Питер Врочек Шимун

Глава 1

Тигр

Иван помедлил и погрузился в воду по пояс. Сначала он даже не понял, что это вода – настолько теплой, неотличимой по ощущениям она была от душного прогретого воздуха Приморского туннеля. Иван поднял автомат над головой и медленно побрел вперед. В узком луче фонаря возникали вдруг то кусок тюбинга, то остатки сгнивших кабелей. Гладь воды казалась бесконечной и пугающей. В этой зеленоватой мутной воде таилось что-то. Какая-то своя жизнь. Иван шел, водоросли (да водоросли ли?) обтекали его вокруг пояса. Вода уже смочила защитные штаны, прохлада дошла до кожи. Иван шагал, держа автомат над головой – в отсвете фонаря мелькала размытая тень «калаша».

Кланк! Иван замер.

Это где-то впереди.

Он положил автомат на плечо, поднял руку и выключил налобник: щелк. Свет погас. Жесточайшая, глубокая темнота была вокруг Ивана. Звуки. В этой темноте что-то плюхало, принюхивалось, бросалось, чавкало и жевало, рвало кого-то на части кривыми острыми зубами и шло дальше.

Иван ждал, борясь с желанием врубить фонарь и дать очередь из автомата.

Совсем некстати вспомнились рассказы про крокодилов в канализации и про разбежавшихся зверей из зоопарка на Горьковской. Спокойно. Только встречи с тигром нам и не хватало.

Выждав несколько минут, он включил фонарь. Это было как возвращение домой. Человек может обходиться без многого: без еды, без воды, но без света он просто ложится и ждет смерти, словно темнота высасывает из него последние силы. Иван повел головой. Зеленоватая вода уютно колыхалась в узком луче.

Где-то через двести метров будет выход на платформу. Иван надеялся, что лестница сохранилась.

Звери. Самое смешное, что Горьковскую, где был зоопарк, открыли как раз перед тем, как все началось. По слухам, перепуганные смотрители побежали вниз, в метро, спасаться, а зверей бросили. И говорят, там сейчас наверху такое… Иван покачал головой, луч фонаря качнулся вместе с ним.

«Где же я видел эту штуку?

Ладно, разберемся на месте».

Обычно станции в питерском метро строили на так называемых «горках», на подъеме туннеля. Поэтому в самом глубоком месте воды было по пояс, а ближе к Приморской стало по щиколотку. Иван замедлил шаг. Диод вяло моргнул, свет стал уже совсем бледный, приходилось напрягать глаза.

Ну, вот. Батарейки сели.

Найдя место посуше, Иван достал зажигалку и начал греть батарейку над пламенем. Раскалив до того, что держать ее стало невозможно – даже в перчатках, вставил в фонарь и взял следующую. Если сделать все, как положено, батарейки протянут еще минут двадцать – пока будут остывать.

Физику, блин, знать надо.

А потом придется на карбид переходить. Иван как-то натолкнулся на метростроевский склад карбида. Килограммов пятьсот, наверное – в четырех металлических бочках. Отличная штука карбид, только носить тяжело. Но свет самый лучший. Карбидная лампа не слепит, а освещает все вокруг – ровно, тепло.

Даже диод его (Иван зашипел от боли, когда металлический корпус батарейки нагрелся), любимый диод, не раз выручавший в самых фиговых ситуациях, ничто против обычной карбидки по качеству света. Иван убрал зажигалку, воткнул раскаленную батарейку в фонарь и защелкнул. И только потом начал трясти рукой – блин. Ну, блин. Обжег пальцы все-таки.

Белый свет, чуть более тусклый, чем обычно, вырвался из фонаря. Иван зажмурился. Подул на ладонь, сжал пальцы, разжал. Перед глазами мерцали пятна. Болит – и ладно. Надо двигаться, пока свет еще есть.

Иван надел каску, пристегнул ремешок – не сразу, пальцы не слушались. Быстрее, быстрее. В виске стучало.

Двадцать минут максимум. Потом еще раз нагреть. И там минут пятнадцать, если повезет.

Надо успеть.

Иван закинул автомат на плечо и побежал, плюхая сапогами. До рейки, обозначающей конец платформы, путь он знает, а дальше придется осторожнее.

От постоянной сырости туннели обваливаются, можно запросто получить по башке куском штукатурки. Хорошо, что машины, откачивающие воду из туннелей, все еще работают. Так говорил дядя Евпат, а ему Иван верил. Гул, который слышно в некоторых перегонах… «Слышишь», – говорил дядя Евпат и многозначительно поднимал узловатый палец.

Вот и рейка.

Иван повернул голову и высветил черно-белую металлическую полосу, заржавевшую от времени. С нее капала вода. Бульк. Бульк.

Раньше за эту рейку надо было бежать, если упал с платформы на рельсы. Поезд дальше рейки не идет, это ориентир, дальше безопасная зона. Тут должна быть лестница. Иван прищурился. Ага, вот она.

Где-то здесь он в прошлый раз видел ту штуку.

Иван передвинул АКСУ с перемотанным тряпками цевьем под руку и двинулся вперед. Прежде чем ступить на лестницу, внимательно оглядел, задирая голову, платформу. Темное пятно метнулось в свете фонаря в сторону. Иван вскинул автомат… нет. Всего лишь крыса. Причем вполне нормального размера. Это ничего. На оставленных людьми станциях всякая нечисть заводится… Что они тут жрут, интересно? Водоросли? Плесень? Мох, который покрывает потолок станции и которым кое-где начали обрастать колонны и стены?

Странный, кстати, мох. Целые гирлянды свисали у северного конца платформы, особенно много их было в правом туннеле, где они спускались до самой воды. Нет, там я не пойду. Даже не просите.

Убедившись, что движения на платформе нет (пару раз провел лучом по потолку), Иван передвинул автомат на спину и взялся за перекладину. Под перчатками осыпалась влажная ржавая грязь. Все разрушается. Всему приходит конец.

А ведь была жилая станция! Иван помнил: еще недавно здесь, под выгнутым высоким сводом, горели натриевые лампы, освещая квадратные колонны, отделанные серым, с желтовато-зелеными прожилками, мрамором. Правда, плитка местами отвалилась, лампы работали через одну. Но все равно это было… прекрасно. Там, дальше, в северном торце станции, если подняться по ступенькам и повернуть налево, начинаются три эскалатора. Гермоворота закрыты, он проверял.

А пахнет здесь Заливом. Но не хорошим Заливом, как раньше, когда на Приморской жили люди, а гибельным – черным, в глубине которого обитают огромные серые рыбы и чудовищные полупрозрачные создания. Залив, который светится в темноте. А днем, когда солнце, на поверхность, в город, все равно никто не выходит. Дураков, извините, нет.

Точнее, есть, но скоро, видимо, переженятся.

Иван хмыкнул.

Он перелез через решетку и ступил на служебный пандус. Если Иван правильно помнил (он навещал «Приму» не раз – и когда станция была обитаемой и позже, когда ее забросили), дальше по узкой полосе платформы, справа, будет дверь в служебные помещения станции.

Стоп. Не торопись.

Первое правило: в метро нет ничего постоянного. За самое ничтожное время все могло измениться.

Второе правило: любые изменения – опасны.

Он встал на платформе. Поворачивая голову, обвел лучом фонаря пространство вокруг. Высветил остатки мраморной отделки стены туннеля (часть плиток вывалилась, зияли черные квадратные дыры), полусгнившие мешки с песком, ими закладывали арки, лужи на платформе, и… ну надо же.

С полукруглого свода свисала гирлянда знакомого серого мха. Ивану даже казалось, что мох в темноте слегка фосфоресцирует. Радиация? Вряд ли.

Радиации здесь, судя по счетчику, не так много.

А вот что это за запах? Береженого Бог…

Иван отступил на шаг, достал из сумки противогаз.

ГП-9, хороший, почти новый. Два рожка патронов стоит, ни фига себе. Еще каждый фильтр по двадцатке. Сдуреть можно, какие сейчас цены. Зато вместо двух круглых окуляров, как у обычного гражданского ПГ-5 и резиновой морды с хоботом – большие треугольные стекла с хорошими углами обзора и два разъема по бокам – хочешь, ставь фильтр справа, хочешь – слева. Отличная штука.

Иван расстегнул ремешок каски. Родной диод горел чистым белым светом – жаль, батарейкам скоро конец. А там запасной фонарь и возвращение. Проклятье. Иван опустился на колено, раскатал скатку с ковриком, положил на него каску, повернул ее так, чтобы свет падал вперед, вдоль платформы.

Аккуратно зацепив за подбородок, надвинул противогаз на лицо. Дышать стало труднее. Каждый вдох теперь был шумным, как извержение грунтовых вод, когда они пробивают стену туннеля. Запах и вкус у этого воздуха был своеобразный: стерильный и отчетливо химический.

Фильтр с красной маркировкой: аэрозоли и радиоактивная пыль. Полтора часа.

Лишь бы не подделка. Сейчас в метро и не такое творят. Раньше «дурь» подделывали, теперь фильтры к противогазам и патроны к «калашу». Уроды. Иван вспомнил, как ему предлагали купить двустволку с полусотней зарядов к ней. Картечь, крупная дробь, пулевые патроны. Стоило это так недорого, что Иван сразу засомневался. А потом увидел на патронах следы заделки. И не купил.

Может, зря. Двустволка бы ему пригодилась. Против той фигни, что иногда выскакивает из темноты, разряд картечи в упор – самое то. Калаш – хорошая штука, даже короткоствольный «ублюдок», как у него, но для автомата нужно расстояние. Вблизи лучше бы что-нибудь поубойней, и чтобы целиться поменьше.

Иван сделал пару глубоких вдохов – на пробу. Не подделка, нормальные фильтры. Ремешок противогаза больно впился в затылок. Так и не отрегулировал толком. Ничего.

Иван надел каску с фонарем. И превратился в слух.

Вдалеке капала вода. И вблизи капала вода. Что-то шуршало едва слышно – может, та самая крыса, что он спугнул. Когда капля разбивалась о поверхность воды, эхо доносило гулкий отзвук.

Вроде ничего. Потрескивание туннеля – это уже привычно, оно всегда есть.

Земля давит, – говорил дядя Евпат. Он когда-то служил на подводной лодке и про давление знал не понаслышке. Как и про многое другое.

Например, почему началась та война. Справедливости ради, стоило заметить, что причину Катастрофы знает каждый в метро. Только у каждого она своя, единственно верная. Как соберутся «старички», так давай спорить до разрыва аорты: кто виноват?

А ответ простой: вы и виноваты.

Важнее другое: что теперь делать?

Ходит легенда о тигре, который вырвался из зоопарка и забежал в метро. Успел, бродяга. Старики рассказывают, что своими глазами видели полосатого, вбегающего на станцию, прыгающего на пути и исчезающего в туннеле. Одни говорят, что тигр бежал в сторону Невского проспекта, другие – что в сторону Петроградки. Скорее всего, просто красивая легенда, подумал Иван с сожалением.

Сказка.

Как и рассказы Водяника об Испании, в которой тот побывал как раз перед Катастрофой. Иван слушал профессора и думал: еще одна сказка. Нет больше твоей, Водяник, Испании, нет зеленых парков Барселоны, сухим песком рассыпались замки Гауди (Кто это вообще такой?), гикнулись испанцы.

А у нас разве лучше?

От широких вымерших улиц Петербурга бросает в дрожь, Кронштадт населен призраками военных моряков. От Царского Села с его огромным парком и дворцом вообще остались одни воспоминания.

– Были такие конфеты, батончики, – рассказывал Водяник. – Чтобы сфотографировать человека, ему говорили не «улыбнись», а «ну-ка, скажи: мои любимые конфеты „кис-кис“. Ну-ка, попробуйте сказать… Видите, сразу улыбка получается. А бегемот… это в анекдоте было… как же там? Дайте вспомнить. Бегемот был большой и сказал: „Мои любимые конфеты – батоончики“. Понятно? То есть, как непонятно?.. Я что-то пропустил? А! Ну, это были его любимые конфеты. Очень вкусные. И он сказал: бато-ончики. Теперь смешно? Нет? Странно.

Иван невесело усмехнулся. Бато-ончики – тоже сказка.

Он оглядел платформу. А вот это грубый реализм, мертвая станция.

Услышав за спиной низкое глухое рычание, Иван вздрогнул. Медленно повернулся. И замер, забыв дышать.

Перед ним стоял тигр.

Настоящий, как на картинке в детской энциклопедии. Огромный, красивый. И белый. В зеленоватых глазах таял сумеречный отсвет фонаря.

Вот тебе и Испания, подумал Иван.

В первый момент он ничего не понял. Только когда стена начала заваливаться на него, опрокинула, ударила в плечо, сбила в грязную, мутную жижу, брызги полетели в стекло противогаза – только тогда Иван сообразил: происходит что-то неправильное.

Тигр, думал он, лежа на левом боку.

Вода залила окуляр наполовину. Фонарь чудом не погас. Иван видел, как в освещенный конус вошли чьи-то ноги… нет, не ноги. Иван услышал собственный вдох. Повезло. Еще чуть-чуть, и паника бы его накрыла… Но вода через фильтр, рассчитанный на химические аэрозоли и радиоактивную пыль, не прошла, поэтому вдруг не стало воздуха. И это привело Ивана в чувство.

Он вдруг понял, что это никакая не стена.

На него напали, м-мать.

В груди: бух, бух. А он лежит на полу, в луже, беспомощный, даже автомата не поднять. Блин!

Выплеск адреналина был такой, что сердце стало раза в три больше. Мгновенно обострившимся зрением Иван видел, как движется в луче диода то, что он принял за ноги человека… Не ноги. Щупальца. Бледно-прозрачные, они плавно изгибались, словно были из мягкого стекла.

Иван не понял, как встал. Автомат оказался в руках. Иван не успел ничего подумать, как тот задергался. Та, та, та. Звук такой, словно вбивают гвозди в железную бочку.

Серия фонтанчиков протянулась наискось по воде, задела прозрачный столб, тот отдернулся, будто обжегся. Иван с усилием довернул автомат левее и ниже – и снова вдавил палец. «Ублюдок» медленно, как во сне, дернулся – раз, два, сосчитал Иван – и отпустил спуск. В тягучем, гипнотическом замедлении он видел, как вырастает один фонтанчик, другой… третья пуля входит в прозрачную тонкую колонну. Пум-м-м, всплеск. Изгибающий прозрачный столб, похожий на шланг от противогаза, взлетает и прячется, раз – и нет его.

Врешь, сволочь.

Иван вскинул автомат, упер приклад в плечо. Вырез прицельной рамки оказался перед глазами. Вдох. Выдох. Теперь он готов был стрелять на поражение. Обжигающая, точно кислота, кровь пульсировала в венах. Стук сердца отдавался в правом виске…

Бух. Бух.

Бух.

В следующее мгновение щупальце снова высунулось из-за угла. Иван ждал. Биение сердца стало невыносимо громким, почти болезненным. У него осталось полрожка максимум. В первый момент, когда начал стрелять, он даже не считал выстрелы. Идиот.

Если открыть огонь сейчас, тварь – а это, скорее всего, было что-то, что обитало здесь недавно… что-то, пришедшее из моря? – уцелеет, и он только потратит оставшиеся патроны. К рожку изолентой примотан второй, запасной, но чтобы поменять, нужно несколько секунд, которых, вполне возможно, у него не будет.

Что делать?

Иван сместился вправо, держа щупальце на прицеле. Это то, которое он задел? Или уже другое? Через секунду Иван почувствовал странное давление на лоб, словно тяжесть земли над головой увеличилась. Казалось даже, что свод станции медленно опускается. Ивану захотелось пригнуть голову, лечь на мокрый пол, чтобы не раздавило гигантской тяжестью.

Ах, ты, сволочь. Иван вдруг разозлился, и ощущение исчезло. Психическая, блин, атака. Вспомнилась байка про блокадников, которые вкручивают человеку мозги на расстоянии так, что ты идешь к ним, как кролик в пасть удава. Рассказывал знакомый с Невского, который тоже «диггил», – и ему можно было верить. Иногда.

Только вот я не кролик, подумал Иван. И не морская свинка.

Он сместился вправо до упора, плечом прислонился к мраморной стене. Щупальце метнулось вдруг в то место, где он стоял до этого. Ага, умный значит. Я тоже умный.

Как же мне тебя достать? Где у тебя голова?

Иван осторожно, стараясь не шуметь, расстегнул ремешок каски. Это была оранжевая, потом перекрашенная в защитный серый цвет, каска метростроевца. Готово. Щупальце тревожно ощупало пол, затем стену, где он до этого находился. Как слепое. Ивана передернуло. Сравнение, елки! Туда, где световое пятно.

Он положил каску на пол. Звяк. Потом присел и чуть довернул ее, чтобы световое пятно падало на основание колонны. Выпрямился и с автоматом у плеча сделал шаг вправо… еще один. Щупальце продолжало ощупывать колонну, цепляло плитки. Одна вывалилась и разбилась. Кланк!

Щупальце вздрогнуло, но продолжало искать. Иван ждал. Плечо пока не болело, возможно, боль придет позже. Кажется, он все-таки здорово приложился.

Потом тварь, видимо, устала ждать. Из-за поворота, не спеша, выплыло второе щупальце, направилось туда же, куда и первое. Иван сдвинулся еще немного. Сейчас, осталось решиться на последний рывок, добежать до угла, заглянуть…

И ничего не увидеть.

Потому что свет сейчас в распоряжении щупальцев. Каска. А батарейкам там работать от силы минут пять. Ну, десять. Диод не так жрет батарейки, как лампа накаливания, но даже он уже тускнеет.

Значит, ждать.

Наступление на Приморскую началось с полгода назад. До того это была обычная жилая станция, хотя и пограничная – из-за туннеля, прорытого по направлению к берегу Залива, к искусственной насыпи, где собирались строить еще одну станцию метро. Но туннель сделать – сделали, почти целиком, а вот станцию даже не начинали. И вскоре после Катастрофы из тупика начала поступать морская вода, не слишком чистая, с рентгенами. Ее становилось все больше. Уровень радиации хоть и повысился, но до опасных значений не дошел. А вот с остальным…

Сначала из туннеля появились водоросли.

Затем – твари. Их отстреливали. Пока они тупо лезли на свет, это была не проблема. Потом тварей стало больше. И вода прибывала. Это было хуже всего. И настал момент, когда Приморскую пришлось оставить. Хотя приморцы и цеплялись за свою станцию до последнего. Но что поделаешь?

Море после Катастрофы вообще загадка. Весь Мировой океан – одна охрененно большая загадка. Что там, в этом бульоне жизни, сварилось?

Вот эта прозрачная гнида, например.

Иван продолжал медленно сдвигаться к краю платформы, держа щупальца на прицеле. Судя по их длине – несколько метров, обладатель конечностей должен быть вполне приличного размера.

«Как все-таки он поймал меня с тигром, – подумал Иван. – Рассказал сказку на ночь.

А может, не кальмар этот виноват, а тот мох?» Иван вспомнил резкий, мозолистый, слегка сладковатый запах. Словил галлюны, как от дури? Принял слабые светящиеся отметки на концах щупальцев за глаза тигра. Так?

Черт его знает.

«Может быть, – подумал Иван, – я зря явился сюда один. Диггить в одиночку не ходят. Но я ведь пришел сюда не добычу искать, а одну вещь.

Только если найду, вещь будет золотая».

По-хорошему, надо бы отсюда валить. Если бы Иван был с напарником, дал бы уже задний ход, потому что это правильно. Беречь людей, не рисковать зря.

Но сейчас он один. И ему нужно попасть в ту комнату и найти ту вещь.

Завтра будет поздно.

Думаем, Иван, думаем.

Щупальца между тем расходились. Одно из них, ощупывая колонну, добралось до разорванного по шву старого мешка с песком. Раз. Схватило и подняло его. Иван только моргнул, как быстро это произошло.

Песок с треском высыпался в воду. Щупальце отдернулось, но тут же вернулось. Грязная мешковина упала в лужу.

Другое щупальце вдруг развернулось и поползло к каске.

Иван смотрел на слабеющий луч фонаря. Жаль. Видимо, придется переходить на запаску. Карбидная лампа. Не зря же он таскает с собой несколько килограммов сухого карбида…

Иван вдруг замер. Действительно!

Он опустился на пол, на одно колено. Автомат за спину. Достал из сумки лампу. Вообще, это простая штука. Миниатюрная горелка, отражатель, кремень и колесо для поджига, пластиковый бачок с двумя отделениями – верхнее для воды, нижнее для карбида. Все очень просто.

Из отделения для воды жидкость поступает самотеком через трубочку и капает в отделение для карбида. Карбид шипит и выделяет ацетиленовый газ, который через трубку поступает в горелку. Поджигаем, ставим лампу в специальный зажим на каске, и готово. А без каски нельзя.

Потому что ацетилен может взрываться.

Иван открыл сумку, сунул руку. Нащупал полиэтиленовый пакет с карбидом, вытянул. Увесистый, одной рукой держать неудобно. На три часа работы карбидки надо примерно граммов триста-четыреста. Плюс НЗ на несколько дней, итого с собой у него семь кило карбида. Тяжелая штука. Обычно Иван использовал карбидку как основной источник света, но в этот раз думал сэкономить, обойтись диодом – батарейки можно купить, можно найти на поверхности. В конце концов, их даже делают на Техноложке – хоть и плохие.

А вот с карбидом сложнее.

Химическую промышленность даже Техноложке возродить не под силу, увы.

Иван вытянул пакет, кое-как развязал узел. Сначала пальцы срывались, чертовы перчатки. Но потом все же справился. Так, дальше просто.

Заправляем лампу. Иван насыпал карбида (от влажных перчаток тот сдавленно фыркал и плевался) в бачок лампы, отрегулировал подачу воды. Тихое, но яростное шипение. Началось.

Он щелкнул зажигалкой. Язычок пламени. Вдруг ацетилен разгорелся так ярко, что Иван неволей отшатнулся. Черт.

Быстрый взгляд на щупальца. Теплый и яркий свет заставил их замереть на месте, потом они снова начали двигаться.

Ну, теперь в темпе.

Держа лампу в одной руке, пакет с карбидом – в другой, Иван перебежал к краю платформы. Пригнулся. Полупрозрачные щупальца выходили из-за угла примерно в метре над его головой.

Бламц, вжик.

Иван обернулся. Щупальце добралось до каски с диодом и теперь волочило ее по гранитному полу. Каска скрежетала. Посмей только сломать, сволочь.

Держа лампу в левой руке, Иван лег на платформу и высунулся из-за угла.

В первый момент он даже решил, что это опять галлюцинация. Нечто похожее Иван видел в последнюю вылазку с Косолапым на поверхность, когда они специально вышли к морю, чтобы посмотреть – что там.

А на берегу лежали останки прозрачной твари.

Тогда они прошли по набережной совсем немного, в воду зайти так никто и не рискнул. Кроме Косолапого, но тот всегда был безбашенным.

И везучим. Диггер выбрался из черных волн, набегающих на гранит. Позади него гавань резали плавники; вдалеке, у дамбы, в темной воде, разбрызгивая светящиеся брызги, билось что-то огромное. То ли кого-то ели, то ли с кем-то совокуплялись. Иван вспомнил ослепительно белую, словно прорезавшую полумесяцем темноту, улыбку Косолапого. Везунчик.

А на обратном пути оказалось, что Косолапый свое везение исчерпал.

Иван смотрел на вытянутое, метра два с половиной, обтекаемое, как у подводной лодки, тело. Сквозь прозрачную кожу были видны внутренности: зеленоватые жабры, бледно-розовый нервный узел (мозг?), желтоватое сплетение кишок. Такая выставка-разделка. Волна омерзения нахлынула на Ивана. Целлофановый пакет с требухой… Из пластиковой твари тянулись десятки тонких щупалец, которые непрерывно шевелились. Словно кто-то заварил кипятком большую (очень большую!) тарелку лапши, а потом выплеснул содержимое в лужу…

Дядя Евпат рассказывал: в океане на большой глубине, где нет света, живут прозрачные рыбы.

Но за каким чертом сюда, в метро, занесло эту глубоководную тварь? Мыто тут понятно зачем, а этим что надо?! Нашли себе Ноев ковчег, сволочи.

Огромные розовые глаза по обе стороны головы смотрели невозмутимо. Как Ивану показалось, даже с иронией.

Когда на тварь упал свет карбидки, ту словно ошпарили. Все зашевелилось. Щупальца взвились вверх и в стороны, ища обидчика.

Тварь лежала в мутной воде, возвышаясь на половину корпуса. Иван подумал: вот, черт. И, размахнувшись, швырнул пакет с карбидом поближе к твари. Тот в полете раскрылся, карбид полетел в воду – плюх, пш-ш-ш, забулькало, зашипело, словно это гигантский бульон. Повалил пар, закрывая тварь от взгляда Ивана.

Иван подался назад. Если ацетилена соберется достаточно, то даже искры хватит, чтобы все вспыхнуло.

Или даже взорвалось.

Но хватит ли для этого карбида? К черту! Иван перекатился в сторону, уклоняясь от щупальца. Сзади шипело и булькало. Сейчас? Нет, еще чуть-чуть.

Иван вскочил, держа карбидку в руке. Бросился к каске – перескочил по пути через щупальце, подхватил каску. Блин. И раз! Он прыгнул к колонне, поскользнулся. Да что ж такое… Успел выставить колено и устоял, не выронил лампу. Коленная чашечка выстрелила болью. Иван повернулся туда, откуда валил густой ацетиленовый пар-дым.

В следующее мгновение его схватили за плечо.

М-мать.

Ощущение такое, словно мышцы проткнули раскаленным прутом. Иван рванулся, лязгнуло – автомат упал на пол. Щупальце сократилось и ударило Ивана спиной об колонну. Потом начало неторопливо вжимать в мрамор.

Иван посмотрел на свою руку с лампой, потом на щупальце.

– Мои любимые конфеты, – сказал он щупальцу. – Слышишь? Бато-ончики.

Иван отклонился назад, высвободил руку и рывком, падая всем весом вперед, на колени, бросил карбидку в пасть туннеля. Н-на!

Щупальце перехватило его поперек груди, сжало.

В голове словно вспыхнул разряд, черная волна удушья поднялась от груди. Разбитая Приморская перед глазами покачнулась. Врешь, не возьмешь. Звуки отдалились.

В гудящей, пульсирующей тишине Иван видел, как летит лампа – красиво, плавно, по пологой дуге. И как она начинает падать туда, на пути. Иван прикрыл глаза. Вот и все.

Вспышка.

В следующее мгновение в лицо Ивана плеснули кипятком.

Когда он открыл глаза, все было кончено. В воздухе висел дым. В ушах звенело. В груди была такая боль, словно по ней прошлись кувалдой.

Иван опустил голову. Оторванное щупальце продолжало изгибаться у его ног. Тьфу ты, зараза живучая!

Он стянул противогаз с лица, судорожно вдохнул. Вонь Приморской ударила в нос с такой силой, словно врезали кулаком. На языке был привкус горелой резины. Иван поморщился, сплюнул. Ощупал себя. Руки-ноги целы, остальное тоже… хм, на месте. Горело лицо и в висках глухо стучало.

Иван огляделся.

Фонарь на каске все еще работает. Значит, пара минут в запасе у него есть. Иван перешагнул через щупальце, быстро, чтобы не вдохнуть угарного газа, наклонился и вынул из лужи каску. Рядом нашел свой автомат. Выпрямился, вдохнул. Надел каску. Открыл затвор «ублюдка», вынул патрон из ствола, слил воду. Считай, автомат нужно чистить заново, а патроны сушить. Хорошо, калаш штука неприхотливая – стрелять и так можно. Иван на всякий случай заменил магазин. Передернул затвор и поставил автомат на предохранитель.

Эта лапша с кальмарами стоила ему карбидки. И диод вот-вот сдохнет.

Быстрее.

Иван заглянул за угол. Опаленный потолок, почерневшие мраморные плитки, выгоревший мох. Вода слегка парит. От прозрачной гниды осталось вареное обугленное месиво – еще бы, температура вспышки за тысячу градусов. Ацетиленовой горелкой металл можно резать. Иван не стал останавливаться, чтобы не терять время. Быстро прошел по краю платформы. Справа в стене – заржавевшая дверь с надписью «В2-ПIIА». Иван поднял автомат и потянул дверь на себя… Вж-ж-жиг – унылый скрип ржавого железа.

Чисто.

Иван перешагнул через порог. Раньше здесь была комната отдыха персонала станции, потом ее приспособили под комендантскую. В глубине, боком к стене, стоял перекошенный от сырости канцелярский стол с конторкой. Пачка старых журналов, покрытых плесенью. В другое время Иван рассмотрел бы их внимательнее, но времени нет. Луч фонаря двинулся дальше. На стене табличка «МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ». Дальше! Серые шкафы вдоль стены… стеллаж…