Право на поражение Катлас Эдуард
И при этом Хранитель начал слегка хихикать, чего его охранники вообще никогда в жизни не слышали. Хранитель всегда был наиболее уважаемым и солидным гномом в каждом клане. Гномом, даже родовое древо которого было таким старым и ветвистым, что в его корнях разобраться не мог никто. Ни один из гномов не мог похвастаться тем, что знал Хранителя ребенком, потому что он был самым старшим в клане, но при этом никогда не участвовал в Советах. Держался в стороне. Никогда не высказывал мнение по злободневным, как считали гномы, вопросам жизни клана, когда другие спорили до хрипоты. А если и высказывал, то это мнение всегда оказывалось решающим.
Чаще всего он даже не являлся на собрания. Или сидел тихонько в тени, слушал и слегка кивал, скорее не сказанному, а своим мыслям. Тихо постукивал посохом по полу. Детям, когда они спрашивали, говорили, что Хранитель бережет чертог, бережет клан, бережет своды от обрушения. Никто не знал, правда ли это или просто старческое постукивание, которое Хранитель не мог остановить. Но так говорили детям, чтобы их успокоить, потому что взрослым, говорящим это, рассказывали то же самое, когда они сами были детьми.
Сейчас самый уважаемый гном в клане хихикал, и это не могло не волновать остальных.
В конце концов Бодор увяз. До нужного им ответвления оставалось каких-то два десятка шагов, но дальше пройти было невозможно. Гоблины опомнились, сгрудились и махали кинжалами, скорее отпугивая гномов, чем пытаясь нападать.
Бодор досадливо ударил молотом по голове гоблина, на котором сейчас стоял, заставляя его перестать шевелиться. Правый бок болел, но рана была не настолько глубокой, чтобы парализовать руку. Просто порез, который нужно будет потом обязательно обработать, зная «любовь» гоблинов к чистоте. Если такие мелочи, как нагноение, его еще будут волновать в ближайшем будущем.
Левой рукой гном перехватил кисть излишне увлекшегося гоблина, неумело, но рьяно размахивающего ножом, вытянул его из вражеской шеренги на себя, ударил коленом в шею, с удовольствием почувствовав, как хрустят ломающиеся позвонки, и бросил труп обратно, надеясь пробить брешь в стене машущих железом врагов.
Не получилось. То ли Бодор уже слишком устал, то ли гоблинов сзади стояло слишком много и им просто некуда было падать от удара. Бодор вздохнул и шагнул вперед. Он знал, что ему придется сделать, хотя ему очень не хотелось умирать. Но единственный способ пробиться — устроить живой таран. Он должен был быть на острие и оказаться первым, кого гоблины поднимут на спиногрызы.
Тогда появлялся хоть какой-то шанс пробиться сквозь эту толпу. В конце концов он мог оказаться достаточно изворотлив, чтобы выжить. В конце концов в чертогах клана рассказывают столько легенд о Бодоре, что ему можно и умереть за то, чтобы сохранилось место, где легенды о нем продолжат рассказывать, и за то, чтобы их было кому слагать.
Они прыгали по муляжу лестницы, со ступеньки на ступеньку. Для большинства претендентов это оказалось невероятно сложно — запомнить двадцать один цвет, в строгом порядке, без единой возможности ошибиться.
Все-таки большинство достигли финала отнюдь не за счет умения запоминать длинные последовательности цветов. Вообще, казалось, что все, кто хорошо умели проделывать такие трюки, были достаточно умны, чтобы, в первую очередь, вообще не участвовать в подобных состязаниях. А здесь, на полигоне, оказались как раз те, кто умели только махать мечом.
Наверное, это не относилось к Аль’Шауру и его друзьям. Ведь они шли на состязания по своим причинам. Многорукий вообще думал, что прошел бы лестницу и без подготовки. Мозаика была легкая, и можно было не знать комбинации вообще. Достаточно было внимательно посмотреть на отверстия в стенах — и был шанс проскочить. А дальше природное чувство баланса Аль’Шаура, отточенное годами тренировки с двумя мечами, позволило бы ему почувствовать ритм ловушек и пройти их. Не наверняка, но вероятность была, и немалая.
Кстати о мозаике. Некромант врал. И бутафорская лестница врала. Аль’Шаур помнил оригинал и расположение всех плит мозаики. Да и никто не запрещал сходить посмотреть еще раз. Плиты совпадали, не совпадали отверстия в стенах. В паре мест они выглядели иначе. Пока мечник не понимал, зачем это серой робе, но взял на заметку неточности. Даже предположил, какие плиты и какие цвета были бы более правильными для безопасного прохождения первого участка.
Но, как бы Аль’Шаур ни верил в свои способности, он понимал, что команда сделала единственно правильный выбор. Иначе как этим путем, через состязания, к Затворнику было не подобраться. На каждой башне стоял часовой из перерожденных, с арбалетом, который никто из них даже не опускал. Они не менялись, просто стояли и равнодушно пялились вперед, не меняя позы, не шевелясь, не переминаясь с ноги на ногу. Снаружи от стены каждые десять минут проходил патруль из двух дюжин мертвецов, просто для того, чтобы проверить, не прячется ли кто под стеной из неприглашенных гостей. Пока они тренировались на бутафорской лестнице, их окружали почти полсотни мертвецов, безразлично наблюдающих за этим развлечением.
В лоб отряд бы не прошел. Ведь это было еще снаружи замка. Что там было внутри — Аль’Шаур предпочитал об этом пока не думать.
На тренировочной лестнице стрелы были с железными шариками вместо наконечников. Но даже они били больно, когда кто-то оступался или недостаточно хорошо заучивал цвет. На настоящей лестнице вместо этих стрел должны были вылетать настоящие, причем, как понимал Аль’Шаур, сразу пачками.
Шарики ударялись, оставляя заметные следы. От синяков спасали только доспехи. Чтобы не выделяться среди остальных, ему приходилось делать вид, что он тоже путает цвета, хоть он и позволил себе оступаться пореже остальных.
— Все это чушь собачья, — буркнул стоящий рядом с ним воин.
Очередной бедолага в этот момент спутал цвет, оступился, получил тупой стрелой в руку, от боли отшатнулся еще раз и тут же заработал еще один шарик. Потерял контроль над собой и побежал, собирая по пути почти все стрелы, какие могли вылететь из стен. В итоге он так и не добежал до стартовой черты, повалившись на землю от боли. Потом медленно отполз. Все стрелы пролетали выше, и Аль’Шаур подумал, что это тоже способ преодолеть мозаику.
— Что? — равнодушно спросил многорукий.
— Все, — откликнулся финалист. — Сдохнуть бы побыстрее, так нет — даже это еще надо заслужить. Цвета, ритм, счет. Ладно, теперь хоть семья обеспечена. Как бы еще исхитриться и сломать себе самому шею раньше, чем они сорвут печать?
Аль’Шаур лишь пожал плечами, впервые действительно не зная, что ответить. Конечно, это мог быть провокатор, но смысла в такой провокации было до непонятного мало. Поэтому многорукий не стал заострять внимание на этом разговоре, стараясь сосредоточиться на главном. Запоздалое раскаяние семьянина, положившего на арене множество людей, чтобы обеспечить родных, его не особо трогало.
Гора вздохнула, на этот раз по-настоящему. У гоблинов была лишь одна общая черта с гномами — они тоже жили под горами и отлично представляли себе, что такое встретить землетрясение в подземных пещерах. Никто из них не сталкивался с этим раньше — такое мало кому удается пережить, но знание об этом было в крови.
Весь лагерь заметался, а казавшиеся только что непробиваемыми шеренги гоблинов раскололись. Бодор, только что сделавший шаг навстречу своему финальному бою, использовал ситуацию. Сердце гнома сейчас не кололо — оно колотилось так, что не заметило бы никаких уколов. Память расы действовала и на него, и эта память говорила ему, что смерть неминуема, и на этот раз смерть для всех, а не только для него. Но в то же время возможная смерть еще никогда не останавливала ни одного гнома от необходимости исполнять свой долг.
Злополучный лагерь был не в штольне, а в пещере, и потолок здесь поднимался значительно выше. Пользуясь этим, Бодор прыгнул и практически рухнул ногами на гоблинов сверху, разом подминая их под себя, размахивая молотом направо и налево, пробивая так необходимый клану проход в двадцать последних шагов.
Гоблины, в отличие от своих врагов, никогда не отличались храбростью. И возможное землетрясение их парализовало. Тряхнуло всего один раз, но и этого хватило, чтобы половина ножей оказались на земле, потому что ослабевшие лапы не могли их удержать.
Второй толчок заставил гоблинов побежать. Это было бесполезно под землей, и гномы отлично об этом знали. Некоторые, кому все же довелось испытать землетрясения на своей собственной шкуре и выжить, говорили, что единственное, что может спасти, — это найти вертикальную жилу минеральной породы и попытаться укрыться возле нее. Все гномы знали, как падают целые глыбы породы — «шкафы», это бывало и не только во время землетрясений. Гномы сами подчас вызывали обвалы, как бы нежно они ни обращались с горой. И они понимали, что бежать бесполезно. Разве что надо знать, куда бежать.
Но Бодор двигался вперед, вслед за толпой разбегающихся гоблинов. Потому что знал, что всем тем из них, кому удастся пережить землетрясение, лучше оказаться подальше от толпы гоблинов. И сейчас был наилучший шанс не только пробиться сквозь лагерь, но и оторваться от преследования.
Иначе сразу после землетрясения их бы все равно затравили, как крыс. Гоблины были везде, и не нужно было слишком долго размышлять, чтобы понять, что маленькому отряду гномов не справиться с ними в неподготовленных коридорах.
Прошло несколько минут, прежде чем Бодор понял, что толчки больше не повторяются. К этому времени они поднялись в верхний коридор, успели свернуть на одной из развилок, с ходу пробежать по горному ручью, чтобы хоть немного сбить след — гоблины могли чуять запах, как ищейки. Сейчас Бодор приостановился, чтобы дать возможность всем сделать пару глубоких выдохов и подумать. Был вариант прыгнуть в колодец в три роста и уйти нижними штреками. Или же продолжать путь прочь от владений гномов, сделать очень большую петлю, чтобы вернуться к другой заставе, если к ней удастся пробиться.
Именно в этот момент размышлений гном и осознал, что землетрясение, которое в его мыслях уже убивало все и вся вокруг, так и не началось. Вместо этого позади хихикает Хранитель.
— Мой лучший танец с горой, — хихикнул тот, произнеся первые слова, возможно, за целую неделю. — Если даже вы поверили в землетрясение, то танец вышел красивый. В следующий раз расскажите какой-нибудь статной гномихе, как я могу, может быть, она согласится станцевать со мной.
И, без перехода, Хранитель неожиданно стал абсолютно серьезен, как будто не он хихикал последние минуты:
— Гоблины пугаются так же быстро, как и звереют. Надо бежать быстрее, пока они не опомнились и не снарядили погоню. Прыгайте в колодец, этот путь сегодня лучше.
В темноту прыгнули семь гномов и Хранитель, который прыгал третьим с конца. От помощи он отказался.
Они брели в полной темноте, и даже Бодор не всегда помнил те штольни, по которым им приходилось идти. Пару раз им пришлось просто придушить одиноких гоблинов, слоняющихся даже здесь, но в целом вокруг было тихо.
Несмотря на маленькую победу, Бодор понимал, что дела и у его отряда, и у всего подгорного королевства обстоят хуже некуда.
Он также понимал, что на этот раз их судьбы решаются не здесь, под горой, и не гномами. Как бы он ни хотел самостоятельно отвечать за будущее своих легенд.
С другой стороны, его чуть успокаивало то, что за его судьбу отвечали одни из немногих людей, которым он мог ее доверить.
Гора вздохнула, оставляя крошечных гномов глубоко под своими хребтами вместе с их мелкими заботами и перенося центр внимания куда-то далеко на север, к столице государства, полностью поглощенного тьмой.
Часть пятая
МГЛА
Стеллажи
— Он там, — кивнул головой Фантом.
В месте, на которое указывал рейнджер, стояли отдельно от других несколько стеллажей. Армия некроманта постоянно расширялась, а вместе с ней расширялось и пространство, на котором хранили мертвых.
— Уверен? — спросил Виктор. — Нам будет сложно рассчитывать на вторую попытку.
— Видел, как сгружали, — пожал плечами Фантом. — Сложно спутать Волка с кем-то еще. Крайний стеллаж, вторая полка, с внутренней стороны. Отсюда не видно, но он там.
— Тогда на заре пойдем, — согласился маг.
— Не будет зари, — вздохнул Фантом.
Это было правдой. Они не видели солнца ни разу с тех пор, как спустились под гору. Ни разу на этой стороне хребта не было ясной погоды. То туман, то изморось. Сейчас темные тучи просто висели низко в небе. Снега не было, но не было и солнца.
— С утра, — поправился Вик.
— А у тебя как? — спросил рейнджер.
— Да хорошо, — кивнул маг. — Я его проследил до самого дома. Неплохо живет слуга Затворника, надо сказать. Если мы все рассчитали верно, то завтра прямо отсюда двинемся к нему. Проверим, насколько жрецы сами верят в свою религию.
Цепь мертвых охранников стояла неподвижно. Здесь, где располагались новые стеллажи и поля мертвецов вспучились флюсом, охранники стояли даже плотнее, чем в других местах.
Солнца действительно не было, да и утро оказалось настолько сумрачным, что походило на ночь где-нибудь около светящегося гнилушками болота. Но время было на исходе. Исходя из того, что они знали, времени у них оставалось всего ничего. Даже сумрачное небо не могло позволить им изменить планы.
Вик и Фантом пропустили один патруль, неторопливо бредущий вдоль цепи охраны, потом второй… Только после третьего Вик кивнул — пора.
Встал и просто пошел вперед, прямо на цепь из мертвых сторожей. Интервал между патрулями не составлял и четверти часа, тайным их набег все равно не останется. Будет шум, и мага, тайком проникшего в самое логово Затворника, разоблачат. Но тело Мугры надо было вызволять, и время уже на исходе. И те, другие, более долгие часы тоже теряли последние песчинки.
Звезды выстраивались в одну линию и требовали действий.
А значит, возможность разоблачения теперь не имела значения. Действие становилось важнее скрытности.
Они почти подошли к той черте, возле которой возрожденные охранники начинали реагировать на живых. Через несколько мгновений Виктор должен был в деле попробовать все те навыки, которые он развивал, пока его друзья развлекались на аренах столицы.
Но в этот момент вдалеке показался патруль. Не из тех, что медленно брели вдоль цепи сторожей. Другой, внеплановый. Друзья видели такие патрули и раньше, они были редки, ходили нерегулярно, и предсказать их появление было невозможно. Но этот специальный патруль появился именно сейчас, когда никакой возможности укрыться у мага с рейнджером уже не оставалось.
Фантом отступил назад, и Виктор тоже сделал пару шагов вспять, только для того чтобы разделить две задачи — общение с патрулем и сторожами. Чем дальше они находились от сторожей, тем меньше вероятности, что те вступят в схватку. Справиться бы с патрулем.
Патрульные заметили чужаков в то же время, что и они их. Мертвецы ускорились, перейдя на бег, если можно было назвать бегом эти чудовищные движения мертвых тел, лишь пародирующие живые. Впрочем, мертвецами в патруле оказались не все.
— Знакомая рожа, — буркнул Фантом.
Виктор кивнул.
— Ба, мил-человек, — ухмыльнулся начальник патруля. — А ведь мы с вами встречались! Что же я тогда в вас возмутителей-то не распознал, а? Что здесь забыли? Специально пришли, чтобы на моих новых солдатиков посмотреть?
Стражник, тот самый, который довел до белого каления отряд еще по дороге к столице, горделиво похлопал по плечу стоящего рядом с ним закованного в латы с ног до головы мертвеца. Действительно великолепная карьера — сначала водить по деревням скелетов, а теперь почти что свежие трупы.
— О такой карьере, как у тебя, — выразил вслух свои мысли Вик, — при нынешнем короле можно только мечтать.
Стражник, как будто и не почувствовав издевки, важно кивнул:
— Вот почему всегда важно служить честно, верой и правдой. Тогда тебя завсегда оценят, мил-человек. Ну а здесь разговор простой — приговор на месте. Если хотите красивыми возродиться, то не дергайтесь, тогда мои солдатики ваши шкуры не сильно попортят.
Стражник чуть шевельнул плечом, и мертвецы двинулись вперед.
Поднявшаяся навстречу ладонь мага сначала, казалось, лишь чуть приостановила их. Затем весь патруль начал валиться на землю, умерщвленный теперь уже окончательно. Они падали, как будто кто-то перерезал нитки, соединяющие их с кукловодом. Вповалку, без попыток удержаться на ногах, зацепиться хоть на мгновение за свое послесмертие.
Фантом натянул лук, но Виктор резко крикнул:
— Нет! Этот пригодится.
— Это как же так, мил-человек? Вы зачем моих ребяток положили? Как же я теперь? Мне же не простят!
— Переживи сначала этот день, солдатик, — ответил Виктор. — Потом будешь заботиться о карьере.
Фантом понимающе кивнул, и через мгновение его нож был приставлен к горлу стражника.
— Пойдем, солдатик, с нами. Нам недалеко, — произнес Виктор и двинулся к нужному стеллажу. Напрямик.
Сторожа даже не шелохнулись, когда они проходили мимо них. Видимо, метки на особо доверенных слугах Затворника позволяли проходить мимо стражи и им самим, и живым, идущим рядом. На это и рассчитывал Виктор, когда шел прямо на охрану. Конечно, всегда оставалась возможность ошибиться, но в этот раз все складывалось даже лучше, чем надеялся маг.
Все-таки упокоить две дюжины патрульных было легче, чем множество сторожей. Да еще и думать о том, сколько мертвецов спустится со стеллажей, чтобы уплотнить цепь.
— Куда, мил-человек? Зачем? — Стражник на глазах терял остатки мужества.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы он когда-то вообще мог им похвастаться.
— Пришли, солдатик, не бойся. Пришли, — успокоил его Виктор. — Тебе выпала честь. Заменишь на стеллажах воина, который недостоин того, чтобы быть в армии твоего великого короля. Мы считаем, что ты достоин гораздо больше, чем он. Поэтому придется вам поменяться.
Виктор поднял руку и провел ладонью над лицом лежащего неподвижно Мугры. Покачал головой и сказал, на этот раз обращаясь к Фантому:
— Не здесь. Слишком много мертвых вокруг. Как бы тут бардак не начался.
И, чтобы не отвлекать рейнджера от пленника, сам взвалил тело мечника себе на плечо.
— Нам нужно пару минут, чтобы отойти от цепи, — сказал он Фантому. И затем, обращаясь к стражнику, добавил: — Забирайся на полку, солдатик. Пора тебе стать поближе к своему королю.
Фантом, не давая скулящему стражнику опомниться, затолкал его на стеллаж и ударил рукояткой ножа по затылку. Выровнял обмякшее тело, нашел вену на руке и провел вдоль нее острием ножа, вспарывая кожу. Давление крови было недостаточно сильным, и она просто начала быстро вытекать из раны.
Но рейнджер знал, что стражник больше не придет в себя и покинет этот мир раньше, чем успеет очнуться. Если ему повезет, то подмену заменят не сразу и у него еще будет шанс добраться до Лодочника. Хотя кто знает, может, именно служить Затворнику после смерти он и хотел? Тогда у него был шанс и на это.
Хотя Фантом так не думал.
Он побежал, догнал Виктора, перехватил одну руку окоченевшего тела Мугры и потащил его сквозь охранников.
На этот раз мертвецы слегка заволновались, но живой, пока еще живой, стражник был достаточно близко, и двум похитителям удалось уйти.
Им предстояло еще столько дел, что они предпочли не задерживаться. Дом приближенного к Затворнику жреца охранялся почти так же, как и стеллажи мертвой армии. Но Виктор в последнее время перестал считать возрожденных серьезным препятствием на пути.
Мугра шел по мелководью.
Шел медленно и аккуратно, внимательно глядя под ноги. Ступни почему-то были босые, а ему не хотелось наступить на какой-нибудь камень или, того хуже, морского ежа и корчиться потом от боли в раздувшейся ноге.
Это море было незнакомым, и Волк знал, что незнакомых берегов надо опасаться… уважать, наверное, более верное слово — уважать. Не зная опасностей, которые прячутся не только в глубинах, но даже здесь, где воды едва-едва по колено, не стоит пренебрежительно относиться к незнакомой воде. К незнакомому берегу.
Хотя нет, «берег» было неправильное слово. Потому что мелководье раскинулось во все стороны без конца и края. Берега не было, куда ни глянь.
Поэтому Волк перестал смотреть по сторонам и смотрел только под ноги. Это было важнее. Солнце на небе без единого облачка стояло, как мертвое. Не шевелилось, удобно устроившись где-то между зенитом и закатом. Или рассветом. Непонятно. Но Мугра решил идти от него, так что сейчас оно все время светило ему точно в затылок, а тень, которую отбрасывало его тело на воду, позволяла ему не жмуриться от бликов.
Он не имел ни малейшего понятия, куда идет, но почему-то знал, что должен идти.
Он не понимал, где находится, но почему-то думал, что это совершенно неважно.
Иногда ему казалось, что теперь не важны ни смысл, ни место, ни цель. Но пока ему удавалось отгонять от себя эти мысли.
Неподвижное солнце не позволяло ему оценить, сколько длилось это путешествие, но количество шагов, сделанных им, предполагало, что он движется уже больше суток. Возможно, не этого мира, а того, в котором его убили.
Мысли путались, как только он задумывался о своей смерти. Как только он задумывался о времени. Как только он пытался вспомнить, что предшествовало его появлению здесь. Поэтому он перестал думать о столь сложных материях.
Сейчас можно было сосредоточиться на более насущных и важных вещах. Обойти обломок коралла, вокруг которого резвились подозрительно яркие рыбки. Не зацепиться за водоросли, некоторые из которых могли жалить, в чем он успел убедиться. Удачно наступить на пятачок чистого песка и дать ступне на мгновения насладиться его мягкостью.
Он не чувствовал ни жажды, ни зноя. Вернее, ощущал, что жажда существует где-то в его теле и затылок припекает путеводное солнце. Но эти ощущения были как-то далеко, не касались его и сейчас уже не мешали ему двигаться. Он не уставал. Или, наоборот, усталость пропитала его тело настолько, что это перестало быть важным, потому что ничего не меняло. Устал или нет — он должен идти, и это был единственный императив, который пронизывал его сознание.
«Не здесь», — донеслось до него из-за горизонта. Но призрачный голос не сказал больше ничего, и Мугра шел дальше, отложив надежду на то, что звуки повторятся, куда-то в дальний уголок сознания.
Тысячи шагов спустя эта надежда осуществилась. Тот же знакомый голос сказал откуда-то издалека, оттуда, где существовало что-то, кроме мелководья:
— Просыпайся, друг мой! Очнись!
Мугра продолжал идти, но теперь на его лице заиграла улыбка. Хоть что-то новое в этом мире, в котором любое изменение могло быть только к лучшему.
Голос тревожно повторил:
— Очнись!
Волк улыбался. Он не понимал, что хочет от него голос, но радовался тому, что этот звук существует. Приходит ниоткуда и остается звоном в его ушах. Это стоило того, чтобы пройти еще не одну тысячу шагов. Может быть, тогда этот голос скажет что-нибудь еще.
— Очнись, Волк, ты нам нужен!
Мугра продолжал шагать. Но теперь к его радости добавилось сомнение. Возможно, он идет не туда? Голос был им недоволен, это чувствовалось. Но Мугра не знал, куда идти. Это направление казалось ему наиболее правильным, чтобы прийти к цели, какой бы она ни была. Любое другое было хуже.
Волк сгорбился, но продолжал идти.
— Очнись!
Щека загорелась болью, и еще один цветок боли расцвел в груди, прямо около сердца. Голод, усталость, жар в затылке неожиданно приблизились, словно прорвав некую тонкую перепонку, разделяющую их с сознанием воина.
Он радовался этому наплыву настоящих ощущений, о которых начал забывать на мелководье.
Боль ударила по второй щеке, и ощущения стали настолько сильны, что Мугра остановился. Впервые за время своего похода по чужому морю. Его ноги подогнулись, и он упал на колени, уперся руками в песок, чтобы устоять. Левая рука неудачно загребла водоросли, но ему сейчас было не до этого, к тому же вроде как раз эти водоросли были не опасными.
Он воспринял просьбу Виктора. Ему нужно было очнуться, это слово, оказывается, что-то значило, кроме звука в его ушах.
Он очнулся.
— Ну наконец-то, — сказал маг, склонившись над Мугрой.
Рядом улыбался Фантом.
— Пить, — шепотом попросил Волк.
К его сухим губам тут же поднесли фляжку. Он начал жадно глотать воду, но в конце все-таки поперхнулся. Ему пришлось подняться на локти, чтобы откашляться.
— Это было очень долго, — пожаловался он друзьям.
К нему постепенно возвращались чувства. Боль в груди под повязкой. Саднящий затылок и дикая головная боль. Ноющее ощущение от ран по всему телу. И что-то скользкое и мокрое в левой руке.
Волк поднял руку и открыл ладонь. Они долго смотрели на темно-зеленый пучок морских водорослей, с которого капала соленая вода. Маг лишь пожал плечами и сказал:
— Сохрани на память. Может, пригодится.
Лестница
Они стояли прямо возле ступенек. Пришло время по ним подняться.
Весь период обучения многорукий слушал, что говорят остальные одиннадцать финалистов, не входившие в их отряд. Тот короткий разговор с недовольным семьянином натолкнул его на мысль, которую он старался хоть как-то материализовать.
Но финалисты разговаривали мало. А когда начинали, на них тут же неодобрительно косились некроманты, и разговор невольно прекращался. За все время Аль’Шаур успел бросить лишь короткую фразу Киму и теперь надеялся, что его план сработает.
Мечник старался узнать оставшихся финалистов. Каждого из них. Но сейчас его не интересовало, хорошие они или плохие, убийцы или почти что праведники. Его не волновало, насколько уверенно они владеют мечом и сумеют ли пробраться через ловушки. Ему важно было знать другое — верят ли они в возрождение после смерти или предпочтут сдохнуть каким угодно образом, лишь бы честно отправиться к Лодочнику.
Каждый из них хотел жить, почти наверняка. У большинства это чувство было притуплено, конечно, иначе бы они не оказались на арене. Но вот вопрос — кто из них готов был умереть прямо сейчас? И не просто умереть, а оказаться навечно между жизнью и смертью, ведомый чужой волей, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.
Пока у Аль’Шаура получалось плохо. Выходило, что он мог рассчитывать лишь на пару финалистов помимо своего отряда. Остальные верили чуть ли не в бессмертие, которое им обеспечит Затворник. И говорящий некрорыцарь, приведший их сюда, серьезно укрепил их убежденность в собственной правоте. Он думал, мыслил, говорил. Какая разница тогда, что он был мертв?
Их разум был слишком прост, чтобы уловить эту разницу. Поэтому надежд у Аль’Шаура было мало.
Но действие началось. И чтобы разыграть свою игру, хотя бы попробовать что-то сделать, ему нужно было отправиться на ту сторону первым. А еще лучше, если бы он отправился туда не один. Чтобы сразу вслед за ним успел пройти кто-то еще из отряда.
Их даже не лишили оружия перед встречей с Затворником — настолько все были уверены, что внутри замка любой бунтарь бессилен. Что печать надежно сдерживает любого от нападения на некроманта и тем более на короля.
Некрорыцарь появился перед прохождением, но оставаться не стал, сообщив, что ждет их всех возле трона. Аль’Шаур надеялся, что не пустого.
Их заставили сесть спиной к лестнице, ибо, как сказал один из некромантов, восхождение к королю — слишком личная вещь, чтобы на посвящаемого кто-то мог смотреть со стороны. Первым ушел некромант.
Прошло несколько минут в тишине, не нарушаемой никакими лишними звуками, кроме скрипа качающихся секир дальше на лестнице.
— Я скажу каждому несколько слов, перед тем как вы уйдете по лестнице. Надеюсь, они вам помогут. Мне когда-то помогли. Надеюсь, что, когда вы встанете рядом с королем, вы вспомните, кто сказал вам эти слова. От них зависит, насколько вы будете сильны, как вы будете мыслить после этой жизни. Будете ли говорить, в конце концов. Хочет ли кто-нибудь начать?
Аль’Шаур, до сей поры старавшийся не высовываться и не выделяться среди остальных финалистов, как и его друзья, поднялся.
— Я хочу, — просто сказал он.
Некромант кивнул и подошел к многорукому близко-близко. Наклонил голову и почти что прижался своими бесцветными губами к уху бойца:
— Последнее напутствие: не верь никому из живых, кроме себя. Каждый может обмануть. Не лгут только мертвые.
Аль’Шаур кивнул и повернулся к лестнице. Кажется, он знал, о чем идет речь. Похоже, даже здесь, совсем рядом с Затворником, до него добираются далеко не все. Воин был рад, что успел поделиться с друзьями своими наблюдениями о несоответствиях в учебной лестнице и настоящей.
Красная панель, синяя, желтая. Квадрат за квадратом, он шел по мозаичной лестнице, безошибочно ступая в нужные места. В какой-то момент приостановился, именно там, где его наблюдения расходились с тем, что им вдалбливали в последовательности цветов. Но потом, так же уверенно, как и раньше, ступил на панель, на которой, согласно обучению, его ждала верная смерть. В конце концов обучающий их некромант тоже был живым, хоть и последователем магии мертвых. Зачем же было ему верить?
Аль’Шаур прошел три квадрата, которых не было в официальном обучении, и наклонился, чтобы пропустить качающееся бревно. Дальше все было и проще, и сложнее одновременно. Он перепрыгивал через ловушки. Наклонялся, прислонялся к стенам, чтобы пропустить очередное качающееся лезвие, пробегал места, которые нужно было пройти быстро, и стоял там, где необходимо было переждать.
Еще в одном месте пика из стены выскакивала не в том ритме, как это было на обучающей лестнице, и Аль’Шаур чуть не попался — сказалась механистичность, до которой были отработаны движения на тренажере. Но как раз в этом месте не нужно было спешить, поэтому ему удалось вовремя заметить отличие от того, чему их обучали. Похоже, Затворник все же хотел увидеть хоть кого-нибудь рядом со своим троном в живом виде, а не только возрождать к войне погибших чемпионов. Но также было очевидно, что таких ему надо было совсем немного.
Через пару минут Аль’Шаур оказался на другой стороне, где его ждал только некромант, ушедший первым, и больше никого.
— А где остальные? — с удивлением, которое ему не надо было изображать, спросил многорукий.
— Кто тебе нужен еще, избранный? — спросил некромант. — Поздравляю тебя, ты успешно обошел последнюю ловушку.
Некромант замолчал на мгновение, а затем решил ответить на вопрос воина более развернуто:
— Внутри замка вообще мало людей и совсем нет живых, кроме особо приближенных к королю. Таких, как я. А для того, чтобы провести вас в тронный зал, достаточно и меня.
Аль’Шаур понимающе кивнул, шагнул к некроманту и вонзил ему в горло вертикально повернутое лезвие ножа. Не давая магу даже захрипеть, провернул и еще надавил на рукоятку сбоку, разрывая горло и кадык умирающего. Аккуратно отпустил тело некроманта на землю и оттащил к стене.
Лишь после этого повернулся, чтобы посмотреть, как будет проходить следующий. Отсюда, из тени, были прекрасно видны сидящие спиной претенденты. Мешали только качающиеся ловушки, но нельзя сказать, что они совсем загораживали вид. Сам же многорукий оставался невидимым, стоя сверху, в тени уходящего в глубь замка коридора.
Следующим оказался Ким. Второй некромант как раз шептал ему на ухо свою заученную речь.
Киму не нужно было смотреть, чтобы знать, как проходит препятствия Аль’Шаур. Чувствовать спиной, что происходит сзади, его научила еще жизнь оборванца в трущобах Акренора. А потом судьба подмастерья вора. Он слышал, как многорукий наступал совсем не на те куски мозаики, на которые следовало бы согласно зазубренной наизусть последовательности цветов. Слышал и то, как задержался многорукий на мгновение, а потом сделал несколько «неправильных» шагов, не в том ритме и не с той скоростью.
Так что Киму даже не нужна была подсказка некроманта, чтобы понять, что на обучении им рассказали не все или рассказали кое-что, не совсем соответствующее действительности. Слова некроманта лишь подтвердили его знания.
Наверное, он разочаровал некроманта тем, с какой легкостью прошел все препятствия. Вряд ли Ким мог считаться достойным кандидатом на то, чтобы предстать пред троном Затворника. Слишком маленький, щуплый, он совершенно не подходил для того, чтобы вступить в гвардию короля.
Но правила есть правила. И Ким победил всех, включая более крупных соперников, на арене. Он шел вперед, к встрече с центром зла этого королевства, как бы ни хотелось многим на его пути, чтобы он был остановлен где-нибудь по дороге.
Через пару минут он взобрался к Аль’Шауру. Сморгнул, чтобы глаза быстрее привыкли к сумраку, взглянул на прислоненный к стене труп, кивнул и вместе с Аль’Шауром повернулся к лестнице, смотреть, кто пойдет следующим.
Теперь они могли поговорить.
— Из всех я могу выделить только четверых, с которыми стоило бы рисковать, — поделился своими наблюдениями Ким. — Твоего семьянина, еще одного пройдоху, который явно хотел отдохнуть за счет короля, а затем смыться. Возможно, нас он оценит как еще один шанс выкрутиться из ситуации.
— Все они перейдут на сторону врага, как только встретят первого же некроманта, который сорвет с них печать.
— Значит, надо как можно дольше не позволять таким встречам случаться. Третьим я бы предложил вот того, что пойдет сейчас. — Ким кивнул на вставшего претендента, который успел вызваться раньше, чем это сделали Брентон или Рем. — У меня такое ощущение, что у него зуб на некромантов, зуб на мертвецов армии короля, зуб на Затворника. Как-то уж очень недобро он относится ко многим вещам, которые они говорят. Я сначала было подумал, что он просто зол на всех и вся. Но знаешь, перебросился с ним парой слов — нет, это не так. Ко всему, что не относится к Затворнику, он просто равнодушен. Озлобленности не чувствуется. Она направлена на короля. Короче, у него наверняка есть своя история, которая за всем этим скрывается, поэтому стоит попробовать.
— И четвертый? — поторопил его Аль’Шаур.
Претендент успешно преодолел первую обманку на мозаике и начал скакать между лезвиями, бревнами, шипами, пиками и прочими сложностями второй половины лестницы.
— Не поверишь. Самый крупный из претендентов. Идеальный кандидат в гвардию Затворника. Но что-то я смотрю, как он скисает с каждым часом, и есть у меня чувство, что он совершенно не верит в жизнь после возрождения.
— Только верит ли он в то, что сумеет прорубить себе право на жизнь до смерти своим мечом?
— Это вопрос, — согласился Ким.
Претендент успешно прошел вторую обманку, хотя явно не ожидал ее. Успел среагировать буквально в последний момент, чуть не оступился на следующей ловушке, но сумел выровняться и закончить путь.
Друзья отступили на пару шагов назад, давая возможность третьему финалисту вступить в коридор.
Аль’Шаур был краток.
— Мы здесь, чтобы убить Затворника, — бросил он в лицо претенденту. — Ты с нами или предпочтешь стать марионеткой, медленно сгнивающей под властью самозванца?
Претендент среагировал мгновенно:
— Зовут Коэм. С вами. Даже и не мечтал о таком подарке. Но только как вы обойдете печать?
— А кто тебе сказал, что ты выживешь в конце этого боя? Я лишь обещаю тебе, что он будет. Держись подальше от любых некромантов, чтобы тебя не перекроили на свой лад, остальное наша забота.
Их неожиданный новый товарищ кивнул.
Четвертым добровольцем на преодоление лестницы стал Брентон.
Брентон чувствовал подвох. О том, что игра даже здесь идет нечестно, его предупредил Аль’Шаур, но он и сам каким-то образом знал, что лестница, прохождение которой отточено до механического повторения каждого движения, таит в себе сюрпризы.
Поэтому он поднимался по ступеням осторожно. И медленно, там, где это было позволено.
Ступил на панели правильного цвета на полу, пользуясь подсказкой многорукого. С пикой же ему помогла как раз его неторопливость. Как раз в этом месте можно было безопасно постоять, и это дало ему возможность заметить, что ритм выскакивающей из стены пики не совсем соответствует тому, что был на учебной лестнице.
Так что Гном, пусть и медленнее остальных, с успехом преодолел весь путь наверх, кивнул друзьям, как и все, невозмутимо посмотрел на труп некроманта и представился чужому мечнику:
— Брентон, можешь звать Гном.
— Коэм, — кивнул воин. — А сколько же вас всего?
— Скоро посчитаешь, — хмыкнул Брентон.
Рем решил не спешить. Он понимал, что наверху нужно создать ударный кулак, но трое из его отряда уже были там, и этого должно было быть достаточно. А внизу могло что-то поменяться, и воин посчитал, что может пропустить вперед двоих-троих претендентов, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию снизу.
Рем не вызвался, когда некромант выкликнул следующего добровольца.
Наверх пошел другой. А он сидел спиной к лестнице и мог лишь пытаться слушать, что на ней происходит.
Как только пятый претендент начал двигаться вперед, Ким повернулся к Коэму:
— Если он пройдет лестницу, тебе придется его убить.
Коэм лишь пожал плечами:
— Надо так понимать, что он не из ваших?
— И не из твоих, что важнее. Понимаешь, о чем я? — Голос Молнии звучал на удивление ровно.
— Конечно. Из тех, кто мечтают послужить Черному, пусть даже в состоянии ходячего трупа.
— Да. И даже если мы ошибаемся, время, когда мы могли рисковать, прошло.
Коэм кивнул.
Претендент завалился на пике. Что было странно, так как он вовремя сообразил о путанице с цветами. Но в конце слегка поторопился, почти бездумно двигаясь в ритме, который был отточен на тренировках. Именно этот ритм и привел его ровно под пику, несвоевременно для него выскочившую из стены. Она была остро заточена, без малейших зазубрин, и пробила тело финалиста насквозь, а после этого так же мгновенно, как и появилась, снова исчезла в стене.