Муза киберпанка Бояндин Константин

13. Современные технологии

…Компьютер оказался вполне даже современным. Нина не только не стала возражать, но даже уговаривала, едва заметив, что Василий в сомнениях.

— Сейчас все файлы требуют, — пояснила она. — Ну и зачем время терять? Пока перепишешь, время же пройдёт! А у вас там один компьютер на троих.

— Мне на бумаге удобнее править, — возразил Василий, не очень убедительно.

— Правь! Распечатай и правь. Ой, брось, в самом деле! Ну найдём, где распечатать! И кого помочь тебе, найдём. Я в этом сама не очень соображаю.

…Компьютер перекочевал на кухню, где ему выделили отдельный стол. Есть звуки, которые Нине мешают спать, например — стук по клавишам А раз у Василия есть теперь привычка работать по ночам… Трудно было найти на такой кухоньке место, но — пришлось. Хорошо хоть, мониторы теперь плоские, места много не занимают. Компьютер на пол, остальное и на окно можно убрать, если что. Так и поселились в доме новые технологии.

…Василий пошёл уже, по привычке, на кухню, когда услышал оттуда знакомый стук. Очень тихие клавиши, и почему Нина говорит, что они ей мешают. Ладно, мешают и мешают, слух у людей разный.

Муза сидела за компьютером и что-то сосредоточенно делала. Уверенно водила мышкой, бодро, очень быстро и почти бесшумно стучала по клавишам.

— Во даёшь! — восхитился Василий, прикрыв дверь.

— Здравствуй, здравствуй. — Она не повернула головы. — Что ты, что Кальяненко… оба безрукие. Ладно, я всё уже настроила. Всё, можешь работать!

— Ты и в этом разбираешься?!

— А что, нельзя? Доживёшь до моих лет… — Она фыркнула, поправила очки. — Всё, садись работай. Понравилось ей? Ты же сам потом приготовил, да?

— Откуда ты… да, понравилось. С тобой просила познакомить. — Муза улыбнулась. — Что, не хочешь?

— Не так быстро, — она присела на соседний табурет. — У меня дела, прости. Смотри-ка, сам всё понял!

— С другими работаешь?

— Могу и по лбу дать, — Муза перестала улыбаться. — Ты что думаешь, я просто настроиться тебе помогаю? Забыл, кто я?

Она живёт, понял Василий. Догадка пришла неожиданно. Она живёт во всём, что я пишу. Чёрт, во всём, что люди пишут с ней!

— Без чертей! — Она заехала ему кулаком в бок. — Забудь это слово! Мне неудачники не нужны! Вот то-то же. Да. Зачем я тебе показалась… работал бы, как все, и всем было бы спокойнее.

— Тебя нужно видеть, да? Хоть когда-то? По-настоящему верить?

Она кивнула, и в глазах её Василий увидел… слёзы. На столе всегда есть стопка салфеток. Неуверенно протянул одну Музе.

— Спасибо, — покивала она. — Всё понимаешь. Больше бы вас таких! А то иногда сама думаю, что меня нет на самом деле.

Странно, но на «вас таких» Василий не обиделся.

— И много нас таких? — поинтересовался он.

— Здесь — трое, — тут же отозвалась Муза. — Теперь четверо. Кальяненко по мне скучает, к нему обычно захожу… Всё, что-то я расклеилась. А мы от графика отстаём! Садись работай, Василий. А я пока чай сделаю.

«Я на работе». Василий только головой покачал. Вот иногда хочется взять и стукнуть… легонечко, по лбу. Или сказать ей, кто она такая!

— Ну и скажи! — Муза, стоя к нему спиной, рассмеялась. — Скажи, скажи. Вот то-то! Всё, прости, я что-то сегодня злая. Но мы на самом деле отстаём от графика. Как перестанем отставать, вот тогда и познакомишь.

«Валентность» шла полным ходом. На всех парах. Поначалу Василий хотел было отойти в соседний жанр, ну или как они называются — стимпанк. Как в «Лиге выдающихся джентльменов». Но отчего-то устыдился и продолжил.

Итак, вот она, идея: связь между людьми и со Всемирной Сетью устанавливаем, создавая в мозг человека и нервной системе вообще специальные клетки. Поговорил с биологами, спасибо Ольге Владимировне, свела с кем нужно. Можно! Теоретически вполне возможно, правда, не при нынешних технологиях. Ну вот и славно.

И началось всё с так называемого простого человека, который, сидя в лаборатории, варил для зарубежных заказчиков мудрёную органику, и на досуге, покопавшись в справочниках, стал задумываться, а что она, органика эта, может с человеком сделать?

А к тому моменту уже начали исполняться зловещие планы, и люди, «подключенные» химическим образом, уже становились частью всемирной сети и транслировали туда, и принимали оттуда директивы, не сразу догадываясь, что ими управляют. Ловко, но управляют. И вот лаборант, самолично участвующий в организации этого электронно-химического конца света, стал первым сыщиком, который двинулся по следу.

— …Вот объясни! — потребовала Нина. Она стала главным критиком. Любые её возражения или принимались без особых мучений, и это значило, что пустяковые — или вызывали чувство протеста, плавно перерастающее в гнев. И это значило, что возражения по делу. — Я в химии не очень разбираюсь. А многие вообще не понимают! Пиши так, чтобы можно было хотя бы догадаться!

— Вася, ну я правда не хотела! — испугалась однажды Нина, после того, как Василий, после очередного сеанса такой критики, удалился мрачно на кухню и уселся, выключив монитор, глядя в пустоту и потребляя чай, чашку за чашкой. — Извини, пожалуйста!

…Я вот тебе скривлюсь, говорила Муза накануне. Вот она не извинялась — ну, почти никогда. Сам прочти! Нет, вслух! Она не слышит, ты забыл, что время там не идёт? Вот прочти! Всё подряд! «Вс-вс-вс», трижды в одном предложении, из шести слов! Язык не споткнулся? Ещё прочти! А это? «Жи-жу-жо». Ага, улыбается он. Читать противно! А читать надо вслух! Всё вслух! Вот тогда и поймёшь, какой у тебя язык! Вот ещё, не буду я ничего подсказывать. Я не корректор! Не хочешь, не правь, но я так просто не отстану!

— Нина, — очнулся он. От странного и неприятного чувства. Не сразу нашлось ему название — жалость, что ли. К себе самому. К своим гениальным и непонятным словесным структурам. — Извини, пожалуйста. Всё правильно.

— Что? — улыбнулась она, вытирая покрасневшие глаза.

— Если критика приводит в ярость, значит, всё совершенно верно. Мне говорили.

— Кто? Муза?

Василий кивнул.

— Слушай, ну познакомь уже нас с ней! — Нина смотрела серьёзно. — Ну вот, опять дуешься! Ты с ней по ночам общаешься, да?

Ничего от неё не скроешь. Да и нужно ли?

— Хоть бы раз вовремя проснуться… — Она поморгала. — Слушай, только честно! Я тебе правда не мешаю, когда по ночам тут появляюсь? Если тебе одному лучше работается…

…Всё, говорила Муза, на сегодня хватит. Иди к ней. Да, пока сам не поймёшь, как надо обращаться с теми, кто тебя любит, буду напоминать.

— А ты кого любишь? — спросил он тогда в ответ. И Муза впервые не нашлась с ответом. Он даже подумал, что сказал, наконец-то, то единственное, что нельзя было говорить. Она отвернулась, вернулась к окну и, Василий это не сразу осознал, на несколько коротких секунд стала той, в пеплосе — очень похожей на Нину, но ослепительно белокожей, как мрамор, и лицом — точь-в-точь как на тех барельефах, статуях и прочих картинах, где её изображали. И вернулась в свой «рабочий» облик, толстушки в очках. Правда, на майке у неё теперь был портрет её самой, в том, настоящем виде. Муза посмотрела на майку, и там возник портрет Робертино Лоретти. Василий протёр глаза, хотя вроде бы уже привык к этим её чудесам.

— Прости, я не… — она прижала палец к его губам и улыбнулась. И вытерла слёзы. Ясно, что не скажет. Но и не обиделась. Глазами указала Василию на дверь, и тот послушно ушёл. Впрочем, его ночная вахта так и так уже окончилась.

Больше он этот вопрос не задавал.

— Не мешаешь, — обнял он Нину. — Просто я жаворонок, а ты…

— Только скажи про сову! — Она оттолкнула его, и тут же рассмеялась. — Ладно. Всё, хватит о книге, правда. Пусть полежит до завтра.

14. Пропавшее время

Месяц март уже стучался в окно, когда это случилось. Василий и сам толком не понял, что именно, но случилось.

— Киберпанк? — Агриппина Васильевна вполне живо интересовалась успехами Василия. Понятно, что во дворе все всё знают, и Нина вызывала поначалу не очень лестные взгляды… сказывается, что «дом пенсионеров», людей старой закалки. Но вот прошло всего ничего, а косые взгляды прекратились. — Это я не поняла, это про эти железки в мозгу и всё такое? Ты же детектив писал! Василий!

Да. Странно. Вот и в самом деле: твёрдо решил начать с детектива. С фантастического, чтобы приятное с полезным. И да, говорил об этом время от времени. А теперь выходит, что соврал?

— Как-то так само получилось, — развёл руками Василий, чувствуя себя очень неловко. Хотя вроде бы, какое ей дело? Ну мало ли, думал одно, вышло другое. Обычное дело.

Агриппина Васильевна покачала головой, ободряюще улыбнулась и щёлкнула своим секатором.

— Ты, главное, пиши хорошо! Чтобы не оторваться!

…Книга уверенно двигалась к финалу. Настолько уверенно, что стало ясно: июнь или июль, и книга готова. Потом ещё месяц посидеть над ней, мелкие ошибки и всё такое исправить, и… что дальше, Василий пока не думал.

И как всё удачно сложилось! На работе теперь совсем другая атмосфера, хотя там о своих литературных трудах он не очень распространяется, хотя страсть как хотелось похвастаться. И вообще всё идёт гладко и легко. Даже не верится!

— …С отцом поругались, — отсутствующим голосом пояснила Нина. — Ой нет, не грей голову. У него там попался заказчик дурной, такое бывает. Пришёл домой злой, сказал про тебя пару слов. Завтра извинится, не переживай. Просто… я не могу сегодня о книге, прости. Посиди со мной, а? Идём погуляем, пока такая погода!

Погуляли. Много чего было. Нина плакала, видно, отец сказал что-то очень неприятное. И правда: книга подождёт, ничего не случится.

И началось с этого дня. Мелочи, а неприятные. То у соседей сверху трубы лопнут, с очевидными последствиями для потолка, то ещё что. Мелочи, мелочи, но их так много! Раньше к такому проще относился, а потом…

А потом, Василий понял, этих мелочей просто не стало. Он заикнулся об этом во время короткого разговора с Музой — та снисходила до такого вот трёпа, ненадолго, каждую ночь. И понял, что Муза… испугалась. Увидел в её глазах.

— Я что-то не то сказал? — поинтересовался Василий. Но ответа не было. Муза просто помотала головой, и указала — давай, пиши дальше.

Месяц апрель. Уже почти закончился, а с того момента, как Агриппина Васильевна удивилась про киберпанк, всё стало как из рук валиться. Бытовые мелочи, прочие ничтожные (пока их мало) неприятности… Вдобавок ещё Нина простудилась. Никогда так сильно не простужалась! И Василий забросил почти всю работу — Нина отказалась возвращаться домой, там отец чаще обычного бывал не в духе — и возвращался домой. Почти две недели так прошло.

— Ты успеешь? — спросила она — поняв, по морщинам на лбу Василия, что дела идут не так гладко.

— Успею, — произнёс он машинально, а потом уже понял, что сказал. И впервые, наверное, за всю жизнь, понял: дал слово — надо успеть. Хватит тратить время на пустяки!

И Муза куда-то делась…

Писалось без неё трудно. Но работа шла, более того — спорилась. А бытовые мелочи всё громоздились и громоздились. Но странное дело: там, где Василий ни разу ни на что не жаловался — в той же лаборатории — всё шло нормально. Ну, бывало, что заказов меньше обычного, но потом бывало и больше. И там народ стал чаще болеть, и Василию приходилось помогать — все люди, сегодня ты мне поможешь, завтра я тебе. Нормально. Не во всех лабораториях советского типа люди друг другу волки. Не во всех.

А вот погода подкачала. Сырой и промозглый май сменил сырой и промозглый апрель. А работа над книгой медленно, но верно замедлялась.

— Слушай, — заметила как-то раз Нина. — Как странно, да? Чем ближе ты к финалу, тем больше тебе что-то мешает!

— Верно, — согласился Василий. — Прямо как в той книге, у Стругацких!

— Успеешь, да? — Она обняла его. — Я могу чем-то помочь?

Будь рядом, попросил он без слов. И она поняла.

Лета как и не было. И в смысле погоды — по пальцам одной руки можно сосчитать дни, когда они с Ниной просто ходили гулять, вместо того, чтобы наблюдать за дождём из окон. И в смысле работы над книгой. А Муза не появлялась. Но Василий уже не мог позволить себе ничего не делать на этом основании. Наоборот, отчего-то знал: вернётся. Мало ли у неё дел! Вон сколько людей, и всем нужна!

— Думал. — С Агриппиной Васильевной стал чуть не каждый день говорить. С ней, да с той старухой, которая именовала себя исключительно по отчеству. — Думал, будет детектив. Но так и не начал, даже название уже не помню, или про что там было. Как будто кто подтолкнул.

— Бывает, — покивала начальница ЖЭУ. — Что решишь, а потом как будто кто подтолкнёт. Или присоветует.

Точно-точно. Вот когда Муза рядом, все мысли неизбежно устремлялись в русло киберпанка. Чёрт, а может, он ей очень нравится? Ну, киберпанк этот?

— Моей Музе нравится киберпанк, — улыбнулся Василий. — Наверное, она и присоветовала.

Агриппина Васильевна пару раз щёлкнула своим секатором. Задумалась, значит. Как задумается, всегда так щёлкает.

Стало пропадать время. Смешно звучит? Василий просыпался, когда Муза работала с ним, часа в три. В пять возвращался в постель. На кухне проводил часа по три-четыре, по ощущениям и по тому, что показывали часы, а потом — компьютер. Правда, часы потом таинственным образом показывали настоящее время — утром. Кто их переводил? Муза? А на компьютере кто?

И вот, с трудом открыв глаза, Василий побрёл было на кухню, исполнил весь ритуал — от включения в сеть инструмента работы до расстановки чашек и чайников на столе — всегда ставил чашку для Музы, пусть даже пока её нет — и…

Как в том фильме, про прибор, который гипнотизировал людей лазерным светом. Посмотрел на часы… было три, стало четыре. Стоит так же у стола, чай давно остыл. И настроение совершенно нерабочее.

Так повторилось несколько раз подряд, пока Василий не заподозрил неладное. Понял: как только смотрит на часы, в любом их виде, такое может случиться. Две недели ушло коту под хвост, потому что заходил на кухню, и — р-р-раз! — всё, пора обратно. И устал отчего-то, и мыслей нет. А вот если не видеть стрелок или цифр — нормально. Правда, и тут тоже: стоило хотя бы ненадолго отвлечься от книги, дать себе волю заниматься чепухой, как время начинало течь очень быстро. Буквально.

— Вот зараза, — подумал вслух Василий как-то раз. И разозлился. Ага, вот мы как: вначале откуда-то находим лишние часы, а потом их отнимаем, так? А я просил о лишних часах, если уж на то пошло?

Гнев прошёл быстро. И Василий устыдился, если честно: ну почему он решил, что это Муза?

15. Совет

…было двадцать девятое августа. Три часа четырнадцать минут утра. Едва он вспомнил Музу, как ему померещилось движение там, за окном. Дождик, ветер, тучи ползут очень низко, а померещилось! Василий выключил свет на кухне, всмотрелся за окно.

Двор. И там, под фонарём — единственным на детской площадке — стоят люди. Вот не лень им в такую погоду! Василий всмотрелся и увидел там… Музу! Точно, она!

Он сам не помнил, почему так решил. Надо успеть, думал он, пока они не ушли. Нина спала, как в те ночи, словно время остановилось в комнате, но Василий уже не стал всматриваться и думать. Едва хватило ума зонт схватить и надеть ботинки, а не сандалии. И плащ набросить.

Охота попасть в страну чудес — погуляйте по Городку глухой ночью во время грозы. Правда, страна может быть и жутковатой, но точно не забудете никогда. Василий открыл дверь, и ветер немедленно сбил дыхание, а в лицо швырнул пригоршню брызг. Вон они, люди, вон фонарь. Там специально живую изгородь сделали, небольшой такой лабиринт, детям очень нравится, и двор уже который раз получал награды на конкурсах за оформление.

Он шёл и не мог дойти. Хотя шёл! Что тут идти, сделать два десятка шагов! Но вроде и сквозь кусты пробирался, и обходил, а люди в конусе тусклого света оставались всё время рядом, но не приближались! Что за наваждение!

Василий сделал ещё несколько шагов, и… оказался в том самом проходе, который вёл на полянку с фонарём.

И чуть не потерял дар речи, увидев, кто там стоит.

Агриппина Васильевна, с неизменным секатором. Ольга Владимировна, точно она, и чего её принесло сюда, в такую ночь, из такой дали? И та старуха, Афанасьевна, с папиросой в зубах. А перед ними стояла Муза. Стояла в том самом драном свитере и джинсах, которые любила больше всего.

И все сухие! Умереть, не встать!

И словно включили громкость. Ветер дул, и молнии оглушали окрестности неизбежным громом, а слышно было всё. И, похоже, собравшиеся не замечали Василия.

— …Тебе сто раз говорили уже! — Агриппина Васильевна посмотрела в лицо Музы, и та выдержала взгляд. Хотя вид был такой — вот-вот расплачется. — Не вмешивайся! Не мешай им самим выбирать! Ведь он сам выбрал: детектив. Сам? Я кого спрашиваю?

— Сам. — Муза говорила глухо.

— Вот… дай сюда! — сказано было старухе, Афанасьевне. Та протянула сумочку, Агриппина Васильевна вытащила из неё клубок и показала Музе. — Вот, что тут у нас? Конкурсы, победы, публикации. Все старались! Как ты и просила! Просила ведь? Ну? Громче говори!

— Просила, — едва слышно отозвалась Муза.

— Вот! — Агриппина Васильевна удовлетворённо кивнула. — А теперь ничего этого не будет, понимаешь? Ни экранизации, ни этих ваших Букеров-Шмукеров, ничего. Потому что лезешь, куда не просят. Киберпанк ей нравится! А мне детективы нравится, и что? Я же не заставляю всех писать только детективы! Всё, милочка. Оставь его в покое. Вот начнёт писать свои детективы, — выделила она слово «свои», — вот тогда милости просим. Раз он такой весь из себя хороший.

Василий, наверное, не сразу поверил, что слышит именно это. Но после такого долгого… после всего того, что Муза показала, уже не было возможности сомневаться. Ну никакой. И ему стало вначале обидно, потом он разозлился. Решают, значит, что ему будет, а что нет? Кто они такие?!

— А часы я все верну. — Агриппина Васильевна поднесла нить к глазам, принялась что-то там теребить, словно распускала на отдельные волокна. — Все, которые ты взяла без спросу! Чтобы знали, оба, как себя вести надо! — и поднесла свой секатор, явно примеряясь, чтобы аккуратно что-то перерезать. Муза смотрела на это, и по лицу её текли слёзы…

— Слушайте! — Василий сам не понял, откуда нашёл в себе храбрость. — Может, не надо за меня решать?

Они вздрогнули. И посмотрели в его сторону, все до единой. А секатор чуть было не перерезал нить целиком.

— Возвращайся. — Ольга Владимировна посмотрела Василию в глаза. — Тебе нечего делать тут. Дорогой брат, проводи его.

Позади Василия кто-то зарычал. Он обернулся… Харитон. Шагах в трёх. Тот самый, дворник. Но — лицо строгое, выглядит сурово, а у его ног…

Борька. Старик-ротвейлер. Но глаза его светились красным, и, Василий готов был поклясться, на краткий миг показалось: у пса три головы. Как будто одной мало! И так ясно — съест и не подавится. Харитон молча поманил Василия к себе. Вот ещё!

— Нет! — Василий сделал шаг и Муза, он заметил, глазами указала ему — стой, не приближайся! — Понравится — напишу детектив, а пока буду работать, что есть. Почему вы за меня всё решаете? Я что, просил у вас этот ваш Букер?! Без вас справлюсь!

— Так. — Агриппина Васильевна посмотрела за плечо Василия. — Уведите отсюда посторонних. — Локоть Василия сжали пальцы. Как клещами! — Хотя нет, подожди. Завтра сам решишь, что тебе милее, — снизошла она до взгляда. — И делай, что сам выберешь. И уж поверь, поблажек больше не будет!

Она аккуратно приблизила секатор к отдельно выбранной ниточке…

— Нет! — Муза ударила её по руке. — Не смей!

Ниточка порвалась, Василий успел заметить. Но не та, которая легла в стальные челюсти ножниц. Над головой Василия ударила молния, и ослепила его. А когда пришёл в себя — стоял у себя, на кухне, в ботинках, плаще и с зонтом, а солнце весело сияло в чистом небе по ту сторону окна.

16. Мистер Томпсон

Нины нет дома. И телефон не отвечает. И компьютер включен…

Василий не сразу пришёл в себя. А когда пришёл, понял: натоптал в доме совершенно по-свински! Ещё бы, такая там грязь была. Недавний разговор всё звучал в ушах, и самое время усомниться в здравости рассудка. И почему солнце? Ведь не мог же он простоять здесь так долго!

Телефон зазвонил. Резко, неприятно. Домашний, и ведь менял ему звук, менял!

Семь бед… Василий осторожно шагнул, дотянулся до трубки.

— Николай Васильевич? — Василий ответил утвердительно, прежде, чем понял, что его зовут иначе. — Ждём вас в лаборатории. Это срочно.

— Да, конечно. — Василий положил трубку, но так и не понял, с кем говорил. Как во сне, взял свою сумку — портфель, точнее, старомодный и видавший виды — и вышел из квартиры.

Не сразу понял, что вокруг что-то неладно. Вместо хрущёвской четырёхэтажки — девятиэтажное здание, и из него он только что вышел. Всё вокруг вроде бы знакомо, но другое! Совсем другое! Лето на дворе, и другие люди, и другие дома вокруг.

— Николай Васильевич! — окликнули его. Машина у подъезда, и сразу видно — солидная, ну вроде как «Чайка» в старые времена. Не сразу вспомнил название — лимузин. Шофёр опустил стекло, и махнул ему рукой. — Садитесь, вас ждут.

Ничего не понимаю, думал Василий, всё ещё ощущая себя во сне. Что такое? Где я? Или надо вначале узнать, кто я?

Он обошёл машину, открыл дверцу и уселся. И не покидало чувство, что делал это уже много раз. Так всё привычно.

Они ехали, и за окном мелькали странные виды. Это не Городок, понял Василий. Открыл портфель, повинуясь невнятному порыву… там увидел свой паспорт. Зачем? Никогда не брал его с собой. Лицо его, точно, вот только написано в паспорте: Терехов Николай Васильевич.

— Бумаги у вас с собой? — поинтересовался водитель. — Валерий Павлович просил напомнить.

— С собой, — отозвался Василий, уже вообще ничего не понимая. Хотелось проснуться. Очень, отчаянно сильно — немедленно проснуться. Так, чтобы не было того разговора, и чтобы рядом была Нина, чтобы…

— Прибыли, — сообщил водитель и… словно выключили. Замер, глядя перед собой. Видно, что дышит, но сидит, упершись взглядом куда-то в горизонт. Василий не удержался, помахал у него перед лицом ладонью. Никакой реакции.

— Я сошёл с ума? — поинтересовался Василий, выбираясь наружу. Едва дверь захлопнулась, водитель перестал быть манекеном, и машина, мягко тронувшись, уехала прочь.

А сам Василий обнаружил себя стоящим перед зданием. Огромным, сплошное стекло и бетон, и вывеска — высоко вверху и на табличке перед глазами. Институт Органической Химии. Ни тебе упоминания СО РАН, ни прочего всего — три слова. И там, и здесь.

Василий подошёл к стеклянным, раздвигающимся дверям. Никогда таких не было. Рука сама собой потянулась в карман, там оказалась белая карточка. На ней тоже — кроме сокращения «ИОХ» ничего нет. Так же машинально, сам себе удивляясь, подошёл и прижал карточку к зелёному пятну на столбике перед турникетом.

Зелёный огонёк. Можно идти.

Теперь направо, так он и у себя ходил на работу, в «том» институте. И налево, и там лифт. Воздух другой, и всё другое. Я сплю, уверился Василий. Понять бы, как проснуться.

У него в комнате — в лаборатории — стоял смутно знакомый человек. Валерий Павлович, судя по значку на груди. И у самого Василия оказался такой же значок.

— Заказчик хочет поговорить с вами. — Мужчина пожал руку Василию и улыбнулся. Сухой, деловой улыбкой. — Хочет лично поблагодарить. Поздравляю, Николай Васильевич, мы обеспечены постоянными заказами — и всё благодаря вам. Он позвонит сюда, — указал на телефон, — а потом зайдите ко мне, пожалуйста.

Оставшись один, Василий прошёлся по комнате туда-сюда. Несколько раз. Сел за стол — который приглянулся больше остальных. Открыл ящики стола, один за другим. И везде видел то, что ожидал увидеть — вещи он разложил бы именно так. Включил компьютер, вскочил и вновь прошёлся туда-сюда, пока шла загрузка.

Господи, что происходит?!

Василий добыл мобильный телефон — осенило — и испытал потрясение. Не простенький телефон марки «звонит-и-слава-богу», а чуть ли не компьютер. И не в кармане, а в чехле на поясе. А в гнезде того же чехла — приспособление, которое на ухо надевается, гарнитура. Я умею со всем этим обращаться, осознал Василий, и ему вновь стало страшно. И знаю, что справа по коридору, ближайшая комната, находится собственно лаборатория, где я провожу синтез. Я и мои коллеги. Что за чёрт!

Вспомнил про Музу и чуть не дал сам себе по лбу. Уж она его отучала чертыхаться — по лбу, или по щеке за каждое словечко. Вспомнил Музу, вспомнил и всё остальное, включая ночную встречу. До сих пор не верится, что такое могло случиться!

И окно. Всё уставлено цветущими кактусами. Постойте-постойте… Ты же с себя его пишешь, говорила Нина, ну так сделай ему какую-нибудь мелкую странность. Так и сказала: мелкая странность. Пусть он у тебя фантики от конфет коллекционирует. Ну или воздушных змеев. И Василий придумал: коллекционирует, но кактусы — забавных очертаний. И вот они, дюжина уродцев с иглами. Один похож на присевшую лягушку другой на человечка с поднятой рукой…

Звонок. Василий обернулся — где телефон? Да вот он, именно там, куда бы его сам и поставил.

— Николай Васильевич? — Ощущается, что для человека русский — не родной язык. Но голос знакомый. — Очень рад вас слышать. Мы готовы разместить у вас ещё несколько заказов, и хотим, чтобы над всеми ними работали именно вы.

— Благодарю, мистер Томпсон. — Имя сорвалось с языка само собой.

— Есть только одна маленькая проблема, Николай Васильевич. Вторая формула, которая была в вашем отчёте не полностью. Мне нужно подробное описание синтеза и полная формула, вам ведь удалось получить это вещество?

Василий лихорадочно соображал, что ответить.

— Да, мистер Томпсон, — старался, чтобы голос звучал твёрдо.

— Замечательно. Мы попросили нашу общую знакомую помочь нам в этом небольшом деле. Не выключайте ваш телефон, вам позвонит наш человек. Не кладите трубку.

— Вася! — громкий шёпот Нины. Василия как кипятком обдало. — Вася, это ты?!

— Нина?!

— Я ничего не понимаю! Слушай, я будто в твоей книге, представляешь? Пришли какие-то люди, заставили уйти из дома, забрали телефон.

— Нина, это ты? — Господи, и как это проверить? — Из чего я наливал вино на Новый Год?

— Из амфоры. Они зовут тебя Николаем, да? Что мне делать?

— Делай всё, что они говорят. Они тебя слушают?

— Нет, я тут одна пока. Окон нет, я не знаю, куда меня привезли.

— Нина, пожалуйста, делай всё, что они говорят!

— Да! — Она успокаивается. — Только не исчезай! Мне страшно!

Короткие гудки. Не сама положила, это ясно.

У меня на окне кактусы — точь-в-точь такие, какие я придумал для главного героя книги. И иностранный заказчик, и формула… Господи, этого не может быть! А если может, то что же делать? Что делать, чёрт возьми?!

Его словно ударили по щеке, стало стыдно и больно. Почти физически больно. Так. Спокойно, Василий, спокойно. Если это сон, и снится, что я в собственной книге, и непонятно, как проснуться…

…если ты не живёшь своей книгой, говорила Муза, она не родится. А что родится, будет мёртвым. Но кто мог подумать, что она говорила буквально!

Стойте-стойте. Ведь то вещество, о котором говорил заказчик, главный злодей книги, как раз служит катализатором распада всех тех новообразований в мозгу! Оно помогает «отключить» людей от той сети, в которую их включают помимо их воли! И… Николай принялся рыться в портфеле, в ящике стола, и в конечном счёте нашёл там ключ от сейфа. Дубликат, а в портфеле, вот он, оригинал. Без шифра замок всё равно не открыть. И шифр вспомнился, надо же. Ну-ка, ну-ка…

Коробки, пузырьки, ингаляторы… Стоп. Зачем ингаляторы? Хотя да, есть такое правило — никаких реактивов, никаких лекарств в свободном доступе в комнатах. Думай, голова, думай! Василий перебирал содержимое, стараясь сохранять ясность мышления. Взял стоящий поодаль, среди других медикаментов, баллончик-ингалятор. Поверх него была наклеена этикетка от «Дуовита». Помнится, они тогда ещё шутили, посмотрев «Матрицу»: очень удобный витамин, сразу и синие, и красные пилюли…

Стой! Вот оно!

Точно, как в книге! Ведь именно это и придумал! Люди, которых подвергли воздействию этого вещества, кодовое название TX-12, словно засыпают, когда включаются в иллюзорную реальность. Вот оно. Вот тут, в ингаляторе. Это должно быть то самое вещество. противоядие — он, Василий, ну то есть его герой, сам изготовил его, тайком, но вот кто, кто передал формулу и сообщил заказчику о ней? Этого Василий не добавлял в книгу. Пока ещё. Чёрт, он вообще не писал дальше этого момента, как дошёл до сейфа и взял с собой этот ингалятор. Пока что книга на этом заканчивается.

Вот я влип, подумал Василий почти что в отчаянии. Стойте! Ну конечно, ингалятор! Он помогает очнуться от иллюзий. Не мгновенно, но очнуться. И что-то ещё туда добавлено… уже не вспомнить сразу, неважно. Важно, что это помогает проснуться. Попробовать?

Он уже почти решился открыть рот и впрыснуть туда аэрозоль, как вспомнил о Нине. А она? Да брось, Василий, если это сон, то нет ничего удивительного, что она помнит якобы то, что может помнить только настоящая Нина. Это же твоё воображение!

А если нет?

Минута прошла в мучительных раздумьях. И — внутри словно что-то сгорело. Если это книга, и если тут всё так реально, надо действовать по обстоятельствам. Не понять, настоящая Нина или нет, но она в смертельной опасности! Ей наверняка уже дали подышать этим TX-12, а значит, времени не очень много. Полный распад новообразований проходит тяжело, возможны точечные кровоизлияния в мозг. Выдумал на свою голову!

Звонок. На этот раз звонит его телефон, который в чехле. Пальцы машинально достали плоский и тяжёлый прибор, поднесли к уху.

— Улица Свободы, Николай Васильевич. — Голос незнакомый, но это явно не иностранец. — Через час и двадцать минут мы ждём вас там, на выезде на площадь, у здания почтамта. Пожалуйста, возьмите формулы и опытный образец. Он ведь у вас есть?

Не смог соврать. И нет гарантии, что поверили бы.

— Замечательно. Вас будет ждать та же машина.

17. Ингалятор

План пришёл в голову неожиданно. Василий отчего-то знал, где эта самая площадь и улица Свободы, их обоих нет в настоящем Новосибирске, но есть в этом. А его книга происходит в Новосибирске. Чуть-чуть в другом, но в Новосибирске. Туда на такси ехать сорок минут максимум.

Нужен ксерокс. Такой есть у шефа в кабинете… а шеф, несомненно, давно уже «в сети». Вот же! Василий вновь посмотрел на свой ингалятор. Жалко шефа, и Нину жалко, и всех людей вообще. Ладно. Попробуем.

— Николай Васильевич! — Шеф сидел за компьютером и, Василий готов был поклясться, несколько секунд сидел как кукла, глядя в пустоту, а потом его словно включили. Не очень отлаженный пока способ, «марионетки» не сразу откликаются. И… точно, ведь ими можно управлять не только через Интернет. Любой способ связи годится. Но вот что именно — пока не вспомнилось. Ладно, не сейчас! — Такси я уже заказал, будет через три минуты. Вам нужен мой сейф?

Нужен. Все формулы, все оригиналы, там. Но не все листы, кое-что Василий припрятал у себя. Ладно, была не была!

Он не очень хорошо помнил, как надо делать. Едва только шеф обернулся, «выстрелил» аэрозолем ему в лицо. Валерий Павлович вскрикнул, выронил то, что держал в руках — и свалился на пол. Едкий запах у этого аэрозоля. Что там такое?

Что-то, что вырубает человека? Вот и не вспомню сейчас, что именно! Шеф лежал неподвижно, Василий не сразу осмелился проверить, жив ли он. Всё казалось, сейчас вскочит и кинется. Нужно, чтобы препарат попал на слизистые, это будет жечься, но надо вытерпеть. Не брызгать в глаза, это может вызвать болевой шок и не очень полезно для самих глаз. Не ослепнешь, но несколько минут всё будет как в тумане. Ладно, добавим дозу! Он осторожно открыл шефу рот (никогда не думал, что это так страшно и противно — словно к мертвецу прикасаешься) и отправил следующий «заряд» туда.

Что теперь?

Те самые специальные нервные связи и прочая муть в мозгу начнут разрушаться минут через пять, но это долгий процесс. Нина категорически была против того, чтобы всё было «за пару секунд». Так не бывает! И ты это знаешь! Не надо писать такой вздор, читатели тоже не дураки! Неважно, что только немногие поймут, что это вздор! Не пиши халтуру!

Василий встал. Голова закружилась. Сам, что ли, вдохнул? Так он вроде не под действием этого вещества, в докладе говорилось, что все подробности пока неизвестны, а самый чистый образец смог пока получить только он, Василий. Пока ему не нашли замену, его не будут «подключать». Хорошо, что так придумал!

Время уходит. Василий оттащил шефа подальше — не забыть запереть дверь за собой. Он очнётся минут через двадцать, и будет как после похмелья. Надо торопиться. Василий бросился к сейфу и принялся рыться в бумагах.

Таксист говорил всю дорогу. Даже не говорил, а трещал. Но Василию становилось спокойнее. Он пока не знал, что будет делать, но — надо что-то делать. И не терять головы! Я тебе не позволю быть тряпкой, грозилась Муза и да, не позволяла. Вот и славно.

…Он вспомнил, как выходил из института. Припомнил: все поражённые чуть-чуть похожи — по тому, как ходят, как смотрят. Василий старался идти так же, и на вахте его не стали задерживать, вообще не обратили внимания. И охранники ничего не заподозрили, уж они точно «подключены».

Он смотрел по сторонам. На тот Новосибирск, которого не было и быть не могло. Если бы вовремя вспомнил, сделал бы пару-другую снимков, на свой новый телефон. Хотя толку от них, куда их потом? Как перенести из сна? Василий едва снова не чертыхнулся.

— Что-то забыли? — поинтересовался таксист, заметив, что пассажир крепко дал самому себе по лбу.

— Уже не важно, — отозвался Василий. Не поленился посмотреть на себя в зеркало — не изменился. Тот самый Василий, автор всего того, во что сейчас вляпался. Спокойствие, только спокойствие!

На улицах города пустынно. Странно, это же рядом с центром! Где люди? Все на пляже? Ну да, сегодня воскресенье, но не может быть город настолько пуст!

— Николай Васильевич? — Знакомый голос и знакомая машина. — Вы пунктуальны. Садитесь, пожалуйста.

Ему было страшно. Непередаваемо страшно. Но он уже решил: Нину надо спасать. Он отдаст им то, что они ищут… и, возможно, не сразу поймут, что формула немного не та. Не зря старался там, у ксерокса, вносил небольшие такие коррективы. Только бы не заподозрили! По книге, антидот к этой отраве смог придумать только Василий. Ну, Николай, то есть.

— Всё в порядке, — заверил его водитель. Усатый, улыбчивый — на вид явно откуда-то с юга. — Покажите бумаги, пожалуйста.

Прошло несколько очень неприятных минут. Василий весь взмок. Главное, не упустить баллончик с «витамином». Не упустить. И не подавать виду. Зараза, я же никакой не киногерой, не для меня это!

Спокойно, Василий. Есть варианты? Есть, кому дать задание спасти мир от этой заразы?

— Спасибо. — Ещё одна улыбка. Василию померещился новый, цветочный запах в салоне, раньше такого не было. Нервы! — Сейчас мы всё уладим. — Водитель поднял телефон к уху и, как только ответили, произнёс: — Всё в порядке, мы на месте.

Василий не сразу решился. Всё казалось, что водитель прочтёт его мысли, и всё, на этом всё будет кончено. Не сразу смог достать баллончик из кармана, и уж тем более не смог это сделать незаметно. Водитель не особо удивился, увидев аэрозоль. Ну да, Василий, то есть его персонаж, легко и часто простужается, это все знают.

Удалось. Удалось попасть не только в лицо водителю, но и в открытые глаза.

Водитель откинулся на спинку сиденья с такой силой, что Василию показалось — сломал себе шею. Нет, не сломал. Всё, обратной дороги нет. Теперь нет. Что дальше? Что дальше, Василий? Руки трясутся, вспотел весь, и вообще нехорошо — страх, самый настоящий, не выдумка. Что делать дальше?

В окно постучали, и Василий чуть не вскрикнул. Сквозь тонированные стёкла не очень видно, что происходит в салоне.

По ту сторону стоял ещё один улыбчивый человек — в деловом костюме. С ума сошли, в такую жару! И… рядом с ним стояла Нина.

— Мистер Томпсон не забудет вознаградить вас за помощь, — сообщил человек. — Извините, что заставили вас понервничать. Мы не сомневались, что вы примете правильное решение. Не спешите выходить на работу, отдохните. Вы заслужили отпуск.

Говорит, а сам смотрит куда-то насквозь. Ну да, они же не спецагента ждали, а «ботаника». Намекнули, что Нина в заложницах — вот он и привёз всё, подал на блюдечке. Легко и просто. Какой может быть подвох?