Колдовская любовь Ярилина Елена

– Я про того ирода, который избу Тимохи поджег и дверь подпер, вот про кого!

Вот тут я и испытала, что это такое, когда челюсть отваливается.

– Как же так? Да ты что? Да разве… Баб, ведь молния же!

– И полено под дверь молния твоя подставила? – осведомилась бабка, но без ехидства, а устало и печально.

– Да не видала я никакого полена, с чего ты взяла?

В ответ бабка погладила меня по плечу своей птичьей лапкой.

– Кто же эта нелюдь, баб, как ты думаешь, Хорек? – спросила я упавшим голосом.

– На Тимоху многие злы. Он держится сам по себе, в сторонке. А таких не любят и еще того простить не могут, что удачливый он.

– Ну ты и сказанула, баб, удачливый! В чем удача-то его, в том, что немой? Или что один живет в нищенской избушке на курьих ногах? Да и той теперь нет.

Бабка заулыбалась ехидно, отошло сердце немного, оттаяло.

– Молодая ты еще, вот и не примечаешь многого. Немой-то он немой, и домик был плоховат, не спорю, да только откуда знаешь, что нищенский, если не была в нем ни разу? А не подумала, на какие шиши он коней себе завел, а? Поначалу-то у него всего два конька было, цыгане украли, так он тут же купил еще лучше, да не два, а сразу пяток! Это тебе ведь не кот начхал.

– Господи! Я ж забыла совсем про них! А где же они, неужто сгорели? – И прикусила до крови губу, представив мечущихся в огне прекрасных животных.

– Сиди, чего вскинулась как ужаленная? Целы его кони. Не прост Тимоха, ох не прост! То ли почуял что, только коней он еще две ночи назад в лес перегнал. – При этих словах бабулька светло и молодо улыбнулась мне и победно вскинула голову, словно самолично все предвидела и разбила все коварные замыслы врага.

«Черт меня понес мимо магазина, – тоскливо подумала я, – нет чтобы задами прошмыгнуть. Вот стой теперь, препирайся с этим Валерой, когда уж он уедет отсюда».

– Да ты никак меня боишься? Тю, да ты покраснела, уж не влюбилась ли в меня, часом?

Я покраснела еще больше, дернулась, пытаясь вытащить руку. С этим городским красавчиком ухо востро надо держать.

– Давай вечером часов в одиннадцать встретимся у сарая Ромкиного, у него там не сеновал, а прямо дворец целый. Приходи, не трусь, я тебя не съем.

– Никакой романтики в тебе не наблюдается, давай лучше у речки, не где купаются, а левее, там еще несколько камней больших.

– Вечером у речки сыро и прохладно, – пробурчал он. – Ну да ладно, я пиджак возьму.

Я развернулась и пошла, не заботясь на этот раз о своей походке, и ни разочка даже не хроманула, как ни странно.

Еле дождалась, пока бабулька уляжется спать, бесшумно растворила окно и выбралась наружу, похвалив свою ногу и попросив ее не подводить меня сегодня. Поеживаясь от прохлады и нервного озноба, я продвигалась от куста к кусту. Валера был на месте. В закатном, уже неверном свете лицо его казалось бледным и от этого еще более красивым. Я нервно сглотнула подкативший к горлу ком.

– Ты что, раньше с Ромкой гуляла?

От этого простого и в общем-то естественного вопроса все мое смущение как рукой сняло.

– Гуляла, – ответила я с вызовом. – Даже замуж за него собиралась, такой вот дурой была, что верила всему, что он обещал.

– А по-моему, Ромка дурака свалял. Может быть, у них с Галочкой любовь случилась, только ты нисколько ее не хуже, и характер мне твой нравится.

– Да? – пролепетала я.

– А что? Ты храбрая, в обморок не падаешь и, что самое главное, не визжишь. Терпеть не могу, когда визжат. У меня от бабьего визга уши закладывает, а Галочка визжит то и дело, представляешь?

– Нет, не представляю, – честно призналась я. – А что мы все о ней говорим?

Он посмотрел на меня недоуменно, словно потерял вдруг нить разговора, и неожиданно начал хохотать. Я не выдержала и тоже прыснула. Солнце уже село, последние, слабые его отсветы догорали на небе. На свинцовой воде речки появилась рябь.

– И сильна же ты смеяться!

– Ага, ты тоже, да только намочит нас сейчас.

Не сговариваясь, мы взялись за руки и побежали, но еще на середине пути промокли вдрызг. В конце концов мы все-таки оказались на сеновале, но только на бабулькином. Я была настороже, близко к нему не придвигалась. Валера, однако, не делал никаких попыток приблизиться, рук не распускал, я и успокоилась. Он балагурил все время, собрал вокруг себя изрядную кучу сена, назвал ее царским ложем и улегся, состроив значительную мину, царя из себя изображал. Я так и покатилась со смеху, уж больно не вязалось такое надутое выражение лица с мокрыми, налипшими на лоб волосами. Он поднял руку и погрозил мне пальцем. От этого пустякового движения царское его ложе расползлось, и он съехал прямо на меня. Конечно, мы опять принялись хохотать, как-то все в этот вечер казалось смешным и забавным. Каким образом и когда мы от смеха перешли к поцелуям, я как-то даже и не заметила, до того естественно, само собой, это получилось.

– Ну?! – произнесла бабулька грозно. – Когда же это ты ночью заявилась, я и не слышала даже?

– Ты спала, а что такого, чего ты всполошилась?

– Раньше ты с шалопутной твоей Симкой гуляла, а вчера разве ж с ней была? – Она посмотрела на меня уже не сердито, а грустно, и добавила: – Плохо с городским-то гулять, ай плохо!

На работе я весь день была туча тучей, отругала ватагу мальчишек за то, что шумели и журнал чуть не порвали. Взялась новую выставку ставить, все книжки повалила. От скрипа открываемой двери у меня так задрожали руки, что я подумала, что пришел Валера, хотя мы не договаривались. Но это был не он, а Симка. С независимым видом она вошла и принялась осматриваться. По столь несвойственному ей поведению я поняла, что подруга знает, где я вчера была, а главное – с кем. Вдоволь налюбовавшись книжными переплетами, Симка перевела мученический взгляд на меня, открыла рот, чтобы сказать что-то, но вместо этого заплакала. Я выскочила из-за стола, обняла ее, стала шептать что-то ласковое и невнятное на ухо, и Валера выбрал именно этот момент, чтобы войти. Увидел нас, оценил обстановку, попятился и исчез так быстро, что впору было подумать: уж не померещился ли он мне? Симка ничего не видела и не слышала, расслабленно хлюпая мне в плечо.

– И чего тебе все везет, Тонь? – спросила она дрожащим голосом. – Вот ведь хромая же, а ребята за тобой увиваются.

Никакой деликатности Симка не признавала в принципе, гордо именуя ее отсутствие честностью. Я молча похлопала ее по спине. На свою несчастную судьбу она жаловалась еще долго, потом предложила прогуляться. Я вздохнула, но согласилась. Но только из задуманной нашей с ней прогулки ничего не вышло, на улице меня поджидал Валера. Я просто обомлела, увидев его рядышком с сияющим мотоциклом. В руках он держал черный шлем, еще один, более потрепанный на вид, был приторочен к сиденью. Симка беспокойно затопталась рядом, тронула меня за локоть, но ничего не сказала, побрела, ссутулив плечи и шаркая по пыли. Не сговариваясь, мы вздохнули, проводив ее взглядом, Валера, как мне показалось, с облегчением, а я – от сознания, что так нескладно все у меня получается. Но зато, когда он пригласил меня прокатиться с ним в райцентр, сразу повеселела.

Затем была стремительная езда на мощном, рычащем звере и спина Валеры, к которой я с восторгом прижималась. От его клетчатой рубашки пахло одеколоном и немного потом. Теплый, сильный ветер бил в лицо, заставлял прятаться за его спину, не было никакой возможности разговаривать, но мне и без того было хорошо. В райцентре я бывала считаные разы. В детстве мне вообще казалось, что это место и есть Москва. Но и когда подросла, городок все еще был для меня достаточно привлекательным. Приехав теперь, я ощутила только недоумение и разочарование. Все вокруг казалось плоским и пыльным, словно декорации, давно отслужившие свой срок. Встрепанная курица рылась у покосившегося забора, пробежала рыжая собака с колтунами свалявшейся шерсти, и ни души. Но тут я заметила валяющуюся на земле возле остановки громадную бабищу с задранной юбкой и грязными ногами, покрытыми узлами вздувшихся вен. Лицо у нее было совершенно жуткое, какого-то сине-багрового цвета. По лбу и щекам ползали полчища мух, а она безмятежно дрыхла. Из-за забора, спугнув курицу, вышел мальчишка лет четырнадцати, подошел к дрыхнувшей бабе и стал лениво пинать ее ногой в разбитой кроссовке. Мне стало нехорошо от этого зрелища, Валера потянул меня за руку, и я с облегчением тронулась за ним, не спрашивая, куда мы направляемся. Он остановился возле закусочной и завертел головой, а высмотрев скамейку под кустом сирени, обрадовался.

– Посиди здесь, мне поговорить кое с кем надо, я быстро, не успеешь соскучиться.

– Валер, я так пить хочу, – стеснительно призналась я.

– Купи себе воды, – ткнул он рукой в сторону ларька, торговавшего всякой всячиной, и ушел.

Вздохнув, я уселась на лавку, пить хотелось просто зверски, но денег у меня с собой не было ни копейки. Я возила ногами по земле, усыпанной шелухой от семечек и бесчисленными окурками, и гадала, зачем он потащил меня с собой, с таким же успехом я могла бы сидеть дома, даже лучше было бы.

– Что так долго-то? – проворчала я, завидев Валеру.

– У тебя, случайно, водички не осталось? – улыбнулся он мне в ответ. – Шашлык такой острый, что одной бутылки пива мало оказалось.

– У меня денег нет.

– Ну, значит, дома попьем, – рассудил он.

Ссадив меня за несколько метров от моего дома, Валера заглянул мне в лицо:

– Ты чего такая кислая, не понравилось кататься?

– Не понравилось, – твердо ответила я.

– Тебе трудно угодить, – вполне искренне удивился он, – другая радовалась бы.

– Вот и катай других. – И я вырвала руку, которую он схватил.

– Да какая муха тебя укусила, в самом деле? Ты всегда такая капризная? – Валера уже заметно сердился.

– Всегда. – Я почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза, вот-вот потекут ручьем, и поторопилась уйти.

На следующий день Валера не появился, не появился он и через день, и через два. Симка тоже не появлялась. Я сначала разозлилась, потом подумала, что стоит мне самой к ней зайти. Симка не то ужинала, не то еще только собиралась, но в палисадник все же вышла.

– Чего не заходишь?

– А то ты не знаешь? – угрюмо отозвалась подружка.

Я вздохнула, вопрос глупый, конечно, но с чего-то же надо начать разговор.

– А у вас все, что ли? Больно быстро.

– Не знаю, – скрепя сердце выдавила я.

– Как не знаешь, коли уехал? – рассердилась Симка.

Я опустила голову и стала старательно рассматривать свои пыльные кеды, кеды как кеды, старые и пожелтели уже.

– Сим, а давай еще разок в пещеры слазим?

Симка от удивления только глазами лупала.

– Полезем, а? Только на этот раз фонарик обязательно бери, а я еще и кочергу возьму на всякий случай.

Симка подумала и кивнула.

– Вправду загадка века получилась, меня тоже любопытство берет, – скромно призналась она. Потом оглянулась по сторонам, словно в ее палисаднике мог прятаться отряд вражеской разведки, и продолжила шепотом: – Мне даже сон приснился про этих… про инопланетян, представляешь? А вдруг они там?

– Не чуди, Сим, нет там никаких инопланетян.

– А кто есть? – сурово допытывалась подруга.

– Да не знаю я!

– То-то!

Уговорились мы с Симкой в субботу на семь часов утра, она сама предложила так рано идти, чтобы «никто не застукал», по ее выражению. Я согласилась, мне чем раньше, тем лучше. Конечно же она проспала, прибежала в восемь всклокоченная, заспанная и с пустыми руками.

– Вот как хочешь, Симка, а я не пойду с тобой! Чеши домой, возьми фонарик и пару бутербродов хотя бы.

– Ага, разбежалась, бутербродов, так мне мамка их и даст!

– Да что ж она жадная у тебя такая, что ей два куска хлеба жалко для собственной дочери? – сделала я удивленный вид.

Симка посопела малость, но, видя, что я не намерена ей на этот раз потакать, поплелась за припасами.

Дорогой Симка трещала как заведенная. К немалому удивлению, я узнала, что Ромка с Галочкой никуда из деревни уезжать не собираются. Более того, оказывается, Ромка уже устроился работать на пилораму.

– Как-то это все странно, а как же город? Ромкина мать хвасталась, что квартиру ему там дали, мол, не надо больше деньги тратить на чужое жилье.

– И не квартиру вовсе, а комнату в коммуналке, – перебила меня подружка.

Так мы болтали почти до самых пещер, потом Симка примолкла и стала озираться. В первую пещеру мы залезли легко, лаз вроде бы еще шире стал, а подойдя к тому месту, где был ход во вторую, выпучили глаза. Хода не было. Непонятно кто тщательно, большими камнями заложил его да еще для крепости цементом замазал.

– Какой гад это сделал? – слегка дрожащим не то от удивления, не то от злости голосом громко вопросила Симка.

В ответ сверху на нас просыпалась тонкая струйка песка.

– Тихо! – прошипела я и дернула ее за руку.

– А что? – не сдавалась она.

– А то, что обвал своим криком сделаешь.

Симка вздохнула и полезла назад. Я задержалась немного, посветила по стенам, но нигде никакого прохода не заметила, а ведь был же еще и второй, мы именно в него тогда полезли сдуру, а теперь от него и следа не осталось.

– Ну что?

– Кранты, Симка, от второго хода даже метки не осталось, некуда теперь лезть.

– Зря ты, Тонька, кочергу тащила, – захихикала она. Потом, отбежав от меня на несколько метров, вдруг крикнула: – Айда купаться!

Странно, но мне послышалось эхо. Я стояла, раздумывала и вертела головой, а Симка уже раздевалась. Я тоже заспешила, скинула футболку, джинсы и в стареньком, выцветшем купальнике, что мне мать купила еще в восьмом классе, полезла в воду. Догнала Симку и макнула ее поглубже, как раз оказалось для этого подходящее место. Она вырвалась, завизжала, стала брызгаться, но у меня это лучше получалось. Мы вопили, кувыркались, но я нет-нет да поглядывала на берег – мне все время слышался какой-то отзвук. Накупавшись всласть, повалились на травку. Вскоре я стала одеваться, Симка удивилась, но я отмахнулась и полезла вверх обследовать разросшийся куст: нет ли за ним чего? Симка, хоть и повертела пальцем у виска, все же следила за моими поисками с большим интересом. И я таки нашла ее, эту щель проклятущую! Сначала мне было сомнительно, что я в нее влезу, уж больно узко, но голова и плечи прошли легко.

– Подожди, – засопела сзади возбужденная Симка, – боязно же, давай сначала посветим фонариком.

Предложение было хорошим, однако неосуществимым, лаз изгибался под углом, и пятно света упиралось в глинистую стенку.

– Елы-палы, не видно же ничего! – расстроилась подружка. Ее явно охватил азарт первооткрывателя, и она ринулась лезть первая.

– Эй, эй! – придержала я ее. – Тут может быть опасно, кто-то же облюбовал это место.

– Думаешь, медведь там? – округлила Симка глаза.

– Какой медведь, Сим? Он, что ли, по-твоему, цементом лаз замазал?

Несколько метров мы ползли на карачках, потом ход расширился, но выпрямиться было нельзя, шли согнувшись несколько минут и вдруг уперлись в стену. Дальше хода не было.

– Вот черт! Да свети ты! – вполголоса воскликнула я и стала ощупывать преграду.

– Не поминай здесь лукавого, – испуганно проскулила подружка, послушно включив фонарик.

– Никакого цемента, все натуральное, не пройдем здесь, – разочаровала я себя и ее.

– И что, зря лезли?

– Пойдем назад, я буду ощупывать эту стенку, а ты ту, что-то мы пропустили с тобой.

Дверь опять же нашла я, грубую, из необструганного дерева. Открыть эту таинственную дверку не удалось, сколько мы ни пыхтели, Симка ноготь сломала, я – два, да еще занозу в ладонь всадила здоровую. Измучившись, мы вылезли на белый свет. Симка молчала, но глядела вопросительно.

– Инструменты надо брать, – поделилась я пришедшей мыслью.

– Топор, что ли? – деловито уточнила она.

– Да нет, какой топор. Хотя… может, ты и права, без топора не получится.

– И какой же гад понаделал все это? – гадала она обратной дорогой.

А мне пришла мысль, которая все больше меня тревожила и томила: а не в слишком ли опасное дело мы лезем?

Догадками о том, кто мог сделать дверь и зачем, а главное, что находится за этой таинственной дверцей, я развлекалась до вечера. Пару раз из-за этих мыслей невпопад ответила бабульке, пока не получила от нее хорошую отповедь:

– Где летаешь, опять голову потеряла? Говорила тебе, что не будет никакого проку от этого городского прощелыги!

Под окном кто-то засвистел.

– Во, соловушка твоя прилетела, – продолжала ехидничать бабка.

Я вышла, кутаясь в драный бабкин платок и на ходу дожевывая пирожок. По другую сторону забора стоял Валера и смотрел на меня не сказать чтобы очень приветливо. Кусок пирога так и застрял у меня в глотке.

– Ты где целый день была, я два раза заходил к тебе!

Я чрезвычайно удивилась, почему бабка ни словечка не проронила мне об этом, но независимо ответила:

– На речке была, купалась.

– Не ври! Был я на речке, сам купался, да что-то тебя там не видел.

– Мало ли что ты не видел, речка длинная, разве ты всю ее обошел?

– Допустим, и с кем же ты купалась?

– А тебе что за печаль?

Валера опешил:

– Разве ты не со мной гуляешь?

Почему-то мне было приятно это услышать, но сдаваться я пока не спешила.

– Сама не разберу, с тобой или нет. Уехал куда-то, а мне ни гугу, не попрощался даже.

– Думал, за день обернусь, да не вышло, а тебя брать без толку, да и работаешь ты.

– Работаю, – подтвердила я. – Как же без работы, а ты нет, что ли? Больно отпуск у тебя длинный.

– Что-то ты мне сегодня не нравишься, завтра зайду, может, сговорчивее будешь, – после продолжительного молчания буркнул Валера.

Но назавтра, как обещал, он не пришел, я промаялась весь вечер в палисаднике, напрасно комаров кормила. А ночью Валера мне приснился. Что происходило во сне, не помню, помню только, что такой он был там хороший да ласковый, словно самый дорогой мне человек.

Как на работу пришла, так на меня и посыпалось! Сначала заглянул глава, Петр Семенович. Он то ли всегда сердит на меня, то ли глядеть ему на меня противно, но только в лицо мне не смотрит никогда, отвернется и цедит слова, словно деньги в долг дает.

– Семинар завтра в районе, велели явиться.

– Какой семинар? – удивилась я такой новости.

– Обыкновенный, какой всегда бывает.

– А почему я ни про какие семинары не знаю?

– Потому что не сообщал я тебе ничего про них, – очень буднично ответил глава. – На чем ты на этот семинар поедешь, а? Уж не думаешь ли, что я тебе мою машину дам, а сам пешедралом пойду?

– Так и сейчас бы не говорили, зачем?

– А сильно злятся они там на тебя, – с удовольствием объяснил мне Петр Семенович, – аж раскричалась тетка твоя, которая по культуре, забыл, как зовут. Короче, завтра полдевятого подходи к моему дому, захвачу тебя с собой, обратно – на попутке доберешься.

Я только покрутила ему вслед головой. Уже после работы, когда я прикрепляла на дверь бумажку, что меня завтра не будет, прилетела Симка. Прочитала бумаженцию, обрадовалась сдуру:

– С утра завтра полезем, да?

– Не знаю, куда ты полезешь, а я в район.

Симка надула губы.

– Ну ведь договорились же! – Но тут до нее наконец дошло про район, глаза подружки моментально заблестели. – Ой, ты едешь, да? И с кем, с Валерой? А зачем?

– С Петром Семеновичем, он меня подвезет.

Услышав про семинар, Симка заметно поскучнела.

– Ну наконец-то Черныши изволили явиться!

Мое жалкое объяснение, что мне не на чем приезжать, было отметено категорически. Следующие три часа я провела в сложной борьбе с сонной одурью и недоумением. Ничего нового и дельного я не услышала. Хорошо хоть не уснула. Когда все закончилось и основная масса потянулась к выходу, я потрусила за ними. Спустившись вниз, толпа стала растекаться на отдельные ручейки. Я растерялась, но тут меня окликнула одна из женщин с полным румяным лицом и в удивительно пестром платье:

– Ты ведь Кострикова Тоня? Чернышовская, да? Я не сразу тебя приметила, но потом гляжу, знакомое лицо. Ты что же, не узнаешь меня? – Я отрицательно покачала головой. – Да я ж Головкина Аделаида, в Печорах клубом заведую, ну и библиотекой, само собой, у нас-то все едино, а не врозь, как у вас. Да я у тебя и в библиотеке была, ну, с комиссией, помнишь?

Я обрадованно закивала.

– Пойдем-ка, Тоня, чайку попьем или водички какой, страсть как пить хочу, прямо глотка вся пересохла.

Немного денежек у меня с собой было, я взяла себе в буфете стакан холодного чая с лимоном и маленькую булочку с кунжутом, очень уж есть захотелось. Аделаида потом пошла искать своих, у нее было местечко в чьей-то машине. Я вздохнула, проводила завистливым взглядом их запыленный «козлик» и побрела на окраину ловить попутку. Ловила я ее долго. Может, слишком робко руку поднимала или не внушала никому симпатии, но никто не хотел останавливаться.

Когда же наконец возле меня затормозила машина, я даже заморгала от удивления.

– Садись, тебе куда?

– В Че-черныши, – с трудом выдавила я из себя.

– Хорошо, по дороге, значит.

Кое-как я залезла в машину, оказавшуюся неожиданно высокой, и примостилась на сиденье.

– Тебя как зовут-то? – спросил мужчина, трогаясь с места.

– Тоня. Кострикова Тоня.

– Надо же, – удивился он, – редкое имя, у меня ни одной знакомой с таким именем нет, ты первая будешь.

Мне показалось, что он смеется надо мной, и я покосилась в его сторону. У него оказалось крупное лицо с сильно загорелой кожей, коротко стриженные волосы с проседью на висках, черные небольшие усы, и он вправду улыбался. Видно, заметил, что я его изучаю.

– Ну что, нравлюсь я тебе?

С перепугу я начала что-то блеять, но он успокоил:

– Да шучу я, чего ты так всполошилась? Приятно же подвезти молодую красивую девушку, вот и настроение хорошее. Меня, кстати, зовут Александр Николаевич Самойленко, хоть ты и не спрашиваешь.

Я сидела пунцовая до самой шеи, до того он смутил меня своим неожиданным комплиментом, невмоготу мне что-то от этого стало, хотелось возразить.

– Разве ж я красивая?

– Конечно, – незамедлительно последовал уверенный ответ, – а что, кто-то думает иначе? Не верь ему, просто у него испорченный вкус.

Теперь мне сразу захотелось заплакать или лучше провалиться куда-нибудь, и я почти шепотом проговорила:

– Нога у меня.

– Что – нога? – насторожился Александр Николаевич и, отвлекшись от дороги, посмотрел на мои ноги.

Я натянула подол на коленки, мысленно выругав себя, что поехала в юбке, а не в брюках, но старые мои джинсы не таковы, чтобы ехать в них на семинар.

– Ноги как ноги, не придумывай. Вы, девчонки, любите сочинять себе страдания: то нос не такой, то глаза, то ноги. Носи, что Бог дал, и держи выше голову!

От такой отповеди я пришла немного в себя и сумела объяснить:

– Нога была у меня сломана и срослась как-то неправильно, вот и прихрамываю иногда.

– Ну, это ерунда, но все равно жаль, а поправить нельзя?

– Что? – растерялась я.

– Ногу твою, операцию какую-нибудь сделать, это ведь не проблема в наше время.

Я задумалась. Как-то раньше мне никогда не приходило в голову, что беду мою можно поправить, думала, что так и мыкаться мне до самой смерти.

– Деньги нужны, наверно, большие, – рискнула я предположить.

– Сколько-то нужно, конечно, как же без этого? Ну а что родители, неужто не дадут?

Я приуныла:

– Какие родители?

– Ну-ну, родители у всех есть, или ты сирота горемычная?

Я опять заалела, поражаясь тому, как ловко удается этому человеку несколькими словами вгонять меня в краску.

– Чего примолкла, есть у тебя родители или нет?

– Есть, мама и бабушка.

Этого ему почему-то показалось мало.

– А отца нет?

– Отца нет, отчим только.

– Только! Это же мужик! – обрадовался неизвестно чему Самойленко. – Вот пусть он и даст денег тебе на операцию.

Я возмущенно завозилась, подол юбки немедленно пополз вверх, пришлось опять за него хвататься.

– Как же, даст! Да он мне скорее вторую ногу сломает, чем хоть на рубль раскошелится!

– Ишь ты, суровый он у тебя, однако, мужик! – присвистнул Александр Николаевич.

– Слава богу, не у меня, у матери, я с бабушкой теперь живу, – не удержалась я от пояснений.

Он опять внимательно и цепко посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Мне вспомнился робкий, виновато-обожающий взгляд, каким мать смотрит на отчима, и в очередной раз сердце захлестнула едкая горечь пополам с жалостью.

– Показывай, где бабушка твоя живет?

Я очнулась и с удивлением увидела, что мы уже в Чернышах, ничего себе, быстро доехали, с ветерком.

– Сколько я должна? – стесняясь и потому хрипло, спросила я.

– Э-э, милая, да у тебя денег не хватит расплатиться со мной.

Я испуганно уставилась на него и обнаружила, что он смеется.

– До чего же ты пугливая, прямо ничего сказать тебе нельзя! Беги домой, я по этой трассе часто езжу, может, и увидимся еще когда.

Я скомканно его поблагодарила и выбралась из машины, чуть не упав, потому что забыла, какая она высокая. Александр Николаевич ловко поддержал меня под локоть, перегнувшись через сиденье. Я подождала, пока он развернется и уедет, помахала ему вслед рукой, обернулась к дому и чуть не упала вторично. На лавочке перед палисадником сидели Симка с открытым ртом и очень мрачный Валера. Мало того, еще в окошке маячила бабка, чье выражение лица тоже не сулило мне ничего хорошего.