Репетитор Тэффи Надежда

7

Впереди дали сигнал трогаться. Пастернак с побледневшим лицом нажал на педаль газа. Сашка, не понимая, что сказал полицейский, переводила встревоженный взгляд с меня на изуродованную машину человека, которого мы напрасно ждали в «Далмации». Съехав с моста, Пастернак остановился на первом же свободном месте. Он выключил мотор трясущимися руками и повернулся ко мне.

– Вы что-нибудь понимаете, господин Баринов? Как такое несчастье могло случиться?

Я пожал плечами.

– Вы верите в совпадения, Ефим Борисович? Верите, что некий Гюнтер Кроо назначает встречу, на которой хочет сообщить, что-то важное, однако перед этим почему-то напивается, садиться за руль и, на большой скорости, не справившись с управлением, врезается в ограду моста? Это похоже на несчастный случай? В глазах полиции – возможно, но мы-то знаем, что Кроо выполнял ваше поручение. Кто-то не мог допустить, чтобы Кроо рассказал о том, что он узнал.

Пастернак неуверенно произнес:

– Значит это таки не несчастный случай. Даже с закрытыми глазами видно, что это…

– Убийство! – закончила за испуганного человечка Сашка. Девушка уже обо всем догадалась. После московских приключений для нее не было полной неожиданностью то, что случилось с Кроо. Другое дело Пастернак. Он в растерянности снова и снова вытирал носовым платком, покрытую крупными каплями пота лысину.

– Что же теперь делать?

– Как что? Едем в офис покойного детектива, как и намеревались, – ответил я спокойно. – Возможно, там мы найдем ответы на все вопросы.

– А полиция нас не опередит? – подала голос Сашка.

– Не думаю. Для них – это обычная авария. Если полицейские и появятся в офисе, то не сейчас. У них нет причин торопиться. А у нас есть. Поехали, Ефим Борисович!

Немного пришедший в себя Пастернак, убрал насквозь мокрый платок в карман и резко тронул с места. Несколько минут спустя, наш фольксваген уже сворачивал на ничем не примечательную Тойтоненштрассе. Мы подъехали к длинному ряду трехэтажных домов и припарковались у тротуара. На всякий случай, я попросил Пастернака остановиться довольно далеко от офиса покойного детектива. Мои спутники остались в машине, а я направился к нужному подъезду. Вывески, указывающей, что здесь находится такое таинственное заведение, как контора частного сыщика, не было. Видимо из соображений конспирации.

Я едва успел шагнуть на невысокое крыльцо, как дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояли здоровые приземистые парни с грубыми лицами, по виду не немцы. Скорее представители юга. Их было двое, но за их широкими спинами, в подъезде, угадывался силуэт еще одного. Несмотря на жару, парни были одеты в легкие просторные ветровки.

«Под такой одеждой удобно прятать оружие», – мелькнула у меня мысль. Больше ни о чем еще подумать я не успел. Здоровяк, стоявший ближе ко мне, выхватил пистолет. Беретта, итальянский, пятнадцатизарядный. Хорошая машинка. Наверное, он хотел навести ее на меня, а возможно и выстрелить. Но я ему этого не позволил.

Мгновенно присев на одно колено, я атаковал противника в пах и, перехватив его руку с оружием, плечом снизу вверх ударил его в живот. Парень отлетел и всем весом навалился на приятеля. Они, общей кучей– малой, грузно свалились с крыльца сбоку от входа. Пистолет остался у меня в руке. Не замедляя темпа ни на секунду, я три раза выстрелил в грудь третьего нападающего, который оказался тоже вооруженным береттой. Он выронил свой пистолет и упал навзничь в подъезде. Я тут же развернулся, ища взглядом остальных, но у крыльца лежал без сознания только один. Второй со всех ног летел по улице в сторону машины Пастернака. Я не мог стрелять, боясь задеть своих. Парень промчался мимо черного фольксвагена и завернул за угол.

Я махнул рукой Пастернаку, чтобы он поспешил к крыльцу, а сам быстро обыскал лежащего в беспамятстве незнакомца. Ничего интересного при нем не было. Кинжал в ножнах, прикрепленных к ноге под брюками, запасная обойма к пистолету и албанский паспорт на имя Бамира Омери. Потом я занялся трупом в подъезде. У этого, кроме патронов и ножа, оказались ключи от офиса Кроо, на что указывал брелок с логотипом детектива, и компьютерная флэш-карта. Ее я сунул в свой карман. Паспорт у покойника тоже был албанский. Его звали Хашим Шкумбини. Я поднял с пола его беретту, а пистолет, из которого только что стрелял, протер платком и осторожно вложил в руку все еще не пришедшего в себя здоровяка. Экспромт, конечно, но сойдет. Последний раз оглядел поле боя и сел в подъехавший фольксваген.

Пока мы петляли по окрестным улицам, путая следы, мои спутники молчали. Только, когда, перебравшись через Рейн по Дойцер-брюкке обратно в Старый город, Пастернак, наконец, остановился в узком безлюдном переулке, Сашка с тревогой спросила:

– С тобой все в порядке, Сережа?

– Не беспокойся, все тип-топ.

Пастернак покосился на пистолет, который я засунул за пояс под рубашку, и сказал, осторожно подбирая слова:

– Я вас очень уважаю, господин Баринов, но не очень понимаю всю эту вакханалию. Мы уже на тропе войны или что?

Я рассказал перепуганному человечку о наших приключениях в Москве. Пастернак слушал не перебивая. Когда я закончил свой короткий рассказ, он закрыл лицо руками и простонал:

– Боже мой! Что я скажу Ляле! Куда я ввязался…

Потом Пастернак с отчаянием произнес:

– Послушайте, господин Баринов. Вы же видите, что я не такая шустрая цаца, как вы. Эта шикарная махинация не для меня. Есть неплохая идея. Если вы считаете, что это дело прибыльно, я передаю его в ваши вооруженные до зубов руки, и мы говорим друг другу «чюсс!». И не надо меня умолять остаться!

Человечек с надеждой посмотрел мне в лицо, ожидая ответа. Я согласно кивнул.

– Хорошо, Ефим Борисович. Я понимаю вашу реакцию. Дальше буду действовать самостоятельно. Только последняя просьба. Мне срочно нужен компьютер.

Пастернак с облегчением улыбнулся.

– Нет проблем! Я отвезу вас в одно приличное местечко, где есть все необходимое.

Так мы оказались в небольшом уютном интернет-кафе. Хорошенькая африканка приветствовала Пастернака, как старого знакомого. Видимо, он был здесь завсегдатаем. Наша компания заняла одну из свободных кабинок. Я включил компьютер и вставил флэшку в порт. На экране монитора появился текст на немецком языке.

– Да это же отчет Гюнтера Кроо для меня! Сегодняшнее число! – взволновано прошептал Пастернак, вглядываясь в ряды слов, мелькающие перед нами.

– Очевидно, что из-за этого отчета его и убили, – заметил я. Мы отпечатали документ на принтере в двух экземплярах. Один я оставил себе, а другой протянул Пастернаку. Затем, не теряя времени, мы углубились в чтение. Из отчета следовало, что покойный детектив, все-таки, нашел пропавшую дочь Габора. Никася находилась у некоего Макса Кункеля по прозвищу Хичкок. Кроо опросил все окружение девицы и узнал, что одно время именно Хичкок снабжал ее наркотиками. Через местных наркоманов он установил адрес Макса и поехал к нему. Хичкок жил на Роберт-Кох-штрассе недалеко от Кельнского университета. Наверно, там он и подбирал себе клиентуру из студентов. Вечером детектив подобрался к дому Кункеля и через окно видел девушку. Правда, он не смог определить, добровольно ли Никася там находилась или ее удерживали насильно. По крайней мере, она свободно перемещалась по помещениям, но на улицу не выходила. Кроо намеревался узнать у Пастернака, что ему делать дальше. Отчет заканчивался перечнем расходов. Указанная сумма была вполне скромной.

– Похоже, пока сыщик там болтался под окнами, его самого выследили, – предположил я, выключая компьютер.

Пастернак тщательно сложил бумагу и убрал в свой пузатый портфель:

– Что вы теперь собираетесь делать, господин Баринов?

– Пожалуй, навещу этого Хичкока.

Человечек поднялся с места и протянул мне руку.

– Желаю вам удачи. Должен вам сказать, вы таки отчаянный человек, господин Баринов.

Я пожал протянутую руку и посоветовал:

– Будьте осторожны, Ефим Борисович. Очевидно, что Никася связалась с очень опасными людьми.

В глазах человечка снова мелькнул страх.

– Ляля мне никогда не простит, если со мной что-нибудь случится! Хорошо еще, что сейчас она гостит у сестры в Эйлате. Я, конечно же, уже сегодня доложу обо всем уважаемому Виктору Юрьевичу.

Он обернулся, выходя.

– И, пожалуйста, простите меня. Как говорят в моей родной Одессе: «От страха не только глаза становятся больше, но и ноги длиннее».

8

После ухода Пастернака, приветливая негритянка вызвала нам такси и вскоре мы снова очутились в пансионе возле Хлодвигплац. Первым делом я осмотрел свой трофей. Беретта девяносто второй серии – самозарядный пистолет, отличающийся высоким качеством и надежностью. Хорошо продуманные форма и угол наклона рукоятки, мягкий спуск, длинная прицельная линия, хорошая балансировка – все это обеспечивает отличную точность и кучность стрельбы из этого оружия. Большая спусковая скоба и наличие флажков предохранителя с двух сторон позволяют стрелять из беретты не только правой, но и левой рукой, а также удерживая пистолет двумя руками. Даже в перчатках. Беретта исключительно удобна и при стрельбе с двух рук двумя пистолетами – «по-македонски». Недостатком можно считать то, что габариты пистолета и его вес делают сложным скрытое ношение. А, в общем и целом, отличное оружие.

Сашка, преодолев естественную робость, пошла в кафе, чтобы купить там, чего-нибудь пожевать. Я, тем временем, переоделся и сложил в пакет одежду и обувь, в которой был с утра. Потом разобрал и тщательно вычистил пистолет. Сашка принесла несколько пирожных с кремом и кофе. Она быстро сервировала журнальный столик, и мы поели. Я, конечно, предпочел бы пару бутербродов, но глупо слишком многого требовать от женщин. Сладкоежки! Все это время девушка практически молчала. Я тоже не видел необходимости обсуждать случившееся.

Однако, анализируя имеющуюся в моем распоряжении информацию, я постепенно по кусочкам складывал мозаику. Кое-какие факты указывали в определенную сторону, но они были такими незначительными… Слишком многого я еще не знал. Мне не были известны причины исчезновения Никаси. Было ли это похищение или избалованная девица решила устроить инсценировку? А может, Никася просто задолжала наркодилеру. Тогда кто старается помешать ее найти? Албанская мафия? Вряд ли. Ведь в Москве на нас напали не албанцы. Скорее всего, приказы поступают сюда из России, а не наоборот. От загадочного волка, который иногда забредает в дома к людям? Я очень надеялся, что после разговора с Хичкоком многое станет понятным. Если Никася действительно там, то поручение Габора будет выполнено. Мы навестим Сашкиного отца и вернемся в Москву. Я получу деньги, и Михаил сможет начать лечение своей дочери. Благополучный конец этого чисто семейного дела сейчас казался таким близким. Как говорится: «а счастье было так возможно! И так возможно и вот так!» Но каким-то шестым чувством я понимал, что все только начинается.

Конечно, я мог опоздать. Сбежавший албанец, разумеется, уже предупредил о том, что отчет Кроо попал в мои руки. Значит, они постараются спрятать Никасю в другом месте. Нам следовало спешить, поэтому после скромного обеда, мы отправились в сторону реки, захватив с собой пакет с моей одеждой. Я больше не стал предлагать Сашке остаться в пансионе. Все равно она бы ни за что не согласилась. Дойдя до набережной Агриппины, я, улучив момент, тихонько бросил в воду пакет, в который для веса положил, подобранный по дороге камень. С глухим бульканьем одежда и кроссовки со следами боя на Тойтоненштрассе навеки исчезли в глубине Рейна. Теперь следовало подумать о средстве передвижения. Через полчаса в нашем распоряжении был БМВ неброского серого цвета, арендованный на три дня в небольшой фирме проката автомобилей. Я помнил по прежним своим посещениям Кельна, что в этой фирме не очень строго следили за соблюдением формальностей. Правда, их услуги стоили немного дороже.

– Давай договоримся сразу, Александра, – начал я, пока мы ехали по запруженным транспортом улицам города в сторону университета. – Когда будем на месте, я схожу на разведку, а ты будешь терпеливо ждать меня в машине.

Девушка посмотрела на меня своими серыми глазами и отрицательно покачала головой.

– Нет, Сережа. Я одна боюсь.

– Нечего бояться, Казанова! Где твой боевой дух?

Сашка усмехнулась.

– Если честно, я и с тобой-то боюсь, а без тебя и подавно. Не совсем уж дура – понимаю, что происходит.

Она нежно провела кончиками пальцев по моей руке.

– Знаешь, Сережа, я о таких людях, как ты, только в книжках читала. Думала, когда малолеткой была, вот бы мне такого парня. Чтобы никого не боялся. Любого бы сломал… А теперь вижу, как это страшно и грязно… Смерть, кровь…

Девушка замолчала, задумчиво глядя перед собой. Такой я ее еще не видел. Вместо разухабистой и недалекой Казановы, рядом со мной сидел другой человек – понимающий, тонко чувствующий и очень добрый. Раньше Сашка была большим, невоспитанным ребенком, но за последние дни она здорово повзрослела. Почему-то на память пришли слова Стивена Кинга: «Если быть ребенком – это значит учиться жить, то становиться взрослым – это значит – учиться умирать».

– Ладно, куда ж тебя денешь, – вздохнул я. – Пойдешь со мной. Только держись сзади. Не путайся под ногами и громко не матерись с перепугу!

Пользуясь тем, что, в этот момент, я остановился у светофора, Сашка потянулась ко мне и поцеловала в щеку. Потом откинулась на спинку сиденья и засмеялась, как прежде – весело и беззаботно.

– Ура! Товарищ командир разрешил! Будем везде с ним вдвоем, как шерочка с машерочкой, ходить!

Я подхватил ее легкомысленный тон:

– Тихо, партизанка Булкина! Немцы кругом!

Замок местного наркобарона представлял собой большой трехэтажный дом, скрытый от нескромных взглядов прохожих, густыми зарослями кустарника и раскидистыми кронами магнолий. Я проехал мимо рассадника порока и припарковал БМВ на стоянке у женской больницы. В это время площадка была заполнена машинами посетителей. Вокруг царила обычная суета, и я надеялся, что на нас никто не обратит внимания.

Мы прошли вдоль тенистой улицы до участка Хичкока. После перестрелки на Тойтоненштрассе, я решил быть более осторожным, поэтому сразу врываться в преступное логово не стал. Сначала мы погуляли по округе и, не заметив ничего подозрительного, вернулись к интересующему нас дому. Был уже третий час пополудни. Солнце жгло немилосердно. Все живое попряталось, ища спасения от нестерпимого зноя. На улице, названной в честь знаменитого немецкого микробиолога, открывшего бациллу сибирской язвы, холерный вибрион и туберкулезную палочку, не было видно ни единой души.

Мы свернули с тротуара на дорожку, ведущую к дому наркодилера. Я осторожно открыл чугунную калитку и вступил на вражескую территорию. Сашка следовала за мной, настороженно оглядываясь. Во владениях Хичкока царил мир и покой. Над кустами, покрытыми яркими цветами, деловито жужжали букашки. В тени дерева, на тропинке, уходящей за дом, спал толстый полосатый кот. Слева от входа в дом у открытого гаража стоял большой дорогой внедорожник – «Порше Кайенн».

Мы обошли вокруг дома. Несмотря на жару, все окна были закрыты. Однако задняя дверь оказалась не запертой. Я вынул пистолет и осторожно вошел. Сашка за мной следом. За дверью начинался узкий прохладный коридорчик, который привел нас в просторный холл. Помещение было обставлено легкой светлой мебелью. Везде царил порядок. Я не слышал ни одного звука все то время, пока мы перемещались по дому. Похоже было, что центр наркоторговли опустел. Мы опоздали.

– Сережа, я хочу пить, – вдруг прошептала у меня за спиной Сашка.

– Пойдем, поищем кухню, – предложил я, пряча оружие. – Потом продолжим нашу экскурсию.

В поисках освежающих напитков мы быстро прошли по первому этажу и вскоре нашли кухню. Сашка подошла к холодильнику, открыла дверцу и, вскрикнув, отшатнулась. Я мгновенно оттащил ее прочь.

– Что там?

– Сам посмотри, – едва выговорила непослушными губами девушка.

Я заглянул внутрь. На меня тусклыми неживыми глазами смотрела голова какого-то мужчины. Голова лежала на широком блюде, полном крови, натекшей из разрубленной шеи. Лицо было знакомым. Я узнал сбежавшего от меня албанца, третьего участника банды. Так вот куда он так спешил! К Хичкоку. А здесь его ждала страшная смерть. Я повернулся к Сашке и показал на бутылки с пивом, стоящие на полочке в дверце.

– Будешь пить?

Девушка отрицательно мотнула головой. Слов у нее не нашлось. Она просто уничтожила меня взглядом. Я аккуратно закрыл холодильник. К счастью под столом нашелся ящик с бутылками минеральной воды.

После жуткой находки на кухне, просто необходимо было исследовать весь дом. Кто знает, какие тайны еще он скрывает? По крайней мере, тело-то несчастного албанца должно лежать где-то здесь. Я снова приготовил оружие, и мы приступили к осмотру жилища.

Следов на полу, по которым можно было бы определить, откуда на кухню принесли голову, не было. Видимо ее доставили в непромокаемой сумке или пакете. Пришлось выбирать наобум, куда идти в первую очередь. Я решил начать с подвала. У подвалов всегда мрачная репутация. Там принято устраивать застенки, держать несчастных пленников и прятать трупы.

Я оказался прав. Когда мы спустились по узкой лестнице вниз, нам открылось чудовищное зрелище. Подвал был полон мух. Жирные черные мухи сотнями роились в воздухе. В приоткрытое окошко влетали все новые полчища. Воздух вибрировал от их гула. В помещении стояла отвратительная вонь. Запах крови, человеческих испражнений, рвоты. Весь пол был залит какой-то бурой жижей. В углу лежало обезглавленное тело албанца. Возле него валялся небольшой топорик, лезвие которого густо покрывали ржавые пятна. Но не это было самым страшным. Посреди помещения стоял старый венский стул, к которому проволокой было прикручено то, что раньше было человеком.

Я велел Сашке оставаться на лестнице, а сам, осторожно ступая, подошел к мертвецу на стуле. Тот, кто потрудился над этим несчастным, явно не видел смысла жизни в служении гуманистическим идеалам человечества. Но свое черное дело знал, и крови не боялся. У Хичкока практически не осталось целым ничего из того, что можно было отрезать, сломать или вырвать. Вокруг стула валялись бесформенные куски мяса. Скорее по привычке, чем, надеясь на что-то, я прижал свой палец к шее покойника. Поразительно, но в этом истерзанном обрубке еще мерцала крохотная искорка жизни! Я почувствовал едва уловимое биение сердца. Видимо ощутив мое прикосновение, Кункель шевельнулся. Он попытался поднять опущенную на грудь голову, но сил на это у него не хватило. Тогда я осторожно приподнял голову наркодилера и увидел, что он пытается что-то сказать. Я приблизил свое ухо к его изуродованному рту с осколками зубов и напряг слух.

– Это… был… русский… Я ему… сказал все…, – едва разобрал я хрип Хичкока, сквозь мушиный гул.

– Где Никася? – крикнул я по-немецки. Потом на всякий случай еще раз повторил это же по-английски.

– В Париже… Русский ее… убьет…

Голова человека на стуле поникла, сердце больше не билось. Макс Кункель умер.

9

Вернувшись в пансион, я набрал номер Габора. Пора было серьезно поговорить с миллиардером. Для связи с ним, я использовал защищенную от прослушивания линию, поэтому можно было называть вещи своими именами. Голос капиталистического аллигатора был по-прежнему печален. Видимо груз ответственности за присвоенные богатства легче не стал. Как я и предполагал, Габор уже знал о последних событиях. Пастернак своевременно информировал своего хозяина.

– Вы были у этого, так называемого, Хичкока? Никася действительно у него? – с легким беспокойством в голосе спросил меня олигарх.

– Никася в Париже, а Хичкок на том свете.

– Это вы его убрали, господин Баринов? – вежливо поинтересовался Габор.

– Я опоздал. С ним до меня кто-то поговорил настолько грубо, что от парня осталась едва ли половина. Причем не лучшая. Однако Хичкок успел мне сказать, что это был гость из России, а Никасю спрятали в Париже.

– И что вы думаете обо всем этом, господин Баринов?

– Мне кажется, что ваша дочь почему-то очень нужна двум разным группам лиц. Одни ее похитили и удерживают. Почему похитили и для чего удерживают – пока неизвестно. Другие пытаются ее найти, не останавливаясь ни перед чем. Возможно, где-то в вашем окружении происходит утечка информации. Вторая команда знает о моем задании и пытается мне помешать.

– Что вы предполагаете делать дальше? – задал вопрос Габор.

– Необходимо ехать в Париж.

– Так поезжайте! Я распоряжусь, чтобы Пастернак оказал вам любое содействие.

Я хмыкнул.

– Вам не кажется, Виктор Юрьевич, что пришло время пересмотреть наш договор? История становится, чем дальше, тем страшнее.

– Сколько? – просто спросил этот барыга.

– Пятьдесят тысяч. Половина сейчас, половина, когда ваша дочь будет в безопасности.

Габор не раздумывал.

– Заметано. Свяжитесь с Пастернаком. Договоритесь с ним, как и что. А я прикажу Тарантулу, чтобы он нашел крысу, которая у нас завелась. Не теряйте времени. Я на вас надеюсь, господин Баринов. Крепко надеюсь!

Хотя уже смеркалось, я не откладывая, позвонил Ефиму Борисовичу. Безрезультатно. Человечек не отвечал. Пока я занимался делами, Сашка собрала вещи. Сообразительная девчонка догадалась, что в самое ближайшее время мы покинем наше убежище. Она сбегала в кафе на первом этаже и купила несколько дёнеров – турецких гамбургеров. Мы наскоро перекусили. После еды я снова попытался дозвониться до Пастернака. Тот по-прежнему не брал трубку. Больше ждать было нельзя. Я предупредил хозяина пансиона, что мы на пару дней уедем – осматривать рейнские замки. Сдав ему ключи от комнаты, мы заняли места в БМВ и отправились в гости к маленькому лысому человечку.

Теперь наш путь лежал на север. Пастернак жил неподалеку от главного вокзала Кельна на Вайденгассе. Пока мы добрались до этого тихого переулка, уже совсем стемнело. В бархатно-черном небе зажглись мириады ярких звезд. Теплый вечерний воздух наполняло благоухание цветов. В окнах небольших домиков, которыми была застроена улочка, горел мягкий свет. Слышалась негромкая музыка, смех. Жители отдыхали, играли с детьми, ужинали.

Привычно оставив машину подальше, мы, пройдя по безлюдной улице, остановились перед изящной калиткой, за которой в глубине двора высилось темное здание. Ни один огонек не оживлял мрачный фасад. Ни один звук не доносился из-за каменных стен. Сашка тихонько взяла меня за руку и шепнула:

– Что-то меня опять колбасить начинает. Я за этот день столько ужасов насмотрелась, сколько за всю жизнь не видела.

Я успокаивающе сжал ее горячие пальцы.

– Соберись, девочка. Мне тоже не нравится это место. Сейчас проверим, есть ли кто в доме.

Я надавил на кнопку звонка. В тишине было слышно, как в доме прозвучал мелодичный гонг. Никакого движения. Немного подождав, я снова позвонил. На этот раз подольше. Ничего не изменилось. Громада дома все так же безмолвно темнела перед нами.

На всякий случай, я достал телефон и набрал номер Пастернака. Слушая безответные гудки в трубке, я уже повернулся, собираясь возвращаться к машине, как вдруг Сашка потянула меня обратно.

– Тихо! Слушай!

Я опустил мобильник и прислушался.

Из мрака еле слышно доносилась знакомая мелодия. Я сразу узнал задорную одесскую песенку «Как на Дерибасовской»:

Этот развеселый припев звучал синхронно с гудками в моей трубке. Не выключая телефон, я открыл калитку и осторожно пошел к зданию. Сашка, боясь отстать, уцепилась сзади за ремень и следовала за мной по пятам, поминутно утыкаясь в спину.

Было действительно жутко слушать легкомысленный мотивчик, шагая в кромешной тьме к зловещему дому. Наконец, мы поднялись на высокое крыльцо. Входная дверь была не закрыта на замок и при легком нажатии отворилась. Я, пользуясь экраном телефона, как фонариком, вошел внутрь. Песенка звучала где-то совсем рядом. С трудом разглядев при слабом свете у стены торшер, я включил его.

Сотовый Пастернака лежал на журнальном столике, стоящем перед угловым кожаным диваном на котором в огромной луже засохшей крови скрючился сам хозяин дома. Я нажал клавишу на своем телефоне, и эта неуместная здесь песенка, наконец, умолкла. После осмотра тела стало ясно, что Пастернака убили давно, скорее всего, вскоре после того, как мы расстались в интернет-кафе. Ему одним точным ударом перерезали горло. Профессиональная работа. Выходило, что неизвестный убийца из России сначала побывал здесь, поговорил с Пастернаком и на прощанье полоснул его ножом по горлу. Маленький человечек не отличался безумством храбрых и, конечно, сразу выложил все, что знал. Затем убийца навестил Хичкока, чтобы узнать от него, куда увезли Никасю. Наркоторговец, правда, оказался крепким орешком. С ним пришлось изрядно повозиться, но с помощью топора ответы на все вопросы были получены. Безголовый албанец явно просто попал под раздачу. Оказался не в то время не в том месте. О Кункеле убийце мог сообщить Пастернак. Возникал вопрос: откуда убийца узнал о самом Пастернаке?

Хотя мы с Сашкой уже валились с ног от усталости, я все-таки заставил себя доехать до Бонна. Наконец, увидев зазывные огни какого-то мотеля в пригороде этой бывшей столицы Федеративной Республики Германии, я свернул с автобана. Буквально засыпая на ходу, мы дотащились до номера и упали на широкую мягкую кровать. Бесконечно долгий, жаркий и кровавый понедельник закончился.

Утром меня разбудили радостные трели пичуг за широким окном. Я приоткрыл один глаз. Комната была залита ослепительным солнцем. Новый день обещал быть великолепным. Сашка еще спала, уткнувшись носом мне в подмышку. Вставать не хотелось. Все тело ныло после вчерашних нагрузок. Чтобы избавиться от боли в мышцах необходимо было размяться. Я бросил взгляд на девушку. Вымотавшаяся Сашка продолжала сладко посапывать на моем плече. Жалко будить девчонку, но надо. Нам предстоит семисоткилометровый путь до Парижа. Придется ехать на автомобиле. Поездом или автобусом будет слишком долго, а, если воспользоваться самолетом, я не смогу взять с собой оружие.

Я осторожно поцеловал подругу. Сашка только крепче обхватила меня руками, устраиваясь поудобнее.

– Просыпайтесь, мадемуазель, – нежно сказал я, целуя ее снова.

Сашка глубоко вздохнула и простонала:

– Ох… Поднимите мне веки…

– Вставай, моя панночка. Нас ждет не дождется Париж!

Девчонка недовольно сморщила нос, все еще не открывая глаз.

– Подумаешь, Париж! Просю, мерсю, форсю…

Пришлось применить более радикальные меры. Я стряхнул Сашкину голову со своего плеча и решительно сказал:

– Булкина, вставай! Мне пора на тренировку!

Сашка, наконец, открыла сонные глаза и промурлыкала:

– Ну, что ты все дергаешься, Сереженька? Если женщина не права – надо просто попросить у нее прощения. И вообще, у нас на заводе говорили: «водка – сила, спорт – могила!»

Она зевнула, потянулась и вдруг, сбросив одеяло на пол, оседлала меня.

– Попался? Сейчас вместе потренируемся!

10

После брачных игр мадагаскарских обезьян, как окрестила Сашка нашу утреннюю постельную разминку, мы зашли в кафе при мотеле и решили плотно позавтракать. Дорога предстояла не близкая, и нужно было основательно подкрепиться. Мы взяли вареных яиц, колбасы, сыра и целую гору сладких пирожков. Потом все это запили крепким горячим кофе. Теперь мы были готовы к новым подвигам. Отдохнувшая Сашка кокетливо стреляла лукавыми глазками по сторонам, пока я рассчитывался с кельнером. В летнем цветастом платье, с копной слегка вьющихся пшеничных волос, сверкая загорелыми стройными ногами – она была чудо как хороша! Видя, с каким восторгом на мою подругу смотрят молодые ребята за соседними столами, я почувствовал укол ревности. Настроение упало.

Заплатив за завтрак, мы направились к выходу. Сашка, гордо задрав нос, грациозно качая бедрами, шла рядом со мной, провожаемая восхищенными взглядами мужской половины постояльцев мотеля. На улице я не выдержал.

– Казанова! Поменьше задницей виляй! Вон, как мужики на тебя пялятся.

Сашка снисходительно улыбнулась.

– Тебе-то что, Сереженька? Пусть пялятся.

– Привлекаешь к нам не нужное внимание. А я, может, переживаю, – заметил я хмуро, открывая перед девушкой дверцу автомашины.

Сашка тут же обвила мою шею прохладными руками.

– Какой же ты дурачок, Сережка! Я только твоя и всегда буду только твоей! Ну, перестань дуться на меня, глупый!

Она чмокнула меня в щеку и села в БМВ.

Спустя некоторое время, когда мы уже мчались по дороге на юго-запад, Сашка вдруг тихо спросила:

– Сережа, ты меня любишь?

Я не ожидал такого вопроса. Мы с ней никогда не говорили о своих чувствах друг к другу. Честно говоря, я ждал и боялся такого разговора. Да, мне было хорошо с этой простой, открытой, веселой девчонкой. Но скоро, так или иначе, история с Никасей закончится. Что дальше? Что я могу дать Сашке Булкиной? Она ведь еще очень молода, а я уже в таком возрасте, когда обращение «молодой человек» начинает радовать. Ей нужен нормальный обеспеченный муж, семья…

– Люблю.

Сашка заулыбалась.

– Сильно-сильно?

– Нечеловечески! – буркнул я, вдруг разозлившись сам не зная почему.

Девушка нежно погладила меня рукой по щеке и все так же тихо сказала:

– Я тебя тоже сильно-сильно… Ты – мой генерал.

Она замолчала, задумчиво глядя в окно. Я постарался сосредоточиться на управлении автомобилем. Наш серый БМВ исправно глотал километр за километром гладкий асфальт прекрасных германских автобанов. Я направил машину по дороге Е44 в направлении Трира. Этот город был основан еще в шестнадцатом году до Рождества Христова при римском императоре Августе и носил название Аугуста Треверорум. Между прочим, Трир претендует на звание самого древнего города Германии, хотя с этим не согласны жители нескольких других мест. Город известен всему миру как место рождения Карла Маркса. Менее известно, что почетным гражданином Трира одно время был Адольф Гитлер.

Справа и слева вдоль дороги виднелись зеленые холмы. Кое-где на их вершинах располагались маленькие городки с торчащими колокольнями церквей, башни старинных замков или громадные мачты ветрогенераторов. Постепенно невысокие холмы превратились в покрытые густым лесом горы. Отвесные скалы сжали дорогу. По пути мы несколько раз пересекли медленно текущие воды Мозеля.

– Как же здесь красиво, Сережа. Мы как будто в сказке оказались, – восторженно проговорила Сашка, любуясь величественной гладью реки.

– Ты права. Природа просто волшебная, – согласился я с девушкой.

– Как ты думаешь, когда мы сможем поехать к моему отцу? – вдруг спросила Сашка.

Я пожал плечами.

– Вот закончим наши дела в Париже и съездим.

– Знаешь, для меня это будет настоящий праздник. Я ведь всю жизнь жду этого момента, – улыбнулась девушка.

– Давай сначала сделаем работу, получим деньги. Какой же праздник без денег? Так, будни…

Сашка недовольно нахмурилась.

– Какой ты, все-таки, Сережка, зануда! Приземленный и меркантильный! Вечно ты мне крылья обрываешь. Не даешь даже помечтать.

Я наставительно произнес:

– С тобой так и надо, а то ты потолок пробьешь на своих страусиных крыльях.

Девчонка посмотрела на меня с укором.

– Вот из-за таких как ты, Серый, люди и не летают!

Тем временем мы миновали, оставшийся в стороне, Трир. Следующим этапом нашего путешествия был Люксембург. Я вел машину уже несколько часов и планировал после Люксембурга сделать остановку для короткого отдыха. Где-нибудь возле Тьонвиля, уже во Франции.

– Слушай, а где в Париже мы будем искать эту Никасю? Это же, наверно, большой город? – задала новый вопрос Сашка.

– Очень большой. Пожалуй, самый большой в Европе.

– Тем более. Как же мы ее найдем? – забеспокоилась моя попутчица.

Я коротко глянул на нее. На Сашкином лице была написана такая неподдельная тревога, что мне стало смешно.

– Рано еще истерить, мамзель Булкина. Скажу тебе по секрету: есть у меня одна мысль и, если она верная, то я догадываюсь, где могут прятать Никасю в Париже.

Сашка с сомнением покачала головой.

– А если мы ее все-таки не найдем? Что ты тогда будешь делать?

– Пойду себе вены резать, – вздохнул я. Потом серьезно добавил:

– Нет уж, Сашенька. Нельзя мне не выполнить это задание. Боюсь, что Никася находится в смертельной опасности. Ее могут убить в любую минуту. Про больную дочь друга и не говорю. Тоже нужно спасать ребенка. А знаешь, что в любом расследовании главное? – сменил я тон.

– Что? – встрепенулась девчонка.

– Распутывая любую цепочку, главное – в конце этой цепочки не выйти на самого себя, – засмеялся я.

– Да ну тебя совсем! – обиделась Сашка. – Вечно ты надо мной издеваешься. Лучше смотри внимательнее на дорогу, водятел!

Вскоре дорожные указатели на немецком языке сменили французские. Оставив с правой стороны столицу Великого Герцогства Люксембург – маленький городок с одноименным названием, мы почти достигли французской границы. Где-то здесь находился и тот самый Шенген, давший свое имя визам, благодаря которым, мы могли беспрепятственно пересекать границы многих европейских стран. Сашку опять укачало и она, перебравшись на заднее сиденье, устроилась там подремать.

11

Прекрасная Франция, как любят называть свою страну ее жители, встретила нас хмуро. Яркое солнце осталось далеко за спиной, а перед нами лежали бесконечные мокрые поля, огороженные высокими проволочными ограждениями. Серое небо, затянутое низкими облаками, поливало дорогу мелким холодным дождем. За Тьонвилем мы повернули на Реймс. Проехав еще несколько километров, я увидел стоянку для отдыха путешественников. Большая площадка была заставлена двухэтажными туристическими автобусами и огромными фурами, между которыми притулились несколько легковушек. На краю стоянки находилось кафе с небольшим магазинчиком, а за ним виднелась заправочная станция. Пора было сделать перерыв – перевести дух и чего-нибудь съесть.

Я, на всякий случай, поставил БМВ поближе к выезду на шоссе. Потом осторожно положил пистолет в карман спортивных штанов. И оказалось, что правильно сделал. В кафе нас ждал сюрприз. На веранде под навесом один из столиков занимали наши знакомые по мусорной делегации Владимир и Анатолий. Заметив нас, они приглашающе замахали руками. Делать было нечего, пришлось подойти.

– Приветствую вас, коллеги. Какими здесь судьбами? – произнес я, с умыслом протягивая руку между друзьями. Мне хотелось установить, кто из них является старшим. Простой психологический трюк. Как правило, первым жмет руку тот, кто верховодит в паре. Улыбчивый Вовка сердечно потряс мне руку. Его лицо выражало такое восторженное удивление, что другой, менее доверчивый человек, на моем месте безоговорочно поверил бы в то, что наша встреча была чистой случайностью. Серьезный Анатолий тоже пытался изобразить некоторую радость. После обмена приветствиями, мы уселись за столик. Бросив беглый взгляд на открывающийся с веранды вид, я оценил удобство этого места. С него отлично просматривалась вся площадь стоянки.

– Едем в Париж! – сообщил Вовка. – Профессор Дарский послал нас туда для сбора необходимой ему информации. А вы куда направляетесь?