Живые в Эпоху мёртвых. Старик Иванин Александр
Для защиты со стороны накопителя он послал людей за ворота, а также под самый потолок ангара к маленьким окнам. Под сливами кровли на колоннах и фермах повисли у окон его люди с парой пулеметов и один гранатометчик. Будет очень хорошо, если удастся подбить бронетехнику.
Планы корейцев рушились. Тройками вышли несколько групп дагестанцев и заняли оборону возле ангара. Также было видно, как стрелки устраиваются возле маленьких окон под самой крышей. Корейцы тоже уже заняли укрытия на земле и крыши ангаров. Дагестанцы выходили все из одной двери. Сейчас они обнаружат скрывающихся корейцев. Медлить было нельзя. В сторону ангара уже выдвигались силовики накопителя на броне. Стрелять начали сразу.
Достигнув условной черты, дагестанцы попали под плотный перекрестный огонь. Все было закончено быстро, в считаные мгновения. Отряд дагестанцев перед воротами положили за секунды. Потом практически одновременно из-под потолка упали мертвыми оба пулеметчика и гранатометчик. Исмаил сразу понял, что все кончено, и заорал во всю мощь своих легких, приказывая всем лечь и укрыться. Теперь следовало держать позицию, пока машины с людьми не скроются в лесу.
Первые пули ударили в стены ангара. Они еще не были готовы, но Исмаил все равно дал команду на взрыв. Если «бардак» даст по ангару несколько очередей из КПВТ, то отсюда уже никто не уедет. Всю технику раздолбают. Саперы задержались секунд на пятнадцать.
Наконец-то грохнул долгожданный взрыв, взрывная волна была несильной, но акустический удар по ушам прошел до самого копчика. Таранить стену не потребовалось: легкие панели вынесло наружу, как листы фанеры. Даже клочков не осталось. Первый грузовик свалился с бетонного основания на мягкую весеннюю почву заросшего сорняками поля. Фары выхватили кусок лежащего впереди пространства. Вдалеке черной полосой стоял лес.
Только бы они не застряли. Вторая машина рванула по полю за первой. Первая уже должна была пройти половину расстояния до леса. Со стороны поля доносились только рев моторов, стрельбы там не было. Исмаил с ужасом ждал, что со стороны леса откроют огонь. Он считал секунды. В темноту сорвалась третья, последняя машина. Все это время его бойцы расстреливали сквозь стены невидимых врагов.
В ночи пропали пешие бойцы группы прикрытия. Выстрелов со стороны леса по-прежнему не было слышно. Похоже, получится прорваться. Теперь все зависит от них — от заградителей.
Вторая волна выстрелов прошла уже свозь стены ангара. Такие стены, собранные из сэндвич-панелей, были слабой преградой для винтовочных и пулеметных патронов, а легкий автоматный патрон 5,45 терял силу и менял траекторию, прошивая два слоя металла с прослойкой из минеральной ваты. Такая же ситуация была и с пистолетными пулями. Пустоголовые пули вообще просто выпадали с другой стороны стены, оставляя после себя большие рваные дыры.
Исмаил лихорадочно искал выход. Они отстреливались сквозь стены, не видя врага. В ангаре погас свет. Стало темно, в непривычных к темноте глазах кровавыми пятнами плавали тени от огненных вспышек.
Это было плохо. Сейчас начнется штурм.
Внезапно сверху донесся шум. Они начали стрелять по крыше и окнам. Вспышки выстрелов выхватили маленькие серые тени, спускающиеся по стенам ангара. Сверху посыпалось стекло, и грохнули выстрелы. Исмаил вскинул пулемет и прошелся двумя длинными очередями вдоль вытянутого прозрачного фонаря в крыше. Ответный огонь не заставил себя долго ждать: сквозь большие рамы фонарей в кровле ангара защелкали выстрелы.
В центр ангара выбросили фальшфейеры. Минимального освещения хватало для отражения атаки. Трепещущий красный свет выхватил темные фигуры, спускающиеся по стенам. Люди темно-серыми пауками лезли вниз, цепляясь за незначительные выступы и рискуя сорваться. Исмаил начал стрелять первым. Его пальбу подхватил еще десяток стволов. Автоматные очереди в беспорядке облизывали матово-бежевые стены ангара. Со стен упало несколько фигурок.
Атака быстро захлебнулась, нападающие не стали больше рисковать. Захват ангара был сорван. Бойцам Исмаила удалось отбить нападение. Но была ли это победа? Исмаил в это не верил. Он готовился к новой атаке. Погибших было много, и они начали восставать. Одиночные выстрелы по другую сторону стен говорили, что там тоже было не все гладко. Исмаил был в бешенстве. Они оказались в западне, из которой невозможно вырваться. В том, что их скоро уничтожат, он не сомневался. Это был вопрос времени. Их без всяких проблем могли закидать гранатами через маленькие окна вверху ангара или через разбитые вдребезги фонари на крыше. Их могли расстрелять из башенных КПВТ. Их могли просто сжечь живьем. Устроить вылазку и атаковать нападавших было равносильно героическому, но бессмысленному самоубийству. Он не привык сдаваться и пасовать, а сейчас напоследок они сумеют показать, чего они стоят.
Пришла очень плохая новость. Последний грузовик намертво застрял прямо посредине поля. Людей высаживали, чтобы они добирались до леса пешком.
Тем временем его бойцы, пригибаясь, перетащили трупы нападавших на середину ангара. К удивлению Исмаила, он обнаружил, что это не военные, да и вообще это не русские. Перед ним лежали худосочные маленькие азиаты. Вооружены они были тоже не ахти, но вместе со старыми СКС и наганами у азиатов были уже пистолеты и пистолеты-пулеметы его погибших бойцов. Мелкие и крупные детали окружающего мира складывались в сюрреалистический пазл, напоминающий очень плохой боевик. Выходит, на них напали какие-то гастарбайтеры?
В его голове постоянно билось: что азиатам от них было нужно? Они ведь просто собирались пересидеть здесь немногим больше суток. Неужели из-за каких-то мешков с гречневой крупой и ящиков с консервами нужно убивать женщин и детей?.. Он остервенело стал полосовать очередями по сторонам. Выстрелы слились в единый смертельный грохот. Уже было не понять, что творится вокруг.
Мощный удар вынес обе створки металлических ворот. Идиоты! Они дверь закрыли на засов, а не заблокировали, как он приказал. Тупые бараны, чего от них можно ждать? Что подумают родители про этих ишаков.
Пока собрались, пока сориентировались — прошло минут десять. Когда в сопровождении БМП и бэтра практически все бойцы центра оказались возле барака с дагестанцами, бой был в самом разгаре. К тому же хитрый кореец сообщил по рации, что дагестанцы подорвали заднюю стену ангара и уходят через поле в лес. Пришлось ввязываться в драку прямо с марша. БМП не сбавляя скорости ударила мордой в ворота ангара.
Боевая машина прокатилась через весь ангар, давя людей и расталкивая все, что попадалось на пути, и грузно плюхнулась плоской бронированной коробкой на поле за проломленной стеной. Гусеницы швырнули комья содранного дерна в ангар. Фары выхватили исчезающий в густом высоком кустарнике тент грузовика, и еще прямо по полю бежали люди.
Боевая машина на полном ходу пролетела мимо Исмаила. Когда БМП исчезла, внутрь ангара полетели гранаты и ударили пулеметные очереди. Красный кровавый мечущийся полумрак превращал внутренности ангара в маленький филиал ада в несуразном человеческом накопителе. Исмаил был близко к выбитой взрывом дыре. Он успел выпрыгнуть за стену ангара. Сзади грохнуло сразу несколько взрывов. Исмаил поднял голову и увидел в прыгающем свете фар боевой машины, как все же исчез в зарослях опушки последний грузовик. Значит, его сумели вытащить.
БМП завел длинную очередь из пулемета и шарахнул выстрелом из башенного орудия вслед исчезнувшей машине. Боевая машина летела через поле к опушке, продолжая поливать окружающее пространство смертельными трассами. По броне стучали пули ответных выстрелов. Нескольких человек удалось сбить по ходу движения. Механик-водитель рычал что-то злобное и остервенело дергал рычаги.
Рядом с Исмаилом лежал лицом вверх молодой боец с готовым к стрельбе РПГ-7. Исмаил встал на колено, рискуя попасть под пули, поднял трубу гранатомета на плечо, прицелился и послал заряд вдогонку БМП. Был взрыв или нет, он уже не увидел: в спину Исмаила ударили тяжелые пулеметные пули.
На опушке их уже встретил плотный огонь, даже хлопнул выстрел гранатомета. Еще одна противотанковая реактивная граната прилетела со стороны накопителя. Но оба выстрела гранатометов прошли мимо БМП. Стреляющий с опушки вообще палил куда-то вверх, а заряд, предназначенный для кормы боевой машины, прошел буквально в считаных миллиметрах от борта, но, не задев брони, унесся дальше в лес.
Исмаил уже не видел, как сразу после взрывов в еще свежие дымовые облака ворвались серые фигуры. Остатки его отряда попробовали ввязаться с ними в рукопашную, но маленькие фигурки оказались свирепыми и умелыми бойцами. С визгливыми непонятными выкриками они бросались на дагестанцев.
Боевая машина врезалась в густую растительность лесной опушки. Механик направил машину зигзагами, давя противника. Экипаж, конечно, понимал, чем это может закончиться без прикрытия пеших бойцов, но все равно в безумной злобе машина утюжила опушку.
БМП не сожгли, но они со всего маха влетели в овраг, засыпанный нерастаявшим снегом. Прежде чем окончательно засесть в жидкой грязи, стрелок успел сделать пару выстрелов из пушки. На выручку через поле прикатился «бардак» и ЗИЛ с корейцами. Похоже, что в ангаре бой уже закончился.
Корейцы рассредоточились по местности, но сопротивления уже практически не было.
До самого утра вытаскивали многотонную боевую машину из грязи. БМП угораздило провалиться практически до самой башни. Усилия «Урала», ЗИЛа, «бардака» и собственно самого БМП увенчались успехом. Грязную машину вернули в накопитель.
Дорога, сам ангар, площадка перед воротами ангара и поле за ангаром были усеяны трупами дагестанцев. Внутри произошла просто резня, дагестанцы были уничтожены выстрелами стрелкового оружия, взрывами и просто вырезаны. Колотых, рубленых и резаных ран на трупах было множество. Восставших мертвецов уже убили второй раз, и все трупы лежали на полу ангара. Большинство были мужчинами, но оказались еще женщины и дети.
Корейцы обшаривали трупы и вещи убитых. У ворот ангара Морохина встретил Тен.
— Что здесь происходит, Михаил Шинович?
— Мы выполняем свою работу, мы защищаем накопитель от преступных и бандитствующих элементов.
— Нет, я не спрашиваю, что вы здесь делаете. Я спрашиваю, что здесь произошло и что происходит именно сейчас?
— Я действую по приказу товарища Нечаева.
Морохин осекся.
Миша Тен получил то, чего хотел, под его началом было великолепное боевое подразделение, хорошо вооруженное, экипированное, оснащенное транспортом. Теперь нужно было придумать, как безболезненно расстаться с накопителем, не потеряв всего этого богатства.
Нечаев собрал всех в девять утра на разбор полетов.
К этому времени здоровенную дыру в стене восемнадцатого ангара уже заставили морским контейнером, а оставшуюся дыру наверху заложили мешками с песком, грунтом и мусором. Теперь уже корейцы полноправно патрулировали всю территорию накопителя и стояли на воротах. Милиция охраняла комендатуру, склады и присматривала за порядком внутри ангаров. Посрамленные военные просто отсыпались впервые за много дней.
Морохин угрюмо сидел на табурете в углу просторной комнаты. Совершенно неожиданно вместе с Солодовым пришел Иваницкий, а около дверей ненавязчиво пристроились Кирильцев и Попов с автоматами и в полном боевом снаряжении.
Появился и Миша Тен с корейцами. Они принесли с собой и положили на первом этаже труп Исмаила Султанова. Корейцы сразу ушли, а Миша поднялся в кабинет Нечаева.
Миша Тен торжествовал. Судьба сама несла его по реке жизни, обходя пороги и подсовывая спасительные веточки. Он прекрасно помнил, как совсем недавно приехал на строительную площадку и привычно окликнул Тен Бао Шина.
Нечаев, видя, что собрались все главные герои прошлой ночи, приступил к раздаче «подарков».
— Морохин, что скажете? Вы, как я помню, были против вооружения корейцев.
— Да. Я и сейчас против. — Морохин выпрямил спину и посмотрел Нечаеву прямо в глаза.
— А что было бы со всеми нами, если бы не корейцы?
— Войны с дагестанцами тогда бы не было, — спокойным ровным голосом сказал Иваницкий.
Его слова прозвучали как громовой раскат среди безоблачного летнего утра.
Все в недоумении уставились на Иваницкого. Тот настолько поменялся со вчерашнего дня, что можно было подумать, будто перед ними сидит совершенно другой человек. Теперь он не был похож на озлобленного садиста, упоенного своей безнаказанностью, от которого одновременно тошнило и бросало в холодный пот со страха. Теперь перед ними сидел подтянутый человек с горящими глазами.
Нечаев не мог для себя обосновать столь разительную перемену в запойном следователе. Он невольно сравнил нового Иваницкого с главным героем романа Островского «Как закалялась сталь» Павкой Корчагиным, когда тот строил железную дорогу, и еще такой же взгляд должен был быть у пробирающегося через глухой лес на раненых ногах летчика Мересьева. Описать взгляд и выражение лица Иваницкого начальник накопителя мог, только упомянув этих эпических персонажей.
— Объяснитесь, пожалуйста, Владимир Игоревич, — осторожно произнес Нечаев.
Миша Тен замер. Его спина в один миг покрылась холодным липким потом. Такого поворота он не ожидал. Он уже слышал звук фанфар и хвалебные речи в свой адрес, а вместо этого поганый прохарь в открытую записывает его в виновники ночных событий.
— Ночью на территории накопителя я наткнулся на три трупа дагестанцев. Это были авторитетный гражданин Российской Федерации Юнус Билалов по криминальному прозвищу Фарш и его телохранители. Их мастерски зарезали и положили на видном месте, около ангара с дагестанцами. Все трое были убиты ножами, кастрированы и, самое примечательное, их гениталии затолкали каждому в рот.
— А почему вы уверены, что это сделали корейцы?
— Потому что меня самого чуть не убили корейцы, когда я наткнулся на трупы. Около трупов была засада. От которой мне едва удалось уйти. Но самый главный вопрос — не почему это сделали корейцы, а зачем. Подумайте сами. Как должны были отреагировать дагестанцы на то, что убили их лидера с телохранителями и так поглумились над их трупами? Конфликт был гарантирован. Дагестанцы кинулись мстить. Корейцам нужно было столкнуть лбами вас и дагестанцев.
Миша Тен чувствовал, как у него земля уходит из-под ног. Вновь давало о себе знать больное сердце, о котором он уже и думать забыл. Следователь выводил Тена на чистую воду как по нотам, а сейчас его еще и заставят петь по тем же самым нотам, которые придумал следователь. На помощь Бао и его людей надеяться не приходилось. В здании комендатуры их не было. Бао сейчас руководил погрузкой всего захваченного добра в машины и подготовкой к отъезду. В кабинете Миша был один. Можно было попытаться выпрыгнуть в окно, но успеет ли он добежать до него? Через двери тоже выскочить не получится, хотя он сидит в полутора метрах от двери: там его поджидают помощники Иваницкого. Придется выкручиваться. Миша прекрасно знал методики следственной работы. Лучшим средством защиты было нападение. Предстояло запутать следствие, разбить состав и доказательственную базу, внести сумятицу и посеять сомнения.
— Вы забываетесь! У меня погибло семь человек и девять человек ранены. Мы спасали людей, — гневно попытался осадить следователя Миша.
— Товарищ подполковник, сколько человек погибло у вас? — Иваницкий обратился к своему начальнику, проигнорировав реплики Тена.
— Нисколько. Двое раненых, и все.
— А сколько человек погибло у вас, товарищ капитан?
— Только водитель автобуса, но вообще-то он из гражданских был, а раненых у меня нет.
— Дагестанцев погибло более шестидесяти человек. Как вам такая интересная пропорция? Дагестанцы были хорошо вооружены, многие имели военную подготовку и боевой опыт, а про боевой дух я вообще не говорю. Есть о чем задуматься? Их уничтожили целенаправленно. Причем операцию хорошо спланировали.
У Миши потемнело в глазах. Накатила слабость, не хватало воздуха. До сердечного приступа было уже недалеко. Собравшись с силами, Миша выдохнул:
— Вы решили с нами в детектив с разоблачениями поиграть? Зачем нам все это было надо?
— Давайте без демагогии. Вам нужно было оружие и транспорт. Вспомните, в каком виде прибыли ваши люди сюда. И теперь выгляните в окно и посмотрите на них. В распоряжении господина Тена сейчас хорошо вооруженная сплоченная банда, которая, несомненно, доказала свою боевую эффективность. А вот дагестанцам нужно было отсидеться и раны зализать, а не кидаться в вооруженную авантюру, закончившуюся полным провалом.
— Но ведь они первые напали прошлой ночью. Или я не прав? — задал вопрос Солодов.
— Нет, Роман Сергеевич, не правы. Все дагестанцы были с автоматическим оружием, а вашу машину обстреляли винтовочными патронами, причем стреляли одиночными выстрелами из карабинов или винтовок. В вашем автомобиле ни одной пули нет от автомата. Хотя я не прав. Есть пистолетные пули из пистолета-пулемета Шпагина. Мы еще час назад все успели осмотреть. Ответьте теперь вы мне. Сколько человек из дежуривших ночью патрулей пострадало?
— Серьезно никто не пострадал. Есть пара сотрясений мозга, но они едва до среднего дотягивают. Даги их вырубали и связывали. Пара человек простыть успели, пока на холодной земле валялись.
— Вот видите! Разве они воевать шли, если по дороге всех патрульных в живых оставили? И пошли они вооруженными группами только потому, что убили Юнуса и его телохранителей. Они опасались за свою жизнь.
— Как у вас гладенько все выходит. А как же насчет украденных грузовиков?
— Грузовики угнали мальчишки по пятнадцать-шестнадцать лет. Угнали в тот момент, когда их лидеры разъехались. Скорее всего, дагестанцы попытались бы решить это дело миром. Опять же они никого не убили. Сразу скажу, что инцидент на перекрестке тоже спланирован не дагами. Пули в автобусе тоже винтовочные и от ППШ. Осколков от гранат вообще нет. Скорее всего, взорвали взрывпакеты. Если бы даги захотели отвлечь, то они наверняка сначала «бардак» сожгли бы из гранатомета. А теперь главное блюдо. Обе группы дагестанцев несли с собой белые флаги.
Кирильцев вытащил из-под стула завернутые в мешковину палки и распаковал их. Это были две обычные деревянные палки типа ручек от швабры с прикрепленными к ним полотнищами, которые когда-то были белыми. Сейчас оба куска матери испачканы в крови, копоти и грязи.
— Господин Тен, расскажите мне, в чем я ошибаюсь.
Холодным потом покрылся не только Тен, но и начальник центра Нечаев. Если Иваницкий окажется прав, то дело совсем кисло. Он прекрасно понимал, что у него в накопителе внезапно появилась такая сила в лице корейцев, которая способна смять всю их охрану, и эта сила ему неподконтрольна. Комендатуру охраняли пять собровцев и три омоновца Солодова, но толку от этой охраны будет немного, если их станут расстреливать из пулеметов и гранатометов. Тонкие металлические стены с утеплителем больше напоминают жестяные коробки, чем крепостные стены, и не смогут защитить даже от пистолетных пуль.
Морохин думал в это время о другом. Сейчас броня стояла на въезде. Если Иваницкий прав, то въехать обратно в накопитель им могут и не дать. Пара-тройка гранатометных выстрелов с крыши или из-за угла ангара без вопросов уничтожат и старый БМП, и «бардак» вместе с ним в придачу.
Солодов весь внутренне напрягся. Следовало разоружать корейцев. Как он мог это упустить? Сейчас его люди размазаны по всему накопителю.
— Михаил Шинович, я рекомендую вам развеять домыслы товарища Иваницкого. Разоружите ваших людей и сдайте трофеи на склад. Не сомневайтесь, что мы во всем разберемся, — дружелюбно начал Нечаев.
— Я только «за», — слабо сказал Тен. Ему еще удавалось держаться. — Я сейчас выйду к своим людям и прикажу сдать оружие. Мне, впрочем, будет достаточно рации.
— Конечно, конечно, мы все тут знаем корейский язык, — с сарказмом прервал его Иваницкий. — Какие команды вы им дадите — это еще вопрос.
— Как мне тогда прикажете распорядиться насчет разоружения?
— Мы сейчас сгруппируем свои силы возле комендатуры. Займем оборону. А вот уже после этого я дам вам рацию, и вы на русском языке прикажете всем без исключения гостям из Северной Кореи построиться в шеренгу около ангара на въезде. Я уже видел, как неплохо они умеют это делать. А товарищ капитан Морохин подгонит технику и поставит ее по флангам ваших подопечных, а подполковник организует заслоны и пулеметные точки. Тогда ваши люди в добровольном порядке сдадут оружие. Правильно я предлагаю, товарищ Нечаев?
Миша чувствовал, как его ноги становятся ватными. Он смотрел на Иваницкого, который невероятно изменился со вчерашнего дня. Его по-детски пухлое лицо по-прежнему было отекшим и красным от выпитого спиртного, но бегающий взгляд злобного шакала исчез без следа. В глазах следователя светилась монолитная уверенность религиозного фанатика. Во взгляде появилась неукротимая внутренняя сила, которая не просто выплескивалась из него, а резала окружающий мир кинжальным огнем. Миша подумал, что такой человек не моргнув глазом отправит на костер любого, кто пойдет против его воли.
Миша панически сжался. Нужно было срочно отвечать. Но сложить внятный ответ из вязких обрывков мыслей не получилось. Михаил было решил, что его песенка спета, но опять вмешался случай. Миша в очередной раз почувствовал себя баловнем судьбы.
Распахнулись двери, и вошел один из лейтенантов Морохина.
— Здравия желаю, — козырнул он. — Разрешите доложить. С нами прибыл командир артиллерийской части и замначальника эвакопункта. Они с вами, товарищ Нечаев, поговорить хотели.
Звать гостей не пришлось. Следом за лейтенантом вошли двое людей в офицерской полевке.
— Здравия желаю. Я подполковник Сидельников, и со мной майор Крючков. Дагестанцы у вас?
Глава 18
Прогресс
Ехали они очень долго. Придорожный указатель с надписью «поселок городского типа Прогресс» появился уже ближе к вечеру.
Автовокзал поселка находился на самой его окраине. Старик с ребятами вышел из вахтовки на широкий замусоренный перрон автовокзала.
Всех приехавших собрали в одном месте под обширным навесом, прикрывающим платформы от осоловелого вечернего солнца. Встретивший их вислоусый мужик поднялся на импровизированный помост из пары небольших четырехколесных тележек.
— Послушайте все меня внимательно. Транзитные есть? Есть кто дальше завтра или сегодня собирается ехать? — обратился он к приезжим.
Собравшаяся толпа заколыхалась, но никто не ответил.
— Так, значит, я считаю, что все решили остаться в Прогрессе. Те, кто решил осесть здесь, должны получить регистрационную карточку. Без карточки вас имеют право задержать до выяснения личности. Каждого из прибывших мы проверяем очень внимательно. Так что если у кого судимости есть, психические заболевания, хронические и заразные болезни, то сообщайте сразу. Были у нас неприятные инциденты с новичками, теперь ко всем относимся осторожно. Помочь стараемся всем, так что не нужно бояться правду говорить. Понятно?
Толпа понимающе загудела.
— Дальше. После получения карточки мы всех новеньких селим в гостевом доме. Там установлен карантин — первые сутки строгий, но после осмотра докторами вы можете гулять свободно. В гостевом доме держим неделю. За это время вы должны сами определиться и найти себе место для жительства и дело по душе. Места для жительства у нас есть, но все лучшее уже разобрали. Прошу отнестись с пониманием. С делом по душе посложнее. Не можем мы всем работу дать. В гостевом доме вас будут кормить два раза в день. Конечно, не санаторий, но помереть с голоду не дадим. После недели в гостевом доме вы предоставлены сами себе. В поселке работает биржа. Там вам постараются помочь, но есть еще и вольные рекрутеры, которые ищут людей для других общин, анклавов и поселков. Но с ними осторожнее. Могут затащить в такое место, что помереть, наверное, было бы лучше. Есть несколько рекрутеров, с которыми можно иметь дело. На бирже вам все объяснят. Сразу предупреждаю, что тунеядцев мы не терпим: если кто-то пристроиться не смог, с каждым случаем разбираемся отдельно. Были варианты, что людей выгоняли из Прогресса. Просить милостыню на улице нельзя. За пьянки, драки, дебоши и воровство наказываем. За убийства, работорговлю и разбой — сразу смерть. За наркотики — смерть. Порядок обеспечивают урядники и городская охрана. Со всеми правилами можете ознакомиться в гостевом доме. У нас действует российское законодательство, за тем исключением, что в более суровом и упрощенном варианте. Власть у нас тут местная. Есть избранный глава поселка, он и его помощники располагаются в управе — это здание с российским флагом. Притеснение по национальности, вероисповеданию, полу, возрасту, цвету кожи и сексуальной ориентации запрещены. Всем все понятно?
Толпа опять одобрительно загудела. Послышались выкрики о том, что все всё поняли.
— Значит, так. Теперь проходим в здание вокзала, там вам выдадут карточки и всех перепишут. Потом проводим вас в гостевой дом. Он вон там, на пригорке, возле самого вокзала. И еще. Там вам дадут сухой паек на сегодня. В гостевом доме есть кипяток и посуда. Утром вас покормят уже нормально.
Здание автовокзала было построено в лучших традициях начала восьмидесятых годов — с громадными витражными окнами, больше половины из которых сейчас были забиты обычной фанерой, а в остальных рамах бликовало на вечернем солнце мутное и грязное стекло.
В здании было неожиданно прохладно и сыро. Теплые солнечные лучи должны были прогреть здание с большими окнами как теплицу, но холодный бетон ненасытно поглощал тепло, не оставляя окружающему воздуху ни одного лишнего градуса.
Старик с внуками и внучкой расположился вместе со всеми прибывшими в зале ожидания на старых облупленных скамейках. Места всем не хватило, и примерно четверть из прибывших просто стояла.
Ефимыч с интересом разглядывал в окно раскинувшуюся перед автовокзалом рыночную площадь с лотками, павильонами и лабазами. Несмотря на вечернее время, там шла бойкая торговля, люди ходили стайками и поодиночке. Почти все были с оружием. Периодически из суетливой толпы появлялись люди в одинаковой черной форме, бронежилетах и шлемах. Наверное, это были охранники или урядники. Перед зданием проезжали машины и автобусы.
Старика порадовала эта суетливая и одновременно деловитая мирная жизнь. Хотелось верить, что им тут тоже найдется место.
Он решил подождать и не становиться в очередь, а дождаться, когда рассосется народ. Ждать пришлось больше часа. Мальчишки за это время успели и на базар сбегать, и едой где-то разжиться. Валерка тоже участвовал в вылазках. Несмотря на то что еще не совсем выздоровел, он вполне нормально перенес дорогу. Зоя все время сидела с дедушкой, прижавшись к его плечу.
Дождавшись, когда перед конторским столом осталось не больше пяти человек, старик, крякнув, поднялся и пристроился в конец маленькой очереди.
За столом сидели тот самый вислоусый мужик и лысый человек в возрасте, по всей видимости, военный. Он был в форме, но без знаков различия. Еще к делу была пристроена пара женщин за компьютерами. Периодически возле них появлялись люди в черной форме и с оружием.
Старика расспросили, откуда он прибыл, с кем прибыл и куда собирается. Его ответы забивали в компьютеры.
Неожиданно молчавший до этого лысый обратился к старику:
— Дедушка, вам нужно за внуками внимательно присматривать. Опасно тут у нас. Людей воруют. И прежде всего — детей.
— Так как же это? — встрепенулся было старик, заволновавшись.
— Да, дедушка. Теперь у нас так. Боремся мы с этим, но извести пока не можем. Мы буквально вчера пару работорговцев повесили, но другие-то не перевелись еще, и менее опасными они для вас не стали.
Расхрабрившись, старик закинул свой главный вопрос:
— Я здесь полковника Болотина ищу. Меня к нему врач Илья Александрович отправил.
Лысый удивленно поднял брови:
— Ну я полковник Болотин. А чего вы хотели?
— У меня для вас письмо есть от Ильи Александровича.
Старик протянул через стол серую папку с размочаленными в бахрому завязками. Лысый человек вытащил из папки обычный лист бумаги с неопрятно набросанными синими строками. Пока Болотин внимательно читал врачебную писанину, все молча смотрели на него, пытаясь понять по его виду содержание письма. Но на лице лысого двигались только сосредоточенные глаза, бегущие взглядом по исписанному листу.
Похоже, он перечитал письмо несколько раз. Его брови нахмурились, и он наконец положил лист бумаги на стол.
Старик постеснялся читать письмо и не знал его содержания.
— Я все вижу и все понимаю, но даже ума не приложу — куда вас пристроить. Есть, конечно, детский дом, но сейчас мы детей по семьям раздаем, тем, кто проникся. Стариков тоже стараемся в семьи пристроить, но не разлучать вас и пристроить всех сразу и в одно место… Ну, это я не знаю. Посмотрю, конечно. Были бы вы помоложе, дедушка, пристроили бы вас куда-нибудь, специальности новой обучили. Рабочие руки у нас нужны. У вас есть специальность? По документам вы охранником работали.
— Так это я на пенсии подрабатывать пошел. А так я слесарь-лекальщик.
— Слесарь? А детали новые для техники сможете делать?
— Конечно. У меня же шестой разряд. И станочник я, и наладчик.
— Ну, это уже легче. Сейчас вас в гостевом доме устроим, там типа карантина. Все прибывшие неделю там живут. За это время постарайтесь как-нибудь определиться. Если не получится, то вы ко мне подойдите. Я постараюсь для вас что-нибудь придумать. Давайте с вами денька через четыре встретимся. Спросите, где управа, туда и идите. Если меня в управе не будет, там все равно знают, где я и когда вернусь. Договорились? — закончил лысый.
— Хорошо, — ответил старик.
На самом деле он ждал большего, но одновременно страшился того, что их вообще выгонят или его разлучат с внуками.
Вислоусый встал из-за стола:
— Пойдемте, я вас провожу.
Они попрощались с принимающими их людьми и пошли вслед за провожатым. Вислоусый оказался весьма располагающим к себе типом. Он всю дорогу не затыкаясь болтал со стариком и внуками.
— Карантинных мы только первый день взаперти держим, а как доктора проверят, так можно и по поселку ходить. Всем карантинным вот такие карточки раздаем. — Вислоусый продемонстрировал обычный картонный прямоугольник с напечатанным текстом и простой синей печатью. Больше на карточке ничего не было.
Их провожатый продолжил:
— Так у нас тут хорошо. Вы не сомневайтесь. И больница есть, и поликлиника, а работу каждый найти может. Только постараться нужно. Вам, скорее всего, квартиры на окраине достанутся. Необжитые они. Так ведь сейчас уже тепло, ну почти тепло. А за лето обустроитесь. У нас тут фонд взаимопомощи есть. Типа комиссионка. Если кому чего нужно, заказывать можно, а когда с вылазок привезут или сдаст кто-то что-нибудь ненужное, то вам сразу и передадут. У нас тут ничего не пропадает, кроме людей.
На этом месте усатый нервно хохотнул и продолжил:
— Гулять будете — поостерегитесь и за детьми присматривайте. Вы тут у нас не бойтесь. В обиду не дадим. Вот по хуторам и общинам маленьким — там опасно. Налеты бывают. Грабят, людей в плен уводят. Тут у нас леспромхоз был с поселком лесхозовским, так там сейчас базар открыли. Большой базар. Туда со всей округи на торг и мену съезжаются. Вот там невольничий рынок есть. Вроде как официально и нет, но людьми торгуют. Вы представляете, что в округе твориться стало? Ой-ой-ой.
Усатый по-бабьи обхватил плохо выбритые щеки руками и закачал по сторонам всей верхней частью тела.
— Хуже, чем в Древнем Риме. — Последние слова он сказал зловещим шепотом. — Здесь у нас ничего не бойтесь. Главное, куда попало лазить не нужно, и будет все в порядке.
Он опять вернулся к вопросу их дальнейшего обустройства:
— А что на окраине жить будете — так в этом и преимущества есть. Там природа чище. И прямо из окон лес видно. Там грибов и ягод видимо-невидимо. А там цветы какие для вашей девочки. У-у-у-у-у…
Они всей компанией вошли в облезлый трехэтажный дом, который раньше, скорее всего, был гостиницей. На пороге их встретил сельского вида крепкий мужичок с охотничьим самозарядным ружьем. За пояс у мужичка была заткнута самодельная дубинка-костылек по образу штатных дубинок американских полицейских.
— Эти последние? — Мужик с мрачным видом окинул компанию.
— Последние.
— Так с детьми нужно было первыми пускать. У меня мест уже не осталось. Куда ты мне их прикажешь — на коврик у порожка положить?
— Ну Петя.
— Я уже больше сорока лет Петя. Бери их и сели у себя в хоромах.
— Ты чего, сегодня белены объелся?
— Наоборот. Меня от твоей наглости без всякой белены прет. Я же тебе сколько раз говорил. Теперь мне чего — людей с коек сгонять, что ли? Иди и сам уговаривай.
— Петя, ты не напирай, не напирай. Я ведь знаю, что ты всегда резерв держишь.
— А ты на чужой каравай хлеборез не разевай! Умный нашелся. Иди ищи резерв. У меня даже в кладовке для инвентаря люди лежат.
— Ну Петь.
— Забирай, я тебе говорю.
— Петя, дети же.
— Да вижу я. Ты мне людей обещал дать в помощь и мебель еще.
— Так не все сразу. Ты на первой очереди у меня. Точно, точно.
— Знаю я твою первую очередь.
Человек с ружьем внимательно посмотрел на детишек. Взгляд его подобрел, и в глазах проступила жалость. Петя тяжело вздохнул и отошел в сторону с прохода, пропуская старика и детей.
— Пойдемте. Я вас у себя в кондейке устрою.
Усатый с довольным видом выскочил на улицу:
— Вот и ладненько. Устраивайтесь. До свидания. — Он изобразил нечто вроде книксена и засеменил обратно к зданию вокзала.
Петя провел их через вестибюль, где на раскладушках лежали и сидели люди. Пахло заводской столовой, сыростью и нестираными носками. Свет исходил от нескольких автомобильных фар, которые были подвешены под самым потолком.
Петя нетерпеливо помахал рукой старику и ребятишкам, которые с интересом рассматривали окружающую обстановку. Говор, кашель, шуршание постельного белья и еще разнообразные обещанные звуки создавали общий фон этого мирка. Было видно, что люди устали и торопятся провалиться в блаженный сон, чтобы не видеть окружающего их убожества.
Проходя мимом коридора, Петя коротко сказал старику:
— Стойте здесь. Мне там разобраться нужно.
Они молча наблюдали, как он, скидывая ружье с плеча, свернул в коридор и спешно пошел в сторону ярко освещенного шумного пространства.
Старику было не видно, что там творилось. Девочка прижалась к его боку, а мальчишки с интересом начали выглядывать вперед, чтобы понять, что там происходит. А происходили там не вполне мирные события.
Из коридора донесся голос Пети:
— Какого черта вы тут делаете! Это что вы тут мне за бордель устроили?
На гомон умиротворяющих его пьяных голосов прозвучал выстрел, а потом Петя заорал:
— На улицу на хрен вышли!
Дальше пошел такой отборный мат, что старик зажал уши маленькой Зое. Мальчишки отскочили по сторонам и с выражением оторопелого удивления по-прежнему старались выглянуть в коридор.
Перепалка продолжалась недолго. На помощь Пете пришли крепкие здоровые мужики в черной форме, вооруженные до зубов. Самых активных дебоширов они усмирили очень быстро и жестко. Два бесчувственных тела вытащили за ноги на улицу, остальные сразу успокоились, еще примерно человек семь пьяных вытолкали взашей из гостевого дома. На каждое их возражение следовал удар прикладом или пинок тяжелого берца.
Больше усмирять никого не потребовалось. Петя вернулся к ним. Он улыбнулся старику и детям и повел их с собой. Идти далеко не пришлось. Через десяток шагов они уткнулись в перегородку, выгораживающую пространство под лестницей, — там была та самая кондейка Пети. В небольшом помещении с кривым ломаным потолком стоял один-единственный топчан, стол, скамья и пара стульев. Старика с девочкой устроили спать на топчане, а Валерку уложили на скамье. Тройняшкам пришлось устраиваться на полу.
Сон пришел к ним быстро.
Старик подозревал, что трели вислоусого про всеобщее равенство и «жизнь начинается с чистого листа» были преувеличением. Подтверждение этого пришло буквально с первыми лучами солнца. Старик спал чутко и сразу проснулся, когда услышал шум в вестибюле поселковой гостиницы.
Он выглянул через небольшое оконце рядом с дверью. На площадке перед потрескавшимися стеклянными дверьми с алюминиевым каркасом шло препирательство. Из перебранки старик понял, что пришли посыльные из администрации за двумя врачами, которые приехали с ними в колонне. Уже практически на выходе стоял пожилой мужчина в годах, который держал под руку маленькую женщину — свою жену. Рядом с ними стояли их сын и невестка. Пожилой мужчина был маститым врачом-травматологом, а его сын студентом-биологом, который должен был в этом году закончить вуз. Травматолога звали Герман Афанасьевич. В эвакопункте он практически переквалифицировался в военно-полевого хирурга. Старик видел, как он жестко и уверенно резал по-живому плоть раненых, спасая жизни пострадавших. Старик не знал, кем была его супруга, но работала она в бактериологической лаборатории.
Сцена разворачивалась вокруг высокой мосластой дамы с мощными бедрами и лошадиным лицом. Старик не помнил, как ее зовут. Тетка была детским врачом-педиатром и сама периодически захаживала в их каморку для осмотра детей. Муж у нее был бизнесменом — держал сеть цветочных магазинов и навороченный салон флористики для богатых. Еще две недели назад они приехали в эвакопункт тремя семьями на дорогих машинах. Но так и остались там. Глава второй семьи был дипломатом — отслужил восемь лет в Эквадоре и три года в Панаме. Он уже два года дожидался следующего назначения, пристроенный на время в МИДе. Но приход Большого Песца окончательно сломал карьеру матерого дипломата. В эвакопункте он вышел на связь с кем-то из своих высокопоставленных коллег и ждал, когда его с семьей и приехавших с ними друзей заберут на новое место.
Дипломат отличался дружелюбным располагающим нравом, с ним было очень просто и легко общаться. Человеком он был эрудированным и очень любил играть в шахматы. Это старик помнил точно. К дипломату частенько убегал Сережа, а возвращаясь, с восхищением пересказывал услышанные от него истории про жизнь в Центральной Америке, рассказы о древней и древнейшей истории, а также еще много всего. Супругу и троих детей дипломата старик не знал, но был о них наслышан.
В третьей семье все были то ли поэтами, то ли журналистами. Мужа старик не видел, тот был тяжело ранен и еще выздоравливал, а его супруга приходила в больницу и читала маленьким пациентам наизусть детские стихи Маршака, Барто, Михалкова, а также стихи собственного сочинения.
Суть происходящего сейчас можно вкратце описать следующим образом. Администрация Прогресса делала очень выгодное предложение лошадиномордому педиатру. Администрация была готова взять в придачу к педиатру ее мужа, цветочного предпринимателя, и ее дочь — подростка слишком неформального вида с черными как вороново крыло волосами, густой подводкой и черными тенями на лице, даже губы у нее были черными, что придавло и так светлокожему лицу мертвенную бледность, — даже сейчас она была в черном длинном плаще до пола, черных шнурованных сапогах на толстенной подошве, со стальными нашлепками, и рваных чулках в сеточку. Две другие семьи, которые ехали вместе с семьей лошадиномордой дамы, для администрации были, мягко говоря, совсем не нужны.
Процедура расставания старых друзей выглядела весьма драматично. У поэтессы тряслись руки, губы и голос:
— Жанночка, ну как же так? Мы же договаривались ехать и устраиваться только вместе, и больше никак. Ведь ты вспомни, сколько твоему Игорю помогал Валентин, как от рейдеров его спасал. А сколько Женя вам добра сделал?
Кобылистая Жанночка стояла потупив взор и нервно кусая губы. Старик буквально кожей чувствовал, как ее ломает изнутри противоборство товарищеского долга и инстинкта самосохранения. Жанна, несмотря на неидеальную внешность и угрюмый нрав, была человеком добрым и в чем-то даже самоотверженным.
— Жанна Аркадьевна, у колонны нет возможности вас ждать. Решайтесь сейчас, — говорил лысый. — Я с пониманием отнесусь к любому вашему выбору. Но поймите, моя дорогая, вокруг и так катится все под откос. Нам еще до первого урожая дожить нужно. У нас сейчас продуктовая норма практически на грани человеческих потребностей. Я не думаю, что будет еще такой шанс. Там не просто военная часть, там целая крепость. И склады с мобилизационным резервом и стратегическим запасом они еще на прошлой неделе под себя взяли.
Дипломат подошел к детскому врачу со спины и аккуратно взял ее ладонями за плечи.
— Жанна, езжай, конечно. Может, и для нас там место найдется. Только ты не теряйся, — сказал он ровным красивым голосом.
Поэтесса с отчаянным непониманием посмотрела на него глазами, полными слез.
— Так надо, — сказал дипломат.
Жанна неуклюже повернула к нему голову на длинной крепкой шее и тихо сказала:
— Валя, я всегда считала тебя настоящим мужчиной. Я обязательно постараюсь вам помочь.
Она нежно обняла маленькую пухленькую поэтессу и поцеловала ее прямо в макушку, уткнувшись губами в короткие кудряшки светлых волос. Жанну за плечи обняла вторая женщина. Наверное, это была жена дипломата. Дед почему-то считал, что жены дипломатов — это длинноногие манекенщицы в дорогих деловых костюмах. А сейчас он видел через окно обычную русскую бабу с широким задом и крепкими плечами. Разве что вместо цветастого платка или косынки на голове дипломатши была смешная вязаная шапочка с тесемками, заканчивающимися инфантильными помпончиками.
Жанна отстранилась от них и сказала:
— Я обязательно что-нибудь придумаю.
Она развернулась несколько резче, чем предполагал момент, и первой вышла из вестибюля. Дипломат снял с нее груз долга и ответственности, но собственная совесть тяжким гнетом давила на врача. Это было видно по опущенным плечам и сутулой спине.
Травматолог с семьей и цветочный бизнесмен с неформальной дочерью торопливо зашагали вслед за ней.
— Никогда не обещай, Жанна, того, что не в твоей власти, — задумчиво сказал дипломат.
— Валя, разве это правильно? — по-прежнему дрожащим голосом спросила у него поэтесса, подразумевая отъезд своей подруги.
— Не знаю, Машенька. Будущее покажет, — все тем же ровным красивым голосом ответил он.
Тоненькое щенячье скуление отвлекло Старика от картинки за окном. Во сне стонал и плакал Артем. Это было вообще удивительно. Старик наклонился к мальчику и потрогал его щеку. Лицо Артема пылало как раскаленная печка, жар ощущался даже через одежду мальчика, весь он был мокрым как мышонок. Старик заохал: только этого не хватало. Мгновенно проснулись Зоя и Валерка, а братья Артема по-прежнему дрыхли богатырским сном.
В общем, вместо завтрака они попали на самый верхний этаж в бокс для больных. В качестве больничной палаты выступал крохотный гостиничный номер. Старик даже заулыбался, когда зашел туда. В небольшой комнатушке стояли три двухъярусные кровати, так остро напомнившие об их больничной жизни в эвакопункте. Но в этот раз чулан был побольше, и вместо больничных уток имелся полноценный санузел с унитазом и душевой кабиной. Даже вода была. Местные умельцы на крыше гостевого дома приладили устройство для подогрева воды солнечными лучами.
Старик наблюдал через окно, как в просторном, наспех огороженном досками дворе сначала раздают карточки на питание, а потом кормят людей, накладывая из больших алюминиевых общепитовских баков исходящую паром молочную кашу. Запах кипяченого молока восхитительными клубами поднимался вверх и просто сводил с ума.
После завтрака вновь началось ранжирование и сортировка прибывших. Забрали вояк и милиционеров. Их построили вдоль длинного забора и объявили о том, что они не просто призваны, а обласканы великим доверием администрации поселка и обязаны честным ратным служением не щадя живота своего оправдать столь ценный дар. Они все без исключения начинали служить в должности рядовых. После суровой стажировки в течение трех месяцев им временно давалось новое звание и должность — по заслугам, так сказать, а после шести месяцев испытательного срока они зачислялись в гарнизон или службу внутренней охраны поселка.
Читать бесплатно другие книги:
