Питер Врочек Шимун
– Хех. Обычная запись, – произнес старик ехидным тоном. – Это же полувоенный объект. Тут все разговоры положено записывать.
– А кто тогда звонил? – спросил Иван, уже зная ответ.
– Твоя судьба, – сказал старик звучно и вдруг сломался, захохотал, скаля уцелевшие зубы. – Автомат звонил, конечно. Это же хрен знает когда было. А сейчас какой-то контакт замкнуло и все сработало. Вызов и работа автоответчика.
– Чего-о?
– Не было никаких чудес, Иван. Никакой мистики в метро нет, понимаешь? Заруби себе на носу, салага.
– Что ты собираешься делать дальше?
Иван почесал лоб. Отвечать глупо, не отвечать – обидеть старика. Он серьезно спрашивает, сразу видно.
– Давай угадаю, – сказал старик. – Мстить, верно? Убьешь своих врагов?
САЗОНОВ, ОРЛОВ, МЕМОВ.
Необязательно в таком порядке.
– Да, – сказал Иван. – Примерно так.
– Предположим, над этой твоей целью есть цель более высокого уровня, более глобальная… Что ты будешь делать? Выживание не одного человека, как в твоем случае, а человечества.
– Спасти мир?
– Очень смешно, – сухой тон старика. – Но да, почти. Ты хоть понимаешь, что значит для человечества ЛАЭС?
Опять снова здорово. У старика явно какая-то нездоровая мания к этой ЛАЭС.
– Дед, я тебя очень уважаю, но не сейчас. Может, когда-нибудь потом, ладно? Давай так – я разберусь со своими делами и подумаю, что сделать с твоими. Даже лучше – я дам тебе слово диггера. Хочешь?
Старик некоторое время молчал, точно обиженный. Лицо подергивалось.
Жаль, но сейчас не время для такого похода. Старик кивнул. Ладно.
– Вернешься в Альянс? – спросил он наконец.
– Прямой путь мне закрыт, – сказал Иван, радуясь, что старикан совсем не замкнулся. – Через Восстания мне не пройти.
Старик вздохнул.
– Если я не могу тебя отговорить, то могу помочь. Поднимись до Выборгской. Там есть сбойка – переход в туннели кольцевой линии. Их начали строить перед самой Катастрофой, но так и не закончили.
– Я знаю.
– Ты будешь перебивать или дослушаешь, наконец?! – раздражился старик. – Найдешь проводника. Он проведет тебя… куда тебе нужно попасть?
Иван обдумал варианты. Из друзей у него остались только Пашка и Шакил. Но до Пашки надо еще добраться, он, скорее всего, уже на Василеостровской… Тогда да. Шакилов может помочь. На Сашку можно положиться.
«Если он еще жив».
– Для начала – на Невский.
– На Невский. Значит, синяя ветка. Дойдешь до Черной речки, там через Петроградскую и Горьковскую пойдешь вниз, до Невского.
Вариант, конечно. Иван помолчал. Если бы не одно «но»…
– Туннель же затоплен?
– Там есть проход. Можешь мне верить. Новая Венеция, слышал?
В дальней комнате обнаружился целый ящик старых советских противогазов. ГП-4, определил Иван. Вот изолирующий ИП-2М. Старье, но почему нет? И куча регенеративных патронов к нему. Иван поднял и прочитал на донце банки «Годен до 2008 года». Н-да. И много тут такого добра?
Мне бы все равно пригодилось. Только что скажет старик?
Звук шагов. Стук костыля.
Легок на помине. Старик остановился рядом, подождал.
– Я возьму? – спросил Иван. Старик повел головой – вправо, влево.
– Возьми, сколько тебе нужно. Мне уже без надобности.
Слепые глаза его смотрели куда-то над плечом Ивана.
– Все-таки решил идти? – спросил старик.
– Да, – сказал Иван. – Мне нужно домой.
Старик кивнул – понятно, и вышел. Иван прислушался к удаляющему стуку костыля, покачал головой, усмехнулся.
Кажется, мне будет не хватать этого звука.
Иван выбрал из груды противогазов целую маску под свой размер, натянул. Фху-у, Фху-у – с усилием продышал. Нормально. Резина плотно стягивала лицо, обхватывала затылок. Наверное, с похмелья хорошо надевать. Чтобы голова не развалилась. Иван снял, вздохнул – хорошо. С сожалением окинул взглядом кучу ГП-4. Жаль оставлять, хоть и старье, но грабить старика Иван не собирался. Отложил в сторону два фильтра с самым свежим сроком годности. Тоже, правда, просрочены, у них типовой срок пять лет хранения, но все же лучше, чем ничего. Углю-то что сделается, в принципе. Закрыл ящик. Подумал, снова открыл и выбрал еще одну маску под размер. И еще один фильтр. Запасная маска – это нужно.
Сложил маски в сумку.
Когда он закончил, почувствовал укол беспокойства. Чье-то присутствие… черт, расслабился!
Иван мгновенно повернулся, нырнул вниз, уходя от выстрела… Потом хмыкнул и выпрямился. Ну, старик, ну напугал. Слепой стоял около двери и смотрел куда-то над головой Ивана.
– Держи, – сказал старик просто. И протянул руку.
Ни фига себе.
Иван посмотрел на лежащие в его ладони упаковки таблеток, сложенные пополам и перетянутые коричневой аптекарской резинкой. Вот это да. За такое богатство в метро и убить могут.
– Что смотришь? Бери, пока дают, – старик опять начал сердиться. – Тебе надо, тебе врач прописал. Держи уже, халявщик!
Иван протянул ладони.
– Спасибо!
– Сочтемся, – хмуро сказал старик, словно до этого у него клещами вырвали его драгоценные антибиотики. – Иди сразу выпей. Вода там.
К вечеру Иван решил, что готов тронуться в путь. Из своих запасов старик выделил ему еще сумку, два фонаря, запас батареек, полтора рожка патронов и нож. Неплохой, но раньше у Ивана был лучше. Впрочем, раньше и потолки в туннелях были повыше, так старики говорят.
Огнестрельного оружия у слепого не было. Увы.
– Не передумаешь? – старик смотрел в потолок.
А я ведь начал привыкать к его выкрутасам, подумал Иван. Возможно, я даже буду по ним скучать. Смешно.
– На атомную станцию, что ли? – Иван покачал головой. Вот упрямый тип. – Извини, старик. Это не про меня.
– Когда передумаешь… – сказал старик, – А ты передумаешь, поверь. В общем, когда передумаешь, не забудь: тебе нужен третий блок. Запомнишь? И еще: прямой путь – не всегда самый короткий. Следи за собой, будь осторожен. А теперь, когда я навешал тебе на уши всякой высокопарной лапши… по пути, кстати, переваришь… давай-ка присядем на дорожку.
Присели. Помолчали.
– Удачной заброски, диггер, – сказал старик.
Когда тебе пятьдесят один, можно подумать и о смерти.
– Ты нас предал, Энигма, – сказала одна из теней. Старик не мог ее видеть, но знал, что тень эта – не от человека.
– Зачем ты ему рассказал? – продолжала тень.
– Он неудачник, – старик поднял голову. – Что он может изменить?
Молчание.
– Я думаю, ты пытаешься нас обмануть. Нам придется его остановить.
Старик отступил и замер. Почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Они могут. Они все могут. Сначала, когда тени появились, он думал, что просто сошел с ума. Это бы все объяснило. Правильно? Но теперь эти объяснения уже не кажутся ему слишком удачными.
Если ты сошел с ума, это, как минимум, надолго.
Старик хотел ответить, но внезапно это случилось. Тын-н-н.
Звук, словно лопается гитарная струна.
Началось.
Если бы он не был слепым, он бы закрыл глаза, чтобы этого не видеть.
Но даже слепой, он это видел – в своем воображении, будь оно проклято. Стена набухла зловонными волдырями, раковыми опухолями, проступили чудовищные пульсирующие вены. Пошла волной, выгибаясь от чудовищного давления изнутри. Затем вздулась – набухли пузыри, словно от страшного ожога. Пузыри росли, их становились все больше.
Старик ждал.
Он знал, что это неизбежно. Здесь их территория.
Пузыри начали лопаться. Из лопнувших пузырей выглядывали изуродованные, украшенные жуткими шрамами полулица, полуморды. Откушенные уши, вырванные клещами ноздри, разорванные щеки. На самом деле в них не было ничего человеческого – просто человеческий разум безуспешно пытался придать пришедшим узнаваемые черты.
Сотни черных, ничего не выражающих выпуклых глаз смотрели теперь на Энигму.
– Чтобы исправить твою ошибку, нам придется послать Призрака. Но для начала он займется тобой.
Вот и все.
– Смотались из кадра, – велел старик. Выпрямился. – Я еще кони не двинул. Когда двину, тогда и при… – Он вздрогнул. Потому что рядом появился кто-то еще.
Скрип двери.
Из темноты медленно выдвинулась угловатая, очень высокая фигура, нависла над старым диггером. Кожа человека, если это был человек, отливала серым.
Энигма слышал дыхание существа, клокотание воздуха в его зловонных легких. Шипение, когда отработанный воздух выходил из них наружу. Слышал даже биение крови за серой кожей, гладкой и твердой, как металл. Чувствовал, как тварь на него смотрит.
Существо протянуло длинную руку… или что у него там? Старик не знал.
– Грабли подбери, – предупредил Энигма. Отступил назад, приготовился…
Кажется, смерть пришла – ты, старый долбаный диггер.
Готов?
Он перехватил костыль за основание, занес для удара. Все когда-нибудь подходит к концу.
– Я сказал – смотались из кадра, – повторил он медленно. – Или объяснить популярно?
Серая фигура наклонилась… Вложив в удар всю силу и злость, старик махнул костылем…
Иван услышал за спиной далекий глухой вой и передернул плечами. Ветер, наверное. В туннелях всегда ветер.
На то оно и метро.
Глава 10
Венеция
Военные медики, один из которых подлатал его, остались позади мерцающим электрическим пятном. Так, начал мысленно загибать пальцы Иван. Чернышевскую я прошел, Площадь Ленина тоже, сейчас Выборгская. Верно?
В отличие от блокпостов Альянса, выборгский был чисто формальный. Никаких мешков с песком, пулеметов, никаких прожекторов. Прямо посреди туннеля стоял стол с конторкой, за ним два стула. На стульях лениво развалились два человека в серой форме с автоматами. Дальше по туннелю находилась выгородка – сиденья из метровагона составлены уголком. Интересно. Иван увидел расползшийся от старости коричневый дерматин. На одном сиденье спал человек в гражданском – задержанный, что ли? Освещалось все это единственной лампой, запитанной от аккумулятора. Иван заметил под столом его массивный пластмассовый корпус.
Горелов поздоровался с таможенниками, кивнул.
– Откуда идешь? – спросил таможенник.
У него был замороженный равнодушный взгляд.
– С Восстания. – Иван знал, что это вызовет расспросы, но откуда ему еще идти?
Против ожидания, таможенник не стал допытываться дальше, а просто кивнул – понятно.
– Что несешь?
– ГПэшки на продажу. Ну, и по мелочи.
– Показывай.
Иван расстегнул сумку, показал. Таможенник хмыкнул.
– Цель посещения, – он раскрыл толстую тетрадь в клеточку, послюнявил карандаш. – Пишу: бизнес. С тебя два патрона.
Иван кивнул – понятно, куда без пошлины.
– А что так много-то? – спросил он.
– Время такое, – сказал таможенник. Аккуратно вырвал листок из тетради, протянул Ивану. – Плати или топай обратно.
– Тяжелое время, – сказал Иван.
– Да уж, – согласился таможенник. – Не без этого… Слышал новости? Придурки с Васьки вон бордюрщиков перебили зачем-то. Всех подряд – и женщин, и стариков тоже. Как так можно?.. Хотя чего я тебе рассказываю? Ты сам лучше меня… – Он нахмурился. – Э, ты чего побледнел? Да ты что, тоже из бордюрщиков?
– Да. – Иван пошатнулся. Голова снова кружилась. То ли от долгой ходьбы, то ли просто так.
– Понятно, – сказал таможенник. – Извини, друг. Я вот раньше вашего брата не очень любил, честно, но это же абзац совсем. Нельзя так с людьми. Чего эти василеостровцы, с цепи сорвались?
Иван снова увидел: Гладыш, оскалив зубы, вгоняет лом в неподвижное тело. Брызги крови.
– Это не они, – с трудом сказал Иван. – Это… адмиральские были…
От явной лжи свело челюсти.
– Э-э, – сказал таможенник. Глаза у него совсем разморозились. – Как тебя обработали-то… Адмиральцы тоже не сахар, согласен, но по сравнению с васькиными – просто все в белом. Тьфу ты. Говорят, там сейчас василеостровцев судить собираются. Как военных преступников. Ты бы в свидетели пошел, что ли? Это нельзя так оставлять, а то совсем оборзеют, сволочи. Они там и так огнеметами людей жгли, я слышал. Это уж совсем ни в какие гермоворота…
– Сколько платить, говоришь? – Ивану совсем не хотелось продолжать этот разговор. – Два патрона?
На его удивление, таможенник вдруг махнул рукой:
– Забудь. Давай, – он протянул руку. Лицо вдруг стало вполне человеческое.
– Что давай? – спросил Иван тупо.
– Как что? Печать поставлю. – Таможенник взял листок, подышал на печать, шлепнул два раза по листку, оторвал половину, другую вручил Ивану. – Давай, друг, проходи. А патроны ты себе оставь. Поверь, тебе нужнее.
– Да, – сказал Иван. – Спасибо.
На листке была прямоугольная печать «ДИСПАНСЕРИЗАЦИЮ ПРОШЕЛ».
Сменяются века.
Сменяются туннели.
Сменяются люди.
Сменяются вопросы.
На самом деле все то же самое.
История – это неприятности, которые случились с кем-то другим…
Иван лежит лицом вниз и думает.
В данный момент у этого положения даже нет конкурентов. Если Иван сядет, ему будет плохо, и его будет тошнить.
Если встанет – он просто потеряет равновесие и вернется в точку покоя.
Если попытается подтянуть ноги под себя, голова окажется ниже, чем сердце, кровь прильет к мозгу и Иван, скорее всего, просто потеряет сознание.
Нет, думает он. Какой интересный пол. Какой мрачный, жесткий, темный и холодный бетонный пол. И я на нем лежу. Внутри Иван чувствует ссохшийся, угловатый комок. Это желудок. Он болит. В данную минуту все можно выразить простыми словами. Вот печень. Она ноет. Вот голова – она думает. И болит, конечно. И кружится. Но в принципе, все просто – Ивану плохо.
Нет, лучше так. Ивану задумчиво.
Усилием воли он закрывает глаза и заставляет себя спать еще. Такое запихивание в сон, как патрон в патронник при открытом затворе. Р-раз. Идет туго, но идет. Иван спит.
Закрываем затвор.
Диггерам перед заброской положено спать двадцать четыре часа. А лучше сорок восемь. Потому что наверху не спят.
После заброски сколько хочешь. Если вернешься. И не забыть отлить на «герму» – это хорошая примета.
Но сейчас Иван не готовится к заброске, а просто спит. В крови у него повышенный уровень токсинов, пониженное содержание кальция и витамина С. Легкое обезвоживание в целом. Мерцающий ритм сердца. Последствия алкогольного отравления. Впрочем, по-русски это называется: хорошо вчера врезали.
Иван спит. И одновременно не спит. Видения и кошмарные твари где-то рядом, за стеклянной стеной, а сейчас он думает.
Все кончено. Все кончено.
Пищевод болит, словно вчера они пили кислоту. Иван спит, перед ним проплывают лица вчерашних собутыльников. Не лица – хари.
«Пей, бордюрщик», – говорили они и подставляли кружки. Темная жидкость льется из мешалки, воняя ацетоном. Рука, заросшая рыжим волосом. Под ногтями залежи каменного угля. Иван снова видел, как кто-то – возможно, он сам – протягивает руку и высыпает в эту рыжую подставленную ладонь горсть латунных и биметаллических цилиндриков. Пачки таблеток. Патроны, думает Иван в запоздалом приступе тревоги, антибиотики… черт. Он почти просыпается, но продолжает спать.
Надеюсь, это только сон. Иван надеется, что проснется, а патроны на месте, антибиотики на месте, сам он одет, цел, невредим и готов идти дальше.
Дальше, дальше, дальше…
Снова кружка, жидкость, ацетон, пылающая гортань. Потом он видит себя блюющего в санузле. Свободу попугаям! Дальше провал.
Иван спит и очень-очень надеется, что это был сон.
Голоса.
– Где твой бордюрщик?
– Вон дрыхнет.
Голоса приближаются. Это тоже сон.
– Блин, ароматец тут у тебя. Сколько их здесь? – голос с тягучей ленцой, повелительный.
– Шесть человек на палатку, – отвечает другой голос с обидой. – Все, как положено.
– Смотри, проверю… Этот?
– Этот.
Иван думает во власти дремы, что нужно встать и что-то сделать. Возможно, драться.
Потом думает: а зачем?
И продолжает спать.
Всплеск боли. Огненная кровавая гора образуется, вырастает в его ребрах. Иван переворачивается на спину. Он даже кричать не может, только открывает рот, как рыба. Вспышки перед глазами, как пятна автоматных выстрелов в темноте туннеля. «Вперед!», «Бей москвичей!», «Огонь!».
В ответ летит «Питерцы уроды!». И пулеметная кантата, разрывающая уши.
Иван открывает глаза. Все плывет и качается. Над ним нависает лицо.
– Очнулся, родненький? – говорит лицо ласково.
Толстая, изнеженная харя. Где-то он ее видел? Вчера? Иван щурится. Вчера – пустая зона памяти. Ничего. Кроме смутных воспоминаний о каком-то сне, нет ничего. Только боль в боку и эта ласковая харя.
Иван смотрит и молчит. Пока он еще во власти тишины и пустых, незаполненных клеток памяти. Как многоярусные койки в заброшенном бомбаре. Только запах гнили, заброшенности и плеск воды, когда переставляешь ноги в резиновых сапогах.
Харя наклоняется, занимает все видимое пространство. Иван думает, что еще чуть-чуть и она заполнит собой все метро, выдавит Ивана на поверхность. А потом и там все заполнит.
– Кто… ты? – говорит Иван непослушными губами.
Голос гулкий, как из цистерны резервного запаса воды. Ее использовали сразу после Катастрофы, потом забросили. Иван тогда с Косолапым рассматривали ее, переходя из помещения в помещение. Пляшущие лучи фонарей. Это, кажется, был бункер на Приморской. Или нет?
– Вставай, родненький, – сказала харя. – По твою душу я. Идти пора.
Иван сфокусировал взгляд, заморгал, чтобы хоть чуть-чуть подстроить резкость.
Так и есть. Харя отдалилась, теперь это был мужик в сером городском камуфляже с заплатами на коленях, он сидел на корточках, положив руки на автомат. Иван сглотнул. Руки у мужика буйно поросли рыжим курчавым волосом.
– Куда? – спросил Иван. Чертов сон оказался не сном. Сколько я вчера прогулял? Как у них тут принято? Долговая яма? Или порка медным проводом, как на Садовой-Спасской?
Сесть было ошибкой. Мозг просто взорвался. Иван застонал.
– У-у… – сказал мужик. – Как тебя корежит-то… Ничего, сейчас пройдемся, там оклемаешься.
– Куда идти? – Иван примерился, куда прыгать, чтобы свалить мужика. Если чугунная голова, конечно, позволит… черт, надо!
Мне нужно домой, подумал Иван.
Я за это глотки буду рвать, предупреждаю.
– Да тут недалеко, – сказал мужик. – Оформим тебя честь по чести. У нас, все как положено, родненький, ты не думай.
Чертовы уроды. Иван сделал вид, что собирается подняться, подтянул ноги – в желудке вспыхнула боль, перед глазами все поплыло – сейчас, сейчас. Иван уперся руками в пол. Один прыжок… Мои любимые конфеты…
– Все без обма… – мужик не договорил.
Иван в длинном прыжке подкатился ему под ноги. Ощущение – словно мозги забыли закрепить, и они шарахнулись о стенку черепа со всей дури.
Но мужик не успел среагировать… Иван сбил его ударом под голени, тело в сером камуфляже упало рядом – бум! Хэканье. Иван перекатился, сел на него верхом, вырвал оружие из рук (смотри ты, «абакан», совсем зажрались, сволочи) и нацелил автомат мужику в голову. Под задницей у Ивана было твердая поверхность, пластины. Бронежилет, смотри-ка. Круглая харя расплылась в удивлении, рот открылся. Глаза огромные.
– Не… не стреляй!
– Куда ты меня собрался сдавать, а?! – Иван переключил предохранитель, положил палец на спуск.
– Что?!
– Куда вести меня собрался?!
Рот растянулся в удивленной полуулыбке-полугримасе.
– Так ты же сам хотел?
Пам-пара-пам. Мои любимые конфеты: бато-ончики.
– Куда хотел? – теперь Иван раскрыл рот. – В камеру?!
Мужик заморгал.
– Какую камеру? Ты же сам просил провести тебя в обход Восстания на синюю ветку! Через Сампсониевскую и Ботаническую. Я, блин зараза, не напрашивался. Сейчас оформили бы у коменданта договор и пошли. Забыл? Ты же мне вчера даже аванс выплатил!
– Я? – Иван заломил бровь.
Действительно, что ли? Он чуть сдвинул ствол автомата в сторону.
– А кто? – удивился мужик. – Ну ты и псих! Допился до белочки, да? Говорил я тебе вчера, много не пей. Нам пешком топать до фига и больше.
Вот оно что.
Иван подумал, встал. Поставил «абакан» на предохранитель. Башка трещала уже не так сильно. Вот что хороший выплеск адреналина делает. Резко оздоровляет организм.
Иван посмотрел на рыжего и протянул руку.
Читать бесплатно другие книги:
