Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы Полонска Ядвига

Глава 7. Пророчество Медузы Горгоны

Огромная черная птица уже несколько часов кружила над лагерем казаков. Иногда она подлетала так близко, что стрелы скучающих от безделья вояк пролетали в нескольких сантиметрах от ее крыльев. Подразнив их, ворон, насмешливо каркая, улетал в сторону густой рощи, окружавшей поле с казачьим станом.

– Весь день над нами каркает эта тварь, – бормотал Лжедмитрий. – Весь день.

Он сидел один в палатке и листал трактат о военном искусстве, который оставила ему Марианна.

Дела шли хорошо, но он снова был в расстроенных чувствах. Странная тревога, впервые давшая о себе знать после той ночи с Марианной, второй раз за день овладела им. Он чувствовал, что все-таки ей удалось затянуть его в свои сети. Понимая, что стал зависим от нее, царевич злился и нервничал.

– Ведьма, – с досадой сказал он и услышал над головой карканье.

Через секунду, тяжелая ткань, служившая дверью в его палатку, еле заметно задрожала. Лжедмитрий, сидевший за столом лицом ко входу, схватился за саблю.

Полог стал прогибаться, будто бы кто-то пытался ползком проникнуть в шатер.

Свободной левой рукой царевич нащупал в открытом ящике заряженный пистолет и взвел курок.

В этот миг из-под полога появилось что-то черное, блестящее и острое. Лжедмитрий отпрыгнул в угол и, спрятавшись за кушеткой, переложив мушкет в правую руку, а саблю – рядом с собой, стал следить за происходящим.

Ворон бесшумно прошел в середину шатра и гортанным скрипучим голосом произнес:

– Послание от любимой. Послание от любимой.

Лжедмитрий внимательно посмотрел на птицу, и ему показалось, что одна из лап ворона обмотана черной тканью. Он встал и, подойдя ближе, взял ворона на руки.

Лапа, действительно, была перевязана черным шелком. Размотав его, царевич увидел аккуратно сложенную и накрученную лентой на птичью лапку, промасленную рисовую бумагу.

Он схватил письмо, разложил его и увидел, что буквы начали растворяться на бумаге. Чернила испарялись. Тут же царевич почувствовал в голове какую-то тяжесть и непреодолимое желание поспать. Шатающейся походкой, он, как сквозь туман, шел к своей кушетке.

– Меня отравили! Стража! Лекаря! Меня отравили! – изо всех сил кричал он, надеясь на помощь.

Ему казалось, что крик был настолько громким, что казаки, уже должны начать бить в набат и все бегут к его шатру.

– Лекаря сюда! Лекаря! – орал царевич во все горло.

Но, на самом деле, он даже не был в состоянии произнести ни звука или открыть рот – просто шаг за шагом, он, молча шел к своему ложу и, наконец, обессиленный, рухнул на одеяло.

Когда он открыл глаза, то увидел рядом Марианну. Она была одета в легкое светло-бежевое летнее платье.

Ее волосы почему-то были распущены.

Но еще больше Лжедмитрия удивило то, что они оказались в цветущем весеннем саду. Вокруг источавших нежные ароматы цветущих вишен и яблонь, росли полевые цветы. Светило яркое солнце, а воздух был наполнен пением птиц.

– Как мы здесь оказались, Марианна? – спросил он, все еще чувствуя, что его тело не в состоянии двигаться.

Она повернулась к нему лицом, и в этот момент небо потемнело, неизвестно откуда подул сильный холодный сильный ветер. С деревьев стали осыпаться цветки и листья, а земля под чернеющими стволами за несколько мгновений превратилась в пепелище. Лицо Марианны тоже стало блекнуть, исчезла улыбка – вместо знакомых черт он увидел отвратительную глумливую физиономию старой ведьмы. Глаза стали темно-серыми. А еще через мгновение, лицо ведьмы расплылось и стало похоже на ожившую морщинистую маску.

– Я пропитала бумагу снадобьем, – ответила маска обычным ее голосом. – То, что я тебе хочу сообщить, должны знать только мы.

Царевич простонал.

– Зачем ты делаешь это со мной?! – взмолился он.

– Потому что я хочу быть с тобой и люблю тебя, – маска изобразила улыбку, и только сейчас Лжедмитрий обратил внимание, что вместо волос на голове говорящего с ним существа извивались жидкие седые, слипшиеся в грязные пряди волосы, концы которых имели змеиные головы.

Царевичу стало невыносимо от этого зрелища.

– Можешь не смотреть, – смеясь, сказала Марианна.

Но Лжедмитрий не мог оторвать взгляда от уродливого изображения.

– Главное – внимательно слушай!

– Да, – еле ворочая языком, ответил он.

– Борис отправил на помощь Мстиславскому боярина Шуйского. Они уже заняли село Добрыничи, казнили старосту и устроили там стан. Жди гонцов с этой вестью. Не слушай пана Борши и его шляхтичей, а поступай, как я тебе говорю. Тянуть с битвой не надо. Пока ты будешь набирать в войско местных горожан и крестьян, тебя разобьют. Мстиславский хорошо помнит, как твои пятнадцать тысяч воинов погнали его пятьдесят тысяч. Запугай его! Возьми проводников, чтобы ночью казаки с разных сторон подожгли село. Устраши огнем накануне битвы царские полки. А утром пускай гетман Дворжецкий, как в битве под Новгородом-Северским, ударит своими конниками по «Москве» справа и прорывается в середину их позиций. Пешие казаки пусть прикроют московские пушки. Только так ты разобьешь царя. Сделав это, милый, ты станешь всесилен над «Москвой». Всесилен!

На последней фразе голос Марины неожиданно стал низким и под конец превратился в неразборчивый гул. Маска стала осыпаться, почерневшие стволы деревьев загорелись и тут же превратились в обугленные столбы, торчащие из сухой, покрытой густым слоем пепла, который сильный ветер поднимал высоко в воздух, создавая вихри.

Царевича оглушил зловещий хохот, а голос продолжал повторять: «Всесилен! Всесилен! Всесилен!».

– Что же это?!

– Ведьма она!

– Околдовала!

– Всесилен!

– Околдовала, непутевая!

– Государя отравили!

– Всесилен!

– Уйми ты это исчадье ада!

– Всесилен!

Лжедмитрий с огромным усилием приоткрыл веки.

– Жив, кажись! – услышал он голос рядом.

– Жив!

– Ах, ведьма проклятая!

– Воды ему неси!

– Всесилен!

Он почувствовал, как к губам приложили холодный край кубка, и ледяная вода попала в рот. Судорожно глотая, царевич наконец-то начал понимать, что происходит.

– О, Господи! Государь! Жив?!

Атаман тряс его за плечи.

– Да, – еле слышно ответил он.

– Кто же тебя…?

– Добрыничи… – прошептал Лжедмитрий.

– Что?

Никола резко поднял руку вверх, чтобы казаки замолчали.

– Всесилен! – услышал голос ворона Лжедмитрий.

– Кыш отсюда, тварь поганая! – послышался чей-то голос.

Ворон, которого, судя по звукам, пнули, издал пронзительный крик и вылетел на улицу.

– Всесилен! – в последний раз крикнула птица и, громко каркая, улетела.

– Повтори, государь, – попросил атаман.

– Добрыничи. Шуйский. Мстиславский. Полсотни тысячных полков, – уже громче сказал царевич.

– Шуйский? Каких полков? – переспросил атаман.

– Государь, гонцы!

В шатер вбежал казак.

Лжедмитрий медленно повернул голову в сторону входа.

– Зови, – приказал атаман.

В комнату вошли два крестьянина.

Увидев бледного, покрытого испариной Лжедмитрия, они упали на колени и опустили головы на ковер.

– Государь! – начал старший. – Горе, государь! Царские вояки в селе! В Добрыничах! Побили всех твоих казаков! На столбах повесили! Старосту Петра Воложского ногами вниз повесили, всю его семью прямо в хате порезали! Беда!

Крестьянин расплакался, видя состояние царевича.

– Али и тебя они? – запричитал он.

– Говори по делу, мужик! – приказал атаман. – Сколько их там?

– Коней – чуть больше наших! Но пушек много! А пеших – счесть не успели!

– Где остановились?

– У нас и остановились – в Добрыничах! Горе нам!

– Еще что скажешь? – спросил Никола.

– Что ж еще говорить, когда беда такая! – ответил второй крестьянин.

– Андрей, напои и накорми их. Да пару медяков дай, – приказал атаман одному из казаков и обратился к крестьянам. – Спасибо, добрые люди. Ступайте, отдохните. А как сил наберетесь, решайте сами, возвращаться будете или у нас останетесь.

Крестьяне медленно встали и, пятясь, вышли из шатра.

– Еще воды государю, – сказал кто-то.

– А это что? – Никола показал указательным пальцем на выпавший из-под рубашки амулет.

Лжедмитрий уже почти пришедший в себя, посмотрел на «меч Гаваона».

– Панночка моя подарила.

– Неспроста это все, – сказал атаман. – И письмена на нем какие-то нехристианские. Не латынь и не кириллица. Околдовала тебя княжна польская, государь! Недаром, шляхтичи рассказывали, что ведьма она. И отец ее, ведьмак, в замке своем черные дела творит.

Лжедмитрий взял в руку кубок и, сразу же опустошив его, попросил еще воды.

– Что же было с тобой? – молчавший до того гетман Дворжецкий подошел к Лжедмитрию и с любопытством посмотрел на него своими черными колючими глазами.

Вдохнув полной грудью, царевич ответил: «Видение было».

Казаки стали перешептываться.

– Видение… Что Мстиславский с Шуйским в Добрыничи вошли.

В шатре послышались громкие голоса. Казаки уже открыто называть Марианну ведьмой и обвинять ее в колдовстве.

– А ну-ка! Оставьте нас! – сказал Дворжецкий. – И пана Борши позовите!

Князь Федор Иванович Мстиславский, последний князь-Гедиминович из рода Мстиславских, знатный боярин и один из руководителей Думы стоял на холме и наблюдал как полк Шуйского с правого фланга, вместе с отрядами французских наемников Маржарета и Розена идут на конину Дворжецкого. На стороне Лжедмитрия было 10 конных отрядов, 200 гусар, 7 рот конных копейщиков, отряд шляхты из Белоруссии и отряд русских всадников. Под их натиском Шуйский стал отступать. Конница Дворжецкого направилась на окраину села, где стояла царская пехота с пушками.

Мстиславский провожал глазами вдохновленных прорывом поляков, и ждал, как ответит царская пехота. Ночная атака, во время которой наемники Лжедмитрия попытались поджечь село, придала уверенности царским отрядам. Почти всех поджигателей убили или взяли в плен. А рано утром перед боем – повесили.

Пушечные залпы отвлекли князя от воспоминаний ночи. Клубы белого дыма, вырывались из-под копыт лошадей. Видя ярость, с которой шляхтичи и казаки несутся на его пехотинцев, Мстиславский подумал, что Годунов не простит ему второго поражения. Но, после третьего залпа артиллерии, в рядах казаков началось смятение. Они остановили лошадей, пропустили шляхтичей вперед и, прикрываясь их спинами, не спеша стали продвигаться вперед. Следующий залп, вовсе отбил желание у казаков участвовать в атаке. Они развернули своих лошадей, и помчались с поля боя.

Мстиславский, довольный тем, что одновременный залп из двенадцати тысяч ружей стволов и пушек, как он и предполагал, напугал казаков, в нетерпении развернулся на коне, чтобы заодно осмотреть окрестность.

Оставшаяся конница Лжедмитрия поскакала на помощь своим, но, столкнувшись лоб в лоб с беспорядочным бегством, тоже повернула обратно.

Битва закончилась к полудню. Только благодаря храбрости пеших казаков, войско Лжедмитрия не было полностью истреблено. Казаки-пушкари, под прикрытием орудий два часа отстреливалась от царских отрядов. Почти вся армия мятежников погибла.

Вечером, собираясь на празднование, Мстиславский еще раз перечитал свое письмо царю. Особенное удовольствие ему доставил перечень цифр: «Самозванец потерял всю без исключения пехоту. На поле боя найдено и предано земле одиннадцать тысяч пятьсот убитых мятежников. Поляков – около пяти тысяч, казаков – около семи тысяч. Захвачены 15 знамен и штандартов, вся артиллерия – 30 пушек. Атаку гусар возглавил вместе со своим гетманом Дворжецким сам Отрепьев, и при четвертом залпе бежал».

Запорожцы стояли у стен Рыльска и требовали царя. Никола со своими уцелевшими солдатами, узнав о бегстве царевича с поля битвы, пустился по его следам.

– Зови государя, шкура! – кричал атаман стражникам.

– Вон пошел, собака черкасская! Иуда! – кричали ему с крепостных стен.

Ударили пушки.

Несколько ядер разорвалось неподалеку от казаков.

– Что ж ты поверх голов палишь, падаль?! – заорал разъяренный Никола. – Что Маринка – ведьма самборская – велела своему хвосту шелудивому приберечь нас?!

Раздались еще несколько пушечных залпов.

– Пойдем Никола! – крепкий казак похлопал своего атамана по плечу. – Сейчас его оттуда все равно не выкуришь. Подловим на дороге, там и посадим на кол.

Никола в бессильной злобе сжал кулаки, но потом согласился.

– Пойдем.

Лжедмитрий наблюдал за происходящим, стоя у бойницы одной из башен. Ему уже сообщили, что Мстиславский велел повесить посреди лагеря всех пленных казаков, стрельцов и местных мужиков. А поляков готовил к отправке в Москву.

Разъяренные поражением под Новгородом-Севрским, дворяне заняли всю Комарицкую землю и с разных концов волости к царевичу весь день приходили гонцы, сообщавшие о расправах над крестьянами, присягнувшими ему. Судя по сообщениям, речь шла о тысячах убитых семей. Кроме того, Мстиславский отдал волость на полное разграбление и отрядам касимовских татар, участвовавших в битве. Царевич, решивший в первый и последний раз в жизни принять участие в бою, видел с какой яростью татары сражались с польской кавалерией Дворжецкого. И даже, когда он, испугавшись, удирал на полном ходу с поля битвы, его преследовали их устрашающие крики. Убедившись, что казаки уходят, он вернулся к себе в палаты и написал Марианне короткое письмо.

«Меня на поле боя не было. Запорожская пехота без всякой причины оставила поле боя… и бежала в смятении. Подкуп. Годунов. Твой Дмитрий».

Глава 8. Коварный план

Марианна сидела на диване в гостиной замка. Вышивая серебряной нитью узор на платке, который собиралась подарить при встрече царевичу, она всем своим видом показывала неприязнь к отцу, бросая на него полные презрения и насмешки взгляды.

Сам же воевода был похож на нашкодившего мальчишку. Он постоянно опускал глаза, а его красное от неумеренных возлияний лицо было покрыто мелкими каплями пота. Он сидел в кресле, наклонившись вперед, сцепив ладони, и даже слегка раскачивался вперед-назад от напряжения. Он старался не смотреть на дочь и потому не отрывал взгляда с Корвуса, который уже больше часа предлагал им «завоевать Московию словом».

– Нам лишь остается убедить «Москву» в том, что царевич подлинный. Разошли гонцов по всей стране, воевода, пускай читают народу царскую грамоту, в которой он обвинит Годунова в страшных преступлениях. Подробно расскажет о зверствах татарских отрядов, верных царю. Но, главное, – он должен убедить «Москву» в том, что он – законный наследник. Пускай твои люди в Московии наймут бродяг и прочих бездельников, чтобы те ходили по городам и деревням и рассказывали о достоинствах Дмитрия.

Мнишек кивал, чувствуя на себе злой и осуждающий взгляд дочери.

– Пошли купцов в Москву, самых богатых, – продолжал своим скрипучим голосом монах. – Пускай они среди богатого люда и дворян распространят слух, что в Речи Посполитой царевича не воспринимают всерьез. Пускай обвиняют его в пьянстве и трусости. Нужно усыпить бдительность Годунова. А когда дело дойдет до решающей схватки, бояре все равно встанут на сторону нашего царевича.

В гостиной повисла пауза.

Корвус сел в свое кресло и попробовал уже остывший в невесомой китайской фарфоровой чашке зеленый чай с цветками жасмина.

– О-о! – с наслаждением выдохнул он. – Поистине – райский аромат. Не то, что бурый… Его хоть с мятой, хоть с чабрецом – одно. Будто сено с навозом заварили.

Марианна улыбнулась. Она знала, что зеленый чай – слабость Корвуса. И всякий раз, когда ей надо было отвлечь монаха от неудобного разговора, она переводила тему на недостатки черного чая, который почему-то ему очень не нравился.

– Не правда ли, Петр? Если провести связь между зеленым и черным чаем, то меня следует отнести к легкому, ароматному и бодрящему – зеленому, а папеньку – к густому, терпкому и дурно пахнущему черному?

Мнишек не ожидал такой наглости, и резко повернувшись к Марианне, посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью.

– Что с вами, папенька? Вы меня невзлюбили? За что же?

Мнишек молчал.

– Я бы на вашем месте, любезный пан каштелян радомский, воевода сандомирский, староста львовский, самборский, сокальский, санокский и рогатинский не позволяла бы себе столь вольное поведение в отношении будущей царицы.

– Вот как станешь царицей, тогда и поговорим с тобой, – наконец подал голос Мнишек.

– Стану. И без вашей помощи, если вас что-то не устраивает в нынешней ситуации, сложившейся благодаря неуемному аппетиту одного из королевских вельмож, – надменно ответила Марианна.

– Дорогие мои, вы не представляет какое удовольствие каждый раз видеть ваше семейство. Особенно, когда в доме царит покой и незыблемое счастье, – вмешался в перепалку Корвус. – Поэтому, все же, давайте оставим обиды и поговорим о делах. Пан Мнишек, что вы думаете о моем плане?

Мнишек взял себя в руки и твердым, спокойным тоном ответил: «Я согласен со всем, что ты сказал».

– А вы, пани?

– Я соглашусь с отцом, – с деланным смирением ответила Марианна.

– Ну и прекрасно, – подвел итог Корвус.

Он молча взял со стола свою монашескую сумку и, поклонившись, вышел из гостиной.

Мнишек встал с кресла. Пройдя несколько шагов, он гордо поднял голову.

– Я не прощаю тебя, дочь моя, за те оскорбления и угрозы, которыми ты меня осыпала. И не прощу. Но я вынужден признать свои ошибки, также как и вынужден ради счастья нашего дома способствовать твоему будущему царствованию.

Он сделал паузу, во время которой стоял со сжатыми кулаками, еле сдерживая приступ ярости. В какой-то миг его рука по привычке потянулась к рукоятке кинжала. Но он опомнился, немного наклонился вперед и повернулся к дочери.

– Вон отсюда! – приказал он.

Марианна, почувствовав надвигающуюся беду, быстро встала, собрала свое рукоделие и с надменным выражением лица вышла из гостиной.

В ее комнате уже два часа сидел странного вида худой смуглый человек, одетый в облачение прекрасного покроя, но ничем невзрачное. По его внешнему виду сложно было сказать, к какому сословию он принадлежит. Для дворянина он выглядел слишком просто, несмотря на дорогую одежду. На купца он тоже не был похож – весь его вид говорил о чрезмерной скрытности. Узкие плечи и тонкие ухоженные руки, несмотря на богатырскую силу, которой он обладал, тут же бы развеяли все подозрения в том, что он военный. Он сидел на стуле около трюмо в слегка сгорбленной позе, не шелохнувшись все то время, что он ожидал Марианны. А когда она наконец-то появилась, медленно поднял голову и спокойно встал.

– Простите, – извинилась она. – Неотложные дела.

Вид этого странного человека тут же успокоил ее.

Она подошла к своему столу, открыла ключом ящик и достала из него шкатулку.

Повернувшись к гостю, она раскрыла ее и достала оттуда пузырек из красного стекла.

– Вот этим, пускай пропитает подушку, – она положила пузырек обратно и достала маленькую коробочку. – А это разведет в отваре мяты и чабреца, и даст, когда начнется приступ. Если у него сразу же польет кровь из ушей и носа, и он лишится чувств, значит, дело сделано.

Мужчина кивнул. Марианна подошла к сундуку и достала из него тяжелый мешочек, набитый золотыми монетами.

– Это – лекарю, на случай, если он не поверит в то, что ему предложили лекарство, – сказала она.

Покопавшись в сундуке, она вытащила точно такой же мешок, но чуть полегче.

– А это вам. Два отличных коня дожидаются на той стороне реки, у таверны, справа от переправы.

Мужчина, молча, поклонился и вышел.

Марианна, уставшая от общества отца, упала в кресло. Посидев в нем с закрытыми глазами несколько секунд, она вскочила, открыла один из ящиков своего стола и достала серебряный круглый медальон. Открыв его, она долго разглядывала изображенное на нем хитрое лицо Бориса Годунова.

– Царь, царь… – с издевкой произнесла она. – А ведь ты уже и не царь.

До нее давно доходили рассказы о том, что царь Борис в последнее время часто болел, и его лекарь из кожи вон лез, чтобы найти новое средство, которое бы его излечило.

Марианна сама приготовила яд, поручив своему посыльному рассказать, что это снадобье приготовили валахские монахи из специальных трав по рецептам из древних научных трактатов.

А в это время Лжедмитрий, радостный и расслабленный, праздновал в своем новом стане, в брянских лесах, возвращение казаков и приход еще одного четырехтысячного казачьего войска. Недолгие дипломатические переговоры, которые провели посланцы Лжедмитрия и Мнишека с казаками, закончились военным договором, который, конечно же, был скреплен несколькими сундуками монет и дорогими подарками.

Лжедмитрий уже написал благодарственное письмо невесте, и получил от нее быстрый ответ, в котором она советовала жениху почаще появляться на людях с какой-нибудь почитаемой русской святыней. Этому совету он последовал незамедлительно.

Люди Лжедмитрия вывезли из покоренного Курска чудотворную икону Богородицы, и устроили ей пышную встречу в Рыльске.

«А ведь еще полмесяца назад я хотел бежать в Самбор», – подумал царевич, глядя на своих веселящихся придворных и послов из Англии и Саксонии, которым накануне пообещал содействовать торговле после восхождения на трон.

– Государь, а все ж твой зять – хитрая шельма. – Никола наклонился к царевичу, обдав его терпким перегаром. – Смотри вон, немца с англичанином уговорил.

Никола громко засмеялся.

– Мало того, к тебе с Дона еще и двенадцать тысяч казаков ведет, – продолжил атаман. – Ох, чую, повеселишься ты в Москве.

Лжедмитрий недовольно отвернулся.

– Да ты нос-то не вороти, государь. Я ж тебя как облупленного знаю. Не верю я, что ты в Москве университет откроешь. Обманул ты этих польских и киевских монахов. И европейских мужей ученых не позовешь. Не нужно тебе это. Не тот ты человек. Огородишься тройной стеной от народа и над врагами расправу чинить начнешь. И меня с хлопцами перебить попытаешься, как только свою силу почувствуешь! Но только нас ты не возьмешь! А попробуешь сунуться в Запорожье, всех твоих стрельцов там положим.

Никола, шатаясь от выпитого вина, встал со стула и поднял бокал.

– За государя!

Несколько сотен сидевших за столом встали и последовали его примеру.

На следующий день, как следует отоспавшись, царевич отослал отряды казаков защищать Кромы, чтобы отвлечь царскую армию.

Маневр удался – царские войска вместо того, чтобы осадить самозванца, теряли время, штурмуя Кромы и Рыльск, жители которых, озлобленные на царя за погромы, стояли насмерть.

А спустя неделю, он получил два письма – из Самбора и Москвы.

Лжедмитрий несколько секунд колебался, решая какое открыть первым и разорвал московское послание.

«Государь! Гонцы зачитали на Лобном месте ваше слово к боярам и московскому люду!».

Лжедмитрий улыбнулся, вспомнив, как переводил эту речь с польского.

«Народ восстал! Дворец Годуновых и подворья близких ему бояр разгромлены!».

Царевич открыл письмо от Марианны.

«Любимый мой! Спешу сообщить, что злодей Борис мертв! Смерть застала его прямо на сторожевой вышке, откуда он любил смотреть на Москву. Лекарь обнаружил сердечный приступ. Но мне кажется, что Годунов был отравлен одним из своих многочисленных врагов. Дошли слухи, что яд, который убил московского правителя, не простой, а тот самый, которым казнили греческого философа Сократиса.

Люблю тебя!

Твоя навеки Марианна.

P.S. Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, шлю тебе формулу присяги, которой должны придерживаться все верные тебе люди».

Лжедмитрий развернул второй лист письма, пробежал его глазами по присяге и замер. В этот момент он осознал, что полностью подчинен своей невесте.

– Государь! Вестовой! – крикнул стражник на улице.

– Зови его! – ответил Лжедмитрий.

В шатер зашел запыхавшийся гонец.

– Царь наш! Государь! С радостью доношу, что после того, как весть о жестокостях царских отрядов в непокорных волостях дошла до Москвы, на твою сторону встали несколько князей вместе со своими дружинами, а во главе их стоит князь Василий Голицын. Москва сдалась без боя!