Ставка на проигрыш Обухова Оксана

Ильиных живо поднялся.

— Пошли, покажу.

В узком коридорчике прихожей он включил свет и отдернул цветастую занавеску с глубокой ниши в стене. Там, у самого порожка, на полу, стояла черная дамская сумка. На ее лакированных боках даже при электрическом свете можно было разглядеть густые отпечатки пальцев и несколько продолговатых пятен, вроде бы оставленных смоченной в одеколоне или спирте ваткой. Антон открыл сумку — она была забита мотками серо-голубого мохера в яркой импортной упаковке. Пройдя в комнату, Антон осторожно вытряхнул содержимое сумки на стол. Кроме четырех мотков королевского мохера, в ней оказалась новенькая косметичка с косметикой, ключ на брелоке, пустой почтовый конверт, надписанный Холодову Федору Федоровичу, проживающему в городе Алексине Тульской области, и паспорт на имя Холодовой Александры Федоровны.

— Видимо, отцу писала, — сказал Ильиных, показывая на конверт.

— Вероятно, — согласился Бирюков и повернулся к Сипенятиной. — Значит, не видели, когда сын поставил сумку в нишу?

Мария Анисимовна развела руками:

— Сама дверь открывала. Как помнится, без сумки Василий входил. Или не приметила я — глаза никудышные стали.

— Из старых дружков сына в последние дни у вас никого не было?

— Ломаю вот голову. Так, никто, похоже, не заходил.

— А что за бывшая соседка у вас ночевала?

— На улице Петухова мы рядом жили. Фросей ее зовут, фамилия Звонкова. Очень милая девушка, заботливая. Так хорошо сдружились, как мать с ласковой дочерью.

— В какое время Фрося приехала?

Сипенятина, прищурясь, посмотрела на тикающие часы:

— Где-то близко к одиннадцати.

— Что ее так поздно привело к вам?

— Говорит, пришла из кино, стала ложиться спать, вдруг телефонный звонок. И как будто голос Василия сказал, что я сильно захворала, просила ее приехать. Фрося по простоте душевной поверила и, не глядя на ночь, примчалась.

— Не она ли сумку в забывчивости оставила? — на всякий случай решил проверить Антон.

— Не было при ней никакой сумки. Фрося, как увидела, что я здорова, прямо от двери мне на шею бросилась.

— Как тот мужчина выглядел, который вслед за Фросей заходил?

— Представительный, с портфелем… Очки темные, отблескивают. Я еще подумала: неужто он в них ночью видит? В таких очках только на солнце глядеть.

— Одет как?

— Серый железнодорожный пиджак, а фуражка… будто летчицкая, с крылышками.

— У железнодорожников на фуражках тоже крылышки, — сказал Антон.

— Не разбираюсь я в форменных одеждах.

— Фрося не говорила с ним?

— Она даже не видела его. — Мария Анисимоана тревожно покосилась на Ильиных и тут же опять перевела взгляд на Бирюкова. — Неладное что-то с Фросей творится. Только мужчина стукнул в дверь, она лицом изменилась: «Миленькая, не открывайте! Это за мной». — «Чего ты, касатка?» — спрашиваю. «Ой, вы ничего не знаете!» Открываю — мужчина в темных очках! Признаться, у самой екнуло сердце. А он вежливо поговорил, выпил водицы я откланялся. Возвращаюсь в комнату — Фрося из-за оконной портьеры выглядывает, белее белого лицом. Кое-как успокоила ее, утром сели чай пить, завела разговор о какой-то женщине, которую с третьего этажа сбросили. «Вот и мне, Анисимовна, наверняка скоро такое будет, — говорит. — Ой, что творится на белом свете, что творится!» С тем и на работу убежала. Ничегошеньки я не поняла.

— В комнату мужчина, значит, не входил?

— Нет. Всего с полминуты постоял в прихожей, пока стакан воды из кухни вынесла.

— А вы, Мария Анисимовна, старшую сестру Фроси Звонковой знаете?

— Когда рядом с Фросей жили, видела. Представительная женщина, строгая. У Фроси что на уме, то и на языке, — а старшая — с секретом.

Через полчаса, проведя необходимые формальности, связанные с изъятием дамской сумки, Бирюков и капитан Ильиных вышли из квартиры Сипенятиной. Пригласив Ильиных в свою машину, Антон показал ему фотографию Пряжкиной:

— Эта девочка состояла на учете в инспекции по делам несовершеннолетних?

Капитан Ильиных поправил фуражку и утвердительно кивнул:

— Помаялись мы с ней. Шестнадцать лет Люсе было, когда сотрудники ее приметили. Бросила школу, нигде не работала. Вызываю как-то, предлагаю устроиться на завод ученицей или в профтехучилище. Люся смерила меня равнодушно-туманным взглядом и спрашивает: «Зачем это?» — «Чтобы получить специальность и работать», — говорю. «А зачем работать?» — «Чтобы вкусно есть, прилично одеваться. Разве тебе не хочется этого?» Усмехнулась: «Еду и одежду мне принесут мужчины». Понял, что за девочка Люся Пряжкина была? Чего ты вдруг ею заинтересовался?

— Впуталась она, по всей вероятности, в неприглядную историю.

— Люся сама кого хочешь может впутать…

Разговор прервал загудевший зуммер установленной в машине рации. Бирюков взял трубку. Сквозь эфирный треск из динамика послышался хрипловатый голос дежурного по управлению:

— Антон Игнатьевич?.. У меня на телефоне начальник Тогучинского линейного отдела транспортной милиции. По нашей ориентировке задержан Сипенятин. Приехал в Тогучин на первой утренней электричке из Новосибирска. При проверке документов пытался бежать, три тысячи денег имеет…

— Срочно Сипенятина к нам! — почти прокричал в трубку Антон. — Поняли меня?..

— Вас понял, — подтвердил дежурный.

— По квартире Степнадзе какие новости?

— Никаких. Хозяин так и не появился. На улице Челюскинцев кое-что есть… Овчинников побывал в подъезде дома, где живет Зарванцев. Вышел оттуда с газетным свертком. Сейчас находится в своей квартире.

— На улицу Челюскинцев, — выключив рацию, быстро сказал шоферу Бирюков и повернулся к Ильиных: — Тебя по пути высадим.

Глава 15

Квартира Овчинникова находилась на втором этаже. Бирюков резко надавил кнопку звонка и долго ее не отпускал. За дверью послышался приближающийся баритон:

  • Червону руту не шукай вечерами,
  • Ты у мэнэ едина, тильки ты… 

Дверь, щелкнув замком, мгновенно распахнулась на всю ширину, и в проеме возникла монументальная фигура Анатолия Николаевича в протертых на коленках спортивных брюках и в майке-безрукавке.

— Шеф?.. — Крупное лицо Овчинникова вначале нахмурилось, но тут же улыбчиво расплылось. — Заходи. Гостем будешь, поллитру принесешь — хозяином станешь!

В стандартной, скромно обставленной двухкомнатной квартире никого не было. Посередине комнаты на полу лежала полупустая пачка «Беломора», на ней — коробок спичек, а под окном возле наполовину выкрашенной отопительный батареи стоял котелок с торчащей из него ручкой малярной кисти. Овчинников, не переставая улыбаться, спросил:

— Ты, шеф, наверное, пришел проверить: не сбежал ли я?.. Зря волнуешься. Отпускные мои все до копейки кончились, а без денег далеко не разбежишься…

— Деньги — дело наживное, — тоже улыбнулся Бирюков.

— Старая мудрость! Правда, я в последнее время стараюсь их не наживать.

— Это почему же?

— Да, понимаешь, когда деньги есть, появляется столько разных идей, что голова кругом идет. А когда презренные бумажки в кармане не шелестят, только одна идея: где бы достать на бутылку. Сегодня, например, сходил к Алику Зарванцеву, хотел перехватить десятку до получки. Тот отказал. Пришлось у него взять кисть, и вот малярничаю в доме, как заправский художник. Завтра голова болеть не будет, на опохмелку искать не надо…

Анатолий Николаевич безмятежно улыбался, но внутренне все-таки нервничал, многословил безостановочно, словно хотел увести беседу в сторону. Бирюков умышленно молчал, рассчитывая, что темпераментный, но далеко не изворотливый умом Овчинников сам заговорит о том, что в данный момент его тревожит. Так оно и вышло. Уже через несколько минут Анатолий Николаевич, будто оправдываясь, усмехнулся:

— Про Холодову, шеф, наверное, опять пытать пришел? Клянусь, всю правду о Сане рассказал.

— Всю ли?..

— Не веришь?.. Думаешь, финты кручу? Или что-то новое угрозыск разузнал?

— Анатолий Николаевич, расскажите о вчерашнем вечере, начиная с того, как купили билеты в кинотеатр «Аврора», и кончая тем, как вернулись домой.

Овчинников ногой придвинул к себе лежащую на полу пачку «Беломора» со спичками и достал папиросу…

В середине прошедшего дня к Овчинникову заехал на своем «Запорожце» Алик Зарванцев и пригласил к себе домой попозировать для какого-то срочного заказа. Часов в пять к Алику заявилась Люся Пряжкина. Предложила на восемь часов билеты в «Аврору» на «Есению». Алик, занятый срочной работой, сам идти в кино отказался, но по просьбе Овчинникова купил у Люси два билета. Пряжкина, сказав, что ей надо продать еще один билет, быстро ушла. Около шести вечера ушел от Зарванцева и Овчинников. Забежав домой, переоделся — и к Звонковой.

Дальнейшее в основном Антону Бирюкову было известно, однако он не стал перебивать или торопить Анатолия Николаевича. Тот довольно правдиво досказал до того момента, как, поссорившись после кино со Звонковой, которая просила проводить ее, сел в такси. И замолчал.

— Почему не проводили Фросю Звонкову? — спросил Антон.

— Что я, мальчик ей? Ближний свет — на Затулу мотаться!

— Значит, сели в такси… Дальше что?

— Ничего, шеф. — Овчинников принялся сосредоточенно рассматривать спичечный коробок. — Сунул таксисту три рубля и с шиком укатил домой.

Это была ложь.

Бирюков, сделав вид, что поверил в рассказанное, начал издалека:

— Вы старшую сестру Звонковой знаете?

— Нину?.. Давно знаю. С той поры, когда футбол гонял, а она со стадиона не вылазила.

— Расскажите о ней подробнее.

— С женской логикой баба. Анекдот такой есть, про женскую логику…

Антон посмотрел на часы:

— Для анекдотов, Анатолий Николаевич, у нас времени нет.

Овчинников опустил глаза:

— А так мне нечего особенно о Нине рассказывать. Когда с ней познакомился, вокруг меня козырные девочки крутились. Правда, маленько подружил с Ниной. Вижу, она принца ищет. А какой я принц?.. Я, скорее, нищий. Познакомил ее с Аликом Зарванцевым. Тот влюбился в Нину по уши, но тоже в принцы не вышел. Отфутболила Нина Алика и за его дядю замуж выскочила, за Реваза Давидовича.

— Что это она такого старого мужа выбрала?

— У каждого свой вкус, сказал индус… — хохотнув, ответил Овчинников, однако быстро посерьезнел. — Нина — баба практичная. Работала официанткой в ресторане. Образования особого у нее нет, эрудиции тоже кот наплакал. Прикинула мозгой: разве настоящий принц на такую клюнет? А Реваз — старик богатый, десяток лет проскрипит и коньки отбросит. Наследников близких у Реваза нет, так что Нина в один прекрасный миг становится полноправной владелицей и четырехкомнатной кооперативной квартиры, и роскошной двухэтажной дачи, и новенькой «Волги». Да денег еще на сберкнижке у старика черт знает сколько! Вот такая, шеф, логика…

— Это ваши предположения?

— Конечно, мои, — с гордостью сказал Овчинников.

— А что по этому поводу говорит Зарванцев?

— Ничего. Алик слюнтяй. Когда Нина такой финт у него под носом выкинула, он запил с горя. Вот мировое время было! Помню, как сойдемся… — Овчинников вроде от удовольствия зажмурил глаза, но тут же спохватился: — Теперь, правда, Алик успокоился — в упор Нину не видит.

— Они не встречаются?

— Нет.

— А вы где вчера Нину встретили?

Овчинников, будто схваченный врасплох воришка, тревожно забегал глазами:

— Честно, шеф, не могу понять, зачем меня Нина вчера к себе заманила. Дело было так… К Фросе Звонковой я за час до кино приехал. Там Нина сидит — сестренку проведать явилась. Узнала, что у меня пара билетов на «Есению», хвалится: «А я в оперный, Толян, сегодня пойду». И глазки строит. Прикинул: видать, скучновато со стариком живется. Знаешь, есть такая присказка: молодой жене лучше стрела в бок, чем старый муж под боком… Тут Фрося в кухню шмыгнула переодеваться. Я к Ниночке: дескать, могу у оперного на такси встретить. Она шепчет: «Сама об этом хотела попросить. Боюсь ночью одна до Затулы ехать». Кино с Фросей я, конечно, отсидел, ну а дальше… На такси — и к оперному. Рановато туда прибыл. Думаю, забегу к Алику — его квартира-то рядом. Позвонил — Алика дома нет. Походил вдоль проспекта, покурил — время подошло. Остановил такси, подруливаю к театру — принцесса выплывает… Прикатили к ней домой. Ставит бутылку коньяка. Выпили по первой, закусили… — Овчинников иронично хмыкнул. — И тут, шеф, началась сплошная комедия. Только я губы выпятил, чтоб Ниночку в щеку чмокнуть, а она, не поверишь, наотмашь меня по морде! Аж искры в глазах вспыхнули — баба здоровая. Вот, думаю, артистка из погорелого театра! Последнюю пятерку ради нее на такси промотал, а она изображает… Вгорячах три стопки коньяка подряд оприходовал…

— Можно покороче, Анатолий Николаевич? — попросил Бирюков.

— Сейчас, шеф конец будет… В общем, после четвертой стопки я опять сунулся к Нине, а она глаза на лоб и палец к губам: «Тише! Кто-то дверь пытается открыть». Вот, думаю, запоролся в ледоход! Прикидываю: я не Карлсон, чтобы из многоэтажки упорхнуть, придется грудью дверь штурмовать… А Нина белее стены сделалась, шепчет: «Подожди, Толян. Дверь на защелке, не откроется. Попозже тебя выпущу». Я тоже шепотом: «Любовник, что ли, скребется? — «Какой любовник? Реваз, кажется, раньше времени из поездки вернулся. Будет теперь мне на орехи — замучил старик проверками». Вот так, шеф, и просидели мы с Ниной почти до трех часов ночи.

— Дверь действительно пытались открыть?

— Черт ее знает. Может, Нине показалось.

— Сами не слышали?

— Что услышишь после бутылки коньяка? Приятный звон… — Овчинников от одной папиросы прикурил другую. — Понимаешь, шеф, Нина мне вчера такую штуку сообщила: Реваз вернулся из прошлой поездки заметно выпивши и психованным. Не он ли чего с Саней Холодовой набедокурил, а?.. Алик Зарванцев сегодня кое-что рассказал…

— Что именно?

— Саня-то, оказывается, с балкона свалилась. Вот я тебе и подсказываю мысль. Реваз — шустрый старикан…

— С Ревазом Давидовичем мы разберемся, но прежде надо разобраться с вами, — глядя Овчинникову в глаза, сказал Антон. — Почему вы прошлый раз утверждали, что отчалили от Новосибирска на Обское море двадцать первого августа утром?

— Потому, что так и было.

— Не было так, Анатолий Николаевич. Двадцать первого вы почти до часу дня ждали в домоуправлении свежую почту и ушли оттуда после того, как получили письмо.

Овчинников поморщился. Отведя взгляд в сторону, виновато заговорил:

— Каюсь, шеф, соврал, не думая о последствиях. В домоуправлении перехватил письмо из вытрезвителя, чтобы оно к начальству не попало.

— Значит, когда из Новосибирска отчалили?

— Двадцать первого после обеда.

— Где предыдущие две ночи провели?

Овчинников неожиданно расхохотался:

— Сдаюсь, шеф! Припер ты меня к стенке. У Люси Пряжкиной ночевал. Конечно, мог бы честно об этом сразу сказать, но постыдился.

— А о Звонковой рассказать не постыдились?

— Фрося Звонкова порядочная бабенка, красивая… А Люся кто?.. Не совсем же у меня глаза обмороженные. Тоже иногда стыдно бывает.

В коридоре заверещал звонок. Овчинников прошел к двери и впустил шофера служебной машины, который протянул Бирюкову записку.

«По рации передали, что вас срочно разыскивает Звонкова. Хочет сообщить что-то важное. Очень нервничает, звонит по телефону-автомату из своего магазина», — прочитал Антон и, щелкнув шариковой ручкой, быстро написал: «Привезите Звонкову в угрозыск».

После этого вернул записку шоферу. Тот, не проронив ни слова, вышел из квартиры. Глядя ему вслед, Овчинников тревожно спросил:

— Что, шеф, случилось?

— Служебные дела, — ответил Бирюков. — Значит, говорите, стыдно за свои поступки бывает?

Овчинников усмехнулся:

— Конечно. Трезвый проклинаю себя, но как только выпью — тянет на подвиги, хоть плачь. К врачам обращался. Толкуют, болезнь такая есть… Забыл, как по медицине называется. Страсть к бродяжничеству, в общем.

— Вы в домоуправлении на машинке что-нибудь печатали? — внезапно спросил Антон.

Крупные навыкате глаза Овчинникова стали еще крупнее. Несколько секунд он смотрел на Антона, не мигая, словно не мог сообразить, о чем его спрашивают. Затем, спохватившись, заговорил:

— Лично я к домоуправленческой машинке ни малейшего отношения не имею. Бухгалтерша на ней печатает, иногда жильцы забегают, чтобы… — И неожиданно воскликнул: — Шеф! Реваз себе визитные карточки печатал.

— Визитные карточки?..

— Точно! В поездках у Реваза много новых знакомых появляется, вот он, как дворянин, обзавелся визитками. С месяц назад это было. Мы с Аликом Зарванцевым выпивали после работы в домоуправлении, а Реваз Давидович весь вечер на машинке хлопал.

Глава 16

Фрося Звонкова очень робко вошла в кабинет к Бирюкову. Стараясь не помять платье, осторожно присела на стул и, не глядя Антону в глаза, вздохнула:

— Они вчера так внезапно ко мне нагрянули, что не успела вам позвонить. Потом вообще началось ужасное, всю ночь сегодня не спала…

— Давайте по порядку, — спокойно сказал Бирюков. — Кто «они»?

— Как кто?.. — удивилась Звонкова. — Нина и Анатолий, разумеется. Сначала Нина на своей «Волге» прикатила. Ласковая, разговорчивая. Пока сестрицу слушала, Овчинников тут как тут! «Пошли, Фрося, на восемь часов «Есению» смотреть». Я и так напуганная была, а тут совсем скисла. Весь фильм сама не своя сидела, а справа еще какая-то ужасная цыганка безостановочно локтем в бок толкала. Не помню, как конца дождалась. Первый раз в жизни попросила Анатолия проводить меня домой, но он хитрить начал, мол, у матери приступ инфаркта, надо срочно в аптеку за лекарством заехать. Мне совсем тошно стало. Наверняка, думаю, догадался, что я рассказала уголовному розыску… Вообще, Анатолий изменился, какой-то неискренний стал, чего-то крутит… — Фрося помолчала. — А вечером, только спать собралась, звонок. Сердце оборвалось. Снимаю трубку — голос Васи Сипенятина: «Привет, зазноба! С Марией Анисимовной плохо, очень просит тебя приехать, посидеть с ней ночь». Ну, думаю, у всех мамы заболели…

— Уверены, что это Сипенятин звонил?

— Кроме Васи, никто из знакомых меня зазнобой не называет.

Бирюков показал сумку Холодовой:

— Это не вы у Марии Анисимовны оставили?

— Ой, нет! Первый раз вижу. Ворованная, да?

— Почему так думаете?

— Мария Анисимовна говорила, что Вася домой забегал. Наверняка ему там нужно было что-то спрятать.

— Значит, Васина работа?

— Конечно!

На протяжении всего разговора Фрося Звонкова вела себя так непосредственно, что невольно хотелось верить в ее искренность. И все-таки на душе Антона скребли кошки. Загадочная возня вокруг кинотеатра «Аврора» и странный звонок Сипенятина переплетались в такой клубок, распутать который, казалось, невозможно. Настроение несколько приподнялось, когда дежурный сообщил, что в угрозыск доставлен задержанный в Тогучине Сипенятин.

— Как же вы не побоялись в одиннадцать часов ночи отправиться к Марии Анисимовне? — спросил Бирюков у Звонковой.

— Дома одной еще страшнее было. Потому и заночевала у бывшей соседки. Она мне прямо как мать родная…

Все объяснимо, все логично было в показаниях Фроси. Не заметив ни в голосе, ни в выражении ее лица оттенка фальши, Антон сказал:

— Сейчас я допрошу Сипенятина. Вы подождите, пожалуйста. Возможно, придется что-то уточнить.

— Если надо, конечно, подожду, — с готовностью ответила Звонкова.

Проводив Фросю в соседний кабинет, Антон вызвал на предварительный допрос Сипенятина. В сопровождении конвойного сержанта Вася вошел, по привычке заложив руки за спину и понуро опустив голову с белыми, словно льняными, волосами. На его приплюснутом широком носу и на круглом подбородке коричневыми полосами запеклись свежие ссадины.

— Что у вас с лицом? — спросил Бирюков.

— На бровях учился ходить.

— Почему при проверке документов бежать пытались?

— Так, по дурацкой привычке сорвался, а лейтенант сразу подножку. Претензий не имею, в спорте дело ясное: кто — кого… — Сипенятин исподлобья уставился на Бирюкова. — Вообще-то, гражданин капитан, заявляю протест в знак несправедливости. Я на полном законном основании возвращался к месту жительства и работы. За что взяли?

Антон встретился с Сипенятиным взглядом:

— Давайте разберемся без суеты. Чем занимались в Новосибирске?

Васин взгляд вильнул в сторону:

— Приезжал старушку мать проведать. Случайно старые кореши подвернулись, загулял с ними по-черному.

— Фамилии и адреса их назовите.

Сипенятин набычился:

— Корешей закладывать не буду, гражданин начальник.

— Дело ваше, — равнодушно сказал Бирюков и, стараясь выяснить причастность Сипенятина к делу Холодовой, стал задавать вопросы.

Понаторевший в диалогах со следователями, Вася отвечал лаконично, но с такой апатией, как будто ему до чертиков опостылело все на свете. Свою причастность к Холодовой он, конечно, отрицал полностью. Когда Антон перешел к конкретным уточнениям, апатия с Васиного лица стала исчезать, а в голубых, по-детски наивных глазах то и дело мелькало недоумение. С любопытством рассматривая предъявленные для опознания фотографии, Вася вдруг ткнул толстым пальцем в фотоснимок Деменского:

— Вот этого кореша, кажись, знаю.

— Как с ним познакомились? — спросил Бирюков.

Сипенятин слово в слово повторил показания Юрия Павловича, относящиеся к покупке «Распятого Христа», затем, помолчав, добавил, что 21 августа вечером приходил к Деменскому домой, чтобы получить от него пятерку, однако, несмотря на многократные звонки, дверь не открыли, хотя в квартире кто-то находился.

— Показалось, баба крикнула, а ей рот заткнули, — после некоторого молчания вдруг добавил Вася.

— Показалось или действительно слышали? — уточнил Антон.

— Вроде бы слышал.

— Долго у двери стояли?

— У меня часов нет, чтобы время определять.

— Ориентировочно скажите… Минуту, две?..

— Полторы, — съязвил Сипенятин.

— Крик не повторился?

— Как умерли все в квартире.

— Где вы взяли «Распятие Христа»?

Сипенятин ответил с такой готовностью, словно только этого вопроса и дожидался:

— Бабка в наследство оставила полный сундук икон разных да книжек церковных. Мать рассказывала, страшно богомольная старуха была.

— Куда книги дели?

— Продал на толкучке. — Вася ухмыльнулся. — Чудики из рук выхватывали.

— За какую цену?

— Вкруговую по червонцу штуку продавал.

— А за сколько Библию продали?

— Говорю, вкруговую толкал.

— Не помните, кто у вас купил Библию?

Вася снисходительно хмыкнул:

— Вот даешь, начальник… У меня голова не Дом Советов, чтобы все помнить.

— На иконах и книгах вашей бабушки имелась надпись: «Собственность Дарьи Сипенятиной», — вроде бы между прочим сказал Антон.

— Бабка, как «Отче наш», грамоту знала.

— А на «Распятии Христа» такой надписи нет…

Вася недоуменно наморщил лоб и запоздало спохватился:

— Христос — не бабкина икона. Это я объясню тебе, гражданин начальник… В Тогучинском районе, где мне прописали жить, имеется деревня Высокая Грива. Мы там молочно-товарную ферму строили. Короче, одной богомольной старушенции машину дров подбросил. В знак благодарности она Христа подарила.

Бирюков укоризненно посмотрел в наивные Васины глаза:

— Полтора месяца назад вас еще не было в Тогучинском районе.

— Выходит, что-то я спутал. — Сипенятин отвернулся к окну. — Случалось, знакомые кореши мне иконки подбрасывали, чтобы продать. Закладывать их не буду.

— Где вы взяли три тысячи, которые при задержании у вас обнаружены?

Вася заметно сник, однако тут же принялся сочинять байку. По его словам выходило, что деньги дал какой-то грузин для передачи одному врачу, чтобы тот не лечил какую-то женщину, упавшую с третьего этажа. Байка походила на детский лепет. В ней не упоминалось ни одной фамилии, но все, что касалось встречи Сипенятина с врачом, совпадало с рассказом хирурга Широкова.

— Как фамилия того грузина? — спросил Антон.

— Я чо, паспорт у него проверял? — усмехнулся Вася. — В железнодорожном ресторане случайно познакомились, втихаря бутылек раздавили…

— И он вам три тысячи вручил?

— А чо?.. Видать, прижало пахана. Годов ему уже немало, а за мокруху, как известно, может не уложиться в рамки жизни.

Бирюков открыл сейф и выставил на стол сумку Холодовой:

— Вот это мы изъяли из квартиры вашей матери…

— Чо-о-о?.. — ошарашенно протянул Сипенятин и поднялся со стула. — Дайте посмотреть!

Антон предупреждающе поднял руку:

— На сумке уже есть отпечатки ваших пальцев. Чтобы не тянуть время, скажу: женщина, которой принадлежит эта сумка, скончалась.

Вася скрежетнул зубами:

— Да он чо, умом рехнулся, щипач колотый?! — И уставился Антону в глаза. — Гражданин капитан, скажи, кто подбросил сумку? Я собственными руками ему пасть порву!

— Зачем вы в тот вечер Фросю Звонкову к своей матери вызвали? — вместо ответа спросил Антон.

Почти минуту, туго соображая, Сипенятин сидел остолбенело. Наконец, сглотнув слюну, криво усмехнулся:

— На пушку берешь, начальник?

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Никогда еще известный сыщик столицы полковник Кулешов не был марионеткой в руках преступников. На ег...
Алена Озерская возвращалась домой в полной уверенности, что ее ожидает только одиночество, – смерть ...
Кира Самохина, ведущий репортер криминального отдела газеты «Происшествие», понимала, что прошлое ра...
Олимпиада Зимина была успешна и могла написать статью на любую тему, рекламный слоган, аннотацию – ч...
Что может быть увлекательнее поездки на дивное испанское побережье Коста-Брава?! Отправляясь вместе ...
Антона Ринкова, отставного офицера спецслужб, жизнь не раз испытывала на прочность. Он воевал в горя...