Вурдалак Тэффи Надежда

TWISTED SISTER (СЕСТРИЧКА-ИЗВРАЩЕНКА)

Провиденс. Род-Айленд

19: 45

Рейсу 242 авиакомпании «Юнайтед эйрлайнз» из Чикаго предстояло обогнать буран и раньше него прибыть в аэропорт. Чандлер смотрел в окно в сторону границы с Коннектикутом: внизу проплывали род-айлендские Западные холмы, потом показались и ушли под крыло огни Провиденса. За окошком на другой стороне прохода виднелись громоздившиеся на востоке грозные черные тучи, принесенные с Атлантики. Этому ночному рейсу суждено стать на сегодня последним.

У багажной ленты Цинка встречала специальный агент ФБР Кэрол Тейт. Тейт родилась и выросла в Техасе: шесть футов, голубые глаза, ровные зубы, рыжеватые волосы и симпатичное веснушчатое лицо человека, ведущего здоровый образ жизни — вылитая деревенская красотка с «Кукурузных хлопьев Келлога». В Род-Айленде, в середине зимы она щеголяла искусственным загаром. Цинк на глазок дал ей лет тридцать пять. Кэрол сняла шубку, перекинула ее через руку, и он смог оценить ее крепкое мускулистое тело. Прирожденная атлетка, решил он, и качала железо. Обмен рукопожатиями вселил в Цинка уверенность, что Кэрол сумеет постоять за себя при любых обстоятельствах, а присмотревшись к ее движениям, Чандлер сделал вывод, что она занималась карате.

Тейт взяла Цинка за лацкан, заглянула к нему под пальто и нарушила холодное молчание вопросом:

— А где красный мундир?

— Дома, в шкафу, — ответил Цинк. — В нафталине.

Они вышли из терминала. Метель бушевала вовсю. В лицо летел снег, густой мелкий и колкий, точно песок. Ветер вздувал одежду Цинка, словно корабельные паруса, волосы инспектора побелели и облепили голову. Сильный северовосточный ветер с воем заносил следы, едва те появлялись на снегу, которого намело уже на два дюйма.

— Сможете вести машину? — прокричал Цинк сквозь ветер.

— Дружище, рейс выбирала не я, а вы, — прокричала Тейт в ответ. — Мне нужно успеть в город к очень важному звонку. Придется рискнуть. Видимость обещали два фута.

Шоссе № 95, соединявшее Род-Айленд с соседним штатом, оказалось закрыто: перевернулся грузовик с прицепом. По магистрали US-1 можно было двигаться только со скоростью двадцать миль в час из-за порывистого ураганного ветра, грозившего опрокинуть машину Тейт. По ветровому стеклу барабанила ледяная крупа. Свет фар, отражаясь от снега, мешал видеть дорогу. Вскоре они наткнулись на затор: шесть автомобилей полностью блокировали проезд.

— Бесполезно, — сказала Тейт. — Не метель, а настоящая белая мгла! Что это там с вашей стороны, съезд?

— Ни черта не вижу, — ответил Цинк.

— Может, свернем, пока с нами никто не поцеловался? Что скажете?

— Согласен.

Но это оказался не съезд, и машина скатилась с дороги в сугроб. Под днищем послышался скрежет металла по льду.

— Не было печали, черти накачали, — вздохнул Чандлер. Кэрол Тейт улыбнулась:

— Слава богу, машина казенная. Чандлер рассмеялся:

— Да. А я, слава богу, не плачу налоги.

В салоне запахло выхлопом, и они поняли: началось. Тейт решила выйти из машины, взглянуть, что случилось, и порыв ветра едва не сорвал дверцу с петель. В салон полетел снег. Цинк оглянулся и в красном свете задних фонарей с трудом различил Кэрол, качавшую головой. В машине уже выстыло.

— Расплющило глушитель, — сообщила Кэрол Тейт, вновь забираясь в автомобиль и выключая мотор.

— Если печка не будет работать, мы замерзнем.

— А если будет — отравимся, — ответила американка.

— Вы всегда так принимаете туристов?

— Нет. Обычно мы устраиваем для них пешую экскурсию по штату, что я и собираюсь сейчас сделать.

Выйдя из машины, они попали прямехонько в лапы к грубияну-ветру, который тотчас принялся швырять снегом им в лицо. Всякий раз, как Чандлер щурился, крутящийся водоворот крошечных хлопьев принимал новые причудливые и зловещие формы. «Снежные призраки», — подумал инспектор, чувствуя, как лицо коченеет на морозном ветру. Казалось, метель вобрала в себя всю злобу мира.

— Идемте, — крикнула Тейт. — Если я ничего не путаю, впереди должен быть мотель.

— Я ни черта не вижу!

— Тогда положитесь на мое чутье.

Пробиваясь сквозь яростный ветер, гнавший густую поземку, они вышли к мотелю у пруда. Видимость была нулевая, и не наткнись Тейт на рекламный щит, они прошли бы мимо. На стоянке кто-то бросил снегоочиститель. Безумный ветер хохотал под стрехами. Кэрол рывком открыла дверь.

— Вы, ребята, привидения или люди? — спросил человек за конторкой, глядя на Цинка и Кэрол, белых с головы до пят.

— Нам нужны две комнаты, — сказал Чандлер, топая ногами, чтобы стряхнуть снег с ботинок.

— Боюсь, вам не повезло, приятель. Таких, как вы, здесь уже полно. Осталась только одна свободная комната.

— Кроватей две? — спросила Тейт.

— Нет, одна двуспальная. Но, ясное дело, похуже, чем во дворце.

— Видели-видели, на ночном канале, — засмеялась Кэрол. — «Это случилось однажды ночью» — так, кажется?…

— Я похож на Кларка Гейбла? — поинтересовался Цинк.

— Угу. Вы оба лопоухие. — Тейт достала из кармана шубы монету. — Орел или решка? Кто проиграет — спит на полу.

Комната оказалась маленькая, но уютная, с камином. Половицы держались не на гвоздях, а на шпонках. Стены украшали виды Новой Англии — сельские пейзажи, переливающиеся всеми красками осени. Снаружи разъяренный ветер штурмовал окна. Пока Тейт разжигала огонь, Чандлер спустился вниз и купил бутылку вина. Когда он уходил, управляющий подмигнул ему и понимающе улыбнулся.

Вернувшись, Цинк обнаружил, что Кэрол во фланелевой клетчатой рубашке и джинсах растянулась на полу перед весело потрескивающим огнем. Она лежала на боку, подперевправой рукой подбородок, и линии ее тела плавно спускались в глубокую долину у талии, чтобы затем круто взмыть, очерчивая бедро.

«Спокойно, мальчик, — подумал Чандлер, — поездка чисто деловая».

— Ну, — сказала Тейт, когда канадец откупорил вино, — о ком поговорим сначала? О Розанне Кийт или о Рике Хайд?

— О Кийт, — ответил Цинк, наполняя вином принесенный из ванной пластиковый стакан и передавая его Кэрол.

— Ваше здоровье! — Тейт пригубила вино. — С чего начать?

— С ее прошлого, — ответил Чандлер, устраиваясь рядом с ней перед огнем и расслабляясь в тепле.

— Розанна происходит из старинного род-айлендского рода. Некий Кийт значился среди тех, кто в 1636 году бежал с Роджером Уильямсом из массачусетского Салема, чтобы основать колонию в Провиденсе. Состояние Кийтов наживалось поистине веками.

— А ее отец и мать? Что они?

— Ее отец, Енох Кийт, родился в 1924 году, если не ошибаюсь. Мои записи остались в машине. Он унаследовал капиталы Кийтов, сосредоточенные в Ньюпорте — это несколькими милями южнее — и поместье Кийтов, там же. В восемьдесят четвертом старик умер, и с тех пор за домом присматривает Общество охраны памятников архитектуры. У Еноха была сестра, на два года моложе его, Елена. О ней потом.

Отец Еноха занимался антрепризой — варьете, нью-йоркские и лондонские театры, первые голливудские фильмы. В молодости сам Енох подвизался при нью-йоркской сцене. Там в 1950 году — опять-таки, если мне не изменяет память — он познакомился с актрисой и женился на ней. В пятьдесят третьем она родила ему ребенка, девочку, которую назвали Розанной, а в пятьдесят пятом умерла от рака.

— Розанна — единственный ребенок? — спросил Чандлер.

— Может быть. А может, и нет, если верить свидетельским показаниям, данным на прошлогоднем судебном разбирательстве.

— Что за разбирательство?

— Попытка опротестовать завещание Еноха Кийта. Цинк снова наполнил стаканы.

— Ходят слухи, — сказала Тейт, — что физическое и психическое здоровье многих поколений Кийтов оставляло желать лучшего. И мужчины, и женщины страдали наследственной скрытой шизофренией. Вдобавок женщины из рода Кийт периодически награждали своих сыновей гемофилией, которой болеют только мужчины. Но это вы наверняка знаете.

— Да. В роду королевы Виктории было то же самое.

— Да… В общем, Кийты не одну сотню лет несли на себе проклятие нездоровья, — продолжала Тейт. — В Ньюпорте их прозвали «новыми Эшерами».

Она поворошила угли в камине. Цинк подлил ей вина. На стены комнаты ложились блики — то красные, то ярко-оранжевые; внутри стаканов с «Мутон кадет» тлел рубиновый огонек. Цинку вновь нестерпимо захотелось курить, но он переборол это желание.

— Спасибо, — Тейт отставила высокий стакан с вином на пол и закатала рукава, обнажив сильные запястья и красивые руки с длинными ухоженными пальцами.

— Из материалов суда следует, что Енох Кийт очень любил жену. После ее смерти он пережил нервное расстройство и заперся в своем ньюпортском поместье. Елену, его сестру, лишили наследства, когда она сбежала из дома и вышла за моряка. Союз, однако, оказался непрочным: моряк удрал с теми скудными средствами, что молодая прихватила из дому. Тогда Елена — у нее началась тяжелая депрессия — вернулась в поместье.

В комнате становилось жарко, и Цинк снял свитер. Кэрол расстегнула верхнюю пуговку рубашки.

— Ну вот, — продолжала она, — дальнейшее окутано мраком. Кое-что из того, что вы сейчас услышите, попросту слухи и сплетни, рожденные судебным процессом. А главный мой источник — одна противная любопытная старушенция из ньюпортских богатеек. По ее словам, произошло, в общем, неизбежное. Невероятно хрупкое душевное равновесие Еноха и Елены, их совместное затворничество и потребность в немедленном утешении привели к инцесту. Говорят, Елена вскоре по возвращении домой узнала, что беременна, и снова сбежала, опасаясь, как бы Енох не заставил ее избавиться от ребенка под тем предлогом, будто отцом может оказаться он, а не ее беглый морячок.

— Кто-нибудь родился? — спросил Чандлер.

— Да. Но в регистрационном журнале бюро контроля за рождаемостью указана фамилия давно испарившегося мореплавателя Елены.

— Мальчик или девочка? — спросил Цинк.

— И мальчик, и девочка, — ответила Тейт. — В 1957 году Елена Кийт родила двойню. Их назвали Сакс и Рика Хайд.

21: 51

— Вот, Цисси, — сказала Дебора, засыпая гигиеническим наполнителем новый лоток и усаживая туда котенка. — Будешь ходить сюда. Только сюда! Понятно?

Нарцисса взглянула на нее с укоризной: «Но ковер в гостиной куда мягче!»

— Нечего так смотреть, кисуля. Здесь я хозяйка. И будет по-моему, а не по-твоему.

«Посмотрим», — ответили глаза Нарциссы, и тут зазвонил телефон.

«Опять, — испуганно подумала Дебора. — Он следил за мной. Ведь я только вошла».

Она подошла к телефону, неуверенно потянулась к трубке, помедлила, потом сняла ее и поднесла к уху.

И быстро повесила.

Звонки Пыхтуна заставляли Дебору думать о Сиде — а это воскрешало воспоминания о Саксе Хайде.

Отвратительные воспоминания. суббота, 11 сентября 1971 года 13. 00

Играя с Мистером Нибсом, Дебби вдруг уловила за дверью какое-то движение. Сначала она подумала, что это отец, но тот, мертвецки пьяный, храпел на диване в гостиной. Рика, как всегда, пропадала в музыкальном магазине, мать лежала в больнице — значит, оставался только Сакс.

Дебби погладила Мистера Нибса и спустила с рук.

— Кто там? — спросила она.

В следующий миг глаза одиннадцатилетней девочки округлились от страха: через порог переступил Сакс, совершенно голый, от макушки до пят вымазанный густой черной грязью. От лобка и постепенно восстающего члена расходились нарисованные по грязи серебряные молнии. Крохотные, с булавочную головку, зрачки Сакса буравили Дебору, на чумазом лице сверкали белые зубы. Голову парень полил красной гуашью, и она растеклась по телу, как кровь из рубленой раны.

— Ты моя рабыня, — объявил Сакс. — Покажи пиписку.

Дебора медленно встала с кровати и попятилась к открытому окну. Мистер Нибс вспрыгнул на подоконник. Девочка ни на секунду не спускала глаз с брата. «Сакс, ты больной», — прошептала она.

Он засмеялся и вошел в комнату.

— Ктулху жив, ведьма. Поиграем?

Он кинулся на девочку. Дебора крикнула: «Помогите!» — но выпрыгнуть в окно не успела: Сакс схватил ее за руку. «А ну раздевайся», — рявкнул он и стал рвать на ней юбку.

Дебора ударила брата кулаком по лицу. В ответ Сакс треснул ее по спине. С его щеки отваливались куски засохшей грязи в потеках гуаши. Дебора упала на пол. Сакс схватил ее за ногу, рванул вверх, и девочка повисла в воздухе вниз головой. «Снимай», — приказал Сакс и полез к Деборе под юбку, нашаривая резинку трусиков — но вдруг из коридора донесся резкий щелчок.

Сакс круто обернулся и увидел в дверном проеме Рику с пластинками. Та снова прищелкнула пальцами и ткнула в Сакса:

— Ну ты. Отпусти ее. Сакс выпустил ногу Деборы.

— А теперь топай ко мне и жди меня. Поиграть захотелось, братик? Я покажу тебе, как надо играть.

Дебби с трудом встала и двинулась к окну.

— А ты, — Рика опять прищелкнула пальцами, — сиди здесь и не вздумай на него настучать. Пикнешь — оторву твоему коту башку и запихну тебе в глотку.

Она повернулась и вышла.

Весь следующий час Дебби, в одиночестве глотая слезы, слушала скрип пружин Рикиной кровати.

Суббота. 25 января 1986 года 22: 02

На улице беснующаяся в черноте вьюга успела насыпать снега на добрый фут. Порывистый шквальный ветер и не думал утихать. Воздух за окном превратился в густую взвесь ледяных кристалликов. Чандлер сходил за второй бутылкой. Управляющий опять подмигнул:

— Берите-ка сразу две. Не придется одеваться, чтобы идти за третьей.

Когда Цинк вернулся в комнату, Кэрол стояла у окна. Она обернулась, улыбнулась и сказала:

— Моя восьмилетняя племянница рвала бы и метала. Она строго-настрого воспретила мне якшаться с незнакомыми мужчинами: по телевизору говорили, от них можно подхватить хрипер.

— Вы рассеяли заблуждение девочки? — спросил Чандлер.

— Пыталась. Я спросила, может, они сказали «грипп»? А она возмутилась: «Хри-пер! Ты что, не слышала? Хрипер!»

Чандлер вздохнул:

— Ох, дети, дети.

— Угу. — Тейт снова отвернулась к окну.

— Кэрол, мне нужно достать заверенные копии свидетельств о рождении Розанны Кийт и Рики Хайд. Если они сестры, двоюродные или сводные, это даст нам необходимое звено в цепи улик. А уж если я докажу, что отец обеих девочек — Енох Кийт!..

— Вряд ли что-нибудь получится, Цинк. Ведь именно на этом основании близнецы Хайд пытались опротестовать завещание и проиграли дело. Все доказательства наверняка давным-давно уничтожены. В пятьдесят седьмом, когда родились близнецы, в Ньюпорте на этот счет ходили самые скандальные слухи, вплоть до намеков на то, что в официальные документы занесена неверная дата рождения Рики и Сакса. Кому-то, мол, сунули барашка в бумажке. Тогда, пытаясь сохранить лицо и направить слухи в иное русло, в поместье Кийтов застрелили слугу, за то, мол, что воспользовался душевной болезнью хозяйки. Разумеется, сами Кийты на всех углах трубили, что отец близнецов — Хайд, муж Елены. Все подозрения питались исключительно слухами. Но в понедельник утром, если хотите, мы можем просмотреть записи о рождении.

— Хочу! — обрадовался Чандлер. — Еще мне понадобится копия завещания Еноха и те протоколы судебных заседаний, где речь идет о поместье.

X Вурдалак

Он откупорил вторую бутылку, и они снова уселись на пол. Некоторое время Тейт, прихлебывая вино, рассеянно смотрела на танцующие языки пламени и вдруг повернулась к Цинку:

— Я вам завидую.

— Завидуете мне, Кэрол? Почему?

— Ну как же — такое красочное великолепие, алый мундир, золотые нашивки! А как вам, ребята, наверное, бывает весело! Ваши традиции позволяют вам иногда смыть грязь нашей работы и встряхнуться.

Чандлер улыбнулся.

— Кэрол, хорошо там, где нас нет… Побыли бы вы в моей шкуре!

Тейт вздохнула.

— Несколько лет назад я летала в Детройт, — сказала она. — Двое ребят из городского управления пригласили меня на пиво, и в конце концов мы забрели в клуб «Тук-тук».

— Что это такое? — полюбопытствовал Чандлер.

— Закрытый кабак для полицейских. Вы стучите в дверь — тук-тук, — открывается маленькое окошечко, и надо показать значок. Если вы в порядке, вас впускают.

— Очень интересно, — хмыкнул Чандлер.

— Внутри было темно, накурено и сидели одни полицейские. На сцене грудастые стриптизерши вытворяли черт-те что с пластмассовыми пистолетами. А потом я услышала очень странный звук: щелк… щелк… щелк… Иногда в лад, иногда нет.

Чандлер поднял бровь.

— Ну-ну, дальше.

— Сперва я не поняла, — объяснила Кэрол, — а потом — щелк-щелк-щелк — все встало на места. Все там сидели полупьяные и, глядя, как девки на сцене любятся с игрушечными пистолетами, взводили и спускали под столом курки настоящих. В тот вечер, Цинк, мне было на редкость муторно. Я думала: неужели эта работа всех нас сделает такими? Неужели впереди нас ждет это? Вы, конные, хотя бы можете надеть алый мундир и потанцевать.

— Кэрол, — и Чандлер озорно улыбнулся ей, стараясь рассеять мрачное настроение, — не прибедняйтесь. Ведь если бы не янки, мы, канадцы, не создали бы конную полицию.

— Будьте лапочкой, плесните мне еще и растолкуйте, об чем вы, — в голосе Кэрол прозвучал игривый намек на ее техасское происхождение.

Цинк наполнил ее стакан.

— В семидесятых годах прошлого века правительство Канады испугалось, что вы, южане, хлынете на запад и захватите наши незаселенные земли. Тогда и создали конную полицию — для того, чтобы остановить вас. А красные мундиры… равнинные кри и черноногие, через чьи земли лежал наш путь, надолго сохранили уважение к солдатам королевы Виктории, Великой Белой Матери. Какая-то газета в Монтане напечатала фразу, вошедшую в историю: «От конных не уйдешь». Видите? Если сдуть мякину, выходит, мы — создание американцев.

Кэрол Тейт засмеялась и ткнула его в плечо:

— Не знаю, комплимент это или плохо завуалированная шпилька, но, черт побери, я с удовольствием припишу себе заслугу создания КККП. Мне очень идет красное.

«Не сомневаюсь», — подумал Чандлер.

Воскресенье, 26 января

1: 15

Чандлер впервые занимался любовью с такой женщиной. Прежде всего, во время акта ему редко удавалось смотреть партнерше в глаза, а рост Кэрол это позволял. Однако еще реже ему попадалось тело крепкое, как у него самого. Кэрол Тейт, без сомнения, по праву могла занять место среди тех немногих настоящих силачей, с кем Цинку доводилось бороться. В какой-то миг она, сжимая Чандлера в объятиях, так вцепилась ему в плечи, чтобы затем с маху усесться на член, что на мгновение Цинк испугался за свой позвоночник и явственно увидел, какое лицо будет у управляющего, когда утром его постояльца понесут на носилках. На пике наслаждения Кэрол испустила вопль, слышный, вероятно, и тремя этажами ниже, и ногтями пропахала на спине Цинка три борозды глубиной с ущелье в Скалистых горах. Никогда прежде Чандлер не видел, чтобы женщина вкладывала в оргазм столько первобытной животной силы. Когда они оторвались друг от друга, тело у Чандлера ныло так, словно он несколько часов отработал в спортзале. Впрочем, ощущение было приятное.

Но сейчас, лежа в темноте без сна (Кэрол мирно посапывала в его объятиях), Цинк с беспокойством размышлял о том, что не почувствовал ничего иного. Сколько у него в жизни было связей на одну или две ночи? Пятьдесят? Сто? Двести? Да какая разница? Это развлечение для молодых, а он уже не молод. Важно другое: после такой любви без любви он чувствовал опустошенность.

В молодые годы Цинка сильнее всего пленяло в женщинах (он полагал, что это имеет и обратный ход) то, как сложно угадать по внешнему облику, чего следует ждать в постели. Одна из самых скверных любовниц Цинка вне его объятий бурлила энергией, точно ядерный реактор. А заводя роман с одной из лучших своих женщин, с виду — типичным синим чулком, Чандлер искренне полагал, будто делает бедняжке большое одолжение.

Может быть, он не хочет уравнять секс и любовь оттого, что его молодость пришлась на шестидесятые? Почему он чувствует себя беженцем, затерянным в мертвой морали прошлого? Он и здесь ощущал себя сторонним наблюдателем. Чужаком. Там, где дело касается эротической сферы, не следует держать дистанцию.

Цинка все чаще пугали предметы его размышлений. Ведь легче легкого растерять все лучшее, что в тебе есть…

Он лежал в темноте рядом с Кэрол, свернувшейся калачиком, и гадал, что чувствует она. Может быть, то же самое? Тейт, днем такая независимая, уверенная в себе, сдержанная, сейчас, во сне, льнула к нему. Два незнакомца ищут убежища от ветра, гуляющего между мирами…

«Такая чудесная женщина, — думал Цинк. — Почему ты ничего не чувствуешь?»

Снаружи над замерзшим прудом скорбно стенала вьюга.

Англия. Лондон

3: 16

Хилари Ренд была в ярости. Ее правая рука сжималась и разжималась, костяшки пальцев побелели.

Накануне во второй половине дня было обнаружено обезглавленное тело детектив-инспектора Дерика Хона. Его обнаженный труп был распростерт на залитой кровью постели, на полу валялась гильотина. В сердце мертвого Хона рука убийцы вонзила косу, пришпилив к груди жертвы записку: «Ле-грасс, берегись звезд!» Ярд перевернул вверх дном всю квартиру, но голова Хона исчезла.

А теперь это.

Больница неподалеку от Кингс-Кросс была маленькая, старая, без вывески. За окнами, забранными снаружи решетками, горели огоньки северного Лондона. Ренд стояла в душной комнате на третьем этаже и смотрела на труп зарубленной топориком медсестры. Зрелище не для слабонервных: из расколотого черепа торчало орудие убийства.

К Ренд подошли главная медсестра и женщина-констебль.

— Мы обыскали все здание. Их нет, — доложила констебль.

— Что-нибудь пропало или не на месте?

— Дверь в котельную — ее обычно держат на замке — взломана. Мы нашли в коридоре их ботинок.

— С какой стороны взломали дверь?

— Изнутри.

— Из котельной есть другой выход?

— Да. В старый туннель-бомбоубежище.

— Этот туннель соединяется с канализацией?

— Да, — ответила главная медсестра.

«Как он это делает? — задумалась Ренд. — Под землей в ключевых точках установлено больше сотни камер и детекторов света, но не поступило ни одного сигнала. В том числе и от трех устройств, расположенных вблизи больницы. Что же это за дьявол? Человек-невидимка?»

— Обследуйте каждый дюйм туннелей под прилегающими улицами, — приказала Ренд и повернулась к главной медсестре: — Они сами могли это сделать?

— Господь с вами, детектив! Конечно, нет, — ответила та.

— А выжить без медицинского ухода они могут?

— Едва ли, — покачала головой сестра. — Коэффициент интеллектуального развития у них около восьмидесяти пяти. А уж искалечены они…

— Почему их не разделили? — спросила Ренд.

— Это нельзя сделать хирургическим путем: слишком много общих органов.

— У вас есть фотография?

— Да, — ответила сестра. Она открыла папку, которую держала в руках, и протянула Хилари снимок.

«Скажите на милость, что здесь происходит? — подумала Хилари. — Зачем было их похищать? Это же сценарий фильма ужасов!»

Она смотрела на фотографию, и ее сердце сжималось от жалости: сиамские близнецы, сросшиеся боками. Непомерно большие головы и тусклые пустые глаза. У одной близняшки две ноги и нет рук. Зато другой достались четыре неестественно вывернутые руки. Каждая заканчивалась пятью скрюченными пальцами.

3: 22

Дверь-зеркало заскрипела, открываясь: Вурдалак вернулся из канализации.

Он прошел в глубь подвала и остановился, выискивая на самодельном коллаже на стене за телевизором нужную картинку.

Камера запечатлела цирковых уродов: безрукого и безногого Рэндиана, бородатую женщину Ольгу, Пита — живой скелет, Джозефа-Джозефину — полумужчину, полуженщину, сиамских близнецов Фиалку и Маргаритку и четырех лилипутов — Шлитци, Зипа, Пипа и Дженни-Ли.