Свежий начальник (сборник) Аршакян Ашот

БУХАРЕСТ ДЕ ФИЕСТА

В поле зрения межвременной революционной ячейки «Бухарест Де Фиеста» попал одаренный семиклассник Витя Бубов. Он организовал политический кружок на базе молодежной секции карате. К девятому классу представил товарищам теоретическое обоснование вооруженного захвата власти.

В институт Бубов поступать отказался. В армии он надеялся выучиться дисциплине и получить доступ к оружию.

Его призвали. Направили в зоотехническую часть у поселка Натки в Рязанской области. На второй год службы Вите удалось проникнуть в сарай, где в ящиках лежали промасленные детали автоматов Калашникова. Собрать автомат на месте не удалось — не было света. Бубов уложил необходимые детали в непромокаемый пакет, завернул в мешковину и закопал в лесу, пометив место большим камнем.

Вернувшись из армии, Бубов пригласил к себе членов кружка. Многие товарищи не явились, а те, кто пришел, пытались отговорить Витю от планов вооруженного восстания. Спрашивали: «Где ты оружие возьмешь?!»

Бубов, с присущей ему категоричностью, пресек оппортунистические настроения и рассказал об автомате, спрятанном в лесу у поселка Натки. Несколько товарищей испугались и ушли. Оставшиеся были в подпитии и предложили Вите самому съездить за оружием, и тем самым доказать серьезность намерений.

Через неделю на первой электричке Бубов выехал в Рязань. До военной части шел лесом. Сверток с деталями был на месте. Витя собрал автомат, разобрал, упаковал и спрятал в рюкзак.

По дороге домой он волновался, решил, что в будущем поставки вооружения будет доверять компетентным товарищам. Перестраховавшись, Витя сошел с электрички за чертой города, на станции «Лубочки». Его сразу арестовали.

В ментовском уазике он старался не думать о тюрьме, надеялся на условный срок и пытался подкупить милиционеров. Не вышло.

Приехали в город. Остановились перед старым домом на Колышенской набережной, где в смутные годы размещался ГУЛБ(н).

В каминном зале Виктора Бубова встретили агенты межвременной революционной ячейки «Бухарест Де Фиеста».

— Мы следили за Вами! — сказал агент Вильинский, — своим терпением, бескомпромиссностью Вы заслужили место в передовой части перманентного революционного фронта!

— Возьмите оружие! — агент Лыжина протянула Вите похищенный в военной части автомат, — теперь Ваше имя — Энгит Сво. В охваченных огнем южных штатах Верхней Либерии ждут лидера. Им будете Вы, Энгит!

В ту же секунду Энгит-Витя ослеп от хлынувшего в глаза яркого африканского солнца. Он поднял над головой калашников и закричал:

— Угулунбей ала алгамут?!

— Угулунбей, Энгит!! — заревели в ответ тысячи чернокожих солдат седьмой повстанческой армии.

ВЛИЯНИЕ РОДДИКА

Когда татарин Альберт, презрев комсомольскую линию, примкнул к диссидентствующей молодежи из Прикамья, университетский апломб аспиранта Рюмина заметно приуменьшился. Зависть к свободомыслию товарища и невозможность бросить на полпути эксперимент по дезинтеграции «Влияния Роддика» привнесли в нигилистический характер Андрея Рюмина долю авантюризма. С первой оттепелью он выбил путевку в пансионат «Журавлиная стая» на Балтийском море и затаился до ледохода. Подготавливался к побегу за границу.

На крепкой льдине, в белой маскировочной палатке Рюмин неделю дрейфовал в направлении Стокгольма. Перед самым портом льдина дала трещину, Рюмин надул лодку, взял весла, буханку черного хлеба, научный дневник и тихонько погреб к берегу.

Рюмину предоставили политическое убежище. Он эмигрировал в США. Работал над дезинтеграцией «Влияния Роддика», вел передачи на радио «Свобода», чувствовал себя предателем Родины и пил.

Он поселился на Аляске в местечке Коцебу и долгими полярными ночами вглядывался в темные торосы схваченного льдом Берингова пролива.

В июне Рюмин решил вернуться. В пригороде порта Уэйлс он спустился к воде, разбил белую палатку на льдине. Два месяца его сносило к дельте Анадыря.

Рюмина арестовали. Привезли в районный центр.

Отняли жвачки, научный дневник, пачку «мальборо».

Татарин Альберт вел допрос с пристрастием.

И только зав. кафедрой Щепилин знал — Рюмин кадровый чекист.

В ненавистной шкуре интеллигента-перебежчика он выведал тайну дезинтеграции «Влияния Роддика». Теперь его ждала заслуженная награда.

СЛЕПОЙ ГУДИНИ

(Святочный рассказ)

Четвертый этаж универмага «Вешняки» занимает оптовая фирма по продаже подарков. Это длинный зал со стеллажами, заставленными фляжками, биноклями, репродукциями, японскими мечами, корзинами для пикников.

Каждое утро я поднимаюсь в оптовый отдел, наливаю кофе из бесплатного автомата, сажусь на диванчик и жду клиентов. В моем бизнесе период с пятнадцатого декабря по пятнадцатое января, как говорится, — страда. Люди заходят на сайт, где выложены фотографии подарков, заполняют форму. Мне на мобильный приходят сообщения с телефонными номерами покупателей. Я перезваниваю, представляюсь менеджером, уточняю адрес, говорю, что высылаю курьера.

На самом деле я и менеджер, и бухгалтер, и курьер в одном лице. Набрав столько заказов, сколько смогу развезти, я иду в менеджерскую, оплачиваю товар. Что-то громоздкое, например, глобус-бар, спускают к дебаркадеру, — крупные вещи я развожу на такси.

Есть закономерность в выборе подарков покупателями. Если под Новый год люди заказывают стандартные безделушки: начальник одаривает подчиненных никелированными статуэтками, подчиненные скидываются на массивное пресс-папье начальнику; то накануне Рождества заказов становится меньше, и чаще всего подарки бывают намного дороже. Вероятно, это связано с тем, что умаявшийся за новогодним столом постсоветский гражданин, где-то четвертого января вспоминает, что впереди Рождество, что главный праздничный фейерверк он спалил во время поста, и тогда ему становится стыдно. Он уже не откупится статуэткой или пресс-папье! Самым близким людям на Рождество он подарит что-то по-настоящему ценное.

И я тут как тут. Для меня нет ни Нового, ни Старого Нового года, нет ни Рождества, ни Крещения, ни Святок. Тридцать первого декабря, например, я заканчиваю работать за полчаса до боя курантов. И, пока страна гуляет, я затаиваюсь и жду, когда какой-нибудь похмельный клиент наведет курсор на ссылку, кликнет кнопкой мыши, попадет на мой сайт и выберет подарок со странички ювелирных украшений.

Хризантемы из янтаря на золотом стебельке с рубиновыми звездочками, шесть серебреных овечек с золотым бараном во главе в изящном футляре, брошь из крупного изумруда, цепочки, перстни, — перечень велик. И цена любой из этих вещиц превышает весь мой оборотный капитал. Риск, конечно, но и прибыль — соответствующая.

В начале этого года я уже заработал порядочно. Но мне представилась возможность удвоить свое состояние всего одной продажей.

Это была миниатюрная бриллиантовая шкатулка в виде черепашки, такую шкатулку подарил Алисе космический пират Весельчак У в мультфильме «Третья планета».

Пришлось собрать все свои деньги и даже занять недостающую четверть суммы.

Заказчика я проверил по нескольким компьютерным базам. Он жил в центре Москвы, не привлекался, пользовался одним и тем же номером мобильного телефона аж с девяностых, что окончательно расположило меня в пользу сделки.

Утром шестого января я вышел из стеклянных ворот универмага, зажав в левом кармане куртки бархатную коробочку со шкатулкой.

Всегда так: левая рука сжимает ценный товар, а правая подписывает накладные, оплачивает проезд, здоровается и открывает двери.

До станции метро «Выхино» ехал на маршрутке. На рыночной площади было малолюдно. Лишь шныряли редкие уголовники в черных вязаных шапках, у цветочника вяли под целлофановым тентом розы, подогреваемые свечкой, и у самого входа в метро пытался о чем-то спросить прохожих высокий мужчина в черных очках и с длинной тростью.

«Слепой», — догадался я.

Есть такое избитое выражение: «острое чувство несправедливости». Дело в том, что когда я уже подошел близко к слепому, и смог услышать, о чем тот спрашивает проходящих мимо людей, именно это чувство я и испытал. Слепой всего лишь просил помочь ему спуститься в переход, а прохожие его не замечали.

Я поравнялся с ним. Слепой взял меня под локоть, и мы пошли.

Нет! Я не дурак! Я знаю все эти истории про мнимых слепых щипачей! И я еще крепче сжал рукой бархатную коробочку со шкатулкой. А слепой крепко сжал мой локоть.

Весь мир тогда сосредоточился у меня в левом кармане, все страхи, надежды и чаяния. Мне вспомнился Гудини. Он мог проникнуть в любое помещение, не оставляя следов взлома. Закованный в наручники, он нырял в ледяную воду, освобождался из любых тюрем, по часу находился… Такой Гудини мог бы, пожалуй, выкрасть и мою бриллиантовую шкатулку сквозь сомкнутые на коробочке пальцы.

Я так усиленно думал и так серьезно просчитывал возможность того, что мой слепой окажется реинкарнацией Гудини, что совсем не слышал, о чем тот говорит. А он спрашивал, где можно купить диски.

— Диски? — переспросил я. — Какие диски?

— Музыку! — обиженно ответил слепой.

Мы пошли искать диски.

Послать бы куда подальше этого слепого… Нет! Мы ищем диски.

Наконец мы нашли в переходе музыкальную палатку. Слепой, просунувшись в окошко, беседовал с продавцом, когда мне позвонил клиент.

— Здравствуйте. Вы курьер? — спросил клиент.

— Да, ваш заказ уже в пути! — отрапортовал я.

Слепой в этот момент отпустил мой локоть, достал деньги, чтобы расплатиться, забрал у продавца диски и протянул их мне:

— Подержите, пожалуйста…

Но одной рукой я держал у уха телефон, клиент как раз объяснял мне, как удобнее до него добраться, а другой рукой я сжимал в кармане коробочку с бриллиантовой шкатулкой. И я не мог ее отпустить! Ни на секунду!

Продавец давал слепому сдачу. Слепой просил меня подержать диски.

Пауза затянулась…

Я отпустил коробочку, застегнул на кармане молнию, взял диски…

И потянулись секунды. Секунды, когда я не контролировал все свои будущие возможности в бизнесе: свой магазин, автомобиль, рабочий кабинет, в котором никогда не будет безвкусных пресс-папье, а будут спокойствие, уверенность и деловое счастье.

Слепой за эти секунды, ощупал специальные выпуклости на купюрах, спрятал деньги, забрал у меня диски. Я закончил разговор с клиентом, и опять вцепился в коробочку с бриллиантовой шкатулкой.

Она была на месте. И была такой же тяжелой. Но кто поручится, что этот слепой Гудини не подменил ее содержимое, пока я держал диски?! Кто поручится?!

Я возненавидел слепого.

— Знаете… — обратился я к нему, — мне позвонили… Я тороплюсь!

— Конечно, проводите меня до платформы. А до какой вам остановки?

Вот тут я должен был ответить вопросом на вопрос, я должен был узнать, куда нужно слепому и наврать, что еду в противоположную сторону. Но я проговорился:

— Мне до Пушкинской!

— И мне! — обрадовался слепой.

Да! Мне всего лишь надо было доехать до станции метро «Пушкинская». Всего девять остановок. А на обратном пути я вызову такси, найму охрану, сейф, пистолет… Что угодно! Только бы избавиться от слепого, продать шкатулку, сделать себе самый важный подарок на Рождество. И не думать о том, что вместо бриллиантов в коробочке лежит свинцовая болванка или еще что-то в этом роде…

Хотя, если слепой уже подменил шкатулку, то зачем он увязался со мной? Значит, не подменил?! Значит, еще только собирается подменить?!

Когда прибыл поезд, я спросил у него:

— А вы действительно слепой?!

— Не совсем… — своим гнусавым и нарочито жалобным тоном ответил тот, и добавил: — Слабовидящий…

Так вот «под ручку» мы протиснулись в переполненный вагон. И опять все мое существование сконцентрировалось на коробочке со шкатулкой. Мою руку как будто что-то жгло, и это жжение поднималось вверх, охватывая грудь и голову. Мне нестерпимо хотелось проверить, на месте ли шкатулка. Я чувствовал, как моя левая рука пульсирует и даже трясется. Бывает такой момент во время сна, когда ты мысленно делаешь какое-то движение, ну, например, тебе хочется повернуться на другой бок, но взаправду этого не происходит, и только после множественных мысленных попыток, окончательно проснувшись, тебе, наконец, это удается. Так получилось и в этот раз.

Когда поезд на перегоне «Текстильщики» — «Волгоградский проспект» выехал на поверхность, я вырвал из кармана куртки четырежды проклятую коробочку, извлек бархатный футляр, открыл его, и на гранях бриллиантовой черепашки взорвалось яркое полуденное солнце…

Взорвалось и померкло в моих глазах. Перед собой я видел только белые пятна.

Я подумал, что это не страшно, что скоро это пройдет. Я засунул футляр в коробочку и убрал обратно в карман. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но чувствовал я себя совсем глупо.

Вот мы уже проехали Пролетарскую.

Слепой снова держал мой локоть. Прошло беспокойство. Только нормальное зрение ко мне не возвращалось. И люди, и станции, и реклама не стенах — все было настолько размытым, что я мог только догадываться о том, что вижу.

Как можно потерять зрение, помогая слепому? Я сам над собой смеялся.

Таганская, Китай-город, Кузнецкий мост…

Я водил перед глазами руками, пытаясь их разглядеть, и совсем не заботился о содержимом своих карманов.

Выйдя из вагона, я на ощупь добрался до мраморной колонны и остановился.

— Что с вами? — спросил Гудини.

— Понимаете, со мной что-то случилось… У меня слабость или повышенное давление… Пойдемте к эскалатору.

Мы шли медленно, иногда задевали людей.

Не помню, как выбрались на улицу. Было светло, я не различал названия, номера домов, но никак не мог признаться Гудини, что тоже ослеп. Теперь, больше ориентируясь на звук, я слышал, о чем разговаривают прохожие, они больше не казались мне только потенциальными клиентами. А когда я в очередной раз наткнулся на кого-то, нам крикнули:

— Вы что ослепли?! — и затем: — Ах! Да! Извините! С наступающим!

Гудини остановился, легонько постучал тростью по моим туфлям.

Я понял, что без его помощи не обойтись.

Клиент был удивлен, что с таким ценным товаром руководство ювелирного магазина отправило слабовидящего курьера, да еще и со стажером. Но перед праздником не стал сердиться и дал чаевые. Гудини сначала сам пересчитал деньги, потом мне показал, как это делается.

Первое, что я различил, выйдя на улицу, была перетяжка через всю Тверскую: «С Рождеством Христовым!»

ОТВЕС

Ниатриат пентазепама идет на пользу.

Больным разрешают гулять во внутреннем дворике черкизовской богадельни.

Между баками с пищевыми отходами и кучей кирпичей растет американский клен.

Больные — Виктор, Гуревич и Леша — любят сидеть под кленом.

В пятницу поварихе, как всегда, не хватает места для новых баков с отходами. Она просит сторожа срубить клен.

Сторож не может сделать это без указания начальника богадельни. А начальник будет только в понедельник.

Плюс, у сторожа свой резон — на дереве закреплена веревка, на которой сушится его одежда.

Больные узнают о планах поварихи, беспокоятся. Тень дерева — единственное спасение от палящего солнца во внутреннем дворике черкизовской богадельни.

Виктор предлагает бороться. Гуревич и Леша поддерживают.

Гуревич высказывает дельную мысль:

«Как городские службы защищают деревья от грызунов и насекомых, покрывая нижнюю часть ствола белой краской, так и мы — выстроим защитную стену вокруг нашего клена — и спасем его от поварихи и сторожа».

Решают закончить к понедельнику. Начальник увидит и сжалится.

В субботу утром подтаскивают кирпич, выкладывают основание.

Санитары не вмешиваются, справедливо полагая, что от тяжелой работы больные ночью будут спать крепко.

К концу дня стена вокруг клена толщиной в полкирпича поднимается на высоту в полчеловеческого роста и заметно кренится.

Ночью больные ссорятся. Всех волнует кривизна стены.

Больным дают ниатриат пентазепама.

В воскресенье, после процедур, продолжают строительство.

Кривизна стены не позволяет выйти на расчетную высоту в полтора человеческого роста. Расчетная высота, которую сторож не сможет одолеть без вспомогательных средств, и которая могла бы удивить и разжалобить начальника.

Верхняя часть стены рушится.

Переделывать времени нет. Уже завтра придет начальник.

Больные нервничают, спорят и бегают.

Виктор забирается на дерево, срывает веревку. Одежда сторожа падает на землю.

Леша громко обзывает повариху грызуном, а сторожа насекомым.

Гуревич кидается на санитаров, получает сильную дозу ниатриат пентазепама и теряет сознание.

Виктор быстро делает петлю, надевает на шею и прыгает с дерева.

Веревка под тяжестью его тела натягивается параллельно стене.

Перед уколом Леша понимает, как теперь строить.

ПРЕДМЕТ

В аэропорту Меаса-22 корреспондент столичной газеты Архипов пересел в вертолет с логотипом «Север Атлант». Архипова командировали сделать материал о похоронах владельца крупнейшей в России корпорации высоких технологий Роберта Наумова.

Наумов родился в пятьдесят шестом году в Москве. Работал в Канаде и Великобритании. В восемьдесят девятом году вернулся на Родину и разбогател, став акционером ряда нефтедобывающих компаний. Эту информацию о Наумове Архипов знал. Но что заставило бизнесмена вложить все состояние в грандиозный и убыточный исследовательский проект «Север Атлант», Архипову еще предстояло выяснить. На следующий день после смерти Наумова в редакцию газеты пришел факс от гендиректора «Север Атланта», он хотел дать эксклюзивное интервью.

Высокая зеркальная башня, плавно расширяющаяся к верхней части, сказочно смотрелась среди тайги. Вертолет сел на крышу здания. Вокруг посадочной площадки раскинулся японский сад. На дорожке из мелкого красного гравия Архипова встречал японец в черном костюме. Он представился генеральным директором Ямамити.

— Красивый сад! — начал разговор Архипов.

— Господин Наумов любил гулять в этом саду, — сказал Ямамити, — я дам вам интервью в его кабинете, он находится тут же, на крыше.

— А отчего же он умер? — спросил Архипов.

— Сердечный приступ.

— Вы хорошо говорите по-русски.

— Я пятнадцать лет изучаю русский язык.

Петляя вокруг беседок, валунов и прудиков, Архипов с Ямамити вышли к тенистой оранжерее. Внутри — длинный стол, в него был вмонтирован большой монитор и микрофоны.

— Если позволите, — попросил Ямамити, когда Архипов достал диктофон, — я буду дублировать запись разговора на нашей аппаратуре тоже.

Ямамити нажал кнопку и стал рассказывать:

— Корпорация «Север Атлант» была создана на деньги господина Наумова. Пятнадцать лет назад я руководил лабораторией компьютерного моделирования в университете Саппоро. Японские фирмы давали нам небольшие тендеры, государственных дотаций не хватало. В университете прошел слух, что богатый русский ищет специалиста по компьютерному моделированию.

Я встретился с Наумовым, мы поговорили. Спустя год началось строительство. Господин Наумов был странным бизнесменом. Он очень любил компьютерные игры. Получал доход с акций и, сидя дома, отстреливал монстров, бегающих на экране монитора. Но постепенно его интерес как игрока, сменился интересом исследователя виртуального пространства. Теперь ему нравилось оценивать последние достижения компьютерной графики. Нравилось путешествовать по искусственным мирам. Но он понимал, что это всего лишь картинка. И что даже объемные приближенные к реальности предметы не имеют того же содержания, что и в жизни.

— И как же вы хотели помочь Наумову?

— У меня была идея. В своем университете я занимался компьютерным моделированием субатомных процессов, ядерных реакций, то есть, с точки зрения размера, я работал на элементарном уровне, в просторах микрокосмоса. Идея была в том, чтобы наполнить реальным содержанием виртуальное пространство. В малейших деталях, до последнего тахиона оцифровать любой предмет, атмосферу его окружающую, действующие на него силы… задача эта сложная, необходимо современнейшее оборудование, компьютерные системы. В деньгах господин Наумов меня не стеснял. Он сам настоял на строительстве научного центра в Сибири. Через японские кадровые агентства нанял нужных мне сотрудников. На организацию проекта были потрачено состояние, и прошло шесть лет, прежде чем я смог приступить непосредственно к работе. А задача требовала чрезвычайной кропотливости и систематизации в подходах к ней. Господин Наумов поселился в городе, но все дни проводил здесь. Он вырастил этот сад, гулял, посещал лаборатории, обедал со мной. Спустя пятнадцать лет со дня нашего знакомства с господином Наумовым я смог показать ему первые результаты…

Тут Ямамити заплакал.

— Что с вами? — удивился Архипов.

— Ничего, все в порядке, — успокоил его Ямамити, вытираясь платком, — господин Наумов так долго ждал, не вмешивался в мою работу, а когда я рассказывал ему об оцифровке субатомных элементов, не понимал, махал руками, кричал: «Покажите мне виртуальный мир!», и шел поливать карликовые деревья в саду. Он умер в лаборатории, в тот момент, когда увидел наши первые достижения.

— А можно мне посмотреть? — спросил Архипов.

— Конечно, — Ямамити встал, — я провожу вас в главную лабораторию.

Они спустились на лифте в подземную часть научного комплекса. Прошли дезинфекцию. Главная лаборатория — круглая комната, в центре которой стояло просторное кресло.

— Садитесь, — сказал Ямамити.

— А это безопасно?

— Конечно, я сам не раз тестировал оборудование.

Архипов сел. Из стены бесшумно выплыла белая сфера и раскрылась, чуть не касаясь его лица. Архипов дернулся.

— Сидите спокойно, — успокаивал его Ямамати и просунул руки Архипова в перчатки.

— Пошевелите пальцами.

Архипов послушался.

— Хорошо, начнем…

Сфера замкнулась вокруг головы Архипова. Его окружило неяркое бежевое пространство, перед собой он увидел две руки, которыми он мог двигать.

— Загрузите модель, — приказал Ямамати.

Рядом с Архиповым появился выщербленный красный кирпич, вокруг него были рассыпаны кирпичные крошки.

«Многопустотный», — подумал Архипов.

— Видите? — воскликнул Ямамати, — Он точь-в-точь как настоящий, возьмите его!

Архипов взял кирпич в руки, он был тяжелый.

— Ну как?! Видите крошки, оставшиеся на поверхности? Роберт Евгеньевич выронил модель.

— Но это всего лишь кирпич! — громко сказал Архипов, полагая, что из-за шлема его плохо будет слышно.

Ямамати не ответил. Архипов подождал, перекинул кирпич из одной руки в другую и, думая, что его все-таки не услышали, еще раз крикнул:

— Тут только кирпич!

Ямамати молчал. Архипов уже забеспокоился, когда тот все-таки чуть слышно проговорил:

— Господин Наумов перед смертью сказал то же самое.

БАРТОН ХАУС

На втором этаже кинотеатра «Перекоп» есть бильярдный клуб «Бартон Хаус». Бармен Леша протирал пивной бокал, не догадываясь, как гармонично это смотрится из глубины зала, уставленного кожаными диванами. Поглядывая на клавишника и вокалистку Людочку, которая исполняла песню про какую-то малолетку, таблетку, клетку, Леша с сожалением вспоминал те времена, когда молодые люди в ковбойских шляпах и в коже просили сделать тяжелый рок погромче и щедро расплачивались с утра за причиненный ущерб. На танцполе перед стойкой подергивался китаец в компании полной блондинки. Он в третий раз заказывал «малолетку».

На диване рядом с танцполом выпивали два молодых человека. Один, толстый и небритый каждые пять минут бегал в туалет и на обратном пути цеплял пару водки, умоляя бармена снабдить набор дефицитным под вечер лимончиком. Второй, высокий, выкладывал лимонные косточки на стол и щелчком отправлял их в сторону музыки.

Напившись, небритый подошел к вокалистке, выхватил у Людочки микрофон и закричал:

— Сука! Заткнись, наконец!

Клавишник вмешался. Он оттолкнул небритого, получил в нос и упал. Подоспели охранники.

— Скоты! — поприветствовал их небритый и вскочил на бильярдный стол. Сукно треснуло. — Качество не моей мануфактуры! — проорал он, и, увернувшись от охранника, перескочил на следующий стол.

Собутыльник небритого, отвлекая охрану, заорал.

В этот момент погас свет.

Прервал потасовку Леша. Весь день что-то вызревало в его белобрысой голове, принимая то форму увольнения, то самоубийства, то удачной женитьбы. Как только небритый выхватил из рук Людочки микрофон, Леша сгреб суточную выручку в пакет, выскользнул в подсобку и выкрутил пробки из распределительного щита. Потом зашел в смежное с подсобкой помещение и в темноте нащупал маленький сейф с прибылью от четырехсот восьмидесяти часов русского бильярда.

С утра у расторопных тур-операторов Леша втридорога приобрел шенгенскую визу и автобусный билет до Амстердама в один конец. Через три дня вы могли бы найти его в одном из кофешопов, счастливого, с красными глазами, уминающего тетрагидроканабиоловую булочку с вареньем.

Охранники слишком поздно перекрыли главный выход из Бартон Хауса. Небритый с товарищем ушли к вокзалам. На площади они разделились. Длинный скрылся в потемках бауманских двориков. Небритому повезло меньше. Он помочился на колесо патрульного уазика припаркованного рядом с метро.

— Блин! — сказал небритый и принял восемь сильных ударов дубинкой по голове. Он упал уже после первого и вскоре умер.

Миша думал о червях. Давным-давно, когда он жил в Туле с мамой, он захаживал к другу в соседний дом. Любил сидеть у него на кухне, наблюдая за приготовлением смеси из разных сортов быстро уваривающихся злаков, иногда приправленных сахаром и рассказами о голодающих червях в лабораториях американских ученых. Говорят, что если не кормить червя, потом кормить червя, опять не кормить, то приведет этот процесс к увеличению продолжительности жизни червя аж на четыреста процентов. Миша верил и рассуждал о вреде яичницы с котлетами, мысленно протирая тарелку кусочком горбушки. Миша любил поесть. Дома он весил сто двадцать килограмм, но с тех пор, когда его друг, тот самый любитель постной каши, показал ему объявление о наборе монтажников в московское ДСК, он сбросил килограмм сорок. Работа в Москве! Зарплата — семь тысяч рублей! Общежитие! На поверку заброшенное СИЗО на окраине Железнодорожного.

Весной и летом было хорошо. Миша гулял по столице, помогал матери денежными переводами. К осени руководство исчезло, обитателей СИЗО разогнали.

На вокзалах Мишу часто били, когда он клянчил деньги на обратный билет.

Он подрабатывал на Котляковской базе, обирал уснувших на улице, пил. Удачей стал опечатанный подвал, найденный в промышленной зоне близ вокзалов. Прелесть была в том, что посторонний бомж, заметив замок на полузаваленном входе, проходил мимо. А тайную лазейку знал только Миша.