Загадка золотой чалмы Иванов Антон

Глава 2

Непоследовательная Генриетта Густавовна

Иван застыл в передней. Свет в квартире нигде не горел, хотя уже сгущались сумерки. «Что делать? Что делать?» – пульсировало в голове у мальчика. Умнее всего, наверное, было бы попытаться выбежать снова на лестничную площадку, а там, глядишь, и до Марго можно успеть добраться. Однако, во-первых, Ивана не слушались ноги, а во-вторых, этот замок быстро не откроешь.

Пуаро охватила полная паника. Вдруг дверь комнаты Генриетты Густавовны распахнулась, и на пороге возникла она собственной персоной.

– Ах, это ты, Иван, – спокойно произнесла бабушка и включила свет.

Едва глянув на нее, внук издал изумленное восклицание. Генриетта Густавовна была… в его наушниках, а на поясе ее халата висел его собственный плеер.

– Ба…ба…ба, – заикаясь, пролепетал внук, а про себя подумал: «По-моему, она тронулась».

Дело в том, что никто в их семействе так не возражал против плеера, как Генриетта Густавовна. По ее мнению, внук, вместо того чтобы «приобщаться к великой классической музыке», целыми днями «слушает в своих наушниках всякую отупляющую дребедень» и «попусту тратит лучшие годы, совершенно интеллектуально не развиваясь».

Иван тщетно пытался ей возразить, что по плееру с наушниками можно, в конце концов, слушать и «великую классическую музыку». Генриетта Густавовна лишь брезгливо отмахивалась: «В этих наушниках у тебя, Ваня, сразу делается абсолютно дебильный вид». В таких случаях Иван окончательно терял самообладание: «Бабушка, но ведь плеер – это всего-навсего техническое средство. А наушники… Мы же, когда в лингафонном кабинете английским занимаемся, тоже их надеваем. Может, и английский учить дебильно?»

Однако Генриетту Густавовну не так-то легко было сбить с толку. И она преспокойно отвечала: «Лингафонный кабинет – это другое, а ваша музыка просто ужасна. И все эти приспособления – тоже. Полная деградация нравов!»

Ивану оставалось лишь разводить руками. И вот сейчас он просто глазам своим не верил. Бабушка явно что-то слушала по его плееру. И так как недавно пережитый страх еще давал о себе знать, мальчик с неприкрытой издевкой спросил:

– Решила к современной музыке приобщиться?

– С чего ты взял? – У Генриетты Густавовны округлились глаза.

Иван в ответ постучал себе пальцем по уху.

– Ах, это, – смущенно улыбнулась бабушка. – Твой на время одолжила. Надо попросить у твоего папы, чтобы он мне собственный плеер купил.

– Зачем? – Внук уже совсем ничего не понимал.

– Видишь ли, Ваня, – по-прежнему смущенно и одновременно несколько свысока начала Генриетта Густавовна. – Это мне требуется для окончательного восстановления здоровья.

– Плеер? – У внука едва не вылезли из орбит глаза. – Какое же в нем, на фиг, здоровье?

– Ах, Ваня, я ненавижу эти твои грубые выражения! – возмутилась бабушка. – Сколько раз еще тебе повторять: твой долг гордо нести звание потомственного интеллигента!

«Ну, началось», – тяжело вздохнул мальчик, которому совершенно не улыбалось что-либо «гордо нести».

– Надеюсь, ты когда-нибудь это запомнишь, – тем временем продолжала бабушка. – Все наши предки были глубоко образованными и культурными людьми.

– Да чего тут запоминать, – скороговоркою бросил Пуаро. – Во-первых, ежу понятно, а во-вторых, плавали – знаем. Только я напрочь, ба, не врубаюсь, при чем тут мой плеер и твое здоровье? Объясни, пожалуйста, для тупых.

– Нет, милый мой, ты, по-моему, безнадежен, – скорбно покачала головой в наушниках представительница потомственных интеллигентов. – Хотя, – добавила она с философским видом, – видимо, сказываются некоторые гены.

Иван фыркнул. Под «некоторыми генами» явно подразумевались гены его отца, Константина Леонидовича, у которого, по меткому выражению матери Ивана, «складывались хоть и вежливые, но классические отношения с тещей».

– Ба, ближе к делу, – попросил Иван. – Меня сейчас больше не гены, а плеер волнует. Ты правда считаешь, что им можно лечиться?

– Им, – брезгливо ткнула указательным пальцем в висевший на поясе халата плеер Генриетта Густавовна, – разумеется, нельзя, но с его помощью…

– Что, с его помощью? – поинтересовался Иван.

– Ах, тебе не понять, – вдруг хитро сощурилась бабушка. – Ты неподготовлен и непосвящен.

– Во что? – Внук задал новый вопрос и попытался завладеть наушниками.

Однако Генриетта Густавовна с редкостной для человека ее возраста реакцией увернулась от него и решительно отступила в свою комнату.

– Ба, – было последовал за ней внук.

Дверь перед его носом захлопнулась. В замке повернулся ключ.

– Ба, кончай приколы! – заорал Иван.

– Во-первых, изволь выражать свои мысли по-человечески, – раздалось из-за запертой двери. – А во-вторых, успокойся. Я верну тебе твою вещь через пять минут.

– Нет, она точно съехала с катушек, – пробормотал Иван и поплелся к себе в комнату переодеваться. – Это, наверное, у нее запоздалое осложнение после гриппа.

Однако его продолжало глодать любопытство, и ему не терпелось выяснить, что же там слушала бабушка и зачем ей теперь нужен для постоянного пользования плеер.

«Она, конечно, хитрая, но мы хитрее, – натягивая домашние джинсы, размышлял он. – Засеку момент, когда она на что-нибудь отвлечется, зайду к ней в комнату и свистну кассету».

Тут он сообразил, что у него есть хороший предлог. Ведь бабушка Марго очень просила, чтобы Генриетта Густавовна ей дозвонилась. «Вот сейчас и скажу, они разведут ля-ля, – уже строил планы Пуаро. – А я кассеткой займусь».

– Ба! – снова кинулся он к ее комнате.

Дверь оказалась по-прежнему заперта.

– Имей терпение! – строго ответила Генриетта Густавовна. – Пяти минут еще не прошло.

– Да я про другое, – принялся объяснять внук. – Тебя Ариадна Оттобальдовна обыскалась. Говорит, напрочь не может застать тебя дома.

– Адочка такого сказать не могла, – решительно возразила бабушка.

– Нет, она именно это и сказала, – настаивал Пуаро.

– Если только по сути, – продолжала филологический спор Генриетта Густавовна, – но не в подобных варварских выражениях. Она, между прочим, тоже интеллигентный человек.

Иван издал рык, словно зверь в джунглях.

– Короче, ба, она просила тебя срочно позвонить.

– Ладно, – с ледяным спокойствием отозвалась Генриетта Густавовна. – Будет время, позвоню.

Иван удивился еще сильнее. Обычно бабушка была готова болтать с Ариадной Оттобальдовной часами. Поссорились они, что ли? Хотя какое ему дело? Со своими отношениями пускай разбираются сами. У него своих проблем хватало. Главное – засечь момент и все-таки выяснить, чего там бабка слушала.

Ему живо представилось, какое лицо будет у отца, если бабка и впрямь потребует купить себе плеер. Ведь она столько времени пилила и предка, и мать за то, что они подарили ему, Ивану, плеер на Новый год. А теперь…

Иван усмехнулся. Предка точно инфаркт хватит. Надо же, поворотик! Завтра ребятам расскажу. Во посмеемся. А вдруг бабка на старости лет попсой увлеклась? Не свои же любимые оперы Вагнера слушает. Для этого у нас в большой комнате стоит стереосистема. А плеер она наверняка у меня тиснула для конспирации. Чтобы никто не догадался, чем она заинтересовалась.

«В общем, – продолжал размышлять Иван, – бабка явно партизанит. Но с какой целью? Это и непонятно. Ладно, попробую еще раз ее выманить из комнаты».

В третий раз приблизившись ко все еще запертой двери, он крикнул:

– Ба, ты все же позвони Ариадне! Ей чего-то там от тебя очень надо.

– Оттобальдовне, – многозначительно прозвучало из-за двери. – Она, между прочим, тебя в два раза старше.

– Если хочешь, могу даже по фамилии! – Ивану наконец надоели нравоучения.

– Не хами! – рассердилась, в свою очередь, бабушка. – Чем старше ты, милый мой, становишься, тем больше мне начинает казаться, что ты воспитывался не в приличном доме, а в тайге, где одни медведи.

«И чего она ко мне сегодня привязалась? – охватило внука возмущение. – По-моему, лучше уж с медведями воспитываться, чем постоянно выслушивать такое».

– Ба, – постарался как можно спокойнее произнести он. – Я только передал тебе просьбу Ариадны Оттобальдовны, – с нажимом произнес он. Тут у него возникла светлая мысль, и он с подчеркнутым пафосом добавил: – Ты ведь сама мне всегда говоришь, что очень невежливо заставлять людей ждать, когда они тебя о чем-то попросили.

– Ваня, тебе уже было сказано, – с раздражением отозвалась Генриетта Густавовна, – что я позвоню, как только освобожусь. А если тебе так не терпится получить эту свою штуку, пожалуйста.

Замок щелкнул. И, приоткрыв дверь, бабушка просунула в образовавшуюся щелку плеер вместе с наушниками.

– Можешь слушать свою дребедень, если тебе больше нечем заняться, – высокомерно проговорила она.

Пожав плечами, мальчик ушел к себе в комнату и уселся делать уроки. Однако сосредоточиться на домашке никак не мог. Из головы не выходило странное поведение бабушки. То есть препирались-то они почти каждый день с той поры, как минувшим летом родители выменяли их собственную и бабушкину квартиру на эту, четырехкомнатную, и они начали, если так можно выразиться, жить в дружном коллективе. Однако столь странно Генриетта Густавовна еще никогда себя не вела.

Она скорее, наоборот, донимала Ивана и его родителей постоянными рассказами о себе и о том, что делает, чувствует или собирается делать и чувствовать. И вот вдруг на нее напала какая-то зверская скрытность…

«Фу, черт! – Иван поймал себя на том, что уже в третий раз переписал условие одной и той же задачи по алгебре. – Ну какое мне, в общем-то, дело, чего она там скрывает? Уверен: это какая-нибудь полная чушь. Наверное, просто слушает запись пропущенных лекций. Типа, о здоровом и рациональном питании».

Успокоившись, Пуаро наконец сосредоточился на математике, однако успел решить только одну задачу. В коридоре послышались бабушкины шаги. «Вышла, – отметил про себя внук. – Пилит на кухню. Очень удачно. Надеюсь, она там надолго».

Вторая задача была забыта. Иван, выбравшись в одних носках в коридор, прислушался. На кухне шумел электрический чайник. «Плохо, – мальчика охватило разочарование. – Сейчас меня потащит чай пить. Придется отказываться. А она не любит одна. Ей скучно. Лучше бы начала готовить. Потому что это дело долгое».

Щелчок. Чайник выключился. Чашка звякнула о блюдце. Затем Генриетта Густавовна налила чай. Однако о внуке так и не вспомнила. Совсем удивительно. «Неужели не позовет?» – продолжал ждать Иван.

Но напрасно: Генриетта Густавовна явно наслаждалась одинокой трапезой. Впрочем, вслед за изумлением внука охватила радость: «Вот сейчас мы и определим, Генриетта Густавовна, ваши музыкальные увлечения».

Иван не понимал, отчего его до такой степени взволновала подобная ерунда. Однако ничего не мог с собой поделать и просто сгорал от любопытства. Подобравшись на цыпочках к бабушкиной комнате, он осторожно повернул ручку двери, и тут его ожидало новое потрясение. Дверь оказалась заперта. Такого ни разу еще не случалось. Генриетта Густавовна иногда запиралась в комнате, когда ссорилась с кем-нибудь из домашних. Однако запереть дверь, а самой уйти на кухню… Это было что-то невероятное.

Не веря себе, Пуаро еще раз повернул ручку. Дверь не поддалась. Боясь оказаться застигнутым на месте преступления, он спешно возвратился к себе в комнату. «Думай, Ваня, думай, – приказал он себе. – Теперь я точно уверен: там что-то спрятано, и мне непременно следует это увидеть».

Но как попасть в закрытую комнату, если человек унес ключ с собой? Не натягивать же на голову чулок, чтобы напасть на нее. «Ага, – усмехнулся Иван. – Ключ или жизнь». Он ошалело потряс головой и пробормотал:

– Доехали. Еще чуть-чуть, и я окончательно впаду в маразм. Хотя, – он стал вспоминать, – где-то у предков лежит второй ключ. Ну да. Лежит.

У него в памяти отчетливо всплыл скандал, который разразился осенью между Генриеттой Густавовной и родителями. Высказав все, что думает о дочери и зяте, она заперлась. И потом до позднего вечера не подавала признаков жизни. Решив, что ей стало плохо, Константин Леонидович и Инга Сергеевна уже собирались ломать дверь, когда затворница, испугавшись, вышла. Тут отец Ивана и сказал:

– То, что вы потребовали врезать в вашу комнату замок, – ваше право. Хотя, по-моему, мы с вами живем не в коммунальной квартире, и я лично от вас не запираюсь. Ну да ладно. Однако запасной ключ, будьте любезны, отдайте мне. А то, знаете ли, многое в жизни бывает!

– И не надейтесь, Константин, не дождетесь! – с трагическим пафосом воскликнула теща.

– Ключа не дождусь? – переспросил отец Ивана.

– О нет, – величественно ответила бабушка. – Ключ я как раз отдам.

И на глазах Пуаро она крайне театральным жестом вручила отцу дубликат ключа.

Восстановив в памяти сей яркий эпизод из жизни семейства Холмских, Иван принялся размышлять, что мог сделать предок с этим ключом. Ясное дело, он куда-то его убрал. Вернее, засунул. Потому что, если Константин Леонидович что-нибудь куда-то убирал, то чаще всего это потом искалось годами. Причем глава семейства Холмских обвинял в потере всех, кроме себя самого. А так как ключ от комнаты Генриетты Густавовны ему так ни разу и не потребовался, значит…

«А, собственно, это значит лишь одно, – подумал Иван. – Придется мне искать». Бабушка по-прежнему пила чай на кухне, одновременно что-то тихо напевая. Внук пробрался на цыпочках в родительскую комнату. «Так, – поскреб он затылок. – С чего же мне начать? Наверное, лучше всего с отцовского письменного стола. Он туда самый разнообразный хлам кидает, а потом раз в год разбирает. И каждый раз бывает очень удивлен, откуда у него в ящиках «взялась вся эта дрянь»?»

Мальчик потянул на себя верхний ящик. Нет, его положительно сегодня преследовали замки. Ящик был заперт.

– Они чего, все обалдели? – пробормотал он. – Скоро весь дом позапирают.

Правда, на сей раз ключ обнаружился сразу. В стаканчике с ручками. Иван открыл стол.

– Ты чего там шаришь? – неожиданно раздался за его спиной голос Генриетты Густавовны.

Вздрогнув от неожиданности, внук ляпнул первое, что пришло на ум:

– Дискету ищу. Мне по информатике надо.

– Папа запрещает без него лазить, – строго поджала губы Генриетта Густавовна.

– Он знает, что я у него дискеты беру. – Пуаро не терял надежды усыпить бабушкину бдительность.

Но та словно почувствовала подвох:

– Не знаю, не знаю. Мне, конечно, все равно, мое дело маленькое. Но ты все же дождись отца. Вернется с работы, тогда и разбирайтесь.

– Вот получу завтра двойку по информатике, – угрожающе изрек Иван.

– А ты постарайся и не получишь, – бабушка оставалась непреклонной. – Твой отец меня вчера вечером специально предупредил, что к компьютеру никто даже приближаться не должен. У него, видите ли, там какая-то важная работа.

– Это он тебе велел не приближаться, – заспорил Иван. – Ты, ба, в компьютерах не сечешь. Помнишь, как ты однажды помыть его пыталась?

– Я хотела как лучше, – с оскорбленным видом откликнулась бабушка. – Не все же в грязи жить.

– Вот поэтому предок и не хотел, чтобы ты опять приближалась, – сказал Иван. – А меня запрет не касается. Я в компьютерах пру и ничего не испорчу.

– Придет отец, – крайне неприятным тоном проговорила Генриетта Густавовна, – тогда и выясните свои… компьютерные отношения. А до этого – марш из их комнаты.

Иван вздохнул и уже на выходе из комнаты осведомился:

– А ты позвонила бабушке Марго? Между прочим, она очень ждет.

– Ваня, – менторским тоном отозвалась бабушка. – Тебе не кажется, что ты переходишь границы дозволенного?

– Не кажется, – очень тихо, чтобы Генриетта Густавовна не расслышала, пробубнил себе под нос Иван.

Генриетта Густавовна, действительно не расслышав, продолжила нравоучение:

– Я, милый мой, уже вполне взрослый человек, чтобы самой решать, когда мне надо позвонить и кому.

«Вот так всегда, – отметил про себя внук. – Ко мне постоянно цепляется, а ей ничего не скажи. И она еще называет себя поборницей демократии».

Однако, решив, что спорить себе дороже, Иван молча удалился к себе. Впрочем, бабушка не настаивала на продолжении разговора.

Открыв дверь своей комнаты, она вошла туда и мигом вновь заперлась.

– Во, жизнь-кочерга, как говорит мой друг Луна, – тихо произнес Иван и вновь направился на цыпочках в спальню родителей. Поведение Генриетты Густавовны занимало его все сильней и сильней.

Интуиция не подвела. После осторожных, но тщательных поисков Иван действительно обнаружил в третьем, самом нижнем, ящике стола Константина Леонидовича второй ключ от двери.

– Попалась птичка, – хищным шепотом приветствовал находку мальчик. – Теперь только надо тебя немного отвлечь, и я мигом выясню, с какой попсой ты там запираешься.

Спрятав ключ в карман, Пуаро осторожно задвинул ящик и уже поднялся с корточек, собираясь покинуть родительскую спальню, когда бабушкина дверь снова скрипнула.

– Ва-аня! – позвала Генриетта Густавовна.

Оказавшись в ловушке, он недолго думая рыбкой нырнул под родительскую кровать и, больно там обо что-то стукнувшись, затаился.

– Ваня, почему ты не отвечаешь?

По голосу внук определил, что бабушка заглянула к нему в комнату. Теперь оставалось ждать, когда она, проверив родительскую спальню, переместит поисковую экспедицию в район ванной, туалета и кухни. Тогда можно спокойно вернуться к себе, и пускай бабушка думает что угодно. Он же, Иван, будет стоять на том, что спокойно сидел у себя и делал уроки. Просто она не заметила.

– Ва-аня! – Бабушка уже стояла в дверном проеме спальни.

По закону подлости именно в этот момент ему жутко захотелось чихнуть. Он с силой зажал пальцами нос и возмущенно подумал: «Вот ее хваленая уборка. Чистота. Порядок. А под кроватями все равно пыльно».

– Ва-аня, ты где? – В голосе бабушки все отчетливей слышалось раздражение.

«Там, где тебя нет, – вел воображаемый диалог с преследовательницей Пуаро. – Иди, ищи скорее на кухню. Чего зря вопить».

– Странно, – охватило явное замешательство Генриетту Густавовну. – Куда он мог деться? Неужели гулять пошел? Ваня! Ваня! Ау! Надо же, совсем от рук отбился. Удрать на ночь глядя и даже не предупредить.

И она покинула комнату.

– Дурдом, – произнес Пуаро, выползая из-под кровати.

Дождавшись, когда бабушка завернула за угол длинного коридора, мальчик вихрем переместился к себе. Борьба с Генриеттой Густавовной порядком его утомила, и вновь приниматься за домашку уже совсем не хотелось. Правда, усилия его не прошли даром. Ключ лежал в кармане.

– Ва-аня! Ва-аня! – Генриетта Густавовна тем временем продолжала поиски в районе кухни и чулана.

Мальчику стало смешно. Кажется, бабушка вообразила, что он впал в детство и играет с ней в прятки. «А кстати, – вдруг осенило его, – совсем неплохая идея. Вот если бы я не нашел сейчас ключ, можно было бы действительно спрятаться. Бабка подумала бы, что я ушел, и расслабилась. Кому охота в пустой квартире запирать дверь своей комнаты. Ну а потом она села бы на кухне, а я – к ней, и цап-царап кассету. А с кассетой – на лестницу. Ну а дальше можно изобразить, будто я уходил и вернулся. А если от нее действительно сейчас в шкаф спрятаться? Конечно, не для дела, а просто так, чтобы потом посмеяться».

Он собирался исполнить задуманное, когда раздались три звонка. Это пришли с работы родители.

Усевшись за письменный стол, Иван превратился в слух. Бабушка прошла из кухни к двери. Едва впустив дочь и зятя в квартиру, она начала жаловаться:

– Это просто какое-то форменное безобразие! Ваня совсем отбился от рук! Удрал на ночь глядя, ничего мне не сказав.

– Как это удрал? – с тревогою переспросила Инга Сергеевна.

– А как, по-твоему, удирают? – мелодраматически произнесла Генриетта Густавовна. – Просто собрался, и поминай как звали. А мне даже словом не обмолвился, что уходит. Я для него теперь – пустое место. Это все вы, Константин, виноваты.

– Я? – с ходу завелся отец Ивана. – При чем тут я?

– При том, что не научили его уважать старших, – усилила пафос Генриетта Густавовна. – Вот и пожинайте теперь плоды своего воспитания.

– Мама! – строго прикрикнула на нее Инга Сергеевна.

– Генриетта Густавовна, – с подчеркнутой вежливостью произнес Константин Леонидович. – Вероятно, мы с Ингой воспитываем Ивана не идеально. Однако в данном случае мы, видите ли, были весь день на работе и только что явились домой. И вот, позвольте узнать, вы-то куда смотрели, когда наш сын, а ваш внук собрался на ночь глядя уходить?

Пуаро понял: страсти накалились и, во избежание крупного семейного конфликта, пора выходить из засады.

Состроив удивленную и одновременно совершенно невинную физиономию, он резким движением распахнул дверь своей комнаты и осведомился:

– Что за шум, а драки нет?

Ярко-рыжая шевелюра на голове Константина Леонидовича мигом встала дыбом. Генриетта Густавовна зачем-то сняла очки, а затем, снова надев их, уставилась на Ивана. И лишь Инга Сергеевна нашла в себе силы произнести:

– Так он, оказывается, вообще дома? Мама, зачем ты сказала, что он ушел?

– Но его действительно только что не было дома, – начала оправдываться Генриетта Густавовна.

– Галлюцинации, – тихо, но выразительно произнес Константин Леонидович.

– Что вы сказали? – не расслышала теща.

– Да так, ничего. Мысли вслух, – уклончиво отозвался Константин Леонидович.

Холмский-младший не удержался и фыркнул.

– Ладно, раз все в порядке, пойдем, Костя, переодеваться, а потом ужинать, – поспешила замять конфликт Инга Сергеевна.

Родители удалились к себе. А Генриетта Густавовна тут же пристала к внуку:

– Где ты был?

– Дома, – его распирало от смеха.

– Я везде смотрела, но нигде тебя не обнаружила, – бабушка хотела во что бы то ни стало докопаться до истины.

– Да меня и искать было нечего, – с трудом удалось почти совсем естественным голосом ответить Ивану. – Я просто сидел и делал уроки.

– Неправда! – возмутилась Генриетта Густавовна. – Я к тебе заходила.

– Разве? – разыграл недоумение Иван. – Я тебя не видел. Наверное, ба, ты ошиблась и зашла в другую комнату.

– Мама, да прекрати ты, – к счастью для Пуаро, подошла к ним Инга Сергеевна. – Пойдем лучше на кухню. А то Костя ужасно голодный.

И они ушли разогревать и накрывать на стол.

Когда наконец все собрались на ужин и Константин Леонидович придвинул к себе дымящуюся тарелку супа, Иван решил его обрадовать:

– Па, знаешь, у бабушки появилась к тебе большая просьба.

– Какая? – отец проглотил первую ложку и набрал вторую.

– Ей нужен собственный плеер. Купи, пожалуйста. А то она сегодня мой брала.

Константин Леонидович вздрогнул. Ложка выпала у него из рук и тяжело плюхнулась в тарелку с супом. В воздух взметнулся бульонный фонтан. От неловкости Константина Леонидовича досталось всем, а особенно Генриетте Густавовне.

– Какой вы все-таки несобранный, Константин!

И она начала с брезгливым видом промокать бумажной салфеткой жирные капли на шелковой блузке.

– Ну, знаете ли! – возмутился Холмский-старший. – Это не я несобранный, а вы теща с сюрпризом!

– Если моя просьба для вас так обременительна, – с оскорбленным видом сказала Генриетта Густавовна, – то считайте, я вас вообще ни о чем не просила.

– Только, пожалуйста, не приписывайте мне своих мыслей! – Шевелюра на голове Константина Леонидовича вздыбилась пуще прежнего, как происходило всегда, когда он волновался или бывал чем-нибудь раздражен. – Мне совсем нетрудно купить вам плеер. Меня просто изумляет ваша непоследовательность. Если не ошибаюсь, именно вы чуть ли не надвое нас с Ингой перепилили, когда мы осмелились подарить плеер Ване…

– Ну-у, Константин, не преувеличивайте, – совершенно не смутилась теща. – Ване вы плеер дарили, чтобы он слушал эту свою дурацкую, с позволения сказать, музыку. А мне нужно для дела.

– Для какого дела? – забыл о супе Холмский-старший.

– Константин, – поджала губы Генриетта Густавовна, – мне обязательно вам представлять отчет? Но если вас так уж теперь интересует моя скромная персона, отвечу: плеер мне требуется для здоровья.

– М-м-м, – с ошарашенным видом протянул Константин Леонидович и обменялся взглядом с женой.

Инга Сергеевна едва заметно кивнула ему, словно бы говоря: полностью разделяю твое мнение, но оставь ее в покое. Впрочем, и самому Константину Леонидовичу хотелось просто спокойно поужинать.

– Генриетта Густавовна, никаких проблем! – бодро воскликнул он. – Завтра же куплю вам плеер. Оздоровляйтесь.

– Большое спасибо, Константин, – с подчеркнутым достоинством поблагодарила его она.

Иван, постаравшись побыстрее справиться с ужином, бросил: «У меня там еще уроки», – и покинул кухню.

Путь его, однако, лежал совсем не к себе, а к заветной бабушкиной двери, которая по-прежнему оставалась запертой. Чутко прислушиваясь к голосам на кухне, он бесшумно провернул ключ в замке и шагнул в комнату.

Глава 3

Под шум морского прибоя

Кассету он обнаружил сразу. Она лежала на столе между томиком обожаемых Генриеттой Густавовной «Сонетов» Петрарки, «Братьями Карамазовыми» Достоевского, которых она постоянно перечитывала, и рассказами Чехова. Пуаро сразу понял: столь почетное место кассета занимала явно неспроста. А потому заинтересовался сильнее прежнего.

Он задумчиво повертел находку в руках. Затем, убедившись, что старшее поколение пока продолжает сидеть в кухне, сбегал к себе в комнату за плеером и, вставив в него кассету, включил.

Наушники наполнились шумом морского прибоя. Ивану даже показалось, что где-то вдалеке кричат чайки. «Ясное дело, – отметил он про себя. – Бабка к природе приобщается». Шум прибоя нарастал. Затем на его фоне послышалось мерное тиканье, то ли будильника, то ли метронома. Дальше Пуаро слушать не стал. Ужин на кухне подходил к концу, и торчать в бабушкиной комнате становилось опасно.

То есть, конечно, можно было и рискнуть. Однако, застукав Ивана на «месте преступления», Генриетта Густавовна наверняка поднимет скандал. Это бы еще можно пережить. Хуже другое: бабушка наверняка запрячет кассету подальше, и тогда к ней даже близко не подберешься. А так остается надежда выждать удобный момент и дослушать до конца. Вернув странную запись в общество писателей-классиков, Пуаро вместе с плеером удалился к себе и стал напряженно думать. Вообще-то, бабушка часто говорит, что «обожает море». Однако требовать плеер специально, чтобы слушать прибой… Мальчику это показалось диким. «И при чем тут здоровье? – продолжал размышлять он. – Ведь бабка и мне, и отцу настойчиво доказывает, что собственный плеер нужен ей именно для этого. А если и впрямь так? Где-то я вроде слышал или читал, что звуками природы лечат от нервов».

Иван усмехнулся. Кажется, после сегодняшнего прослушивания она не очень-то успокоилась. Скорее, наоборот. Может, правда, слишком мало слушала? Или, к примеру, ей неправильные звуки прописали? Мальчика вновь охватили сомнения. Если бабушка просто лечится, то к чему такая таинственность? Лечиться она и раньше любила и, наоборот, стремилась всем и каждому рассказать, какие лекарства и сколько раз в день принимает. А теперь вот заперлась явно из-за этой кассеты. И даже предкам о ней ничего не сказала. Наверное, в этой записи самое главное начинается после тиканья. А вся лабуда с морским прибоем – просто отвлекающий маневр, если кто-нибудь посторонний случайно начнет слушать. «Вот, например, я поставил и ни во что не врубился. Но я-то уже до этого по поведению бабушки заподозрил какие-то странности, – Иван продолжал внутренний монолог. – А если бы мне случайно такая запись попалась? Да я бы просто ее выключил и никогда бы больше не стал слушать».

Он обхватил голову руками. Раз запись сделана с такими предосторожностями, ясное дело, за ней и впрямь кроется тайна. То-то бабушка такая взвинченная. И Иван понял, что обязательно должен сегодня же прослушать кассету с начала и до конца.

Родители уже переместились в комнату, откуда доносился звук телевизора. А Генриетта Густавовна ушла к себе и вновь плотно затворила дверь. «Какая-то у нее своя жизнь наметилась, – немедленно сделал вывод Иван. – Как бы мне снова ее из комнаты выманить?»

Однако в голову ничего не приходило. Он уже было смирился с мыслью, что до завтрашнего дня ничего не выйдет, когда вдруг сообразил: «Марго. Сейчас я позвоню ей, все расскажу, и тогда мы попробуем подключить ее бабушку. Может, Ариадне Оттобальдовне удастся что-то выяснить. Тем более моя бабка вечно с ней консультируется по проблемам здоровья».

Потянувшись к трубке, он набрал номер Марго. Та взяла трубку.

– Ах, это ты! – обрадовалась она Ивану.

– Слушай, тут такое дело, – он сразу взял быка за рога. – Бабка моя слушает какие-то секретные кассеты.

– Какие еще кассеты и почему секретные? – До девочки, естественно, не дошло.

Иван поделился собственными наблюдениями, затем смущенно добавил:

– Может, Марго, я, конечно, преувеличиваю, но кажется…

– Ничего ты не преувеличиваешь, – Марго отнеслась к его сообщению вполне серьезно. – Мне тоже ее поведение кажется странным. А главное – она моей бабушке так и не позвонила.

– Марго, а они точно не ссорились? – решил на всякий случай выяснить Иван.

– Да ты что! – воскликнула Марго. – Я бы знала. И бабушка в этом случае так бы не удивлялась.

– Тогда у меня есть план, – сказал Пуаро. – Попробуй прямо сейчас заставить Ариадну Оттобальдовну позвонить моей бабке. Скажи, что она точно дома, но, по моим наблюдениям, ведет себя как-то странно. Ну, и изложишь, в чем странности.

– Все изложить? – поинтересовалась Марго.

– А почему нет? Хотя, – спохватился он, – про кассету лучше умолчим. А то твоя еще проговорится моей и возникнет большой скандал.

– И кассету мы с тобой только тогда и видели, – девочка словно прочла мысли Ивана. – Значит, я говорю про все, кроме кассеты.

– Вот именно, – подтвердил ее собеседник. – Кроме кассеты, говори про все, что угодно. А главное – так, чтобы твоя бабушка заинтересовалась и сразу же начала звонить моей.

– Постараюсь, – тихо произнесла Марго. – А уж насколько это получится, ты скоро сам поймешь.