Галерея «Максим» Рой Олег

1999 год

К середине лекции по строительной механике Макс уже окончательно решил, что смоется с остальных пар. Очень уж тоскливо казалось сидеть в душной аудитории и слушать нудное бубнение препода, когда на улице такое яркое, праздничное, радующее глаз и душу бабье лето. Быть может, последние теплые деньки в этом году, слишком теплые для октября. Не исключено, что уже через неделю-другую наступят холода, начнутся либо хлюпающая каша под ногами и мокрый снег, либо гололед – все эти «прелести» долгой московской зимы. И что же – остаться здесь еще на три с лишком часа? Ну уж нет! Прочь из универа, на волю! Больше невыносимо здесь торчать, да еще в такой день. А день сегодня и впрямь особенный. Не потому, что за окном тепло и солнечно, а потому, что сегодня вечером он снова увидит Лену. С тех пор, как начался учебный год, они встречались редко, ей стало все время некогда. Впрочем, и в каникулы общались не очень-то часто. Лена много работала – и официанткой в кафе, куда устроилась на лето, и подхалтуривала на всевозможных презентациях, выставках, детских праздниках, массовках…

– Слушай, ну что ж ты так надрываешься? – не раз спрашивал ее Макс. – Лето, жара, сейчас бы гулять, купаться… А ты все работаешь и работаешь. От работы, между прочим, кони дохнут.

– Мне нужны деньги, – привычно отвечала Лена.

– Ну, не до такой же степени! Знаешь поговорку: всего пива не выпьешь, со всеми девчонками не перегуляешь, а всех денег не заработаешь.

– Ладно, Максим, не будем об этом, – обрывала разговор она, а между строк читалось: «Тебе этого не понять».

После таких слов Макс замолкал. По большому счету, Лена была права. Ему действительно было ее не понять, он, признаться, даже вообразить себе не мог, что сам будет когда-то работать, ходить в офис, зарабатывать деньги… То есть со временем, конечно, придется это делать, никуда не денешься, но пока даже думать о подобных перспективах не хотелось. Пока что деньги и все к ним прилагающееся доставались ему легко. Не в таком объеме, конечно, в каком хотелось бы (например, тачки своей у Макса в девятнадцать лет так до сих пор и не имелось), но на жизнь хватало. Мать почти ни в чем не отказывала единственному сыну, дед нет-нет да делал неплохие подарки, дядя Влад частенько подкидывал «на молодость», как он это называл, – с тех пор, как Макс узнал, что у них с маман шуры-муры. Впрочем, маму Максим за это не осуждал, даже был в какой-то степени на ее стороне, понимая, что батя у них тот еще зануда. С таким талантом, как у него, можно было бы как сыр в масле кататься, свалить за кордон в какое-нибудь теплое местечко, куда-нибудь в Италию или Швейцарию (с семьей, разумеется!), и жить там припеваючи. Так ведь нет – у него, понимаете ли, принципы, не хочет, видите ли, родину покидать…

Когда в коридоре зазвенел наконец-то долгожданный звонок, Макс первым сорвался с места и, перепрыгивая через ступеньки, поскакал через всю огромную аудиторию вниз, с привычной верхотуры, где всегда сидел, к выходу.

– Максим! – окликнул его в спину девичий голос. – Емельянов!

Он обернулся и встретился глазами с преданным взглядом Ани Дорошиной. Отличница, первая зубрилка потока глядела на него с таким обожанием, что парень невольно усмехнулся про себя.

– Чего? – не слишком приветливо спросил он.

– Максим… – Она опустила глаза и вся залилась краской. – Ты… Я хотела… Я хотела спросить… Ты задачу к семинару решил?

– Не-а, – весело покачал головой Макс. – И задачу не решил, и на семинар оставаться не собираюсь. Пока!

И помчался дальше, не слушая ее лепет о строгой преподавательнице, которая всегда отмечает отсутствующих на ее семинаре, чтобы потом, на экзамене, содрать с них три шкуры. На преподшу было плевать – все равно вопросы с экзаменами решала маман, «финансовым методом», как Максим это называл. А уж на Аню Дорошину с ее детской влюбленностью в него Максу было наплевать вдвойне. Эта забитая, угловатая, неуклюжая девчонка с острыми коленками и мышиного цвета волосами и в подметки не годилась Лене. Его Лене, красавице и будущей звезде экрана. В последнем Макс ни секунды не сомневался. С такой внешностью, с такой уверенностью в себе, с такой настойчивостью и работоспособностью Лена обязательно пробьет себе дорогу. Еще немного – и ее заметят, будут снимать в кино в главных ролях и показывать по телевизору. А он, Макс, будет гордиться тем, что у него такая девушка. Он и сейчас гордится своей Леной, ведь завоевать ее было непросто, очень непросто. Но Максу это все-таки удалось. Пусть изредка, но они встречаются. Последний раз виделись в выходные, провели ночь в отеле, и это было просто чудесно. И видимо, ей тоже понравилось, потому что сегодняшнее свидание Лена назначила сама, всего через два дня. Сама позвонила ему на мобильный и сказала, что надо увидеться. Встреча будет в восемь вечера, в кафе на Чистых прудах, рядом с ее любимым театром «Табакерка». Но до вечера еще нужно как-то убить время… Не домой же ехать! Макс кинул взгляд на большие электронные часы, висевшие в холле прямо над дверью. Маман, скорее всего, только недавно проснулась и теперь чистит перышки перед выходом, это занятие ежедневно отнимает у нее несколько часов. Из-за маман можно не напрягаться – она вообще у него ненапряжная. А вот если дома батя, то это кранты!.. Пожалуй, еще примется читать нотации об ограниченности, легкомыслии и бездуховном образе жизни, который ведет сын… Нет уж, домой ехать не стоит. Надо придумать что-то другое.

Выйдя на крыльцо, Макс достал мобилу и набрал номер своего друга Ярослава – Яра. Тот сегодня вообще не соизволил явиться в универ, скорее всего, просто-напросто забил на занятия. И сейчас наверняка зависает где-нибудь, отрывается по полной.

– Привет! Ты где, чего делаешь? – радостно закричал Макс, услышав в трубке «Алло!».

Проходивший мимо седобородый дядька профессорского вида с явным неодобрением покосился на Максима, особенно на сотовый в его руке. Похоже, завидует студенту – у самого небось и мобилы-то нет, а если и есть, то какой-нибудь здоровенный допотопный агрегат с огромной антенной. Не то что его новенькая аккуратная и компактная Nokia последней модели, всего-то пятнадцать сантиметров длиной. Тут и впрямь есть чему позавидовать. От этих мыслей Максу стало весело.

– Здорово, Макс! – отвечал тем временем Яр. – А мы тут с Гочей в кабаке зависаем, ну, знаешь, в подвале на Новослободской. Хочешь – подваливай к нам. Или ты там на прах прилежно ботанишь, а?

– Не, из универа я уже смылся! – повысив голос, сообщил Макс прямо в спину профессору. Вариант развития событий, который предлагал друг, его более чем устраивал, тем более что от Новослободской до Чистых прудов не так уж далеко. – Сейчас тачку поймаю и подвалю. Ждите, ща буду!

И помчался на Ярославское шоссе ловить машину…

Ему всегда нравился этот бар с деревянными, нарочито грубо сколоченными столами и табуретами в стиле салунов из вестернов. Как-то раз он привел сюда и Лену, но девушка его симпатий не разделила, сочла, что тут слишком накурено, излишне шумно и неудачный подбор музыки – одна попса. Однако Макса и его приятелей все это нисколько не смущало.

– А вот и я, не ждали? – улыбнулся он, пожимая руки друзьям.

Приветствуя Макса, Яр поднялся, чуть приобнял его, похлопал по плечу. Гоча оставался сидеть, ограничился тем, что протянул ладонь.

В глубине души Макс завидовал им обоим. Но по разным причинам. У невысокого, крепко сбитого Яра были богатые родители, его отец владел фирмой куда более крутой и крупной, чем у деда Максима, – совместным с Турцией предприятием, которое строило по всей Москве современные деловые и торговые центры из стекла и бетона. Правда, Ярослав постоянно ныл, что «черепа», как он их называл, держат его в черном теле. Денег дают мало, вместо того чтобы купить новую тачку, отец отдал ему свою старенькую «праворукую» «Тойоту» – а сам-то на «Гелендвагене» ездит… Но Макс воспринимал его жалобы как кокетство и не относился к ним всерьез.

С Яром они дружили уже год. Сошлись уже в начале первого курса – каждый почувствовал в другом родную душу. Вместе прогуливали занятия, вместе развлекались по вечерам и ночам, вместе смеялись над зубрилами-сокурсниками и их страхом перед сессией. Когда у твоих предков есть бабло, за сдачу экзаменов можно не беспокоиться! Все преподы, если найти к ним правильный подход – с конвертиком в руках, – очень охотно входят в положение студента. Ну, или почти все. За весь прошлый год Максу попался только один препод, наотрез отказавшийся решать проблему финансовым методом. Принципиальный, понимаешь, оказался. До сих пор у Максима из-за него «хвост» болтается. Хорошо еще, что предмет неважный, по нему даже не экзамен, а так, зачет.

У Гочи богатых родителей не было. Точнее, у него вообще не было никаких родителей. Мать отказалась от него сразу после рождения, кто был отец, вообще неизвестно. Гоча вырос в детдоме, потом получил крошечную квартиру в доме на окраине, нигде не учился и не работал, жил в свое удовольствие. Макс познакомился с ним через Яра – тот относился к Георгию чуть ли не с благоговением, считал до невозможности крутым и только что не криминальным авторитетом. Максим же в принадлежности Гочи к бандитам не был уверен, впрочем, его это и не особо интересовало. Как и то, чем тот занимается и как добывает средства к существованию – вполне себе даже небедному. Георгий ему тоже нравился – импонировала его мужественность, его взрослость (несмотря на то что они с Яром были всего на год моложе Гочи, тот держался гораздо солиднее и казался старше их). Но больше всего Макс восхищался его уверенностью в себе, особенно ярко проявлявшейся в общении с противоположным полом.

Внешне Макс с Гочей были немного похожи. Девчонки, с которыми они знакомились, иногда даже принимали их за братьев. Оба высокие, примерно одного роста и почти одинаковой комплекции, оба темноволосые и темноглазые, с крупными чертами лица. Вот только Георгий – Макс вынужден был это признать – выглядел куда лучше, куда привлекательнее. Да что там говорить – просто-таки красавцем он был, этот Гоча, черт его побери! Женщины, и молоденькие, и постарше, один раз взглянув в его сторону, уже не отводили от него глаз.

Максим, в общем-то, тоже был вроде бы недурен собой, но его внешность, как ему казалось, очень портил искривленный нос – результат падения с «горного» велосипеда, который дед подарил внуку на тринадцатилетие на зависть приятелям по двору. А еще уши… Некрасивой формы, слишком оттопыренные, они, по мнению их обладателя, были столь ужасны, что приходилось прятать их под волосами. Максу не очень-то шли длинные волосы, гораздо лучше смотрелась бы короткая мужественная стрижка, но позволить себе такую роскошь он не мог – из-за проклятых ушей. Так что оставалось только отращивать патлы и завидовать Гоче, с его голливудской внешностью и бешеным успехом у девчонок. И на всякий случай держать приятеля как можно дальше от Лены. Сколько бы та ни уверяла Максима, что он симпатичный и вообще «внешность в человеке не главное», он ни за какие деньги не стал бы знакомить ее с Гочей – мало ли что…

– Слышьте, парни, тут такая тема, – начал Яр, когда двухпинтовые кружки пива перед ними уже наполовину опустели, – айда сегодня вечером в «Дикую утку». Я там таких телочек высмотрел – закачаешься!

– Не, братела, я пас, – покачал головой Максим. – Сегодня я занят, надолго и прочно.

– Ясно, – понимающе усмехнулся Яр. – Со своей встречаешься, да? Ну, на нет и суда нет. Гоча, а ты как?

– Да я бы не прочь… – лениво протянул тот. – Только я сейчас на мели. «У пана атамана нема злотого запасу». Спонсируешь?

Яр отвел глаза:

– Ты ж знаешь мою засаду с предками… Еле-еле сегодня у них на бензин выпросил. Макс, может, ты раскошелишься?

Максим ненадолго задумался.

– Я тоже пустой… Но есть идея. Можно у маман попросить.

– А она даст?

– Конечно, не вопрос. Я все равно собирался ей звонить, бабла поклянчить.

До встречи оставалось меньше четверти часа. Алла взглянула на свои новенькие часики и снова невольно залюбовалась ими. Красивая безделушка известной ювелирной фирмы явно стоила очень недешево, и это делало маленький презент от Влада еще более приятным. Сама она позволить себе такие вещи, увы, не могла.

Мужу, разумеется, пришлось наврать, что часы куплены на распродаже и за сущие копейки. Лучше бы было, конечно, сказать, что это подарок отца, но она как-то сразу не сообразила и потом пожалела об этом. Илья долго недовольно шлепал губами, вздыхал, но в конце концов смирился и замял тему, посетовав напоследок: «Ты невыносимая транжира!» Может, понял, что она его обманула? Вряд ли, он плохо разбирается в ювелирке. Впрочем, хоть бы и понял! Глядишь, задумается о том, что у них давно уже не семья, а черт-те что и сбоку бантик, каждый сам по себе. Да и как может быть иначе, если она, Алла, одна в этой семье зарабатывает деньги? Если бы не ее бутики (ну, и папина помощь, конечно), они вообще с голоду бы умерли и голыми ходили. Картины Ильи здесь, в России, покупали редко и неохотно, и это было особенно обидно, учитывая то, как понравились его работы публике в Европе. Эх, если бы Илья был хоть чуточку более предприимчивым и менее упертым, их жизнь сложилась бы совсем по-другому. Перебрались бы на Запад, зажили бы как люди… Черт, даже думать на эту тему досадно!..

А тут еще, как назло, опять красный свет. Да что ж ей так не везет сегодня! Пока ехала, ну просто все светофоры собрала, без исключения. И, здесь, похоже, можно застрять надолго, вон какой хвост выстроился. Плотный поток машин никак не хотел пропускать ее золотистую «Део Нексию». Грязная «Газель» нагло встала прямо перед ней, когда она наконец увидела небольшой просвет, в который можно было втиснуться. Алла с раздражением ударила по клаксону, но водитель даже не удостоил ее взглядом. В соседней машине толстяк в офисном костюме смотрел в окно отсутствующим взглядом и тоже явно не собирался дать ей возможность проехать.

«Ну уж нет! – раздраженно подумала Алла. – Я с вами тут стоять не буду, мое терпение лопнуло. Это у вас полно времени, а меня ждут!»

Ловко вырулив на бровку тротуара, она проехала полквартала и выскочила через ближайший проходной двор на параллельную улицу. В этот момент несколько раз тренькнул мобильный, но трубку Алла не взяла. Наверняка Илья звонит, кто еще может так не вовремя?

С арковкой повезло – нашлось местечко почти у самого отеля. В итоге Алла опоздала минут на десять, не больше. Вышла из машины, не забыв поставить ее на сигнализацию, поправила на плечах отороченную рысью накидку. Чуть покачиваясь на высоченных шпильках, поднялась на крыльцо, миновав сенсорные двери, вошла в холл, на ходу осмотрела себя в огромном зеркале и улыбнулась: она была безупречна. Впрочем, как всегда. Шедшая навстречу женщина в элегантном костюме от Дольче & Габбана кинула оценивающий взгляд на ее часики, и это доставило Алле особенное удовольствие.

В лобби-баре отеля играла тихая фортепианная музыка. Влада Алла увидела издалека: высокий и статный, одетый с большим вкусом – дорого и элегантно, он сразу притягивал к себе внимание, хотя за столиками было полно других мужчин. Теперь она пошла медленнее – так походка выглядит грациознее. К тому же показывать, что торопишься, не очень пристало: еще решит, что она совсем голову потеряла, а это ни к чему. На протяжении всего их романа она блюла образ обольстительницы и четко следовала его нехитрым канонам.

Влад словно почувствовал ее взгляд спиной и, оглянувшись, расплылся в приветливой улыбке. Приподнялся ей навстречу, поцеловал, отчего тут же заколотилось сердце, и отодвинул стул, помогая сесть.

– Недолго ждал? Такие пробки!.. – Алла кокетливо поправила прическу.

– Все понимаю, не переживай, – отмахнулся он. – Выпьешь что-нибудь? Коктейль или шампанское?

– Милый, я за рулем, – напомнила она, стрельнув глазками. – Не хочешь же ты, чтобы твои коллеги арестовали меня за вождение в нетрезвом состоянии?

Влад усмехнулся:

– Аллочка, какие коллеги? Ты разве не знаешь, что я работаю не в ГИБДД, а совсем в другом подразделении?

– А! – Она изящно махнула рукой с только что сделанным французским маникюром. – Я в этом не разбираюсь. Для меня милиция – она и есть милиция.

Он засмеялся, поймал ее руку на лету, поцеловал. Потом взял в ладонь и вторую руку, посмотрел на часики.

– Понравились? Я очень рад.

– Ну конечно, понравились… Как такое может не понравиться?

– А как отреагировал муж? – В голосе Влада послышались нотки злорадства.

– Ворчал, конечно. Я сказала, что сама их купила.

– А молоток ты, Алка. Помнишь, как в том анекдоте? В первый раз женщина приходит в магазин с любовником, второй раз с мужем, каждый ей покупает то же самое, что и другой. А на третий раз она приходит одна и возвращает одну из покупок.

Шутка неприятно задела самолюбие Аллы, но она постаралась отогнать неприятные мысли прочь – не хватало еще выглядеть в глазах Влада скандальной – и заметила беззаботным тоном:

– А что мне-то? Ты же знаешь Илью. Ему на все наплевать…

В ответ Влад сжал ее пальцы:

– Зато мне на тебя не наплевать… Ты не представляешь, как я соскучился.

– И как же? – игриво спросила она.

– Пойдем – покажу…

Через пару часов она томно лежала в номере на смятых простынях, задумчиво смотрела в окно и лениво, вполуха, прислушивалась к шуму льющейся воды, доносящемуся из душа.

Скажи ей еще год назад, что все будет вот так, она бы рассмеялась в ответ. Все произошло так стремительно и неожиданно… Впрочем, если оглянуться назад, вся ее жизнь состояла из неожиданностей. Чего стоит хотя бы брак с Ильей… Или появление Максима. Или то, что она открыла свои бутики? Последнее вышло вообще совершенно случайно – они отдыхали во Франции, бродили с папой и Максом по Парижу, и Алла, любуясь витринами, вдруг ляпнула, что тоже хотела бы иметь свой магазин. А отец вдруг принял ее слова всерьез, обещал подумать… – и вот результат. Сейчас у нее уже три бутика – целая сеть под названием «Haute couture», торгующая одеждой только самых известных фирм. Правда, покупателей у Аллы пока немного – не по карману серой массе соотечественников хорошие вещи, да и вкус у жителей постсоветского пространства не развит, они предпочитают одеваться на рынках – но надежды она не теряет. Надежды не столько на то, что благосостояние россиян повысится, сколько на то, что когда-нибудь сбудется ее заветная мечта – жить за границей. Лучше всего в Центральной Европе, ну, в крайнем случае в Северной Америке. Алла грезила об этом с самого детства, с тех пор как папа, работник Министерства внешней торговли, свозил ее, шестилетнюю, в Италию. Разительная непохожесть бедного, чтобы не сказать – нищего, отечества и процветающей капстраны сразила Аллочку наповал. Взрослые никак не могли объяснить ей, почему она должна жить в серой пасмурной Москве с ее хмурыми людьми и вечными очередями за всем необходимым, а не в солнечной Италии, среди жизнерадостных улыбок и множества замечательных вещей. Как она плакала, когда садилась в самолет, чтобы лететь обратно! Алла до сих пор это помнит.

Со временем она, конечно, повзрослела и смирилась с обстоятельствами, но желание переехать в другую страну не пропало, а только усилилось. Однако мечта до сих пор оставалась мечтой, именно поэтому Алла так злилась на Илью, упорно не желающего перебираться за границу. Скорее всего, именно тут и был корень их семейных проблем. Хотя и не только тут, конечно. На самом деле они давно поняли, что не подходят друг другу. Наверное, это случилось уже вскоре после рождения Максима. Сначала Алла терпела, потом начала потихоньку погуливать – так, от скуки, просто чтобы разнообразить свою жизнь. Однако раньше не случалось ничего похожего на ту бурю чувств, которая захлестнула ее сейчас. Она флиртовала хладнокровно и расчетливо, будучи уверена, что уже никогда не сможет влюбиться. И вдруг…

Все началось с презентации. Весной, в конце апреля, праздновалось открытие ее нового, третьего по счету, бутика. Алла никогда не экономила на своих банкетах, понимая, что чем больше народу их посетит, чем лучше напишут о тусовке в прессе, тем больше людей узнает о ее «Haute couture» и заглянет туда. Главная ставка, конечно, делалась не на «серую массу», а на людей известных – звезд, бизнесменов, политиков. Алла активно зазывала их к себе в гости, рассылая всем, кому только можно, пригласительные билеты. Была уверена: хоть кто-нибудь да придет.

Действительно, кое-кто из знаменитостей принял ее приглашение. Но основную часть публики, как обычно, составила всякая шушера – все эти тусовщики, мелкие журналисты, девицы, мечтающие найти богатого спонсора, и прочие зеваки, которые всегда наводняют любую светскую вечеринку. Впрочем, обычно Алла, как хорошая хозяйка, уделяла немного внимания и им – так, на всякий случай. Но в тот раз ее едва хватило на именитых гостей – и причиной стал он, Влад. Следуя неписаным светским правилам, он пришел не с женой, а с плоскогрудой, крашенной под блондинку моделькой. Возможно, именно ее повышенное внимание к Владу, нежные взгляды, которые лже-блондинка то и дело бросала на него, то, как она висела на нем, не отпуская от себя ни на шаг, и подстегнули Аллу. Сначала-то она просто наблюдала за ним со стороны, отмечая про себя, как отлично он выглядит, как стильно одет и как хорошо держится. А потом, увидев, как Влад, придвинувшись к девице поближе и что-то отвечая, приобнял ее за талию, Алла вдруг почувствовала жгучий укол ревности. «Ну все, хватит! – решила она. – Пора спровадить эту соску куда подальше!»

Зажав в руке бокал с шампанским, Алла кошачьей походкой приблизилась к ним.

– Можно украсть чуточку внимания дорогого гостя? – проворковала она, вроде как обращаясь к модельке, но не сводя глаз с Влада.

Девица не нашлась что сказать, только замекала. Соперница из нее была никудышная – слишком молода и неопытна. По ней издалека видно, что, кроме денег, ей от мужика ничего не нужно и, самое главное, что, кроме костлявого тела, ей совершенно нечего ему предложить.

– Конечно! Сама хозяйка вечера соизволила подойти ко мне? – улыбнулся Влад и отвернулся от девушки, которая упорно не желала понять, в чем дело. Встала как вкопанная и молча ждала, пока они поговорят.

Девчонка надеялась, конечно, зря. Подхватив Влада под руку, Алла увела его прочь. Как там говорится в пословице? Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе? Ну а тут все с точностью до наоборот. Если третий лишний не уходит, то мы сами уйдем от третьего лишнего.

С той самой минуты Влад принадлежал только ей, хозяйке банкета. До окончания вечеринки они проболтали друг с другом, попивая шампанское и закусывая канапе. Впервые она пустила свое мероприятие на самотек, предоставляя всему идти своим чередом.

Уехали они тоже вместе. Ильи на презентации не было – он терпеть не мог тусовки и никогда на них не ходил. Алла, как само собой разумеющееся, приняла приглашение Влада продолжить вечер в ресторане. Покачиваясь в медленном танце, чувствуя его горячую руку на своей талии, прикасаясь щекой к его шершавому подбородку, она прислушивалась к собственным чувствам и недоумевала, почему ЭТО случилось с ней только сейчас. Как могла она столько лет жить без любви, без этого замечательного, лучшего в мире мужчины?.. Наверное, все эти годы она просто спала. И только сегодня проснулась.

Потом они очутились в гостиничном номере. Что это был за отель, как они туда попали, на какой машине приехали и как зарегистрировались, Алла не помнила. Зато врезалось в память то, что произошло потом. Без всякого преувеличения, она призналась себе, что Влад оказался лучшим из ее любовников – а ей было с чем, точнее, с кем сравнить.

С того дня все у них закрутилось, завертелось… И до сих пор, хотя прошло уже полгода, страсть не утихла. Во всяком случае, с ее стороны. А эти свидания, подарки, романтические встречи в отеле, где за ними был закреплен постоянный номер, только подогревали чувства. Честно сказать, Алле даже и не хотелось перевести их отношения в обычное русло и превратиться из любовников в супругов. Тем более что это все равно невозможно. Влад говорит, что сотруднику органов развод может подпортить карьеру – карьеру, которую он так блестяще начал. В его годы – и уже полковник, это не шутка. Так что о его разводе не может быть и речи. Ну и ей, признаться, тоже неохота разводиться с Ильей. Ссориться, выяснять отношения, судиться, делить квартиру, которая изначально принадлежала Илье, но которую Алла так хорошо отделала и обставила в соответствии со своим вкусом, – все это так муторно… Нет уж, пусть лучше все идет, как идет. Илья, видимо, тоже не хотел расставаться с ней, хотя Алле иногда казалось, что он обо всем догадывается. Это было заметно по каким-то мелочам, например по презрительному взгляду, которым он ее удостаивал, когда она возвращалась домой. Илья ничего не говорил, но последнее время вел себя еще более безразлично, еще более холодно. Иногда ей даже хотелось, чтобы он кричал, орал, чтобы бил кулаками в стену, устроил ей, наконец, грандиозный скандал. Но он молчал. Разумеется, из-за лени, из-за чего же еще. Из-за лени и равнодушия. Его интересует только искусство, только эти проклятые картины. Больше его ничего не волнует, даже собственная жена…

Шум воды в ванной стих, и Алла грациозно раскинулась на кровати, сексапильно выставив стройную загорелую ножку из-под шелковой простыни. Пусть она не так уж молода, пусть ей тридцать восемь, пусть у нее взрослый сын, но тело у нее упругое и ухоженное, такое не стыдно продемонстрировать любовнику. Который, как это видно сейчас, когда на нем одно только полотенце, обернутое вокруг бедер, тоже в очень хорошей форме. Свежий и бодрый, с капельками воды на волосах, он выглядел очень привлекательно, она прямо-таки залюбовалась им и потянулась ему навстречу, чтобы поцеловать.

В этот момент в сумочке снова запиликал телефон. Алла хотела проигнорировать звонок, но Влад сказал:

– Возьми, мало ли что… Он уже третий раз звонит, вдруг что-то важное.

И сам подал ей сумочку, избавив ее от необходимости вставать с широченной кровати.

– Алла, привет! – раздалось в трубке. – С тобой все в порядке? А то я звоню, звоню, а ты не подходишь…

– Сыночек! – громко сказала Алла, чтобы дать понять Владу, кто ей звонит. – Со мной все хорошо, просто я не слышала звонка. Как твои дела?

– Все нормально, только… Слушай, можешь мне немного деньжат подкинуть?

– А сколько тебе нужно?

– Ну, баксов сто. Или лучше двести.

– Двести долларов… – Она вопросительно взглянула на Влада, тот кивнул – мол, все в порядке, не вопрос. – Да, могу. До вечера это терпит?

– А можно сейчас? Ты сейчас где?

– Я в центре. Если так нужно, могу через полчаса быть в нашем кафе на Петровке.

– Отлично! Ты у меня лучшая в мире! Уже вылетаю.

– Через полчаса, – сказала она любовнику после того, как нажала кнопку отбоя.

– Балуешь ты его, – беззлобно заметил Влад, доставая из кармана пиджака бумажник и протягивая ей две купюры. Алла взяла их и чуть виновато улыбнулась:

– Да, наверное, ты прав – балую. Но что делать? Ты же знаешь, я не очень хорошо воспитывала Максима, все время была занята… Им в основном занимался Илья. А теперь, когда Макс вырос, все изменилось, он отдалился от отца и сблизился со мной… Впрочем, что я гружу тебя нашими семейными проблемами, они тебе на фиг не нужны.

– Не в том дело, – отвечал он, уже успевший полностью одеться, пока она говорила по телефону. – Мне надо бежать, да и тебе тоже – иначе опоздаешь на встречу с сыном.

Расстались они на улице – Влад сел в свою машину, а Алла пошла пешком, кафе было в двух шагах от отеля. Напоследок она потерлась щекой об его шею – пусть пахнет ее духами и вспоминает о ней.

Максим опаздывал. Алла успела дойти до кафе, усесться за столик, заказать кофе и клубнику, а его все не было. Поджидая, она невольно задумалась о своих отношениях с сыном и пришла к выводу, что им друг с другом повезло. Оба они ощущали себя не представителями разных поколений, а скорее приятелями.

Наконец появился и Максим, но не один, а в компании очень красивого темноволосого парня, по виду его ровесника.

– Это Гоча, Георгий, – представил Макс. – А это Алла, моя мама.

– Да ладно, хорош прикалываться, – ухмыльнулся Георгий.

– В смысле?

– Ты думаешь, я идиот? Поверю, что такая молодая девушка может быть твоей мамой? – отвечал Георгий.

Если он и притворялся, то весьма убедительно, и Алла довольно улыбнулась.

Она отдала сыну деньги, и Георгий почти тут же поспешил откланяться, чтобы «не мешать им». Алла, конечно, поняла, что Макс попросил у нее доллары для друга, но ей это было безразлично. Сын у нее уже взрослый, и это его дело, как он распоряжается деньгами.

– Красивый мальчик, – заметила она, когда Максим проводил приятеля и вернулся за столик.

– И ты туда же, – с досадой пробормотал он.

– Нет, ну правда! И знаешь, вы с ним чем-то похожи.

– Знаю, – отмахнулся Макс. – Много раз об этом слышал. Ты уже заказала себе что-нибудь?

– Да, вот несут мой кофе, – Алла поблагодарила официантку еле заметным кивком. – А ты что будешь?

– Я бы поел как следует. А то дело к вечеру, а я еще не обедал.

– Бедненький, совсем заучился… Конечно, закажи себе что-нибудь покушать. Кстати, сегодня Антонина должна приготовить на ужин твою любимую свинину по-царски.

– Это здорово, – отвечал Макс, изучая меню, – но домой я сегодня попаду очень поздно. Если вообще попаду сегодня. Может быть, что и завтра.

– Так, это уже интересно, – оживилась Алла. – А ну-ка рассказывай, не темни! Что там у тебя? Очередная девушка?

– Ну вроде того… Только она не очередная. Она особенная, понимаешь? Не такая, как другие.

Алла глядела во все глаза.

– С ума сойти! У тебя появилась постоянная девушка, а я ничего не знаю! И давно вы вместе?

– С весны, – охотно отвечал Максим, видимо, ему было приятно поговорить о своей избраннице. – То есть с лета. Мы познакомились в апреле, а встречаться стали в июле.

– Но как же так вышло, что я до сих пор ничего не знаю? – с шутливой укоризной продолжала расспросы Алла.

Макс замялся.

– Ну-у… Сначала рассказывать было особенно нечего. А потом, когда мы начали встречаться, тебя уже не было в Москве. Вспомни, сколько ты моталась – то на Майорке отдыхала, то на модные показы ездила…

Алла действительно вспомнила об этих своих поездках, в которых ее сопровождал Влад, и глаза ее затуманились.

– А где вы познакомились? – спросила она, вернувшись с небес на землю.

Ответ сына ее ошеломил:

– Да у тебя на презентации, весной. Помнишь, ты замутила тусню, когда открыла новый бутик? Там мы и встретились.

– Не может быть! Надо же, какое совпадение… – пробормотала Алла.

Сын поднял на нее взгляд:

– Ты о чем?

– Да так… Ни о чем. – Она чуть смутилась и быстро вернула разговор в прежнее русло. – И кто же она? Как ее зовут? Сколько ей лет?

– Зовут Лена. Елена Горохова. Ей двадцать пять.

– Двадцать пять? – Безупречные брови Аллы изумленно взметнулись вверх. – То есть она старше тебя на шесть лет?!

– Ну и что? – с вызовом парировал Макс.

– А чем она занимается? Где живет? Кто родители? – расспрашивала Алла, водя рукой по скатерти и рассматривая свой маникюр. По верху каждого ногтя, отделяя розовую часть от белой, шла полукруглая серебряная полоска. «В этот раз дизайн ногтей не очень удачен, на мизинце и среднем пальце вышло так себе», – подумала она, поморщившись.

– Лена учится в ГИТИСе. Кто ее родители, я не знаю. Живет в общежитии, приехала откуда-то с Урала, то ли из Екатеринбурга, то ли из Челябинска. А может, из Магнитогорска. Я не помню, – по тону Макса было ясно, что он уже понял, куда клонится разговор, и сам был не рад тому, что его затеял.

– ГИТИС – это нормально, но провинциалка… – Алла презрительно наморщила носик. – На каком она хоть факультете-то?

– На актерском.

– И что? У вас все серьезно?

Он уловил в ее голосе озабоченность и демонстративно рассмеялся:

– Да не волнуйся ты так! Жениться и прописывать ее в нашу квартиру я не собираюсь. Ты же знаешь, мне всего девятнадцать. Я еще непозволительно молод для серьезных отношений.

Алла на миг задумалась, потом пристально посмотрела на сына и тоже улыбнулась:

– Ну и слава богу. Только очень прошу тебя, будь аккуратнее, не вляпайся в историю! А то знаешь, как это бывает…

– Да знаю я, знаю, – заверил ее сын. – Ты уж за лоха-то меня не держи, ладно?

Сегодня ему почему-то особенно не работалось. Усмехнувшись, Илья подумал, что в его творческом кризисе уже выработалась целая градация состояний – от «просто не работается» через «не работается вообще» к «не работается особенно». Последний вариант был самой тяжелой формой. Вроде бы все обстоятельства сложились в его пользу – дома никого, сын в университете, Алла уехала по своим делам, соседка, помогающая Алле по дому, придет только к вечеру готовить ужин. Никто не отвлекает, за окном солнечно, в студии прекрасное освещение… А вот поди ж ты – не получалось вообще ничего. Ни один мазок не ложился как надо. И так уже который день… Над несложной, в общем-то, по задумке работой он безуспешно бился вот уже второй месяц.

После нескольких бесплодных попыток Илья наконец отложил кисть. На сегодня пора заканчивать. Он знал по многолетнему опыту: можно, конечно, заставлять себя, насиловать, вымучивая хоть что-то, хоть мизерный результат, но ни к чему хорошему это все равно не приведет. День будет потерян зря. Он проторчит до вечера в студии, ничего так и не сделает, ляжет в постель расстроенный, подавленный, с чувством разочарования в себе и всю ночь будет ворочаться без сна, увязая в печальных мыслях. Утром встанет весь разбитый – и все начнется сначала. Замкнутый круг. Именно так, кстати, и называлась картина, над которой он работал. Задумывая ее, Илья мечтал выплеснуть на холст все свои переживания, все гнетущее состояние обреченности и безнадежности, которое так преданно сопровождало его последнее время, не отпуская ни на шаг. Но работа не шла и облегчения не приносила. «Замкнутый круг». Замкнутый круг… По сути, странно как-то звучит, нелепо и парадоксально. Разве круг может быть незамкнутым? Тогда это уже не круг, а иная геометрическая фигура. Может быть, автор выражения имел в виду не круг, а окружность? Но окружность всегда тоже замкнута, иначе она будет не окружностью, а кривой линией… Господи, и что за ерунда лезет в голову!

Окончательно решив поставить на сегодняшней работе крест – «крест в замкнутом круге», как сформулировал это для себя Илья, – он тщательно вымыл и вытер кисти, убрал краски, прикрыл тряпкой незаконченное полотно. Илья никогда не понимал тех своих коллег, которые оставляли рабочее место в состоянии полного бардака, гордо именуя это творческим беспорядком. Сам он любил чистоту и терпеть не мог, когда вещи лежали неаккуратно и не на своих местах. Алла утверждала, что страсть ее мужа к порядку объясняется тем, что он Дева по гороскопу. Но сам Илья знал, что гороскопы тут ни при чем. Подобное отношение к окружающей обстановке, в особенности к собственной рабочей территории, было у него с детства, и помогла его выработать бабушка. Когда встал вопрос о том, чтобы отдать комнату на втором этаже Илюше под студию, она поставила условие – только в том случае, если он сам будет поддерживать там порядок и чистоту. И он ни разу не нарушил правила договора. Не нарушал их и теперь, когда ни бабушки, ни деда, ни мамы уже не было на свете.

По советским меркам родовое гнездо Емельяновых считалось огромным, а главное – уникальным. Это сейчас, когда многие уже стали нормально зарабатывать и иметь возможность разнообразно обустраивать свое жилье, двухэтажные квартиры не редкость. А тогда они были чем-то особенным, из ряда вон выходящим. Почти все, кто приходил к Емельяновым в гости, удивлялись – с ума сойти, у вас второй этаж есть! Маленький Илюша этим очень гордился. В их районе, на Басманной (тогда улице Маркса) просто большими квартирами было никого не удивить – исторический центр, дома в основном старые, новостроек, с социалистическим стандартом – двенадцать метров общей площади на человека – немного, хрущевок, где даже в комнатах тесно, а в кухне и вовсе не повернуться, практически нет. Так что количество комнат в квартире Емельяновых – их тогда было пять – приятелей Илюши не удивляло. А вот то, что в одну из них, просторную и светлую, хоть и с низким, всего два двадцать, потолком, нужно подниматься по лестнице – это совсем другое дело.

При бабушке верхняя комната была приспособлена для хозяйственных целей, служила чем-то вроде кладовки. Потом превратилась в его студию и пребывала в этой роли без малого тридцать лет. А затем ей добавилась еще одна функция – она стала еще и его спальней. Раньше Илья приходил сюда спать на старом диване-книжке только в исключительных случаях, когда болел гриппом, например, и не хотел заразить Аллу. Потом стал оставаться тут все чаще. А в последнее время окончательно перебрался из спальни в студию. Здесь можно было открывать окно и всю ночь спать, дыша свежим воздухом, и утром не слушать претензий жены о том, что она «вся окоченела и глаз не могла сомкнуть от холода». Здесь не было махровых простыней, на которых он чувствовал себя неуютно, и обилия розового цвета, который его так раздражал. Здесь – что греха таить! – не было Аллы, контактировать с которой ему иногда совершенно не хотелось…

Студия была его царством, его территорией, его миром, куда не допускались посторонние. Когда несколько лет назад Алла затеяла грандиозный ремонт и кардинально переделала все в квартире, Илья ни в чем ей не возражал, но на второй этаж не допустил. И тут все осталось, как было и десять, и двадцать лет назад. Разве что картин прибавилось. И конечно, изменился их стиль. В юности и в студенческие годы Илья работал в классической манере, потом стал пробовать другие приемы, искал себя… И нашел. Пусть его имя не гремит, у него нет собственной галереи и пока не было персональных выставок, а восторженные почитатели его таланта не рвут на аукционах друг у друга из рук его работы, но владелец швейцарского арт-салона купил целых три его картины за весьма приличную сумму, а это о многом говорит. Беседуя с Ильей, он недвусмысленно намекнул, что, если бы такой художник жил в Европе, его путь к успеху оказался бы куда короче. Однако Илья и мысли об эмиграции не мог допустить. Он нисколько не осуждал тех, кто уезжает, считая, что выбор места жительства – личное дело каждого. Но он, Илья Емельянов – русский человек и русский художник, и хочет жить только здесь, в России.

Едва он положил на место последнюю чистую кисточку, как внизу раздался звонок. «Наверное, Марина», – подумал Илья, торопливо спускаясь вниз. Его агент, или директор, или, как ей больше нравилось себя называть, импресарио, должна была приехать вечером, чтобы обсудить что-то важное. Но оказалась не Марина, и вообще звонили не в дверь, а по телефону. Илья не сразу это понял (так уж он был устроен: увлекшись работой или своими мыслями, мог запросто перепутать звонки), а поняв, отправился по квартире в поисках телефонной трубки. Ни Алла, ни Максим почему-то никогда не возвращали трубку на базу, а, поговорив, просто бросали ее где попало. Илью эта манера очень нервировала, тем более что лишенная подзарядки трубка быстро «садилась» и в самый неподходящий момент важного разговора принималась противно пищать, сообщая, что вот-вот «сдохнет».

Телефон обнаружился в гостиной на журнальном столике, Илья нажал кнопку уже в последний момент, после девятого или десятого звонка.

– Привет, старик! – услышал он. – А я уже хотел отбой давать, думал, вас никого дома нет. Наверное, оторвал тебя от работы? Прости засранца.

– Нет, что ты, Славка, – торопливо заверил художник. – Ты мне нисколько не помешал. Я просто телефон найти не мог.

Славка Буковский был его лучшим другом, даже больше, чем другом. Так уж получилось, что вырос Илья практически без мужского воспитания. Дед его, занимавший довольно крупные посты и бывший одно время даже заместителем министра, что называется, «сгорал на работе» и умер от очередного инфаркта, когда внуку было всего шесть лет. А отца Илья никогда даже не видел. Мама Илюши, Зиночка, была очень хорошенькой девушкой, модницей и хохотушкой. Кавалеры утверждали, что она похожа на Брижит Бардо, и ходили за ней толпами. А еще Зиночка была максималисткой, весьма обидчивой и не в меру принципиальной. И когда ее муж всего-то через три месяца после свадьбы неудачно пошутил с беременной женой – мол, при таком количестве поклонников вокруг нее он не может быть уверен, его ли это ребенок, – как Зиночка тут же выставила его за порог папиной квартиры, заявила, что больше никогда не захочет его видеть, и клятвы своей не нарушила. Верность данному слову была фамильной чертой Емельяновых.

Илья рос с мамой и бабушкой. И оттого особенно привязан был к соседу из квартиры напротив – Славе Буковскому. Тот был старше на восемь лет и относился к Илюхе как к младшему брату. Для мальчика же он был и старшим другом, и в какой-то мере даже заменой отсутствующего отца. Славка никогда не шпынял его, не унижал, не говорил обидных вещей в духе: «Ты еще мал, не поймешь!», а всегда объяснял, помогал, заступался, если нужно, – Илья в детстве был трусоват и дать отпор обидчикам не умел, не хватало ни сил, ни смелости.

Свою дружбу они пронесли сквозь годы и сами не заметили, когда стали общаться уже на равных. К тому моменту, когда Славка отслужил в армии, окончил МГУ и переехал в другой район, разменяв с сестрой родительскую квартиру, они уже не чувствовали разницы в возрасте. Да, Слава старше, опытнее, лучше разбирается в жизни и в людях. Но Илья так много знал об искусстве, культуре, истории и многих других вещах, что чаще даже старший из друзей, а не наоборот обращался к младшему за советом, например с просьбой объяснить, что означает то или иное новое слово, появившееся в последнее время в русском языке.

Наверное, со стороны нелегко было бы понять, что связывает и держит вместе этих двух совершенно разных людей. Один – художник, влюбленный в искусство, быть может, несколько «не от мира сего»; второй – офицер «на государевой службе», как он сам говорил, здоровый карьерист, отличный организатор, волевой, сильный. И при этом – душа любой компании, шутник, красавец, большой любитель и любимец женщин. Вроде бы диаметрально противоположные личности. А вот поди ж ты…

Последние годы они редко виделись, да и созванивались не так уж часто – оба заняты, дела, семья, работа. Но Илья по-прежнему очень дорожил этой дружбой. Он вообще был человеком не слишком общительным, трудно сходился с людьми, а привязавшись к кому-то, прирастал всем сердцем, всем существом. Не то что Алка – та могла, едва познакомившись на очередной тусовке с какой-нибудь дамочкой, тут же записать ее в лучшие подружки, проводить с ней сутки напролет, а через неделю рассориться и, повозмущавшись денек тем, какая та нехорошая, напрочь забыть о ее существовании.

Только благодаря Алле его круг общения оставался достаточно широким. В их доме часто бывали люди, устраивались какие-то приемы – жена настаивала на том, чтобы он поддерживал знакомство с бывшими однокашниками. Спецшкола, которую окончил Илья, в свое время считалась элитной, многие ее выпускники вышли в люди и стали крупными специалистами, возглавляли свой бизнес или занимали видные посты. Саша Глазков, с которым Илья в пятом и шестом классе сидел за одной партой, даже стал депутатом Думы. Бывшим сокурсникам по Строгановке в целом повезло чуть меньше: лишь немногие из них стали известными и пробились наверх, остальные держались как-то так, ни шатко ни валко, а большинство вообще сошли с дистанции, спились или и того хуже… С теми, кто остался, Илья продолжал общаться, но по-настоящему, всей душой, был привязан только к Марине. А из друзей детства – только к Славе Буковскому. К счастью, Славка, занимавший высокий пост, никогда не думал, что Илья дружит с ним из корыстных соображений. За столько лет они уже стали очень близкими людьми, почти родными, понимали друг друга с полуслова, и общение им никогда не надоедало. Вот и сейчас они протрепались почти полчаса – так, о всякой ерунде, – и прервались только потому, что раздался звонок домофона.

– Маринка пришла, – сказал Илья другу.

– А! – Даже по телефону было понятно, что Слава усмехнулся. – Ну, привет нашей бизнес-леди.

– Зря ты ее не любишь, старик, – привычно отвечал Илья. – Она хорошая.

– Ладно, ладно, не начинай. Все это уже сто раз сказано… Иди открывай. Нехорошо заставлять даму ждать. Пока, услышимся!

И в трубке раздались гудки. Поставив ее на базу, Илья поспешил к двери.

Марина, как всегда, влетела, точно вихрь. Не успел он щелкнуть замком, как она, буквально на лету сбросив плащ и цокая каблуками по паркету, уже была в комнате, а затем и в кухне.

– Пить хочу, умираю…

Не спрашивая разрешения, вынула из сушилки чашку, налила воды из фильтра, осушила ее несколькими жадными глотками, вытерла губы тыльной стороной кисти. Будучи частым гостем у Емельяновых, Марина вела себя здесь, как дома, и все давно к этому привыкли.

Напившись, Марина поставила чашку в мойку и решительно направилась в гостиную. Илья последовал за ней.

– Ну вот что, дорогой мой Емельянов, – начала она, усаживаясь на диване и вытягивая ноги, – скажу без ложной скромности: тебе со мной очень повезло.

– Да я никогда в этом и не сомневался, – улыбнулся Илья.

Он и правда так думал. Невозможно было даже представить себе, как бы он существовал без Маринки. С ней он обсуждал замыслы своих картин, с ней советовался в трудные моменты, ей первой показывал готовые работы. Именно Марине, даже чаще, чем Славке, он звонил, когда тяжело было на душе и казалось необходимым поговорить с близким человеком, а то и просто выплакаться. И при этом она еще и помогала ему в работе. Именно Марина, когда они еще были студентами пятого курса, пристроила в художественный салон его картину – и ее почти тут же купили, аж за сто рублей. Смешно вспомнить, что они тогда с Маринкой о себе возомнили, как развесили уши, воображая, что вот-вот, буквально завтра, Илья Емельянов станет знаменитостью и они разбогатеют… Конечно, тот первый успех был случайностью, не больше. Следующую работу им удалось продать только через несколько лет, Илья к тому времени уже был женат и растил Максимку. Как раз началась перестройка, многие художники продавали свои картины на Вернисаже, на Арбате, на Крымской набережной. Илья совсем было собрался примкнуть к ним, но Марина решительно его отговорила.

«И думать не смей, Емельянов! – заявила она. – Это – болото, зыбучие пески, смерть для творческого человека. Настоящие знатоки искусства картины на улице не покупают, а рисовать китч и дешевку на потребу публике – это унизительно. Ты же не собираешься разменивать свой талант на медные пятаки, Емельянов!»

И он послушался, хотя потом неоднократно жалел об этом. Особенно в то время, когда началась инфляция и его зарплаты реставратора перестало хватать даже на кисти и краски. Те годы вообще были тяжелыми. Алка, не привыкшая к трудностям, то и дело закатывала скандалы. Хорошо, что тесть быстро сориентировался, открыл свое дело и поправил материальное положение семьи. Все опять наладилось, у Аллы снова появились деликатесы и заграничные тряпки, к тому же они стали всей семьей выезжать за границу. Там от обилия новых впечатлений на Илью буквально нахлынуло вдохновение. Пока остальное семейство бродило по магазинам, он рисовал и, на удивление, быстро создал те три картины, которые потом и купил с подачи какого-то знакомого тестя владелец арт-галереи. Это были единственные работы Емельянова, проданные не Мариной (чего она ему до сих пор не могла простить). Всех остальных покупателей находила она. Подобное случалось не так часто, но все-таки благодаря ей Илья мог спокойно существовать, не чувствуя, что сидит на шее у Аллы. Хотя, конечно, зарабатывал он немного, приходилось экономить на всем, даже на красках. Вот и сейчас ему уже давно пора было бы обновить свои запасы, но в бумажнике только что ветер не гулял. И это было большой проблемой для Ильи – большей, чем он сам себе мог признаться. Любому мужчине неприятно, когда жена зарабатывает больше его. А если она еще тычет ему этим в лицо, покупая тряпки и побрякушки и каждый раз подчеркивая, что его денег не хватит ни на что подобное, – это неприятно вдвойне. Так что добрая весть, которую, как кажется, принесла Марина, может оказаться весьма кстати.

– Ну, говори, не томи! – поторопил он подругу. – Что там у тебя?

– А то, что я нашла тебе жирненького покупателя! – Она вся сияла, весьма довольная собой. – Слушай меня внимательно и запоминай. Покажешь ему «Камиллу» и «Осенний пейзаж», я с ним о них договорилась. А заодно еще пару-тройку, скажем, «Пиковую даму», «Подснежник»… и вон ту, с ладошкой…

Илья нахмурился:

– Марин, ты что говоришь? Ты же знаешь, я «Ладошку» даже не выставляю. Она для меня как талисман. Я ни за что ее не продам!

– Да кто тебя просит продавать ее? – напирала Марина. – Ты просто покажешь, какое разнообразное у тебя творчество. Так, чтобы себя зарекомендовать…

– Ладно, – не слишком охотно согласился Илья. – Просто показать могу. Когда он приедет?

Марина вдруг замолчала.

– Илюш, он не приедет, – проговорила она после паузы. – Он хочет, чтобы ты сам приехал к нему с картинами.

– Я?!

– Ты. Ну, то есть мы, – затараторила Марина. – Я с тобой тоже поеду, хотя у меня и дел невпроворот. Но ты же переговоры вести вообще не умеешь, обязательно накосячишь, а мне потом разгребать… Этот Агафонов, покупатель, такой вреднючий, еще, глядишь, потом вообще со мной работать откажется…

– Марин, а с какой стати мы должны ехать к нему и везти картины? – недоумевал Илья. – Это же не марки и не спичечные коробки, их перевозить целая история… Он что, стар или болен, твой Агафонов, не может выбраться из дома?

– Не заводись, Илюш. – Марина положила свою тяжелую руку с коротко остриженными ногтями ему на плечо. – У богатых свои причуды. Ему, понимаешь ли, хочется сразу увидеть, как будут смотреться твои картины в интерьере его дома…

Илья только фыркнул в ответ.

– Но ведь он платит! – продолжала уговаривать Марина. – И платит неплохо. Я тебе потом суммы назову – ахнешь! Думаешь, мне охота ехать к нему? Знаешь, как Виктор недоволен, что я его на выходные одного оставлю?

– А это кто – Виктор? – не понял Илья.

– Кто, кто, дед Пихто! Моя новая пассия, мужичок – во! – Она подняла оба больших пальца.

– Поздравляю… – рассеянно пробормотал Илья. Что-то в их разговоре особенно напрягало его, сидела в сознании какая-то заноза, но он никак не мог понять, в чем же дело. А у Маринки, значит, опять новый кавалер. Надо же, какая она неугомонная… И где она их только берет в таком количестве, чем приманивает? Внешне ведь совсем не такая эффектная, как Алка… Хотя человек незаурядный и энергии ей не занимать. И друг замечательный. Знает, что Илья некомфортно чувствует себя на переговорах, и поедет с ним… Стоп!

– Марин, а почему ты так говоришь об этом визите, будто ехать нужно куда-то далеко? – прервал Илья собственные мысли. – Почему «на выходные»? Он что, не в Москве живет, этот твой Афанасьев?

– Агафонов, – машинально поправила она. – Да, дружок, дом у него не в Москве. В Ситгезе.

– Это… в Крыму, что ли?

– Это в Каталонии, Емельянов! Под Барселоной. Так что придется тебе попридержать свою гордость, подумать о будущем и слетать на уик-энд в солнечную Испанию. Правда, за свой счет.

– Нет, Марина, – решительно сказал он, поднимаясь с дивана. – Это исключено. Уже само по себе то, что покупатель требует приехать с картинами к нему на дом, мне неприятно. А уж лететь к этому типу в Испанию, чтобы он там перед нами барина корчил, – и вовсе унизительно. Словно я милостыню прошу, а не свои картины предлагаю.

Вместо ответа Марина прищурилась и как-то нехорошо, искоса поглядела на него.

– Илюх, скажи мне… Только честно. Сколько у тебя сейчас денег в кошельке? А в заначке? Молчишь? Вот то-то и оно, Емельянов…

Она сделала несколько нетвердых шагов, приложила руку к груди, покачнулась и рухнула на стул. Денис поднял голову, увидел, что происходит, и кинулся к ней с криком: «Что такое? Маменька! Маменька, Людмила Герасимовна умирает!» Но она, полулежа на стуле с закрытыми глазами, не слышала его слов…

– Ладно, на этот раз сносно, – послышался откуда-то сбоку, точно из другого мира, высокий мужской голос. – На сегодня достаточно. Все свободны.

Студенты актерского отделения, радостно галдя, поспешили прочь. Лена вышла последней. Сегодня ей не хотелось покидать репетиционный зал, хотя она устала и была сильно расстроена. Роль Людмилы в дипломном спектакле «Поздняя любовь» ей никак не удавалась, режиссер сегодня постоянно делал ей замечания, несколько раз – в довольно резкой форме. Лена молчала, опускала глаза, но не обижалась, чувствовала, что все его придирки заслуженны и справедливы. В такие минуты она ненавидела себя, в душу закрадывалась неуверенность. Вроде бы она давно уже не «первокурка»… Уже нет того душевного трепета, с которым Лена первое время бродила по академии, постоянно думая о том, что ее кумиры когда-то тоже ходили этими коридорами, обедали в этой столовой, пользовались этими же учебниками, что и она теперь, жили в той же общаге. Нет неистового восторга, с которым воспринимались все занятия, даже лекции и репетиции. Нет благоговения перед преподавателями, которых она считала практически небожителями, – ведь даже те из них, кто не был известным актером или режиссером, все равно принадлежали к этому удивительному волшебному миру. Теперь, когда выпуск на носу, эмоции уже притупились, а вот комплексы, неуверенность в своих профессиональных возможностях остались. В душу заползало сомнение. А вдруг мама была права, и никакая она, Лена Горохова, не актриса, а бездарность и обычный обыватель? И нечего ей было лезть в Москву, надо было остаться дома, на окраине Магнитогорска, выйти замуж за Сашку Макарова, нарожать ему детишек, варить борщи, стирать на все семейство трусы и носки и к тридцати годам постареть, превратившись в грубую, толстую, отупевшую и уставшую от жизни тетку. А потом Сашка побежал бы к продавщице из продуктового, а она – жаловаться на жизнь таким же рано увядшим и расплывшимся соседкам… От одной только мысли об этом Лену передергивало. Нет, такой судьбы ей точно не надо!