Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы Полонска Ядвига
– Теперь на нас наговаривают, будто по ночам мы оскверняем их церкви.
Мнишек встал из кресла и нацепил саблю.
– К царю паны.
Дмитрий был в прекрасном расположении духа. Пиршество продолжалось. Ему, конечно, доложили и про историю с боярской дочкой, и про то, что накануне ночью в Кремле поймали шестерых разведчиков от Шуйских. Но он лишь приказал казнить их, а сам, обманом успокоив Марианну, продолжал предаваться радостям жизни. Визит Мнишека он воспринял также легкомысленно.
– Поистине, пан воевода, вы поражаете меня своим малодушием, – ответил он на слова Мнишека. – Но, дабы успокоить вас, я сейчас же прикажу Басманову по всем улицам в темное время суток поставить стрелецкую стражу, чтобы стерегли всех гостящих в Москве поляков.
– Государь, народ бунтует. Шляхтичей забрасывают камнями. Отказываются продавать даже хлеб. Нынешней ночью кто-то без вашего ведома впустил в город разными воротами толпу. Это те восемнадцать тысяч служивых, которых вы отправили в Крым. Всеми воротами города владеют изменники.
– Ступайте, воевода, – утомленно ответил Дмитрий. – Отдыхайте и веселитесь. Я все улажу.
Поляки покинули царские палаты.
– Вот уж точно сказано, что если кого Господь Бог и хочет наказать, то сперва отнимает у него разум, – проворчал Мнишек, выходя на площадь.
Той же ночью, Шуйский выпустил из укрытий десятки тысяч верных себе солдат.
Рано утром, когда Москва еще не проснулась, на улицах послышались крики.
– Горит город! – кричали солдаты.
Через четверть часа, головорезы Шуйского окружили все польские квартиры, и одновременно захватили Кремль. Потом они ударили во все колокола, и толпа вооруженных мятежников начала стекаться на Красную площадь. Быстро поубивав отряды алебардщиков, бунтовщики ворвались во дворец.
Шуйский с помощниками ворвался в покои Дмитрия. Расправившись с Басмановым, который обычно спал в соседней от царской комнате, они схватили царя.
Марианна, услышав крики, выбежала в коридор.
– Что такое?
– Шуйские возмутились! – крикнул ей стрелец. – Беда, царица! Государя убили!
Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
– Убили… – прошептала Марианна.
И тут же, взяв себя в руки, она побежала вниз – в подвал.
– Беги, царица, – кричали ей еще оставшиеся в живых стрельцы. – Наверх – к себе!
Марианна, не зная, что делать, все-таки решила подняться в свои покои. Но на лестнице ее нагнали мятежники.
Не узнав царицу, они просто столкнули ее вниз и побежали к покоям. Подождав, пока солдаты Шуйского поднимутся наверх, она выскочила из палат и бросилась в избу, где жили ее фрейлины.
– Ваше Величество! Прячьтесь среди дам!
Это был Ян Осмольский, он под руку провел ее сквозь несколько десятков перепуганных, полуодетых женщин и приказал не подавать никакого вида, даже, если ее узнают.
В это время мятежники уже ломились в двери. Осмольский распахнул одну створку, выбежал в коридор и налетел на них.
Коридор, где все это происходило, был узким. И ему удалось выбить врагов на крыльцо.
Два с лишним часа Осмольский, несколько раз раненый, истекая кровью, защищал придворных дам, удерживая бунтарей на ступенях. И только когда шляхтич уже полностью лишился чувств, его вытащили на улицу и разрубили на куски.
Толпа разъяренных солдат ворвалась в комнату. Но увидев несколько десятков перепуганных женщин, они остановились. Лишь один, совсем потерявший рассудок, от вида крови ударил саблей жену Хмелевского старосты.
– Чего творишь, гадюка?! – крикнули ему сзади.
Тот огляделся вокруг. Внимательно посмотрел на умирающую женщину, потом – на стены, украшенные резьбой и коврами, и закричал: «Грабь шляхтиц!». И толпа ринулась в покои, в которых спали женщины. Марианна стояла, прикрытая своими соотечественницами, и содрогалась от беззвучных рыданий.
«Как ты мог?! Как ты мог оказаться таким глупым?! – про себя обращалась она к Дмитрию. – Надеюсь, что Господь простил нам обоим этот грех», – вдруг она услышала его голос.
Марианна оглянулась. Но в комнате никого, кроме фрейлин не было.
– О, Боже! – простонала она.
– Держитесь, Ваше Величество, – сказали ей сразу несколько голосов. – Мы защитим вас ценой своих жизней.
На улице послышались голоса. За ними – шаги, и дверь распахнулась. В комнату вошли старшие бояре.
– Уважаемые панны, – сказал один из них на отличном польском. – Мы разогнали чернь. Отныне ваши жизни вне опасности. Ваши вещи сейчас собирают обратно и опечатывают в подвале. Царицу со всеми остальными проводили в другую комнату, и приставили к дверям несколько десятков охранников.
Мнишек вместе с несколькими шляхтичами отбивался от нападавших. Двор дома, в котором он остановился вместе со своей свитой, мятежники заперли снаружи. Воевода не знал, жив ли царь. И не знал, что изменники уже разграбили все дома, где жили поляки.
– Пан воевода! Они притащили пушку! – крикнули ему из окна дома.
– Ну, даст Бог – останемся живы! – ответил Мнишек. – Иди в дом и скажи, что если ударят залпом, пускай спускаются в кладовые. Мы тоже там спрячемся. Оттуда нас нетрудно будет добыть. За ограду полетели камни.
– Воевода! Пошли старшего пана к думным боярам! – крикнули из-за ворот.
– Ведите в залог боярина! Мы вам не верим.
Через некоторое время на забор подняли одного из молодых бояр. Тот спрыгнул во двор и подошел к Мнишеку.
– Пан воевода, Шуйские предали государя, – сказал боярин после поклона.
– Что с ним и моей дочерью? – спросил Мнишек.
– Царь и царица убиты, – ответил боярин, не знавший о спасении Марианны.
– Не беспокойтесь за себя. Нам не нужна ваша смерть, – сказал он и отошел от боярина.
Около минуты Мнишек стоял, неподвижно глядя в одну точку. Но потом все-таки собравшись с силами, подозвал слугу.
– Возьми сундук с двадцатью двумя книгами в моей комнате, и спрячь его в кладовой, – приказал он.
Подойдя к шляхтичам, он подозвал своего старшего слугу Станислава Гоголиньского и отправил к мятежникам. Гоголинького, перелезавшего через ограду встретили гневными криками. Проведя его к думным боярам, стрельцы отошли.
– Что нужно предателям и убийцам царей от светлейшего воеводы? – спросил Гоголиньский.
– Всемогущий Бог простирает свое провидение на все королевства и по усмотрению своему ими правит. И без его воли ничего в них не делается. Посему, произошедшее здесь – все это по воле Божьей сталось. Изменник Лжедмитрий, решивший потешиться нашим царством справедливо лишен жизни. А пан твой, поистине, обязан заплатить за свои злодеяния и разделить его участь. Но Бог уберег его до сего часа, пускай благодарит о спасении. Против воли Господа мы не пойдем, ему вреда не причиним и дочь его со всеми ее фрейлинами сохраним в добром здравии. Иди же и поведай об этом своему пану.
Это был боярин Татищев – самый яростный из мятежных дворян. Только доводы Шуйских о том, что не стоит сейчас ссориться с Сигизмундом, потому что народ верен убитому царю и не поддержит бунтарей, удержали его от полной расправы над поляками.
Гоголиньский вернулся обратно и рассказал о своем разговоре.
– Рано радоваться, – сказал Мнишек.
И в подтверждение его слов, толпа за воротами снова начала выкрикивать оскорбления.
Неожиданно прямо над головой воеводы пролетела стрела.
– Ступай обратно и скажи, чтобы предводители приказали народу не толпиться возле ворот, ибо умереть мы не боимся, а оскорблять себя не дадим.
Через час стрельцы отогнали чернь от ворот и окружили двор.
В городе снова ударили во все колокола и послышались залпы пушек – мятежники осадили дом, в котором остановился князь Вишневецкий.
Народ ворвался во двор дома, смел охрану, которую поставили мятежные бояре, и стал грабить людей князя. Князь взял в руки саблю и, собрав вокруг челядь, напал на толпу. Выбив грабителей со двора, он заперся и стал ждать парламентария. Но вместо этого, мятежники ударили по дому из пушек. Начался штурм, но он захлебнулся – поляки убили около трех сотен москвичей.
Тогда к дому прискакал сам Шуйский.
– Хватит отбиваться, князь! – крикнул он.
Спустившись с коня, Шуйский взял в руки крест.
– Целую при тебе крест, князь! Во имя Спасителя прекрати убивать моих людей! – крикнул он.
– Раз пришел с миром, то входи! Я толпой на одного не нападу! – ответил Вишневецкий.
Шуйский прошел во двор и разрыдался, увидев сотни трупов стрельцов и казаков, поддержавших его.
– Собирай своих людей, князь, – сказал Шуйский. – Я сам выведу вас в безопасное место.
И через половину города он перевел Вишневецкого со всеми его слугами и имуществом в один из хорошо охранявшихся дворов.
– Твои люди врывались в спальни к подданным короля и убивали их прямо в постели. На одной Никитской убито семь сотен шляхтичей. Не говоря уже о челяди, – сказал Вишневецкий.
– Они вступились за самозванца, – коротко ответил Шуйский. – Три тысячи моих людей полегло.
– За что отрубили ноги и руки пятнадцати старостам, которым обещали свободу, если они сложат оружие?
– Уймись, князь! – прикрикнул Шуйский. – Вы приехали в чужую страну, как хозяева, за что и получили.
– Пани Тарлова и пани Гербуртова тоже? Что за басурмане встали на твою сторону? За что прострелили они образ Пресвятой Девы, а ксендза нашего, раздев догола, прямо перед алтарем забили?
Шуйский молчал.
– Ты, Шуйский лишь подло воспользовался милостью Дмитрия и предал его, выпустив на свободу из темниц самых лихих злодеев, которые расправились с ним. А предав его, предал и народ свой. Недолго тебе в царях быть, – в гневе закончил Вишневецкий.
– Не горячись. Бояре уже дали приставов со стрельцами для защиты ваших.
В полдень бунт закончился. Лишь иногда, в разных концах города выпущенные преступники нападали на поляков и грабили их.
– Наказал нас Господь за грехи наши. Отнял разум, как у покойного царя, – вздохнул Мнишек, глядя на слуг. – Если бы мы все держались сообща и расположились рядом, да вокруг царских палат, не посмели бы мятежники напасть на нас. И ничего бы нам сделать не смогли.
В тот день городской люд почти не выходил на улицы. Вдоль домов ходили лишь мятежники, тащившие обнаженные тела убитых поляков для устрашения простых людей. Под вечер их похоронили в болотах за городом. Спасшихся собрали на Земском дворе, переписали по именам и отослали к своим панам. Тех же, чьи паны были убиты, оставили в заложниках.
Татищев и Голицын – два главных изменника, переметнувшихся на сторону Шуйского, три раза заходили к Мнишеку, они провели его через бушующую толпу к Марианне.
Войдя в Кремлевский двор, Мнишек увидел груды обнаженных тел, сваленных друг на друга. Он прошел в палаты. Марианна в простом платье, которое ей дала одна из служанок, сидела на стуле.
– Марыся! – Мнишек подбежал к ней и обнял.
Марианна разрыдалась.
Кое-как успокоив ее, он пообещал ей скорое возвращение в Речь Посполитую и был выведен стрельцами.
Мнишек сел на коня и увидел в отдалении изуродованное тело Дмитрия. На лицо царя надели шутовскую маску. А в тело бросали камни и плевали.
– «Москва» в страхе, пан Воевода, – сказал Гоголиньский.
Мнишек, уже пятый день почти ни с кем не общавшийся, повернулся к нему.
– Тело царя схоронили за Москвой-рекой, но установились и начались чудеса какие-то.
– Что за чудеса? – спросил Мнишек.
– В первую ночь над его могилой свет появился. Как огонь от свечей, повисший в воздухе. Наутро позвали попов, и те посоветовали сжечь тело царя. И тогда же случилось чудо – налетел сильнейший ветер и сорвал три щита с ворот Кремля. Сами же щиты упали на землю и встали вкопанными в землю именно так, как они находились на воротах. Невредимыми.
– Бабские басни…
Мнишек отвернулся от Гоголиньского и налил себе вина.
– Басни, может быть. Но тело сжечь не смогли – об этом слуги Вишневецкого в записке передали. Дело напротив их окон проходило. Лишь пальцы на руках и ногах до черноты спалить смогли.
– И что дальше? – без особого интереса спросил воевода.
– Четыре раза хоронили. И все четыре раза не принимала земля тело. Лишь, когда выпалили им из пушки в ту сторону, откуда пришел, разметался прах над рекой.
– А в итоге?
Гоголиньский, не понимая, посмотрел на Мнишека.
– А в итоге, избрали другого царя – князя Василия Ивановича Шуйского. Да, как избрали – три четверти бояр отказались даже приходить на голосование. Не дали на это своего позволения.
Глава 13. Поцелованная Богом
Марина ехала с отцом в повозке. Она с грустью смотрела на проплывающие мимо поля и рощи, которые могли бы быть ее собственностью. На деревни, жители которых выходили к обочине дороги, чтобы посмотреть на то, как несколько тысяч шляхтичей возвращались с позором домой. А главное – попробовать увидеть Маринку, как ее стали называть с подачи приспешников Шуйского.
В некоторых деревнях ее встречали поклонами. Старосты, несмотря на опасность, приносили подарки. И Марина с благодарностью смотрела на незатейливые золотые изделия, серебряные чаши и украшения, купленные у торговцев и так трогательно подаренные ей через отца и его свиту. Позади были два года плена в Ярославле.
Поляков заперли в одном из монастырей. И почти все это время то голодом, то отказывая в дровах, пытались заставить отдать оружие. Иногда против чужеземцев местные бояре настраивали чернь и монастырь осаждали разъяренные толпы. Несколько раз мимо стен проходили наемные татарские отряды. Но до настоящих стычек не доходило.
Отец виделся с ней почти ежедневно. Поддерживал и сообщал последние известия. В основном от Дмитрия. Он убедил Марианну, что царь спасся. Никто не видел его убитым. Тело в шутовской маске так и не было узнано никем. В то время, как из разных концов царства – из Брянска, Орла, Тулы постоянно приходили известия о том, что верные Дмитрию отряды нападают на войска Шуйского, ходили слухи, что войско уже собрано и тайными путями пробирается к Москве.
Когда же Марианну со свитой решили выпустить в Польшу, в монастыре появился гонец. И на следующий день после отъезда отец рассказал ей о предстоящей встрече с Дмитрием.
– В пути, в нескольких верстах от Москвы, в деревне Тушино, царь будет ждать нас, – говорил Мнишек. – Говорят, он сильно постарел. Отпустил бороду на русский манер.
– И что с того? – спросила Марианна.
– Многие не верят, что это он. Да, и Шуйские, хоть и боятся нападать на его лагерь, потому что в нем собралось много вольных людей и воров, готовых сражаться на смерть, распускают слухи…
– Какие слухи?
– Что царь – не царь, а вор, называющийся его именем.
– Пускай распускают слухи. Я останусь с ним.
Марианна посмотрела в окно.
Ей вспомнились долгие ночи в Ярославле, где она, оставшись в одиночестве, плакала по мужу и своему несостоявшемуся счастью. Она вспомнила Самбор, Корвуса, все это время находившегося там. Ее интриги и колдовство, поездку в лагерь Дмитрия и въезд в Москву.
– Останешься? – переспросил Мнишек.
– А ты советуешь мне с унижением вернуться в Речь Посполитую, отец?
– Унижение было бы, дочка, если бы он отказался венчаться и короноваться с тобой. А так – ты пала жертвой мятежа.
– Я стала беглянкой в собственном царстве. Это хуже, чем быть обесчещенной невестой.
Она взглянула на отца.
Это был уже не тот Мнишек – самоуверенный вельможа и главный слуга короля. Перед ней сидел разорившийся, резко состарившийся староста. Потерявший все свое влияние воевода, который возвращался из плена в обедневший дом, и не знающий, как поправить свои дела.
До Марианны дошли слухи о том, что бернардинцы выкупили все долги Мнишеков и сейчас шантажируют отца.
Несколько раз она говорила с ним о самой ценной части библиотеки, которую им удалось вывезти с собой в Ярославль. Отец не хотел менять рукописи на закладные, и рассчитывал решить все финансовые проблемы уже на месте.
– Оставь мне эти книги, – сказала она.
– Зачем?
– Они отнимут их у тебя. Или убьют, если ты откажешься отдавать.
Мнишек уже думал на этот счет, и согласился с дочерью.
– Нам надо обыграть твое бегство к нему. Иначе король не поймет, – сказал он. – Слишком большие уступки он сделал Шуйскому, чтобы вызволить нас.
– Скажем, что Дмитрий напал на нас и похитил меня.
– Так и скажем, – задумчиво произнес Мнишек.
Он достал из кармана коробочку и достал оттуда пилюлю.
– Что это? – спросила Марианна.
– Печень пошаливает. Король прислал с посольством.
Марианна улыбнулась.
Пережитые несчастья и невзгоды научили ее спокойно относиться ко всему, что происходит. Она не могла сказать, что не рада предстоящей встрече с Дмитрием. Но и ждала ее без восторга, прекрасно понимая, какие опасности и трудности ждут их впереди. Она отдавала себе отчет, что возможно никогда больше не станет царицей, а возможно даже закончит жизнь в каком-нибудь лесу, или замерзнет в поле, или вообще будет повешена, как преступница.
«Почему, еще какие-то два с половиной года назад мне все давалось так легко? А сейчас, когда я стала и умнее и опытней, намного лучше знаю, как надо поступить, мне кажется, что я не справлюсь?», – спросила она саму себя.
Не найдя ответа на этот вопрос, она снова посмотрела в окно и попыталась заставить себя думать о предстоящей долгожданной встрече с мужем.
Длинный эскорт уже три дня двигался в сторону Москвы, чтобы, не доезжая до столицы, повернуть на запад. До Тушино оставалось полтора дня пути. Мнишек и Марианна уже переложили книги в ее багаж и обсуждали детали ее похищения.
– Тебя поведут в его сторону. Не сопротивляйся и не оскорбляй его приближенных. Среди них увидишь множество гнуснейших типов, но не забывай, что они вступились за тебя и готовы идти на смерть. Когда тебя подведут к нему. Он поднимет тебя, не слезая с коня, и усадит рядом. Ты посмотришь на него и громко, так, чтобы было слышно всем, признаешь в нем мужа.
Марианна кивнула.
Ей уже надоело выслушивать от отца одно и то же на протяжении нескольких дней.
– Марианна, – продолжил Мнишек.
– Да…
– Я должен тебе кое-что сказать.
Лицо воеводы, вдруг стало очень серьезным и мрачным. Он посмотрел на дочь тяжелым, как ей показалось, даже угрожающим взглядом.
– Что ты хочешь сказать, отец? – немного опешив, спросила она.
В ее голове пронеслись мысли о том, что встреча с мужем отменяется, что Шуйским все-таки удалось поймать его, представились картины его казни в Москве, пыток. Ее скучная и однообразная жизнь в Самборе до конца своих дней.
– Его нет, – ответил Мнишек.
– Кого?
– Царя. Дмитрия.
– Что значит «нет»?
– Он был убит тогда, во время бунта, – сказал воевода.
Марианна смотрела на отца непонимающим взглядом.
– Кто же будет в Тушино? – наконец, задыхаясь от ужаса собственной догадки, спросила она.
– Разбойник. Вор. Местный лихач.
– Отец!
Марина встала, несмотря на то, что карету сильно качало на неровной дороге.
– Сядь! – тихо сказал Мнишек.
Она продолжала сверху вниз смотреть на отца. Возмущение и ненависть, неожиданно вспыхнувшие в ее сердце, разгорались все сильнее.
Вдруг карету сильно качнуло, Марианна потеряла равновесие и, упав на свое сиденье, сильно ударилась головой.
Как маленький ребенок, которого ни за что обидели, она смотрела на отца, раскрыв свои большие карие глаза. Ее губы стали мелко дрожать, и она заплакала. В следующую секунду, закрыв лицо руками, она громко во весь голос разрыдалась.
– Марыся… – воевода потянулся к ней.
– Оставь меня! – закричала она. – Оставь!
Она вдруг почувствовала себя никому не нужной, слабой и одинокой. Беззащитной.
– Я не хочу тебя видеть!
Она открыла окно.
– Останови! – крикнула она кучеру.
Карета остановилась.
Марианна на глазах у изумленных стрельцов выпрыгнула из кареты и направилась в поле. Она шла под лучами заходящего солнца и рыдала во весь голос. Мнишек бежал к ней.
– Марыся! Марыся! – он догнал и обнял ее. – Ну, что ты, девочка моя!
– Я напишу матушке! Я напишу королю! Я напишу в Рим! Все узнают, как ты продаешь меня! Я все расскажу о твоих оргиях! О твоем поганом Корвусе! Об этих гнусных мерзавцах, которых ты пригрел в Самборе!
– Тихо! Тихо! – Мнишек с силой сжал ее хрупкие плечи.
От резкой боли Марианна почти сразу пришла в себя. Она дернула плечами.
– Отпусти меня, – с презрением сказала она.
Мнишек ослабил хватку, но продолжал удерживать ее.
Он несколько секунд смотрел на нее.
– Тебе нужна корона? – наконец, спросил он ее.
– Оставь меня. Ты мне отвратителен.
– Тебе нужна корона?! – повторил он и снова сжал ее плечи.
Марианна вырвалась из его рук и отошла на несколько шагов.
– Я задал тебе вопрос! – сказал воевода.
Она молча смотрела на него.
– Я вопрос тебе задал! – снова сказал Мнишек.
Марианна почувствовала холодок наступающей ночи. В поле уже начинали стрекотать цикады, а ветер становился прохладным.
Она подошла к отцу, приблизившись вплотную, и еле слышно сказала: «Ты будешь проклят!».
Мнишек с иронией посмотрел на дочь.
– Значит, согласна?! – сказал он. – Тогда пошли в карету. Послезавтра отряд пана Александра Зборовского разгонит всю эту стрелецкую охрану и, похитив тебя, повезет в лагерь вора.
– Как хоть зовут этого разбойника? – раздраженно спросила Марианна.
– Дмитрий Иванович, – как ни в чем не бывало, ответил отец.
– А… ну, да… – Марианне стало смешно.
«В конце концов, что я потеряю? Лишний год-два жизни или всю жизнь, которую бы мне пришлось провести в самборских стенах? Тем более, что магнат Александр весьма привлекательный мужчина», – подумала она и вернулась в карету.
Через день, как только стемнело, из леса неподалеку от дороги на кортеж царицы напал отряд конников. Стрельцы попытались оказать сопротивление, но их быстро перебили и Зборовский, подъехав к карете на вороном коне, не слезая, открыл дверцу и подал Марианне руку.
Услышав шум, сзади приближались, оставшиеся за поворотом кавалеристы Шуйского, также провожавшие Марианну в Польшу.
Она повернулась к отцу, но решила попрощаться с ним быстро. Выразительно посмотрев на Мнишека, она взяла его руку и поцеловала.
– До свидания, батюшка, – сказала она.
– Прощай доченька.
На глазах воеводы появились слезы.
«Старый лицемер», – подумала Марианна, когда Зборовский поднимал ее и усаживал на седло.
Через минуту, они уже неслись с ним через редкую рощицу в сторону Тушинского лагеря. Она сидела позади Зборовского, обхватив его крепкое тело и прижавшись к спине.
Младший сын львовского магната Самуила Зборовского – староста Александр – считался одним из лучших полководцев Сигизмунда. Он помог царевичу Дмитрию в походе на Москву, и сейчас решил ввязаться в авантюру с Тушинским вором, чтобы взять солидную награду. Кроме золота и земель, староста собирался получить от разбойника и другую награду – Марианну. Еще в юности он несколько раз видел ее на балах в Варшаве и воспылал к ней сильным чувством. С годами любовь прошла, но желание обладать ею осталось. Потому, когда хитрый Мнишек предложил ему разыграть похищение и начать покровительствовать своей дочери, Александр сразу же согласился.
Марианна тоже симпатизировала Зборовскому. Ей всегда нравился этот высокий и статный брюнет с горящими глазами. Она много слышала о его подвигах как на поле боя, так и в общении с придворными дамами. Слава ловеласа притягивала Марианну к Александру. И сейчас, сидя с ним в одном седле, она на какое-то время даже забыла, куда они едут и какое тяжелое испытание ждет ее впереди. Проехав поле за рощицей, Александр остановил коня.
– Ваше величество! Нам следует подождать здесь людей из Тушина, – сказал он, и ловко соскочив с коня, подал ей руку.
Читать бесплатно другие книги:
