Рай Куприн Александр

– Улыбнись! – снова приказал Мэтт, необычайно довольный тем, что она действительно хотела увидеть его.

Помимо всего прочего, тогда он предположил, что при беспощадном свете дня она воспримет все по-другому и поймет, что отсутствие денег и соответствующего положения станет непреодолимым препятствием ко всяким дальнейшим отношениям. Но оказалось, к счастью, она так не думала.

Мередит длинно, прерывисто вздохнула, и только когда попыталась заговорить, Мэтт сообразил, что она безуспешно старается подчиниться его требованию улыбнуться. Дрожащими губами она мрачно пролепетала:

– Собираешься меня пилить?

– По-моему, это скорее твоя обязанность.

– Неужели?

– Угу. Жены вечно пилят мужей.

– А что делают мужья?

Он с деланым превосходством оглядел ее:

– Мужья командуют!

По контрасту со следующими словами улыбка и голос были поистине ангельскими.

– Хочешь побиться об заклад?

Мэтт отвел глаза от зовущих губ, взглянул в сверкающие, словно драгоценные камни, глаза и ответил с обезоруживающей откровенностью:

– Не хочу.

И тут случилось то, что он менее всего ожидал. Вместо того чтобы развеселиться, она неожиданно заплакала, и не успел Мэтт выругать себя за то, что обидел ее, Мередит обхватила его шею и притянула к себе. Зарывшись лицом в его грудь, она заплакала еще громче, так что затряслись худенькие плечи. Мэтт молча растянулся рядом, и когда через несколько мгновений Мередит заговорила, слова было почти невозможно разобрать за потоком слез и громкими всхлипами:

– А жена фермера должна консервировать и мариновать овощи?

Мэтт едва успел подавить неуместный смех и, гладя ее роскошные волосы, выдавил:

– Нет.

– Хорошо, потому что я ничего не умею.

– Но я не фермер, – напомнил он. – Ты ведь знаешь.

И настоящая причина ее страданий вырвалась вместе с новым потоком слез.

– Я должна со следующего месяца начать учебу в колледже, – с глубокой искренней скорбью проговорила она. – Мне необходимо поступить в колледж. Я собираюсь когда-нибудь стать президентом, Мэтт.

Пораженный, Мэтт опустил голову, пытаясь разглядеть ее лицо.

– Весьма благородная цель, – объявил он торжественно. – Президент Соединенных Штатов…

Он говорил так серьезно, что непредсказуемая молодая женщина в его объятиях невольно сквозь слезы взвизгнула от смеха.

– Не Соединенных Штатов, а универмага, – поправила она, и теперь ее великолепные глаза искрились смехом. Куда подевались боль и отчаяние?

– Благодарение Богу и за малые милости, – пошутил Мэтт, вне себя от облегчения, что она наконец улыбнулась. – Через несколько лет я стану богатым человеком, но даже к тому времени вряд ли смогу купить тебе пост президента страны.

– Спасибо, – шепнула она.

– За что?

– За то, что заставил меня смеяться. Я не плакала так сильно с тех пор, как была совсем ребенком. А теперь, кажется, остановиться не могу.

– Надеюсь, ты смеялась не над тем, что я когда-нибудь разбогатею.

Несмотря на небрежный тон, Мередит почувствовала, что он не шутит, и мгновенно стала серьезной. В этом лице с квадратным подбородком светились решимость, ум и тяжело доставшийся жизненный опыт. Судьба не подарила ему тех преимуществ, которые имели мужчины ее класса, но Мередит инстинктивно чувствовала в Мэтте Фарреле редкое сочетание силы с несгибаемой волей и стремлением к успеху. И, несмотря на некоторый его цинизм и привычку повелевать, она чувствовала, что глубоко в душе Мэтта таится нежность. Сегодняшнее поведение было тому доказательством. Она сама была виновата в том, что произошло полтора месяца назад, и беременность и поспешное замужество, несомненно, так же гибельны для его жизни, как и для ее. Однако Мэтт ни разу не упрекнул Мередит за беспечность и глупость, не послал к черту, когда она попросила его жениться на ней… а ведь она ожидала взрыва негодования.

Мэтт понимал, какими невероятными казались его претензии, особенно сейчас, и видел, что Мередит исподтишка изучает его и взвешивает его шансы на успех. В ночь их первой встречи он выглядел как один из тех, среди которых она жила. Теперь же она поняла, из каких низов вышел ее жених, видела, как он, весь в грязи, копается в моторе. Мэтт вспомнил ее потрясенное брезгливое выражение лица. И теперь, глядя в это прекрасное лицо, почти ожидал, что она рассмеется… Нет, Мередит слишком хорошо воспитана для этого, скорее всего скажет что-то снисходительное, и он, Мэтт, сразу все поймет, эти нелгущие глаза выдадут ее.

И наконец Мередит заговорила – спокойно, задумчиво улыбаясь:

– Собираешься перевернуть мир?

– Вверх дном, – кивнул он.

К совершенному изумлению Мэтта, Мередит Бенкрофт подняла руку, застенчиво притронулась к его напряженному подбородку, погладила пальцем щеку, и улыбка отразилась в ее глазах, заставив их засветиться. Мягко, но абсолютно убежденно она прошептала:

– Уверена, что так и будет, Мэтт.

Мэтт хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Прикосновение ее пальцев, близость тела, выражение глаз подействовали на него словно наркотик. Совсем недавно его безумно влекла эта девушка, и теперь притяжение мгновенно вернулось с прежней силой, заставившей его наклониться и завладеть ее губами в безжалостном мучительном поцелуе. Он поглощал ее сладость, потрясенный собственным исступлением, когда пришлось почти силой раскрыть губами ее губы, потому что инстинктивно чувствовал: едва ли она ощущает то, что ему приходится испытывать сейчас. И когда ее губы раскрылись, он был ошеломлен нахлынувшим на него потоком чувств. Куда девались здравый смысл и холодный рассудок! Мэтт наклонился над ней, оцепенев от желания, и почти застонал, когда Мередит, отстранившись, уперлась ладонями в его грудь.

– Твои родные, – с отчаянием охнула она. – Они внизу…

Мэтт нехотя отнял руку от ее обнаженной груди. Его родные… Как он мог забыть о них! Очевидно, отец пришел к верному выводу относительно причин столь внезапного брака и к совершенно неправильному заключению насчет самой Мередит. Нужно спуститься и все прояснить: не стоит укреплять отца в том мнении, что Мередит – просто богатая потаскуха, которая сейчас не стесняется валяться с ним в этой спальне.

Мэтт был потрясен отсутствием всякого контроля над собой, когда рядом была Мередит. Медленные, нежные ласки… нет, он совсем не этого хотел… быстрое полное обладание – вот его цель, а такого никогда не случалось с ним раньше.

Откинув голову, Мэтт несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, вскочил с постели – подальше от соблазна! – и прислонился к кроватному столбику, наблюдая, как она с трудом садится и нерешительно оглядывает комнату, поспешно поправляя одежду. Мэтт усмехнулся, увидев, как тщательно Мередит прикрывает груди, которые он целовал и ласкал всего несколько мгновений назад.

– Рискуя показаться чересчур эмоциональным, – задумчиво заговорил он, – начинаю находить мысль о фиктивном браке не только ужасной, но и чрезвычайно непрактичной. Очевидно, что мы испытываем друг к другу сильное сексуальное притяжение. Кроме того, мы вместе сделали малыша. Может, стоит попробовать жить, как все женатые пары? Кто знает, – пожал он плечами, невольно улыбаясь, – может, нам это понравится.

Мередит не удивилась бы сильнее, даже если бы у него внезапно выросли крылья и он начал летать по комнате. Она поняла, что Мэтт не настаивает, а просто предлагает ей подумать и о такой возможности. Разноречивые чувства, вызванные его хладнокровием, с другой стороны, мыслями о будущей семье, смутили девушку, и она ничего не ответила.

– Спешить некуда, – бесшабашно улыбнулся он. – Впереди еще несколько дней, чтобы все решить.

После его ухода Мередит с усталым недоверием взглянула на закрывшуюся дверь, поистине ошеломленная быстротой, с которой он делал выводы, отдавал приказы и приходил к решениям. Характер этого почти незнакомого Мэтью Фаррела был воистину многогранен, и она никак не могла понять, какой же он на самом деле. В ночь их встречи в нем была некая леденящая отчужденность, граничившая с грубостью, однако чуть позже он улыбался над ее шутками, спокойно рассказывал о себе, целовал до беспамятства и любил с требовательной страстью и ошеломительной нежностью. Однако даже после той ночи она чувствовала, что он может быть резок и непреклонен и не стоит его недооценивать. Более того, чего бы ни предпочел Мэтью Фаррел добиться в жизни, он станет силой, с которой придется считаться.

Она задремала с мыслями о том, что он достаточно опасный противник для всех, кто вздумает стать ему поперек дороги.

Неизвестно, что сказал Мэтт отцу, но, когда Мередит спустилась вниз, Патрик Фаррел, казалось, успел вполне смириться с тем фактом, что сын скоро женится. Но несмотря на это, только веселая болтовня Джули помешала этому ужину стать тяжелым испытанием для Мередит. Мэтт все это время был молчалив и задумчив, хотя, казалось, лишь одним своим присутствием давал понять, кто главный в этой комнате и за столом. Патрик Фаррел, номинальный глава семейства, очевидно, уступил эту роль сыну. Худощавый мрачный человек с лицом, носившим следы бурной жизни и пережитой драмы, он предоставлял Мэтту решать все дела. Мередит он показался жалким и почему-то пугающим, да к тому же она чувствовала, что будущий свекор по-прежнему недолюбливает ее.

Джули, добровольно согласившаяся взять на себя роль кухарки и экономки, казалась праздничным фейерверком – всякая мысль немедленно срывалась с ее губ потоком восторженных слов. Ее преданность Мэтту была полной и очевидной: она подскакивала, чтобы принести брату кофе, спрашивала у него совета, слушала все, что он говорил, с таким видом, будто сам Господь спустился на землю и проповедует верующим. Мередит, отчаянно пытавшаяся не думать о своих бедах, не переставала удивляться тому, как удалось Джули сохранить оптимизм и жизнелюбие. Почему такая девушка, как Джули, предпочла добровольно пожертвовать своим будущим и карьерой ради отца и брата?

Прошло несколько минут, прежде чем Мередит сообразила, что Джули обращается к ней:

– В Чикаго есть универмаг «Бенкрофт». Я иногда вижу его рекламу в газетах и модных журналах. Однажды Мэтт привез мне оттуда шелковый шарф. Вы когда-нибудь бывали там?

Мередит кивнула, невольно улыбнувшись при упоминании магазина, но не стала вдаваться в подробности. Сейчас не время рассказывать о том, каким образом она связана с универмагом, да и Патрик так болезненно отреагировал на ее машину, что не стоило делать этого сейчас. Но к несчастью, Джули не дала ей выбора:

– Вы, случайно, не родственница Бенкрофтов, тех людей, что владеют магазином?

– Родственница.

– И близкая?

– Очень, – призналась она, улыбнувшись при виде восторженного блеска в больших серых глазах Джули.

– Очень близкая? – продолжала девушка, откладывая вилку и уставясь на Мередит с неподдельным изумлением. Мэтт не донес до рта чашку с кофе, а Патрик, нахмурясь, откинулся в кресле.

Молча смирившись с поражением, Мередит вздохнула:

– Мой прапрадед основал магазин.

– Потрясающе! А знаете, кем был мой прапрадед?

– Нет, конечно. Кем же? – спросила Мередит, так захваченная восторженным энтузиазмом девушки, что совсем забыла взглянуть, как отнесся Мэтт к этой новости.

– Эмигрировал в Америку из Ирландии и завел лошадиное ранчо, – сообщила Джули и, встав, начала убирать со стола.

Мередит улыбнулась и тоже поднялась, чтобы помочь.

– А мой был конокрадом!

Мужчины взяли чашки с кофе и направились в гостиную.

– Неужели взаправдашним конокрадом? – охнула Джули, наполняя раковину мыльной водой. – Вы уверены?

– Совершенно, – кивнула Мередит. – За это его и повесили.

Несколько минут они работали в дружелюбном молчании, но потом Джули объяснила:

– Следующие несколько дней отец работает в две смены. Я сегодня переночую у подруги – будем вместе готовить уроки. Утром вернусь и приготовлю завтрак.

Мередит, удивленная упоминанием об уроках, совершенно не обратила внимания на то обстоятельство, что остается наедине с Мэттом.

– Ты учишься? Но почему? Разве сейчас не каникулы?

– Я хожу в летнюю школу. Таким образом, я смогу окончить ее в декабре, через два дня после того, как мне исполнится семнадцать.

– Но это слишком рано.

– А Мэтту было шестнадцать.

– Неужели? – удивилась Мередит, засомневавшись в качестве подобного обучения в сельских школах, позволяющего так быстро усвоить школьную программу. – А что ты станешь делать потом?

– Поступлю в колледж. Собираюсь специализироваться в одной из естественных наук, но еще не решила в какой. Возможно, в биологии.

– В самом деле?

Джули, кивнув, с гордостью объявила:

– У меня полная стипендия. Мэтт до тех пор не хочет уезжать, пока не убедится, что я смогу справиться без него. Правда, нет худа без добра: он сумел получить степень магистра по управлению предприятием за это время. Хотя ему пришлось оставаться в Эдмунтоне и продолжать работать, чтобы оплатить медицинские счета матери.

Мередит удивленно уставилась на девушку:

– Мэтт сумел… что?!

– Получить степень магистра по управлению предприятием. Ее получают после степени бакалавра, – пояснила девушка. – В колледже Мэтт специализировался по двум предметам – экономике и финансам. У нас в семье все головастые, – добавила она, но, увидев потрясенное лицо Мередит, остановилась и нерешительно пробормотала: – Ты… на самом деле… ты ничего о нем не знаешь, верно?

«Только как он целуется и занимается любовью», – со стыдом подумала Мередит.

– Не много, – тихо призналась она вслух.

– Ну не стоит так уж винить себя. Большинство людей считают, что Мэтта не так-то легко узнать, а вы были знакомы всего два дня.

Это прозвучало таким осуждением, что Мередит отвернулась, не в силах встретиться с ней взглядом, и, подняв кружку, начала старательно вытирать ее.

– Мередит, – шепнула Джули, тревожно глядя на нее, – тут нечего стыдиться, я хочу сказать… для меня все одно, беременна ты или нет.

Мередит уронила кружку, и она покатилась по линолеуму под раковину.

– Но это так, – настаивала Джули, нагибаясь и поднимая кружку.

– Это Мэтт сказал вам, что я беременна? – едва выговорила Мередит. – Или ты сама догадалась?

– Мэтт потихоньку шепнул отцу, а я подслушала, хотя к тому времени уже поняла все сама.

– Чудесно, – пробормотала Мередит, сгорая от стыда.

– Вот именно, – согласилась Джули. – То есть до того, как Мэтт все рассказал отцу о вас, я чувствовала себя так, словно осталась единственной шестнадцатилетней девственницей в округе…

Мередит закрыла глаза, понимая, что вот-вот лишится сознания от унижения и гнева на Мэтта. Как он мог обсуждать ее с отцом!

– Должно быть, они здорово посплетничали на мой счет, – с горечью бросила она.

– Но Мэтт не сплетничал о тебе. Просто объяснил па, какая ты на самом деле.

Мередит стало неизмеримо легче, и, увидев это, Джули немного изменила тему:

– Тридцать восемь из двухсот девушек в нашей высшей школе забеременели в этом году. По правде говоря, – призналась она с некоторым унынием, – мне не приходилось беспокоиться об этом. Большинство парней боятся даже поцеловать меня.

Чувствуя, что от нее ждут какой-нибудь реплики, Мередит, откашлявшись, спросила:

– Почему?

– Из-за Мэтта, – с удовольствием поведала Джули. – Любой мальчишка в Эдмунтоне знает, что Мэтт – мой брат. И представляет, что он сделает с ним, если обнаружит, что он распускает руки. Если речь идет о защите женской добродетели, иметь Мэтта в родне все равно что носить пояс целомудрия.

– Мне почему-то… – выпалила Мередит, не сумев сдержаться, – мне не кажется это правдой.

Джули рассмеялась, и Мередит неожиданно засмеялась вместе с ней.

Когда они присоединились к мужчинам в гостиной, Мередит ожидала, что ей предстоит провести два скучных часа у телевизора, но Джули вновь взяла инициативу в свои руки.

– Что будем делать? – спросила она, выжидающе переводя взгляд с Мередит на Мэтта. – Может, сыграем в карты? Нет, подождите, как насчет чего-нибудь совсем дурацкого?

Джули повернулась к книжным полкам и провела пальцем по коробкам с играми.

– «Монополия»! – объявила она, оглядываясь.

У Мэтта не было никакого желания играть, особенно в «Монополию», и он уже хотел было предложить Мередит прогуляться, но подумал, что, вероятно, ей лучше снять напряжение, а их беседа может опять расстроить ее. Кроме того, Мередит подружилась с Джули и освоилась с ее присутствием. Он кивнул, пытаясь сделать вид, что в восторге от предложения, и вопросительно взглянул на Мередит. Та тоже, казалось, не слишком обрадовалась, но улыбнулась и кивнула.

Два часа спустя ему пришлось признаться себе, что игра в «Монополию» оказалась неожиданно интересной, и даже он постепенно увлекся. Джули веселилась от души, и не без ее влияния игра постепенно стала чем-то вроде фарса, причем обе девушки из кожи вон лезли, чтобы победить Мэтта, а если это не получалось, бессовестно жульничали. Дважды он поймал Джули на том, что та успела стащить выигранные им деньги, а теперь Мередит выдвигала самые невероятные причины, чтобы не платить ему штраф.

– Никаких извинений на этот раз, – предостерег он Мередит, когда ее фишка оказалась на собственности, которой он владел. – За это ты должна мне тысячу четыреста долларов.

– Ни за что! – самодовольно ухмыльнулась она и, показав на маленькие пластиковые макеты отелей, которые он построил на своей земле, постаралась незаметно подвинуть один из них кончиком пальца.

– Этот отель построен на моей земле, так что плати за незаконное вторжение.

– Я сейчас захвачу все, что у тебя есть, – пригрозил он, – если не отдашь моих денег.

Мередит, смеясь, повернулась к Джули:

– У меня только тысяча. Одолжишь мне?

– Конечно, – заверила та, хотя уже успела потерять все деньги. Потянувшись к груде банкнот, лежавших рядом с Мэттом, она выхватила пару пятисотдолларовых бумажек и протянула Мередит.

Несколько минут спустя Мередит признала поражение. Джули отправилась собирать книги, а Мередит убрала игру и поднялась, чтобы поставить ее на книжную полку. Патрик Фаррел встал.

– Мне пора, – объявил он. – Мэтт, ты оставил грузовик в гараже?

Мэтт кивнул и сказал, что утром попросит кого-нибудь подвезти его в гараж. Патрик обернулся к Мередит. На протяжении всей веселой игры она чувствовала на себе его взгляд. Теперь же он улыбнулся – нерешительной, угрюмой улыбкой:

– Спокойной ночи, Мередит.

Мэтт тоже встал и спросил, не хочет ли она пойти на прогулку. Радуясь каждой отсрочке, которая могла бы помешать ей отправиться спать, вне себя от тревоги, Мередит кивнула:

– С удовольствием.

Ночной воздух был теплым и свежим, а луна проложила по двору широкую дорожку. Не успели они спуститься с крыльца, как сзади возникла Джули с перекинутым через плечо свитером и учебниками в руках:

– До завтра! Джоэль ждет меня в конце подъездной дорожки. Я еду к ней домой готовить уроки.

Мэтт, сдвинув брови, резко обернулся:

– В десять часов вечера?

Джули на миг остановилась, опершись на перила, и раздраженно улыбнулась.

– Мэтт! – охнула она, закатив глаза, возмущенная таким бесцеремонным вмешательством в ее дела.

Мэтт согласно кивнул:

– Передай Джоэль привет.

Джули поспешно сбежала по ступенькам и помчалась к концу дорожки на свет фар, а Мэтт, обернувшись к Мередит, спросил ее о том, что, очевидно, не давало ему покоя:

– Откуда ты знаешь о захвате собственности и нарушении границ?

Мередит, откинув голову, любовалась полной луной, висевшей в небе, словно огромный золотой диск.

– Отец много говорил со мной о бизнесе. Как-то у нас возникла проблема, связанная с нарушением границ зоны, когда мы построили филиал универмага в предместье города, и еще одна, с полосой отчуждения, когда подрядчик залил асфальтом автостоянку.

И поскольку он задал вопрос первым, Мередит, в свою очередь, спросила о том, что мучило ее вот уже много часов. Остановившись, она сорвала листок с низко висевшей ветки, безуспешно пытаясь не выказать осуждения.

– Джули сказала, что у тебя степень магистра по управлению предприятием. Почему ты позволил мне думать, что не поднялся выше простого плавильщика, который отправляется в Венесуэлу, чтобы попытать удачи на нефтяных полях?

– А что заставило тебя считать, что все плавильщики – обычные люди, а магистры – что-то особенное?

Мередит расслышала мягкий упрек в его словах и вся сжалась. Прислонившись к стволу дерева и чувствуя спиной шершавую кору, она сказала:

– Я похожа на сноба?

– А ты и есть сноб? – спросил он, сунув руки в карманы и внимательно изучая ее.

– Я… – Она поколебалась, пристально вглядываясь в смуглое лицо, испытывая странное искушение сказать ему то, что он так хотел услышать, но твердо отказываясь от соблазна: – Возможно.

Мередит не расслышала отвращения в собственном голосе, но Мэтт все понял, и обаяние его неожиданной ленивой улыбки заставило сильнее забиться ее сердце.

– Зато я сомневаюсь.

Эти три слова доставили ей огромную радость.

– Почему?

– Потому что снобы не заботятся о том, снобы они или нет. Чтобы ответить на твой вопрос, могу сказать: отчасти я скрыл это, потому что степень ничего не означает для меня, по крайней мере пока не могу ею воспользоваться. Сейчас у меня множество идей и планов, которые, однако, могут не сработать так, как было задумано.

Джули сказала, что многие считают Мэтта слишком замкнутым, и Мередит могла легко поверить этому. И все же по временам она чувствовала себя настолько настроенной на одну волну с ним, что, кажется, могла читать его мысли.

– Думаю, что ты позволил мне считать тебя простым литейщиком еще и потому, что хотел посмотреть, значит ли это что-нибудь для меня. Это… что-то вроде испытания, не так ли?

Мэтт невольно хмыкнул:

– Скорее всего. Кто знает, может, я никогда не поднимусь на другую ступень…

– Но теперь ты возвысился от сталелитейных заводов до нефтяных вышек, – пошутила она, смеясь глазами. – Наверное, потому что хотел получить работу пошикарнее.

Мэтт последним усилием воли противился искушению схватить ее в объятия и заглушить смех губами. Она еще так молода и избалована, а он уезжает в чужую страну, где элементарные удобства считаются роскошью. Внезапный сумасшедший порыв взять ее с собой продолжал терзать мозг – совершенный бред. С другой стороны, она такая храбрая, милая и беременна его ребенком. Его ребенком. Их ребенком. Возможно, идея не так уж безумна.

Откинув голову, он тоже посмотрел на луну, пытаясь не думать о навязчивой идее, но тут же обнаружил, что пытается найти самое разумное решение.

– Мередит, – сказал он, – большинству женатых пар требуется не один месяц, чтобы узнать друг друга до свадьбы, а у нас всего несколько дней и меньше недели после свадьбы, когда мне придется отправиться в Южную Америку. Как думаешь, сумеем мы втиснуть пять-шесть месяцев в два-три дня?

– Наверное, – протянула она, сбитая с толку неожиданной напряженностью в его голосе.

– Вот и хорошо, – пробормотал Мэтт, почему-то растерявшись и не зная, с чего начать теперь, когда она согласилась. – Что бы ты хотела узнать обо мне?

Проглотив непрошеный смущенный смех, Мередит оцепенело взглянула на Мэтта, гадая, ждет ли он вопросов о наследственности, которые она могла бы задать отцу своего будущего ребенка.

– То есть… – нерешительно начала она, – я должна узнать, не было ли в твоей семье сумасшедших и нет ли у тебя приводов в полицию?

Мэтт, в свою очередь, едва удержался от смеха и с притворной торжественностью объявил:

– На оба этих вопроса могу ответить отрицательно. Как насчет тебя?

Мередит серьезно покачала головой:

– Ни безумия, ни приводов.

И тут он заметил, как весело блестят ее глаза, и во второй раз за несколько минут испытал непреодолимое желание схватить ее в объятия и прижать к себе.

– Теперь твоя очередь спрашивать, – напомнила она. – Что ты хочешь узнать?

– Только одно, – объяснил Мэтт с беспощадной откровенностью, упираясь обеими руками в ствол. – Ты хотя бы наполовину так сладка, как я думаю?

– Возможно, нет.

Он выпрямился и улыбнулся, уверенный в том, что она ошибается.

– Давай поговорим, прежде чем я забуду о том, что мы должны тут делать. В интересах полной истины, – добавил он, когда они повернулись и направились по тропинке, ведущей к шоссе. – Я только сейчас вспомнил, что имел два привода.

Мередит остановилась как вкопанная, а он, повернувшись, добавил:

– Когда мне исполнилось девятнадцать.

– Но что ты сделал?

– Дрался. Участвовал в уличных потасовках, если сказать точнее. Перед смертью матери я умудрился убедить себя, что если у нее будут лучшие доктора и лучшие больницы, тогда она не умрет. И у нее было все самое лучшее. Когда деньги по страховке кончились, отец продал сельскохозяйственный инвентарь и все, что мог, лишь бы оплатить счета. Но она все равно умерла.

Мэтт говорил старательно-бесстрастным тоном.

– Отец запил, а я не знал, что с собой делать, и много месяцев после этого каждый день искал, с кем бы подраться, на ком сорвать злость. И поскольку не мог добраться до Бога, в которого так верила мать, был рад надавать тумаков любому смертному. В Эдмунтоне совсем нетрудно затеять драку, – добавил он, сухо улыбаясь, и только сейчас осознал, что исповедуется восемнадцатилетней девушке в таких вещах, в которых не признавался никому на свете. И эта самая восемнадцатилетняя девушка смотрит на него со спокойным пониманием взрослой, умудренной жизнью женщины. – Два раза копы успевали вмешаться и забирали всех в каталажку. Но в этом нет ничего особенного. Только в Эдмунтоне знают о приводах.

Тронутая его доверием, Мередит тихо сказала:

– Ты, должно быть, очень любил ее.

И понимая, что ступила на очень зыбкую почву, вздохнула:

– Я совсем не знала мать. Она уехала в Италию сразу после развода. Думаю, мне повезло… потому что лучше уж совсем не видеть кого-то, чем любить и потерять.

Мэтт отлично понял, в чем она пытается убедить его, и не стал обескураживать ее.

– Очень мило, – объявил он со спокойной торжественностью, – очевидно, у меня в самом деле превосходный вкус в том, что касается женщин.

Мередит разразилась смехом, но тут же с восторгом почувствовала, как его рука, скользнув по ее спине, обвилась вокруг талии. Они продолжали идти, но через несколько шагов она внезапно остановилась:

– Ты был женат раньше?

– Нет. А ты? – поддразнил он.

– Ты прекрасно знаешь, что я… я никогда…

Мередит смущенно смолкла.

– Знаю, – кивнул Мэтт. – Не могу понять только, как с такой внешностью, как у тебя, ты ухитрилась до восемнадцати лет оставаться девственницей и не подарить себя какому-нибудь богатому юнцу с длинным языком, умеющему уговаривать девчонок?

– Терпеть не могу юнцов, – бросила Мередит и тут же с изумлением взглянула на него: – Господи, до этой минуты я ничего подобного себе и представить не могла!

Мэтт пришел в полный восторг, поскольку Мередит выходит замуж за настоящего мужчину, уж это точнее точного! Он ожидал, что Мередит добавит еще что-то, но, видя, что она молчит, недоверчиво спросил:

– И все? И только?

– По крайней мере это почти правда. Все дело в том, что до шестнадцати лет я была страшна как смертный грех и мальчики просто обходили меня стороной. Я ужасно злилась на них за то, что не обращали на меня внимания, и поэтому была не очень высокого мнения о них, всех до единого.

Мэтт, посмотрев на ее прекрасное лицо, соблазнительный рот и сияющие глаза, широко улыбнулся:

– А ты действительно была некрасивой?

– Скажем так, – сухо пояснила она, – вдруг у нас родится девочка, так для нее же лучше, если в детстве она будет похожа на тебя!

Мэтт взорвался оглушительным хохотом, расколовшим ночную тишину, и прижал ее к себе. Смеясь, он зарылся лицом в ее душистые волосы, потрясенный нежностью, которую испытывал к ней, тронутый доверчивой исповедью и окрыленный, потому что… потому что…

Он отказывался думать о причине. Самое главное – то, что она смеется и обняла его за талию. Мрачно улыбнувшись, он потерся подбородком о ее волосы и прошептал:

– У меня исключительный вкус во всем, что касается женщин.

– Два года назад ты так не считал бы, – смеясь, возразила Мередит, откидываясь назад в кольце его рук.

– Я провидец, – спокойно заверил он. – Даже тогда сумел бы все понять.

Час спустя они сидели на крыльце ветхого домика. Мэтт устроился ступенькой повыше, вытянув перед собой длинные ноги. Мередит прижала колени к груди, обхватив их руками. Они больше не делали попыток узнать друг друга, потому что Мередит ждет ребенка и вскоре состоится свадьба, и вели себя просто как любая парочка, сидящая на крыльце поздней летней ночью и наслаждающаяся тишиной и покоем.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Там, где Амноку с китайского берега сжали скалы Чайфуна и отвесными стенами спустились в нее с высо...
«У одного гениального скульптора спросили:– Как согласовать искусство с революцией?..»...
«С карандашом в руке сидел я на восточном кладбище Арзерума, срисовывая один весьма красивый надгроб...
Домовой тоже может страдать от зубной боли. И тогда он, измученный и несчастный, не исчезает при вид...
«О графе Брюсе кто не слышал – «сии птенцы гнезда Петрова… И Брюс, и Боур, и Репнин», но никто и нич...
«По мокрой погодице, в самую осень 1792 года, когда улица Шклова шумит под колесами, как одна унылая...