Перезагрузка. Как переписать свою историю и начать жить на полную мощность Лоэр Джим

Когда мы пытаемся прочувствовать мир напрямую, наши умозаключения немедленно считаются заслуживающими доверия. Дело не в том, что наши трактовки свободны от искажений и неточностей; самое главное, что мы глубоко субъективные существа. Но мы верим, что личное участие в ситуации дает определенную основу для точности и проникновения в суть. Однако благодаря нашему уникальному умению говорить нам не нужно испытывать что-либо самим, чтобы понять это частично или даже полностью. В отличие от прочих живых существ, которые могут учиться только на своем опыте, человек учится и на собственном опыте, и – через создание историй – на опыте других. Кто-то рассказывает нам историю, она затрагивает нас, и мы сочувствуем, мы сопереживаем, мы возмущаемся, мы понимаем. Мы делаем выводы. И вот здесь мы снова сталкиваемся с проблемами.

Ошибочные предположения (допущения)

Ваша история соткана из элементов, с которыми вы лично не имели дела; если хотите, она частично построена из не принадлежащих вам кирпичиков. Вы их не покупали, вы не знаете, откуда они взялись, вы не знаете, что внутри. Таким образом, большая часть материала, из которого сделана ваша история, строится на предположениях – на информации, реальность и достоверность которой вы не можете проверить.

Мы все делаем предположения. Нам приходится делать их, иначе мы будем парализованы из-за недостатка проверенной информации. Дэвид Юм, шотландский философ, известный своим скептицизмом и утилитаризмом, однажды спросил: «Откуда мы знаем, что завтра на востоке взойдет солнце? В конечном счете это недоказуемо, хотя солнце до сих пор всходило каждое утро. Поэтому логично предположить, что оно снова взойдет и завтра». Жить без этого допущения, так же как и без десятка тысяч других, было бы безумием, не говоря уже о том, что это беспокойно и крайне изнурительно.

Даже когда мы знаем, что делаем предположения, мы подсознательно продолжаем их делать. Наш разум делает это за нас. Например, прочитайте следующий параграф (много гулявший по Интернету и иногда использующийся в школах):

«По рзелульаттам илссеовадний одонго анлигйсокго унвиертисета, не иеемт занчнеия, в кокам пряокде рсапожолены бкувы в солве. Галвоне, чотбы преавя и пслоендяя бквуы блыи на мсете. Осатьлыне бкувы мгоут селдовтаь в плоонм бсепордяке, все рвано ткест чтаитсея без побрелм. Пичрионй эгото ялвятеся то, что мы не чиатем кдаужю бкуву по отдльенотси, а все солво цликеом».

Возможно, будет чересчур сказать, что мы – машины, делающие предположения (как будто это единственное, что мы делаем), но мы делаем это чертовски хорошо. На некоторые наши предположения оказывают влияние сказки и рассказы, на которых мы выросли. К примеру, возьмем отдельные факты из жизни и представим, что мы обязательно должны прожить ту или иную классическую историю. «Хотя каждая жизненная история уникальна, многие люди придерживаются сценариев, одобренных их культурой», – пишет Карлин Флора из Psychology Today и отмечает, что Дэн Макадамс, автор «Историй, которые мы проживаем», определял, насколько «часто американцы, особенно добившиеся успеха, плетут сказки об искуплении». Либо, наоборот, американцы часто представляют себя жертвами «словесного загрязнения»: «Все было хорошо, но потом что-то случилось: развод, несчастный случай, смерть – и теперь никогда уже так не будет». Небольшая, но активная группа людей шумно раскручивает предположения и создает теории заговора (например, что башни-близнецы были взорваны изнутри правительством США, что холокоста не было, что человек никогда не высаживался на Луну и т. д.) и затем манипулирует фактами, подтверждающими их точку зрения. Гораздо больше людей среди нас также развивают предположения и создают теории заговора, но на персональном уровне (мой начальник поклялся меня уничтожить, все поклялись меня уничтожить, никому нельзя доверять), и затем ищут якобы неопровержимые факты в поддержку их точки зрения. Существует множество причин, почему возникают и развиваются такие фантазии, но одна из самых главных заключается в том, что они отвлекают рассказчика и его слушателей от более неприятной правды. Занимательная, фантастическая история соответствует потребностям, простым и понятным, а мысль о том, что все это неправда, приходит позже. Такова потенциальная опасность создания историй до того, как получены все факты и произведены попытки честно и взвешенно их оценить. «Человек слышит, что хочет слышать, а остальное пропускает мимо ушей», – написал Пол Саймон в своей песне «Боксер».

Некоторые из наших предположений – возможно, даже большинство из них – оказываются верными. Наступает Рождество, а ваша сестра не пришла на традиционный семейный ужин, оставив только сообщение на телефоне, что она свалилась с насморком и не сможет прийти. Но вы предполагаете, что она вовсе не простудилась, а просто ей была нужна социально приемлемая причина. Ведь она обычно старается уклониться практически от всех семейных сборищ, потому что она не замужем и терпеть не может все эти взгляды и вопросы от членов семьи, которые почти все пришли с партнером или партнершей, а часто и с детьми. Возможно, ваше предположение и верно.

Некоторые из ошибочных предположений довольно безобидны – из разряда «что безвредно, то не плохо». Например, вы обычно думаете: «Мы так поздно выходим, что нам в кино достанутся ужасные места», но не всегда это так и происходит. Некоторые ошибочные предположения (как упоминалось выше) не столь безобидны. К примеру, вы несколько раз звонили важному клиенту и оставляли ему сообщения, но он вам так и не перезвонил, поэтому вы предположили, что их офис куда-то переехал, и поэтому ваши планы провести выходные с семьей рушатся… Но в следующий вторник вы выясняете, что ваш клиент две недели был в отпуске и не мог вам перезвонить. Или: из-за ваших дружеских отношений с клиентом вы предполагаете, что он никогда не передаст этот прибыльный бизнес кому-то другому… Но именно так он и делает, потому что ваши предположения сделали вас самодовольным. Когда мы делаем ошибочные предположения о важных вещах, это может оказать разрушительное воздействие на нашу жизнь. Когда человек начинает поднимать на поверхность свои старые истории, он открывает ящик Пандоры ошибочных предположений – о работе, семье, здоровье, счастье. Далее я приведу примеры от топ-менеджеров, которые принимали участие в программе.

Ошибочные предположения о работе:

– Бльшая часть моих проблем в жизни происходит из-за моей ответственной работы. Без всех этих рабочих стрессов я был бы более ответственным и внимательным отцом и мужем.

– Только работая дольше и усерднее, я смогу соответствовать требованиям своей должности.

– Я потеряю работу, если мой мобильный телефон не будет всегда включен и если я не буду постоянно проверять электронную почту из дома.

– Моя работа управляет мной – а не наоборот. Я не начальник!

– То, что я вкладываю львиную долю своей энергии в работу, а не в дом и семью, будет стоить того в долгосрочной перспективе. Я делаю это для моей семьи.

– Моя работа – это я. Без моей работы и моих денег я никто.

– Моя жажда славы, власти и богатства – вот что заставляет меня просыпаться по утрам. И ничего больше.

– Если я получу повышение и прибавку к зарплате, я стану счастливее и буду считать себя лучше.

Ошибочные предположения о семье, супружестве и родственных отношениях:

– Моя семья понимает, что я так много работаю только для них. Все, что я делаю, – я делаю для них.

– Моя семья нормально относится к тому, что я прихожу домой с работы обессиленный и ничто меня не интересует. Они ценят то, что я делаю для них на работе.

– Как только я стану партнером, мои шансы найти жену повысятся.

– Я приношу домой деньги, а жена растит детей. Так и должно быть сейчас.

– Мы просто не сможем прожить на меньшие деньги. Именно поэтому я тружусь как раб на своей работе.

– Мой отец был довольно резок со мной, и ничего страшного со мной не случилось. Я редко его видел. Что было хорошо для меня, должно быть хорошо и для моих детей. Я провожу даже больше времени со своей семьей, чем мой отец.

– Слава богу, на мне не лежит ответственность за семью или какие-то серьезные отношения. Я довольно-таки целеустремленный, что дает мне конкурентное преимущество и позволяет мне достигать моих целей и счастья гораздо быстрее, потому что я могу посвятить себя всего без остатка тому, чтобы быть на работе лучшим.

– Нет ничего неожиданного в том, что фото моей семьи всегда в моем портфеле, ведь я так мало времени провожу дома. Просто сейчас должно быть так.

Ошибочные предположения о здоровье:

– Сердечный приступ случается с людьми, которые едят, как я, не занимаются спортом и имеют лишний вес. Но со мной этого не произойдет.

– Я чувствую себя хорошо, поэтому мое здоровье, вероятно, в порядке.

– Я еще молодой, поэтому могу позволить себе делать то, что плохо сказывается на здоровье. Когда-нибудь мне придется сильно измениться или столкнуться с последствиями этого. Но у меня еще есть время.

– У меня нет ни времени, ни сил на занятия спортом.

– Заниматься собой – это роскошь, которую я не могу себе сейчас позволить.

– Все то время, что у меня есть, я посвящаю самым значимым вещам в моей жизни – моей семье и моей работе.

– Тратить время на занятия спортом – эгоистично.

– Решение не заниматься спортом демонстрирует мою любовь и преданность моей семье.

– Забота о собственном физическом состоянии – мое личное дело и не имеет ничего общего с моими обязанностями как сотрудника.

– Если во всем остальном я веду правильный образ жизни, то я могу продолжать курить, и со мной ничего не случится.

– Мы все когда-нибудь от чего-нибудь умрем. Если я умру чуть раньше из-за того, что четыре раза в неделю съедаю стейк и выпиваю полбутылки вина, это того стоит.

Ошибочные предположения о счастье:

– Я никогда в жизни не найду настоящего счастья. Я знаю это.

– Я не могу быть счастливым и одновременно находиться в таком постоянном напряжении. Счастье – это свобода от напряжения.

– Никто в моем положении не мог бы быть счастлив.

– Мое счастье настанет, когда я достигну финансовой свободы. Знаю, это звучит смешно, но для меня это именно так.

– Я жертвую своим счастьем ради семьи.

– Успех и счастье идут рука об руку.

Упражнение

Найдите три потенциально ошибочных предположения, которые вы делаете прямо сейчас в каждой из этих четырех сфер жизни.

Работа (например: я потеряю работу, если буду тратить время на занятия спортом в течение рабочего дня или если уйду пораньше, чтобы посмотреть, как мой ребенок играет в школьном спектакле):

1. _______________________________________________

2. _______________________________________________

3. _______________________________________________

Семья (например: хотя я совершенно не в состоянии общаться с семьей, когда возвращаюсь домой с работы, они знают, что я люблю их):

1. _______________________________________________

2. _______________________________________________

3. _______________________________________________

Здоровье (например: заниматься собой – это роскошь, которую я не могу себе сейчас позволить):

1. _______________________________________________

2. _______________________________________________

3. _______________________________________________

Счастье (например: я буду более счастлив, когда финансовые трудности останутся позади):

1. _______________________________________________

2. _______________________________________________

3. _______________________________________________

Все предположения отражаются на наших историях. Ошибочные предположения всегда ведут к ошибочным, неэффективным историям. И если мы хотим, чтобы наши истории были правильными, мы должны понять, что наши жизни по большей части базируются на предположениях. Затем мы должны проверить, верны или нет эти предположения.

Некоторые ошибочные предположения обнаружить легко и легко изменить. Неверные предположения типа «у меня не торчит шпинат между зубов», «у меня нет кровоточащих порезов на лице после утреннего бритья» или «у меня достаточно денег на счету, чтобы внести платеж за машину за этот месяц» обнаруживаются довольно быстро и также быстро могут быть скорректированы. Но некоторые предположения типа «никто в моем положении не мог бы быть счастлив» выявить чертовски сложно. Они могут звучать совершенно правдоподобно.

Откуда же берутся эти ошибочные предположения и как узнать наверняка, что они ошибочны? Отследить происхождение наших представлений о мире может быть невероятно сложно, а примириться с правдой о предположениях – это дело всей жизни, не имеющее конца. В конце концов, разве мы уже давно не рассказываем историю самим себе?

Синдром «потому что я могу»

Почему вы проверяете электронную почту из дома, курите, не занимаетесь спортом и разговариваете по мобильному телефону за ужином? Потому что вы можете! Никто не скажет вам, что вы не можете сделать этого. А если кто-то и скажет, то они не смогут подтвердить этого – с моментальными очевидными печальными последствиями. Никто не может привести вам действительно убедительный аргумент, почему вы должны бросить курить прямо сейчас или почему вы должны вставать в пять утра, чтобы делать зарядку. В сущности, в вашей истории разговаривать по телефону за ужином более чем нормально, это необходимо для вас, чтобы делать свою работу, это продуктивно и даже не так уж навязчиво. В конце концов, вы же физически вместе со своей семьей?

Вот как размышляют о курении те из вас, кто страдает от синдрома «потому что я могу»: «Курение – это мой выбор, мое право, и никто не сможет отнять этого у меня». (В целом вы правы: в конце концов, действительно никто не требует этого от вас.)

Ваши размышления о сне и занятиях спортом: «Мне больше необходим сон, чем физические упражнения. Занятия спортом – это роскошь, а сон – необходимость». (Разве это может быть неверным? Разве сможет кто-то сказать, что в этом утверждении есть хоть капля нелогичности?)

Ваши размышления о работе допоздна: «Все в моем отделе работают допоздна, как правило, не успевают на ужин и берут работу домой. Так и должно быть, если мы хотим сохранить свои места и достичь успеха».

Никто не подвергает сомнениям ваши умозаключения. По поводу последнего пункта ваш босс явно не будет разубеждать вас в ваших ошибочных предположениях. Вместо этого он просто продолжит штамповать указания: «Назначьте совещание отдела на четверг… Закончите отчет об обслуживании клиента к десятому числу… Слетайте в Нью-Джерси и встретьтесь с клиентом лично… Опросите всех руководителей отделов и обобщите их мнение по поводу потери клиента; я хочу знать, кто распространяет весь этот пессимизм». А что если бы вместо этих указаний ваш босс начал бы издавать такие: «Делайте упражнения не менее тридцати минут, перед тем как уйти с работы… Я хочу, чтобы вы правильно питались во время обеда и, находясь в офисе, ели не реже чем через каждые четыре часа… Я хочу, чтобы вы проводили вечера дома с семьей не меньше трех раз в неделю… Я хочу, чтобы вы отключали мобильные телефоны на время ужина с семьей и не занимались ничем, связанным с работой, пока не уложите детей спать… Я хочу, чтобы вы ложились спать не позднее 23:30 с понедельника по четверг… Да, и уничтожьте сигареты, пока они не уничтожили вас»?

Представьте себе, что ваш босс говорит вам такие вещи. Вы, наверное, решите, что он сошел сума, или что он каким-то образом издевается над вами и играет во власть, или что у него нет права копаться в вашей личной жизни.

Правда в том, что нет такой внешней силы, которая заставляла бы людей ответственно относиться к тому, как они живут (за исключением маленьких детей и их родителей). Именно поэтому так просто заполучить всевозможные ошибочные предположения и вредные привычки, которые поддерживают истории, идущие в ложном направлении, – просто потому, что мы можем. Очень многие люди, с которыми мы сталкивались, отказывались (по крайней мере поначалу) раскрывать на это глаза, в основном потому, что подозревали, что они увидят. Они были превосходными бизнесменами (они добивались правды, их было невозможно одурачить, они отбрасывали все неважное, определяли тенденции, когда они возникали, выявляли проблемы, находили решения), но они совершенно фантастическим образом не брали на себя ответственность за истории, которые они рассказывают в своей личной жизни.

Почему же? Никто не будет ругать их за их плохонькие истории. Поэтому вместо того, чтобы ужесточить требования к себе (единственное действенное решение), они предпочитают закрывать на это глаза. «Ну, это личное дело. Мне не нужна нянька, которая будет говорить мне такие очевидные вещи, как „Хорошо поешь перед работой“. Это просто оскорбительно».

Грубая неоспоримая сила фактического документирования – единственный эффективный способ продемонстрировать, насколько синдром «потому что я могу» захватил вас. Например, вы остаетесь в офисе допоздна, потому что можете сделать это, но осознаете ли вы, на сколько вы обычно задерживаетесь? И как часто? Одна из наших слушателей, глава подразделения по брендингу национальной сети супермаркетов, сказала, что она даже не представляла, насколько она злоупотребляет своей «свободой» оставаться допоздна, пока (как мы ей предложили) она не начала каждый вечер отмечать время своего ухода с работы. «Я была в шоке, – сказала она. – Пока у меня не было этих данных наблюдений за три недели, я не представляла, насколько все плохо. 20:30, 21:00, 21:30 минимум четыре дня в неделю. Мне незачем оставаться так поздно каждый вечер». Она обычно приходила домой значительно позже того времени, когда ее ребенок ложился спать (и сама она приходила уставшая, а муж сердился), но она утешала себя тем, что собирается пообщаться со своим сыном рано утром. «Если бы я не записывала, что я делаю, то до сегодняшнего дня так бы и не поняла, что почти каждую неделю я могу приходить домой до того, как мой сын ложится спать, могу играть с ним, а также могу проводить целый вечер, а то и три со своим мужем. Я так бы и сидела допоздна». Чтобы не дать себе вернуться к прежнему ритму, она каждый вечер продолжает отмечать время ухода с работы. «Мои сотрудники говорят: „Мы знаем, что ты собираешься домой“, когда видят, как я беру свою маленькую книжечку».

Упражнение

Части вашей истории остаются навечно просто потому, что они не имеют непосредственных последствий, потому, что вы не должны оправдывать их, потому, что никто не потребует от вас отчета, потому, что вы можете. Посмотрите, так ли будет, если вы будете отчитываться о них самому себе.

Ежедневно записывайте пять вещей, которые вы делаете, потому что считаете, что это ничего вам не стоит. Так, например, отмечайте каждый раз, когда вы включаете и выключаете телевизор (подсчитайте, сколько часов он включен), или частоту, с которой вы проверяете электронную почту либо выходите в Интернет, или пьете прохладительные напитки, или кричите на кого-нибудь (а потом извиняетесь). Вы, вероятно, будете удивлены полученными результатами.

1. _______________________________________________

2. _______________________________________________

3. _______________________________________________

4. _______________________________________________

5. _______________________________________________

Подделывать бухгалтерские книги

О восприятии сказано, пожалуй, больше мудрых слов, чем о чем-либо другом (или, может, это просто так кажется): «Красота – в глазах смотрящего», «Не делайте из мухи слона», «В чужом дворе трава всегда зеленее», «Не судите о книге по ее обложке» и еще бесчисленное множество фраз. Но, пожалуй, самая лучшая, самая элегантная, изящная из всех – это малоизвестное выражение британского философа Эриха Хеллера, который заметил: «Будьте осторожны в интерпретации мира – он именно таков».

Мы живем так, словно наше восприятие является не только нашей сегодняшней реальностью, но и реальностью для всех, сегодня и навсегда. Таким образом, сложно отделить ошибочные предположения, которые добавляют перца в наши истории и во многом определяют их. Если нам не хватает мужества посмотреть на вещи бесстрастно и внимательно, тогда наша немного (или по большей части) фальшивая история становится настоящей. Ее несложно придерживаться потому, что она на самом деле очень близка к правде, это вариант правды. В ней есть «правдоподобие», как называет это комик – фальшивый репортер Стивен Кольбер. Но по мере того, как мы рассказываем историю – довольно невинно, без какого-либо злого умысла, – наша история может стать столь же недостоверной (если даже не противозаконной), как та поддельная финансовая история, которую «пишет» нечестный бухгалтер или финансовый директор, когда подтасовывает бухгалтерские данные.

Возьмем, например, вот эту историю: «С двумя маленькими детьми и бесконечной работой у меня просто нет времени ни на какую общественную деятельность. Честно говоря, я даже редко вспоминаю о ней. Нет никакой возможности, чтобы она могла поместиться в моей жизни, поэтому я полностью исключила ее из своих мыслей. Когда я заставляю себя думать о ней, я очень расстраиваюсь, что не могу отдать долг обществу, только моим близким, но у меня нет выбора. Отдавать долг обществу – важная часть той личности, которой я хочу быть, и наследия, которое я хочу оставить после себя, но в этот период жизни это просто не может иметь место».

Правда ли это? Да, у директора по маркетингу, которая написала эти слова, двое детей и ответственная работа. Это факты. Но как насчет ее утверждения, что ее «работа не имеет границ»? Это правда или она просто решила так думать о ней? Действительно ли у нее «просто нет времени ни на какую общественную работу»? Или она тоже просто решила так думать об этом? Многие люди, которых мы встречаем в HPI, испытывают конфликт по поводу помощи обществу. Она похожа на многих из них. Они очень высоко ценят благотворительность, но практически не уделяют ей времени. Хотя 10–15 % этих людей, у которых такие же ответственные работы и семьи не меньше, чем у нее, говорят о том, что они все же находят время. В таких же условиях нехватки времени они каким-то образом находят способы увязать свою жизнь с желанными ценностями. Как это может быть? Даже если она незнакома с длинным перечнем преимуществ, связанных с волонтерством и общественными работами (большая удовлетворенность жизнью, более высокая самооценка, социальная интеграция, отвлечение от собственных проблем, более долгая жизнь), она наверняка отлично знает о своей собственной системе ценностей и как минимум имеет некоторое представление о своей абсолютной миссии в жизни. Общественная работа является частью и того и другого. Как же тогда возможно такое расхождение между тем, что, по ее словам, является важным для нее, и тем, как она живет на самом деле? Действительно ли вопрос только в количестве часов в сутках? Действительно ли это просто период в жизни молодой матери, в середине которого она находится? Действительно ли общественная работа – это то, что можно или нужно отложить на неопределенный срок?

По мере того как мы изучаем ее историю, можно отследить ее неэффективность, по крайней мере в том, что касается общественной работы, и связать эту неэффективность с ошибочными предположениями относительно границ ее работы и времени. Как только эти предположения проникают в историю, начинается «подтасовка данных» в отношении любой общественной работы, сегодня или в обозримом будущем. До тех пор пока она будет упорствовать в своих предположениях, эта реальность – эта предполагаемая правда – будет существовать. Нет даже проблеска надежды на то, что она сможет сделать что-то, чтобы изменить ситуацию. С имеющейся историей, я могу гарантировать, она никогда не займется общественной работой.

Четыре сценария

В описании истории, которое заполняют наши слушатели, мы задаем ряд вопросов, чтобы помочь им описать их жизнь в терминах историй: «Опишите тему вашей жизненной истории. Опишите вашу роль в ней. Опишите общее настроение истории. Опишите линию движения». К примеру, один из вопросов звучит так:

Какая история ваша?

1. Хорошее прошлое привело к хорошему настоящему.

2. Хорошее прошлое привело к плохому настоящему.

3. Плохое прошлое привело к хорошему настоящему.

4. Плохое прошлое привело к плохому настоящему.

Хотя на первый взгляд может показаться надуманным или упрощенным просить людей уместить их довольно сложные, имеющие бесконечное множество нюансов истории в один из четырех довольно прямолинейных сценариев (например, мы также спрашиваем: «Ваша история больше похожа на комедию? Трагедию? Романтическую повесть? Басню?»), это только первый шаг. Это дает одну мысль. Это позволяет респонденту увидеть структуру там, где он, возможно, раньше ее не видел; осознать, что у каждой жизненной истории, как и у любой другой истории, есть свой конец, к которому она идет. А поскольку жизнь человека гораздо более сложна, чем могут осветить широкие описания типа «хорошо» или «плохо» (или, как в этом случае, «прошлое» и «настоящее»), такие простые вопросы помогают добавить глубины.

Вот, к примеру, более законченный профиль респондента, состоявшегося профессионального музыканта, который отметил пункт 3 – «Плохое прошлое привело к хорошему настоящему». (Для вашего сведения, 43 % отмечают пункт 1; 15 % – 2; 22 % – 3; 20 % – 4.)

«По правде говоря, я выросла в доме, где не было любви, с родителями, которые не умели выражать свои чувства к моим братьям, сестрам и ко мне, или у них на это не находилось времени. Став взрослой, я создала дом, полный любви. У меня отличный муж и две замечательные дочки. Но я начала понимать, насколько сильно я погрузилась в свою работу, говоря себе, что творческие достижения и профессиональное совершенствование чрезвычайно важны для моего благополучия. Тем временем я все меньше и меньше времени уделяю своей семье, хотя любовь моей новой семьи, о которой я всегда мечтала, гораздо более важна для меня, чем карьерные достижения. Правда в том, что если я буду продолжать в том же духе, то могу потерять все это теперь, когда оно было передо мной».

Возможно, есть что-то самонадеянное в том, чтобы задавать такие, как вышеприведенный, вопросы с вариантами ответа и заставлять респондентов выбирать наиболее подходящий ответ для описания их невероятных историй. Но есть еще одна важная причина рисовать историю на первом этапе такими широкими мазками: люди довольно хорошо умеют описывать общий настрой их неудавшейся истории. Только тогда они могут начать выбирать потенциально фальшивые, вредные детали, которые сделали ее такой.

А какой вариант у вас? 1, 2, 3 или 4?

Пессимисты, берегитесь

Независимо от того, кто мы по характеру – Маленький паровозик или Иа-Иа, большинство из нас согласятся, что положительное мышление более выгодно, чем отрицательное. Это утверждение не просто выведено интуитивно или на чьем-то опыте; его подтверждают повторяющиеся научные исследования. Люди, которые имеют мечту, выздоравливают как от психологических, так и от физических травм быстрее, чем опасающиеся всего коллеги; оптимисты более склонны отстаивать свои мечты и желания; они легче, чем депрессивные люди, заражают окружающихэнергией. История может работать только тогда, когда абсолютная миссия позитивна; если ее основная цель – просто избежать риска и боли, история не сложится. Даже если у нас есть все основания быть пессимистами, в лагере сторонников наполовину полного стакана есть что-то привлекательное, перед чем невозможно устоять. «Некоторые люди смотрят на вещи, которые есть, и задают вопрос „почему?“, – однажды сказал Роберт Кеннеди. – Я мечтаю о вещах, которых никогда не было, и задаю вопрос „почему нет?“». Если бы выбор был за нами (так ли это?), кто бы не предпочел иметь именно такой склад ума?

Как я сказал выше, значение, которое мы придаем фактам, более важно, чем сами факты нашей жизненной истории. Поэтому очень важно знать не только о внешнем влиянии на наше восприятие (источникам информации, таким как газеты, телевидение, сайты, родители, учителя, свойственна предвзятость), но и о наших внутренних склонностях. Наши основные свойства характера оказывают огромный эффект на то, какими мы видим вещи. Если вы склонны к пессимизму, возможно, никакой рациональный анализ вашей ситуации или истории не сделает так, чтобы вещи выглядели достижимыми или поддающимися исправлению. («В моей семье никто не избежал употребления наркотиков, разве я чем-то отличаюсь?») А возможно, эта негативная тенденция, если она не основана на реальности, является ценной, но искаженной техникой выживания. К примеру, у тех, кто беспокоится, не больше контроля над событиями, чем у тех, кто не беспокоится. Однако, как показывают исследования, большая часть воспринимаемых преимуществ беспокойства концентрируется вокруг веры людей в то, что беспокойство позволяет избежать катастроф и глубоких эмоциональных переживаний. Те, кто советуется с беспокойным человеком для того, чтобы перестать беспокоиться, просто теряют свое время. «Преимущества беспокойства также могут быть суеверно преувеличены, потому что подавляющее большинство вещей, о которых беспокоятся люди, никогда не происходит», – считают психологи Сьюзен Минека и Ричард Зинбарг из Северо-Западного университета, исследующие причины тревожности и фобий. Другими словами: я рисую в своем воображении авиакатастрофу; она не происходит; значит, каждый раз я боюсь призрака катастрофы. Благодаря этому порочному кругу аргументации беспокойство становится самоподдерживающимся и в итоге устойчивым к угасанию.

Я не собираюсь здесь защищать закрывающих на все глаза оптимистов, которые, в свою очередь, могут так же заблуждаться и не уметь защитить себя, как и закоренелые пессимисты, что часто ведет к трагическим последствиям (подождите следующего раздела). Но те, кто действительно ощущает несбалансированность непредсказуемой и стрессовой природы их жизни, могут страдать от так называемого общего невроза тревоги. Это заболевание, основная характеристика которого – беспокойство о возможных плохих последствиях или опасных событиях, – действует как реакция избегания, усиленная тем, что она подавляет эмоциональную и психологическую реакции. То есть как только люди вырабатывают обязательные ритуалы для нейтрализации или подавления навязчивых мыслей, они уменьшают возможность столкнуться лицом к лицу с правдой их истории и таким образом перейти к большей эффективности. Такие люди должны найти способ перейти от того, что известный психолог Мартин Селиман называет «приобретенная беспомощность», к «приобретенному оптимизму» – состоянию, которое не следует путать с (используя незабвенную фразу Алана Гринспена) «иррациональным изобилием», но которое тем не менее одновременно и нацелено в будущее, и основывается на реальности.

Оптимистам тоже есть чего опасаться

Человек не может пробежать милю меньше чем за четыре минуты. Не может, это просто физиологически невозможно.

Так твердили многие эксперты месяцы и годы до 6 мая 1954 года – дня, когда Роджер Баннистер пробежал эту дистанцию за 3:59:4. К концу 1957 года еще шестнадцать бегунов также преодолели этот золотой барьер.

Да здравствует сила положительного мышления!

Большинство исследований плацебо в медицине поддерживают силу позитивного мышления. Мой собственный профессиональный опыт неоднократно подтверждал, насколько глубокое влияние может иметь позитивное мышление. Вот один особенно запомнившийся пример из моей собственной истории. После того как в 1988 и 1992 годах чемпион мира по конькобежному спорту в забегах на короткие дистанции и фаворит Олимпийских игр Дэн Йенсен потерпел унизительные поражения на Олимпийских играх в Калгари и Альбервиле, он рисковал сохранить за собой звание одного из самых больших неудачников в истории современного спорта. Перед своими последними Олимпийскими играми он пришел ко мне. Мы пришли к выводу (хотя и не без препирательств), что его тренировки, нацеленные на его коронную дистанцию в пятьсот метров и недостаточно уделяющие внимание дистанции в тысячу метров, в которой он также планировал выступать на Олимпийских играх 1994 года в Лиллехаммере (Норвегия), будут держать напряжение на короткой дистанции на практически нереально высоком уровне ожиданий. Так как это последние Олимпийские игры Дэна, с учетом его опыта соревнований на дорожке выдержать максимальный темп во время соревнований было бы величайшим вызовом (как обычно, конечно, но в этот раз это еще более четко выражено). Во-первых, Дэн не верил (негативное предположение) в то, что он когда-либо сможет настолько же хорошо справиться с дистанцией в тысячу метров, как и с пятьюстами метрами. В последней он был единственным человеком, который когда-либо проходил дистанцию менее чем за 36 секунд, и он четырежды повторял свой результат; на дистанции же в тысячу метров были конькобежцы и быстрее его. Но он был настолько талантлив и силен, что не было причин, по которым с соответствующими тренировками он не мог бы лидировать в любой дистанции, если бы только смог изменить историю, которую рассказывал себе. Мы работали с ним два года, в течение которых он не только тренировался с феноменальным упорством под руководством своего тренера в обеих дисциплинах, но и работал над тем, чтобы поверить в свою новую историю о тысячеметровке. Наконец он почувствовал, что это та дистанция, которую ему суждено пройти и выиграть. На его последних Олимпийских играх Дэн, все еще чемпион мира в пятисотметровой дистанции, вновь участвовал в своей любимой дисциплине… И снова неудача: он финишировал на практически невообразимом восьмом месте. Его репутация неудачника почти подтвердилась, у него оставался последний забег, в котором он мог переписать свою историю как олимпийского спортсмена. И это была тысячеметровка – дистанция, которую он так долго не признавал, но о которой он создал для себя новую историю. Дэн выиграл золото.

Медаль и момент, которые он упускал годами, были его, и он взял их, пробежав самую быструю тысячу метров в своей жизни – или в чьей-либо другой в данном случае. Он побил мировой рекорд.

Я уверен, что вы можете вспомнить десятки таких примеров из жизни, в которых оптимизм и вера (позитивное предположение) приводили к великим достижениям. Существуют два распространенных определения оптимизма. Первое, описываемое психологами Майклом Шером и Чарльзом Карвером как «диспозиционный оптимизм», звучит так: глобальные ожидания того, что в будущем хорошего будет много, а плохого – мало. В этом определении оптимизм – в большей степени объективная неизбежная реакция на мир щедрых и добродетельных элементов.

Второе определение, более субъективное, заключается в том, что оптимизм представляет собой конструктивный способ частично нейтрализовать плохие события. Сегодня меня больше интересует второе определение, потому что естественное стремление к оптимизму может быть удивительно деструктивной силой, как только оно отклоняется достаточно далеко от реальности.

Исследование 1987 года, проведенное Нилом Вайнштейном, продемонстрировало, что люди регулярно недооценивают опасность неправильного питания, отсутствия физических упражнений и других вредных для здоровья привычек. Они рассказывали себе историю о том, что у людей, которые ведут себя подобным образом, возникают серьезные проблемы со здоровьем, но у них самих они никогда не появятся. «Со мной не случится сердечный приступ из-за курения, хотя со многими случается… Я не попаду в аварию, поэтому нет необходимости пристегиваться…» Такие слова становятся лицензией, дающей разрешение делать все или не делать ничего, не обращая внимания на последствия. В то время как источником парализующего страха может быть суеверие, причиной поведения, не заботящегося о последствиях, являются иллюзии. Конечно, такое «иррациональное изобилие» (фраза вновь кажется уместной) может быстро распространиться на другие области помимо здоровья, в другие значимые сферы жизни человека. «Моя жена никогда не оставит меня, независимо от того, что я буду делать… Неважно, сколько я работаю, я никогда не отдалюсь от своих детей… Пусть даже последние несколько лет мои долги растут каждый год, у меня нет необходимости менять свой подход к жизни…»

Вот еще одна история, которая также подтверждает опасность того, как позитивный, дальновидный темперамент, которым мы привыкли восхищаться, может подрывать реальный взгляд на мир. Когда слишком много негатива, окружающая среда становится загрязненной, но когда положительных отзывов тоже чересчур много, окружающая среда отрывается от реальности. Несколько исследователей пришли к выводу, что «плохое сильнее хорошего». Это означает, что положительные впечатления должны превосходить по количеству плохие – для того чтобы человеческие взаимоотношения, включая деловые отношения, процветали, – но только до определенного предела. Доктор Джон Готтман, один из ведущих исследователей причин успешности и провала супружеских отношений, двадцать лет занимался этим вопросом и выяснил, что если пара не может поддерживать следующее соотношение: не менее пяти позитивных сообщений (похвала, поощрение, привязанность) на одно негативное (жалоба, критика), то высока вероятность, что их брак распадется. Очень немногое из того, что мы произносим, можно назвать нейтральным. Почти каждое высказывание несет либо позитивное, либо негативное сообщение в содержании, тоне или предположении. Если вы просто сказали, что на улице солнечно, вероятнее всего, это будет оценено как позитивное сообщение (или негативное, если дело происходит в разгар засухи); если вы ищете подержанную машину с хорошими условиями покупки и просто читаете вслух газетное объявление о дешевом автомобиле, это отмечается как позитивное сообщение, а если вы зачитываете объявление об автомобиле, цена на который завышена, – как негативное.

Но это еще не вся история. Супружеские отношения подрывает не только излишний негатив (соотношение менее чем 5 к 1), но и излишний позитив. Раскол в отношениях начинается, когда соотношение позитивных и негативных замечаний превышает 11 к 1.

Барбара Фредриксон из университета Северной Каролины и Марсиал Лосада из католического университета Бразилии, занимающиеся изучением динамики деловых отношений, пришли к выводу, что бизнес-группы преуспевают, когда коэффициент позитивности превышает 2,9, и начинают разваливаться при коэффициенте более 11,6.

Эти исследования подтверждают то, что я уже отмечал раньше, когда начинал работать с теннисистами. Работая над техникой удара с молодыми теннисистами, я по большей части старался избегать положительных отзывов. Я считал, что именно так поступают хорошие тренеры и что это наиболее эффективный способ для моих учеников приобрести устойчивые механические навыки. Я ошибался. Постепенно я стал замечать, что мое постоянное внимание на ошибках в технике моего студента блокировало весь процесс обучения. Я понял, что следует сочетать критику с одобрением (так как у меня уже много лет были дети, я мог бы заметить, что общий баланс, годившийся для моих детей, подошел бы и другим молодым людям). Меня осенило (за годы до того, как исследования ученых обеспечили дополнительное подтверждение), что этот баланс составлял примерно 4 к 1. За каждую корректировку удара игрока я должен был вознаградить его четырьмя замечаниями о том, что он делает хорошо. Я должен был быть на четыре части человеком, который поддерживает, и на одну часть – критиком.

Таким образом, очевидно, что баланс между правдой и оптимизмом – очень деликатная штука. Уклон в оптимизм, если он значительно оторван от реальности, может быть столь же вредным для истории человека, как и уклон в пессимизм. Когда мы значительно отрываемся от реальности, оптимизм, который привел нас к этому, заслуживает нового имени – отрицание.

Будучи авторами собственной истории, мы определяем не только содержание, но и тон. Хотя несколько страниц назад я предположил, что при возможности выбора большинство из нас выберут оптимизм, мы не обязательно должны быть оптимистичны по природе. Без сомнения, в то время как полезность плацебо подтвердилась бесчисленным множеством исследований, менее известные исследования ноцебо (злого близнеца плацебо, инертных таблеток, которые, как верит пациент, могут причинить вред или неприятности) демонстрируют, что оно тоже работает. Нет необходимости говорить, что мозг – очень мощный инструмент. Каждый может с легкостью перейти к созданию как необоснованно негативных историй, так и несбыточно положительных.

Чтобы уничтожить старые истории, мы должны двигаться вперед в рамках положительного восприятия, при этом сохраняя способность оценивать наши истории непредвзятым взглядом: чтобы обнаружить ложь и манипуляции; чтобы опознать наши попытки делать предположения, зачастую ложные; чтобы уловить наше стремление к оптимизму или пессимизму, которое может исказить тон наших историй.

Легко сказать, но трудно сделать. Проблема в том, как достичь этого баланса. Наше обучение в раннем возрасте настолько мощное, имеет настолько гипнотическое воздействие, настолько проникает в подсознание, что часто тяжело понять даже, является ли история, которую вы рассказываете, действительно вашей.

Он был воплощением всеобщего представления об идеальном мужчине: по-калифорнийски красивый, глава собственного многомиллионного бизнеса, гарвардское образование, замечательные жена и дети, превосходный гольфист, лицензированный пилот, человек с безграничной энергией. Казалось, он преуспевал во всем, за что брался. Бизнесмен, семьянин, настоящий мужчина. У многих он возбуждал зависть, потому что воплощал все самое-самое – наполненную жизнь, о которой мечтает каждый из нас.

Когда Стив Б. приехал к нам в декабре 2005 года, мы с ним моментально подружились. Он был одним из тех редких людей, с которыми приятно просто находиться рядом.

Но я прочитал его биографию, которую он, как и все, предоставил нам, и на второй день во время перерыва не мог не поделиться с ним своим наблюдением.

– Должно быть, я где-то заблуждаюсь, Стив, – сказал я. – Я увидел все твои достижения, твои мечты и твою потрясающую способность упорно добиваться цели. Я нашел все. Но никак не могу найти радость.

Ему будто бы перерезали артерию. Он молчал, и в его глазах отражался страх. Позднее, переварив мои слова, он сказал, что они, словно лазер, прожгли его кожу, кости, сердце и попали прямо в душу. Когда в ближайшие два дня мы находили возможность пообщаться, мы говорили об отсутствии радости в его жизни. Я говорил, что надо максимально научно подходить к этому: добраться до настоящих причин отсутствия радости, прежде чем применять какие-либо осмысленные корректирующие действия. Я сильно давил на него. Я удивлялся, почему при такой очевидно счастливой и впечатляющей жизни он временами как будто бы не испытывает никаких чувств. Внешнее и внутреннее просто не совпадают. «При том, чего он достиг в свои пятьдесят три года, – спрашивал я себя, – почему бы ему не сидеть с большой кубинской сигарой и не размышлять о радости в его жизни?»

Я давил еще больше. Что-то за этим крылось. Я был знаком со множеством успешных, энергичных людей и в большинстве случаев довольно быстро мог уловить источник напряжения. Оно могло пришпориваться низкой самооценкой, или отвратительным разводом родителей в самое неподходящее время в детстве, или плохими взаимоотношениями с родителями, или тем, что не взяли в Команду всех звезд[9]… В случае Стива ничего подобного не было. Что же тогда? По мере того как он говорил, а я давил, я вспомнил, что он писал в своей биографии о своем отце. Стив постоянно находил способ упомянуть отца в разговоре. Его отец был его наставником, ролевой моделью, лучшим другом; кажется, в его жизни не было человека, к которому он питал бы большее уважение и любовь. Они вместе играли в гольф, у них были общие друзья. Стив работал в бизнесе по вулканизации резиновых изделий, основанном отцом тридцать пять лет назад, и в конце концов возглавил его. За двадцать лет после того, как отец Стива умер от рака в шестьдесят восемь лет, бизнес значительно вырос, но едва ли можно сказать, что Стив, президент и глава компании все это время, сделал для компании очень многое, – определенно не столько, сколько сделал для нее его покойный отец.

– Стив, – спросил я, снова погружаясь в размышления, – чей голос постоянно дает тебе советы?

Снова перерезанная артерия, снова взгляд раненого оленя.

– Что ты имеешь в виду? Чей голос? – сказал он слабо.

– Этот властный голос, этот безжалостный критик, – сказал я. – Он идет откуда-то.

Нам пришлось прерваться, так как у их группы по расписанию были занятия в спортзале, и Стив, дрожа, ушел на спорт. Через полчаса, когда я работал в своем кабинете, Стив просунул в дверь голову. Он был на грани того, чтобы разрыдаться.

– Это голос твоего отца, – сказал я настолько мягко, насколько это было возможно.

– Да, это он, – ответил Стив и заплакал.

Он тяжело сел. Я осторожно высказал мнение, что он либо слишком боится посмотреть в лицо факту смерти его отца и поэтому пытается прожить за того золотые годы его жизни, либо он делает это ради премии «Оскар», которую ожидает получить на небесах за чужую роль, которую играет все эти годы. Голос его отца довлел над ним и в конце концов стал внутренним голосом Стива, не дающим ему испытывать радость или веселье. Отец Стива не был ужасным человеком, но когда он умер, его сын убедил себя, что единственное, что имеет значение, – это поддержание успешности семейного бизнеса. Стив был психологически мертв духом, потому что при всех его невероятных достижениях он жил жизнью, в основе которой была некорректная цель, хрупкая основная сюжетная линия, которая никогда не приносила и не могла принести ему радости. Я вспомнил историю, которую мне легко и непринужденно рассказал Стив, о недавнем турнире по гольфу, в котором он участвовал. Один из лучших гольфистов среди любителей, Стив занял второе место, но не озаботился тем, чтобы прийти на торжественный обед с награждением. Для любого другого человека единственным объяснением такому поступку мог бы быть проигрыш.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, – сказал я Стиву, – боюсь, ты умрешь глубоко нереализованным человеком. Несмотря на все твои достижения. Ты должен начать жить своей жизнью.

Манипуляции с нашей жизнью многообразны, часто их невозможно опознать или определить масштаб, и совсем не обязательно, что они всегда или полностью деструктивны. Но так как внешнее влияние может получить полную, временами парализующую власть над нами и над тем, как мы живем, необходимо (как минимум для большинства из нас, тех, кто когда-либо ощущал «разрегулированность» своей жизни, сверлящую нехватку вовлеченности и радости) стараться понять, как мы пришли к тому, что мы делаем и кем мы стали. Я не призываю вас посещать психотерапевта четыре раза в неделю (хотя в этом нет ничего плохого), но упражняться в самоанализе может каждый, и это приносит большую пользу. Однажды мы просыпаемся и понимаем, что деградировали, – не зная, что невосприимчивыми к изменениям и даже к свежим идеям сделали нас наша категоричность и негибкость нашей истории. Мы глядим в монитор, раскладываем по полочкам свою жизнь, и нас не волнует, что каждое важное решение в ней подчинено единственной цели – избежать боли и риска, как в личной, так и в профессиональной жизни. Мы смотрим в иллюминатор самолета и тихо пересматриваем нашу твердокаменную систему убеждений, не замечая, что фактически это система антиубеждений, отрицание всего святого. Мы лежим ночью в постели и думаем: «Приверженность моральным принципам всегда была для меня непререкаемой… Я работаю в Enron…» – и не понимаем, когда успел закончиться очередной флакон таблеток от несварения желудка.

Говоря словами песни «Talking Heads» – «How did I get here?» («Как я мог дойти до этого?»)

Во многих случаях это происходит потому, что мы стали объектом манипуляций. Не имеет значения, намеренны ли внешние воздействия на нас или случайны, совершаются ли они со злым умыслом или из лучших побуждений. Мой опыт работы с самыми разными людьми (будь то спортсмены или топ-менеджеры, кардиохирурги или специалисты по продажам) свидетельствует о том, что самые ужасные ловушки, в которые мы попадаем, изъяны в наших историях, просто не возникнут, если мы не позволим им возникнуть. И мы позволяем им возникать, теряя бдительность, часто сознательно. Мы смотрим в другую сторону до последнего. «Как вы обанкротились?» – спрашивает один герой другого в романе Хемингуэя «И восходит солнце». «Двумя способами, – отвечает тот. – Сначала постепенно, а потом сразу». «Скользкая дорожка», которая служит метафорой для чего угодно – морали, хода времени, обязательств, – оказывается незаслуженно обвиненной. Мы видим гору, часто издалека, но когда «внезапно» обнаруживаем, что уже скользим по ней вниз, виновата, конечно, «скользкая дорожка». Ваш начальник просит вас оказать ему маленькую, крошечную услугу, которая вам не очень нравится: например, не докладывать о чем-то, о чем, возможно, следовало бы доложить, но что технически даже еще не случилось, – и вы делаете это… И вскоре вы уже совершаете действия, переходящие границы дозволенного, даже преступления. Дамы и господа, добро пожаловать в Белый дом времен президента Никсона. Но не будем возлагать вину на своего начальника. Скажем, вы – журналист, ищущий сочную цитату для своей истории, и вы начинаете манипулировать словами вашего респондента; если вы сделали это однажды, какая разница, делаете вы это второй или сотый раз? Вскоре вы начинаете на самом деле фабриковать мысли, персонажей, события. Дамы и господа, познакомьтесь с Джейсоном Блэром, корреспондентом New York Times, который стряпал истории о красочных событиях и ярких героях, часто просто сидя в своей бруклинской квартире и заимствуя события из других газет или просто сочиняя всякую всячину. Как он мог дойти до этого?

Этим людям хотя бы повезло, что их поймали. Их поймали потому, что им встретились те, у кого было достаточно желания поймать их. Есть ли у вас кто-нибудь, кто будет распекать вас за дутые, тормозящие ваш рост части вашей истории? Есть ли у вас кто-нибудь, кого вы достаточно волнуете, чтобы делать это, и кто не втянут в вашу историю? Кто видит вас и окружающий мир с достаточной долей объективности? Кому вы доверяете и кого уважаете? Очень хорошо, если у вас есть такой человек или люди. Просто здорово, на самом деле! Но даже если такие люди есть, то вы не хотите полагаться на других для того, чтобы контролировать самого себя. Личные и коллективные катастрофы случаются, когда мы не оцениваем нашу историю на предмет того, действительно ли она все еще наша, когда мы не проверяем, не просочился ли кто-то или что-то в нее без нашего сознательного согласия. Если вы не активировали ваш встроенный датчик ерунды (об этом дальше в этой главе), если вы не начали прислушиваться к своей интуиции, вы подвергаете свою историю угрозе захвата, насильственного изменения маршрута, перепрограммирования. Вот почему жизненно важно работать над пониманием того, как внешние силы помогают нам формировать наше восприятие и ценности. Вот почему жизненно важно знать о блестящих, изящных, зачастую бесчестных приемах, которые люди и учреждения (будь то родители, корпорации, СМИ, церковь, школа) используют, чтобы внушить нам что-либо. В конце концов, мы легко внушаемы, невероятно легко; и, что хуже, после того как нам однажды что-то внушили – или «заморозили» (термин, придуманный Эдгаром Шейном, автором исследования динамики межличностных отношений в корпоративной Америке), – крайне тяжело разучиться обратно. Разморозиться. Хотя понятие «внушение идей» чаще используется в отрицательном смысле, не всегда оно заявляет о себе как о темной силе. Скорее наоборот. Контроль над разумом может приносить пользу, например, при лечении людей от наркотиков. Его преподобие Джим Джонс, который позднее повел за собой почти тысячу человек на совершение массового самоубийства в Гайане, начинал как консультант для наркоманов. Родители пользуются внушением ежедневно в благих целях: чтобы научить детей никогда не садиться в автомобиль к незнакомым людям; всегда смотреть по сторонам, переходя дорогу; не пробовать наркотики; любить музыку и искусство. (Конечно, негативных примеров процесса внушения не меньше: врожденная расовая ненависть или расовые предрассудки; вера в то, что намеренное убийство женщин и детей в результате взрыва террористом-смертником оправданно и даже благородно; что обман клиентов – не что иное, как успешное ведение бизнеса, и т. д. и т. п.)

Для того чтобы оставаться, сегодня и всегда, не испорченным посторонним влиянием (tabula rasa), человек не обязательно должен излишне беспокоиться сам или учить других беспокоиться о стороннем влиянии с помощью сверхактивных датчиков на всякую чушь. Как скучно и безрадостно было бы это! Ведь в конечном счете Эрл Вудс, по сути, манипулировал своим сыном Тайгером, чтобы тот воспринимал мячи в высокой траве, за деревьями, в бункерах с песком не как прискорбную неудачу, а скорее как повод стать великим, выполнить удары, которые останутся в истории. Эрл Вудс воспитал эту «положительную иллюзию» в Тайгере как любящий тренер и отец. И в этом не было ничего плохого.

Таким образом, важно понимать поразительную силу влияния и внушения, чтобы быть готовыми отвергнуть дьявольские парадигмы и теории (или покончить с теми, что уже присутствуют в нашей системе убеждений), новые истории, которые обычно выглядят как панацея, как обещание вечного счастья, как изменяющие жизнь откровения спокойствия и проницательности. Важно оставаться в реальности и сохранять способность оценивать, какова наша история – разумная либо невротическая или психотическая иллюзия. Важно абсолютно четко все осознавать, чтобы не обнаружить однажды, что мы слепо верим чужим внушениям и живем историей, которую кто-то создал за нас (вечный потребитель, винтик в корпорации, религиозный фанатик, чрезмерно заботливый сын и т. д.).

Конечно, делать то, что я предлагаю: точно знать, что хорошо для вас, а что плохо, – далеко не просто. Часто резкий ответ «Это моя история, и я не отступлюсь от нее» свидетельствует именно об этих сложностях. Колкие комментарии означают одновременно две вещи: во-первых, «мою историю менять нельзя», и, во-вторых, «может быть, моя история и неправильна, но я не откажусь от нее, потому что это моя история». Цепляние за «мое» просто дело чести – лучше приумножать фальшивые иллюзии, которые можно назвать своими, чем одалживать правду, принадлежащую кому-то другому. В культуре, в которой эта идея считается достойной уважения, концепция правды может изредка замутняться.

Чтобы понять процесс внушения, потребуется больше, чем просто беглое подтверждение: мол, да, внушение действительно существует. «Если бы мне, молодой женщине, кто-нибудь когда-нибудь объяснил, как работает внушение, – говорит Дебора Лэйтон, – моя история, возможно, была бы не такой».

Вы, наверное, спросите, кто такая Дебора Лэйтон. Она – одна из тысячи тех, кто последовал за основателем «Народного храма» Джимом Джонсом в Гайану, где в 1978 году 914 из них умерли, выпив шипучку с цианистым калием. Дебора Лэйтон выжила, но мы можем только догадываться о том, чего это ей стоило; и она никогда больше не следовала за кем-то, если подозревала, что ею манипулируют.

Большая битва за маленький голос

Прямо сейчас у вас есть история, которая по определению является историей вашей жизни. Кто владеет ею? Это история, которую дали вам ваши родители? История, которую дал вам ваш дядя или проповедник? История, которую дали вам ваши сверстники? Кому принадлежат миллиарды нейронных путей, которые определяют вашу личную реальность? Кто главный архитектор реальности, которую вы знаете, и историй, которые вы рассказываете в поддержку этой реальности? Если это не вы, комфортно ли вы себя чувствуете, отдав контроль над вашей реальностью силам вне вас, особенно с учетом того, что ставка – ваша жизнь?

Если ваши ценности и убеждения – это призма, сквозь которую вы смотрите на мир, и направляющая сила для решений, которые вы принимаете, то откуда они происходят? Была ли ваша мать среди «детей цветов» в шестидесятые и ее ценности неизбежно повлияли на ваши? Повлияло ли отношение вашего отца к деньгам, обусловленное Великой депрессией, на ваше мировоззрение и на то, что вы не путешествуете так много, как могли бы, нечасто радуете себя хорошей пищей и вином, никогда спонтанно не звоните брату или сестре, живущим в других городах, как бы вам этого ни хотелось (только после одиннадцати вечера, когда тарифы резко падают)? Кто или что влияет на ваше представление о семье, женщинах, мужчинах, любви? О сексе? О морали? О добре и зле? О своей стране? О том, что важно в жизни?

Маленький сокровенный голос внутри вас, который, кажется, был там, сколько вы себя помните, – который настаивает, например, на том, что у всех все лучше, чем у вас, или что женщины плохие, или что когда-нибудь в неопределенном будущем все заметят вас, – откуда он берется?

Неважно, насколько замечательно вы боретесь, чтобы раскопать причины этих ваших представлений, – ответ постоянно ускользает. Влияние обычно действует под пеленой бессознательного.

Но есть одно, в чем вы можете быть уверены и что вы можете осознавать: кто-то всегда соперничает с вами за власть над вашей историей. Многие люди заинтересованы в том, чтобы завладеть частью вашего серого вещества, частью мозга, который является источником сырья, из которого рождается и живет ваша история. Мир полон людей, чья единственная профессиональная задача – заставить вас согласиться на их предложения, просьбы, приказы. И если они завладевают вашим серым веществом (то есть конфигурацией и направлениями ваших нейронных путей), тогда они могут определять силу или слабость ваших историй, и в конечном счете – успех или неудачу вашей жизни, вашей судьбы. Если ваше серое вещество принадлежит вам, тогда контроль у вас; если им владеют другие, то контроль принадлежит им. Контроль над тем, что мы думаем, чувствуем, говорим, делаем. И если это случается, тогда мы становимся соучастниками в краже индивидуальности… Единственная индивидуальность, которую мы можем украсть, – наша собственная!

С точки зрения тех, кто стремится завладеть вашим серым веществом, их мотивация благородна; с точки зрения остальных – вредна. В вас заинтересованы политики. Корпорации. СМИ. Друзья и враги, конкуренты и продавцы, родители, учителя и духовенство, телевизионные продюсеры и управляющие казино, начальники и полководцы – список можно продолжать и продолжать. Все борются за то, чтобы ваша система убеждений соответствовала их потребностям и желаниям. Как они собираются завладеть ею? Часто при помощи обмана и обольщения (обольщение – просто подтип обмана или, что еще точнее, его более симпатичный, но не менее манипулятивный двойник). Давайте сначала разберемся с обманом. Вокруг так много сил намерено ввести нас в заблуждение. Возьмем, к примеру, основной источник повседневной информации. У каждой газеты, которую мы читаем, есть свой предвзятый подход к подаче информации, очевидный нам или нет. У Wall Street Journal – один, у New York Times – другой, у USA Today – третий. Они знакомят вас не с фактами или новостями, а со своей версией их; они дают вам свою историю. «Если вы не читаете газет, вы не информированы, – говорил Марк Твен. – Если вы читаете газеты, вы информированы неправильно». Независимо от того, сознательно ли мы воспринимаем искажение истории, то, что в одной газете – главный материал номера, сопровождаемый цветным фото на первой полосе, в другой газете – один абзац на шестнадцатой странице рядом с объявлением о большой распродаже белья. Каждый журнал, ТВ-канал, радиостанция и сайт имеет свою предвзятую точку зрения. Своя точка зрения есть у каждой книги. У этой книги есть точка зрения – знаете вы об этом или нет, знаю ли об этом я или нет. Точка зрения – это просто тема для обсуждения, и она есть везде.

Но из-за значительных идеологических различий все источники внушения, перечисленные выше, стремятся придать свою форму вашей реальности. Все они хотят влиять: влиять на то, что вы цените, думаете, чувствуете, говорите или делаете. Для наших родителей главной темой может быть наше счастье и благополучие, для начальника – командный дух и производительность, для управляющего казино – наши деньги, для политиков – наши голоса, для телевизионных продюсеров – наша лояльность, для духовенства – наши религиозные убеждения, обряды и еженедельное посещение богослужений.

Очень часто, к сожалению, «права на владение» нашими умами продаются открыто за деньги. Многие из нас сами очень хотели бы продать их как можно дороже. Наши ценности, убеждения, мысли и действия достаются тому, кто предложит самую высокую цену. Мы выбираем друзей по их положению; работаем в компании, с ценностями которой мы не согласны, но где компенсация позволяет нам идти на этот компромисс; занимаем позицию, которую терпеть не можем, потому что мы получили финансовую поддержку от сторонников этой позиции; женимся по расчету.

Что же происходит, если заинтересованные стороны не могут купить ваше серое вещество напрямую? В этом случае им приходится искать альтернативные пути.

Наилучшим образом описывает весь спектр этих стратегий слово «внушение».

Согласно определению, внушение – это процесс влияния, в ходе которого целенаправленно изменяются ценности, убеждения, мышление или индивидуальность. Успешное внушение изменяет нашу неврологическую структуру. Вообще составление карты мозга показывает, что нейронная архитектура изменяется в результате каждого воздействия раздражителей. Многие нейронные пути оказываются «хорошо протоптанными», потому что по ним регулярно и часто проходят электрические импульсы: в ответ, например, на лица нашей семьи, на то, что мы делаем на работе, на наши привычки или хобби. С каждым повторением этих знакомых воздействий (часто по привычке, бессознательно) допустимые нагрузки на путь все больше увеличиваются.

Пока эти пути будут активно использоваться, они будут продолжать определять, кто мы такие, пока не сформируется новый путь, по которому энергия будет перемещаться проще, который привнесет изменения в наши чувства и действия, в нашу реальность и в конечном счете в историю, которую вы рассказываете.

Процесс внушения может быть полностью осознанным или неосознанным, управляемым нами или другими. Если мы будем оставаться в стороне, процесс внушения может начать действовать против нас, не ослабевая.

Хотя некоторые типы внушения, согласно психологам Филиппу Зимбардо и Сьюзен Андерсен, используют «"экзотические" технологии, такие как гипноз, наркотики и воздействие напрямую на мозг, большинство форм контроля сознания – более приземленные». В общем случае убеждающий хочет, чтобы физическая обстановка и социальные взаимоотношения оставались максимально нормальными, а вы постепенно запутывались, после чего от вас потребовался бы определенный отклик. Очень часто убеждающий апеллирует к эмоциям – это способ воздействия большинства религиозных проповедников. Некоторые внушающие пытаются воздействовать через вину и страх. В большинстве случаев убеждающий пытается замаскировать свои намерения, втираясь в доверие, увеличивая вероятность того, что его аудитория будет относиться к его словам серьезно, тогда как сначала она не собиралась этого делать. Таким образом, культ сравним с карточным шулером, который дает новичкам выиграть несколько игр, чтобы потом обобрать их до нитки. Показательно, как начало известного обращения Марка Антония к римлянам в трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» – «…Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить»[10] – блестяще обезоружило тех, кто считал Антония непреклонным защитником убитого Цезаря. Только затем, незаметно втершись в доверие толпы – отождествив себя с ними, – он уверенно выложил свой настоящий аргумент, который был именно в защиту Цезаря. Только тогда он смог превратить их в толпу которая чувствовала то же, что и он: что Брут и прочие заговорщики, убившие Цезаря, заслуживали смерти.

Конечно, некоторые организации бессовестно используют «нечестные психологические приемы», говоря словами Зимбардо и Андерсен. К примеру, политика сайентологов относительно «подавляемых личностей» (тех, кто де-факто отошел от группы, например, перестал ходить в церковь, не пройдя обширную проверку безопасности, такую как крайне докучливое интервью при уходе) не дает прежним членам рассказывать истории об организации, кроме тех, что рассказывает сама церковь. Иногда при промывании мозгов блестяще используются базовые человеческие психологические и психические потребности: например, людей могут заставлять не двигаться или не пользоваться ванной длительное время, отказаться от еды и питья (одно из последствий – падение сахара в крови); в результате люди становятся совершенно неспособными действовать, говорить и даже думать логично. Подсудимые, подозреваемые по ошибке, в конце концов ломаются и признаются в том, чего не совершали. «На самом деле мысленную деятельность легко можно привести в беспорядок у любого человека, – пишет Дениз Уинн в книге „Манипуляции разумом“.[11] – Никакая сила воли не сможет предотвратить это». Говоря короче: неважно, насколько мы верим в самих себя, в свою независимость, в свою стойкость; оказывается, что наши убеждения и действия на самом деле находятся под сильным влиянием обстоятельств, в известной степени они продаются. Как еще объяснить феномен Стокгольмского синдрома, согласно которому заложники часто начинают отождествлять себя с захватчиками, неважно, насколько нелогично и потенциально опасно может быть это отождествление?

Но есть удивительная и непривлекательная правда о действительно хороших «промывателях мозгов»: большую часть времени они не врут вам, а, напротив, рассказывают вам только ту часть правды, которая, как они считают, будет приемлема для вас. Убеждающий говорит или делает то, что должно повлиять на ваши убеждения, хотя действительный контроль над разумом осуществляете вы, субъект. Таким образом, термин «контроль над разумом» может ввести в заблуждение: он предполагает, что мозг человека автоматически подвергается манипуляциям со стороны каких-то внешних агентов или что мысли каким-то образом гипнотически внедряются в мозг. Но на самом деле все происходит не так. При религиозном контроле сознания существует система убеждений, которая сама по себе является активным агентом; религия эффективно использует энергию и стремления человека против него самого. В 1960-е годы социальный психолог Стэнли Милгрэм провел свой легендарный эксперимент, в ходе которого добровольных помощников просили нанести испытуемым почти смертельный удар током, – и большинство из них делали это (или думали, что делают). Он сделал вывод, что эксперимент доказывает не стремление человека причинить боль ближнему, а покорность авторитетам и боязнь стать объектом манипуляций под давлением группового мышления. Эксперимент демонстрирует, что чистая вежливость, желание сдержать обещание и избежать неловкости при отказе от участия, а также дискомфорт нахождения в одиночестве многим мешают совершить логичные, независимые, совершенно доступные действия. В данном случае – отказаться от участия в эксперименте и сделать то, что человек считает нужным.

Дамы и господа, добро пожаловать в культуру Tyco, WorldCom, Enron.

В конце концов, «промыватели мозгов» и проповедники очень часто просто позволяют нам – правда, под их контролем – осуществлять изменения самостоятельно, обычно маленькими, постепенными шажками. Они используют наши глубоко укоренившиеся представления об этикете, протоколе и традициях против нас. Они используют обман – бесспорно; но обман не подействовал бы, если бы человеческая натура не была такой, какая она есть. Но достаточно ли это убедительное объяснение наших действий или бездействия? К примеру федеральные чиновники не предупредили американцев о риске выпадения радиоактивных осадков во время испытаний ядерного оружия в Неваде в 1950-е годы. Но подтверждения тому что произошло что-то очень плохое, существовали: «изморозь» на поверхностях, которые не были холодными на ощупь, участившиеся случаи рака и смертей среди жителей региона. Тем не менее многие жители, подавив тревогу и закрыв на это глаза, оставались в регионе очень длительное время – с дальнейшими трагичными последствиями.

Некоторое время можно наслаждаться неведением. Но жизнь требует, чтобы мы оставались бдительными и сознавали существование мощных невидимых сил, действующих, чтобы повлиять на нас и даже украсть наше чувство того, кто мы есть, наши ценности, наши убеждения, наши представления о будущем. Проще говоря, мы боремся против самой трагической формы воровства индивидуальности.

Базовый курс по созданию историй: коммунистический Китай

Чтобы понять реальный процесс формирования мнений, взглянем на пример его реализации, затрагивающий десятки миллионов человек. Чем лучше мы изучим, как совершается эта идеологическая обработка, тем лучше вооружены мы будем как для того, чтобы самим ускорять процесс (когда это хорошо для нас), так и для того, чтобы сплотить все свои силы против него (когда это для нас плохо).

В своей книге «Промывание мозгов в красном Китае»,[12] вышедшей в 1951 году, Эдвард Хантер очень детально описал, как Коммунистическая партия Китая реформирует сердца и разум всей нации. В сентябре 1949 года правящая партия Китая приняла мощную идеологическую программу предназначенную для реструктуризации мышления каждого человека – мужчины, женщины, ребенка. Под руководством Мао Цзэдуна была спроектирована программа, изменяющая реальность китайского народа в трех направлениях, которая: 1) заставляла их полностью принять коммунизм советского образца; 2) запрещала религию, особенно христианство; 3) развивала чувство ненависти и недоверия ко всему американскому.

Была ли программа успешной?

Хорошая новость в том, что надежный, безотказный способ промывания мозгов, включая те, что используются в ЦРУ, еще не найден. Плохая новость – большинство людей поддаются идеологической обработке. Какой же метод выбрало китайское правительство для трансформации базовых убеждений и ценностей своего тогда полумиллиардного населения?

Создание историй

Процесс идеологической обработки в Китае в основном был сфокусирован на двух вещах: 1) контроле того, что люди говорят другим, то есть их публичных историй, и 2) контроле того, что люди говорят сами себе, то есть их личных историй. Контроль личных историй считался гораздо более важным. Как правило, процесс контроля начинался с «Идейного тренинга» (Idea Training). Именно на нем в форме насыщенных историями лекций систематически закладывались основные представления о коммунизме, религии и Америке. После каждой лекции «посвящаемые» (как я их называю) разбивались на небольшие группы, и каждый должен был передать идеи, только что рассказанные ему. По сути, они должны были пересказать только что услышанную историю. Затем им надо было написать отчет о лекции, который оценивался за точность содержания и искренность изложения; плохая оценка вела к повторному посещению лекции – до тех пор, пока история не будет «правильной».

Мне кажется, поистине хитроумной была идея ставить оценки за искренность. Таким образом, правительство могло получить контроль над внутренним голосом человека.

Идейный тренинг был создан для того, чтобы сформировать нейронные пути, которые глубоко изменили бы убеждения и ценности каждого «посвящаемого», независимо от содержания или кажущейся силы его старых историй. Другая стратегия контроля внешнего и внутреннего голосов человека и появляющихся у него новых историй требовала от каждого вести детальный дневник. Дневники также собирались и изучались на предмет точности содержания и искренности изложения. Несоответствие стандартам означало возврат к идейному тренингу, к новым лекциям, к новым отчетам. «Посвящаемые» приходили в трепет от перспектив новых идейных тренингов.

От «посвящаемых» также требовалось регулярно делать публичные признания в виновности. Стоя перед своими товарищами и партийными чиновниками, они должны были признаваться в мыслях и чувствах, противоречащих интересам коммунистического движения и китайского народа. Эти публичные признания открывали доступ к «ошибочным» старым историям «посвящаемого» и к внутреннему и внешнему голосам, которыми он пользовался для поддержки этих историй. Страдая от публичного унижения в момент вытаскивания остатков его старых историй на поверхность, «посвящаемый» вскоре сам заглушал их в себе. Успешная идеологическая обработка требовала, чтобы старые «неправильные» истории о коммунизме, религии и Америке были полностью уничтожены и заменены тщательно созданными новыми догматами.

Еще одним хитроумным компонентом процесса идеологической обработки была политика создания из каждого «посвящаемого» стража чужих мыслей. Их инструктировали внимательно слушать, что говорят окружающие; и если какая-либо высказанная идея или мысль противоречила линии партии, следовало немедленно поправить говорившего. Если же нарушения продолжались, требовалось уведомить партийных чиновников, и несговорчивого человека заставляли вновь вернуться в школу идеологической обработки. Внушающие также использовали сатиру для усиления процесса перестройки мышления. «Посвящаемые» писали и разыгрывали такие сценки, как «Глупость религии» или «Отвратительный эгоцентричный американец». Несмотря на топорность и нескладность актерских и писательских талантов «посвящаемых», сатирические сценки вызывали сильные эмоции как у актеров, так и у аудитории, что подкрепляло желаемые изменения в нервной системе. Повторяющиеся песни и речовки, частый элемент в сценках, ускоряли процесс внушения.

Последним, но, пожалуй, самым важным шагом в получении контроля над мыслями «посвящаемого» было постоянное связывание коммунистического движения и этой новой методологии мышления и действия с благородной целью, которая выходила за рамки личных интересов. Коммунистическое движение было «для народа Китая», чтобы все китайцы смогли жить «лучшей жизнью». Нужно было чем-то жертвовать и терпеть лишения ради благополучия будущих поколений. Таким образом, люди чувствовали, что все, что они делают, делается ради благополучия и счастья их собственных детей. Новая история настраивалась таким образом, чтобы ничто не было более благородным и достойным борьбы, чем коммунизм.