Хадават Ковалев Вячеслав

Глава 12

Мастер Зоран, магистр и отец настоятель храма Северной Звезды сидел в своей келье и читал. Это была небольшая комнатка со скромной обстановкой. Деревянный лежак, покрытый простым покрывалом, без матраса и подушки, пара деревянных стульев, старый комод и простенький небольшой стол, притулившийся к единственному окну. За этим самым столом боком к входу и сидел магистр, листая большую старую книгу. Раздался негромкий стук, после чего дверь в келью отворилась, и в нее протиснулся брат Горан. Келья сразу стала невыносимо маленькой.

– Как наемница? – не отрываясь от книги, спросил магистр.

– Она выкарабкается.

– А наша гостья?

– Спит.

Магистр кивнул, будто подтвердив свои предположения.

– Могу я задать вопрос, мастер?

Магистр кивнул.

– Что мы намерены сделать с ней?

– Для начала поговорим.

Брат Горан постоял немного, будто собирался спросить еще что-то. Не спросил, молча кивнул и вышел, задев плечом дверь. Магистр посмотрел вслед этому гиганту, вздохнул и закрыл книгу. Он был взволнован, чего с ним давненько не случалось. Перевертыши! Подумать только. И как раз сейчас, когда империя стоит на пороге больших перемен. Но тсс… Об этом только шепотом. Не будем, не будем предвосхищать события. Император юн и вполне подконтролен, но – тсс! А перевертыши появились как нельзя кстати. Двое: мужчина и женщина. Один правда куда-то пропал. Но ничего. Завтра же на его поиски отправится группа братьев. Кому поручить это дело? Рэву? Рэв, конечно, горяч и несдержан, но в таких делах ему нет равных. Он перевернет всю империю, а если понадобится, и всю Скапелу, но найдет нужного человека. А женщина?

– Что же нам делать с тобой, гостья из далеких краев? – сказал он вслух. – Как удачно, что я оказался здесь, в этой обители.

Магистр тяжело встал и вышел из кельи, направившись в сад. Он заканчивал второй круг по липовой аллее, когда появился брат Горан в сопровождении женщины. «Татьяна. Хорошее имя. И доброе. И не наше. Что же нам делать с тобой, нежданная гостья?» Горан указал ей рукой в сторону магистра и удалился. Татьяна неуверенно подошла к отцу настоятелю.

– Здравствуйте, – начал он, видя смущение женщины. – Братья сказали мне, что вас зовут Татьяна, это так?

– Да, – кивнула она, – а вы…

– Меня зовут мастер Зоран, я отец настоятель храма, магистр.

– Очень приятно.

Магистр удивленно поднял бровь. Татьяна, увидев его непонимание, поспешила объяснить:

– Это такое выражение. У нас, – она замялась, – там, откуда я родом, так принято. Вежливость.

– Хорошо. – Он улыбнулся и жестом пригласил ее пройти. Они медленно пошли по аллее.

– Ваше… э-э…

– Зовите меня магистр.

– Господин магистр, я, как бы это сказать… черт, даже не знаю, как начать.

– Давайте, я начну, только у меня есть просьба: не упоминайте нечистого в святых стенах.

– Да, конечно, извините меня, пожалуйста.

Он кивнул.

– Вы, наверное, хотели мне сказать, что попали сюда из совсем других мест? Что там светит другое солнце, по-другому одеваются, по-другому живут, что там у вас есть то, чего нет здесь, а здесь много такого, что вас удивляет. Вы это хотели мне сказать?

Татьяна кивнула.

– Отец наш, Единый Вседержитель, создал множество миров, и все он заселил разумными созданиями. Какая разница, как они называются, если все они – лишь отражение его? Впрочем, я думаю, вы просили встречи со мной не для того, чтобы вести беседы об устройстве вселенной?

– Да, я хотела бы узнать, что вы намерены со мной делать?

– Ничего, ровным счетом ничего, выбор за вами.

– Тогда посоветуйте, как мне быть? Я ведь здесь совсем чужая. И ничего не знаю.

– Да, это сложно, но человек способен обустроиться везде. Вы можете остаться у нас, в храме всегда найдется место для нуждающихся. Можете отправиться в большой мир, так сказать. Еще раз повторю – выбор за вами.

– Понимаете, господин магистр, у меня пропал сын. Там. Сначала я думала, что мне сможет помочь Макс, но он тоже пропал. Я думаю, что Сашка, мой сын, тоже где-то здесь.

– Почему вы так думаете?

– Я мать, материнское сердце чувствует, он точно где-то здесь, я должна найти его, но совершенно не знаю, как это сделать… Как мне быть?

– Не отчаивайтесь, вы же сами сказали: материнское сердце – оно чувствует. Я могу только помолиться за вас.

«Они мне не помогут. Не знаю, могут ли помочь, но не хотят уж точно. Им нет дела до меня. И этот благообразный старик. Разве его волнуют беды какой-то женщины? Или дело в том, что я не здешняя?»

– Позвольте дать вам совет, – сказал магистр, остановившись. – Вам необходимо свыкнуться с мыслью, что теперь это ваш дом. Теперь – это навсегда. Что возврата назад не будет. Можно пройти через звездные рубежи, но нельзя вернуться. И чем скорее вы это поймете, тем лучше.

– Ну так я… я пойду, пожалуй. Я буду искать сына, я должна его найти!

Магистр закивал, будто другого ответа и быть не могло.

– Вы сильная женщина, вы найдете его. Обязательно. Брат Горан поможет вам собраться в дорогу. – И отвернувшись, магистр пошел дальше по аллее. Татьяна вернулась обратно. Все тот же Горан вручил ей одежду, кожаную флягу и небольшую котомку. Татьяна переоделась, обнаружив, что и длинное, ниже колен, платье, и жилетка на шнуровке, и пояс, и плащ, накидывающийся на плечи и завязывающийся на груди, – все было ей впору. «Будто на меня шили». Сапожки остались те, что дала Гроздана. Девушку она больше не видела. Сколько ни просила она пустить ее к ней, Горан отвечал отказом, мотивируя коротким: «Нельзя». Татьяна взяла котомку в руки и направилась к воротам. Провожать ее вышел опять-таки брат Горан.

– Послушайте, вы еще очень слабы, останьтесь на некоторое время. – Он говорил, глядя куда-то себе под ноги.

– Не могу, понимаете, каждая минута, что я проведу здесь, отдаляет меня от сына. А я ему нужна, и что я буду за мать, если не поспешу к нему?

– Но на дорогах неспокойно, лучше дождаться, когда братья поедут в столицу или в университет, тогда бы и вы с ними.

– А когда это будет?

– В конце месяца.

– Спасибо вам, брат Горан, вы очень добрый человек, это сразу видно, но я должна идти. Прощайте. – Она развернулась и вышла за ворота.

От стен обители тянулись две дороги – та, по которой они приползли с Грозданой, и другая, сперва идущая вдоль стен, окружавших храм, а далее уходившая в сторону. Татьяна свернула на нее. Проводив ее взглядом, брат Горан вернулся к магистру.

– Она ушла, великий.

Тот молча кивнул, погруженный в свои мысли.

Татьяна довольно долго шагала вдоль стены. «Ничего себе обитель, целый город, – думала она. – Какой же тогда сам храм?» Стена в конце концов закончилась, а дальше дорога ныряла в лес и терялась среди деревьев. Впрочем, деревья не росли вплотную к ней. С одной и с другой стороны шла широкая просека, кое-где виднелись указательные столбы. Правда, что на них написано, было непонятно. Татьяна, не останавливаясь, шла и шла, пока совсем не обессилела. Тогда она присела прямо на обочине, устало вытянув ноги.

– Господи, ну за что мне это? – Она была здесь одна, вдали от родного дома, от привычного для нее мира, на старой проселочной дороге, с маленькой котомкой в руках. Она настолько устала за последние дни, что думать о том, куда ее занесла судьба и что с ней будет дальше, уже не могла. – Я должна найти Сашку, – твердила она, как заклинание. – Должна!

Она достала флягу, сделала пару глотков воды, развязала котомку. Там, в храме, она даже не поинтересовалась, что в ней. Внутри оказалась еда: две большие булки, сухари, немного фруктов, кусок сыра и немного копченого мяса. Еще был небольшой моток веревки, какой-то коробок. Она заглянула – спички. Да, спички, хотя и выглядят непривычно – большие, толстые щепы с чем-то красным на конце. В отдельном мешочке нашелся десяток монет из красноватого металла. Медь? Интересно, а это сколько? И где здесь магазин? И не было никого, кто мог бы ответить уставшей отчаявшейся женщине на ее вопросы.

Она съела пару яблок и кусок булки, запила водой, уложила все обратно и продолжила свой путь, усиленно прогоняя мысли о том, куда она идет и как ей разыскать Сашку.

Ночевала она рядом с дорогой, прямо под деревьями. Ей повезло. То ли хищники выбрали себе другие места для охоты, то ли просто не позарились на нее, бедолажную, но только ночью ее никто не потревожил. А могли бы.

Проснулась Татьяна разбитой и совсем не отдохнувшей. Попила воды. Есть не стала – не хотелось. Встала и снова побрела по дороге. Когда солнце уже было почти в зените, ее остановили. Прямо из придорожных кустов к ней вышло трое мужчин. Она даже вскрикнула от неожиданности, чем позабавила самого молодого из них. Мужчины окружили ее со всех сторон и остановились, внимательно рассматривая. В руках у них было оружие. Татьяна испугано прижимала свою котомку к груди и ждала.

– Ты откуда здесь взялась, девка? – спросил самый старший, длинноусый крепкий мужик лет под пятьдесят.

– Оттуда. – Она махнула рукой в ту сторону, откуда пришла.

– У-у, – многозначительно протянул он, – понятно. – И куда топаешь? Туда небось? – Он махнул в другую сторону.

Татьяна кивнула, а мужики заржали в ответ.

– Снага, проверь!

Самый молодой быстро подошел к Татьяне, первым делом отобрал нож, затем вырвал из рук котомку. «Наверное, меня сейчас убьют», – мелькнуло в голове.

– Ну что там?

– Да ерунда всякая, еда… о! – Он извлек мешочек с деньгами, быстро развязал, заглядывая туда, разочарованно причмокнул. – Десяток медяков, тьфу ты!

Тем не менее он передал мешочек старшему, а котомку забросил за плечо.

– И выглядит, как облезлая кошка, больная, что ли? Прирезать, чтоб не мучилась? – он деловито достал из ножен длинный широкий тесак.

«Все! Эх, Сашка, Сашка, прости», – подумала Татьяна, и вдруг ее захлестнула злость. На дорогу эту, на мужиков этих грязных, на всю эту дурацкую ситуацию. Все перекрыло вечное теперешнее заклинание: «Я должна найти сына!»

Она оскалилась, как кошка, с которой ее сравнили, развернулась и пнула ногой ничего не ожидавшего Снагу в пах. И попала. Тот заскулил поганой собачонкой, роняя свой тесак и сгибаясь чуть ли не вдвое, а Татьяна примерилась и добавила ему коленом. Удар вышел слабым и неумелым, но тому, видать, хватило. Правда, на этом боевые победы Татьяны и закончились. Второй удалец быстро шагнул к ней и просто засадил кулаком в затылок, Татьяна полетела вниз лицом, едва успев выставить руки.

– Сука! – зло выплюнул он.

– Тише, Кот, не зашиби девку, только свяжи, чтоб не рыпалась.

Татьяна почувствовала, как ей заламывают руки и связывают жесткой веревкой запястья. «Отведем ее к Пузану Боло», – услышала она, теряя сознание.

– Э-э, ты чего? Ворон, она, видать, того, гикнулась. – Вязавший Татьяну оглянулся на старшего.

– Плесни ей в рожу водой, она и очухается, не на себе ж ее тащить. А ты перестань скулить, урод! – прикрикнул он на Снагу.

Тот сразу замолк. Кот взял Татьянину же флягу и стал плескать ей на лицо, пока та не открыла глаза.

– Ты это брось, девка, я тебя тащить не собираюсь! – Он рывком поднял ее на ноги. – Шагай! – Грубый толчок в спину.

Татьяна снова чуть не упала, с трудом удержавшись на ногах. Они свернули с дороги и углубились в лес. Нести пленницу все же пришлось, потому что через пару часов она повалилась без сознания. Поручили это Снаге в наказание за то, что лопухнулся. Татьяна не слышала, как он кряхтел, закидывая ее на плечо, не слышала, как ругался, спотыкаясь; она немного приходила в себя, только когда он на коротких привалах бросал ее на землю, словно куль с мукой. Тогда ей разжимали рот и вливали несколько капель воды.

Когда она окончательно пришла в себя, то услышала шум течения. Открыв глаза, постаралась сесть. Это с трудом, но получилось. Руки у нее оказались больше не связанными. Она увидела перед собой небольшую речку, на берегу которой стоял деревянный дом. От него к воде шли деревянные мостки, у которых покачивалась большая лодка.

– У-у, очухалась, стерва! – Снага, сидевший рядом, замахнулся на нее. – Была б моя воля, я бы тебя так отделал!

– Да ты уже раз отделал, – спокойно сказала Татьяна, гладя ему в глаза.

– Ах ты, мразь! – Он вскочил на ноги.

– Снага! Не мельтеши! – Из травы поднялся второй, Кот, кажется. Он лежал, Татьяна его и не заметила. Снага, услышав окрик товарища, сразу сник.

– А чего она, зараза! – Он отвернулся, отходя в сторону. – Сколько пер ее на своем горбу, все плечи отдавила, дура тощая! – бормотал он себе под нос.

Кот пожевал травинку, посмотрел на него, на Татьяну, на речку и снова лег, закинув руки за голову.

В этот момент к ним подошли еще двое – усатый, бывший у дружков за старшего, и с ним огромный толстый человек с сильно выпиравшим вперед животом. Он уставился на Татьяну маленькими поросячьими глазками. Ей стало неприятно, будто ее облапили его волосатые руки с короткими толстыми пальцами.

– Два золотых, – бросил он сквозь зубы.

– Обидеть хочешь? – беззлобно спросил усатый.

– Ты меня, Ворон, знаешь, я всегда правильную цену даю.

– На рынке в Гураке за молодуху дадут пять.

– В Гураке, говоришь? Ты, что ли, туда собрался? Давай, там как раз тебя поджидают. – Он рассмеялся мелко и ехидно.

Усатый скривился, но промолчал.

– Ладно, накину еще два серебряных, и все, больше не дам. Ее еще лечить придется; а сколько еды она слопает, пока я найду на нее покупателя. Это последняя цена. По рукам? Или разбегаемся. У меня еще дел много.

– Ладно, здесь твоя торговля. – И они ударили по рукам.

Татьяна сидела, открыв рот. То, что эти двое вот так спокойно стоят и торгуются за нее, было выше ее понимания. Она не могла поверить своим ушам. «Ах вы, сволочи! Да как вы смеете!» Она вскочила на ноги. И тут же рухнула обратно. Сил не было совсем.

– Ты гляди, еще трепыхается, – с радостным удивлением прошамкал толстый.

– Я же тебе говорю, товар что надо!

– Я не товар! Да как вы смеете, уроды! – Она собралась сказать им еще что-то, бросить в их поганые мерзкие хари все, что она о них думает, но не успела. Потому что обладатель волосатых ручищ и огромного пуза вдруг с удивительной для него проворностью подскочил к Татьяне и залепил ей весомую пощечину все той же волосатой лапой. И готовая сорваться гневная фраза застряла у Татьяны в горле, она захлебнулась и упала в траву.

– Еще раз вякнешь без разрешения, отдам тебя на пару часов гребцам, вот там и поорешь, – спокойно бросил он.

– Пусть твои молодцы отведут ее на барку, а мы пойдем оформим сделку, – кивнул он усатому, и они ушли в сторону домика. А его подручные подняли Татьяну на ноги и буквально поволокли ее к лодке.

– Эй, Череп! Принимай товар! – крикнул Снага, когда они подошли.

Откуда-то из недр лодки вынырнул абсолютно лысый, тощий как жердь мужик.

– Цто за товар? – недовольно спросил он, сильно присвистывая.

– Да вот, Боло у нас кралю прикупил. – Снага весело заржал, выталкивая Татьяну вперед. Глаза лысого жадно засверкали.

– Кралю, говорис? Это хоросцо, а ну-ка, дай поглязу. – Он проворно выбрался на берег. – Э-э, да вы ее цто, с того света достали?

«Хорошо же я выгляжу, если даже такие вот уроды кривятся», – Татьяне даже стало немного обидно. И вдруг она вскрикнула и даже подпрыгнула. Потому что лысый, Череп этот, подобрался поближе и схватил ее чуть пониже талии. Татьяна уже замахивалась, чтобы отвесить наглецу пощечину, но снова не успела. Вмешался Кот. Он молча оттолкнул лысого в сторону.

– Тебе сказано принять товар, а не проверять его.

– Да ладно тебе, знаю, это я так, из озорства, цто, от нее убудет, цто ли?

– Не тебе товар портить, – выплюнул Кот и хмуро посмотрел на лысого.

– Ладно, ладно, поцли, девка, да не боись, не трону я тебя, иль раба кликнуть, цтоб понес?

– Н-не надо, я сама. – Татьяна сделала шаг и тут же получила удар коротким хлыстом по ягодицам. Вскрикнув, она быстрее пошла к лодке. Вслед заржали. Удар был несильный, больно почти не было. Было обидно и стыдно до слез. Череп, у которого не только волос, но даже бровей не было, указал ей на место около мачты. Татьяна поспешила сесть. Ее продали. Живого человека продали, словно курицу какую! Господи, как же стыдно! Ей даже страшно было подумать, что с ней будет дальше. «Хорошо хоть я тут никого не прельщаю».

…Ночью к Никите пришел Ольх. Он подсел к костру, подбросил пару веточек. Никита, совершенно ошалевший, молча смотрел на него.

– Вот живешь так, живешь, – начал гость, – все идет своим чередом, размеренно и неторопливо, и каждый день похож на предыдущий, а потом вдруг к тебе является гость, и все меняется в один миг.

– Ты откуда взялся? – выдавил Никита. В том, что этот мужик был мертв, когда он уходил, сомнений не оставалось. Однако вот он, здесь, перед ним, сидит и разговаривает.

– Так ведь он меня привел. – Ольх кивнул в сторону.

Глянув туда, Никита увидел силуэт огромной собаки, хорошо видный на фоне ночного неба. Ничего больше не сказав, Никита прыгнул. Он вложил в этот удар все свое умение и силу, но его кулак поразил пустоту. Не встретив на своем пути никакого препятствия, он пролетел пару метров и упал, больно ударившись и расцарапав щеку. «Как? Как он мог увернуться?» Никита вскочил на ноги. Ольх сидел на том же месте и подбрасывал веточки в костер.

– Ты хотел убить меня еще раз, неправильный человек? – спросил он, не оборачиваясь. – Когда-то меня часто пытались убить. Но это первый раз, когда меня пытаются убить уже мертвого. – Он тихонько захихикал.

Никите стало не по себе. Его вдруг пробрал резкий холод, откуда-то потянуло сыростью. На негнущихся ногах он обошел странного гостя вокруг. Человек как человек. Сидит у костра, греется, веточки подбрасывает. Он осторожно протянул руку и коснулся его плеча. Рука пронзила пустоту, а тысячи малюсеньких иголок в ответ пронзили ладонь. Он резко отдернул руку.

– Ты, ты, – выдавил он, – ты призрак, наваждение. – Ничего более умного в голову не шло.

– Дело даже не в том, что ты убил меня и мою собаку, – как ни в чем не бывало продолжил Ольх. – Все дело в том, парень, что ты убил себя.

– Ты призрак, видение, убирайся! Прочь! – выкрикнул Никита.

– Нет, парень, призрак – это ты. – Ольх встал, посмотрел Никите в глаза, развернулся и шагнул прямо в костер. Все. Никого. Как не бывало. Только где-то далеко, очень далеко завыла собака.

Никита, покрывшийся испариной, опустился на землю. «Бред, – стучало в висках, – этого не может быть. Я просто устал. Надо поспать. Да. Точно. Надо поспать». Он подбросил в костер еще веток и улегся рядом. «Надо поспать. Поспать», – твердил он себе. Но заснуть в эту ночь он так и не смог. Уже под утро, едва забывшись полусном, он сразу вскочил, потому что проклятый Ольх тут же начал вырисовываться из предрассветного тумана. «Нет, парень, призрак – это ты»…

Глава 13

Макс весело топал и даже насвистывал какую-то мелодию, сам не зная какую. Ему было хорошо. Заканчивался второй день его путешествия. Лес здесь был совсем не густой, сквозь листву пробивалось солнышко, и идти было легко. По дороге ему попадалось множество ручейков с прозрачной холодной водой, так что жажда его не мучила. С едой было сложнее. Уже второй день он питался небольшими сочными плодами ярко-оранжевого цвета, по вкусу напоминавшими киви или крыжовник, кому как больше нравится. Плоды, оно, конечно, хорошо, но все же хотелось чего-нибудь более существенного. Один раз он попытался подстрелить крупную птицу типа глухаря, не попал и даже болт потом не нашел, хотя искал старательно. И все-таки идти сейчас было не в пример легче, чем тогда, когда он выбирался от йара. Тогда еще зверушку эту встретил.

Вдруг он резко остановился. Тьфу ты, накликал, дуралей! Неподалеку мелькнул силуэт, еще один, еще. К нему явно кто-то направлялся. Макс напрягся, взял арбалет на изготовку и стал медленно отступать в сторону, противоположную той, откуда подступали силуэты. Передвигались они достаточно быстро, и вскоре Макс уже смог их рассмотреть. Вид приближающихся существ несколько озадачивал. Вы ведь видели на картинках первобытного человека? Видели? Те, что приближались, были очень похожи. Сутулые, сильно заросшие, с выпирающими вперед челюстями и длинными руками. Добавьте к этому примитивную одежду из шкур, и всуньте в руки здоровенные дубины – и портрет готов. Именно такого вида красавцы в настоящий момент уверенно направлялись к Максу. В то, что они просто хотят спросить дорогу, Максу не верилось.

«И какого только дива не водится на белом свете», – подумал он и сделал предупреждающий выстрел. Сразу стрелять в этих зверолюдов (так он окрестил их про себя) ему почему-то не хотелось.

«А ведь и мы когда-то вот так, наверное, бродили по лесам. Нет. Не бродили», – уверенно пробилось в сознании.

Болт, как и было задумано, ткнулся в землю перед одним из зверолюдей. Макс все лучше и лучше осваивал этот инструмент для убиения себе подобных и не очень. Впрочем, на нападавшего это не произвело никакого впечатления. Тогда Макс приладил второй болт и снова выстрелил, на этот раз целясь в ногу. Выстрел оказался менее удачным. Тетива тихо щелкнула, и болт жадно и даже как-то радостно впился в живот зверолюда. Существо издало короткий рык, выронило дубину и рухнуло на землю, хватаясь за болт грязными лапами-руками.

«Черт! – выругался Макс. – Я же не хотел его убивать!»

На двоих оставшихся это произвело неизгладимое впечатление, но совсем не то, на какое Макс рассчитывал. Они высоко подпрыгнули, издав при этом такой рев, что в ушах заложило, и бросились к нему, размахивая своими страшными дубинами. Макс, не успевший перезарядить арбалет, тоже подпрыгнул и задал стрекача.

Ах как он бежал, как бежал! И только твердил мысленно: «Лишь бы не упасть, лишь бы не упасть!»

Через некоторое время Макс остановился. Обернулся вокруг своей оси раз, второй. Никого. Тишина. Куда же они подевались? Может, отстали? Неужто я так быстро бегаю? Ай да Максик, ай да молодец!

Но Макс плохо знал своих преследователей. Снова раздался ужасающий рев, и на него выпрыгнули оба зверолюда. Макс только и успел, что швырнуть в первого разряженным арбалетом. Ох как бы запылал гневом старый мастер-оружейник, узнав, как именно распорядился его творением Макс. Но было не до этого. Бросок, оказавшийся удачным, остановил первого зверолюда, который споткнулся и упал, а Макс сцепился со вторым. Тот размахивал своей дубиной, а Макс уворачивался как мог, пока не споткнулся и не полетел кубарем назад через голову. Вслед ему понесся торжествующий рев.

«Да сколько же можно, так и оглохнуть недолго!» Макс, перевернувшись, поднялся на одно колено и… Что произошло дальше, он понял плохо. Ему вдруг вспомнился Тримир. Его уроки и рассказы о стихиях. И Макс представил. Нет! Не так! Не представил. Он ясно увидел, как воздух вокруг закручивается в спираль и с неукротимой силой несется навстречу врагу, сбивая того с ног. Второй зверолюд был страшно удивлен, когда увидел, как его товарищ ни с того ни с сего запнулся, а потом что-то подняло его и швырнуло назад, сильно ударив о ствол дерева. После чего тот мешком повалился на землю. Но чувство страха не было ведомо этому древнему жителю лесных чащоб, и он, подняв свою дубину, бросился туда, где поднимался с земли неведомый им человек.

Сейчас. Сейчас. Всего два прыжка, и он, Кечьо-но, доберется до мягкотелого и убьет его, а потом напьется его свежей крови. Он великий охотник! Он гордость племени! Ярость, древняя свирепая ярость гнала его вперед, туда, где он видел добычу. И эта ярость помешала ему увидеть, как земля под его ногами стала вдруг мягкой, превращаясь в зыбучий песок. Он с разбегу влетел в это зыбкое окно и сразу увяз по пояс. Что это? Почему он застрял, почему земля ушла из-под ног, почему он проваливается? Он сделал рывок и увяз по грудь. Нет. Не может быть! Земля не бывает такой! Не бывает! Неужели это мягкотелый? Он глянул налитыми кровью глазами на того, кто только что казался добычей, кого они гнали, как дурного зверя сквозь чащу. Тот поднялся, зачем-то пошлепал себя по ногам и пошел в его сторону. Конечно! Как он, Кечьо-но, лучший охотник племени, сразу не догадался? Это сам Хозяин леса. Да. А ведь старый шаман Берки-тай предупреждал их. Да. Ведь тогда когда Хозяин поразил издалека мощного Кагье-дана, тогда он дал им знак. А они не поняли его и бросились догонять, желая убить. Что ж. Теперь смерть. Они заслужили ее.

Макс, все еще не совсем придя в себя, обошел зыбучее место, где торчал один из зверолюдов. Проходя мимо, он бросил на него взгляд и остановился. На него смотрело вполне разумное существо. Смотрело с ужасом в глазах. Но кроме ужаса там было еще что-то. Господи! Такое ощущение, что эти глаза смотрели виновато. И Макс, еще не зная почему, взял длинный сук, валявшийся неподалеку, и протянул его застрявшему зверолюду. Того затянуло уже почти по плечи, но руки еще оставались свободными. Зверолюд тупо уставился на протянутый сук.

– Давай! Давай, возьми палку, некогда мне с тобой возиться, да бери же! – почти крикнул Макс.

«Что это? Хозяин хочет спасти меня? Зачем он протягивает мне сук? Зачем ему меня спасать? Что он говорит? Кечьо-но ничего не понимает».

– Если ты, урод волосатый, не возьмешься за этот сук, я тебе башку снесу! – заорал Макс.

Зверолюд съежился, вжав голову в плечи, а потом неуверенно протянул руку-лапу и схватился за конец палки. Макс стал потихоньку тянуть и, к своему удивлению, довольно легко вытащил его. Зверолюд стоял на четвереньках. Сейчас он был совсем не страшен, а скорее жалок. От былой злости не осталось и следа, он съежился и исподлобья смотрел на Макса, даже пытался улыбаться. Ей-богу. Это чудище лесное пыталось улыбаться!

Хотя лучше бы он этого не делал. Улыбочка вышла та еще. Макс уважительно посмотрел на здоровенные клыки, отвернулся и пошел проверить второго. Он был уверен, что теперь на него не нападут. Второй был без сознания, но живой; может, пару ребер сломал, да ничего, очухается, эти парни, по всему видно, крепко сложены. Макс подобрал многострадальный арбалет, нежно обтер его от налипшей травы и потопал дальше, оставив ошарашенного зверолюда размышлять над смыслом жизни. Если ему, конечно, есть чем размышлять.

«Отнять жизнь другого – дело нехитрое, оставить жизнь – это искусство», – вспомнил он и заулыбался.

Зверолюды его больше не преследовали. Максу было даже неинтересно, что с ними дальше произошло. И он, конечно, не мог видеть, как Кечьо-но привел в чувство товарища. Как они вернулись в стойбище и пали на колени перед старым шаманом. Как рассказывали о своих невероятных приключениях. Не мог он видеть и того, как старый шаман долго сидел, завернувшись в медвежью шкуру, и разговаривал с духами, а тридцать три охотника оберегали его, выстроившись большим кругом, в который никому не было ходу. Не мог видеть и того, как с восходом солнца шаман встал и сбросил шкуру, и все взрослые мужчины и старые женщины, переставшие рожать, собрались вокруг него.

«Нет, – сказал старый шаман, – это был не Хозяин леса. Хозяин не прощает таких ошибок. Это был дух. Дух, который говорит с ветром и землей, понимает, что шепчет вода и что поет огонь». Так сказал старый шаман. И еще он сказал, что им никогда не стоит нападать на этого духа, а Кечьо-но должен отправиться в лес, разыскать там духа и служить ему, чтобы отвратить беду от племени.

Макс не мог видеть этого всего. Он продолжал свой путь к Арм-Бауру, замку Тримира и Ратая. Уже прошла неделя с того момента, как он очнулся исцеленный и начал свой путь. Сколько еще ему предстояло пройти? Неделю? Две? Три? Он не знал этого. Иногда он задумывался, что сталось с его спутницами: Грозданой и Татьяной. Такая, как Гроздана, не пропадет, и о Татьяне она позаботится. Он был уверен в этом. Если бы он знал, что в этот самый момент Татьяна подплывает к портовому городу Кемт, откуда отправится уже посуху вместе с другими невольниками в старый Гурак, чтобы быть там проданной, он, может быть, и изменил бы свой путь. Даже наверняка изменил бы. Но он не знал этого. А потому спокойно шагал через лес к замку Арм-Баур, который вот уже почти триста лет никто не посещал, даже искатели старых кладов и приключений. Этого Макс тоже не знал.

«Нехорошее место, – шептали люди, – нехорошее».

Да. Многого не знал Макс, пробираясь лесной чащей, с каждым шагом приближаясь к цели своего путешествия. Встреча со зверолюдами сделала его осторожней. Несколько раз на него пытались нападать хищники, но Макс каждый раз удачно отбивался. Иногда при помощи арбалета, из которого уже вполне прилично стрелял, иногда при помощи вновь приобретенных способностей. Он еще плохо понимал, как это происходит, но все больше и больше в его действиях было осознанного и все меньше случайностей. «Плетение», – вспоминал он, пробуя тот или иной прием. Лучше всего у него получалось с воздухом. Он полюбил играть с ним, то сплетая тонкий жгут, который выстреливал, будто стрела, то стягивая его в вязкий кисель, то закручивая в небольшие, послушные его воли смерчи. Правда, один раз такой небольшой, всего-то в метр высотой и полметра в диаметре, смерчик вырвался из-под контроля, и тогда Макс смог оценить его силу.

– Н-да, вот тебе и малыш, – задумчиво протянул он, разглядывая вырванное из земли, переломанное и напрочь лишенное коры дерево. – Ты уж извини, дружище, это я по неграмотности, – бросил он дереву, чувствуя себя виноватым.

Как складываются плетения, Макс до конца не понимал. Он просто представлял себе, что именно хочет сделать, прокручивая в голове то, что должно произойти. Так, делая воздушный жгут, он отчетливо видел, как тысячи, мириады тысяч молекул воздуха вдруг срываются с места, несясь навстречу друг другу, прижимаясь, словно любовники после долгой разлуки, и вот уже мощное воздушное копье летит в заданном направлении. Самые первые попытки, еще под наблюдением Тримира, занимали несколько минут, но постепенно время подготовки жгута сокращалось. Сейчас, чтобы создать смертоносную стрелу, Максу хватало десятка ударов сердца. С таким арсеналом он чувствовал себя в этом лесу вполне безопасно, хотя каждая стычка с хищниками требовала максимальной сосредоточенности и отнимала немало сил.

Но один раз ему пришлось особо туго. Уже начались предгорья, он то и дело карабкался по скалистым уступам, хотя настоящих гор в этой части Тайамы не было. Он как раз пробирался через широкий пролесок, весь усыпанный каменными осколками разной величины и формы, когда на него напали. Нападение было организовано и потому особенно неприятно.

Четвероногие твари, чем-то отдаленно напоминавшие собак с острыми, как у доберманов, мордами и таким набором клыков, что любой тигр позавидует, дружно взяли его в кольцо и целенаправленно теснили к скалистому уступу. Макс уже видел, где закончится эта славная охота. Но делать было нечего. Первый же выпущенный им болт оказался бессильным. Тварь удивительно ловко крутнулась, и болт только чиркнул по ее красноватому боку, даже не оцарапав. Вторая просто сжалась, опустив голову и немного припав на передние лапы, и болт, срикошетив от ее спины, ушел вверх.

«А хорошая у собачек шкурка», – присвистнул Макс.

Он закинул бесполезное оружие за спину. Еще пару дней назад он собственноручно смастерил из местных лиан специальную перевязь, позволявшую носить арбалет за спиной или перед собой, как автомат. Попробовал вызвать что-нибудь из своего нового арсенала, но у него не получилось. Вот тогда-то он и припустил трусцой, пытаясь вырваться из зловещего кольца. Несколько раз он пробовал сделать воздушный жгут, но тоже не получалось. Собачки в такие моменты останавливались и дружно начинали скулить так, что тошно становилось. Вот и все.

– Баста, карапузики, кончились танцы, – пробормотал Макс, похлопав рукой по практически отвесному скалистому уступу, уходившему вверх. Он обернулся. Все. Его загнали в угол.

«Что ж. Помирать – так с музыкой!» – вспомнил он рецепт козленка из советского еще мультфильма и повернулся лицом к врагу. Собачки были тут как тут. Две, три, шесть, ого, да их больше десятка. Маловато одного Макса на такую свору. Вот три подобрались совсем близко, они улеглись на брюхо и теперь потихоньку переползали на расстояние броска. И прыгнули. Сразу три. Одновременно. И тогда…

– Лови! – слышится сбоку, и Сивер резко поворачивается на крик, вскидывая руки. Все три шара, летящие ему в голову, вспыхивают на лету и падают тлеющими головешками, не причиняя ему вреда. – Лови! – Снова поворот, и очередная тройка вдруг надувается, будто мыльный пузырь, и лопается, разлетаясь цветными ошметками. – Лови! Лови! Лови!

…Макс медленно приходил в себя. Он, тяжело дыша, стоял на одном колене, опираясь левой рукой о камни. Правая, слегка обожженная, сжимала арбалет. Пошатываясь, он встал. Стаи больше не было. У его ног догорали останки трех первыми бросившихся на него собак. Ему повезло не так, как неизвестному Сиверу, и одна тварь таки долетела до него в своем прыжке. И тогда он просто двинул в злобную морду кулаком, сбивая ее в сторону. Дальше виднелись ошметки остальных. Что именно происходило во время схватки, он помнил смутно. Вот он стреляет из арбалета, и болт, ранее не причинявший тварям вреда, буквально разносит одну на клочки. Вот несколько других набухают, будто их накачали насосом, и лопаются, забрызгивая все вокруг. Вот в воздух поднимается целый рой маленьких острых камней и прошибает насквозь третью группу. Вот на двух оставшихся сверху обрушивается воздушный пресс. Все. Устал. Очень. Спасибо тебе, Сивер.

К замку Макс вышел через полторы недели. Значит, всего в пути он пробыл почти четыре. Никому он не будет рассказывать об этой дороге. О том, как дрался за свою жизнь, о том, как грыз сырое мясо, а уж о том, чье это мясо, тем более промолчит. Никому не скажет о том, как перебирался через маленькую речушку, в которой вода была ледяная и водились какие-то мелкие, но зубастые существа, изрядно ему подпортившие настроение и здоровье. Он выбрался оттуда едва живой, весь окровавленный и со злости чуть не вскипятил воду в реке. Умения не хватило. Но докучавшая ему зубастая мелочь из воды на берег повыпрыгивала. Мерзость. А он потом два дня отлеживался в кустарнике, пока раны не затянулись. О том, что еще недавно, получив такие раны, он провалялся бы месяц, он тоже рассказывать не будет. «То-то бы веселый дядя доктор удивился». Не хотел он вспоминать и о том, как увидел свое отражение в воде. Когда-то он всерьез задумывался, а не отрастить ли ему бороду. Но после того как увидел свою обросшую физиономию, желание пропало. Возникло другое: побриться начисто. И подстричься, и расчесаться. И принять ванну, и надеть чистую одежду, потому как полоскание в попадавшихся ручьях той, что была на нем, тщательной стиркой никак не назовешь. Э-эх, ладно уж…

И вот он дошел.

Замок был прямо перед ним. Макс остановился, обалдев от открывшегося зрелища. Тогда он видел замок только изнутри, да и то небольшую его часть, а сейчас он встал перед ним во всей красе. Лес здесь отступал в стороны, давая место довольно приличной возвышенности, за которой, сколько видел глаз, тянулись цепью небольшие горушки, в основном пологие и покрытые деревьями, хотя торчали и голые скалистые утесы. Та гора, на которой стоял замок, была, пожалуй, самой большой. Она круто взмывала вверх и имела две вершины, повыше и пониже. Ее склоны, покрытые внизу сплошным ковром деревьев, выше рыжели безлесными проплешинами, а кое-где встречались острые скалистые выступы. Между двумя вершинами стремительным потоком срывалась вниз небольшая, но бойкая речушка, образуя живописный водопад. Над ним с более низкой вершины на более высокую был перекинут каменный мост, опоры которого образовывали три арки, сквозь которые и вырывалась вода.

Замок расположился на более высокой вершине. Его стены с массивными круглыми и квадратными башнями опоясывали ее в три яруса. Нижний шел не сплошным кольцом, он прерывался, упираясь одной из приземистых пузатых башен в совершенно голый скальный выступ, который выпирал вперед, словно огромный нос. Второй ярус был уже сплошным и башен имел больше, и они были повыше, чем на первом ярусе. И наконец третий, верхний ярус представлял собой сплошное строение с двумя квадратными башнями и одной круглой. Она была выше всех остальных и в свою очередь имела три яруса: нижний – самый массивный, средний – постройнее и верхний – самый изящный, увенчанный высоким шпилем.

– Вот мы и пришли, люди добрые, – сказал Макс, обращаясь неизвестно к кому. – А вход у нас, надо полагать, со стороны моста. Так что же мы стоим? Направим стопы свои к этим овеянным славой стенам и войдем в ворота, за которыми нас ждет и сытный ужин, и теплый очаг, и мягкая постель! – Провозгласив эту речь, Макс бодро зашагал по направлению к малой вершине, чтобы добраться до моста.

Расстояние оказалось несколько большим, чем ему показалось с первого взгляда, так что к мосту он вышел только через час, изрядно устав и запыхавшись. Дорога, ведущая туда, была очень узкой – машина не пройдет, разве что «Ока». Хотя откуда тут машины? Тут ширину дорог, скорее всего, телегами меряют. «А дорога та была столь широка, что могли по ней разъехаться два воза, груженных сеном», – всплыло откуда-то в его памяти. Да, не про эту дорожку писано. Тут и один воз может не поместиться.

Мост, к которому вышла дорога, был еще уже. На нем с трудом могли разминуться два человека. А высота была приличной, метров десять лететь, ежели чего. Это до водопада. А там еще кувыркайся до самого низа. Очень, наверное, удобно при защите.

Макс ступил на мост и еще раз глянул по сторонам. Что-то в этом было. Зеленые холмы вокруг, горушки и горки, древний замок перед ним, ревущая внизу вода и огромный темно-желтый диск солнца, клонившийся к закату. Это было красиво. Да. Он вздохнул, почесал в затылке и пошел по мосту к воротам, которые оказались запертыми.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – почему-то сказал Макс. Еще раз потрогал створки. Не-а. Заперто. – И как же мне туда попасть? – вслух спросил он.

Ответа не получил. Постоял, покрутился на месте. Перед воротами была небольшая площадка, заросшая густой низкорослой травой. Метров пять шириной, а в длину, то есть от моста к воротам, и того меньше.

– Да-а, дела. Прийти-то мы пришли, да только хозяева, видать, отлучились. И ключика под ковриком, что характерно, не оставили. Да и сам коврик тоже унесли.

Макс еще раз почесал затылок. Не помогло. Как ему пробраться внутрь замка, он решительно не знал. Тогда он сел прямо на траву перед воротами, скрестил ноги, положил руки на колени и закрыл глаза.

«Будем ждать».

…Не дожидаясь, пока встанет солнце, Никита пустился в путь. Оставаться на месте он больше не мог. Эмоций не было. Ночные страхи ушли, а на их место ничего не пришло. Вот только холод никак не хотел его отпускать. Никиту трясло, словно в лихорадке, глаза слипались, до жути хотелось спать. Но он не позволял себе отдыха, боясь, что потом уже не сможет встать.

Вскоре поднялось солнце, а вместе с ним к Никите пришел голод. Мучительный, режущий, заставляющий скулить. Такого голода он не испытывал еще никогда. Тем более что несколько минут назад есть не хотелось совершенно. Когда солнце подбиралось к зениту, он наткнулся на небольшой родник, пробивающий себе дорогу между камней. Упав на колени, стал жадно пить, пытаясь хоть так заглушить голод. И тут он увидел какого-то зверька, роющегося в камнях неподалеку. Ему повезло. Даже не пытаясь разобраться, что это за зверь, он бросился к нему. «Еда», – билось в висках, когда он летел к нему, не разбирая дороги. «Еда», – билось в висках, когда он поймал несчастное существо за заднюю лапу и убил ударом о камни. «Еда», – билось в висках, когда он рвал зубами сырое мясо. Вкуса он не чувствовал. Просто с каждым куском боль, рвущая его изнутри, понемногу отступала. Проглотив всю тушку и запив водой из родника, он почувствовал себя лучше. Сознание прояснилось. Увидев свои перепачканные кровью руки, бросился к ручью, стал судорожно отмываться. И тут волна брезгливости накрыла его. К горлу подкатил ком, замутило, сделалось плохо. Он держался, сколько мог, но успокоить разбушевавшийся организм так и не удалось. Никиту скрутило, и он упал на колени. Рвало его сильно и долго.

«Следующий раз надо будет не торопиться, наглотался крови, вот тебе и пожалуйста. Да и костер развести можно, поджарить».

Отмывшись и отдохнув, он отправился дальше. Голод притих, но никуда не делся. Поэтому Никита шел, старательно озираясь по сторонам – вдруг снова какая живность появится. Он подобрал было палку (хоть какое-то подобие оружия), но, подумав, отбросил ее: «И так справлюсь».

Ближе к вечеру заметил на одном из холмов группу рогатых созданий: то ли бараны местные, то ли козы, то ли олени. А какая, собственно, разница, мясо, оно и есть мясо. В этот раз он не стал бросаться сломя голову. Подобрав камень, стал потихоньку приближаться. Когда до рогатых оставалось метров пятнадцать, вся стайка, как по команде, повернула головы в его сторону. Несколько мгновений животные изучающе смотрели на человека, а затем спокойно вернулись к своим делам. «Непуганые, видать». Козлики продолжали мирно щипать траву, изредка поглядывая на приближающегося к ним человека, но не проявляя никакого беспокойства. Двенадцать метров. Десять. Восемь. Шесть. Стайка флегматично отошла чуть дальше. Снова десять метров. Пожалуй, хватит, а то испугаются всерьез и убегут. Никита прицелился и бросил камень. Попал, но не в ногу, как планировал, а в бок. Животные испуганно шарахнулись, до конца не понимая, что произошло, и стали быстро удаляться. Никита от отчаяния взвыл и тут же бросился вперед в надежде догнать и добить. Козлик, в которого он попал, явно отставал, его слегка пошатывало, он то и дело припадал на передние ноги. «Поймаю. Поймаю!» Но козлик стал приходить в себя и уже скоро снова ловко карабкался по камням.

Никита продолжал погоню. Он то и дело оскальзывался, спотыкался, падал, в бешенстве пинал ни в чем не повинные камни, разбрасывая их. Порвал брюки, изодрал в кровь руки, сильно ушиб ногу. Но, не обращая на это внимания, он упорно, как-то даже ожесточенно продолжал карабкаться вверх за вожделенной добычей, пока окончательно не упустил ее из виду. Крепкий молодой мужчина, уставший от бесполезной погони, упал на острые камни и разрыдался. Слезы душили его, и Никита ничего не мог с этим поделать. Это были слезы обиды и бессилия. Минут через десять он затих, силы вдруг оставили его, и липкий, давящий сон незаметно накрыл с головой. А вместе с ним пришли такие же липкие и гадкие сны. То к нему явился любезный дядюшка и стал рассказывать о долге и чести семьи. При этом он все время странно скалился, роняя на пол слюну и обнажая неестественно большие клыки. То явился Мартин и стал рассказывать, как лучше разделать тушку. При этом он показывал это на живом барашке, подвешенном за задние ноги, а тот жалобно блеял и все смотрел на Никиту глазами старого Ольха. Последним пришел пес. Он ничего не делал, просто сидел и смотрел на Никиту. Уж лучше бы он его загрыз. Едва Никита успел подумать об этом, как пес встал и, подойдя к нему, тяпнул за ногу. Довольно сильно тяпнул, сволочь.

Никита открыл глаза, с трудом выныривая из своего тяжелого сна. Он пошевелился, ворочая закоченевшими конечностями. В сторону от него вдруг метнулось какое-то существо. Так вот оно что. Кто-то решил поохотиться на него. Вот так. Не смог поймать себе еду – сам станешь ею. Все просто. Укус, значит, ему не приснился. Какой-то зверь решил попробовать его на зуб. Стараясь не менять позы, Никита осмотрелся. Видно было плохо. Краем глаза он уловил очертания приземистой твари, стоявшей в нескольких шагах. Тварюка замерла в ожидании. Никита тоже решил выждать. Он потихоньку стал напрягать и расслаблять мышцы, увеличивая ток крови, чтобы быть способным к борьбе. Тварь выжидала. При этом она противно сопела и причмокивала. Вот наконец начала движение к нему. Очень осторожно и неторопливо. Шажок. Еще один. Никите вдруг стало до омерзения противно. Лежать вот так в качестве приманки для неизвестной голодной твари и ждать атаки, чтобы самому поймать ее. «До чего же ты опустился, Никитушка». Тварь тем временем подобралась достаточно близко. Вот ее тупоносая морда почти рядом. Все. Сейчас. Никита резко вскочил, навалился всем телом на противника, прижимая к земле, стараясь держать руки подальше от зубастой пасти. Он давил и давил, вкладывая в хватку всю скопившуюся злость. Наконец животное перестало трепыхаться. Никита полежал так еще немного, затем осторожно разжал объятия, выпуская обездвиженное тело. Далось ему это не без труда. Руки задеревенели и слушались плохо. Пошатываясь, Никита встал в полный рост. Теперь он мог рассмотреть своего несостоявшегося убийцу. Существо походило на помесь ящерицы и головастика. У него были коротенькие толстенькие лапки, тупорылая широченная пасть с частоколом мелких острых зубов, коричневатая шершавая шкура. Больше всего Никиту почему-то поразило отсутствие хвоста. Точнее, хвост был, но ужасно коротенький. Сначала он даже подумал, что это обрубок, но потом пригляделся и понял, что все-таки хвост, только недоразвитый. Этот недохвост окончательно уродовал и без того несимпатичную тварь. Он представил, как это мерзкое создание пожирает его.

– Тварь! – Он пнул бездыханное тело ногой. – Что, сожрал?! Сожрал?! – Никита раз за разом пинал его, выкрикивая ругательства.

Успокоившись, присел рядом, устало опустил руки.

– Интересно, ты съедобен, приятель? – обратился он к тупорылой зубастой морде.

У него было два варианта. Первый – бросить тварь и уйти в надежде найти что-нибудь более привычное для восприятия. Второй – попробовать тварь на вкус. Он подумал и выбрал второй. Опыт неудачной охоты с голыми руками уже был, а это все-таки мясо, как ни крути. А значит, его можно есть. Как-то ему рассказывали, что в принципе можно есть все, надо только знать, как. Он вспомнил о различных лягушках, имеющих вредную привычку выпускать через кожу яд. Посмотрел на руки. Вроде все нормально. Еще раз посмотрел на зубастика и решился. Насобирав хвороста, разжег костер, достал трофейный нож и принялся за дело.

Утром он двинулся дальше. За ночь его никто не побеспокоил. «Огонь, наверное, отпугнул». В том, что в этих местах полно живности, в том числе и той, что предпочитает питаться свежим мясом, он не сомневался.

Следующие дни слились в один монотонный поток. Он шел и шел, отмеряя километр за километром. Пейзаж менялся, горы становились все более высокими и непроходимыми: скалы, ущелья, каменистые уступы, причудливо обточенные ветром. Идти стало труднее, но Никита будто не замечал этого. Его главной проблемой оставалась еда. Он не упускал ни малейшей возможности. Пытался охотиться на все, что прыгало, ползало и бегало. Ел яйца из гнезд неизвестных птиц, селившихся в скалах, жевал какие-то плоды, даже траву пробовал.

«Дурак, ты, Никита, – говорил он себе. – Надо было зажарить посильнее пару кусков головастика, завернуть во что-нибудь и взять с собой. А то ведь больше половины тушки осталось». Головастик оказался не то чтобы вкусным, но и омерзения не вызывал. Мясо как мясо: немного жестковатое, но ничего, мы не гордые. А так – жри всякую гадость…

Макс не знал, сколько он просидел перед воротами. Сначала ничего не происходило. Он слышал только шум водопада, и все. Но постепенно шум становился все слабее и слабее, а потом и совсем исчез. Макс сидел в полной тишине. Наверное, он заснул. Наверное, ему снились сны. Наверное, наступила ночь. Наверное. Когда Макс открыл глаза, уже вовсю светило солнце. Ворота были открыты. Он медленно встал. Странное дело, чувствовал он себя вполне отдохнувшим и выспавшимся. Так же медленно он вошел в ворота, попав в небольшой тоннель, который проходил между башнями. Справа и слева виднелись бойницы. Чувство, что оттуда сейчас вылетит стрела, заставило Макса ускорить шаг, чтобы поскорее выбраться из узкого прохода.

За тоннелем располагалась небольшая площадка, упиравшаяся в еще одну башню, которая угрюмо смотрела на него пустыми бойницами. Дорожка сворачивала вправо, упираясь в следующие ворота, которые тоже оказались закрытыми.

«Повторенье – мать ученья!»

Он подошел к ним, пощупал обитые толстенными железными пластинами створки и снова сел у ворот, как и прошлой ночью. В этот раз все было не так. Его то трясло от холода, пробиравшего до костей, то бросало в жар, от которого хотелось снять кожу и повесить ее проветриться. То вдруг его одолевал такой голод, что оставалось лишь тихо скулить, прижав ноги к животу. То его мучила невыносимая жажда, когда самая грязная лужа привела бы его в восторг. Ах, сколько по дороге было воды! Ее можно было пить и пить, сколько хочешь, а он, дурак, не пил! А сейчас пересохший язык прилипает к небу, и глотать больно, будто во рту у тебя вырос целый куст колючек. Макс сидел. Он знал – так надо.

И вдруг все прекратилось. И холод, и жар, и жажда, и голод. Он с трудом разлепил веки. Ворота были открыты. Макс поднялся. Все тело затекло. По ногам радостно побежали миллионы колючих мурашек, вызывая очень неприятные ощущения. Поспешив плюхнуться на пятую точку, он стал судорожно растирать ноги, пытаясь разогнать застоявшуюся кровь. Но руки слушались плохо. Немного придя в себя и обретя способность передвигаться, он вошел в ворота. За ними находился просторный двор. Его он плохо запомнил. Какие-то постройки, лестницы, ведущие то вниз, то вверх. Он шел вперед, не останавливаясь, пока не миновал еще одни ворота, слава богу оказавшиеся открытыми, и наконец попал во внутренний двор замка. Тот самый двор. Тот самый круг с зеленой травой. Он дошел. Постоял немного, надеясь услышать голоса, но вокруг было тихо. Тогда Макс решительно направился к кругу, замер на секунду перед камнями и ступил внутрь. Все случилось так, как он ожидал.

Затрепетало на шпиле черно-золотое полотнище, появились вымпелы, а перед ним возникли Тримир и Ратай. Вот только они были не одни. За ними плотными рядами грудились десятки людей разных возрастов и национальностей. Вот темноволосый смуглый атлет с черными смеющимися глазами. Вот блондин с глазами цвета неба. Небольшого роста кривоногий малый с раскосыми хитрющими глазами. Вот очень странный тип с сероватой кожей и весь в наколках. Вот стройный юноша, вот зрелый, крепко сбитый, похожий на медведя мужик. Но все они были одеты в черно-золотые одежды, а на руке у каждого золотым отблеском светился перстень.

– Вот мы и снова свиделись, нежданный! – Тримир улыбнулся ему как старому другу.

– Ты все-таки дошел, упрямец ты эдакий! – радостно заревел Ратай.

– И я рад вас видеть, учителя мои!

– Ты справился, теперь – последнее.

– Еще не все? – Макс слегка удивился.