Потерянные души Кунц Дин

Глава 61

В тишине Намми ждал, когда же вновь затрещит потолок, но прислушивался и к любому звуку, который мог донестись снизу, где мистер Лисс искал что-то такое, чем он мог сжечь коконы. Мистер Лисс обычно издавал много звуков, но теперь все проделывал тихо, словно крадущийся кот. Намми не слышал ни шагов, ни шума открывающихся и захлопывающихся дверей, никаких плохих слов, которые могли прозвучать, если бы мистер Лисс не находил то, что искал…

Может, проблема заключалась не в том, что мистер Лисс не мог что-то найти. Может, возникла другая проблема: мистера Лисса нашло нечто такое, что его искало. Может, внизу висел кокон, который пахнул, как гниющие зубы мистера Лисса.

Может, эти три существа из дальнего космоса вращали гигантские коконы вокруг себя, как гусеницы вращаются внутри своих коконов, чтобы стать бабочками. А может, тварь, которая вращала коконы, не сидела ни в каком из них, а ползала по дому и вращала коконы со своими детенышами, и ни один красотой не мог тягаться с бабочкой.

Конечно, бабушка имела в виду именно такой случай, когда говорила, что от избытка мыслей только прибавляется тревог.

И хотя мистер Лисс отсутствовал уже достаточно долго, снизу по-прежнему не раздавалось ни звука, зато внезапно какой-то шум донесся из одного из коконов, а может, из всех сразу. Поначалу Намми подумал, что существа в коконе шепчутся друг с другом, но потом до него дошло, что это скользяще-шуршащие звуки, будто множество змей ползало в коконах.

Казалось бы, от таких звуков мешки должны выпирать в разных местах или идти рябью, но этого не происходило. Они просто висели и выглядели влажными, хотя мистер Лисс сказал, что совсем они не влажные.

Намми стоял у самой двери, и ему хотелось переступить порог и выйти в коридор, чтобы чуть увеличить расстояние между собой и коконами. Но он знал, если выйдет в коридор, сразу побежит к лестнице. А если побежит к лестнице, то столкнется с поднимающимся по ней мистером Лиссом, с длинным оружием в руках. Намми очень не хотелось, чтобы у него отстрелили голову и принялись играть ею в баскетбол.

Наконец он больше не мог выносить эти скользяще-шуршащие звуки и обратился к коконам: «Перестаньте меня пугать. Я не хочу быть здесь, я должен быть здесь, поэтому просто перестаньте».

К его удивлению, звуки прекратились.

На мгновение Намми ощутил облегчение. Вероятно, они перестали шуршать и ползать, когда он их об этом попросил, потому что не хотели его пугать и сожалели об этом. Но потом осознал: если они перестали шуршать и ползать после его слов, тогда они слушали его, то есть знали, что он в одной комнате с ними. Он-то, наблюдая за ними, говорил себе, что они всего лишь коконы, что они не знают о его присутствии. А они знали.

На лестнице послышались шаги, которые принадлежали мистеру Лиссу, чего Намми совсем не ожидал.

– Штаны у тебя до сих пор сухие? – спросил мистер Лисс.

– Да, сэр. Но они шуршали.

– Твои штаны шуршали?

– Твари в коконах. Множество скользяще-шуршащих звуков, но мешки не выпучивались или что-то такое.

Мистер Лисс принес красную канистру объемом в два галлона, в каких люди держали бензин для газонокосилки, и корзину с несколькими пластиковыми контейнерами поменьше.

– А где ваше длинное оружие? – спросил Намми.

– У входной двери. Я не думаю, что это правильно, стрелять в них дробью. Мешок прорвется, и кто знает, как много тварей вылезет из него. Может, так много, что всех перестрелять не удастся, – он поставил корзину на пол рядом с Намми. – Только ничего не пей.

– А что это? – спросил Намми.

– Два растворителя для краски, ламповое масло и жидкость для разжигания угля, – он протянул Намми коробок спичек. – Держи.

– А зачем мне это пить? – спросил Намми.

– Не знаю, – мистер Лисс уже скручивал крышку с носика канистры. – Может, ты конченый алкоголик, и пьешь все, что угодно, лишь бы словить кайф, а я еще слишком мало знаю тебя, и ни разу не видел, как ты это делаешь.

– Я не алкоголик. Это оскорбление.

– Я не собирался тебя обижать, – мистер Лисс уже петлял между коконами, высоко подняв канистру, выливал на них бензин, а уж с коконов тот капал на пол. – Просто не хотел, чтобы ты попал в беду.

Тут же вновь послышались скользяще-шуршащие звуки.

– Им не нравится, что вы делаете.

– Ты этого знать не можешь. Может, они – конченые алкоголики, к которым ты не относишься, и сейчас ловят кайф от запаха, думают, что началась коктейль-пати.

Коконы висели вокруг мистера Лисса, а он поворачивался от одного к другому и со словами: «За ваше здоровье», – выплескивал на них бензин.

Вот теперь мешки начали выпучиваться и идти рябью, чего раньше не было.

– Я думаю, вам лучше оттуда отойти, – сказал Намми.

– Подозреваю, что ты прав, – но мистер Лисс не отошел, пока не вылил из канистры весь бензин.

Потолок заскрипел громче, и теперь не вызывало сомнений, что трещало дерево.

В полной уверенности, что это один из фильмов, где людей пожирали заживо и не происходило ничего хорошего, Намми закрыл глаза. Но через мгновение открыл их, потому что с закрытыми глазами не мог увидеть, а вдруг что-то подбирается к нему, чтобы съесть.

Воздух наполнили пары бензина. Намми отвернулся от коконов к двери, иначе не мог дышать.

Мистер Лисс проблем с дыханием не испытывал. Одну за другой он скручивал крышки с контейнеров поменьше и бросал контейнеры на ковер под коконы, где из них выливалось содержимое.

Паров в воздухе только прибавлялось.

– У меня руки в бензине, Персиковое варенье. Боюсь зажигать спичку. Доверяю это тебе.

– Вы хотите, чтобы я зажег спичку?

– Ты знаешь, как это делается, да?

– Конечно, я знаю.

– Тогда сделай это, пока паров не стало слишком много, а то все взорвется, как бомба.

Намми открыл коробок, достал деревянную спичку. Закрыл – всегда закрывай перед тем, как чиркнуть – и провел черной головкой по шершавой полоске. Со второго раза спичка вспыхнула.

– Вот, – он показал горящую спичку мистеру Лиссу.

– Хорошая работа.

– Спасибо.

На трещащем потолке между балками начала трескаться штукатурка.

– А теперь брось спичку туда, где ковер мокрый.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Бросай.

– Как только я брошу, сделанного нам уже не вернуть.

– Да, не вернуть, – согласился мистер Лисс. – Так уж устроена жизнь. А теперь бросай, а не то обожжешь пальцы.

Намми бросил спичку, она приземлилась на ковер, и – вш-ш-ш-шик – языки пламени взметнулись от пола к мешкам. Внезапно в спальне стало ярко и жарко, а твари в коконах взбесились.

Штукатурка с потолка посыпалась вниз, Намми увидел, как один из горящих коконов начал разлезаться, а потом мистер Лисс схватил его за пальто и потянул в коридор, говоря, что надо бежать.

Он мог бы и не говорить Намми, что надо бежать (насчет спички – другое дело, тут следовало сказать, что ее надо бросить), поскольку Намми хотелось убежать с того самого момента, как только они увидели коконы. Он спускался вниз по лестнице так быстро, что чуть не упал, но, споткнувшись, стукнулся о стену, отлетел от нее, и этот удар о стену каким-то образом вернул ему равновесие, поэтому оставшийся путь он проделал на ногах.

Посмотрев вверх, Намми увидел приближающегося к нему мистера Лисса, а на втором этаже что-то большое и объятое пламенем вывалилось из двери спальни. Намми не мог сказать, жук ли, как думал мистер Лисс, или ходячая змея, потому что это существо не провело в коконе достаточно времени, чтобы окончательно оформиться, поэтому в огне корчилось что-то неопределенное.

Ходячая змея вызвала бы у Намми больший интерес, чем жук, но в любом случае мистера Лисса нисколько не интересовало, что появилось из спальни у него за спиной. Его занимало только одно – побыстрее выбраться из дома. «Пошли, пошли, пошли!» – прокричал он, хватая длинное оружие, приставленное к стене.

Намми выбежал через парадную дверь в ночь, пересек крыльцо. Спустился по ступеням на лужайку, где и остановился, повернулся, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Мистер Лисс остановился рядом с Намми и тоже посмотрел на дом, держа длинное оружие обеими руками.

На втором этаже вовсю полыхал огонь. Взорвалось окно, осколки стекла полетели на крышу крыльца, и Намми подумал, что кто-то вылезает из окна, чтобы прыгнуть на них. Но взорвалось второе окно, и он подумал, что стекла рвутся от жары. Огонь уже взобрался на крышу дома и спускался на первый этаж, вместе с густым дымом.

Мистер Лисс опустил оружие.

– Туда им и дорога. Пошли, Персиковое варенье.

Бок о бок они вернулись к почтовому ящику, красиво разрисованному, с надписью «Скачи вместе с Иисусом», хотя Намми не мог ее прочитать, и ему приходилось верить на слово мистеру Лиссу – насчет того, что на ящике написано именно это.

Мистер Лисс держал длинное оружие по правую сторону от себя, стволом в землю, чтобы люди в проезжающих автомобилях не могли его видеть. Они повернули направо и пошли по тротуару под кронами сосен, которые пахли гораздо лучше, чем дым.

Намми открыл рот и полной грудью вдыхал этот чистый и холодный воздух, пока окончательно не избавился от привкуса паров бензина.

– Я не слышу сирен, – удивился он.

– Если пожарные в этом Мухосранске такие же, как копы, они не помешают дому сгореть дотла.

Намми потряс коробок спичек.

– Спички все еще у меня. Вы хотите, чтобы я оставил их себе?

– Дай лучше мне, – мистер Лисс взял коробок и сунул в карман пальто Бедного Фреда.

Пару минут он шли молча, потом паузу нарушил Намми:

– Мы сожгли дом священника.

– Да, сожгли.

– Можем мы за это попасть в ад?

– С учетом сложившихся обстоятельств, за это ты не попадешь даже в тюрьму.

По улице проезжали автомобили, но ни одной патрульной машины Намми не заметил. Кроме того, в этом квартале уличные фонари не горели, так что под кронами сосен царила темнота.

– Тот еще день, а? – молчать у Намми не получалось.

– Есть такое, – согласился мистер Лисс.

– Я больше никогда не пойду в тюрьму ради собственного блага.

– Чертовски правильная мысль.

– Я тут подумал.

– Подумал о чем?

– Мы не оставили расписки.

– В горящем доме негде было ее оставить.

– Вы могли бы положить ее на подъездную дорогу и прижать камнем.

– Сегодня я туда возвращаться не собираюсь.

– Пожалуй, не стоит.

– И у меня нет ни ручки, ни бумаги.

– Мы могли бы их купить.

– Включу эту покупку в список дел на завтра.

– Что теперь? – спросил Намми через какое-то время.

– Мы уедем из этого города и ни разу не оглянемся.

– Как мы уедем?

– На чем-нибудь движущемся.

– И как мы это сделаем?

– Украдем автомобиль.

– Опять двадцать пять, – сорвалось с губ Намми.

Глава 62

Ворота склада, на стенах которого Девкалион не обнаружил названия компании, поднялись, и из них выехал один из сине-белых автофургонов. Миновав автомобильную стоянку у склада, повернул налево.

По-прежнему находясь на другой стороне улицы, Девкалион отступил на шаг от мусорного контейнера. Второй шаг привел его в закрытый кузов движущегося автофургона, где какое-то время Девкалион стоял, покачиваясь вместе с кузовом.

Для других глаз в кузове царила чернильная тьма, для Девкалиона – густой сумрак. И он сразу разглядел, что кузов пуст. Отсюда следовал логичный вывод: автофургон где-то загружался и привозил что-то на склад.

Увидел Девкалион и скамьи, намертво прикрученные к полу у левого и правого борта. Тут же возникла тревожная мысль, что автофургон использовался для перевозки людей.

Он сел на скамью и замер в ожидании. Если бы люди в кабине заговорили, до него донеслись бы их приглушенные голоса, но они молчали. В отличие от других, кому по роду деятельности приходилось проводить много времени за рулем, эти не слушали музыку, не включали радио. Создавалось полное ощущение, что в кабине сидели глухонемые.

Несколько раз автофургон останавливался, но водитель не глушил двигатель, и после каждой паузы трогался с места. То есть остановки вызывались светофорами и знаками «Стоп».

Когда же после очередной остановки водитель заглушил двигатель, Девкалион поднялся. Протянул руку к потолку и в следующее мгновение, спасибо его дару, уже лежал на спине на крыше кузова, ногами к кабине.

Над головой нависало темное небо, с облаками, набитыми снегом.

Водитель и его напарник вылезли из кабины. Один захлопнул дверцу, второй оставил свою открытой.

Через мгновение они уже открывали дверцы в заднем борту.

Девкалион перевернулся на живот и увидел, что автофургон стоит рядом с трехэтажным зданием. У одного угла столб с подсвеченным логотипом: здание занимала телефонная компания.

Он прислушался к трем тихим голосам, из которых один принадлежал водителю. Они определенно не хотели, чтобы их подслушали, так что слов Девкалиону разобрать не удалось.

Он услышал, как в здании открылась, закрылась и снова открылась дверь. До Девкалиона донеслись еще какие-то звуки, которые он не смог истолковать… а потом их сменили шаркающие шаги, будто к автофургону подходили уставшие люди.

Послышалась короткая команда, отданная ледяным тоном: «Залезайте».

По раздавшимся звукам Девкалион понял, что люди забираются в кузов и продвигаются по нему к кабине, чтобы освободить место для следующих.

Плач женщины заставил Девкалиона сжать кулаки. Пощечина, потом вторая заставили ее замолчать.

Теперь он уже не сомневался, что новый Виктор в своих замыслах, касающихся Рейнбоу-Фоллс, продвинулся гораздо дальше, чем они могли предположить. И двое мужчин, приехавших на автофургоне, не очень отличались от Новой расы, созданной в Луизиане.

Возникла мысль спуститься с крыши, убить их обоих и освободить тех, кого загружали в кузов. Эти двое были не людьми, а созданиями, лишенными души, так же и деяние это не стало бы убийством.

Но Девкалион сдержался, потому что не знал, сможет ли он их убить. Новые люди были сильными и живучими, но с ними он справлялся без труда. Эти создания Виктора могли оказаться еще сильнее и живучее, возможно, сразились бы с ним на равных, а то и вообще оказались бы ему не по зубам.

Кроме того, пока он еще не понимал, что происходит. А переходить к действиям следовало, лишь обладая всей необходимой информацией.

Девкалион вновь улегся на спину и оглядел небо, будто ожидал увидеть, как с него начнут падать первые снежинки.

Глава 63

В 18.40 на автомобильной стоянке у «Пикинг энд грининг» припарковались более тридцати пикапов и внедорожников, но ни одной легковушки. За пятнадцать последующих минут автомобилей не прибавилось.

Ежемесячная семейная встреча прихожан Церкви рыцарей небес шла своим чередом. Все Рыцари работали, им требовалось время, чтобы переодеться и собрать детей, но никто никогда не приезжал после семи вечера.

В зале музыкальный автомат гремел песнями кантри в исполнении как легенд жанра, так и новых звезд. Живую музыку церковь себе позволить не могла. Да и потом, никто из тех, кто когда-либо выступал в Рейнбоу-Фоллс, не шли ни в какое сравнение с Хэнком Уильямсом, Лореттой Линн, Джонни Кэшем, Гартом Бруксом, Аланом Джексоном, Клинтом Блэком и другими звездами Нэшвилла[41].

Столы ломились от домашней еды. Ее хватило бы, чтобы наесться здесь и питаться еще два дня дома. Умение вкусно готовить не являлось непременным условием для желающих стать прихожанином Церкви рыцарей небес, но те, кто ранее не имел необходимых навыков, учились у мастеров своего дела и примерно через год могли похвастаться отменным тортом, пристойным пирогом и приемлемым печеньем нескольких видов; а уж через два года некоторые возвращались домой с призами с кулинарных конкурсов.

Для детей столы накрыли отдельно. Они не только ели, но играли в карты и настольные игры и собирали пазлы. Дурманящие мозг видеоигры не допускались, и никто не тяготился их отсутствием.

Пили по большей части пиво, отдавали должное и виски, потому что Рыцари не считали выпивку грехом. Даже Спаситель пил вино, о чем однозначно указывалось в Библии. Просто следовало знать меру, но на этих встречах редко кто перебирал, учитывая присутствие женщин и детей.

В сравнении с поколениями родителей или бабушек и дедушек, курильщиков среди Рыцарей было меньше, но они не считали необходимым разорять фермеров, выращивающих табак. Впрочем, тот, кто обычно курил, на этих встречах обходился без сигарет или сигар.

Простые люди, не слишком богатые, они тем не менее к этому вечеру старались приодеться, хотя для мужчин это означало, что они начищали сапоги и к джинсам надевали пиджак спортивного покроя.

Они заполняли ресторан шумом и гамом, смеялись, делились семейными новостями, а также теми новостями, что зовутся сплетнями, по большей части беззлобными, но некоторые как минимум тянули на недоброжелательные. Они же, в конце концов, были не святыми, а обычными душами, отправившимися в долгое и зачастую нелегкое путешествие от греха ко спасению души.

Ровно в семь вечера мэр Эрскин Поттер запер парадную дверь снаружи, соединив створки цепью и повесив на нее замок.

Одновременно Том Зел запер запасной выход из коридора, ведущего к туалетам, а Бен Шэнли – кухонную дверь.

Запасной выход из банкетного зала заперли раньше.

Теперь мэр и оба члена городского совета встретились, как и планировалось, у двери, которая вела за кулисы, и через нее вошли в ресторан. Отделенные от Рыцарей синим бархатным задником, заперли и этот последний остававшийся выход.

В главном зале, где все приветствовали друг друга и обнимались, трое мужчин прошли за стойку бара. Зелл и Шэнли сделали вид, будто занимаются чем-то важным, но на самом деле своими телами прикрывали мэра, который запирал на два врезных замка дверь, ведущую из-за стойки в служебный коридор.

Эрскину не терпелось посмотреть, как будут работать Строители. Он еще не видел этого зрелища. Но, разумеется, главным событием этой ночи должно было стать убийство детей.

Никто из коммунаров не родился младенцем. Все пришли в этот мир взрослыми, выращенными за считаные месяцы. Они были не просто бесплодными, но и неспособными к сексуальной активности, а потому не могли произвести на свет детей.

Деторождение являлось неэффективным способом размножения. Разум коммунаров воспринимал детей не просто неэффективными, но и чужеродными созданиями. Не только чужеродными, но еще и вызывающими отвращение.

Они мечтали о том дне, когда во всем мире не останется ни детских голосов, ни детского смеха, ни смеха вообще.

Глава 64

Комплекс представляется невероятно огромным тем, кто предпочитает жить с иллюзиями, а не с истиной, они могут поверить, что он уходит в бесконечность: коридор за коридором, с бессчетными пересечениями, комната за комнатой, с комнатами над и под, напоминая железобетонную ипостась уравнения, которым Эйнштейн определил неопределяемое.

Виктор Безупречный не живет с иллюзиями. Нет ничего бесконечного или вечного, все когда-нибудь да закончится: и мир, и история человечества, и вселенная, и время.

Из комнаты с креслом и диваном он идет по двум коридорам, спускается в лифте, идет еще по одному коридору, проходит через две комнаты в третью, где стул с прямой, высокой спинкой стоит перед голой стеной.

За время этой прогулки он никого не видит. Не слышны голоса или шаги, кроме его собственных, нигде не хлопают двери, никаких посторонних звуков, только те, источник которых он сам.

Двести двадцать два индивидуума работают здесь, но Виктор видит ключевых сотрудников, лишь когда возникает такая необходимость. Остальных не видит никогда. Главный компьютер комплекса постоянно контролирует местоположение Виктора. Он также контролирует местоположение всех сотрудников, и на чип, встроенный в мозг каждого, поступает сигнал о приближении Виктора, давая сотрудникам возможность укрыться и не попасться на глаза – а также не увидеть его – хозяина этого лабиринта.

Ненужные встречи лицом к лицу – потеря времени. Они отвлекают и снижают эффективность.

Вначале Виктор работал с десятками лучших ученых этого, да, пожалуй, и любого века. Они все мертвы.

Теперь в комплексе только коммунары. Они называют его Улей, и в слове этом нет никакого негативного подтекста. Они все восторгаются организацией, трудолюбием и эффективностью пчел.

В комнате, где стоит единственный стул с прямой спинкой, Виктор садится. Рядом со стулом маленький столик. На нем холодная бутылка воды. Около бутылки – белое блюдце. На блюдце лежит светло-синяя капсула. Виктор открывает бутылку, отправляет капсулу в рот, запивает водой.

И ждет появления на голой стене, которая на самом деле плазменная панель, «картинки» из ресторана, где проводят семейную встречу Рыцари небес.

Пока Виктор ждет, он думает.

Думает он всегда. Его разум постоянно заполнен мыслями – они гудят, они роятся – идеями, теориями, экстраполяциями. Идеи такие глубокие, и их так много. Величайший ум, какого никогда не знал этот мир, и второго такого уже не будет.

Одна из лучших его идей – создание существ, которых он назвал Строителями. Пока он видел их в действии только на лабораторных испытаниях, и с нетерпением хочет посмотреть, как проявят они себя в реальных условиях, когда будут убивать и перерабатывать людей в ресторане.

Исходный Виктор, будучи человеком во плоти и заложником своего человеческого происхождения, мыслил, по большей части, архетипами[42] и клише. Он хотел создать Новую расу исключительно сильных и практически неуничтожимых людей, заселить мир бессмертными, стать их живым богом, то есть богом богов.

Виктор Безупречный – абсолютный материалист, стать таким исходный Виктор не мог и мечтать.

Он не собирался создавать расу бессмертных суперменов. Коммунары ничем никогда не болеют, но такой иммунитет – следствие биологических особенностей их организма, уникальности их плоти, а не цель, которую он ставил перед собой. И хотя раны коммунаров заживают быстрее, чем у людей, чтобы их убить, требовалось приложить лишь чуть больше усилий в сравнении с человеческими существами.

Чтобы стать богом, необходимо признавать идею существования Бога, и Виктор Безупречный, в отличие от исходного Виктора, на такое признание не пошел. Он не хотел создавать ничего вечного. Он желал только одного: стать связующим звеном между миром, какой он теперь, и миром без единого думающего существа. Он создавал, чтобы уничтожить. Его видение мира – мир без видения, без идеалов, без цели.

Для Виктора Безупречного нижеприведенный вопрос не стоит и задавать: если в лесу падает дерево, и никто этого не слышит, сопровождается ли его падение каким-либо звуком?

Виктор Безупречный отдает предпочтение другому вопросу: если человечество больше не существует на Земле, чтобы видеть, слышать, обонять, ощущать на вкус и ощупывать богатство природы, будет ли Земля продолжать существовать при отсутствии человечества? Его ответ – нет. Разум постигает материю и наполняет ее смыслом. Без разума, воспринимающего материю, она становится бессмысленной. То, что нельзя постигнуть пятью органами чувств, не существует.

Он создал два связанных между собой, но и отличных одно от другого существа, призванных помочь ему в уничтожении этого мира. Коммунары – двойники реальных людей, но не клоны в общепринятом значении этого слова, потому что биологически они не человеческие существа. Внешне они неотличимы от людей и представляют собой пятую колонну, которая оказывает содействие Строителям.

Строители на самом деле истребители, так что ирония налицо. Они и биологические машины, и механические. Как и коммунары, они тоже могут сойти за людей, но каждый Строитель сам по себе коммуна, колония из миллиардов наноживотных, существ размером с микроба, запрограммированных, как машины: каждое наноживотное – на специфическую задачу. Соединенные воедино, они могут обрести внешность мужчины или женщины, но действуют, как рой индивидуальностей. Каждое наноживотное разумно в широком смысле этого понятия и обладает минимальной памятью – но их объединенные интеллект и память сравнимы с человеческими. Каждое наноживотное может учиться на опыте и делиться полученными знаниями с миллиардами других наноживотных, входящих в Строителя.

Каждое наноживотное может воспроизвести себя безо всякого секса. Для этого требуются лишь подходящие строительные материалы. Все необходимое можно найти в человеческом теле.

Строители не строят коммунаров, которые создаются в Улье. Они строят только других Строителей из плоти и костей людей, которыми кормятся. Для Строителей живые и мертвые люди обладают одинаковой ценностью, служат материалом и топливом для их строительной работы.

План исходного Виктора – заменить одно население Земли другим – оказался с изъяном. Он целиком и полностью зависел от огромных фабрик по производству Новых людей, которые Виктор называл «фермами сотворения». Десятки миллионов Новых людей требовались для успешной войны с человечеством. Такие масштабы гарантировали, что Старые люди выяснят смысл происходящего и уничтожат тех, кто собирался стереть их с лица земли до того, как Новая раса нарастит мускулы.

Виктору Безупречному нужно создать лишь несколько коммунаров для поддержки каждого Строителя. Строители (не коммунары) – настоящая армия, штурмовые войска. Они кормятся и уничтожают тела настоящих людей, которых заменяют коммунары, но в день каждый Строитель может убивать и потреблять еще сотни людей. И поскольку Строители воспроизводят себя сами, Виктору Безупречному не нужны фермы сотворения. Он децентрализовал процесс создания, а поскольку размножаются Строители быстро, предполагает, что последнее человеческое существо погибнет через четырнадцать месяцев.

Новый Строитель выходит из кокона не раньше, чем через двенадцать часов и не позже, чем через тридцать шесть.

С бурлящими в мозгу, как и всегда, идеями, теориями, экстраполяциями, Виктор Безупречный делает еще один глоток бутилированной воды.

Гигантская плазменная панель вспыхивает красками. Двойник преподобного Келси Фортиса установил в главном зале ресторана четыре видеокамеры. Семейная встреча еще не перетекла в семейное убийство.

Глава 65

По словам Тори, официантки «Кафе Энди Эндрюса», Дениз и Ларри Бенедетто жили в двух кварталах отсюда, на Перселл-стрит, отходящей от Беатут-авеню. Тори этого утверждать не могла, но вроде бы Дениз вела третий класс в начальной школе «Мериуитер Льюис».

Карсон и Майкл уже точно знали, что новая лаборатория Виктора находится где-то на Шоссе конца света. Ранее возникали подозрения, что он использует Райнбоу-Фоллс, как испытательный полигон, точно так же, как прежде использовал Новый Орлеан. Но теперь для Карсон подозрения эти считались доказанными.

– «Скажите моей малышке», – повторил Майкл слова Дениз, когда они спешили по адресу, названному Тори. – Но это не означает, что ее малышка совсем малышка.

– А какая еще есть малышка, помимо совсем малышки?

– Знаешь, иногда я называю тебя малышкой. У этого слова значений много[43].

– Она имела в виду совсем малышку.

– Если она имела в виду совсем малышку, как мы будем с ней говорить? Такие малышки понимают только га-га-ва-ва-ба-ба.

– Совсем малышка не означает младенца. Возможно, она уже умеет говорить, но все равно Дениз зовет ее малышкой. Скаут всегда будет нашей малышкой, даже когда ей будет семьдесят, а нам сто, и мы снова будем носить подгузники.

– Но что мы собираемся сказать малышке? Поправь меня, если я что-то понял неправильно, но Дениз сказала: «Она взяла меня. Она стала мной. Но это не я». И что это должно означать?

Карсон шумно выдохнула от нетерпения. Теплый воздух белым паром заклубился в холодной ночи.

– Она также сказала: «Я – это не я». Яснее и быть не может.

– «Я – это не я», мне непонятно, – не согласился Майкл.

– Ты не хочешь признавать очевидного.

– Ничего подобного.

– Ты не хочешь признавать даже то, что не хочешь признавать очевидного. Та же история. Двойники, как и в Новом Орлеане. В ресторан пришла настоящая Дениз, а где-то есть ее двойник.

– А эта штуковина на ее виске, лицевое украшение? Ничего такого мы в Новом Орлеане не видели.

– Я не знаю, что это такое, но вполне в духе Виктора.

– В духе Виктора?

– Мы теперь имеем дело с клоном Виктора, и он, конечно, набит тем же дерьмом, что и сам Виктор, но, возможно, у него есть и собственные идеи. Он может делать то же самое, но иначе. Нам предстоит увидеть многое из того, чего мы не видели в Новом Орлеане.

Дом Бенедетто, построенный в стиле «греческое возрождение»[44], с галереей за колоннами, которые поддерживали балкон второго этажа, стоял под сенью огромного дерева с алыми листьями.

Войдя в галерею, они заглянули в высокие узкие окна по обе стороны двери, но никого не увидели.

– Давай об этом подумаем.

Карсон нажала на кнопку звонка.

– Зря я заказал мясной рулет, – вздохнул Майкл. – Судя по тому, какая нас ждет ночь, меня ждет заброс желчи.

Карсон вновь нажала на кнопку.

Трели звонка еще не стихли, когда дверь открылась, и перед ними появилась Дениз Бенедетто.

– Да? Что такое?