Баллада. Осенние пляски фей Стивотер Мэгги
— Я боюсь. — Руки Нуалы напряглись в моих ладонях. — Если бы ты мог прочесть мои мысли, ты бы не думал, что я храбрая.
Я посмотрел на нее:
— И о чем твои мысли?
Она сразу же опустила глаза на наши руки. Они каким-то образом переплелись: мои, грубые, исписанные пальцы и ее, чистые и тонкие.
— О том, как это трудно. Как несправедливо. Как ужасно больно гореть заживо.
— Тогда зачем ты идешь в костер? Если ты уверена, что в Хеллоуин умрешь на костре, почему не запереться где-нибудь? А когда зажгутся костры и тебя попросят выйти, ты скажешь им засунуть спички куда подальше.
Нуала обожгла меня самым уничижительным взглядом за всю историю существования уничижительных взглядов.
— Какая замечательная мысль. Мне бы это никогда и в голову не пришло. Наверняка ни одну предыдущую версию меня она тоже не посещала. Идиот.
— Ладно, ладно, я понял. Подозреваю, что сейчас получу еще один такой же взгляд, но… ты уверена?
— Насчет чего? Что ты — идиот?
Нуала презрительно рассмеялась. Ее пальцы дрожали в моих руках, и я легонько сжал их:
— Ты уверена, что тебя сожгут?
— А ты был уверен, что умрешь в автокатастрофе? — Подловила. — Я просто знаю, понятно? И остальные знают, и миллионы фей мне говорили, но даже до этого я знала сама. — Нуала обхватила себя руками, чтобы успокоиться. — Последние несколько лет я думала, что больнее всего умирать, потому что вспомнить мне особо нечего. Ничего такого, что я не могла бы повторить. Теперь я думаю, что больней всего будет забыть. Я не хочу забывать.
— Что изменилось?
Нуала уставилась на меня и яростно ответила:
— Ты! Ты, идиот! Ты все испортил!
Неправильно говорят «у меня сердце замерло». На самом деле происходит вот что: сердце как-то… запинается и хочет постоять секундочку, пока не вспоминает, что ему положено биться.
— Черт, Нуала. Нет. Только не я. Я же самоуверенный дурак.
Она дернула меня за руки:
— Заткнись! Я и так знаю, что ты придурок.
— Слава богу.
— Я думала о привлекательности. У меня есть теория. Про любовь.
Она на меня не смотрела.
Я с трудом выдавил:
— Интересно послушать.
Нуала ответила тяжелым взглядом:
— Заткнись. Полагаю, любовь не имеет отношения к объекту любви. Ну разве что самую малость. Ты сам важнее. Ну, как если бы ты влю… если бы тебе понравилась совершенно эгоистичная дура. Неважно, какая она. Важны твои личные ощущения. Если с ней ты чувствуешь себя как самый лучший человек в мире, она тебе нравится. И совершенно не нужно, чтобы она была милая и симпатичная.
Я облизал нижнюю губу:
— Получается инструкция к любви для эгоистов: дело не в тебе, детка, я влюблен в себя.
Она застенчиво улыбнулась:
— Я не сомневалась, что ты поймешь. — Нуала ненадолго замолчала, а затем продолжила, как будто не могла остановиться, как будто слова сами из нее сыпались: — Мне нравится, как я сейчас выгляжу. Мне нравится, как я себя веду. Все думают, что я наброшусь на тебя и высосу из тебя жизнь, что ты мне очень нужен, потому что ты — замечательный волынщик. Они думают, что я не смогу устоять. Ан нет. Вот он ты, выглядишь потрясающе, а я у тебя ничего не взяла. И не хочу брать. Ну то есть хочу, просто умираю, как хочу, но я не желаю, чтобы ты ради меня отдавал даже часть своей жизни. Со мной такого раньше не было. Я собой… горжусь. Я — не просто пиявка. Я — не просто фея. Я не хочу тебя использовать. Я просто хочу быть такой, какая я есть, когда ты рядом.
Я не знал, что ответить. Я не знал, что чувствую. Я не хотел писать на руках. Я не хотел вскочить и выбежать из комнаты. Я не чувствовал неловкости, испуга, холода, голода… Я просто хотел сидеть с ней вот так, соприкасаясь коленями и опустив лоб на наши сплетенные пальцы.
— Я не хочу забывать, что не убила тебя потому, что влюбилась, — сказала Нуала. Ее голос звучал странно, ей трудно было говорить эти слова. — Можешь не отвечать. Я знаю, что ты любишь свою глупую, эгоистичную недевушку, а не меня. И ладно. Я просто…
Я потянулся и поцеловал ее. Она не ожидала этого, потому что ее губы еще пытались произнести следующее слово, когда я их коснулся. Моя кожа чуть натянулась от холода при поцелуе, но мурашек не было.
Я откинулся в кресле и закрыл глаза. Снова открыл. Закусил нижнюю губу, на которой еще оставался вкус лета и Нуалы.
— Ничего? — спросил я.
Ее голос был таким невероятно небрежным, что я понял: она очень старается.
— Поцелуй был ничего. Не обольщайся, далеко не лучший поцелуй от начала времен, но…
— Ничего, что я тебя поцеловал? — очень медленно и осторожно уточнил я, потому что я и сам пытался это понять.
Нуала просто смотрела на меня, а я смотрел на нее, а потом она расплела наши пальцы и отодвинула свои колени от моих, чтобы встать. Потом еще немножко посмотрела на меня с высоты своего роста, окруженная ореолом светлых волос. Я не мог оторвать от нее глаз и даже забыл следить за собственным выражением лица.
Нуала медленно устроилась у меня на коленях, подогнув свои гладкие пахнущие летом ноги. Черт. Я все еще пытался не утратить самообладания, когда она взяла мои руки и соединила их у себя за спиной.
Наконец она потянулась ко мне с загадочной, хулиганской улыбкой, и эта улыбка завела меня, как ничто другое.
И она меня поцеловала.
Если поцелуешь фею, можно попасть в ад.
Я поцеловал ее в ответ.
Я проснулся за секунду до того, как услышал ее голос:
— Проснись! На улице кто-то есть.
Я открыл глаза. Правая нога затекла, потому что на ней сидела Нуала, втиснувшаяся вместе со мной в самое удобное в мире кресло.
— Черт, — прошипел я, — в ногу будто иголок навтыкали.
Нуала тихо сползла с кресла и удивленно посмотрела на свою руку, поняв, что я все еще держу ее пальцы. Я использовал ее как противовес, чтобы выбраться из кресла самому, и поморщился, когда ступил занемевшей ногой на пол.
«Что мы делаем?»
— Давай послушаем, — едва слышно пробормотала Нуала.
Держась за руки, мы дошли до задней двери. Ну то есть Нуала дошла, а я дохромал. Идиотизм. Мы остановились рядом с дверью, окутанные теплой темнотой, крепко держась за руки.
Теперь и я услышал.
«Салливан».
Снаружи звучало два голоса; один из них, ясный и неумолимый, точно принадлежал Салливану.
— …что вы делаете среди ночи возле общежитий?
Другой голос был надменный, женский и почему-то очень знакомый.
— У меня здесь недалеко палатка. Я не могла уснуть и решила пойти в город.
— Черта с два. Я видел, как вы жгли тимьян. Думаете, я не знаю, что здесь что-то происходит?
Нуала наклонилась ко мне и прошептала прямо в ухо, так, чтобы никто больше не слышал:
— Мне знаком ее голос. Она убивает одиноких фей.
У меня не было времени удивляться тому, что голос знаком и мне, — по другую сторону двери продолжался разговор.
— По-моему, вы считаете себя умнее, чем вы есть, — произнес знакомый голос. Я почти вспомнил, кто это, по одной только снисходительности, которой сочилось каждое слово. — Я думаю, вам стоит отпустить мою руку, пока я не решила пойти в полицию и рассказать о вас что-то очень неприятное.
— Человек, — прошептала Нуала, взглянув на меня.
— Мэм, — ледяным голосом отчеканил Салливан, — не надо мне угрожать. Я видел тех, кто намного хуже вас. — Пауза, звуки борьбы. — Вы никуда не пойдете, пока не объясните мне, зачем вы вызывали Их к общежитию, где спят мои ученики. И не врите о палатках и сборе трав, я все знаю. Все.
— Не ваше дело. Если вы знаете о Них, то должны знать, что безопаснее не совать свой нос в чужие дела.
«Делия, — вдруг подумал я, и Нуала нахмурилась, не узнавая имени. — Тетка Ди. Давным-давно феи спасли ей жизнь, и с тех пор она им помогает».
Брови Нуалы резко изогнулись.
— Не указывайте мне, что делать. Я отдал два года жизни, чтобы этим детям не пришлось проходить через то, что случилось со мной, — прорычал Салливан, — но я не подозревал, что нужно волноваться и о людях. Выкладывайте. Зачем вы здесь?
— Хорошо, — холодно ответила Делия. — Я использовала здешнюю музыку, чтобы вызвать кого-нибудь из дайне сидов. Один из них задолжал мне услугу.
— Я, должно быть, выгляжу легковерным простаком?
— По правде говоря, вы выглядите очень хрупким.
Последовала долгая пауза; интересно, что заполняет ее по другую сторону двери?
— Вам есть что терять, и я знаю кое-кого, кто будет рад освободить вас от ноши.
— Вы горько ошибаетесь, — мрачно ответил Салливан. — Благодаря вашим друзьям, я восхитительно свободен от привязанностей и материальных накоплений. Зато вам я могу причинить значительные неудобства.
— Я оказываю услуги новой Королеве, — сдалась Делия. — Делаю то, что необходимо для новой политики. То, что Они не могут сделать сами.
— Новой Королеве? — слабым голосом переспросил Саллван. — Элеонор?
Мое сердце замерло. Откуда Салливан знает ее имя?
— Да, Элеонор. Я помогаю ей, а она помогает мне.
— Почему она здесь?
Тишина. Что там: кивок или качание головой?
Снова тревожный голос Салливана.
— Здесь есть клеверхенд?
— И вы говорите, что защищаете детей!.. — рассмеялась Делия. — Вы вообще ничего не знаете.
— Кто он? — спросил Салливан.
Некоторое время было тихо, а потом что-то ударило в дверь, и мы с Нуалой подпрыгнули от неожиданности.
Я едва узнал в рычании голос Салливана:
— Я убил одного из Них. Уверен, с человеком справиться будет гораздо легче. Не играй со мной.
Голос Дели сочился ядом:
— Уберите руки.
Еще один удар в дверь.
— Слушайте, — приглушенно выговорила Делия. — По сути, вы с Ними хотите одного и того же. Вы хотите, чтобы Они убрались из мира людей, а Они хотят, чтобы люди оставили в покое Их мир. Я убиваю фей, которые имеют дело с людьми, а Они убьют людей, которые знаются с феями. Да, возможно, некоторые ваши, — (презрительно), — ученики умрут. Но в конечном итоге вмешиваться глупо.
— Почему? Почему сейчас?
— Если вы знакомы с Элеонор, то знаете, что у Них не спрашивают «почему», — ответила Делия. — Слышите, Они идут? Им не понравится, что вы мне докучаете. На вашем месте я бы меня отпустила.
— Чтобы я вас больше на территории школы не видел!
— Не увидите.
Затем настала тишина, и мы с Нуалой отошли от двери в тень, ожидая, что Салливан зайдет внутрь. Но дверь оставалась закрытой, а за ней оставался Салливан со своими секретами.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
я должна быть не здесь а с ними. они состоят из музыки и я тоже. я должна быть с люком. он вчера сказал что любит меня. мне нужно было это слышать, иногда он такой странный и легкомысленный что мне приходится вспоминать как он выглядел раньше.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Оказалось, что мы с Полом — самые умные дураки, каких только видел мир, потому что пьеса не ладилась. С нами были Меган и Эрик, который стоял, опершись на спинку стула в ожидании своей реплики. Я сказал Салливану, что мы еще можем репетировать без него. И хорошо, потому что пока у нас получалось только выставлять себя круглыми идиотами.
Меган, стоявшая у рояля, мяла листки с текстом, и это здорово действовало на нервы, но я пытался не отвлекаться и слушать. Она обращалась ко мне, однако не смотрела в мою сторону, потому что еще не выучила роль. Произносила все реплики монотонно, без выражения, и все слова сливались в одно: «Салонныештучкилеонловкостьруквотивсе».
Я переступил с ноги на ногу:
— Почему сцена липкая? Как будто кто-то выпил банку меда, а потом его здесь стошнило. И может, он еще помочился сверху.
— У тебя другая реплика! — воскликнул Пол.
— Неужели? — ехидно спросил Эрик, недовольный тем, что мы до сих пор не дошли до сцен, где участвует хотя бы один из его персонажей.
— Мне мешает этот дурацкий рояль, — заявил я, глядя мимо Меган. — Как думаете, сумеем убрать его со сцены, когда понадобится?
— Чего ты прицепился к роялю? — спросила Меган, взмахнув мятым сценарием. — Можно продолжать?
— Скажи последнюю реплику еще раз, — предложил Пол.
По-моему, ей нужно будет повторить реплику еще раз десять, прежде чем она зазвучит по-человечески, а не так, будто ее выдает автомат в форме женщины, но хоть раз — и то хорошо.
Меган еще раз взмахнула чертовым сценарием и повторила:
— СалонныештучкиЛеонловкостьруквотивсе.
Я чувствовал себя глупо, обращаясь к лицу Меган, поэтому я смотрел на ее макушку, пока она изучала смятые листы.
— Я был там, Анна. Я все видел… Полный бред.
— Этого нет в тексте! — воскликнул Пол.
— Неужели? — спросил Эрик. — Зато правда.
— Я проголодался, — жалобно протянул Пол.
Пришлось пообещать им китайской еды из ресторана, если мы пропустим общий ужин ради репетиции.
Я хотел написать на руке «автомат», но вместо этого залез в карман и схватился за камень Нуалы. Я отчаянно оглаживал его пальцами, глядя в текст и пытаясь понять, почему я чувствую себя так невыразимо глупо.
— Пока не пройдем сцену с Эриком, никакой еды. Тут всей пьесы на полчаса.
Дверь скрипнула, и мы виновато вскинулись, как будто нас поймали на чем-то худшем, чем плохая игра в пьесе, битком набитой метафорами. Я увидел, как Пол беззвучно артикулирует в мою сторону: «Ничего себе» — за мгновение до того, как я понял, что в красную дверь вошла Нуала.
Она прошла посередине между складными стульями, не обращая внимания на чужие взгляды, взобралась на сцену, подошла и выдернула текст у меня из рук. В обтягивающих клешеных джинсах и желтой футболке с длинными рукавами она выглядела как амазонка, из-под майки выглядывала дразнящая полоска живота, а черные буквы на рукавах повторяли «твоирукитвоирукитвоируки».
Я пытался сохранять нормальное выражение лица, но мне почему-то все время хотелось расплыться в улыбке, поэтому я опустил глаза и объявил:
— Народ, это Нуала.
— Привет, — сказала она, — я пришла, чтобы вы не провалили пьесу. Вы согласны?
— О да, — прошептал Пол.
Меган ревниво и сердито посмотрела на Нуалу. Ничего, переживет.
— Хорошо. Пройдите первую сцену еще раз, — велела Нуала.
Я ждал, что кто-то оспорит ее право командовать, но никто и не пикнул. Наверное, мы все были слишком рады, что появился кто-то знающий или хотя бы готовый взять на себя ответственность. Она вопросительно подняла дьявольски изящную бровь и посмотрела на меня, словно спрашивая, не возражаю ли я.
«Раньше ты меня не особо спрашивала», — подумал я, и она ухмыльнулась в ответ.
Нуала легонько прикоснулась к моей руке — там, где не было надписей, — и снова передала мне текст. Глупая улыбка все время грозила выползти на мое лицо, поэтому я закусил нижнюю губу и смотрел в слова, пока не справился с собой.
— Все готовы?
Нуала с хищным видом села на корточки у края сцены, и мы погнали первый эпизод, под ее взглядом чувствуя себя еще глупее.
— Да, — сказал она, останавливая действие, — вы играете просто кошмарно.
— А кто тебе дал право критиковать? — спросила Меган.
Нуала подняла руку, как будто говоря «молчи», и нахмурилась, глядя в текст:
— Для начала. Джеймс, ты не должен играть Леона. Его должен играть Кру… Пол. Почему он играет Кэмпбелла? Кэмпбелл — гениальный музыкант с манией величия, которого никто не понимает. Совершенно ясно, что эта роль для тебя.
Остальные рассмеялись.
— Все так очевидно? — спросил я.
— Не прикидывайся, — сказала Нуала, — тут намеки такие же деликатные, как бубонная чума. Трусливое общество, разрывающее на части гениального непонятого мага Кэмпбелла и его верного друга Леона. О ком же здесь говорится? Не могу понять. Но в этом часть обаяния пьесы. — Она ткнула пальцем в сторону Меган, и та дернулась, будто Нуала навела на нее лазер. — Тебе будет легче обращаться к Полу, чем к Джеймсу, потому что Джеймс в роли Леона — это… — Очевидно, мысль казалась ей такой дурацкой, Что она даже не могла придумать подходящего сравнения. — В общем, попробуй. И представь, что Анна — это ты. Ты разве не читала пьесу? Не помнишь, что с ней случилось?
— Ну, по сравнению с Леоном и Кэмпбеллом — ничего, — фыркнула Меган.
— Значит, плохо читала. — Нуала пролистала рукопись, стараясь не мять страницы — за одно это я готов был ее обожать, — и ткнула в текст: — Вот, смотри. Кризис веры. Подавай каждую реплику так, чтобы, когда ты скажешь главные слова, зал ахнул и вместе с Анной почувствовал, будто у них землю выбили из-под ног.
Меган посмотрела на реплику:
— Я как-то об этом не думала.
Нуала пожала плечами — «Оно и видно» — и развернулась ко мне:
— Теперь ты. В самом начале ты произносишь текст Пола, обращаясь к зрителям как Кэмпбелл. Нужно объяснять, что ты должен поверить в реальность своего персонажа и заставить поверить нас?
Она знала, что не нужно. Мне даже не пришлось забирать у нее текст — я уже выучил первую страницу.
— Подождите. — Нуала подошла к выключателям, погасила свет над зрительным залом и включила свет на сцене, превратив ее в островок света в море тьмы.
Вдруг все стало взаправду.
— Начинай, — велела она мне и указала: — Вот с этого места.
Я вышел на авансцену — будь Кэмпбеллом — и раскинул руки в стороны, будто приветствуя зрителей или вызывая кого-то с небес.
— Добро пожаловать, леди и джентльмены. Меня зовут Ян Эверетт Иоганн Кэмпбелл, третий и последний. Надеюсь, я смогу завладеть вашим вниманием. То, что вы увидите сегодня, — чистая правда. Не удивительная, не шокирующая, не возмутительная, но совершенно точно — правда. О чем… — я сделал паузу, — я искренне сожалею.
Я опустил руки, закусил губу, посмотрел на сцену, развернулся и ушел. В зрительном зале захлопал Эрик, а я присоединился к Нуале у края сцены.
— Так-то лучше, — прошептала она мне. Впрочем, я и сам это знал. Мы смотрели, как Пол и Меган изображают Леона и Анну, и — чудо из чудес! — Полу эта роль давалась лучше, чем мне, а его присутствие — а может, речь Нуалы — сделали из Меган настоящую Анну. Они еще подглядывали в текст, но в целом выглядели… убедительно.
— Салонные штучки, Леон. Ловкость рук, — говорила Меган. Даже плечами пожала, совсем как живой человек. — Вот и все.
Пол оправдывался, как настоящий Леон:
— Я был там, Анна. Я все видел. Женщина в зале заплакала. Они думали, что это все — правда. Знали, что это все — правда.
Нуала ущипнула меня за руку, и когда я развернулся к ней, то увидел, что она прямо светится радостью созидания. А я всю жизнь принимал это счастье как должное.
«Спасибо, Иззи Леопард», — подумал я.
— Вы бы без меня не справились, — ответила она. На самом деле она сказала: «И тебе спасибо».
Девочек в Сьюард-холл не пускали (в случае нарушения правила нам грозило усекновение важных частей тела, которые потом отправлялись экспресс-почтой домой к родителям), поэтому мы дождались курьера с китайской едой у двери, а затем вытащили самые удобные в мире кресла из вестибюля на замощенную кирпичами площадку.
Вечер был роскошный — холмы за общежитием полыхали желтым, красным и золотым. Было уже слишком холодно для кровососущих насекомых, но еще достаточно тепло, чтобы не мерзнуть. На свете нет ничего вкуснее, чем жареный рис с цыпленком; мы ели прямо из коробок пластиковыми вилками, сидя на самых удобных в мире креслах. Нуала устроилась на подлокотнике рядом со мной.
— Говорю вам, есть люди, у которых аллергия на воду, — настаивал Пол в промежутках между кусочками чего-то красного и склизкого на вид.
— Аллергии на воду не бывает, — возразила Меган, — человеческое тело состоит из воды процентов на девяносто.
— Не девяносто. Ни в ком нет девяноста процентов воды, разве что в миссис Тивс. Она практически хлюпает при ходьбе.
Эрик фыркнул и подавился рисом.
— Очаровательно, — прокомментировала Меган, наблюдая, как Эрик ногой сметает рис с кирпичей. — В общем, аллергии на воду не бывает. Это как аллергия на дыхание.
Нуала одарила Меган уничижительным взглядом и заявила:
— Бывает. За всю историю зарегистрировано всего несколько случаев. Я читала. Болезнь такая редкая, что врачи целую вечность не могли поставить диагноз, а теперь этим людям приходится следовать каким-то странным процедурам, чтобы нормальная жизнь их не убила.
Пол благодарно взглянул на Нуалу и добавил:
— Как с аллергией на солнечный свет. Такие люди обычно еще в младенчестве сильно обгорают, и если они продолжают находиться на солнце, в конечном итоге их съедает рак. Им все время нужно сидеть в доме, задернув шторы, а то по всему телу идут волдыри.
— Ужасно, — сказал Эрик. — Как аллергия на себя самого. Или на жизнь.
Нуала посмотрела вдаль, на холмы. Я обхватил ее запястье пальцами и предложил ей немного риса:
— Хочешь попробовать?
Она посмотрела на меня, будто говоря: «Ты шутишь?», но, то ли из любопытства, то ли чтобы выглядеть человечнее перед остальной компанией, наклонилась ко мне и открыла рот. Я ухитрился не рассыпать рис, что не так просто, как кажется, и только одно зернышко прилипло к ее нижней губе, опасно покачиваясь, пока она осторожно жевала и глотала остальное.
— У тебя… — Я показал на ее губы и потянулся за салфеткой, вот только они все были у Меган. Нуала могла просто смахнуть рисинку, но вместо этого она наклонилась ко мне, щекоча меня своими чудесно пахнущими волосами.
Так и вышло, что, когда к нам подошла Ди, я осторожно снимал губами рис с губ Нуалы.
— Привет, Ди, — сказал Пол, широко распахнув глаза и всем видом выражая готовность наблюдать за приближающимся взрывом.
Мы с Нуалой неторопливо отстранились друг от друга, и я, сглотнув, развернулся к Ди. Мне без всякой причины захотелось рассмеяться.
«Ну, каково оно, Ди?»
Ее позолоченное закатом лицо окаменело.
— Привет, Джеймс.
— Привет.
Правильный голос. Небрежный. «Привет, Ди, я тут сижу и ем рис вместе с симпатичной девчонкой. А у тебя как дела?»
Нуала медленно расплывалась в улыбке.
— Вы заказали еду с доставкой? — спросила Ди, хотя это и так было понятно.
— Не-а… — ответил я. — Пол угнал машину, и оказалось, что на ней курьер из китайского ресторана развозил еду. Двойная удача.
Она не улыбнулась.
Зато Нуала — да.
— Здесь на всех хватит, — сказала Нуала. Она посмотрела на меня, и я услышал в ее голосе резкие нотки. — Можем поделиться.
Ди посмотрела на меня и холодно заметила:
Читать бесплатно другие книги:
