Под прицелом Афанасьев Александр
– Два-четыре – работаем! Два-один и два-два, прикройте Тридцать первого!
Шесть истребителей «ромашкой» разошлись в разные стороны, выходя на позиции для атаки и охватывая японцев. Небо буквально кишело темно-серыми, с красным кругом на фюзеляже птицами. Зеро…
В отличие от американцев «Мицубиши-Зеро» брали не хитроумной электроникой и не мощным двигателем – а отточенными навыками пилотов-самураев, в сочетании с хорошим аэродинамическим качеством фюзеляжей и почти полным отсутствием защиты. У японцев бронирования почти не было, их боевой истребитель в этом смысле мало отличался от гражданского самолета, только двигатели прикрывала кое-какая броня, а пилота и вовсе – лишь тонкий слой упрочненного алюминиевого сплава. В этом была вся Япония – истинно самурайское презрение к смерти. Поэтому «Зеро» был самым скоростным истребителем на Тихом океане, в этом ему уступали и русские, и североамериканцы. Большую скорость могли развить только русские «М-245», истребители-бомбардировщики предельных параметров, вылетавшие со стороны континента, – они запросто брали три скорости звука и летали почти в стратосфере. Но тут их не было – а было только шестнадцать японцев против восьми североамериканцев.
– Адамс, я Тридцать первый! Мэйдэй, мэйдэй! Атакован японцами!
По меркам забав над океаном, это было поражение, причем основательное. По неписаным законам, если ты выходил на связь со своим авианосцем, говорил, что атакован и просил помощи, тем более посылал сигнал «Мэйдэй» – проиграл без вариантов, противник записывал себе победу и удалялся, гордо покачивая крыльями. Но тут была не игра, был спецгруз, который он обязан доставить в любом случае.
Однако в наушниках были только вой и треск помех – японцы включили аппаратуру подавления. Мелькнула мысль, что вот сейчас-то он точно вляпался на своем тихоходном корыте и узкоглазые запросто закончат то, что не доделали несколькими годами ранее.
– Адамс, я Тридцать первый! Выйдите на связь! Чрезвычайная ситуация! Мэйдэй, мэйдэй! Атакован японцами!
Ответом был залп ругательств – какой-то японский самурай-истребитель прорвался в эфир и сейчас рассказывал много интересного о североамериканцах и о том, что он с ними будет делать, когда доберется до них.
Уже добрался, блин…
Ударная волна качнула самолет, как ветку на ветру, тут же последовал второй удар – японцы вышли на позицию для атаки, и теперь их истребители проносились буквально в нескольких метрах от транспортника, а воздушные волны от их истребителей били по транспортнику раз за разом. Так можно и в штопор сорваться – причем в любую секунду.
– Снижаем скорость до предела! Ближе к воде!
Полковник, до этого летавший на истребителе, забыл один из самых эффективных приемов противодействия. Верней, он не забыл, он его отлично знал – просто он до сих пор мыслил истребительными категориями, и тот не сразу пришел ему в голову. Нужно просто прижаться к самой воде и максимально снизить скорость. Тактический турбовинтовой транспортник может спокойно лететь со скоростью сотня с чем-то миль в час – а истребитель должен поддерживать вдвое большую скорость, если не хочет сорваться в штопор и упасть в океан. На этом основан бизнес по транспортировке наркоты через Мексиканский залив – по крайней мере, был основан до тех пор, пока на вооружение там не встали переделанные из гражданских «цессны» с «миниганами».
Самолет резко пошел вниз…
– Черт, что за…
Не обращая внимания на крики, доносящиеся из десантного отсека, полковник Раск выравнивал самолет. И выровнял – буквально метрах в двадцати над серой гладью воды…
Поняв маневр, два истребителя, до этого прикрывавшие транспортник, оторвались от него и ринулись вверх, на помощь своим товарищам.
– Он идет на нас!
Господи, да они всерьез…
Один из японских истребителей, который не был блокирован североамериканцами, предпринял рискованнейший маневр – он снизился и пошел лоб в лоб на транспортник.
– Готовность!
Темно-серое тело японского истребителя пронеслось чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от фюзеляжа, полковник рванул на себя штурвал, истошно взвыли моторы. Замысел японца был в том, что от удара воздушной волны пилот североамериканского транспортника управление потеряет на мгновение – а на высоте двадцать метров над поверхностью большего для катастрофы и не нужно. На какой-то момент полковнику показалось, что нос проваливается и через секунду самолет ударится об воду, но движки не захлебнулись – вытащили.
– Бандит слева!
Спасли их, как ни странно, русские. Четверка тяжелых двухместных истребителей «С-30» с «Императрицы Екатерины Великой» с громовым ревом вынырнула из облаков, присоединяясь к североамериканцам. Двенадцать против шестнадцати – это уже не восемь против шестнадцати, тем более что японцы просекли: раз появились эти русские, значит, могут появиться и другие русские. Русские не любили японцев, в пятом году их флот потерпел от узкоглазых тяжелое поражение, и они до сих помнили об этом. Не давали забыть об этом Курильские острова и Сахалин, наполовину находящийся под властью Империи восходящего солнца, причем вся японская половина острова была под военными. Там был порт для японских военных кораблей, там были несколько хорошо укрепленных подземных аэродромов – японцы фактически построили сухопутные авианосцы. И все это было направлено против России, свою половину острова японцы изрыли, как кроты, а граница между этими половинами была укреплена, как нигде в мире. Японцы не признавали прав Российской империи на Сибирь, называя ее «Территорией Северных Ресурсов», и хотя в открытую посягнуть на нее они не решались – говорить на словах говорили. Поэтому русские очень недобро относились к японцам, а увидев неладное, четверка патрульных истребителей русских, так называемый «патруль дальнего рубежа», не задумываясь, присоединилась к североамериканцам.
С вмешательством русских свалка быстро сошла на нет. Обе стороны во время свалки агрессивно маневрировали, часто применяли форсаж – топливо кончалось и у тех, и у других. А у русских истребителей топлива как раз было достаточно, они прибыли последними. Как бы то ни было – японцы в какой-то момент резко вышли из боя и направились на север, к своему авианосцу. Напоследок они разом сделали маневр, на местном наречии обозначающий примерно следующее: «Вы обделались, а мы победили».
Пострадавших в этой свалке не было, пострадали только нервы пилотов и матчасть – двигатели при таком рваном режиме работы, с частым включением форсажа, приходится перебирать. Приняв благодарность за помощь, русские отвалили выше, в облака – они вообще любили летать на предельно возможных высотах, – а майор Томас Чен вызвал заправщики с «Адамса» – на остатках топлива в баках до авианосца можно было и не долететь.
Посадка на авианосец и дозаправка прошли штатно, на дальнейшее сопровождение «летный босс» с авианосца выслал аж двадцать четыре машины, опасаясь, что японцы могут повторить свою выходку. На полпути к Гонконгу эскорт сменился – теперь маленький транспортник эскортировали двенадцать британских «Харриеров», взлетевших с «Принца Уэльского», британского авианосца, болтавшегося на траверзе Гонконга, или с платформы, – этого полковник Раск не знал.
Гонконг…
Полковник не раз бывал в этом городе – и каждый раз восхищался его дьявольской красотой. В Гонконге и впрямь было что-то темное, дьявольское – это чувствовал любой человек, более-менее внимательный, прилетевший сюда. Красивейшая бухта, заполненная гражданскими и военными кораблями, лес небоскребов, пагоды китайского квартала. Этот город, один из крупнейших в мире, был под британской юрисдикцией – но находился на китайской земле, которую взяли в аренду и не собирались отдавать обратно, мотивируя тем, что государства, с которым заключался договор, больше нет, а с Японией и ее марионеточным государством на континенте разговаривать никто не собирается. Собственно говоря, Япония особо и не настаивала, ибо многие подозревали, что между Японией и Великобританией заключен тайный союзнический договор, а Японии Гонконг в нынешнем виде был так же нужен, как и самой Великобритании.
Собственно говоря, Великобритания контролировала Гонконг только формально, там была такая же «серая зона», как, к примеру, в Афганистане. То, что Гонконг застроен небоскребами, наверное, даже больше, чем лондонский Сити, то, что в местных банках золота больше, чем в банках самой Великобритании, суть проблемы не меняло…
Вообще, Гонконг получил статус «подмандатной британской территории» в начале прошлого века, во время печально знаменитых «опиумных войн». Смысл опиумных войн заключался в том, что Британия импортировала из Китая чай, шелк и много чего другого и расплачиваться за это приходилось золотом, поскольку Китай у Британии почти ничего не покупал. Британская казна весьма оскудела, и министр финансов уже был вынужден делать доклады, лежа на полу[27]. Вот тогда-то и придумали товар, которым с Китаем можно было торговать на бартер и который давал бы гигантские прибыли. Опиум! Целую страну Великобритания посадила на иглу во имя собственных геополитических интересов, причем основную роль в наркоторговле играла британская аристократия, ставшая таким образом первой в мире наркомафиозной группировкой[28]. Когда же китайское правительство уничтожило склады с наркотиками в прибрежных портах – Великобритания объявила войну.
После того, как Япония оккупировала весь Китай и Корею, Гонконг оказался единственным местом, куда хлынули китайские богачи. Китайские кварталы стремительно застраивались небоскребами, организовывались экспортно-импортные компании по торговле с оккупированными территориями. Банки в Гонконге финансировали весь континентальный Китай и давали займы даже японской оккупационной администрации. Здесь же, в городе, были крупнейшие склады с наркотиками, поступавшими из «Золотого треугольника» и Афганистана. С наркотиками боролись, иногда устраивали показательные сожжения – но в руки полиции попадала одна пятидесятая от того, что реально проходило через этот город, если не меньше. Должность генерал-губернатора Гонконга была самой желанной для любого британского чиновника – ежегодный неофициальный доход на ней составлял не менее десяти миллионов фунтов стерлингов. Это даже особо не стараясь – мафия сама преподносила тебе эти деньги просто за то, чтобы ты ничего не делал. За отдельные услуги доплачивали отдельно.
Помимо наркоторговли, у города были и другие источники дохода. Легальная банковская деятельность – и нелегальная тоже. Гонконг был одним из тех редких мест на земле, где разрешены номерные, зашифрованные счета, владельцев которых банки никому открывать были не обязаны. Поэтому здесь держали счета многие – и китайские «беженцы», и североамериканцы, и русские, и японцы. У Японии – несмотря на то, что официально она не признавала мандат Великобритании, над Гонконгом, было здесь свое дипломатическое представительство, замаскированное под офис концерна «Мицубиши» – одной из крупнейших японских финансово-промышленных групп, дзайбацу, занимающихся как военной, так и гражданской продукцией. Через концерн совершались многие дела, тайно и бессудно.
Гонконг был единственным местом на планете, где не преследовались организаторы боев без правил насмерть. Нет, бои такие были везде, и даже в Российской империи существовал чемпионат «Октагон» – но там боролись хотя бы с минимальными правилами и уж, во всяком случае, не насмерть. Здесь же было все – богатые зрители, большое количество специалистов по самым разным стилям и видам рукопашного боя – японских, тайских, корейских, китайских. И много нищих, молодых парней, «нахватавшихся по верхам» и желавших зацепить удачу за хвост. В основном на ринг выходили профессионалы – они очень редко дрались насмерть, они уважали друг друга и просто хотели выяснить, кто сильнее. На потеху публик на ковре убивали как раз новичков, решивших рискнуть – правда, иногда случались и осечки, и никому не известный новичок вырывал свой заслуженный титул и победу с мясом и кровью у именитых соперников. Не без этого – бой есть бой.
В Гонконге торговали людьми. Здесь была прекрасная медицина – где много богатых людей, там и хорошая медицина. И здесь же в клиниках полуофициально делали сотни операций в месяц по пересадке органов – органы брали у похищенных, иногда даже у детей. Это тоже приносило хороший доход.
Ну и по мелочи – торговля оружием, проституция. На это и внимания особого не обращали.
Садились на аэродроме, прозванном пилотами «Две звезды». Непонятно почему так назвали – но название прижилось, возможно, потому что так назывался тонг[29], контролировавший постройку аэродрома. Тонги в этом городе были особенно сильны, здесь было их гнездо, их логово. В континентальном Китае с ними боролась японская оккупационная администрация и японские мафиозные группировки – тоже, а здесь с ними не боролся никто. Аэропорт был построен на сваях и на огромной платформе с понтонами, наполовину погруженной в воду. В Гонконге было слишком много денег и слишком мало земли – поэтому город наступал на море, на залив, отвоевывая все больше и больше пространства, и так теперь строили не только дома – строили аэропорты и целые кварталы. Строили также на насыпных островах – но наплавные были несколько дешевле. Гонконг превращался в китайскую Венецию.
Самолет со спецгрузом зашел на посадку мастерски, с первого круга – в конце концов, это был гражданский аэропорт, с нормальной длинной полосой, а не качающаяся палуба авианосца, на которой надо еще зацепить трос аэрофинишера[30]. «Харриеры» сели еще раньше – британцы использовали для защиты Гонконга от японцев и, возможно, русских огромную платформу, этакий стационарный авианосец, установленный на сваях на траверзе Гонконга в десяти морских милях от берега и способный принимать боевые самолеты вертикального взлета и посадки, подобные «Харриерам»[31]. Такие стационарные вышки-аэродромы, на которых базировались и «Харриеры», и ракетные катера, и отряды СБС, защищали побережье всех британских колоний. Так британцы наращивали военно-морскую мощь, не вызывая слишком больших протестов других стран. На дозаправку машину отогнали к обычным гражданским ангарам, да и рожи на заправщике не внушали особого доверия – все молодые, у одного вместо форменной – черная кожаная куртка, двое – в картузах, показывающих принадлежность к местному мафиозному сообществу. Из десантного отсека самолета никто не вышел, с британским представителем общался второй пилот, не покидая кабины самолета. В отсеке автоматчики сняли свое оружие с предохранителей – на всякий случай.
Невысокий моложавый китаец, левую щеку которого украшал страшный, плохо зашитый бритвенный шрам, соскочил с подножки тяжелой цистерны-заправщика, бросил в последний раз взгляд на самолет, бегом поспешил за ангар…
Ляовей[32], которого очень интересовал этот рейс, был там, он стоял возле своего черного американского внедорожника и ждал. Это был средних лет, крепкий, с узкими, монголоидного типа глазами, наголо бритый человек с короткими усами, одетый, как одеваются местные мафиози, – в черную кожаную куртку и настоящие американские джинсы, тоже черные. Тонг «Белый дракон», контролировавший порт, хорошо знал этого ляовея, потому что он хорошо платил, если ему что-то понадобилось, и через него можно было достать оружие – не всегда, конечно, но можно. Еще ляовей торговал морепродуктами, покупал их и отправлял в дальние страны. В отличие от японцев, людей крайне закрытых и не любящих иностранцев, а особенно русских, китайцы нормально относились к русским, торговали с ними и оказывали взаимовыгодные услуги. Даже слово «иностранец» в японском и китайском языках в дословном переводе говорит о многом. У японцев это – «гайджин», варвар, а у китайцев «ляовей», означавшее «человек извне». В Гонконге было много китайских националистов, в том числе весьма опасных, мечтающих о том дне, когда они освободят свою родину от японской оккупации. Британская колониальная администрация воевала с ними – но воевала нехотя, она держала их, словно камень за пазухой, как еще один аргумент в британо-японских отношениях. На оккупированной территории свирепствовала кемпетай, японская военная разведка. Людей убирали сотнями по одному только подозрению в сотрудничестве с националистами, закапывали заживо или пытали до смерти. Помощь от британцев в обретении китайцами родины ограничивалась лишь словами – поэтому наиболее дальновидные тонги медленно, но верно налаживали отношения с великой северной страной, словно глыба, нависавшей над Японией и особенно угрожавшей ее континентальной части. Пусть Россия декларировала исключительно мирный характер своей политики и отсутствие территориальных претензий к Японии – все могло измениться, и очень быстро.
И поэтому глава тонга, мастер Ли, наказал Хе с большим почтением относиться к ляовею и узнать все, что тому было нужно.
– Самолет заправлен, сэр… – поклонившись, доложил Хе на английском, какой здесь знал каждый уважающий себя китаец.
– Сколько топлива они взяли? – к удивлению Хе, ляовей довольно чисто заговорил на северном диалекте, родном языке Хе и его тонга.
– Шесть тысяч фунтов, господин… – ответил на том же языке Хе.
– Хорошо. Когда ты встретишься с мастером Ли, скажи ему, что оружие придет, как и договаривались.
Русское оружие здесь ценилось – как и во всем мире. Это была одна из самых твердых валют, особенно здесь. Если оружие не нужно тебе – можно перепродать его на рынке, его с удовольствием купят те, кто занимается транзитом из Афганистана. Но тонги оружие не продавали – копили на будущее…
– Слушаюсь… может, господину нужно что-то еще?
– Ничего. Иди.
Поклонившись, Хе припустил к ангару, а ляовей проводил взглядом китайца, сунулся в машину, достал ноутбук, раскрыл его. Через несколько минут с почтового сервера отправилось в дальний путь письмо, внешне ничем не примечательное, сообщающее о ценах на рыбу и креветки. Но у этого письма имелся и второй, скрытый смысл – оно сообщало о том, что североамериканский самолет дозаправился и продолжил свой путь.
Сопротивление, побег, выживание, уклонение…
Как все-таки одинаково нас учат. Даже названия курсов одинаковые. Интересно только, кто у кого подсматривает…
А ведь не ожидал… Вот чего-чего, но такого никак не ожидал, ни при каком развитии событий. Переиграли, признаю, что переиграли. Интересно, это кто это такой умный, что начал разыскивать меня, представив… маньяком! Самым натуральным маньяком, причем смертельно опасным. Какие нож и бритва? О чем вы, господа! Время ножа и бритвы давно прошло, это XIX век. Это раньше Джек-Потрошитель орудовал такими инструментами – а сейчас забирай выше. А крупнокалиберную снайперскую винтовку не хотите? Из которой такой вот душегуб стреляет в людей? И черт его знает, зачем ему это надо? Но психологический эффект от этого сравним с атомным ударом по Лондону. Сколько там уже? Шестеро? Шестеро погибших, плюс возникла версия, о том что один пи… простите, подданный альтернативного сексуального выбора, некий сэр Энтони Браун, постоянный заместитель министра иностранных дел правительства Ее Величества, вместе со своим спутником, тоже таким же … «альтернативным», пал от рук того же злодея. Сиречь меня. Если считать за людей и этих двоих – получается восемь.
Нет, вообще-то я и сам хотел грохнуть этого недоноска. В списках он значился одним из координаторов бойни в Бейруте. За это и был приговорен к смерти – но приговор исполнил кто-то другой.
Кто?
У любой спецслужбы есть какие-то пределы, черт возьми, да у любого человека есть какие-то пределы. Убивать прохожих на улице, просто так, ни за что, для того чтобы прикрыть какую-то специальную операцию, – это беспредел. А убивать прохожих в своей стране, убивать тех людей, которых ты поклялся защищать, – это уже даже не беспредел, это нечто такое, чему нет названия. Это шаг за грань, это ход, которым переворачивается шахматная доска. Тот, кто это делает, недостоин даже называться человеком. А в то, что этот снайпер появился случайно, – я не верил. Слишком много совпадений. Более того – я на девяносто процентов уверен, что снайпер, застреливший полковника в Ирландии, и тот, который сейчас убивает людей в Лондоне, – это одно и то же лицо. Не знаю сам, почему, но в этом я уверен.
Стало теперь понятно и то, почему охотятся на меня – и в то же время пытаются взять меня живым. Я им нужен как тот, на кого можно будет списать все произошедшее, как тот, кого можно будет вывести на суд. Сидящее на скамье живое доказательство звериной сущности кровавого романовского режима, возможно, даже аргумент в пользу войны с Россией. То, что позволит оправдать все – и безумие Бейрута, и увеличение ассигнований на оборону, при том, что экономика королевства находится далеко не в лучшей форме, и беспредел спецслужб. Скорее всего, этой акцией они попытаются оправдать призывы к дипломатической и экономической изоляции Российской империи. Но это ненадолго – полезные ископаемые нужны всем. Поэтому любой более-менее знакомый с политикой человек мог предсказать, что будет дальше.
Дальше будет война. Война, чтобы получить силой все, что нужно от России, чтобы устранить опаснейшего конкурента.
И все это – завязано на мне. Если я окажусь у них в руках – они разыграют партию как по нотам. Если нет…
Интересно, знает ли Центр? Может быть – знали и именно поэтому передали сигнал на эксфильтрацию?[33] А я, дурак, нарушил приказ на отход и остался. Ввязался в войну, которую не выиграть. Ох, прав был капитан первого ранга Гришковец, который вдалбливал в наши дурные головы под бескозырками: приказ штаба священен! Если даже он кажется глупым – его надо выполнять. Только штаб знает ситуацию целиком, ты можешь знать только то, что видишь со своего места. Да, ты должен донести свое видение до штаба, любая развединформация может оказаться бесценной. Но выполнить приказ ты все равно обязан.
Вот теперь я познал суровую справедливость этих слов – на собственной, черт возьми, шкуре.
Выживание и уклонение…
Выжить и уклониться от поисковых команд – задача непростая. Дело в том, что в данном случае против меня играют все, вся страна. Любой – дорожный полицейский, продавец в магазине, бармен – любой может увидеть меня, опознать и сообщить в полицию. А то могут и линчевать – избавившись, таким образом, от своего страха. Это тебе не Россия, где, по мнению некоторых людей, «честный человек не будет сотрудничать с государством в любой его ипостаси». В Британии полицейских принято любить и помогать им. Констебль здесь – живое воплощение закона, даже за оскорбление констебля предусмотрена смертная казнь каким-то старинным законом, какой до сих пор никто не удосужился отменить.
Я лежал в густом подлеске на довольно сырой траве уже второй час, набросав на себя валежника – для маскировки. Немного, потому что если набросать много – то когда начнешь двигаться, валежник станет хрустеть и трещать. Я охотился. Нет, не за людьми, не подумайте чего дурного. На кой черт мне нужны люди, ничего мне не сделавшие? Мне нужен был сотовый телефон с СИМ-картой, причем добыть его следовало, не заходя в населенные пункты. Сотовый телефон мне понадобился, чтобы выйти на связь.
Полцарства за костюм Гилли! Костюм Гилли, непременная принадлежность любого снайпера, был бы сейчас исключительно необходим, с ним в лесу можно стать невидимкой. Но костюма не было, приходилось обходиться тем, что есть.
Вообще, сотовые имелись и у меня, и у Грея – но пользоваться ими нельзя. Любой сотовый телефон в кармане – все равно, что маяк, постоянно извещающий всех, у кого есть соответствующие возможности, о местонахождении владельца. А в последнее время появилась возможность дистанционно прослушивать разговоры даже с выключенного сотового – мембрана-то никуда не девается, стоит только подключить соответствующее оборудование и… Поэтому и я, и Грей не только выключили свои сотовые, но и извлекли из них аккумуляторы, сделав их гарантированно недееспособными. А мне нужен был именно украденный сотовый, с которого я позвоню всего один-два раза и выброшу.
Место, в котором мы засели, было глухим и почти безлюдным – северный Уэльс. Реки, горы, густые леса, заброшенные фермы и даже коттеджи. В этих местах тренировались по программе курсов выживания агенты Четырнадцатого разведупра и некоторые воинские части, кроме САС, – САС тренировалась в еще более тяжелых условиях, в северной Шотландии. Поскольку было лето – рисковать и заселяться даже в какое-то заброшенное строение мы не стали. Углубившись в лес, мы отрыли для себя две землянки-укрытия. Основное и запасное. У нас это называлось «кротовая нора», как это называлось в САС, я спрашивать не стал. Как бы ни называлось – это укрытие защищало от любых видов поиска, в том числе от поиска с вертолета, оснащенного тепловизором. А то, что некомфортно… несколько дней пересидеть можно, да и не до комфорта сейчас…
Проблему сотового я собирался решить, подкарауливая парочки. Особенно осторожные любовники вместо того, чтобы ехать в мотель, выезжают на природу, занимая укромные и тихие уголки. Иногда на побережье – здесь есть такие бухточки, и пусть вода холодная… все равно здесь хорошо. В такие места приезжают на машинах, а в машине, скорее всего, есть сотовый – девяносто девять процентов, что есть. По закону, разговаривать по сотовому телефону в машине без гарнитуры hands-free запрещено – штраф пять фунтов. А когда сотовый не нужен, его оставляют в машине на держателе. И вряд ли мужчина, намеревающийся уединиться с дамой, возьмет с собой сотовый – чтобы тот зазвонил в самый неподходящий момент. Конечно же, он оставит его в машине. Его я и позаимствую, поговорю и по возможности верну обратно. Машину вскрыть – вообще не проблема. Вот поэтому я и лежу, караулю свою добычу.
И вот, кажется, мое терпение наконец-то привело к какому-то результату. Завывающий шум двигателя, пока тихий, но приближающийся. Думал уже, что пустышку тяну, ведь только местные в курсе, где искать такие места…
Машина была шикарная – американский «Интернэшнл», роскошный семиместный джип, с шестилитровым мотором, пожирающим бензин с таким аппетитом, что его владелец должен владеть еще и нефтяной скважиной, чтобы питать прожорливого монстра. А налоги за него придется платить такие… В общем, не бедным должен быть владелец этой машины, не бедным.
Он и был не бедным. Кажется, я его лицо даже где-то видел, в газетах или на ТВ – знакомое, в общем, лицо. Владелец – крепкий, импозантного вида мужчина, годам уже к пятидесяти, одетый так, как обычно здесь одеваются на охоту. Брюки и пиджак из плотной, однотонной зеленой ткани, вместо сапог резиновых на ногах – что-то типа мокасин, но из плотной толстой черной кожи, бордовый шейный платок, охотничья шляпа. В общем, еще на бок причудливо изогнутый медный рожок – и вылитый охотник, хоть в рекламу ружей «Голланд-Голланд». Здесь так высший свет на охоту и ходит – в костюмчике и в шляпе. А что вы хотели? Это не Россия лапотная, где охотятся в камуфляже и болотных резиновых сапогах, потому что в иных местах утонуть можно. Это Британия, сэр.