Рай Гриндер Александра

Глава 16

Лимузин Мэтта плыл в потоке машин, заполняющих мостовые в центре города, быстро пробираясь к шестидесятиэтажному небоскребу — административному зданию компании «Хаскелл электронике». Устроившись на заднем сиденье, Мэтт то и дело отрывался от отчета, который пытался читать, поскольку неугомонный Джо О'Хара успел врезаться в такси, проехать на красный свет и непрерывно нажимал на клаксон, заставляя доверчивых чикагских пешеходов поспешно разбегаться с дороги. Менее чем в десяти футах от подземного гаража компании «Хаскелл» Джо ударил по тормозам и остановился у самого входа.

— Прости, Мэтт, — криво улыбнулся он, заметив в зеркальце заднего обзора хмурую физиономию босса.

— Когда-нибудь, — раздраженно бросил Мэтт, — может, сумеешь объяснить, почему ты так стремишься передавить как можно больше несчастных пешеходов?

Но дикий скрежет заглушил его голос: элегантный автомобиль ринулся вперед с оглушительным ревом, поднимаясь на уровень, предназначенный для всей администрации, и едва избегая столкновения со стеной. Независимо от стоимости машины О'Хара управлял ей, словно беззаботный тинейджер в подержанном «шевроле», с блондинкой на коленях и полудюжиной банок пива на заднем сиденье. Не будь рефлексы Джо такими же быстрыми, как у подростка, он давно бы потерял права и, возможно, даже жизнь.

Правда, он был так же верен и предан, как дерзок и отважен, и именно эти качества десять лет назад в Южной Америке заставили Джо рисковать собой, спасая Мэтту жизнь, когда у грузовика, который вел Мэтт, отказали тормоза и машина, мчавшаяся по набережной, загорелась. За свой подвиг Джо получил ящик любимого виски вместе с вечной благодарностью Мэтта.

Под пиджаком Джо обычно носил кольт сорок пятого калибра, который купил много лет назад, когда вез хозяина через пикеты членов профсоюза водителей грузового транспорта к зданию транспортной компании, которую только что приобрел Мэтт. Сам Мэтт считал, что револьвер Джо ни к чему. При росте всего пять футов десять дюймов Джо представлял собой двести двадцать пять фунтов сплошных мышц, не говоря уже о физиономии, которую с трудом можно было назвать человеческим лицом, и вечно хмурой, почти зловещей гримасе. Джо больше подходила работа телохранителя, чем шофера. Он и выглядел как борец сумо. И водил машину словно маньяк.

— Ну вот и мы, — пропел Джо, нажимая на тормоза у самого административного лифта. — Дом, милый дом.

— На год или меньше, — согласился Мэтт, закрывая портфель. Обычно, покупая компанию, он задерживался в здании на месяц-другой, время, достаточное, чтобы встретиться со своими людьми, выслушать их оценки и рекомендации. Однако раньше он приобретал хорошо управляемые фирмы, страдавшие только от недостатка капитала, в работе которых почти ничего не нужно было менять, и оставалось лишь приспособить их работу к операциям «Интеркорпа». Тут же было совсем иное. Приходилось избавляться от старых методов и приемов в пользу новых, переделать расчетную ведомость, определить, кого оставить, кого уволить, заново рассчитать объем вложений, выстроить новую фабрику в пригородном Саутвилле, где уже был приобретен земельный участок. «Хаскелл» нуждалась в коренной перестройке. Эта работа, а также новая судоходная компания потребуют много усилий и времени, но Мэтт не боялся работы, он уже привык трудиться сутками напролет. Сначала он делал это из отчаянного желания добиться успеха, доказать, на что способен. И теперь, когда результаты превзошли все ожидания, Мэтт все равно не снижал изнурительного темпа, не потому что ему так нравилось или хотелось добиться большего, просто вошло в привычку. И еще, поскольку ничто не давало ему большего удовлетворения, он безоглядно трудился, но когда выдавалось свободное время, так же самозабвенно развлекался. Правда, теперь ни то, ни другое не имело для него большого смысла и не приносило достаточного удовлетворения. Однако теперь появились цель и проблема, стоившие борьбы — «Хаскелл электронике», и довести эту фирму до совершенства стало навязчивой идеей. Может, ему давно стоило сделать подобную покупку. Он создал большой конгломерат, приобретая хорошо управляемые компании, требующие лишь некоторого финансирования со стороны «Интеркорпа». Вероятно, следовало купить еще несколько таких, как «Хаскелл». Его команда захвата пробыла здесь уже две недели, оценивая ситуацию. Теперь они ждали его наверху, и Мэтту не терпелось начать.

На шестидесятом этаже секретарь в приемной говорила по телефону и слушала, что объясняет охранник в униформе, выполнявший также обязанности секретаря в вестибюле на первом этаже. Повесив трубку, Валери подошла к секретарше, сидевшей справа.

— Пит Дункан сказал, что серебряный лимузин только что свернул к гаражу, — прошептала она. — По-видимому, это Фаррел.

— Должно быть, серебряный цвет — его любимый, — ответила Джоанна, бросив многозначительный взгляд на серебряную табличку с эмблемой «Интеркорпа», висевшую на стене, отделанной панелями розового дерева.

Две недели спустя после перехода «Хаскелл»в руки Фаррела появилась бригада обойщиков, столяров и плотников под предводительством мужчины, представившегося дизайнером по интерьерам компании «Интеркорп». После их ухода вся огромная приемная, конференц-зал и кабинет Мэтта Фаррела были отделаны заново. Там, где раньше лежали поношенные, выцветшие восточные ковры и стояла мебель темного дерева, в трещинах и царапинах, теперь красовались серебристое ковровое покрытие и современные диваны и кресла с обивкой из бордовой кожи, теснившиеся перед стеклянными журнальными столиками. Всем было известно, с каким упорством Мэтт настаивал, чтобы все его владения были обставлены в одном стиле.

Валери и Джоанна, как и другие секретари на этаже, к этому времени успели хорошо узнать не только капризы и прихоти Мэтта, но и его репутацию безжалостного, жестокого человека. Через несколько дней после того, как компания влилась в «Интеркорп», президент мистер Берн Хаскелл был вынужден раньше времени уйти на покой, как, впрочем, и два старших вице-президента, один из которых был сыном Верна Хаскелла, а другой — зятем. Еще один вице-президент отказался подать в отставку и был уволен. Теперь их кабинеты, расположенные на этом этаже, но в противоположном конце здания, были отданы троим приспешникам Фаррела. Еще трое его людей находились где-то в здании, без сомнения, шпионили за всеми, и если верить слухам, задавали всякого рода нескромные вопросы и составляли списки, скорее всего тех, кого предполагали уволить в ближайшее время.

В довершение всего оказалось, что выживали не только старших администраторов. Секретарю мистера Хаскелла предложили на выбор: работать на одного из служащих рангом пониже или уволиться, и все потому, что Мэтью Фаррел настоял на приезде собственного секретаря из Калифорнии. Это вызвало настоящий фурор и новую вспышку неприязни, среди оставшихся исполнительных секретарей, но трудно описать их чувства при встрече с секретарем Фаррела. Элинор Стерн оказалась тощей, как палка, негнущейся особой с жесткими проволочными волосами, да к тому же настоящей тираншей и пронырой, стерегущей остальных, словно ястреб, и все еще употреблявшей такие слова, как «наглость»и «приличия». Она приходила в офис раньше и уходила позже всех, а когда дверь в ее кабинет была открыта, что случалось довольно часто, могла слышать самый тихий смех или шепот. В таких случаях Элинор поднималась и вставала в дверях с видом разгневанного сержанта до тех пор, пока неуместная болтовня не стихала, а виновные не начинали смущенно ежиться. Именно поэтому Валери подавила вполне естественное желание сообщить остальным секретарям о приезде Фаррела, чтобы те под каким-нибудь предлогом смогли взглянуть на нового босса.

Популярные журналы и желтая пресса представляли его красивым, проницательным мужчиной с утонченным вкусом, который водит компанию исключительно с кинозвездами и европейскими аристократками. «Уолл-стрит джорнэл» писал о нем как о «корпоративном гении, наделенном прикосновением Мидаса». Мистер Хаскелл в день своего ухода обозвал Фаррела «наглым подонком с инстинктами акулы и моралью мародерствующего волка». Джоанна и Валери с нетерпением ожидали его появления, готовые возненавидеть нового босса с первого взгляда. Так оно и случилось.

Тихий звонок лифта прозвучал в безмолвии приемной оглушительным гонгом. Появился Мэтью Фаррел, и атмосфера неожиданно оказалась словно пронизанной электрическим напряжением — так велика была излучаемая им энергия. Загорелый, атлетически сложенный, он быстро направился к ним, размахивая портфелем и читая на ходу отчет. Через руку было перекинуто бежевое кашемировое пальто. Валери нерешительно встала.

— Добрый день, мистер Фаррел, — пролепетала она, но за все усилия получила в награду лишь равнодушный взгляд холодных серых глаз. Короткий кивок — и он исчез, словно ветер, неудержимый, сильный и совершенно равнодушный к простым смертным вроде Валери и Джоанны.

Мэтт уже был здесь раньше, на одном из вечерних совещаний, и поэтому безошибочно отыскал офис, принадлежавший раньше Хаскеллу. Только закрыв за собой дверь, он поднял глаза от отчета и рассеянно взглянул на свою секретаршу, служившую у него уже девять долгих лет. Они не поздоровались, не поболтали о пустяках — такое было не в их обычае.

— Ну как дела?

— Прекрасно, — ответила Элинор Стерн.

— Повестка совещания готова? — добавил Мэтт, уже направляясь к высоким двойным дверям из розового дерева, ведущим в его кабинет.

— Конечно, — кивнула Элинор в столь же деловой манере.

Они были идеальной парой и прекрасно подходили друг к другу с самого начала, с того дня, как Элинор появилась в его офисе вместе с другими двадцатью женщинами, в основном молодыми и привлекательными, присланными из агентства по найму. Утром Мэтт увидел снимок Мередит в журнале «Таун энд кантри», оставленном кем-то в кафетерии. Она лежала на ямайском пляже рядом с известным игроком в поло. В подзаголовке говорилось, что она отправилась на отдых вместе со школьными друзьями. Еще больше ожесточившись и полный решимости достичь успеха, Мэтт начал опрашивать претенденток. Большинство из них оказались пустоголовыми дурочками, открыто флиртующими с будущим шефом, а он был не в том настроении, чтобы выносить чужую глупость или женские уловки. Мэтт отчаянно нуждался в надежном, умном работнике, таком, кто помогал бы ему в стремлении достигнуть самого верха.

Мэтт только что швырнул резюме последней кандидатки в мусорную корзину и, подняв глаза, увидел Элинор Стерн, шагавшую к столу в неуклюжих туфлях на низких каблуках и простом черном костюме. Седеющие волосы были стянуты на затылке строгим узлом. Она сунула ему в руку резюме и в стоическом молчании выждала, пока Мэтт ознакомится с содержащейся в нем информацией. Пятьдесят лет, не замужем, печатает сто двадцать слов в минуту и стенографирует со скоростью сто шестьдесят слов в минуту. Мэтт взглянул на нее, намереваясь о чем-то спросить, но услышал лишь заявление, произнесенное ледяным, настороженным тоном:

— Понимаю, что я на двадцать лет старше, чем те, кто был до меня, и в двадцать раз менее привлекательна. Однако именно потому, что я никогда не считалась красавицей, приходилось полагаться на другие достоинства.

Застигнутый врасплох, Мэтт смог только пролепетать:

— И каковы же эти достоинства?

—  — Ум, опыт и умение. Кроме машинописи и стенографии, я еще закончила юридические курсы работников среднего звена и могу быть делопроизводителем и счетоводом. Кроме того, я умею еще кое-что, недоступное нынешним двадцатилетним девицам.

— Что же именно?

— Грамотно писать!

Полные превосходства тон и явное презрение ко всему считающемуся менее чем идеальным почему-то понравились Мэтту. В ней чувствовалась какая-то холодная гордость, которая восхищала его, к кроме того, Мэтт ощущал ту же твердую решимость добиться совершенства, что и в самом себе. Мгновенно инстинктивно поверив, что именно Элинор подходит для этой должности, Мэтт без обиняков заявил:

— Рабочий день чересчур длинный, а жалованье не так велико. Я только начинаю дело. Если удастся пробиться на самый верх, я заберу вас с собой. Ваше жалованье будет расти в зависимости от усердия.

— Согласна.

— Я буду много путешествовать. Позже вам придется иногда сопровождать меня.

И, к удивлению Мэтта, светлые глаза сузились:

— Возможно, вам следует более определенно объяснить мои обязанности, мистер Фаррел. Женщины, несомненно, находят вас чрезвычайно привлекательным, однако…

Потрясенный тем, что она, очевидно, посчитала, будто он пытается за ней ухаживать, и рассерженный придирчивым критическим высказыванием насчет его привлекательности для остальных женщин, Мэтт ответил еще холоднее и сдержаннее, чем она:

— Ваши обязанности будут чисто секретарскими, и не больше. Меня не интересуют ни романы, ни флирт, я не желаю тортов на свой день рождения, лести, угодничества или ваших мнений по поводу дел, касающихся исключительно меня. Все, что мне потребуется, — ваше время и умение.

Он вел себя гораздо резче, чем обычно, возможно, не столько из-за отношения к нему Элинор, сколько из-за увиденного утром снимка Мередит, но она ничуть не возражала и скорее предпочитала именно предложенные им отношения.

— Я нахожу это совершенно приемлемым, — объявила она.

— Когда вы сможете начать?

— Сейчас.

Мэтт никогда не пожалел о своем решении. Уже через неделю он понял, что, подобно ему, Элинор Стерн может работать неустанно, с утра до вечера, в таком же убийственном темпе, не валясь с ног и не жалуясь. Чем больше обязанностей он возлагал на нее, тем больше она выполняла. Они так и не переступили воздвигнутого между ними барьера, сначала были попросту слишком поглощены общей работой, а позже это, казалось, вообще потеряло всякое значение. Они следовали установленному порядку, и такое сотрудничество совершенно удовлетворяло их обоих. Мэтт действительно поднялся на самый верх, а Элинор трудилась рядом с ним, без нытья и жалоб. По правде говоря, она стала неоценимым сотрудником, и Мэтт, верный слову, по-королевски вознаградил ее преданность и верность: теперь жалованье мисс Стерн составляло шестьдесят пять фунтов в год — больше, чем у любого руководителя среднего уровня компании «Интеркорп».

Теперь Элинор последовала за Мэттом в офис и молча ждала, пока он кладет портфель на письменный стол из полированного розового дерева. Обычно он вручал ей микрокассету с записанными инструкциями и надиктованным текстом, который было необходимо перепечатать.

— Сегодня диктовать нечего, — пояснил он, вручая ей груду папок. — И я не успел прочитать контракт Симпсона в самолете. У «Лира» что-то с двигателем, поэтому пришлось лететь коммерческим рейсом. У ребенка на переднем сиденье, очевидно, болели уши, и он весь полет вопил как резаный.

Поскольку он первым начал беседу, мисс Стерн сочла своей обязанностью поддержать разговор:

— Кто-то должен был ему помочь.

— Мой сосед вызвался удушить его, — вздохнул Мэтт, — но мать не пожелала прислушаться ни ко мне, ни к нему.

— А что предложили вы?

— Рюмку водки и немного бренди. Закрыв портфель, он спросил:

— А каков здешний контингент?

— Некоторые весьма добросовестны. Однако Джоанна Саймон, мимо которой вы проходили по до роге сюда, едва справляется. По слухам, она была больше чем секретарем для мистера Морриси, чему я склонна верить. И поскольку она совершенно ничего не умеет делать, разумнее всего предположить, что ее таланты лежат в другой области.

Мэтт едва обратил внимание на неодобрительно поджатые губы и, показав головой на смежный с офисом конференц-зал, спросил:

— Все собрались?

— Конечно.

— Повестка дня роздана?

— Конечно.

— Через час я ожидаю звонка из Брюсселя, — на ходу сообщил Мэтт. — Соедините меня, но на остальные звонки отвечайте, что я не смогу подойти.

Шесть наиболее способных вице-президентов «Интеркорпа» расселись на длинных диванах с темно-красной обивкой, стоявших по обеим сторонам большого стеклянного с мрамором журнального стола в конференц-зале. При виде Мэтта мужчины встали и обменялись с ним рукопожатием. Каждый внимательно изучал шефа, пытаясь понять по его глазам, каковы результаты поездки в Грецию.

— Рад, что вы вернулись, Мэтт, — сказал Том Эндерсон. — Не держите нас в напряжении. Как дела в Афинах?

— Чрезвычайно приятный город, — заверил Мэтт. — И кроме того, теперь у «Интеркорпа» собственный флот танкеров.

Триумф, торжество, искреннее и неудержимое, разлилось на лицах присутствующих, и немедленно началась оживленная дискуссия по поводу того, как лучше использовать новое добавление к приобретениям «Интеркорпа».

Откинувшись в кресле, Мэтт наблюдал за высокопоставленными администраторами, каждый из которых считался лучшим в своей области. Все шестеро были энергичными, преданными делу людьми. Пятеро окончили Гарвард, Принстон, Иель, Лос-Анджелесский университет и Массачусетский технологический институт со степенями в таких отраслях, как международное банковское дело и маркетинг. Пятеро носили сшитые на заказ деловые костюмы по восемьсот долларов, дорогие египетские сорочки с монограммами и тщательно подобранные шелковые галстуки. По контрасту с ними шестой. Том Эндерсон, представлял собой режущую глаз, дисгармонирующую фигуру в зеленом с коричневым клетчатом пиджаке, зеленых брюках и пестром галстуке. Страсть Эндерсона к кричащей одежде служила источником неизменного веселья среди безупречно одетых людей в команде захвата, но они редко подтрунивали над ним. По правде говоря, трудно издеваться над шестифутовым гигантом весом в двести сорок пять фунтов.

Эндерсон окончил вечернюю высшую школу, никогда не учился в колледже и был вызывающе горд этим обстоятельством.

— Я прошел школу жизни и получил в ней высшую степень, — отвечал он на все вопросы об образовании, хотя обычно не трудился упомянуть, что обладает необыкновенным талантом, которого не приобретешь ни в одной школе: стоило поговорить с человеком несколько минут, и он немедленно понимал, какие мотивы движут собеседником и заставляют карабкаться наверх — тщеславие, жадность, честолюбие или нечто другое. Внешне он казался простым, полуграмотным медведем, человеком, который любит работать засучив рукава. Но под грубой поверхностью крылся алмаз — Том Эндерсон отличался даром вести переговоры и мгновенно проникать в суть проблемы — неоценимое свойство, особенно когда приходилось вести дела с профсоюзами от имени «Интеркорпа».

Но из всех великолепных качеств Тома Мэтт особенно ценил одну — преданность. Он был единственным в этой комнате человеком, способным отвергнуть любое, самое выгодное предложение перейти на другую работу. Он работал на самую первую компанию, купленную Мэттом, и когда тот ее продал, предпочел лучше уйти с прежним хозяином, чем остаться с новыми владельцами, предлагавшими ему превосходную должность и высокое жалованье.

Мэтт платил остальным вице-президентам достаточно, чтобы быть уверенным в их верности и не бояться, что они не поддадутся соблазну продать его конкурентам, но Эндерсону он платил еще больше, поскольку тот был полностью и беззаветно предан Мэтту и «Интеркорпу». Мэтт никогда не сожалел о том, сколько денег приходится выплачивать команде, — расходы неизменно окупались, поскольку ни у кого не было служащих талантливее, но именно Мэтт направлял их энергию в нужное русло. Генеральный план развития «Интеркорпа» был разработан именно им, и именно он изменял его, как считал нужным.

— Джентльмены, — объявил Мэтт, прерывая оживленное обсуждение танкеров, — об этом поговорим в другое время. Сейчас главное — решить проблемы «Хаскелл».

Всякий раз, покупая компанию, Мэтт действовал быстро и эффективно. Вместо того чтобы тратить не один месяц, пытаясь определить причину затруднений фирмы, искать средства, способы их устранения, увольнять служащих, чья работа не соответствовала стандартам «Интеркорпа», Мэтт делал нечто совершенно иное — посылал группу людей, собравшихся сейчас в конференц-зале, и те работали бок о бок с оставшимися на своих постах вице-президентами купленной компании. Каждый из команды был специалистом в определенной области, связанной с финансами, менеджментом и маркетингом, в течение нескольких недель они точно определяли состояние дел на своем участке работы, беспристрастно оценивали достоинства и недостатки вице-президента и руководимого им отделения.

— Эллиот, — обратился Мэтт к Эллиоту Джеймисону, — начнем с вас. Изложите вкратце, как обстоят дела в отделе маркетинга.

— Неплохо, но не так уж и великолепно. Слишком много менеджеров и здесь, и в региональных офисах, и слишком мало профессионалов — специалистов по сбыту товаров. Уже существующим клиентам уделяется должное внимание, но у служащих попросту не хватает времени открывать новые счета. Учитывая высокое качество продукции, «Хаскелл» должна была иметь раза в четыре больше покупателей, чем сейчас. Поэтому я осмелился бы предложить добавить еще пятьдесят человек в отдел сбыта. Как только завод в Саутвилле вступит в действие, можно нанять еще пятьдесят человек.

Мэтт сделал пометку в лежавшем перед ним блокноте и снова обратился к Джеймисону:

— Что-нибудь еще?

— Пол Креншоу, вице-президент по маркетингу, должен уйти, Мэтт. Он работал с Хаскеллом двадцать пять лет, и его принципы маркетинга устарели и попросту глупы. Совершенно негибок и не собирается менять свои методы.

— Сколько ему лет?

— Если верить досье, пятьдесят шесть.

— Если мы предложим ему пораньше уйти на пенсию, согласится?

— Возможно. По собственному желанию он увольняться не собирается. Наглый сукин сын и не скрывает ненависти к «Интеркорпу».

Том Эндерсон, восхищенно изучавший собственный невообразимо пестрый галстук, поднял глаза:

— Неудивительно. Он — дальний родственник старого Хаскелла.

Эллиот пораженно уставился на него.

— В самом деле? — удивился он, против воли восхищаясь способностями Тома без всяких видимых усилий раскопать информацию. — Этого в его личном деле нет. Откуда ты это узнал?

— Имел весьма приятную беседу с очаровательной старушкой в архиве. Проработала здесь больше чем кто бы то ни было. Просто ходячий источник сведений.

— Неудивительно, что Креншоу был так чертовски несносен. Тогда тем более от него нужно отделаться — помимо всего прочего, он представляет собой огромную моральную проблему. Это, в общем, все, Мэтт. На следующей неделе встретимся и поговорим о частностях.

Мэтт вопросительно взглянул на Джона Лемберта, занимавшегося финансами. Тот, поняв намек, уставился в свои заметки.

— Прибыли неплохие, мы знали это и раньше, но есть немало статей расхода, которые можно сократить. Кроме того, они чертовски ленятся торопить задолжников. Некоторые счета следовало бы оплатить уже полгода назад, и только потому, что Хаскелл взял за правило никогда не торопить со сбором долгов.

— Значит, придется заменить и главного бухгалтера-контролера?

Лемберт поколебался:

— Тут трудно решить сразу. Бухгалтер утверждает, что это делалось по распоряжению самого Хаскелла. Хотя он сам много лет пытался настоять на более настойчивых требованиях оплаты, президент и слышать об этом не желал. Помимо этого, можно сказать, что в финансовом отделе полный порядок и сам он прекрасный руководитель. У него вполне достаточно опытных служащих, и работа идет как по маслу.

— А как он отнесся к вторжению в его владения? Готов ли изменить свои методы?

— Он не лидер, а ведомый и очень исполнителен. До последней запятой следует приказам и инструкциям. С другой стороны, если вам нужны новаторские идеи, вряд ли они у него появятся, не говоря уже о более агрессивной политике.

— Объясните, что от него требуется, — немного поколебавшись, решил Мэтт. — Когда мы назначим президента, тот сможет присматривать за бухгалтером. Финансовый отдел крайне важен для нас, и если вы считаете, что он в хорошем состоянии, пусть все так и идет.

— Согласен. К началу следующего месяца буду готов обсудить новый бюджет и ценовую структуру.

— Прекрасно.

Мэтт обернулся к невысокому светловолосому мужчине, занимавшемуся кадровой политикой.

— Дэвид, как с людскими ресурсами?

— Неплохо. Даже очень хорошо, я бы сказал. Ллойд Уолдроп, вице-президент, возглавляющий этот отдел, умен, проницателен и вполне на своем месте, — объявил Телбот.

— Паршивый двуличный лицемер и шовинист, — вмешался Том, нагибаясь к столу, чтобы налить себе чашку кофе из серебряного кофейника.

— Совершенный абсурд! — раздраженно бросил Телбот. — Я изучал списки и с уверенностью могу сказать, что среди руководства достаточно много женщин и представителей национальных меньшинств.

— Не верю я никаким спискам.

— Иисусе, да что это с тобой. Том? — рявкнул он, поворачиваясь на стуле и окидывая Тома разъяренным взглядом. — Каждый раз, когда мы приобретаем компанию, ты начинаешь придираться к вице-президенту по кадрам. За что ты их, спрашивается, так не любишь?

— Наверное, потому, что почти все они готовы лизать зад начальству, а сами рвутся к власти.

— Включая Уолдропа?

— Особенно Уолдропа.

— И какой из твоих прославленных инстинктов заставляет тебя верить этому?

— Он два дня подряд отпускает комплименты по поводу моей манеры одеваться. Никогда не верю человеку, который расхваливает мой пиджак, особенно если сам при этом одет в строгий серый костюм.

Приглушенные смешки нарушили напряжение, воцарившееся в комнате, и даже Дэвид, видимо, расслабился.

— Существует ли иная причина считать, что он лжет относительно своих методов найма и продвижения по службе персонала?

— Еще бы, — фыркнул Том и, стараясь не окунуть рукав в чашку, потянулся за сахарницей. — Я уже пару недель слоняюсь вокруг этого здания, и пока ты был занят изучением людских ресурсов, не смог не заметить одной маленькой детали.

Он замолчал и принялся размешивать сахар в кофе, чем вывел из себя всех присутствующих, кроме Мэтта, продолжавшего рассматривать Эндерсона со спокойным интересом. Наконец Том откинулся на спинку стула и, положив ногу на ногу, поднес к губам чашку.

— Том! — не выдержав, сухо сказал Дэвид. — Нельзя ли перейти к делу, иначе это совещание никогда не кончится. Что же ты заметил, пока слонялся у здания?

Том, ничуть не смутившись, поднял мохнатые брови и ответил:

— Я видел, кто сидит в личных кабинетах.

— И что же?

— Да то, что там не было ни одной женщины, только мужчины, если не считать бухгалтерии, где в любой фирме по традиции менеджеры — женщины, да еще паре-тройке женщин выделены отдельные кабинеты с секретаршами в приемной. Это и заставило меня подумать: что, если наш приятель Уолдроп раздает пышные титулы, чтобы осчастливить дам и приукрасить отчеты? Если здесь действительно много женщин-руководителей, где их секретари? И где кабинеты?

— Я все проверю, — процедил Дэвид. — Конечно, я и сам это обнаружил бы, но лучше знать заранее. Кроме того, мы собираемся привести систему отпусков и тарифную сетку в соответствие с нормами «Интеркорпа». Хаскелл дает своим людям трехнедельный отпуск после трех лет работы и четырехнедельный после восьми лет. Такая политика обходится компании в целое состояние и, кроме того, приводит к постоянной необходимости нанимать временных сотрудников.

— А оплата? — осведомился Мэтт.

— Ниже нашей. Хаскелл считал, что лучше дать служащим продленные отпуска, чем выплачивать приличное жалованье. Как только я выработаю определенные рекомендации и получу основные цифры, мы встретимся и все обговорим.

Следующие два часа Мэтт внимательно слушал доклады остальных и выносил решения. После обсуждения дел в «Хаскелл» перешли к насущным вопросам, касающимся «Интеркорпа», начиная от грозящей забастовки членов профсоюза на текстильной фабрике в Джорджии и кончая заводом, который Мэтт намеревался построить для нужд компании «Хаскелл» на большом участке земли, который приобрел в Саутвилле.

В течение всего времени лишь один человек, Питер Вандервилд, не вступал в разговор и внимательно слушал, совсем как талантливый, но немного ошеломленный старшекурсник, пытавшийся приобрести опыт и знания у группы экспертов. Двадцативосьмилетний молодой Питер, бывший чудо-ребенок Гарварда с коэффициентом умственного развития настоящего гения, специализировался в поисках потенциальных приобретений для «Интеркорпа», анализировал их доходность, а затем давал Мэтту рекомендации. «Хаскелл электронике» также была выбрана Вандервилдом и стала уже третьей компанией, купленной по его предложению. Мэтт послал его с остальной командой в Чикаго, с тем чтобы Питер самолично узнал и понял, что происходит с фирмами после перехода во владение «Интеркорпа». Мэтт хотел, чтобы Питер увидел то, чего не найдешь в финансовых отчетах, на которые так безоговорочно полагался молодой человек, когда давал заключение о выгодности покупки, понял, что на свете существуют главные бухгалтеры, не спешившие собирать долги, и вице-президенты по кадрам, проводившие исподтишка политику дискриминации.

Мэтт прислал его сюда, поскольку понимал, что, несмотря на блестящие способности, молодой человек по-прежнему нуждается в руководстве. Более того, Питер мог быть дерзким и сверхчувствительным, самоуверенным и застенчивым, в зависимости от ситуации, и именно эти свойства Мэтт намеревался обуздать. Да, Питер был настоящим гением, но эту гениальность следовало направить в нужное русло.

— Питер, — обратился к нему Мэтт, — есть ли какие-то соображения по вашей части, которые мы должны выслушать?

— У меня есть несколько компаний, которые могут стать превосходными приобретениями, — оживился молодой человек. — Не так велики, как «Хаскелл», но чрезвычайно доходны. Одна из них — чудесная маленькая компания по программному обеспечению в Кремниевой Долине…

— Никаких программных обеспечении, Питер, — твердо заявил Мэтт.

— Но объединенный Комитет по тылу… — начал Питер.

— Только не программное обеспечение, — перебил Мэтт. — Пока это слишком рискованное предприятие!

И видя, как краска смущения ползет по щекам Вандервилда, напомнил себе, что его цель — направлять необычайные таланты молодого человека, а не душить его инициативу. Мэтт, подавив нетерпение, добавил:

— К вам это не имеет никакого отношения, Питер. Я ведь никогда не говорил, как отношусь к компаниям по программному обеспечению. Что еще вы можете рекомендовать?

— Вы упоминали как-то, что хотите расширить наши коммерческие владения, — нерешительно начал Питер. — Одна такая компания в Атланте, вторая — в Чикаго и третья — в Хаустоне. Хозяева хотят их продать. Первые две имеют лишь административные здания, высотные и пониже. Третья, в Хаустоне, в основном вкладывала средства в земельные участки. Владеют ею братья Тори, получили по наследству от отца и, по слухам, не выносят друг друга.

Все еще страдая после бесцеремонной отповеди Мэтта, Питер поспешил закончить перечень недостатков:

— Экономика Хаустона до последнего времени находилась в застое, и хотя дела последнее время пошли в гору, думаю, вряд ли это будет продолжаться долго. Кроме того, братья Торп никак не могут сговориться между собой, так что сделка, вероятно, доставит нам больше неприятностей, чем пользы…

— Не понимаю, пытаетесь ли вы меня убедить, что это плохая идея или хорошая? — спросил Мэтт, улыбаясь, чтобы смягчить резкость. — Вы делаете выбор, основываясь на собственных суждениях, а уж я загоняю добычу. Это моя работа, и если вы попытаетесь выполнять еще и ее, тогда мне нечего будет делать. Останется только уйти на покой.

В комнате раздались смешки. Питер, привстав, вручил Мэтту папку с надписью: «КОМПАНИИ, РЕКОМЕНДОВАННЫЕ К ПРИОБРЕТЕНИЮ, — КОММЕРЧЕСКАЯ СОБСТВЕННОСТЬ».

Внутри лежали документы с данными по трем упомянутым компаниям и еще относящиеся к дюжине других, менее привлекательных. Немного успокоившись, молодой человек уселся и выжидающе уставился на хозяина. Мэтт открыл досье и увидел, что отчеты были чрезвычайно длинными, а анализы — сложными. Не желая без необходимости задерживать остальных, он объявил:

— Питер, как обычно, проделал огромную работу, джентльмены, и скорее всего потребуется довольно много времени, чтобы все изучить. Думаю, сегодня мы уже обсудили все что следовало. Дайте мисс Стерн знать, когда вы готовы перейти к более детальному разговору. А вы, Питер, если не возражаете, задержитесь. Идемте в мой кабинет, там и побеседуем.

Он только что уселся за письменный стол, когда зажужжало переговорное устройство, и мисс Стерн передала, что звонят из Брюсселя. Зажав трубку между плечом и подбородком, Мэтт начал просматривать финансовый отчет по компании в Атланте, которую рекомендовал купить Питер.

— Мэтт, — раздался радостный голос Иозефа Хендрикса, перекрывающий шум и потрескивание на линии, — у нас плохая связь, друг мой, зато новости у меня превосходные и не могут ждать. Мои люди полностью согласны с идеей ограниченного товарищества, которое я предложил вам в прошлом месяце. Кроме того, они не возражают против ваших условий.

— Прекрасно, Иозеф, — ответил Мэтт, но его энтузиазм немного расхолодило сознание того, что уже гораздо позднее, чем он считал, и кроме того, перепад во времени подействовал весьма отупляюще. За окнами было совсем темно, и только огни соседних небоскребов, мерцая, переливались, словно веселые звездочки. Далеко снизу, с Мичиган-авеню доносились гудки машин запоздавших жителей пригородов, спешивших добраться домой. Мэтт нажал выключатель настольной лампы и, поглядев на Питера, который, поднявшись, включил верхний свет, попросил:

— Оказывается, уже позднее, чем я думал, Питер, а мне еще нужно сделать несколько звонков. Возьму папку домой и весь уик-энд буду изучать. Обсудим в понедельник, в десять утра.

Глава 17

Освеженный после душа и сауны, Мэтт завязал полотенце вокруг пояса и потянулся к наручным часам, лежавшим на карнизе черного мрамора, тянувшемся по всей окружности ванной. Затрещал телефонный звонок, и Мэтт поднял трубку.

— Ты совсем голый? — раздался томный голос Элиши Эйвери, прежде чем Мэтт успел хотя бы открыть рот.

— Какой номер вы набираете? — пролепетал он с деланным смущением.

— Твой, дорогуша. Так ты голый или нет?

— Наполовину, — признался Мэтт, — и к тому же опаздываю.

— Я так рада, что ты уже в Чикаго. Когда прилетел?

— Вчера.

— Наконец-то ты в моих тисках! — Элиша рассмеялась, весело, звонко, заразительно. — Не можешь представить, какие только фантазии мне не грезились при мысли о сегодняшней ночи, когда мы наконец вернемся с благотворительного бала в опере! Мне так не хватало тебя, Мэтт, — добавила она без обиняков и, как всегда, прямо и откровенно.

— Мы собираемся увидеться через час, — пообещал , Мэтт, — если, конечно, немедленно повесишь трубку.

— Честно говоря, это папочка заставил меня позвонить. Боялся, что ты забудешь насчет бала. Он почти так же рвется увидеть тебя, как и я… правда, по совершенно другим причинам, конечно.

— Конечно, — пошутил Мэтт.

— Должна предупредить тебя, что он собирается организовать тебе членство в «Гленмур». Бал — это идеальное место, чтобы представить тебя некоторым членам и получить их голоса, так что па попытается познакомить тебя со всеми и каждым, если, ты, конечно, согласишься. Правда, не пойму, с чего он так суетится! Ты настоящий верняк, пройдешь единогласно! Да, кстати, пресса тоже будет там в полном составе, так что приготовься к осаде. Ужасно унизительно, мистер Фаррел, — пошутила она, — знать, что твоему партнеру на сегодняшний вечер будет уделяться куда больше внимания, чем тебе…

Упоминание о клубе «Гленмур», где он впервые встретил Мередит в тот давний день Четвертого июля, заставило Мэтта усмехнуться с мрачной иронией и сцепить зубы. Теперь он почти не слышал Элишу. Кроме того, Мэтт уже был членом двух клубов, не менее престижных, чем «Гленмур», и не имел желания вступать в третий, а если бы захотел это сделать здесь, в Чикаго, черта с два выбрал бы «Гленмур»!

— Передай отцу, что я очень благодарен, но прошу его не беспокоиться.

Но прежде чем Мэтт успел сказать еще что-то, Стентон Эйвери поднял трубку параллельного телефона.

— Мэтт, — сердечно приветствовал он, — надеюсь, ты не забыл о сегодняшнем благотворительном бале в опере?

— Конечно, нет, Стентон.

— Прекрасно, прекрасно. Как насчет того, чтобы заехать за тобой к девяти, отправиться в яхт-клуб, а оттуда в отель? Таким образом, нам не придется высиживать всю «Травиату», прежде чем начнется настоящее веселье. Или ты слитком любишь «Травиату»?

—  — От опер у меня аллергия, — пошутил Мэтт, и Стентон согласно хмыкнул. За последние несколько лет Мэтт посетил дюжину оперных спектаклей и симфонических концертов, поскольку вращался в социальных кругах, где спонсорство и посещение подобных развлечений было необходимо и крайне выгодно с деловой точки зрения. Теперь, когда он почти против воли успел познакомиться со всеми знаменитыми симфониями и операми, первоначальное его мнение не изменилось: Мэтт находил большинство из них слишком утомительными и чрезмерно длинными.

— Хорошо, в девять, — добавил он. Несмотря на нелюбовь к оперной музыке и назойливое внимание прессы, Мэтт все же с некоторым нетерпением ожидал вечера. Бреясь, он вспоминал о первой встрече со Стентоном Эйвери. Они познакомились в Лос-Анджелесе четыре года назад, и с тех пор, когда бы Мэтт ни был в Чикаго, а Стентон — в Калифорнии, они старались провести вместе хотя бы несколько часов. В отличие от большинства чикагцев из высших слоев общества Стентон был жестким, упрямым, но честным и прямым бизнесменом, и Мэтт очень его любил. По правде говоря, если бы пришлось выбирать себе тестя, Мэтт выбрал бы Стентона. Элиша была похожа на отца — элегантная, неглупая и образованная, но чертовски настойчивая, когда речь шла о том, чтобы получить желаемое. Они оба хотели, чтобы Мэтт сопровождал их на сегодняшний бал, и не слушали никаких отказов. В конце концов Мэтт не только согласился посетить оперу, но и пожертвовать пять тысяч долларов.

Два месяца назад Элиша, приехав в Калифорнию, без обиняков намекнула на то, что им следует пожениться. Какое-то время Мэтт был готов согласиться, но порыв очень быстро прошел. Элиша ему нравилась как в постели, так и вне ее, но Мэтт уже успел с трудом пережить последствия разрушительного брака с богатой, капризной дочерью чикагского бизнесмена и не имел ни малейшего желания повторять опыт. Беда была в том, что он никогда не мог серьезно думать о второй женитьбе, потому что попросту не был способен на чувства, которые испытывал когда-то к Мередит, — эту безумную, жестокую, жгучую потребность видеть ее, касаться, ласкать… эту вулканическую страсть, владевшую им, опустошающую и ненасытную. Ни одна женщина не могла заставить его всего лишь взглядом ощущать себя одновременно всемогущим и жалким, не пробуждала отчаянного желания доказать, что он может стать лучше и благороднее, чем на самом деле. Жениться на ком-то еще означает признать, что Мэтт готов примириться с чем-то второсортным, а второй сорт недостаточно хорош для него. Но в то же время Мэтт совершенно не жаждал вновь испытать те мучительные, дурманящие, исступленные эмоции еще раз, эмоции настолько же болезненные, насколько сладостные, и когда этот несчастный брак разрушился, всего лишь воспоминания о нем и о молодой предательнице-жене, которую Мэтт обожал, много лет превращали его жизнь в ад.

Правда заключалась в том, что если бы Элиша , была способна занять такое же место в его сердце, как Мередит, Мэтт немедленно порвал бы с ней, как только почувствовал это. Он больше никогда не позволит себе выказать подобную уязвимость, быть таким беззащитным. Ни перед кем. Никогда. Теперь, когда Мэтт приехал в Чикаго, Элиша скорее всего снова заговорит о женитьбе, но в этом случае Мэтт попытается ясно дать ей понять, что об этом не может быть и речи, в противном же случае придется положить конец их восхитительной связи.

Натянув черный смокинг, Мэтт вышел из спальни и направился в гостиную. У него еще оставалось четверть часа до приезда Стентона и Элиши, поэтому он шагнул к дальнему углу комнаты, где на возвышении находились стойка бара и несколько диванов, предназначенных для удобства беседующих. Мэтт выбрал это здание и эту квартиру, потому что внешние стены из толстого изогнутого стекла позволяли видеть с высоты захватывающую дух панораму города. Несколько секунд Мэтт смотрел вдаль, а потом подошел к бару, намереваясь налить себе бренди. При этом он задел рукавом газету, предусмотрительно оставленную дворецким на дальнем столике. Блоки вылетели и рассыпались по полу.

И тут он увидел Мередит. Ее фото бросилось в глаза с последней страницы первого блока — совершенная улыбка, совершенная прическа, совершенное лицо. Типичная Мередит, подумал Мэтт с ледяным отвращением, поднимая газету и всматриваясь в снимок, все в ней рассчитано на то, чтобы произвести внешний эффект. В восемнадцать лет она была прекрасна, теперь же газетные фотографы из кожи вон лезли, чтобы подчеркнуть ее сходство с молодой Грейс Келли.

Его взгляд скользнул к заметке, помещенной под фото, и на какой-то момент Мэтт сжался от изумления. Если верить репортеру Салли Мэнсфилд, Мередит только что объявила о помолвке с юношеской любовью, Паркером Рейнолдсом III, и «Бенкрофт энд компания намеревается отметить роскошную свадьбу в феврале грандиозной распродажей во всех филиалах.