Право на поражение Катлас Эдуард

Как ни странно, но наступление зимы не принесло немедленных морозов. Воздух остыл, но лишь настолько, чтобы снег перестал таять. Зима решила все-таки заступить на пост, но спросонья делала свою работу с ленцой, без старания.

Впереди шагал Вар, которого убедили, что участи важнее, чем протаптывать остальным дорогу, просто не существует. Все остальные трамбовали тропинку, достаточно плотную, чтобы идущий замыкающим Фантом чувствовал себя просто на прогулке.

Так они и шли, пока вновь не добрались до тракта — теперь уже в прямой видимости от столицы.

— Вокруг Сунары множество мелких городков и деревень, — произнес Сингар. — На вашем месте я бы попытал счастья там. В столицу вас могут и не пустить, даже с золотом, слишком грозно вы выглядите. Если хотите посмотреть, хоть издали, на королевский замок, то обойдите столицу с юга, он всегда был вынесен за пределы города. Да и нечего вам делать в столице, можете мне поверить. Мертвый город. Скоро живыми там останутся только его слуги да присягнувшие ему дворяне, выменявшие собственную жизнь на целые деревни своих подданных.

— Как нам можно… увидеть Затворника? — с некоторой заминкой спросил Виктор.

— Вам — никак. Я видел, что ты делал в том бою, маг. Тебя он и его шавки почуют за тысячи шагов. А остальные просто не пройдут. Никто не смеет приблизиться к Затворнику, кроме его самых верных подданных. Да вы сходите, посмотрите издали на замок, сами все поймете. Мне кажется, теперь я знаю, зачем вы здесь, но помочь мне нечем. Только одним — не путаться у вас под ногами. Пойду сделаю свои дела в столице. Я и мои парни будем молчать до последнего, это я могу обещать. И еще — я подожду до весны. Действительно подожду. Как ни силен Затворник, что-то мне все равно кажется, что недавно он перестал быть всесильным.

Сингар отсыпал им золота значительно больше, чем обещал, но это сейчас не играло роли, всего лишь позволяло не думать о мелочах.

Когда они расстались, отряд решил удариться в загул.

Получалось у них неплохо. Для того чтобы лучше изображать вдрызг напившихся наемников, им пришлось действительно изрядно выпить, хотя и совсем не столько, сколько могло показаться по их поведению.

Они перебирались из таверны в таверну — благо вокруг города их было достаточно. Пили, слушали сплетни, иногда пели песни, старательно их запоминая. Выходили и брели к следующей таверне, вовсю горланя только что выученную песню. Теперь их никто не мог принять за чужеземцев.

Окрестности столицы как будто отмечали свой самый последний праздник. Таверны были переполнены. Купцы, не решающиеся зайти в столицу и пытающиеся торговать в округе, — им это не очень удавалось, и они заливали неудачу элем. Вояки всех мастей. Но временами становилось слишком много патрульных из живых, отдыхающих от службы, — такие таверны отряд старался пропускать. Иногда дворяне с прислугой, держащиеся в стороне, но волей-неволей тоже участвующие в общей вакханалии. Разговоры, слухи, сплетни. Речи, которые никто бы не решился произносить на трезвую голову. И странные личности в черных капюшонах, ничего не пьющие, но внимательно следящие за каждым, кто начинал говорить слишком громко.

Несколько раз воины замечали, как самые громогласные забияки замолкали, почувствовав внимание доносчиков.

Когда они в очередной раз шли от одной таверны к другой, Виктор произнес:

— Итого, замок на горе. Скоро взглянем сами.

Брентон и Мугра продолжали горланить песню, полностью войдя в роль, но и они прислушивались к тому, что говорил маг.

— Сама крепость и замок практически неприступны, как и полагается, и очень хорошо охраняются.

— Затворника никто не видел уже лет десять. Народ его видел в последний раз еще при дворе последнего короля. Как только он залез на трон, сразу исчез за шеренгами своих мертвецов и учеников, — продолжил рассказ Аль’Шаур. — Вокруг замка — хранилища трупов, тех самых, что они собирают по всему королевству…

— …и с каждым годом их становится все больше и больше, — подхватил Ким. — Большая часть свежих трупов попадает не в патрули или в армию, а прямо на эти «ледники», где он зачем-то их собирает с огромным усердием.

— Единственный проход после ворот замка превращен в дорогу смерти, — сказал Фантом, — пройти которую могут только те, кого специально тренируют и кому дают доступ к знаниям, как идти по этому пути. Смертельные ловушки на каждом шагу, а шагов нужно сделать не менее полутысячи.

— И по этому проходу ходят сейчас только его ученики, возможно личная гвардия — некрорыцари, да и всё. — Это остановил свою песню Брентон, чтобы тоже внести свою лепту в беседу.

— Не всё. Затворник лично посвящает победителей с арены в некрорыцари. К нему идут еще живые, а выходят избранные гвардейцы. Это наш шанс.

— И шепчут, что мертвые рыцари из личной гвардии даже говорят как живые. Что они непобедимы. Их не побеждали ни разу, и даже умирают они по собственной воле, превращаясь в рыцарей некроманта лично от его рук, — вставил Рем, решив не оставаться в стороне от беседы.

Даниэль решил промолчать. Потом, с запозданием, пожал плечами. Все восприняли этот жест однозначно. «Доберемся и до непобедимых», — выразительно показал он.

На юге от столицы и пивных и поселений было значительно меньше. А патрулей — гораздо больше. Многие патрули сопровождали некроманты, в основном совсем слабые ученики. Но Виктор, наученный горьким опытом, обходил их настолько далеко, насколько мог.

Временами они все равно что-то чувствовали — Фантом, подбирающийся ближе всех к патрулям, видел, как серые капюшоны начинали вертеть головой, выискивая источник непонятной им силы. Но вокруг было довольно много других некромантов, тоже возмущающих тонкие материи. Да и живых людей сновало немало, а каждый из них, так или иначе, обладал хоть небольшой, но магией. Этот фон не давал некромантам точно сориентироваться, поэтому Виктор был в относительной безопасности.

Отряд рассредоточился. Каждый из них (иногда по двое, но не больше) то шел беспечно, как простой подвыпивший вояка, то скрывался в тенях, проходя незамеченным мимо очередного патруля. Они сходились, расходились, иногда собирались в каком-нибудь укромном месте, чтобы обсудить, как пробираться дальше.

Несмотря на все рассказы, им нужно было посмотреть на замок самим. Понять, с чем придется иметь дело.

В конце концов им удалось обнаружить заброшенный сарай, стоявший на пригорке, с прекрасным видом на нужную им гору. Далековато, конечно, но глупо было предполагать, что найдется что-то ближе, столь же уединенное и с хорошим обзором.

Они выбрались наверх и через прореху в крыше принялись рассматривать замок. Лишь Фантом ушел дальше, он был единственный, кто смог бы подобраться безболезненно еще ближе к замку. Рисковать не хотелось, а за навыки рейнджера ни у кого опасений не было.

Может быть, на восприятие влиял вечерний сумрак и низкая облачность, но выглядел замок мрачно. Нельзя было сказать, что Затворник что-то сильно переделал снаружи — те же стены, те же ворота, тот же откидной мост, который опускали, видимо, очень нечасто. Лишь вокруг стен замка, спускаясь с холма, стояли какие-то прямоугольные строения, похожие на стеллажи. Рассмотреть отсюда в деталях их было невозможно, но все и так догадались, что это могло быть.

— Вот здесь он и собирает мертвецов со всего королевства, — буркнул Гном. — Сколько их здесь? Тысячи?

— Десятки тысяч, — поправил его Рем. — Фантом скажет точнее, но и отсюда видно. Судя по размеру каждого, в нем лежит не меньше двадцати. Они все одинаковы. Их очень много, не пересчитаешь, но я взял кусок между дорожками и пересчитал эти стога в нем. Посчитал количество таких кусков. Думаю, здесь не меньше тысячи стеллажей, только в той зоне, что мы видим. Наверное, еще почти столько же с той стороны от замка. В этой мертвой армии не меньше сорока тысяч воинов, которых кому-то очень скоро придется убивать повторно.

— А если подумать о том, — включился Виктор, — что за щитами мертвецов пойдут некроманты и каждый падший защитник станет в их ряды, то хочется перестать считать.

Фантом двигался неторопливо. Небольшие патрули сновали во все стороны практически непрерывно — Затворник явно уделил своей личной безопасности максимум внимания. Что неудивительно, если вспомнить о том, сколько людей в королевстве мечтали от него избавиться.

Замок на холме, сооружения, которые он мысленно обозвал поленницами, хотя сразу понял, что к складированию дров они имеют очень отдаленное отношение. Ему пришлось остановиться, когда местность стала совсем уж открытой и перед ним в полусотне шагов выстроилась цепь из мертвецов.

Они стояли не более чем в десятке шагов друг от друга, спиной к замку, и наблюдали за окрестностями. Эти мертвецы были отборными — стальные доспехи, глухие шлемы с усилением на затылке, полностью закрытая шея. Таких можно было брать только измором, медленно упокаивая их прямо в броне. Или же воспользовавшись какими-то более сложными приемами, которые невозможно было придумать заранее, которые возникали неожиданно, в пылу схватки.

Цепь растянулась, похоже, вокруг всего замка, вокруг поленниц. Трупы в них лежали в несколько ярусов. Даниэль прикинул количество плотно сложенных тел в одной поленнице и лишь покачал головой.

Рейнджер, при всех его качествах, понимал, что незамеченным к замку не подобраться. Можно было, конечно, попробовать найти лазейку, слабое место в цепи. Отвлечь внимание, проскочить. Но все это казалось весьма и весьма умозрительным. Тем более что потом придется пробираться между горами трупов, пусть и не воняющих, к крепостной стене, на которой наверняка дежурит еще множество таких же закованных в латы покойников, а то и что-то похлеще.

Фантом огляделся и увидел в отдалении несколько поленниц, заполненных не до конца и выступающих чуть дальше от общей массы. Видимо, на этом месте закладывался новый круг, ведь мертвецы свозились со всей Сунары ежедневно, и Затворник постоянно расширял свою армию.

Когда Фантом подобрался поближе, он увидел, что так и есть. Несколько поленниц стояли почти пустые, несколько были наполнены лишь наполовину. Видимо, днем сюда подтащат новые стеллажи, усилив меры безопасности, но сейчас цепь мертвецов чуть выступала, чтобы оставить под охраной этот флюс. Мертвецы стояли значительно ближе к настилам, и если пробраться быстро, то можно было успеть спрятаться.

Фантом решил рискнуть. Мертвецы не смотрели глазами, но то, с помощью чего они видели мир, очень сильно напоминало зрение. Они не могли просто учуять его — Фантом уже успел это проверить. Они слышали шум — хоть и не ушами, видели — хотя не у всех были глаза. Но никаких других возможностей его почувствовать Даниэль у них не обнаружил.

Стало совсем темно, и этим можно было воспользоваться. Фантом знал, что сумеет пробраться между двумя мертвыми латниками, для этого ему достаточно было и десятка шагов, что их разделяли.

Теперь он полз, полз медленно, шаг за шагом пробираясь к точке посередине двух возрожденных, которые стояли ненамного — на пару шагов, но подальше друг от друга, чем остальные.

Его остановило шевеление, возникшее на поленнице. Он присмотрелся и увидел, что в какой-то момент с нее встал новый воин, вооруженный мечом и щитом, хотя и в легких доспехах, и двинулся в сторону Даниэля. От ужаса Фантом замер на месте, но покойник лишь подошел к цепи и занял в ней место, уплотнив кольцо. Это было чуть в стороне от той дыры, в которую пытался пробраться Даниэль, поэтому, переждав какое-то время, рейнджер вновь пополз вперед.

На этот раз, не прополз он еще и пары шагов, с поленниц встало сразу трое. Разношерстно вооруженные, они молча подошли к цепи охраны и заняли в ней места, закупорив при этом и проход, в который целился рейнджер.

Это было какое-то дополнительное охранное заклинание. Теперь Фантом был уверен, что, подойди он к стеллажу вплотную, с него встанет половина, если не все из лежащих в ожидании призыва.

Магия смерти была для него непостижима, да он и не пытался ее постичь, оставляя подобные забавы Вику, поэтому Даниэль начал медленно сдавать назад, пытаясь не потревожить ни латников в цепи, ни новых добровольцев со стеллажей.

— Что у нас получается, — высказался Виктор, — получается, что есть только один способ пробраться в замок. Записаться в добровольцы. Возжелать стать некрорыцарями, умертвленными лично королем. Печать некроманта на вас не подействует, это я обеспечил. Но как разобраться со всем остальным, не очень понятно.

— А как ты? — задал первый вопрос Рем.

— Вот, это первая загвоздка, — кивнул маг. — Мне на арену соваться бесполезно. Может, с мечом я как-нибудь и управлюсь, но в центре внимания от некромантов скрыть силу не смогу. Поэтому я не иду. Мне придется искать другой путь в замок. Или же ждать, когда этот путь откроете мне вы.

— Так нельзя. Совсем одному, — возразил Рем.

— Думаю, — поддержал Фантом, — что тебе в любом случае понадобится помощь. Я останусь с тобой.

— Тогда на арену идут пятеро, — не стал спорить Виктор. — Насколько я понял, вокруг города есть шестнадцать арен. И отборочные бои в самом разгаре. К тем, кто приходит на арену, вопросов не возникает — все равно они сразу получают печать, а это высшая степень доверия. Здесь все считают, что печать некроманта обмануть нельзя. Любой, даже самый слабый ученик некроманта может ей воспользоваться. И носитель печати в полной их власти. Ну, пусть так и считают пока. Это позволит избежать ненужных расспросов и проверок. Нет в этой печати ничего особенного, ее легко нарушить, просто никто до сих пор не пробовал. Потому что некому было пробовать. Затворник прежде всего уничтожил всех магов, обманом и подлогом, ядом и кинжалами убийц. И лишь потом пришел к власти.

Сейчас самый конец отбора, судя по всему, — продолжил маг, — но мы успеваем. И через месяц-другой выберут победителей. Их набирают до двух дюжин, так что есть хороший шанс, что вы не встретитесь на арене, особенно если мы тщательно подберем начальные арены для каждого. Но если вы все-таки встретитесь, делайте так…

Ким совершенно не походил на тех бойцов, что стояли в очереди к некроманту. Он был ниже ростом. У него не было щита. Доспехи — самые легкие из всех, что можно было увидеть. Хотя он сильно сомневался, что хоть у кого-то из ожидающих печати они были прочнее, чем творение мастеров из долины.

Очередь не была длинной, всего лишь десяток воинов, очень разношерстных. Тут принимали каждого — «печать вечности», как ее называл жрец, стоящий на небольшом возвышении, всех уравнивала.

Ким слегка растерялся поначалу, увидев жреца. Полностью в черном одеянии, тот вещал непрерывно со своего постамента, обещая вечную жизнь храбрым воинам. Вернее, не жизнь, а, как он выразился, бессмертие.

Жрец, не прерываясь, говорил о службе священному королю, о том, что Сунара наконец-то полностью победила смерть, что никто не уходит больше за Хагон, потому что все продолжают существовать в королевстве. И о том, насколько это хорошо и как скоро для всех наступит процветание. И для тех, кто уже нашел просветление, и для остальных, кто живет в его ожидании. Что осталось совсем немного, и доблестная армия священного короля завоюет весь мир, принесет соседним королевствам вечный мир и покой. Что каждый должен внести свой вклад в эту сложную работу. И о том, что воины, которых он видит перед собой, как никогда близки к тому, чтобы слиться воедино со своим королем.

Некромант-подмастерье поставил на Кима печать. Ритуал выглядел как выжигание клейма каленым железом, хотя железо было холодным и лишь слегка пощекотало Киму шею. Тем не менее он повел себя так же, как и все до него, — сделал вид, что его шея моментально задеревенела, и вздрогнул. Особых актерских качеств при этом не требовалось, никто за ним не следил — никто и подумать не мог, что печать окажется пустышкой.

— Еще один встал на путь просветления! — воскликнул жрец, почему-то решивший обратить на Кима особое внимание. — И пусть невелик он ростом и не силен в битве, но священный король примет и его. Сделает его сильнее, выше и прочнее. Сделает его непобедимым воином!

Оратор явно импровизировал. Ким был уверен, что мог убить всех, кто стоял перед ним и за ним, причем в бою один против остальных. Заодно убить жреца, и это сделать ему хотелось очень сильно. Так что импровизация, может, и удалась, но слова были очень далеки от действительности. Жрец просто решил еще раз подчеркнуть, что Затворник позволяет умирать на арене всем, кому вздумается.

Стражник, принимающий бойцов со свежей печатью, недовольно поманил замешкавшегося Кима.

— Десять золотых, — передал он Киму кошель с деньгами. — Последний день гуляешь, завтра с утра явишься на арену. Неявка приравнивается к измене, печать сработает. Все ясно?

Ким кивнул, размышляя о том, сколько простофиль попали в эту ловушку, надеясь сбежать с деньгами. Наверное, решил он, отходя в сторону, не так уж много, и то лишь поначалу. Теперь печать должна была держать каждого из них, не позволяя ни сбежать, ни укрыться. Кто-то приходил сюда, чтобы просто отдать деньги семье за свою собственную жизнь. И таких Киму было жалко, особенно когда он осознавал, что завтра, возможно, кого-то из них придется убить лично ему. Кто-то приходил сюда, чтобы получить деньги, которые он не видел никогда в жизни, потратить их за одну ночь на удовольствия, которые в ином случае ему бы никогда было не попробовать, и умереть. Таких Киму тоже было жалко.

Но здесь были и те, кто играл по-крупному. Кто действительно хотел бессмертия, хотел быть приближенным к королю, хотел помогать ему править этим миром. И с такими Ким надеялся встретиться на арене, и не раз.

Два первых поединка, отборочных, проходили без зрителей. Но в остальном правила были те же — убить противника или умереть, вступив в армию короля максимально коротким путем. Никакой пощады, никаких остановок и передышек, никакой возможности сдаться или объявить противников равными. Наказание за нарушение одно — ворота некроманта. Здесь их называли воротами очищения.

Брентон видел, что его противник слаб. Более того, противник Гнома тоже чувствовал, что ему никогда не одолеть столь серьезного соперника. Но правила оставались неизменными, и Брентон, успокаивая себя тем, что его враг сам выбрал свой путь, начал наступать.

Отбив пару вялых атак, в какой-то момент Гном зацепил меч соперника, немного помог бедолаге развернуться и нанес единственный смертельный удар. Голова сунарца покатилась по арене. Неподалеку взревел некромант, являющийся и судьей, и наблюдателем на турнире одновременно:

— Так нельзя!!!

Брентон смущенно пожал плечами:

— Тогда почему не сказали?

— Ты закрыл ему путь к возрождению, тупица!

— А-а, — понятливо протянул Гном, не озвучивая, что чего-то такого он и добивался.

— Персонально для тебя новое правило: не отрубать головы. И я прослежу, чтобы наказание за его нарушение было немедленным.

Виктор упокоил патруль. Они следили за мертвецами долго и не начали действовать, пока окончательно не убедились, что место достаточно глухое, чтобы никто не вмешался в планы мага.

Этот патруль был без некроманта — лишь с одним живым, которого уложил стрелой Фантом ровно в тот момент, когда остальные патрульные стали валиться на землю. Потом Фантом подбежал и раньше, чем возрождение закончилось, добил помеченного смертью. Вынул стрелу.

Жертву они выбирали тщательно. Виктор хотел понять, как действует упокоение, усилить его, но для этого магу требовалась тренировка. До сего момента ему удалось упокоить лишь забредшего в переулок мертвеца — даже не дезертира, а, по всей видимости, просто отставшего от отряда мертвого латника.

И то магу пришлось провозиться некоторое время, благо, что в тот раз им удалось устроиться в безопасности и экспериментировать без спешки.

Этот патруль был новой вехой в обучении. Дюжина мертвецов легла сразу, и Виктор даже удивился, как легко все произошло после небольшой тренировки. Ему казалось, что он наконец нащупал нужные составляющие заклинания и нужные его пропорции.

Фантом деловито рубил шеи и позвоночники, заметая следы. Виктор не мешал, лишь проверяя после рейнджера, окончательно ли упокоились патрульные. Место было глухое, сюда и за целый год мог никто не явиться. Но если их жертв все же обнаружат, лучше было подвести произошедшее под обычное нападение, нежели объявить в Сунаре о появлении пришлого мага, способного к упокоению возрожденных.

После того как Аль’Шаур в первые же мгновения боя воткнул оба меча в сердце и живот противника, его сняли с отборочного тура. Не заметив, кстати, движение нижнего меча, которое воин сделал, вынимая его из живота погибшего. Многорукий слегка провернул лезвие, ломая жертве позвоночник и делая еще один труп просто трупом. Ему было крайне тяжело оставлять своих противников на этом берегу Хагона. Он и без того чувствовал вину за подобный поединок с абсолютно непрофессиональным мечником.

На его арене, к северу от города, сегодня должно было состояться почти полсотни боев. Около восьми десятков гладиаторов загнали в не очень большую казарму, где они и мерзли, так как об отоплении как-то никто не позаботился. Вообще, чувствовалось, что стражники относятся к ним как к предметам — ценным, дорогим, но уже переставшим быть одушевленными. Никто за ними не следил, никто не предлагал им перекусить или выпить воды. С раннего утра, когда их накормили чем-то непонятным и лишь весьма условно съедобным, во рту больше не было ни крошки.

Привели в казарму их значительно раньше, чем на арене начали собираться зрители. Просто привели и посадили — и теперь почти сотня смертников сидела и мерзла, ожидая непонятно чего. С одной стороны, большинству здесь сидящих торопиться было не с руки. Хотя все знали, на что шли, вряд ли у кого-либо в нормальных обстоятельствах возникло желание ускорить события. С другой стороны, сидеть и тихо мерзнуть тоже было тяжело.

Между собой поначалу не разговаривали — как-то глупо говорить со своим будущим потенциальным убийцей. Но прошел час, затем другой. Кто-то начал негромко шептаться. Кто-то вынул припрятанный хлеб. Сидящий рядом с Аль’Шауром достал спрятанную бутылку, и, не предложив никому, начал молча ее допивать.

— Что, трупешник, расселся, — послышался громкий голос из центра. — Места мало?

Скандалисту что-то негромко ответили, отчего он разъярился еще больше. Каждый убивал время по-своему — этот вояка решил ускорить события.

— Да ты у меня даже до арены не дойдешь, дохляк!

Большинство окружающих не вмешивались. Многие даже желали, чтобы на их глазах началась потасовка — хоть какое-то развлечение. Кто там был прав, кто виноват, всех волновало меньше всего. Все равно к вечеру в живых должна была остаться только четверть, так почему бы и не ускорить события?

Мечи были тут же вынуты из ножен, но раньше, чем пролилась кровь, стражники распахнули ворота. Похоже, им не впервой было успокаивать скучающих. Более того, они отлично знали, что терять сидящим в казарме нечего, поэтому кричали грозно, но ввязываться-разнимать не спешили. У них был единственный аргумент, перед которым пасовали практически все смертники.

— А ну, уселись на лавки, дуболомы! — крикнул стражник. — Каждый, кто прольет кровь раньше времени, отправится на очищение к воротам! Прямо сейчас. Лучше не злите меня, нашему королю абсолютно все равно, каким путем вы очиститесь и возвыситесь над своим нетерпеливым духом!

Это сработало. Надо полагать, что это срабатывало почти всегда. О воротах некроманта ходили слухи настолько ужасные, что большинство предпочитало умереть тихо и спокойно, даже самому подставить шею под удар, но только не быть протащенным через ворота.

Благо, что очень скоро их вывели из казармы и повели на арену. Похоже, стражники понимали, что даже смертников нельзя вечно держать в холодной казарме, поэтому их выводили ближе к арене, чтобы бойцы, как и остальные зрители, тоже могли наблюдать за поединками, пусть и не со столь удобных мест.

От арены их теперь отделяла только решетка. Помещение — загон — было прямоугольное, но располагалось к арене короткой стороной, так что желающие наблюдать за боями были вынуждены толпиться у железных прутьев.

Когда вызвали первую пару, многие именно так и сделали, оставив большую часть сидений пустыми. Аль’Шаур, как и несколько других воинов, остался на месте. Вот к тем, что были сейчас рядом с ним, стоило присмотреться. Равнодушие и нежелание следить за чужими поединками могли говорить и о страхе, и о покорности, и о том, что этим людям уже было абсолютно все равно, что и когда с ними произойдет. Но могло быть и так, что они, так же как и многорукий, просто навидались достаточно смертей, чтобы наблюдать еще несколько. И они не верили, что чему-то научатся в последний момент. Потому как знали, что эти, начальные, бои для них вообще не помеха и что противников среди стоящей у решетки толпы у них просто нет.

Многорукий запомнил оставшихся сидеть, чтобы потом проверить свое предположение.

В отборочных боях живыми выходили лишь один из трех, если только стражник не решал, что воин достоин сразу перейти на арену, как произошло с многоруким. Сегодня, после второго тура, живыми с арены должны были уйти только два десятка. Получалось, что только на самом старте к армии мертвецов должно было добавиться больше двух сотен мечей, и это только с одной арены. Учитывая, что с момента, когда ему поставили печать, до сегодняшнего дня прошла всего пара недель, Аль’Шаур думал, что Затворник собирал очень неплохой урожай на этих аренах. Несколько тысяч мечей по разу, а то и по два за сезон — Аль’Шаура просто ужасал размер армии, которая сейчас была подчинена некроманту.

Их вызывали парами достаточно быстро. Долгих боев на арене, похоже, не было. Трусов и пытающихся избежать схватки, удержаться в обороне отсеяли на отборочном туре. Хорошо или плохо дрались оставшиеся — но они не тянули с финалом.

Наконец вызвали Аль’Шаура, а вместе с ним одного из тех, кто прижался к решетке, следя за боями.

Для быстроты их подводили к арене заранее, пока предыдущая пара еще сражалась. Правда, бой уже закончился — похоже, он оказался совсем коротким. И труп нового солдата короля оттаскивали с арены, тогда как победитель уходил с нее сам.

Аль’Шаур подумал, что, по всей видимости, в активных патрулях стало достаточно мечей, потому что оживления не произошло. Значит, труп предназначался для еще одного стеллажа у замка короля, где он будет ожидать будущих великих сражений армии мертвецов.

Перед поединком воинов разводили по разные стороны от арены, просто для эффектности. Проходя свои четверть круга, Аль’Шаур успел взглянуть на зрителей. Их оказалось не так уж много, трибуны были заполнены едва ли наполовину. Видимо, начальные туры не пользовались особой популярностью — кроме множества смертей, красивых боев ждали только самые отчаянные оптимисты.

Аль’Шаур подумал было, каким извращенным умом надо обладать, чтобы получать удовольствие от посещения подобных мероприятий. Но тут же понял, что в королевстве, где люди добровольно записываются на смерть, размышлять о здравом уме зрителей не стоило. Надо было начать с мыслей о тех, кто остался за решеткой и ждал сейчас своей участи.

Они вышли на арену. Судья заметно скучал, лишь жрец, стоящий в отдалении, прокричал что-то довольно бодро, хоть и очень коротко.

Аль’Шаур не слушал, потому что наблюдал за противником. Воин был вооружен коротким мечом и круглым щитом, достаточно большим, чтобы присесть и укрыться за ним полностью. Доспехи из дубленой кожи были плохонькие, но если противник окажется быстр, то качество доспехов не будет играть существенной роли.

Все это было неважно. Аль’Шаур знал, что все умения воина, стоящего сейчас напротив него, никогда ему больше не понадобятся. Ни до смерти, которая настигнет его очень скоро. Ни после, потому что многорукий не собирался добавлять бойцов в армию Затворника. А так как он только что убедился, что побежденных не воскрешают прямо после боя, то оставался шанс, что его проделки так и останутся незамеченными.

Они сошлись. Мечник из противника был никакой, хотя он неплохо справлялся с щитом, быстро уходя в глухую оборону, из которой в любой момент могла последовать контратака. Многорукий сразу понял, как именно противник умудрился проскочить отборочный тур. Он просто выжидал, когда соперник ошибется, и тут же наносил опасные закрытые удары из-за щита.

Аль’Шаур ждал, кружась вокруг соперника и почти не шевеля мечами. Оба были опущены так, что острия почти касались земли. Со стороны казалось, что мечник полностью открыт, но он защищался дистанцией — длина меча противника просто не позволяла ему нанести удар. А все попытки воина со щитом осторожно приблизиться так же осторожно гасились многоруким — он просто слегка отступал или уходил в сторону.

После непродолжительного кружения держащий щит повел себя более агрессивно, чего и добивался многорукий. Противник решил воспользоваться своим главным преимуществом — большим щитом, и просто смять Аль’Шаура. Несколько коротких шагов, почти бегом, и удар щитом — классическая комбинация, которую многорукий мог бы порекомендовать и сам, только не в этой ситуации. Удар щитом хорош, когда противник прет на тебя и уже не может остановиться. Но не когда он способен ускользнуть в любой момент, заставить тебя провалиться в пустоту и после этого ударить сзади, в то время когда ты еще даже не осознаешь, что происходит.

Аль’Шаур даже не смотрел, как падало тело. Он уже уходил с арены. Судья объявил победу, зрители недружно хлопали, хотя и чуть более активно, чем после предыдущих поединков. Жрец провозгласил счастливый приход в армию короля еще одного верного солдата и приближение Аль’Шаура к божественному состоянию.

Жрец был неправ во всем, но особенно он был неправ относительно того, что армия короля увеличилась. Когда многорукий ударил, он сознательно ударил самым кончиком меча, но при этом точно между двумя позвонками. Удар вторым мечом, который и вызвал поток крови, наносился уже по мертвому телу и был призван только замаскировать результаты первого.

Воин спокойно мог отправляться к реке Хагон искать Лодочника. А вот пустит ли тот в свою лодку душу, настолько сильно отягощенную злом, от Аль’Шаура уже не зависело — он свое дело сделал.

Их загон быстро пустел. К полудню первый тур боев закончился, и тут же, без перерыва, их начали вызывать на повторные поединки. К тому моменту их оставалось не сорок, а на двоих меньше — кто-то получил серьезные травмы и даже после победы был снят с состязаний. Их дальнейшая судьба была неизвестна — то ли их отправляли подлечиться и продолжить позже, то ли ускоряли их попадание на стеллажи самым простым способом. Второе казалось больше похожим на правду.

Мелкие раны были у многих — порезы, ушибы, растяжения. Бои на смерть не могли быть легкими, особенно если противники попадались хотя бы относительно равные. Аль’Шаур быстро прикинул, кто в загоне оказался ни разу не задетым, как и он сам. И из присутствующих, кто не был ранен, выбрал тех, кто не подходил к решетке в начале поединков. Вчерне он мог выделить троих воинов, которые хоть что-то стоили с оружием в руках. Они были спокойны, не дали себя даже ранить и могли представлять опасность. Опасность достаточную, чтобы приглядеться к ним повнимательнее. Аль’Шаур не собирался совершать ошибок, от которых мастера отучали его еще в лагере.

Распорядитель соревнований решил поразвлечь зрителей и в пару к Аль’Шауру на второй поединок подобрал бойца с двумя мечами. Вернее, с одним мечом и кинжалом в левой руке — и это была первая ошибка. Распорядитель просто не понимал разницы между многоруким, умеющим не просто пользоваться мечами в обеих руках с одинаковой ловкостью, но, что было важнее, умеющим ими пользоваться одновременно. Сплетать и расплетать узоры, которые просто не успевали улавливать соперники. Между многоруким и парнем, который просто держал во второй руке кинжал, чтобы при случае постараться им воспользоваться.

Тем более что кольчуга противника была порезана после первого поединка, и у того была явно ушиблена ключица. Аль’Шаур отрезал ему обе кисти еще до того, как парень начал бой. Судья и жрец попытались было возмутиться порче материала для королевской армии, но зрители аплодировали, а правила не запрещали калечить противника — иначе какой же бой до смерти.

Судя по всему, такие случаи были не редкость, и жрец старался не сильно акцентировать на этом внимание. Как и на том, что труп псевдомногорукого оттащили совсем в другую сторону, нежели остальные. Оживлять его явно не собирались.

Когда они уходили из загона, уже смеркалось. Все трое, которых приметил Аль’Шаур раньше, тоже уходили живыми. Назвать всех выживших победителями у воина не поворачивался язык.

С того момента, как Киму поставили печать, он убил семерых. Два отборочных боя. Потом еще два поединка, потом еще. Седьмым был громила, который пытался придушить его ночью в казарме. Сегодня был третий день поединков на арене, пятый бой на публику.

Он видел слишком много смертей за последние недели. Когда отряд распределялся по аренам, судьба в очередной раз сыграла с ним злую шутку. Он попал на арену, где за право стать некрорыцарями сражались преступники, как настоящие, так и брошенные на бойню ни за что. Ему относительно повезло — против него на арену выходили только настоящие убийцы. Этот тип он знал. Знал, что они из себя представляют. Знал, как они дерутся. Знал все их уловки и подлые приемчики. Они были одинаковы в любом королевстве.

Ким начал скучать по друзьям. Бывало, они расставались и на более долгий срок — задания зачастую разбрасывали их по разным сторонам Акренора. Но тогда вокруг были, как правило, дружелюбные люди, относительно мирная страна и никакой необходимости в убийствах под свист и аплодисменты зрителей. Это угнетало.

Ким умел убивать в тишине подворотен. В конце концов именно так он и учился убивать. Он умел убивать в поединках, умел идти в середине строя в сражениях, когда навстречу накатывала волна врагов. Но для него оказалось неожиданно тяжело убивать кому-то на потеху. Если бы он не знал, для чего все делает, то не смог бы пройти через это. Тем более что ни одного воина, который мог бы оказать вору достойное сопротивление, до сих пор не попалось.

Все, абсолютно все считали его щуплым юнцом, которого следует немедленно задавить силой и быстро расправиться. Даже шестой бой, когда последнему идиоту должно было быть ясно, что противник, столь легко вооруженный, не мог просто так выиграть пять поединков без малейших увечий, прошел ровно так же. Видимо, идиоты еще не перевелись, в том числе среди относительно опытных воинов.

Сегодня ему предстоял всего один бой. Их перевезли — похоже, противников на третьем круге (или пятом, если считать по количеству боев на арене) у них оставалось не так уж и много. Выступать предстояло на другой арене. Судя по тому, что он видел из зарешеченной телеги, уже в пределах столицы.

Когда Молния увидел, что въезжает в город, на мгновение он обрадовался, подумав, что может встретить здесь товарищей. Но тут же понял, что лучше будет, если это произойдет как можно позже. Выйти на арену против кого-то из своих ему совершенно не хотелось, хотя и такой случай Виктор вроде бы предусмотрел.

После второго дня на арене ему выдали еще десять золотых и на целые сутки отпустили на волю с тем же условием — не опаздывать. Он слышал, что, несмотря на все угрозы, кто-то не вернулся в казармы, и считал, что это был самый разумный человек из всех сумасшедших, собравшихся вокруг него. Не то чтобы и он был слишком разумен, этот беглец, но, по крайней мере, попытался одуматься, просто слишком поздно.

К подобной увольнительной Молния и его друзья не были готовы и не договаривались о встрече. Ким не знал, куда ему пойти, что делать, и от этого ему становилось еще хуже. Все время на свободе он провел, перемещаясь из таверны в таверну, делая вид, что медленно напивается, но так и не встретил товарищей, на что втайне надеялся. Поэтому в какой-то момент он просто завалился спать, а утром вернулся в казарму, отдав все монеты какой-то нищенке с ребенком на руках.

На новой арене, где ему предстояло сражаться, сегодня должно было пройти только пять боев. Но каждый, кто собирался выйти на эту арену, оставил за собой где-то полсотни убитых. Пускай и не лично, но все равно — либо им, либо побежденными им же соперниками.

Так что к делу стоило начать относиться серьезно. Если до сегодняшнего момента Киму, можно сказать, просто везло, то это не могло продолжаться вечно. Не мог выбранный в смертельных поединках из полусотни воинов быть совсем уж никчемным. Конечно, ему не равняться с тем, кто входил в десятку сильнейших бойцов целого королевства, пусть и чужого. Но Ким не обольщался — его личные качества были ничто без его отряда, без того, что кто-то прикрывает его спину, а чаще — идет впереди, пока вор охраняет тылы.

Он скучал по друзьям.

Всего пять поединков, но трибуны были полны. Даже, можно сказать, переполнены. Люди стояли в проходах, толпились у самой арены, там, где это не мешало наслаждаться зрелищем аристократам. Это было какое-то варварство — наблюдать за убийствами на сцене, но, видимо, за годы правления некроманта устои Сунары окончательно разрушились.

Противник Кима выступил с другого конца арены, медленно и осторожно, так же как и вор, присматриваясь к врагу. То, что воин был опытен, вор мог сказать уже по одной его манере двигаться. Носки сапог как будто щупали поверхность арены, прежде чем вся ступня окончательно вставала на землю. Воин не доверял ничему — даже своему собственному зрению, предпочитая проверять поверхность на ощупь. Такой не запнется и не даст возможности противнику воспользоваться подобной глупой ошибкой.

Такой не будет торопиться, пытаться взять противника напором, чтобы быстро закончить поединок. Этот воин был не из тех, которые способны вложить свою жизнь в один необдуманный удар, успех или провал которого разом решит исход поединка.

Ким и его враг ходили по арене кругами, рассматривая друг друга и постепенно сходясь к центру. Со стороны зрителей это должно было выглядеть красиво. И зрители их не торопили — они выступали вторыми, и первый поединок, судя по всему, завершился крайне быстро. Одно дело — первый круг, когда толпа имела возможность сполна насладиться видом крови, целый день следя за убийствами, уставая от вида и победителей, и побежденных.

Пять поединков, победители которых попадут в финал, — это совсем другое. В какой-то момент жрец упомянул, что король призовет к себе шестнадцать победителей. Это означало, что в королевстве сейчас было шесть десятков или немногим больше воинов, которые считали себя лучшими. Шестая часть из них должна была сойтись на этой арене сегодня, и только половина уйдет с нее самостоятельно.

Формально на трибуны должны были пускать всех, доступ был бесплатный. Но Ким знал законы воров и громил любого крупного города — наверняка места на эти состязания покупались и продавались, причем за немалые деньги. И зрители хотели зрелищ за свои деньги. Максимум удовольствия, максимум крови, максимум красивых сражений между бойцами, равных которым было трудно найти среди живых.

Среди живых, потому что жрецы кричали во весь голос, что сильнее воинов, выступающих на этой арене сегодня, могут быть только мертвые. Те, кто уже вкусил дар бессмертия, стояли на другой ступени, с ними не мог сравниться никто.

Ким прикинул, что бои должны были пройти еще на пяти аренах, а может, и на этой же, но в другой день. Но ему в очередной раз повезло — никого из своих он так и не увидел. Хотя Виктор считал, что все предусмотрел, Киму не хотелось театрально умирать на сцене. А ему пришлось бы это сделать почти в любом случае, разве что встреча с Мугрой исключена.

Такой был их список, первым в нем стоял Волк (тянули соломинку), следующим не посчастливилось быть Киму, и лишь потом располагались все остальные. Это значило, что при встрече с Брентоном, или Ремом, или Аль’Шауром Киму пришлось бы умереть.

Противник сделал несколько маленьких шажков к центру арены, мгновенно сокращая расстояние. Это была первая проверка и не более. Воин даже не пытался атаковать, невзирая на то, что Ким довольно равнодушно отнесся к действиям соперника.

Ким уже видел недостатки врага. Несмотря на осторожность, что можно было причислить к плюсам, тот был слишком медлителен и не особо внимателен. Если бы Киму можно было пользоваться метательными ножами, то противник был бы уже мертв. Но ни луки, ни арбалеты, ни пращи, в общем, ничего такого использовать на арене не разрешалось. Вор мог кинуть и тот кинжал, что покороче, который держал в левой руке, с тем же успехом, но ему пока не хотелось проверять строгость судей. Тем более что он все равно собирался слегка нарушить правила, только совсем в другом.

Противник слегка приподнял свой меч, обычный классический длинный меч, что, по мнению Кима, опять же говорило в его пользу. Это движение стало для Кима сигналом. Соперник готовился атаковать, а Ким с длинным кинжалом — почти коротким мечом — в правой руке и спиногрызом в левой никак не мог пропускать такие моменты. Его единственным стилем обороны могло быть уклонение. Все остальное было бы недопустимым безумием либо явно показало окружающим, насколько его подготовка превосходит все, что они видели до этого. Даже левым кинжалом он мог выдернуть меч из рук медлительного врага, но совершенно не собирался демонстрировать свои способности на публике.

Внимательность противника Молния проверил несколько раз, делая незатейливые маленькие перемещения по арене, которые, будь его противник поопытней, однозначно должны были спровоцировать ответную реакцию. Ничего особенного — легкий отвод кончика кинжала чуть внутрь, что у действительно опытного мечника вызвало бы моментальную защитную стойку от возможного удара обратным ходом. Разворот ступни чуть больше, чем следовало, что выводило Кима в условно неустойчивое положение. И внимательный мечник этим мог бы воспользоваться и атаковать. А очень опытный — не стал бы, потому что это могло быть ловушкой, чем на самом деле движение Кима и являлось. Сам Ким в этом случае все же атаковал бы, но с совершенно другой линии и другим способом, нежели мог рассчитывать ловец на живца, тем самым хитря еще больше, чем противник.

Здесь же все было проще — кружащийся с ним в танце воин даже не замечал его псевдоошибок. Противник видел лишь внешнюю сторону боя, наиболее очевидные движения и не пытался разглядеть в этой дымке что-то действительно важное. Скорее всего, неплохой боец от природы, но которому не хватало опыта, да и реакции тоже.

Ким легко ушел от пары выпадов, тем более что противник не старался быстро вывести бой на обострение. Каждый раз Молния оказывался чуть левее, со стороны щита, заставляя противника разворачиваться вслед за ним, а заодно и опускать щит пониже, чтобы видеть движения вора. Это было как раз то, что нужно. В третий раз Ким вновь уклонился, после чего резким броском змеи сократил дистанцию, придерживая меч противника кинжалом в правой руке и воткнув спиногрыз в левый глаз врага.

Он понял, что острие немного не дошло до места, на которое нацеливался, — оно чуть расширялось и в какой-то момент становилось шире, чем глазница. Поэтому раньше, чем его противник начал падать, Ким чуть отклонился назад и навалился на спиногрыз всем своим весом. Что-то хрустнуло, и кончик лезвия достиг нужной вору точки где-то у затылка жертвы. Ким выпустил оружие из рук, позволяя противнику упасть.

Трибуны с запозданием взревели. Только тогда, когда труп его врага уже валялся на земле. Люди просто не могли воспринять ту скорость, с которой все произошло, и кричали и аплодировали скорее воспоминаниям, отпечатку боя, который запечатлелся у них в голове.

Ким, стараясь оставаться спокойным, сделал то, что сделал бы любой другой воин на его месте — начал вытаскивать свое оружие из тела врага. А так как оружие слегка застряло, ему пришлось немного пошатать кинжал, прежде чем его вытащить. Кинжал поддался и выскользнул из глазницы. А труп, валяющийся на арене, в тот же момент стал неподвластным чарам некроманта — верхний позвонок был разрушен.

Под аплодисменты зрителей Ким ушел с арены, не глядя на трибуны. Остальные бои он смотреть не стал, с него хватило крови и одного человека на сегодня.

Не стал на них смотреть и Виктор.

Магу было достаточно знать, что никому из его друзей не пришлось встретиться друг с другом на арене. Оставалось совсем немного, и они были как никогда близки к замку Затворника.

Надежно укрытый аурами множества людей, а еще лучше защищенный тем, что следящие за зрителями некроманты были откровенно слабы, Виктор ушел с трибун. У него были и свои дела, и они не терпели отлагательств. Все нити должны были сплестись в узор одновременно.

Виктор никогда не был любителем светских бесед. Тем более светских бесед с демонами, умершими тысячелетия назад, с теми, кого даже после смерти приходилось опасаться и выдавливать как можно дальше от обычного мира.

Но вот он сидел в шикарном кресле-качалке с наброшенной сверху шкурой древнего животного, убить которое было вызовом даже для демона. Задачей настолько сложной, что даже демону было не жалко ни времени, ни усилий для того, чтобы ее выполнить.

Чтобы потом можно было вот так, небрежно, бросить шкуру на кресло гостя, показывая тем самым ему благорасположение.

Сам демон сидел прямо на пшенице, почесывался и ерзал. Было видно, что сидеть ему не вполне удобно, но вместе с тем было видно, что демону это нравится. Нравится чувствовать легкое неудобство, даже создавать его самому себе. Наверное, это обостряло вкус к жизни. А это была самая главная вещь, которой так не хватало демону.

— Я ухожу все дальше, — спокойно сообщил он. — И как раз сейчас я достиг той грани, когда то, что осталось в этом мире от меня, может с тобой общаться. Понимать и надеяться быть понятым. Мне это важно. Мне важно, чтобы ты понял, что происходит и насколько это влияет не только на ваше королевство и ваш мир, но даже на настроение древних богов.

Виктор откинулся на спинку кресла, почти полностью исчезнув в светло-сером мехе, и сказал:

— Ну так говори, древний. Кто я такой, чтобы отказываться от понимания.

— Этот некромант… Тут все намного сложнее, чем ты думаешь. Звезды тысячелетиями выстраивались так, чтобы он появился в этом мире. Целые миры вскипали и уничтожались, чтобы предотвратить его приход. Он лишь кукла в чужой игре и, хотя об этом догадывается, уже давно ничего не может сделать. С тропы, к которой тебя готовили тысячелетиями, скрещивая одних и разлучая других, невозможно сойти.

— Я тоже? Тоже кукла?

— Конечно. Мы стоим на развилке путей, по которым может пойти эта вселенная. Все-все звезды, что ты видишь на небе. Не сейчас, но за сотни тысяч лет она будет меняться. И как это будет происходить, зависит от этого некроманта. И от тебя.

— Его нельзя убить?

— Это тебе лучше знать. Можно или нельзя — это не те понятия, которыми я умею мыслить. Мне можно все. Запретов нет. Можно или нельзя тебе — это твой вопрос. Зато я знаю другое: даже окончательно умерший, он сыграет свою роль до конца. Потому что все уже давно предопределено.

— Все?

— Да, тут ты прав, убийца моей тени. Я скажу иначе: все пути предопределены давным-давно, еще до рождения твоего, до рождения некроманта. И лишь немногим позже, чем я осознал себя. Только пути. Но в какое-то мгновение кто-то сильно скучающий решил, что надо оставить кое-что на волю таким существам, как ты. Как некромант. Сделать ставки и ждать, кто победит. Я не знаю ставок, но они даже больше, чем судьба вашей крохотной вселенной.

— Этот кто-то имеет имя?

— Конечно. — Демон расхохотался так, что откуда-то из пшеничной бесконечности вернулось эхо, которого просто не могло существовать. — Конечно, только я не знаю этого имени. Ты не знаешь пути богов. Ты не знаешь пути даже такой мелочовки, как я. Разница между тобой и мной ничтожна по сравнению с той пропастью, что лежит между мной и богами. Я — букашка, которая считает, что ей все дозволено и что она всесильна. Всего-то. За что я в свое время и поплатился изгнанием из этого мира.

— Но кто? Кто тебя изгнал?

— Я же говорю, ты не поймешь. Не пытайся. Если хочешь услышать ответ, то наиболее правдивым будет такой — я сам себя изгнал.

— Хорошо, — кивнул маг, качнувшись в кресле. — Я понял, как важно то, что сейчас происходит. Это все? Ты просто говоришь мне, что все, что я делаю, будет иметь последствия на тысячелетия вперед? Мне надо поблагодарить тебя и проснуться?

— Ты же знаешь, что ты не проснешься. Ты только что заснул.

— Только что?

— Мгновение или полмгновения назад. Ты даже еще не заснул как следует. Я ждал тебя, именно этого момента, когда я уйду далеко, а ты будешь только-только засыпать, но еще не уснешь окончательно. В твою голову крайне трудно пробраться, вы вообще странная раса. У нас с тобой есть возможность раз-другой посидеть вот так, поговорить. Так что не спеши.

— Ты не ответил.

— Я ответил. Или ты не задал вопрос.

— Хорошо, — кивнул маг снова, качнулся в кресле и задал вопрос: — За кого ты, демон? Чьей победы ты хочешь?

— Это очень плохой и нечеткий вопрос, — качнул рогатой головой собеседник. — Вот подумай над моей загадкой-вопросом-ответом. Звучит она так: за кого я, если те некроманты, которых ты выбросил из своей реальности, были присланы к тебе мной? За них или за тебя? Или я сделал ставки на ту звезду, что горит у тебя прямо над головой в полночь, и то только четыре раза в году? У тебя есть ответ?

— Некроманты были угрозой, — медленно начал маг. — И если бы они победили, хаос некроса накрыл бы наш мир просто потому, что их некому было бы больше остановить. Но они не победили, а победили мы, и я получил новые знания, которые, возможно, помогут мне в грядущих битвах. Значит, если бы ты разместил именно этих некромантов на нашем пути, то ты бы хотел нам помочь.

— Ты смотришь на мир настолько упрощенно, что это меня забавляет, — ответил демон. — Действительно забавляет. Могу поспорить, что твои упрощения заставляют тебя видеть рога на моей голове.

— А у тебя их нет?

— Собеседник, не забывай, что это прежде всего твой сон. Есть ли у меня рога? Конечно, есть — ты же их видишь. Во сне. Ты видишь во сне рога существа, которое давно не принадлежит вашей реальности и могло наводить любой морок еще тогда, когда оно было к ней ближе. Да и не просто морок — могло выращивать и отбрасывать… ну пусть рога — в зависимости от настроения. Я повторю — во сне. Несуществующий демон, настолько всемогущий, что может внушить тебе все что угодно. Ты все еще хочешь, чтобы я ответил, есть ли у меня рога?

— Ответа просто нет?

— Ответов бесконечность. Тебе только нужно выбрать тот, что по душе.

— Мне по душе думать, что ты помогаешь мне.

— Тогда, только чтобы этот сон не был кошмаром и воспоминания о нем были приятны, я скажу тебе кое-что. Правда или ложь это будет — зависит от того, сумеешь ли ты воспользоваться моими словами. Так вот, слушай: тень рыси — не твой бред. Слушай еще: рев медведя — не ошибка твоих ушей. Если ты сумеешь меня услышать, то, может быть, это единственное, что качнет весы туда, куда ты захочешь. А я даже не уверен, хочешь ли ты для своей вселенной того же пути, что хотел бы для нее я. Так что это твой путь, путь, по которому пойдешь ты. И все звезды вслед за тобой.

— Я не понял.

— Ясность и не была тебе обещана. Я обещал слова. И даже не говорю, что эти слова — правда. Потому что, станут ли они правдой, будет зависеть только от тебя. А я только посветил факелом в глубокую, темную и сырую пещеру и показал тебе, что проход есть. Может быть, это не проход, а всего лишь пара шагов в глубь горы. Может быть, это путь в погибель. Может быть, это тоннель к твоей ближней звезде.

— Но если я не пойду, то никогда не узнаю, — подсказал маг.

— Узнаешь. Очень скоро ты уверуешь, что этот путь был тупиком. И все будет хорошо в твоем простом и понятном мире. Боги — странные существа, знаешь. Они порой сами не понимают, что творят. Ты считаешь, что кто-то собирался давать таким козявкам, как вы, свободу воли? Я мог бы похихикать, но ты сидишь на моем трофее, поэтому я буду тебя уважать. Ваша свобода воли — это просто отсутствие одного пути у богов, у бога, как угодно. Слишком много возможностей, и, пусть боги способны на все, но это тот закон, который над богами. Возможностей — бесконечность бесконечностей. Так что спи.

Демон исчез разом, без прощальных слов и расставания. Просто испарился. А на том месте, где он только что сидел, медленно расплывались в воздухе два облачка, чем-то напоминающие сплетенных между собой рысь и медведя.

Они стали элитой. И, будучи элитой, пользовались почестями.

Произошло это мгновенно, как только они перевалили через полуфинальные поединки. Чуть менее трех десятков воинов, и каждый выбран из сотни претендентов. Армия мертвых пополнилась на три тысячи тел, лежащих сейчас, наверное, на стеллажах и ожидающих последнего великого похода.

«Ну или чуть меньше, — подумал Мугра. — Из своих противников на поживу некромантам я не оставил никого».

Первый ряд у арены был полностью освобожден. Тридцать два огромных кресла, почти что трона, были равномерно расставлены вокруг арены. Кресла были действительно огромные — это были сиденья для воинов, для победителей. И если бы не людские кости, из которых они были сделаны, то Мугра мог бы даже сказать, что они удобны. Вокруг каждого из кресел было достаточно места, чтобы набросать ковры, положить наложниц, обнимающих ноги сидящего воина, поставить сзади мальчика, держащего кувшин с водой. Мугра мог утолить жажду в любой момент, съесть фрукты с подноса, что держал еще один слуга. В общей сложности рядом с каждым из претендентов крутилось больше дюжины слуг и красавиц.

Затворник сделал все, чтобы показать тем, что бесновались сейчас на трибунах, насколько хорошо живется его элите. Насколько хорошо живется мертвым.

По мнению Мугры, это была самая дорогая ширма для обряда самоубийства. Впрочем, от женщины, массирующей ему сейчас плечи, он отказываться не стал.

Волк открыто усмехнулся, когда увидел в одном из кресел, почти напротив себя, Кима. Вор был настолько меньше своего трона, что выглядел просто нелепо. Мугра заметил, что это смешит не его одного. Другие претенденты тоже посматривали на кресло Кима. Хотя его друзья предпочитали изображать равнодушие.

Они все были здесь, все до одного. Пять воинов Акренора прошли в финал. Они делали вид, что не знают друг друга, но Мугра видел взгляды, которые они бросали, и знал, что первая часть их пути сквозь турнир некроманта практически завершена. А значит, они на шаг приблизились к самому Затворнику.

Четыре кресла пустовали. Мугра знал почему. При нем в полуфинале один из претендентов получил серьезную рану, хоть и победил. Но он истекал кровью. Мугра считал, что рана отнюдь не смертельная, но у находившихся рядом некроманта и жреца были свои резоны. Претендент не смог бы участвовать в финале, это точно, а значит, он уже проиграл.

Тогда некромант лишь сделал пасс руками, ломая печать и мгновенно умерщвляя победителя. Отправляя его на стеллаж вокруг замка чуть раньше, чем он бы того хотел. Почти милосердие.