Атлант расправил плечи Рэнд Айн

– Кроме тебя у меня был только один мужчина, Хэнк.

– Когда?

– Когда мне было семнадцать лет.

– И долго это продолжалось?

– Несколько лет.

– Кто он?

Она отодвинулась, навалившись на его руку; Риарден приподнялся на локте, лицо его стало напряженным.

– Этого я тебе не скажу.

– Ты любила его?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Тебе нравилось спать с ним?

– Да!

Смех в ее глазах превратил это короткое слово в подобие пощечины, смех говорил о том, что она знает – именно этого ответа он боится и именно его хочет услышать.

Обхватив Дагни обеими руками, он крепко прижал ее к себе, так что стало больно спине; слова его звучали гневно, но в голосе слышалось удовольствие:

– Кто он?

Дагни не ответила, она смотрела на него темными, внезапно заблестевшими глазами, и искаженный болью рот ее сложился в подобие насмешливой улыбки.

Прикосновением губ он заставил ее рот сделаться покорным.

Он овладел ею так, будто бурная, полная отчаяния страсть его могла стереть неведомого соперника из ее памяти, из ее прошлого, и более того – будто этим он мог превратить любой фрагмент ее жизни, даже самого соперника в инструмент своего удовольствия. Возглас Дагни, обхватившей его руками, сказал Риардену, что именно так она и хотела принадлежать ему.

Силуэт конвейерной ленты, возносившей уголь к вершине далекой башни на фоне исчертивших небо огненных полос, казался исходящей из земли неистощимой чередой черных контейнеров, по диагонали пересекавшей закат. Далекий приглушенный лязг угадывался за звоном цепей, которыми молодой человек в синем комбинезоне крепил механизмы к железнодорожным платформам, выстроившимся на боковых путях коннектикутской «Шарикоподшипниковой компании Квинна».

Мистер Mоуэн из Объединенной сигнально-семафорной компании, располагавшейся на противоположной стороне улицы, стоял рядом и наблюдал. Он остановился по дороге домой со своего предприятия, чтобы проследить за погрузкой. Легкое пальто обтягивало его невысокую полную фигуру, котелок покрывал седеющие светлые волосы.

В воздухе уже тянуло первыми сентябрьскими холодами. Все ворота на территории Квинна были широко открыты, люди и краны вывозили наружу станки, словно извлекали все жизненно важные органы, оставляя труп, подумал мистер Mоуэн.

– Значит, еще одна? – спросил он, тыкая большим пальцем в сторону предприятия, хотя ответ уже знал заранее.

– А? – буркнул молодой человек, только что заметивший его.

– Значит, еще одна компания перебирается в Колорадо?

– Угу.

– Третья из Коннектикута за последние две недели, – продолжил мистер Mоуэн. – A если поглядеть на то, что происходит в Нью-Джерси, Род-Айленде, Массачусетсе и по всему Атлантическому побережью…

Молодой человек не смотрел на него и не слушал.

– Словно забыли перекрыть водопровод, – проговорил мистер Mоуэн, – и вся вода утекает теперь в Колорадо. И все деньги.

Молодой человек перебросил цепь через укрытый брезентом крупный станок и вслед за ней перелез на противоположную сторону.

– Где привязанность к своему родному штату, где верность… Но люди бегут. Не знаю, что с ними случилось.

– Все дело в законе, – проговорил молодой человек.

– В каком законе?

– В Законе справедливой доли.

– Как это?

– Я слышал, что мистер Квинн год назад намеревался открыть филиал в Колорадо. Закон разрушил его планы. Поэтому он и решил целиком перебраться туда со всем штатом и оборудованием… во всеоружии, так сказать.

– Не вижу оснований для этого. Закон был необходим. Стыд и позор, чтобы старые фирмы, существовавшие из поколения в поколение… Закон здесь был просто необходим…

Молодой человек действовал уверенно и быстро, работа словно бы радовала его. За его спиной громыхал вползавший на небо конвейер.

Четыре далекие дымовые трубы казались флагштоками, над ними неторопливо курились дымки, похожие на длинные вымпелы, приспущенные в красных вечерних сумерках до половины мачты.

Мистер Mоуэн привык видеть эти трубы на горизонте еще со времен своих отца и деда. Конвейер был виден из окна его кабинета уже тридцать лет. То, что «Шарикоподшипниковая компания Квинна» могла исчезнуть с противоположной стороны улицы, казалось непостижимым; о решении Квинна Моуэн узнал заранее и не поверил ему; или, точнее, поверил, как верил многим словам, которые слышал или произносил, усматривая в них только звуки, не имеющие конкретного отношения к конкретной реальности. Теперь он понял, что переезд соседа такой реальностью стал. И стоял возле платформ на боковом пути, будто полагая, что еще может остановить погрузку.

– Неправильно это, – проговорил он, обращаясь ко всему горизонту, хотя слышать его мог только один молодой человек на платформе. – При отце моем такого не было. Я не из больших шишек. Я не хочу ни с кем сражаться. Что произошло с миром?

Ответа не последовало.

– Ну а ты, например… тебя берут в Колорадо?

– Меня? Нет, я здесь не в штате. Так, подрабатываю. Нанялся, чтобы помочь с погрузкой.

– Ну а что же ты будешь делать после того, как они уедут?

– Не имею ни малейшего представления.

– А что ты будешь делать, если переехать решит кто-то еще?

– Поживем – увидим.

Мистер Mоуэн с сомнением посмотрел наверх: трудно было понять, к кому относится этот ответ – к нему, или молодой человек адресовал его самому себе. Однако внимание того было полностью приковано к работе; он не смотрел вниз.

Юноша перебрался к покрытым брезентом силуэтам на следующую платформу, и мистер Mоуэн последовал за ним, глядя вверх, споря с кем-то в пространстве:

– У меня же есть права, так ведь? Я родился здесь. И когда рос, не сомневался, что старые компании останутся на своем месте. Я рассчитывал, что буду руководить заводом, как это делал мой отец. Человек является членом общества, и у него есть право рассчитывать на общество, так ведь?.. С этим что-то надо делать.

– С чем?

– O, да знаю я, тебе-то все это кажется великолепным, так ведь?.. И весь этот таггертовский бум и риарден-металл, и золотая лихорадка в Колорадо, и пьяное веселье там, где Уайэтт и его компания расширяют производство, которое и так кипит, как переполненный чайник! Всем кажется, что это чудесно – и ничего другого не услышишь, куда ни пойди – и все кругом счастливы, строят планы, как шестилетние детишки на лето, можно подумать, что вокруг сплошной медовый месяц на всю страну или постоянное Четвертое июля!

Молодой человек молчал.

– Ну, я-то так не думаю, – проговорил мистер Mоуэн. И произнес, понизив голос:

– В газетах этого не пишут, учти, в газетах ничего толкового не прочитаешь.

Ответом мистеру Mоуэну послужил только звон цепей.

– Ну почему все они бегут именно в Колорадо? – спросил он. – Что там есть такого, чего нет здесь, у нас?

Молодой человек ухмыльнулся:

– Может быть, это как раз у вас здесь есть нечто такое, чего нет там.

– Что же?

Молодой человек не ответил.

– Не понимаю. Это же отсталый, примитивный, непросвещенный край. Там нет даже сколько-нибудь современного правительства. Худшего правительства не найдешь ни в одном штате. И столь же ленивого. Оно ничем не занято – только содержит суды и полицию. Оно ничего не делает для людей. Оно никому не помогает. Не могу понять, почему наши лучшие компании стремятся сбежать туда.

Молодой человек посмотрел на него сверху вниз, но ничего не сказал.

Мистер Mоуэн вздохнул.

– Неправильно все это, – проговорил он. – Закон справедливой доли – вещь, безусловно, хорошая. Свой шанс должен получить каждый. И просто стыд и позор, что такие люди, как Квинн, пытаются добиться с его помощью несправедливого преимущества. Почему он не может предоставить кому-нибудь в Колорадо возможность изготавливать такие же подшипники?.. По мне, так лучше бы эти типы из Колорадо оставили нас в покое. И литейная конторка Стоктона не имеет никакого права встревать в сигнально-стрелочное дело. Все те годы, которые я потратил на него, дают мне бесспорное право старейшины; это нечестно, это чистая свара в стае, новичков не следует туда допускать. Куда я буду теперь продавать свои стрелки и семафоры? В Колорадо были две крупные железные дороги. Теперь «Феникс-Дуранго» закрылась, так что осталась только «Таггерт Трансконтинентал». Они поступили подло – заставили Дэна Конвея уйти. Всегда должна оставаться возможность для конкуренции… A я уже шесть месяцев жду заказанную у Оррена Бойля сталь, и теперь он говорит мне, что не может ничего обещать, потому что риарден-металл подорвал ему весь сбыт, за этот металл дерутся, и Бойль вынужден сокращать производство. И это нечестно… почему это Риардену можно подрывать чужие рынки… И мне тоже нужно немного риарден-металла, но попробуй теперь найди его! Очередь к нему уже выстроилась на три штата, и никому – ничего, только его старинным дружкам, таким как Уайэтт и Даннагер. Это нечестно. Это прямая дискриминация. Я ничуть не хуже этих ребят. Мне тоже положена моя доля этого металла.