Служебный разбой (сборник) Казанцев Кирилл

Интересно, умер уже его сын в больнице или еще жив? На стажера Сергей бросил суровый взгляд (на всякий случай).

– Да… да…

Контенко стоял спиной к журналистам. Сергей не мог видеть выражения его лица. Секунды тянулись… Что говорили старику?

– Спасибо. Еду.

Опустив трубку на рычаги, Контенко, не оборачиваясь, вышел из зала. Сергей, неожиданно для себя, вскочил и побежал за ним. Он опишет в своей статье первую реакцию известного поэта на столь роковое известие – покушение на сына. Надо было видеть его лицо.

Вылетев в коридор, Сергей наткнулся на крупнотелую глыбу Контенко. Тот стоял и смотрел перед собой. Конечно, он был потрясен.

– Иван Анатольевич, что-то стряслось?

Контенко незряче упер свой взгляд в лицо Бянко.

– Вы знали о моем сыне?

– Ничего, – с готовностью солгал Сергей. – Что с ним?

Контенко расслабился.

– Несчастье. Он в больнице. Автокатастрофа. Ничего конкретного мне не сказали. Но он жив!

– Вы туда?

– Да. Немедленно. Посему, прошу прощения, интервью отменяется.

– Я поеду с вами.

– Зачем?

– Я журналист!

– Молодой человек, надо быть не просто журналистом, нужна еще элементарная порядочность.

Они оба вернулись в зал. Анисим подозрительно быстро отошел от шкафов с книгами и сувенирными статуэтками.

– Будем говорить дальше? – преувеличенно бодро спросил он, потянувшись к лежащему на диване диктофону.

– Нет. Мы уходим, – сказал Бянко.

От коттеджа Контенко Сергей и Анисим шли молча. Недалеко от автобусной остановки их обогнал «Фольксваген» новой модели – Контенко, лично восседая за рулем, помчался в больницу.

Да, сын старика был не просто другом Мулатова. Неспроста кричал пьяный поэт в радиокомитете о «другой» ориентации сына. На гонорары от поэм такой машины не купишь. Артем Контенко здорово расслаблял Мулатова пассивными ласками, раз раскрутил бандита на такую дорогую иномарку.

А кто был другом Мулатова, так это артист Навоков. Сергей лично знал Навокова и от него знал о дружбе того с Мулатовым. От него же знал и об «отношениях» Артема Контенко с бандитом.

Следовало ехать к Навокову и переговорить с ним. Как говорится, требовалось ковать железо, пока было горячо.

– Едем!

– Куда? – очнулся от своих дум Аннус.

– Есть один человек, – Сергей нетерпеливо оглядел дорогу – пассажирского транспорта не наблюдалось. Стояло одно такси у продуктового киоска, но на такси не было денег. – Человек есть, и ехать к нему надо прямо сейчас. Только не на чем.

Бянко ощущал в мозгу жгучие позывы – хотелось побыстрее все узнать и сочно расписать в статье. Он уже представлял ее: сначала интервью с отцом Артема Контенко, авторский комментарий, потом несколько фраз Навокова о Мулатове, опять авторский комментарий, потом еще чьи-нибудь слова по теме…

– Едем на такси, – сказал стажер.

– Откуда у тебя деньги?

Аннус, белозубо улыбаясь, вдруг вытащил из кармана брюк согнутые пополам доллары – полусотни и десятки.

– Нашел.

– Ты поэта обворовал?

– Не хороший шутка.

– Я всегда зло шучу. Едем!

Столковавшись с таксистом об оплате проезда валютой, помчались в город искать Навокова.

Навоков был высоким толстяком с выпученными глазами и жалобно сложенными пухлыми губами. Сергей относился к нему с презрительной иронией, но окончательно обидеть не желал – не ему, Сергею Бянко, судить: каждый живет, как может и как хочет. Скорее все-таки как может – хотим мы все жить только хорошо, а хорошо не всегда получается. Вот и Навокову, несмотря на природную холеность, стать знаменитым не удавалось. В театре его зажимали, давая мелкие второсортные роли, зато очень часто звали озвучивать мультфильмы – он очень похоже выводил своими пухлыми губами жужжание мух и жуков. Но везде платили мало.

Супруга Навокова, устав терпеть нужду, выгнала актера. Оставшись с дочерью-школьницей, она зарабатывала на хлеб с маслом фасовщицей в супермаркете, а в свободное время убирала подъезды. Дочь помогала. Муж же, артист Навоков, не нашел иного выхода, как переселиться к своей теще. Теща женщина была добрая, и, прожив с ней бок о бок в ее однокомнатной квартире месяц, артист склонил пожилую даму к плотскому греху. Расточая любимой теще интимные ласки, Навоков немного расслабился – теща зятевскую зарплату не требовала, а, наоборот, делила пенсию на двоих. Но иногда Навоков грустил.

Сергей и Анисим как раз застали артиста в секунду грусти – он стоял в больших наушниках перед микрофоном, готовясь озвучивать очередную мультфильмовскую роль, и грустил. Навоков был отделен от коридора, где стояли Сергей и Анисим, прозрачной стеной из плексигласа. На двери студии красовалась табличка: «Не шуметь! Не входить!»

– Внимание! Начали! – откуда-то из пустоты прогремел голос звукорежиссера.

На экране возник нарисованный компьютерной графикой толстый, похожий на человечка, навозный жук. Жук летел.

Навоков напрягся и зажужжал, шевеля губами:

– Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж.

Жук лихо приземлился перед смешной и маленькой козявкой.

– Стоп! – вскрикнул из темноты звукорежиссер. – Записано. Спасибо.

Навоков снял наушники и расслабился. Только тут он увидел сквозь стену Сергея с его африканским напарником и заулыбался. Отирая потное лицо платком, артист вышел в коридор.

– Сережа, здравствуй.

– Здравствуй, Навоков. Жука озвучиваешь?

– Жука.

– Много нажужжал?

– Рублей триста сегодня нажужжал.

– Что-то мало. Ты губами интенсивней шевели. Интенсивней!

– Шутишь все.

– Какие могут быть шутки! Ну, веди в буфет… Что заскучал? Платить буду я, хоть ты мне и должен пятьдесят рублей.

– Мог бы забыть про пятьдесят рублей.

– Не дождешься. Разговор к тебе есть, а я знаю, что во время приема пищи ты говоришь охотнее.

– Это точно.

– Знакомься – это Анисим, мой стажер.

Навоков с благосклонным видом пожал руку Анисима. Предстоящее угощение настроило артиста на доброжелательный лад, он выпер вперед большой круглый живот и запустил руки в карманы цветной жилетки.

– Не жадный ты до денег, Сережа.

– Не жадный, потому такой же нищий, как ты. А у тебя будь деньги, я уверен, ты бы их зажал. Долг ведь мне не вернешь никогда.

Навоков, скромничая, прихрюкнул.

– Сам это знаешь. Мог бы уже успокоиться и не вспоминать о долге.

– Нет. Денег не верну, так хоть удовольствие поимею, унижая за эту пятидесятку.

Навоков пожал плечами, мол, как знаешь.

В буфете мультстудии уселись вокруг круглого столика. Тощий высокий буфетчик, он же официант и уборщик со столов (артисты и мультхудожники имели грех живописно свинячить), не спрашивая, принес тарелку с колбасной нарезкой и хлеб.

– Кофе или спиртное? – спросил он, водрузив в центре столика закуску.

Сергей кивнул Навокову. Тот жадно сглотнул. Ага, нужда артиста здорово прижала – изголодался по алкоголю. Сергей закатил глаза.

– Понял, – оживился буфетчик. – По двести граммов коньяку каждому.

– Икру дайте, – подал голос Анисим.

– Только красная, – сказал буфетчик.

Навоков убрал с лица благодушное выражение.

– Сдается мне, вы при деньгах.

– Не надо намеков, Навоков, в долг не получишь. У тебя плохой кредитный рейтинг. Но… – Бянко мотнул головой Анисиму, тот достал из кармана десятидолларовую бумажку, – ответишь на вопросы – баксы твои.

– Согласен.

Буфетчик принес три стопки, графин с коньяком, бутерброды с красной икрой. Навоков торопливо наполнил стопки коричневой искристой жидкостью. Выпили.

Запихнув в рот бутерброд, Навоков откинулся на спинку стульчика, проглотил закуску, потом достал из кармана жилетки пачку дешевых сигарет и с удовольствием закурил. Пуская дым, поведал:

– Не люблю, когда на улице бабы курят. Думают, что это красиво, а у меня ассоциации возникают с продажными женщинами… Еще не люблю, когда девки наравне с мужиками хлещут.

Сергей снова наполнил стопки.

– Еще по одной. Для куражу.

Выпили. Артист, отведя руку с сигаретой в сторону, проглотил еще один бутерброд с икрой.

– Торопишься жить, Навоков, – прокомментировал Сергей. – Ладно, долой лирику. Расскажи, Паша, о Мулатове.

– О Мулатове? Зачем тебе?

– Мулатова убили позавчера. А сегодня покушались на Артема Контенко, сына поэта Контенко. Думаю, он уже умер. Артем был гомиком и «дружил» с Мулатовым. Есть мысль – Артема замочили, потому что он знал, кто «сделал» Мулатова.

– Ты сыщик?

– Я журналист, носитель правды.

– Я не убивал Мулатова.

– Верю. Но ты был его приятелем. Пил с ним на халяву. На рыбалку ездил.

– Что я могу рассказать?

– То, что меня может заинтересовать.

Навоков задумался, докурил сигарету. Потушив в блюдце с остатками бутербродов окурок, медленно сказал:

– У Мулатова был друг – земляк (Мулатов ведь из Лесорецка), они даже вроде из одного двора, учились в одной школе. Маранков…

– Фамилия знакомая.

– Он здесь в Питере йогуртами торговал. Помнишь рекламу – йогурты от Маранкова.

Сергей ощутил прилив теплой волны – кровь стукнула в виски. Маранкова убили неделю назад. Прямо посреди улицы, когда машина затормозила перед светофором, к авто подошел прохожий в куртке и надвинутой на глаза кепке и спокойно бросил в салон через открытое окно ручную гранату. Водитель, охранник и Маранков погибли мгновенно. А перед этим был скандал – у Маранкова похитили жену и требовали какие-то деньги, якобы им украденные. Темная, запутанная история.

Сергей налил всем коньяка и выпил первым.

– Мулатов после смерти Маранкова был сам не свой. Как-то в разговоре со мной он обронил фразу, мол, у него и его друзей начались неприятности, пришла ударная волна из прошлого, – Навоков поднял стопку, посмотрел сквозь коньяк на свет. – У Мулатова был здесь друг фээсбэшник… Мулатов очень надеялся на него.

– Как зовут друга?

– Не знаю.

– Еще что?

– Все.

– Ты очень помог мне, Паша.

– Доллары мои?

– Может, еще что скажешь?

– Нет. И так сказал много на десять долларов. С вами, журналистами, связываться опасно…

На улице был ветер. Покинув мультстудию, побрели к остановке.

– Что дальше? – спросил Анисим.

– Поговорим с вдовой Маранкова. Она должна знать, кто тот фээсбэшник, на которого надеялся Мулатов.

– Почему?

– Подозреваю: Мулатов и Маранков – одна шайка, раз земляки. Кого-то они кинули в свое время, а теперь их нашли и запрессовали.

– Фээсбэшник знать заказчиков?

– Анисим, старайся слова правильно выговаривать. Поясняю тебе как неразумному стажеру – да, фээсбэшник может знать заказчиков.

– Он нам скажет?

– Не думаю. Он нас на хрен пошлет.

– Зачем тогда фээсбэшник?

– Для полноты картины. Он нас пошлет, а мы вернемся и принудим его поделиться с нами правдой.

– Как?

– Не знаю.

К вдове Маранкова Сергея с Аннусом не пустили – после памятного похищения, а затем и смерти мужа, тридцатитрехлетняя Алина Маранкова жила затворницей в своем шикарном особняке. Сергей тщетно объяснял амбалам-охранникам, что он журналист и ведет журналистское расследование, что разговор с вдовой поможет ему отделить правду от вымыслов, муссируемых желтой прессой вокруг гибели известного бизнесмена.

– Ничем не могу помочь, – жуя жвачку, пророкотал одетый в отлично сшитый костюм охранник, возвышаясь над собеседником исполинской глыбой мускулов. – Алины нет дома.

– А где она?

– Она нам не докладывает.

Сергей знал, что охранники лгут. Отходя от калитки, он нарочито громко заявил:

– Я имею информацию, что убийства Маранкова и его друга Мулатова связаны между собой! Я это точно знаю!

– Иди, иди. Не ори тут, – нахмурился охранник.

Бянко заметил, как занавеска на окне второго этажа качнулась, и за тюлем очертился силуэт Алины Маранковой.

Аннус тянул журналиста прочь от особняка.

– Ты что молоть?! Тебя убить за такой слова!

Сергей дернул рукой, освобождаясь от цепкой пятерни стажера.

– Не убьют. Надо привлечь внимание.

– Пойдем, – пугливо ежился стажер.

– Аннус, какой ты журналист? Ты всего боишься!

– Я не боюсь. Я осторожный. Ум надо, – Анисим постучал себя пальцем по лбу. – Все газеты полон историй про мафию.

Вернулись в редакцию усталые, Калашников, не позволив Бянко с Анисимом выпить по стакану кофе, погнал их обратно:

– Поезжайте к Контенко!

– Мы были у него! – взвился Сергей. Паршивое настроение, ухудшевшееся от неудачи у дома Алины Маранковой, проявилось в разговоре с главным редактором.

Калашников спокойно вынес свирепый взгляд Бянко, подмигнул стажеру.

– Мне Контенко звонил недавно. Его сын умер.

– И что дальше?

– Ты был у Алины Маранковой, Сережа?

– Был.

– Зачем? – Калашников растянул рот в резиновой улыбке. Эдакая принужденная улыбка папы-редактора.

– Есть связь между смертью сына поэта, смертью бандита Мулатова и смертью предпринимателя Маранкова…

– Короче, поэт желает тебя видеть… Ему Алина сообщила по телефону о твоем визите.

– Не было никакого визита. Нас к ней не пустили.

Калашников демонстративно стряхнул с ушей «лапшу».

– Расскажи вон ему… Вечером жду развернутое интервью с поэтом, завтра пустим его в тираж: «Что думает о смерти сына поэт Контенко?»

Бянко сел за свой стол, напряженно забарабанил пальцами. Ясно одно – Алина была накоротке со стариком-поэтом. Значит, она услышала фразу, которую для нее громко прокричал Сергей о связи смерти ее мужа и гибели Мулатова. Она утешала старика по телефону и сказала о словах Сергея… Сомнений не оставалось – все трое погибли по одной причине. Но какой?

Бянко посмотрел на Анисима.

– Едем к поэту!

– Опять?! – поразился Аннус.

– Не опять, а снова. Старик сам нас зовет.

– Я не ехать, – заупрямился Анисим.

– С чего это? Передумал быть журналистом?

– Он вызывать нас из-за денег!

– Каких денег?

– Этих, – Анисим достал из кармана согнутые пополам доллары. – Там лежаль на полке. Я взяль…

– Ты вправду их украл? – Сергей поразился тому, что мерзкая выходка Аннуса его совсем не возмутила; ну, украл деньги и украл – это же Анус, дитя природы, увидел деньги и взял, не задумываясь, что они чужие. Если бы Фруев украл, то да! А еще лучше, чтобы так низко пал Куннилингус; ему бы не было пощады. Сергей вздохнул: – Что же теперь делать будешь, дурень?

– Отдай их ты.

– Поэт решит, что я вор. А вор ты. Ты взял, ты и возвращай.

– Он меня в тюрьму садить!

– Не хочешь в тюрьму?

– Нет.

– Подонок ты, Анисим… Все равно, поехали к поэту. Надо с ним переговорить о смерти его сына.

Бянко легко вскочил с низкого стульчика и стремительно пошел к выходу из редакционного зала. Аннус еле поспевал.

– Что такой подонок?

– Это я тебя так ругаю.

– Надо запомнить.

– Ты много русских ругательств знаешь?

– О-о. Много… Что же делай с деньги?

– Вернуть их нельзя. Выкинуть – глупо. Вручить нищему – еще глупее. Поедем на них на такси.

– Там много для такси.

– Хватит на несколько дней.

Такси теснились перед площадью, до которой пешком было минут десять ходу. Решили пойти дворами, чтобы сократить дорогу.

В первой же подворотне Сергей получил ослепляющий удар в лицо какой-то тряпкой. Он присел от неожиданности. Следом взвыл и Аннус – он рухнул на асфальт рядом с мусорными ящиками.

Тряся головой, Бянко проморгался и четко увидел перед собой ствол пистолета с глушителем. Высокий мускулистый мужик в легкой куртке собирался выстрелить.

– Охренел?!! – заорал Сергей, наполняясь ужасом – вот она, близкая и неожиданная смерть. За что? Кто этот подонок? Грабитель?

– Заткнись, – пророкотал верзила.

Еще мгновение, и смерть! Но, словно в замедленном кино, голова его дернулась, переламывая шею назад – прямо в рот, в зубы, верзиле вонзилась тонкая стальная водопроводная труба, словно короткое копье, пущенное могучей рукой. Секунда, и верзила рухнул на асфальт, завалившись на бок. Изо рта потекла красная тягучая кровь.

Сергей испуганно ощерился. Аннус, тяжело дыша, стоял, сжимая и разжимая кулаки.

– Ты убил его!!! – заорал Сергей.

Аннуса передернуло.

– Ты желать умереть сам?!

Кряхтя, Бянко поднялся, выпрямился. Анисим деловито отер носовым платком трубу, торчащую в глотке поверженного преступника, затем попытался вырвать из цепких пальцев пистолет с глушителем, но это ему не удалось, и он тоже протер пистолет платком.

– Ты рецидивист. Ты убил человека и спокоен, – в панике, истерично взвизгивая, заговорил Сергей. Он был раздавлен навалившимся на него ужасом. Он еще не мог сообразить, что случившееся не было сном, и он находился в доле секунды от смерти.

– Дома я часто метать копье в антилоп, – пояснил Анисим, дергая Сергея за рукав. – Надо бежать, пока нас не заметил из окон здешний жилец.

Сергей покорно пошел за стажером.

– Боже мой… Ты вор и убийца. Аннус! Ты вор и убийца!

– Все твой слова. Я же говориль – за такой слова, какой ты кричаль у дома вдова, убивать. И чуть не убиль – меня и тебя!

Бянко мотнул головой. Все казалось неправдой, наваждением. Они просто шли через подворотни, шли по своим делам…

Анисим подвел его к одной из раскрашенных рекламными лейблами «Волг», открыл дверцу и втолкнул на заднее сиденье. Сам сел спереди.

– Куда едем? – весело осклабился шофер.

Аннус сердито свел брови.

– Прямо.

– А деньги у тебя есть, африканец?

– Есть. Много… Я не африканец.

– Ты же черный.

– Папа – шахтер. На мне угольный пыль.

– Ха-ха-ха. Молодец. Уважаю веселых людей.