащавый голос – брр! Только не это!

С другой стороны, мне не хотелось идти в антикварный магазин, доставшийся мне от тетки. Как-то там было неуютно, особенно после визита той странной и подозрительной парочки – долговязого фальшивого слепого и его коротышки-поводыря…

Все же где-то мне нужно было посидеть, чтобы привести в порядок свои мысли, и, увидев вывеску кафе, я зашла туда и села за свободный столик.

Кафе было почти пустым, и ко мне тут же подошла официантка, этакая зрелая блондинка в соку. Я заказала большую чашку кофе с молоком, сухое пирожное и погрузилась в свои мысли.

Значит, моя мать – вовсе не моя мать… ну, это хотя бы отчасти объясняет ее неприязненное отношение ко мне! Но все же должна у человека быть какая-то совесть…

– Вы разрешите к вам подсесть? – раздался вдруг рядом со мной вкрадчивый мужской голос.

Я вздрогнула и подняла голову.

Возле моего стола стоял совершенно лысый человек в круглых очках и клетчатом коротком пиджачке. Глаза его за стеклами очков казались очень большими и какими-то беззащитными, поэтому я удержалась от грубого ответа и проговорила довольно вежливо:

– Кажется, здесь полно свободных столиков.

– Да, это так, но я хотел бы поговорить с вами, Антонина Алексеевна.

– Вот как? – Я внимательно пригляделась к нему. – Мы с вами, кажется, не встречались. Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Так можно я присяду? – Не дожидаясь разрешения, он сел рядом со мной и положил на стол кожаную папочку.

– Раз уж вы сидите, – поморщилась я, – объясните, кто вы такой и чего от меня хотите.

– Я адвокат, – ответил незнакомец и, сняв свои круглые очочки, принялся тщательно протирать их платком.

Без очков глаза у него стали маленькими и колючими.

– А имя у вас есть? – поинтересовалась я. – Должна же я вас как-то называть!

– Да, конечно. – Он водрузил очки на нос и протянул мне визитку. На белом картоне было напечатано золотыми буквами:

«Промышлянский Альберт Альбертович».

И больше ничего – ни профессии, ни телефона, ни адреса. И фамилия какая-то скользкая, не внушающая доверия.

– И чего же вы от меня хотите, Альберт Альбертович? – Я поглядела на него с прищуром.

– Видите ли, мои собственные желания тут ни при чем… – начал он, но тут же замолчал.

Я проследила за его взглядом и увидела приближающуюся официантку. Она принесла заказ и, перехватив мой взгляд, выразительно подняла брови – мол, что это за старый хрен к тебе подсел? Если он пристает, могу помочь от него избавиться… я в ответ чуть заметно улыбнулась – мол, все в порядке, сама разберусь.

Официантка ответила глазами: твое дело, поставила на стол чашку и тарелку и на этот раз обратилась к самому адвокату:

– Мужчина, а вы что-то будете заказывать?

– Кофе, – ответил тот сухо.

– Понятно, что кофе, – не сдавалась блондинка. – Кофе бывает разный: эспрессо, американо, капучино, латте…

– Просто кофе!

– Значит, эспрессо… – и официантка удалилась, весьма выразительно покачивая бедрами.

– Итак, мои желания тут ни при чем, – продолжил адвокат с прежнего места. – Я нашел вас по просьбе моего клиента, который хочет сделать вам предложение… осмелюсь добавить – весьма выгодное предложение!

Он замолчал, и я задала ему два напрашивающихся вопроса:

– В таком случае, кто же ваш клиент и чего он от меня хочет?

– На первый вопрос я не уполномочен отвечать. – Адвокат поджал губы, как будто увидел в своей чашке таракана. – Мой клиент хотел бы сохранить анонимность.

– А как насчет второго? Или вы пришли просить у меня то – не знаю что?

Этот тип мне не понравился с первого взгляда, да еще его странные предложения… я поняла, что ничего хорошего мне ждать не приходится.

– Нет, конечно. – Он изобразил губами вежливую улыбку. – Разумеется, я изложу вам суть предложения. Насколько мне известно, вы унаследовали некую собственность. Так вот, мой клиент хотел бы эту собственность приобрести, причем на весьма выгодных для вас условиях…

– Вы говорите об антикварном магазине? – уточнила я на всякий случай.

Адвокат подскочил на месте, как резиновый мячик, испуганно оглянулся и замахал руками:

– Тише! Тише! Не нужно произносить эти слова вслух! Мало ли вокруг посторонних людей?

– Не знаю, чего вы так испугались, – проворчала я. – Как-то не похожи вы на официальное лицо. Откуда у вас сведения о моей собственности?

Он, естественно, промолчал, тогда я рассердилась.

– Знаете что, – твердо сказала я, – я не собираюсь продавать магазин.

– Но Антонина Алексеевна! – взмолился он, сложив руки. – Вы же ничего не понимаете в антикварном бизнесе! Зачем вам эта головная боль?

– В самом деле – зачем? – протянула я задумчиво.

– Вот именно, – обрадовался Промышлянский, – эта обуза свалилась на вас ни с того ни с сего и не сулит вам ничего, кроме неприятностей. Воспользуйтесь случаем и отделайтесь от магазина! Я вам настоятельно советую! Прислушайтесь к голосу рассудка!

Он говорил правильные вещи. Но вид этого адвоката, его суетливые движения и бегающие глазки твердили другое. А именно, что он жулик, да такой, что пробу ставить негде, и никакой нормальный человек не станет иметь с ним дело. К тому же я вовсе не собиралась продавать магазин, при получении наследства мне поставлено было такое условие. Судя по всему, этот мерзкий тип про условие не знал, а я не желала ничего ему рассказывать.

– Я не хочу его продавать – и все! – отрезала я и демонстративно взглянула на часы, давая понять, что разговор закончен.

– Но вы даже не выслушали мое предложение! – торопливо проговорил адвокат. – Оно вас, несомненно, заинтересует! Мой клиент предлагает вам очень значительную сумму…

– Не хочу даже слушать, – отрезала я. – Ваше предложение меня не интересует.

– Но Антонина Алексеевна, – не сдавался адвокат. – Так дела не делаются! Выслушайте предложение моего клиента – и уверяю вас, вы не сможете от него отказаться…

Тут возле нашего столика снова появилась официантка с чашкой кофе на подносе. Я взглянула на нее весьма выразительно и показала глазами на своего настырного собеседника. Она усмехнулась одними губами, чуть заметно кивнула… и тут же, как в замедленном кино, чашка кофе опрокинулась на брюки адвоката.

Он вскрикнул, вскочил и закричал на официантку:

– Вы с ума сошли!

– Ох, как неудачно получилось! – запричитала та и принялась тереть его брюки салфеткой. – Извините, мужчина… главное, я ведь перепутала – вы заказывали эспрессо, а я принесла капучино… хорошо хоть, не очень горячий, ожога не будет… капучино, правда, плохо отстирывается, но, может, в химчистку…

Она принялась с удвоенной энергией оттирать пятно, но адвокат раздраженно оттолкнул ее и устремился в сторону туалета, на ходу приговаривая:

– Черт знает что! Безобразие!

Я усмехнулась, поблагодарила официантку, сунула ей деньги, прибавив щедрые чаевые, и покинула кафе, пока настырный Альберт Альбертович не вернулся.

На улице я приняла решение – разобраться с этим антикварным магазином во что бы то ни стало. Вот подсунула мне тетушка заботу… Я тут же устыдилась: Валерия Львовна не производила впечатления пустой вредной женщины. Очевидно, что во всех ее действиях был свой скрытый смысл. Пока что я выяснила только, что она после смерти моих настоящих родителей опасалась за меня, поэтому отдала незнакомым людям, чтобы меня не нашли.

Кто? Это предстоит выяснить.

Внезапно я остановилась посреди дороги, пораженная страшной мыслью. Ведь катастрофа, в которой погибли мои настоящие родители, явно была не случайной. Перед глазами вдруг встала стена огня, на меня полыхнуло багровым жаром, я физически ощутила, как опалились брови и волосы.

Тут кто-то толкнул меня в спину.

– Чего на дороге встала, раззява? – рявкнул краснорожий мужик, дыхнув на меня застарелым перегаром. – Людям не пройти!

В довершение к прочим радостям в слове «людям» он сделал ударение на второй слог.

Я посмотрела ему в глаза и представила, что это тот самый тип, что устроил аварию моим родителям. Испортил тормоза в машине или еще что-нибудь…

Вы не поверите, но мужика отбросило назад метра на три, он даже упал на асфальт. Но тут же вскочил, поглядел на меня ошалело и бросился бежать, протрезвев со страху.

Вот так вот. Я пошла дальше, не торопясь вырабатывая план действий. Первое. Нужно потрясти как следует этого старого пройдоху Никодима Никодимовича. Пускай перестанет охать и причитать, он многое знает, ведь это на его имя Валерия Львовна получала мои фотографии. И про тех двоих, что приходили искать какую-то монету, он тоже должен знать. И пускай покажет мне документы на магазин, я все-таки знакома с бухгалтерским делом, разберусь, как там и что.

Второе. Попытаться открыть тот самый второй ящик комода в спальне Валерии Львовны, возможно, там я найду ответы на свои вопросы. Хотя бы на некоторые.

Третье. Разрулить отношения с семейкой, потому что, с точки зрения свекрови, я веду себя подозрительно. Ну ладно, одну ночь дома не ночевала, это еще куда ни шло, но если я исчезну на неделю, то она всполошится, начнет названивать мне на работу (выудила, зараза, телефон магазина!), узнает, что меня уволили, и тогда пиши пропало. Как я уже говорила, свекровь относится ко мне, в общем, неплохо, но настороженно. Держит руку на пульсе.

Хотя какого черта ей плохо ко мне относиться, если она сама, можно сказать, поженила нас с Виталиком? Как ни крути, а ведь это была ее инициатива.

Был соблазн просто исчезнуть. Нет меня, пропала, испарилась! Но это, конечно, несерьезно, так дела не делаются. Но как же мне не хочется их видеть…

Ладно, позвоню мужу и скажу, что у моей подруги обнаружили свинку, а эта болезнь очень опасна для мужчин. Так что теперь буду в карантине дней десять. За это время решу свои проблемы. Про свинку муж поверит, он очень трясется над своим здоровьем.

Но зайти домой все же придется, хоть вещи кое-какие взять. А то у меня одни джинсы, сегодня в них жарковато. И еще у меня в укромном месте лежат накопленные тяжкими усилиями девятнадцать тысяч рублей. Может быть, кому-то такая сумма и покажется мелочью, но мне пришлось во многом себе отказывать, чтобы скопить эти деньги.

Дело в том, что муж мой со всеми добавками за стаж, образование, классное руководство и что-то там еще получает в школе двадцать пять тысяч. Работать на две или хотя бы полторы ставки ему не разрешает мама – Витеночек утомится. Лучше, она говорит, мы будем жить скромнее. Куда уж скромнее…

Потому что мой оклад кассира в магазине составляет двадцать три тысячи. На семейном совете мы постановили, что кладем в общий бюджет по пятнадцать тысяч, надо сказать, что свекровь ведет строгий учет, умудряется на эти деньги кормить своего сына три раза в день, да еще остается на хозяйственные нужды. Дальше я исхитрялась как могла – работала сверхурочно, да еще мы с Катериной по очереди убирали магазин после закрытия. Я копила на путевку в Турцию.

У мужа большой отпуск – учительский, два месяца, в июле он ездит с учениками в тематические походы по литературным местам. В Пушгоры, в Ясную Поляну, в Пенаты, наконец, или в село Рождествено, где совсем недавно отстроили мемориальный дом Набокова. Туда вообще очень удобно – совсем рядом Выра и есть музей в виде почтовой станции, все как у Пушкина в «Станционном смотрителе», так что одной поездкой можно убить двух зайцев.

Не подумайте, что я была там, просто каждую поездку муж в подробностях пересказывает свекрови, да еще по нескольку раз, так что я волей-неволей все выслушиваю.

А в августе муж с мамой едут в пансионат под названием «Сосенки», что на Карельском перешейке. У свекрови там работает старинная приятельница, она устраивает путевки со скидкой. Сами понимаете, в «Сосенках» мне делать нечего. Прошлым летом я вообще не брала отпуск, потому что меняла работу, а в это мы с Ленкой Соловьевой намылились в Турцию. Да вот только теперь вряд ли получится. Но денежки, конечно, надо забрать.

В маршрутке меня осенило, что сегодня суббота и у мужа в школе праздник Последнего звонка. Надо думать, он задержится там подольше – учителя это дело отметят в узком кругу. А свекровь по субботам ходит в поликлинику на физиотерапию. Летом в субботу там мало народу. Свекровь вообще любит лечиться, особенно же она обожает процедуры с красивыми учеными названиями. Насколько я помню, сейчас она проходит цикл процедур под странным названием «амплипульс». Так что у меня есть шанс проскользнуть в квартиру незаметно.

Настроение сразу улучшилось.

Я приехала как раз вовремя, потому что едва не столкнулась со свекровью, выходящей из подъезда. Пришлось спрятаться за припаркованную машину. Свекровь выглянула из подъезда и с опаской осмотрела двор, как будто боялась, что сейчас ей залепят мячом в глаз или уронят на голову цветочный горшок. Во дворе никого не было – лето, суббота, так что она пересекла двор и пошла по переулку в сторону поликлиники.

Одним прыжком я оказалась у подъезда и взлетела на свой этаж. Времени у меня мало, она быстро вернется – после процедуры сразу домой, ни на что не отвлекаясь. Свекровь вообще не любит, как она сама говорит, разбрасываться. По магазинам она ходит быстро – взяла нужное и пошла, не болтается по ларькам в рассуждениях, чего бы ей хотелось, не заговаривает с продавщицами, не точит лясы с соседками, не сидит на лавочке возле дома. Она вечно торчит в квартире. Что-то убирает, что-то готовит, радио слушает. Ну, ее дело, как время проводить.

Прежде всего я достала спрятанные деньги.

Все на месте, две бумажки по пять тысяч и девять – по одной. Затем я бросила в сумку трусики и лифчик, пару футболок, длинную шелковую блузку, белые брюки, а также новый пиджак в цветочек. И еще коротенькое платьице в горошек, которое мне очень шло, даже эта зараза Зойка Желудева прошипела что-то одобрительное, когда увидала. Напоследок я сунула в сумку новый, ненадеванный купальник. Купила его к поездке, уж очень понравился, так что сейчас жалко было оставлять. Потом взяла себя в руки и достала папочку с документами. Аттестат об окончании средней школы, диплом техникума, еще какие-то бумажки…

И вот, когда в прихожей я пыталась запихнуть в сумку босоножки и балетки, в двери заскрипел ключ.

Что случилось? Неужели свекровь забыла что-то и вернулась? Не может быть, она никогда ничего не забывает, всегда очень тщательно собирает сумку. Может, муж сбежал со своего банкета? Вот уж совершенно некстати…

Возблагодарив бога за то, что на мне удобные кроссовки, я горной козочкой скакнула за угол коридора, запихнув по дороге свою сумку под галошницу.

Дверь открылась, послышался голос свекрови. Она говорила с кем-то на повышенных тонах. Вот интересно, кто это с ней притащился? Судя по шагам, это был мужчина.

– Я вам еще раз повторяю, – говорила свекровь, – я ничем не смогу вам помочь. Совершенно ничем! Я ничего не знаю о Лиде. Она не выходила на связь!

– Этого не может быть! – ответил хрипловатый, глухого, низкого тембра голос.

Было такое впечатление, что человек выталкивает из себя слова с трудом.

– Этого не может быть! – повторил он. – Человек не может так просто исчезнуть. Она должна была оставить вам адрес или хотя бы сказать, куда собирается ехать! Насколько я знаю, Лида была женой вашего сына, официальной женой, фамилию поменяла…

– Слушайте, кто вы такой? – взвизгнула свекровь. – Откуда вы все про нас знаете? На каком основании вы врываетесь в квартиру и учиняете мне допрос?

Вот это номер! Оказывается, мой муженек, этот форменный козел хоть по гороскопу, хоть по внутреннему содержанию, уже имел одну жену до меня! Нет, ну это ж надо! И ничего мне не сказал…

Но гораздо больше этого факта меня удивил голос свекрови. В жизни не слыхала, чтобы она так визжала. И в голосе ее звучал страх. Я хотела уже объявиться, чтобы свекровь была не одна с этим мужиком, но решила пока подождать.

– Я вовсе не учиняю вам допрос, – ответил мужской голос довольно спокойно, – вы сами меня пригласили в квартиру. И я уже говорил вам, кто я такой – родственник Лидии Воробьевой, ее брат.

– Она утверждала, что у нее нет братьев. – Теперь свекровь говорила гораздо спокойнее, видно, пришла в себя.

– Я – двоюродный брат, – сказал мужчина, – матери наши были сестрами. Мы с Лидой вместе росли в Вейске.

– В Вейске? – вскинулась свекровь. – Не знаю ничего ни про какой Вейск, она с моим сыном познакомилась в Туапсе. Сын сопровождал группу школьников, потом задержался… ну вот и…

– Но все-таки, что случилось с Лидой? – Голос мужчины был тверд как металл.

– Ничего не случилось! – поспешно ответила свекровь. – Просто они разошлись. Ваша сестра… вы уж извините, но она никак не подходила моему сыну.

– Ну понятно, свекровь всегда против…

– Да, против! – закричала свекровь. – Я и не скрывала, что была против этого скоропалительного брака! Сами посудите – живешь себе спокойно, и вдруг сын привозит из отпуска какую-то… ну неважно, он сказал, что любит ее и хочет на ней жениться. Что мне оставалось делать? Я же не враг своему сыну, пришлось согласиться. Мы ее приняли, прописали, а потом…

– А потом? – спросил мужчина.

Мне вдруг ужасно захотелось посмотреть на него. С кем это свекровь вдруг разоткровенничалась? С одной стороны – первый раз человека видит, а вдруг впустила в квартиру. Но держит в прихожей, даже в кухню не позвала. Вроде бы говорит, что ничего не знает, а сама распинается. Непонятно.

– Так что случилось потом? Куда она делась, я вас спрашиваю?

– Она вела себя отвратительно, – скороговоркой бормотала свекровь, – я уж не говорю, что она грубила мне и ужасно относилась к Вите. Она… она была развратной женщиной… мне не стыдно говорить так о вашей… гм… родственнице.

– Да я понимаю… – буркнул мужчина.

Я вытянула шею и попыталась заглянуть за угол. Нет, никак не получится, эти двое стоят напротив, кто-то меня обязательно заметит. В зеркале отражалась только нижняя часть ног визитера. Брюки были так себе, но вот ботинки хорошие. Светло-коричневые дорогие ботинки. Итальянские, надо думать.

– Она изменяла моему сыну, она дошла до того, что приводила своих мужчин сюда, в эту квартиру! – говорила свекровь. – В общем, долго это продолжаться не могло, они серьезно поговорили и расстались. Лидия уехала.

– Куда? Куда она уехала? В какой город?

– Да я-то откуда знаю! – рявкнула свекровь. – Уехала – и слава богу, мы уж перекрестились! Все, больше ничем вам помочь не могу, так что давайте простимся! Не смею вас задерживать!

– Но должна была она хоть какую ниточку оставить… – бормотал мужчина, не делая попыток уйти.

– Вы же родственник, – теперь в голосе свекрови явственно слышалось ехидство, – если уж она вам весточку не прислала, так чего же от нас-то хотите…

– Может, ее муж что-то знать может?

– Еще чего! – заорала свекровь. – Мало она моему сыну гадостей сделала! Забыл он ее напрочь, давно забыл! И не сметь к моему сыну приставать с расспросами, он ничего не знает! И вообще – пошел отсюда, видели мы таких двоюродных!

Из прихожей послышалась возня, потом хлопнула дверь. Свекровь шумно перевела дух, а я затаилась за углом, теперь уж точно не стоит показываться ей на глаза.

И тут же я услышала, как свекровь нервно нажимает кнопки мобильника.

– Витя? – спросила она вполголоса. – Виталик, мне срочно нужно с тобой поговорить! Да, сейчас выхожу, встреть меня во дворе школы. Это важно!

Дождавшись, когда дверь за свекровью захлопнулась и в квартире наступила тишина, я выждала для верности еще минут пять и выбралась из своего укрытия.

Интересные вещи я сегодня узнала!

Оказывается, мой уникальный муж уже был женат до меня…

Выходит, я не первая такая дура!

Впрочем, некоторые женщины до того хотят замуж, что могут выйти хоть за маньяка-убийцу… Не мне бы говорить… Вот за каким чертом я вышла за него замуж? Свекровь совершенно голову заморочила, вцепилась в меня, как репей в собачий хвост, а я дала слабину. Тогда я была в таком состоянии, что совершенно не могла сопротивляться. И вот интересно, где была моя тетя Валерия Львовна два года назад, когда меня крупно подставили и мне грозил нешуточный срок? Если уж она отца моего в те строгие советские времена от тюрьмы спасла, стало быть, были у нее возможности! Помогла бы племяннице, глядишь – не нужно было бы квартиру продавать и замуж за этого многоженца выходить…

Но вот что интересно: я ведь видела его паспорт, и не раз. И отметки о заключении брака в нем не было…

Ладно, подумаю об этом позднее. Сейчас у меня есть более срочные дела.

Я прихватила сумку со своими вещичками и выскользнула из квартиры.

На первом этаже возле почтовых ящиков возилась уже знакомая мне почтальонша – та самая, которая передала мне повестку к нотариусу. И тут во мне взыграло любопытство. Я остановилась возле почтальонши и проговорила как можно приветливее:

– Здрасте! Как поживаете?

Она оглянулась на меня удивленно и недовольно, но тут же узнала и, должно быть, вспомнила, что прошлый раз ей перепали от меня кое-какие денежки. При этом приятном воспоминании на лице у почтальонши проступила фальшивая улыбка, она ответила на мое приветствие и выжидательно замолчала.

– Вы ведь здесь давно работаете… – начала я неуверенно.

– Ох, давно! – пригорюнилась почтальонша. – И за все время хоть бы кто слово доброе сказал…

– И вы ведь Шерстоуховых знаете? – продолжила я осторожно, стараясь не спугнуть вредную тетку.

– Ну, допустим, что знаю… а что это ты ими интересуешься? Ты ведь из той же двенадцатой квартиры, должна их лучше меня знать!

– Так-то оно так, – согласилась я. – Только я-то здесь недавно, не то что вы… вот вы скажите мне, Виталий, Зинаиды Марковны сын, он что – был раньше женат?

– Ах, вот ты о чем! – почтальонша поджала губы. – Я про людей плохого никогда не говорю, исключительно хорошее, только зря ты, девонька, на него глядишь. Нестоящий он мужик… Пустой и несерьезный, даром что учитель.

Я вполне могла подписаться под этими словами, но сейчас у меня были другие заботы.

– Так все-таки, был он женат или нет?

– Вот никогда вы, молодые, советов не слушаете… – вздохнула почтальонша и продолжила: – Я про людей плохого никогда не говорю, особенно если зря, только эта Лидка такая шалава была – пробу негде ставить!

– Это вы про жену его бывшую? – уточнила я, вспомнив, что свекровь характеризовала свою предыдущую невестку примерно такими же словами.

– Бывшую там или не бывшую – это я не знаю, в паспорт не заглядывала, а только говорю тебе – шалава она была, каких поискать! Извиняюсь, конечно, за выражение!

Она доверительно понизила голос и продолжила:

– И то сказать – откуда он ее привез? Уехал в отпуск один, а вернулся с женой. Чему уж тут удивляться? Приличная женщина очертя голову замуж не бросается! Да еще за такого, как этот Витька… Сразу видно было, что прописка ей нужна в большом городе! И очень мы удивились, что Зинаида на такое согласилась. Но, – почтальонша придвинулась ко мне еще ближе, – у нее свой расчет был, у Зинаиды-то… Они, понимаешь, с сыном жили в коммуналке, две комнаты занимали, а тут как раз бабуля Самохвалова, соседка их, в чьей ты комнате теперь, болеть начала…

Почтальонша искоса взглянула на меня.

– Ну, Зинаида и подумала, что если у них трое прописаны будут, то им эту комнатку после бабкиной смерти оставят! Ан не тут-то было! У бабки-то наследник оказался, не знаю уж, кто он ей был – седьмая вода на киселе. Выкупайте, говорит, комнату по рыночным ценам! А у них денег за душой ни гроша! Всего имущества, что вошь в кармане да блоха на аркане! Вот ты мне скажи – что это за мужик, который мало-мальски заработать не может? Ладно бы пил – ну, тогда все понятно. Или инвалид какой, без рук без ног, – с такого какой спрос?

Я невольно покивала, соглашаясь.

– Впрочем, может, он на голову больной? – раздумчиво спросила почтальонша.

– Черт его знает! – честно ответила я.

– И то верно, в душу человеку ведь не влезешь! – согласилась она. – В общем, у Шерстоуховых скандалы с этой комнаты и начались. То есть Зинаида-то, видно, невестке и говорит: достань денег, чтобы комнату выкупить. Та послала ее подальше, с той поры и пошло – как с цепи баба сорвалась! Мужиков посторонних водила, не скрывалась, все соседи видели!

Я подумала, что соседи, как ни скрывайся, все равно увидят.

– Ну, Витьке-то говорить все же постеснялись в лицо. – Почтальонша снова поджала губы. – А мамаше его глаза раскрыли. Она тогда работала еще… Ну, как уж она поступила, я не знаю, тоже вмешиваться в дела молодых – себе дороже обойдется. В общем, тянула она время, все не решалась, а потом как-то Витька пришел домой не вовремя и застал свою Лидку с мужиком прямо в постели! Срамота!

Почтальонша выразительно взглянула на меня.

– И главное – мужик-то тот слова доброго не стоит! Уж на что Витька парень незавидный, а этот и того хуже. Внешне неприглядный, тихий какой-то, голова вбок. В ателье по ремонту бытовых приборов работал, тут рядом. Да на него только глянешь – сразу понятно, что ни любви с него, ни денег, а она, вишь, с ним захороводилась, домой привела!

Мужик-то слинял по-быстрому, а Лидка с Витькой ругаться начали. Тут и Зинаида подоспела, как-то их утихомирила, и с тех пор Лидку в доме не видали! Спровадили они ее по-тихому. Но, я тебе скажу, как съехала она, так сразу тише в доме стало! Даже звание этому дому присвоили – дом высокой… этой, как ее… еще программа такая есть в телевизоре… ах да – дом высокой культуры быта!

– Значит, развелись они, и Лидия сразу уехала? – продолжила я расспросы.

– Развелись там они или не развелись – это я не знаю, а только, по всему выходит, уехала она куда-то. Раз тихо в доме стало – стало быть, уехала, а как же иначе?

– А куда уехала, вы не знаете?

– Откуда же мне знать? – Почтальонша опять поджала губы. – Я про людей лишнего никогда не говорю, особенно чего не знаю! Года три как ее не видно, а уж куда – это мне неизвестно! Я не это… не справочное бюро и не отдел кадров!

– А может, ей письма какие-то приходили или еще что?

– Ничего такого не знаю! – отрезала она. – И вообще нам об этом с посторонними говорить не положено!

Она замолчала, но по едва уловимым признакам я почувствовала, что чего-то она недоговаривает.

– Разве же я посторонняя? Я ведь в той же квартире живу!

– Мало ли что в квартире…

– Вот еще что. – Я вытащила кошелек. – У меня такая привычка: если кто ко мне по-доброму, то и я так же…

С этими словами я достала из кошелька купюру и с задумчивым видом зажала ее в кулаке.

Глаза у почтальонши забегали, то и дело останавливаясь на моей руке с денежкой. Она шумно сглотнула и проговорила:

– Я и правда, девонька, не знаю, куда она уехала. Знала бы – так непременно бы сказала. Если человек ко мне по-хорошему…

Она выдержала небольшую паузу, чтобы подчеркнуть следующие слова, и проговорила:

– А насчет писем и такого прочего – как раз сегодня на ее имя письмо пришло, я хотела в ящик положить, но имя прочитала и подумала: обратно надо нести, потому как адресат выбыл в неизвестном направлении. А с этими выбывшими адресатами ничего не дождешься, кроме хлопот. Но раз уж ты, девонька, из той же квартиры, так, может, отдать тебе это письмо и дело с концом? А то с выбывшими адресатами одна морока! Отсылать их обратно, все такое…

Она достала из своей сумки мятый конверт и задумчиво уставилась на мою руку.

Я протянула ей сложенную пополам купюру, она отдала мне конверт, и мы разошлись, довольные друг другом. Правда, напоследок почтальонша выдала мне бесплатный совет:

– Не думай ты насчет этого Шерстоухова! Пустой он человек, нестоящий! Если даже эта Лидка от него сбежала… Сама посуди – станет баба мужиков водить в тот дом, где с мужем живет, да еще со свекровью? Ведь сразу же все известно станет! Значит, нисколечко она мужем своим не дорожила, раз так себя вела!

Я вышла на улицу и только тогда взглянула на конверт.

На нем было указано имя адресата – «Шерстоухова Л. Е».

Лидия Евгеньевна? Лидия Ермолаевна? Какое еще может быть отчество на «Е»?

Да в конце концов не все ли мне равно?

На всякий случай взглянула я и на адрес отправителя. Там был отпечатан штамп – Ателье ремонта «Золотые руки». И адрес – недалеко, в паре кварталов от нашего дома.