Хранительница карт судьбы Артамонова Елена
Артема ждало разочарование – в середине дня площадка пустовала, если только не считать пары вечно пьяных бомжей да молоденькой мамаши, гордо катившей перед собой прогулочную коляску. Похоже, парню предстояло ни с чем вернуться в поселок. Артем уже хотел возвращаться к метро, но тут его взгляд скользнул по фигуре непринужденно развалившегося на лавочке бомжа. Наверняка этот малосимпатичный субъект был в курсе всех местных событий. Подойдя к пьянице, Артем поинтересовался у него, где еще могут находиться Ульяна и ее компания. Выслушав вопрос, бомж в задумчивости почесал затылок, а потом неожиданно предложил:
– Слушай, парень, купи вещь, выручи человека. Душа горит… – Он извлек из кармана потрепанную карточную колоду, демонстрируя ее возможному покупателю.
Подумав, что так его собеседник будет разговорчивей, Артем потянулся за бумажником, протянул десятку:
– Вот.
– Шутишь, пацан! Карты старые, дорогие, достались по наследству от моей матушки.
Сторговались на полтиннике. Артем принял колоду из давно не мытых рук, а бомж поспешно спрятал деньги.
– Теперь расскажи мне про Ульяну и ее приятелей. Где они еще тусуются? Может, в каком кафе?
– Откуда мне знать? Ребята молодые, им до меня дела нет, а мне до них. – Бродяга хитро посмотрел на Артема. – Ты лучше картишки разложи, они тебе и расскажут про твою Ульяну.
Бомж долго смотрел в спину шагавшего в сторону метро парня. День для бродяги явно складывался удачно. Утром он увидел, как растрепанная испуганная девчонка спрятала что-то в щель под одной из облицовочных плиток, украшавших фасад кинотеатра. Тайничок был хорошо известен местным завсегдатаям, а потому им пользовались разве что простаки, не боявшиеся навсегда расстаться с ценными для них вещами. В результате едва девчонка скрылась за углом, карты моментально перекочевали в карман бродяги. А теперь ему удалось продать за хорошие деньги ничего не стоящую колоду еще одному скверно знавшему жизнь «богатенькому Буратино».
Артем ехал за город. Он еще надеялся, что этим вечером Эмма все же вернется в дачный поселок. О том, что девушка могла уехать навсегда, страшно было и подумать… Уже в электричке он впервые посмотрел на купленные у бомжа карты. Старинная колода заинтересовала его своими яркими и необычными рисунками. Решив, что карты окажутся неплохим подарком для любившей диковинные вещички сестренки, Артем вновь задумался о своем. Прежде он только смеялся, слушая истории про любовь с первого взгляда, и даже теперь, когда все его помыслы оказались сосредоточены на Эмме, никак не мог признаться себе в том, что полюбил черноокую красавицу, которую видел не больше получаса и о которой не знал абсолютно ничего.
Мурлыча под нос модный мотивчик, Ульяна расставляла на подносе тарелки. В кухню кто-то вошел. Рука, в которой был зажат стакан с апельсиновым соком, застыла в пустоте. Последние дни девушка чувствовала усиливавшийся с каждой минутой страх, и от этого ощущения невозможно было избавиться. Вот и сейчас она представила нечто жуткое, замерла неподвижно, боясь обернуться.
– Осваиваешься с ролью верной рабыни?
– Знаешь, Конан, иногда приходится быть гибкой, чтобы получить все. Я не жалею о своем выборе.
– Получишь… – усмехнулся он, высыпав в стакан с соком моментально растворившийся порошок.
– Что ты сделал?!
– Тс-сс… Твое дело прислуживать великой жрице Тота. Ты неплохо освоила эту науку, иди действуй.
Ульяна просто похолодела изнутри. Она панически боялась Кемму, но и Конан внушал ей не меньший страх. Он был из тех ребят, которым никогда не следовало перечить. Когда-то Ульяна гордилась, что нашла себе такого крутого парня, но теперь предпочла бы видеть на его месте человека помягче. Пристальный взгляд светлых холодных глаз Конана доводил до дрожи в коленях. А он явно задумал что-то жуткое и, ко всему прочему, хотел сделать Ульяну своей сообщницей.
– Послушай…
– Отнеси жрице ужин. Потом я все объясню.
Подхватив поднос, Ульяна, словно лунатик, начала подниматься по лесенке, ведущей в мансарду. В ее спину упирался острый, как стальной клинок, взгляд Конана.
– Почему так долго? – недовольным тоном произнесла Кемма и вновь взялась за пульт телевизора. – Я не привыкла ждать.
– Простите, госпожа.
Жрица потянулась к подносу, взяла в руки стакан. Ее взгляд был устремлен в телевизор, где в этот момент крутили очередную рекламу. Янтарные капли сока стекали по экрану, превращаясь в сверкающее море. Кемма сделала глоток:
– У него какой-то странный привкус. Вчера сок был другим.
Дыхание перехватило, Ульяна судорожно сглотнула, попыталась улыбнуться. Она прекрасно понимала: если египтянка сообразит, что происходит, скорой и страшной расправы не избежать.
– Этот сок усилен витаминами, госпожа. Как в рекламе.
– А…
Жрица Тота не знала, что такое витамины, и не привыкла всматриваться в лица рабов. Ее не интересовало, какие чувства могли испытывать ничтожные прислужники, по сути – ходячие вещи, предназначение которых состояло лишь в том, чтобы исполнять любые прихоти своей могущественной повелительницы. Занятая своими мыслями, Кемма до дна осушила стакан с отравленным соком.
– А теперь… Я хочу…
Огромные глаза Кеммы затуманились, веки налились свинцом. Она хотела что-то сказать стоявшей рядом служанке, но уже не могла шевельнуть языком, стремительно проваливаясь в глубокий, больше похожий на смерть сон. Выждав пару минут, Ульяна торопливо побежала вниз, к Конану.
– Ты отравил ее? – охрипшим голосом прошептала девушка. – Отравил?!
– Это снотворное. Но я действительно хочу убить ведьму.
– Ты с ума сошел! Она же может нас в мух превратить!
– Теперь уже нет. – Отстранив Ульяну, Конан пошел к лестнице.
Дрожавшая от страха девушка все же последовала за ним. После того как они остановились у двери мансарды, Конан достал из кармана моток тонкой, но прочной веревки:
– Когда она колдует, то делает какие-то движения руками и бормочет всякую чушь. Значит, если ее связать и заткнуть рот, ведьма потеряет свою власть. К тому же снотворное очень сильное, и она просто проспит момент своей смерти.
– И что… что ты хочешь сделать?! Здесь, в этом доме…
– Расслабься. Я утоплю ведьму в болоте. Мы ничем не рискуем, Ульяна. Она непонятно откуда явилась в нашу жизнь, у нее нет близких, друзей. Никто просто не заметит, как она сгинет без следа. Ее не станут искать.
Конан бодрился, но на самом деле боялся, пожалуй, не меньше, чем крутившаяся возле него Ульяна. Он видел, какой силой обладает пришедшая из бездны ада египетская ведьма, и понимал, что малейшая ошибка может оказаться для него роковой. Глубоко вздохнув, он шагнул в мансарду. Из телевизора лилась негромкая музыка, свесившаяся с дивана рука с позолоченными ноготками касалась пола и была неподвижна, как у изваяния… Похоже, это снотворное могло вырубить и древнеегипетскую колдунью.
– Жрица, проснись! – желая подстраховаться, довольно громко произнес Конан. – Проснись!
Она даже не шевельнулась. На губах Кеммы блуждала счастливая улыбка, делавшая это обычно надменное лицо по-настоящему прекрасным. Подойдя к спящей, Конан в два счета скрутил ее по рукам и ногам, с особой тщательностью заклеил скотчем рот. Теперь жрица Тота была беспомощной и бессильной, а к Конану вернулось душевное равновесие – он больше не боялся колдуньи.
– Принеси покрывало. Упакуем ее, как посылку.
– Неужели ты действительно ее утопишь?!
– Да. – Конан в упор посмотрел на Ульяну. – Эта истеричка перебьет нас всех, у нее всегда найдется повод. С чокнутыми нельзя заключать сделку – психи непредсказуемы. Убежать от нее тоже нельзя, она повсюду нас найдет…
– Но как же Надежда и Марина? Они ушли, а ведьма даже не обратила на это внимания.
– Неси покрывало. Она расправится с ними позже, когда разберется с главными своими проблемами. Ведьма пришла из преисподней, и единственный наш шанс освободиться – отправить ее обратно. Иначе мы все обречены.
– Но она же живая…
– Серега тоже был живым. – Голос Конана дрогнул, выдав истинный мотив его действий. – Он мой друг, он был мне как брат, а эта ведьма превратила его в клочок картона! Когда это случилось, я хотел задушить ее голыми руками, но понял, что так ее не победить, и решил дождаться подходящего момента.
– Значит, все дело в мести?
– Думай, как знаешь. Ясно одно – ей нет места в нашем мире! Ты собираешься принести тряпку, в которую можно завернуть эту чертовку, или хочешь дождаться, когда она проснется?
Сорвавшись с места, Ульяна выбежала из комнаты, а вскоре возникла вновь, держа в дрожащих руках потертое плюшевое покрывало:
– Такое сойдет?
– Вполне. А теперь иди вниз и проследи, чтобы во дворе не было соседей. Если все чисто, свистнешь мне.
– Хорошо, – одними губами пролепетала девушка и поспешно спустилась во двор.
Дачный поселок будто вымер, вокруг было очень тихо, а над крышами домиков висела огромная золотистая луна. Артему опять не спалось, весь вечер он бродил возле принадлежавшего Ульяне коттеджа, дожидаясь возвращения компании. Его надежды оправдались – около полуночи тихую дачную улочку осветили фары подъехавшей к дому легковушки. Из машины вышли двое высоких, атлетического сложения парней, Ульяна, вторая блондинка – по всей видимости, ее сестренка и, наконец, сама Эмма. Сердце Артема учащенно забилось, он хотел сделать шаг навстречу, но в последний момент передумал, решив, что сейчас его появление вряд ли можно будет назвать своевременным. Компания вошла в дом, загорелись золотым светом его окошки. Артем понимал, что встречу с Эммой следовало отложить на утро, но все медлил, так и не решаясь покинуть свой наблюдательный пост, находившийся за густыми кустами сирени. Возможно, девушка, как и прошлой ночью, захочет немного прогуляться, подышать свежим воздухом – тогда-то и состоится их встреча, тогда-то они и смогут поговорить наедине. О чем? Вряд ли Артем сумел бы ответить на этот вопрос. Просто ему очень хотелось снова увидеть эту необычную девушку, вновь идти рядом с ней по залитой лунным светом шелковой траве, любоваться ее безукоризненным профилем, словно вышедшим из-под резца какого-то гениального скульптора древности.
Окна коттеджа гасли одно за другим, и вскоре свет остался гореть только в мансарде. За шторой двигались силуэты людей, похоже, двое – парень и девушка, бурно обсуждали волновавшую обоих тему. Артем устыдился собственного любопытства, того, как, притаившись в кустах, он подглядывал за происходившим в доме. В самом деле, ему давным-давно пора было идти спать, отложив встречу с Эммой на утро.
Негромко стукнула входная дверь. На залитой лунным светом дорожке появилась девушка. Она подбежала к калитке, с опаской огладываясь по сторонам. Артем был разочарован – похоже, этой ночью прогулку под луной намеревалась совершить не Эмма, а Ульяна. Он уже хотел уходить, но что-то в поведении блондинки настораживало, внушало тревогу. Убедившись, что поблизости никого нет, девушка повернулась к дому, негромко по-мальчишески свистнула.
Вновь скрипнули ступеньки крыльца, на пороге появился парень с тяжелой ношей на плече. Когда он вышел из тени старой яблони, Артем понял, что приятель Ульяны несет завернутое в одеяло человеческое тело. Тело изящной, миниатюрной девушки… Все происходящее на его глазах было настолько жутким и нереальным, что в первые мгновения Артем просто растерялся, не зная, что делать дальше. О том, кого нес этот громила, он старался просто не думать. Однако отрицать очевидное было невозможно, как невозможно было позволить преступнику уйти. Юноша не сомневался, что Эмма мертва, и единственное, что теперь он мог для нее сделать, – это изобличить и отправить за решетку ее убийцу.
Ульяна показывала дорогу. Она знала здесь каждый кустик, а потому сумела выбрать самый короткий маршрут, ведущий за пределы дачного поселка. Конан с тяжелой ношей на плече размашистым шагом шел следом. Вскоре они оказались вне досягаемости человеческих глаз – под сводами темного, казавшегося в этот ночной час непролазными дебрями, лесочка. Двигаться почти в полной темноте было нелегко, Конан то и дело спотыкался, мысленно проклиная доставившую ему столько неприятностей ведьму.
– Скоро? – поинтересовался он у своей провожатой.
– Не очень. Сейчас мы выйдем к берегу реки, вдоль него надо идти минут десять, потом спустимся в овражек, а потом…
– Ладно. Потом и расскажешь.
Конан почувствовал, как бессильно висевшая на его плече жрица шевельнулась. Это было очень-очень скверно и вовсе не входило в его планы. Конечно, рот ведьмы был надежно заклеен, но кто знает, вдруг она могла обходиться и без произнесенных вслух заклинаний? Парень прибавил шаг, чертыхаясь всякий раз, когда под его ногами возникал непонятно откуда взявшийся корень или ветка норовила ударить его прямо по глазам.
– Смотри, куда ведешь! Специально меня в бурелом загоняешь?
– Я сама почти ничего не вижу, – жалобно откликнулась Ульяна, высматривая под ногами едва различимую в полутьме тропинку.
Путь действительно оказался неблизким, но примерно через час они все же достигли финальной точки своего маршрута. Место, которое должно было стать могилой Кеммы, даже днем производило довольно жуткое впечатление, а лунной ночью и вовсе превратилось в декорацию для какого-нибудь леденящего кровь ужастика. Равнодушная луна низко висела над ровным, поросшим цветами лугом, по краям которого возвышалось только несколько мертвых, похожих на скелеты деревьев. Несмотря на кажущуюся безмятежность, пейзаж таил в себе угрозу. Казалось, среди пышных луговых цветов притаилась сама смерть, терпеливо поджидавшая очередную свою жертву.
– Пришли. Это здесь.
– Наконец-то. – Конан опустил свою страшную ношу на землю, впервые за все время пути распрямился, огляделся по сторонам. – Гиблое место, ничего не скажешь. Надо отнести ее подальше. Тут есть какая-нибудь тропинка?
– Да. Прошлой осенью мы с местными девчонками ходили сюда за клюквой, но я сомневаюсь, что смогу найти тропу.
– Должна.
Ульяна только плечами пожала. Отыскав подходящую длинную палку, она осторожно ступила на зыбкую почву болота. В туфлю сразу хлынули ручейки холодной воды, словно предостерегая от дальнейших необдуманных действий. Но позади стоял Конан, который скорее утопил бы ее вместе с Кеммой, чем позволил бунтовать, а потому Ульяне пришлось двигаться вперед, старательно переступая с кочки на кочку.
Конан мрачно смотрел вслед своей подружке. Он не был убийцей, в любой другой ситуации он бы не пошел на такое преступление, но теперь у него просто не оставалось выбора. Он должен был отомстить за Серегу, избавиться от этого исчадия ада, принявшего обличье смазливой девчонки. «Будь на месте жрицы монстр с тремя головами, я бы запросто отправил его на тот свет, – думал парень, глядя на лежавший у его ног страшный сверток. – А то, что она красотка, не делает ее лучше. Она чудовище, демон ада. Убить такую – долг каждого». Конан наклонился, собираясь вновь взвалить на плечо свою ношу, но в это самое мгновение из глаз у него посыпался фонтан искр…
Подкравшийся сзади Артем хорошо рассчитал траекторию удара, заехав дубиной прямехонько по бритому затылку убийцы, но вырубить его не сумел. Конан не зря получил свое прозвище – он был крепким парнем, справиться с которым мог далеко не каждый. Еще не понимая, что случилось, он развернулся, ринулся назад, с явным намерением протаранить собственной головой нападавшего. Артем не успел увернуться, и парни плюхнулись в густую, пропитанную водой траву. Драка проходила в молчании, было слышно только сопение, перемежавшееся со звуками глухих ударов. Они так и не смогли встать на ноги, упорно продолжали кататься по траве, пытаясь то ли задушить один другого, то ли, наоборот, высвободиться из железного захвата противника.
– Конан! – взвизгнула заметившая неладное Ульяна и заковыляла к берегу.
Девчонка собиралась помочь своему приятелю, опустив палку на спину душившего его парня, но тут заметила, что упакованная в плюшевое покрывало Кемма начала шевелиться. Ведьма не могла ничего сказать, но она отлично слышала, а может, и видела то, что происходило сейчас на краю болота.
– Сопляк!
Сумев сбросить со своего горла руки Артема, Конан все же поднялся, намереваясь нанести последний, завершавший все разногласия удар правой, но вдруг почувствовал, как почва стремительно уходит у него из-под ног.
– Помогите… – только и сумел пробормотать он, по пояс провалившись в ледяную жижу. – Ульяна, дай шест!
Но Ульяна не торопилась. Она лихорадочно соображала, как ей лучше поступить, чтобы выпутаться из этой скверной заварушки. Лежавшая в нескольких шагах от нее Кемма отчаянно извивалась всем телом, пытаясь освободиться от пут. Решение было принято, и вместо того чтобы прийти на помощь Конану, Ульяна подбежала к жрице:
– Я здесь, госпожа. Я не могла помешать ему, но бежала следом всю дорогу, надеясь на чудо. Сейчас я освобожу вас.
– Помогите…
Над поверхностью зеленого луга уже виднелись только голова и руки Конана – трясина стремительно затягивала его, а каждое резкое движение лишь приближало к гибели. Артем подобрал валявшуюся рядом палку:
– Держи! И не дергайся. Я тебя вытащу.
Тянуть весившего под центнер парня было занятием не из простых, и Артем старался изо всех сил, не замечая ничего вокруг. А Ульяна тем временем развязала веревку, помогла жрице сесть. Вначале взгляд Кеммы был туманным, но постепенно обретал ясность. Окончательно избавившись от дурмана, она сорвала с губ полоску скотча. Ульяна сжалась в комок, представив, что сейчас прозвучит страшное заклинание и она сделается листком бумаги, но вместо этого египтянка спросила:
– Ведь это Артем, правда? Он живет с тобой по соседству?
– Кажется, госпожа. Но мы с ним почти не знакомы. Даже не здороваемся. Послушайте, госпожа, я не могла ничего сделать, Конан ударил меня, а сам отправился за вами в мансарду. Я пыталась его остановить…
– Не называй меня госпожой. Для Артема – я Эмма, а ты – моя подружка. Понятно?
Облепленный грязью, здорово смахивавший на водяного, Конан медленно выполз на твердую землю, однако встать на ноги не успел, получив от спасшего его Артема хороший удар в челюсть и все же потеряв сознание. Убедившись, что пока убийца не представляет опасности, юноша бросился к живой и невредимой девушке. До сих пор он думал, что Эмма мертва, и теперь не мог поверить своим глазам, готов был разрыдаться от счастья. В первый миг египтянка тоже поддалась радостному порыву, но тут же помрачнела, вспомнив подсмотренную утром сцену – Артема, оживленно болтавшего с хорошенькой девицей. Взгляд жрицы застыл, стал холодным и суровым:
– Спасибо тебе, Артем. Ты спас мне жизнь.
– Кто он? Чего хотел? Я так испугался… Даже говорить не хочется, что я подумал, когда увидел, как он тащит тебя… Ульяна, дай веревку, надо связать этого громилу, пока он не очнулся.
– Не надо. – Жрица властным жестом остановила Артема. – Этот человек больше не причинит мне вреда.
– Но так нельзя, Эмма! Он может вновь попытаться тебя убить. Надо сдать его в милицию.
– Нет. Я не хочу огласки. Он раскаялся и больше не станет причинять мне зла. Идемте. Я не хочу оставаться здесь.
Кемма намеревалась без свидетелей расправиться с предателем, скрыв от Артема, кем она была на самом деле. Конечно, после того, как жрица увидела его рядом с другой девушкой, это не имело никакого значения, но все же она не могла так просто отказаться от этого парня.
– Послушай, может быть, тебе имеет смысл переночевать у нас? Сестренка потеснится, и вы прекрасно разместитесь в ее комнате.
– Сестренка? У тебя есть сестра? Высокая блондинка с косой и ямочками на щеках?
– Да. Это она, Лика… – изумился Артем, не понимая, почему Эмма даже изменилась в лице, задавая этот вопрос. – Откуда ты знаешь? Она только сегодня утром приехала.
– Видела из окна.
Гнетущее чувство, которое весь день не отпускало Кемму, растаяло, как ледяная глыба под лучами солнца. Сердце Артема было свободно, и это радовало ее даже больше, чем неожиданное избавление от смерти. Несмотря на протесты своего спасителя, жрица все же настояла на том, чтобы оставить Конана здесь, а самим спокойно вернуться домой. Присмиревшая Ульяна тут же услужливо сообщила, что знает обратную дорогу. Вскоре они двинулись в путь. Кемма отстала от них всего на несколько шагов, а спустя минуту за спинами Артема и Ульяны полыхнула слабая золотистая вспышка.
– Что это?
– Зарница, наверное… – пробормотала вмиг побледневшая Ульяна. – Или болотные огоньки.
Кемма вскоре догнала своих спутников. Лицо египтянки светилось счастьем, а в руке она небрежно вертела игральную карту. Артем не придал этому никакого значения, но если бы он получше рассмотрел изображенного на ней пикового короля, то наверняка узнал бы в нем своего недавнего противника.
Глава IX
Грустная тайна картины
Темнело. В этом нарисованном мире, как и в настоящем, ночь сменяла день, и золотой солнечный свет начал постепенно превращаться в лунное серебро. Аннушка все так же сидела на полу возле игрушечной качалки, с трепетом ожидая начала обещанного Кеммой кошмара. Пока ничего не происходило, но это только усиливало страх девочки, уставшей представлять грозившие ей ужасы. А еще она вновь и вновь возвращалась к недавнему разговору со жрицей, думая о том, как глупо повела себя. Если бы все сложилось иначе, Аннушка давным-давно была бы на свободе, а египтянка занималась бы своими картами. Но теперь девочка вряд ли могла рассчитывать на освобождение – она знала, что сразу «расколется», расскажет Кемме, где спрятала колоду, как только та попытается сжечь тетушку или Чижика. Вот если бы у Кеммы не было этих рисунков, они бы могли поторговаться, и Аннушка получила бы свободу в обмен на важную информацию. Однако все это относилось к области несбыточных фантазий.
Девочка подняла голову, поправляя упавшие на лицо волосы, и вдруг заметила пробивавшуюся из-под двери полоску света. Это была та самая, невидимая внешнему наблюдателю дверь, за которой несколько часов назад скрылся золотоволосый малыш. Аннушка отлично знала, что за ее створками находится только темный, изрисованный углем холст, а потому появление светлой полоски встревожило ее не на шутку. Похоже, приближалось самое страшное. Пленница картины пристально, не отрываясь, смотрела на готовую распахнуться в любой миг дверь, а потому не замечала того, что происходило в комнате… Аннушка отвлеклась от созерцания светлой полоски лишь тогда, когда рядом с ней раздался довольно громкий стук детской качалки. Девочка встрепенулась и… горько пожалела о том, что рискнула посмотреть по сторонам. Комната преобразилась и, хотя на первый взгляд все в ней оставалось по-прежнему, все знакомые предметы изменились изнутри, наполнились новым, зловещим содержанием. Стоявшая подле Аннушки игрушечная лошадка ожила, зло косясь на девочку безумными глазами и демонстрируя огромные желтые зубы, ветка сирени обернулась комком копошившихся червей, а сами стены словно превратились в плотную гряду тумана, за которой скрывалось нечто непостижимое и смертельно опасное.
Аннушка понимала, что все это только иллюзия, нечто вроде долгого бредового сна, и как могла боролась с наваждением. Усилием воли она возвращала предметам привычный облик, но стоило только чуть-чуть расслабиться, как кошмарные грезы возобновлялись с новой силой.
Светлую полоску под дверью перечеркнули две темные тени – силуэты ног стоявшего за ней человека. Аннушка вспомнила появлявшегося недавно мальчика в бархатной курточке и внезапно поняла, что именно этого малыша она боится больше всего на свете. Ее страху не было рационального объяснения, но он становился все сильнее, подчиняя волю и разум. По коже ползали мурашки, взгляд широко распахнутых глаз впился в дверь. Казалось, еще миг, и Аннушка захлебнется от ужаса, а ее бешено колотившееся сердце просто выпрыгнет из груди.
– Кто там… Кто?
Она больше не могла сидеть на одном месте, с трепетом уставившись на дверь. То, что скрывалось за белыми створками, притягивало к себе, одновременно повергая в тихую, леденящую душу панику. Аннушка решительно шагнула вперед, готовая скорее умереть, чем продолжать томиться в ожидании чего-то жуткого, непостижимого, чему еще не придумали названия. Непослушные холодные пальцы легли на ручку двери, до боли в суставах сжали ее:
– Кто ты?!!
Девочка рванула на себя дверь, словно собираясь сорвать ее с петель. В ту же секунду горевший за ней свет погас, а взору открылась уже ставшая знакомой поверхность старого холста. В отчаянии Аннушка попыталась прорваться сквозь эту преграду, но холст оказался крепче гранита, а боль в разбитых кулаках – почти нестерпимой.
«Что же мне делать? Что?» – Слезы струились из глаз маленькими ручейками, но она даже не пыталась их стереть.
И вновь тишину нарушил стук качалки, он становился все громче, громче, превращаясь в грохот камнепада. Лошадка ржала, задрав к потолку оскаленную морду с безумными глазами, из-под ее копыт сыпались искры. Лежавший рядом с ней мячик сдвинулся со своего места, неспешно покатился в сторону Аннушки. Он двигался очень медленно, постепенно увеличиваясь в размерах, и девочка понимала, что скоро он расплющит ее в лепешку. Надо было бежать, но она не могла шевельнуть рукой, не мигая глядела на огромный свинцовый шар, которым обернулся детский мячик.
– Поиграй со мной… – раздался нежный голосок, и тут же его заглушил раздиравший барабанные перепонки грохот.
Шар остановился в паре сантиметров от Аннушки, и теперь она отлично видела его неровную, выкрашенную красной и синей масляной краской поверхность.
– Я поиграю с тобой, конечно, поиграю, – прошептала побелевшими губами девочка, совершенно не представляя, к каким последствиям может привести эта фраза. – Мне очень нравится играть.
Свинцовый шар вновь стал маленьким детским мячиком, грохот стих, лунные лучи упали на деревянную лошадку, и эти тонкие серебряные нити постепенно начали сплетаться в хрупкую человеческую фигурку.
– Поиграй со мной! – снова прозвучало из пустоты.
– Разумеется… Сейчас и начнем. – Она подтолкнула ногой лежавший рядом мячик.
Волшебное сияние померкло, но теперь Аннушка находилась в комнате не одна. Верхом на лошадке, повернувшись спиной к своей невольной гостье, восседал маленький мальчик в бархатной курточке. Он энергично раскачивался, воображая, будто галопом мчится по бескрайней степи. Аннушка осторожно шагнула к золотоволосому мальчугану. Он казался таким хрупким, беззащитным, но почему-то эта маленькая фигурка внушала безотчетный ужас. В его чудесных локонах, белом, отделанном кружевом воротничке, бархатном костюмчике было что-то запредельно жуткое, неземное. Затаившая дыхание девочка боялась, что, когда ребенок обернется, его лицо окажется лицом монстра, которое до конца дней будет преследовать ее в ночных кошмарах.
– Не молчи! Ты же пришла играть со мной…
Дрогнули золотистые кудри, и таинственный малыш начал поворачивать голову. То ли его движения были медленными-медленными, то ли от ужаса время растянулось для Аннушки до бесконечности, но она никак не могла увидеть лица ребенка. Он все поворачивался, поворачивался, поворачивался, а девочка смотрела не мигая на его изящную головку и, казалось, даже забыла дышать.
– Поиграй со мной.
У малыша была белая кожа и огромные синие глаза. Он был даже красив, но эта красота не принадлежала нашему миру и потому внушала страх, а не восхищение. Пожалуй, Аннушка бы предпочла нос к носу столкнуться с чудовищем, чем ощущать на себе взгляд этих бездонных очей.
– Как тебя зовут? – все же выдавила она, пытаясь улыбнуться.
– Кирюшенька.
– А я – Аннушка. Во что мы будем играть?
– Не знаю. Просто мне очень грустно. Я тебя и раньше видел, наблюдал, как ты живешь в том мире.
– Наблюдал?!
Еще недавно Аннушке казалось, что страшнее, чем сейчас, просто быть не может, но когда она представила, как все эти дни из картины за ней наблюдало странное создание с застывшим неживым лицом, ужас поразил ее, словно удар молнии.
– Конечно. Те, кто живет в картинах, всегда наблюдают за людьми, – пояснил Кирюша, угадав мысли своей собеседницы. – Вы смотрите на картины, а картины смотрят на вас. В каждом холсте – свой мир. Маленький, скучный мирок, из которого нельзя выбраться. Но не надо о грустном, лучше поиграй со мной!
Малыш проворно соскочил с лошадки-качалки, подхватил мячик, перебросил его Аннушке. Игра началась. Это занятие так понравилось Кирюше, что он заулыбался, а на его щеках даже вспыхнул румянец. Но вдруг он отбросил мячик в сторону.
– Мир ведь очень большой, правда?
– Правда. Но я сама его почти не знаю. Как ты попал сюда, Кирюша? Ведь тебя же нет на картине.
– Обо мне слишком много думали.
– Не понимаю.
– Маменька и папа слишком любили меня, а когда я умер, они так переживали, что не могли успокоиться сами и дать покой мне. Моя душа не могла оставить их и уйти к свету. Папа был художником, он-то и нарисовал эту картину. На ней моя детская, только уже опустевшая, такая, какой она стала после… после смерти. Папа рисовал и думал обо мне. Он никогда не плакал, но ему было очень больно. Я все время был рядом, однако эта боль не позволяла ему заметить меня. А потом я понял, что не могу вырваться из картины, став ее частью – невидимой, но самой главной.
– И что случилось потом?
– Голод, разруха, весь мир рассыпался, а вот картина уцелела. Родителей не стало, а моим мирком хотели растопить печь. Я так хотел попасть в огонь, ведь он мог бы избавить меня от оков, но вместо этого картину обменяли на буханку хлеба. Потом начались скитания, разные дома, разные стены, разные люди. Я так и не смог освободиться, встретиться с душами маменьки и папы. А ведь они до сих пор ищут своего Кирюшеньку, только никак не могут найти. Им нет покоя. Они слишком любили меня.
– Но это несправедливо! – воскликнула потрясенная Аннушка. – Никто из вас ни в чем не виноват, вы любили, вы хотели добра, почему же все так случилось?!
– Не знаю. – Огромные глаза были печальны, от их неземного взора холодела кровь в жилах. – Не знаю…
– Значит, отсюда нет выхода?
– Нет. Иначе я бы давно ушел к свету. Тебе придется навсегда остаться со мной или…
Кирюша замолчал, задумчиво созерцая заглядывавшую в окно луну.
– Что «или»? – настойчиво переспросила Аннушка.
– Ты можешь шагнуть во тьму. Она притаилась за дверью. Иногда створки раскрываются сами собой, и темнота зовет меня к себе. Все ниже, ниже, туда, где кончается все… Мне страшно, Аннушка! Так страшно…
Словно издеваясь над несчастным напуганным малышом, белая двустворчатая дверь, та самая, что с первого дня привлекала внимание Аннушки, начала неспешно приотворяться. Девочка понимала, что должна шагнуть в темноту, окунуться с головой в неизвестность. Вряд ли она могла рассчитывать на спасение, но, оставшись сейчас с Кирюшей, она бы застряла в его крошечном мирке навсегда.
– Останься! Мы будем играть вместе! Разве тебе не понравилось? – Слезы капали из глаз мальчонки, превращаясь в огромные жемчужины. Они падали на пол, катились во все стороны, как бусины, соскользнувшие с оборванной нитки. – Не уходи!
Дверь была распахнута настежь, а за ней стояла стена непроглядной, абсолютной тьмы.
– Прости меня, Кирюша. Я должна идти. Нельзя останавливаться, никогда нельзя останавливаться. Прощай.
– Прощай, Аннушка.
Набрав в грудь побольше воздуха, девочка шагнула в темноту…
Падению не было конца. Похоже, ему предстояло длиться целую вечность, и, смирившись с этим обстоятельством, Аннушка рискнула открыть глаза. Однако на самом деле она никуда не падала, а спокойно стояла посреди ярко-синего луга, под переливавшимся всеми цветами радуги перламутровым небом. После зловещих предостережений Кирюши, после стены мрака мир, в который она попала, казался фантастически прекрасным и безмятежным. Хотелось верить, что это конец всех неприятностей, хотя подспудно Аннушка понимала – это только начало пути в бездну.
– Говорил же я – остерегайся ловушек! Но меня как всегда не послушали!
Рядом с Аннушкой стоял одетый в нелепый, украшенный бубенцами наряд Шут. Девочку здорово раздражало все, что было связано с волшебными картами Таро и ее ролью Хранительницы, однако появление знакомого лица обрадовало.
– Как я рада…
– Не могу сказать того же. Хранительница, оказавшаяся в западне, – скверный поворот сюжета.
– Я не Хранительница – это во-первых, а во-вторых – из каждого тупика есть выход.
Шут состроил уморительную гримасу, а потом неожиданно встал на руки и пару раз обошел оторопевшую Аннушку.
– Думаешь, если ушла от Кирюшеньки, то приблизилась к свободе? – Он вновь стал на ноги, звякнул бубенчиками. – Ты все дальше и дальше уходишь от реальности. Впереди отважную путешественницу ждет немало интересного, но если бы я был человеком, то предпочел бы умереть, чем целую вечность бродить в мире кошмарного бреда.
– Но что же мне делать?
– Не знаю. Я всего лишь Шут, а еще меня называют Дураком. Нашла себе советчика!
Помахав Аннушке рукой, он бодро зашагал по синему лугу, напевая старинную, забытую еще в Средневековье песенку. Расстроенная девочка устремилась следом:
– Подожди! Мне твердят, что я не слабее Кеммы, что я могу распоряжаться самой Судьбой, но пока ничего такого не получается…
– У Кеммы есть знания. Она всю свою сознательную жизнь посвятила постижению божественной мудрости, – бросил на ходу Шут. – А ты – невежда.
– Ладно, я согласна пойти в колдовскую школу, учить уроки и все такое. Только скажи, как отсюда выбраться!
– Поздно спохватилась, голубушка. Здесь не учатся, а пожинают плоды своего невежества.
Они шагали по оранжевой дорожке, приближаясь к раскинувшейся под открытым небом картинной галерее. Впереди замаячили гигантские полотна в позолоченных рамах, некогда потрясшие воображение попавшего сюда в одном из своих снов Чижика-Пыжика.
– Значит, здесь создается будущее?
– Точнее, корректируются людские судьбы.
– А нельзя ли мне здесь немного пошуровать, чтобы выбраться отсюда?
– Нельзя. – Лицо Шута стало суровым. – Распоряжаться Судьбой нельзя. Долг Хранительницы в том и состоит, чтобы не позволять авантюристам, вроде Кеммы, вмешиваться в ход событий. Хранительница лишь однажды делает расклад, определяя путь своей преемницы.
– Бред какой-то! Я хочу вылезти из этой дыры!
– Только слово жрицы Тота может освободить тебя, но вряд ли она захочет отпускать на свободу своего главного врага.
Расстроенная, Аннушка шагала мимо картин, совершенно не обращая на них внимания. Сопровождавший ее Шут неожиданно остановился возле пустой рамы, за которой виднелась довольно странная композиция: на лугу возвышалась колесница, запряженная двумя сфинксами – черным и белым. А в самой колеснице, словно сошедший с картинки в учебнике истории, находился богато одетый человек со скипетром в одной руке и мечом – в другой.
– Арканы, не определяющие будущее человека, являются ему в виде картин, а те, что становятся трехмерными, имеют самое прямое отношение к его судьбе. Отвлекись от раздумий, Хранительница, и посмотри на один из символов собственного будущего.
– И что из этого следует? – без особого энтузиазма поинтересовалась Аннушка, которую все время тревожила какая-то нечеткая, плохо сформулированная, но очень важная мысль.
– «Колесница» символизирует преодоление серьезных препятствий и достижение победы своими силами, порой даже вопреки воле Рока.
– Следовательно, у меня нет причин для меланхолии? Все будет о’кей?
– Как сказать… При неблагоприятном раскладе «Колесница» указывает на то, что ты переоцениваешь свои силы, а твои начинания могут завершиться весьма плачевно. Этот аркан может означать как победу, так и поражение, все зависит от того, какие именно младшие арканы его окружают.
– Ясно. Я всегда считала гадания шарлатанством.
Шут даже дар речи потерял, ошалело затряс головой, а бубенчики на его колпаке зазвенели громко и возмущенно, словно ругая столь непочтительно настроенную Аннушку.
– И это говорит Хранительница! – после того, как бубенцы немного успокоились, проговорил Шут. – Я таю в воздухе от возмущения…
– Таешь?! – Смутная догадка обрела четкость, сердце Аннушки забилось громко и учащенно, надежда рассеяла черный мрак отчаяния. – Ты же появлялся в нашем мире! Я помню! Значит, отсюда все-таки есть выход?!
– Отсюда можно выбраться максимум на полчаса. Да и то во время такой прогулочки все время чувствуешь себя мячиком на резинке. Немного зазеваешься – и ты уже отдыхаешь на синей травке…
– Ты бы мог вывести меня?
– Пожалуй… Но зачем тебе эти полчаса свободы? Проститься со своим миром?
– Закончить кое-какие дела.
Глаза девочки сияли. Сейчас она совсем не напоминала прежнюю Аннушку – застенчивую, неуклюжую, робкую. Опасность преобразила ее, сделала совсем другим человеком – решительным и отчаянным. Шут как-то странно, искоса посмотрел на нее, почесал затылок.
– Ладно, попробуем. Только имей в виду, второго шанса не будет, во всяком случае, в ближайшее время. Или управишься за тридцать минут, или придется ждать еще сутки, копить силы для следующего перехода. Ясно?
– Вполне.
– Куда бы ты хотела перенестись?
– В свою спальню.
– Закрой глаза, расслабься, а старый Шут немного поколдует. Может, когда все получится, ты станешь относиться к нам, картам Таро, с должным уважением. Но помни – полчаса, ни минутой больше…
Колдовство получилось каким-то незаметным: едва девочка закрыла глаза, как ощутила легкий толчок, а под ее ногами вместо упругой синий травы оказался привычный паркет. Теперь она боялась только одного – что, если Кемма захватила с собой заколдованные рисунки, при помощи которых намеревалась шантажировать ее? Тогда бы Аннушкин план провалился, и краткое возвращение в реальный мир не дало бы абсолютно ничего. К счастью, листок с портретом Чижика по-прежнему лежал на письменном столе. Понимая, что каждая секунда на счету, обрадованная Аннушка схватила его, намереваясь со всех ног рвануть в гостиную, где находилась нарисованная Александра Георгиевна, но тут же почувствовала странную тяжесть во всем теле. Шут оказался прав – невидимые цепи сковывали девочку, затягивали в тот иллюзорный мир, которому она теперь принадлежала. Преодолевая сопротивление, Аннушка все же как могла быстро ринулась в соседнюю комнату.
У нее было двадцать семь минут, может быть, даже чуть меньше. За это время Аннушке предстояло надежно спрятать бесценные рисунки, внутри которых томились беспомощные живые люди. Еще находясь на синем лугу, девочка прикинула возможный план своих действий, но прекрасно понимала, что в реальности все может сложиться по-другому: стройный план рухнет, и ей придется импровизировать на ходу. Выбежав из квартиры, она вихрем промчалась по лестнице, вылетела из дома. Только теперь она заметила, что на дворе было раннее утро. Начинался чудесный солнечный майский денек. Мир вокруг казался умытым, сияющим, радующимся жизни. А до возвращения в кошмар оставалось только двадцать три минуты…
У Аннушки не было друзей. Одноклассницы посмеивались над ней, мальчишки просто не замечали. Конечно, такое положение дел не слишком радовало, но теперь, похоже, в нем просматривались и свои плюсы. Разгневанная жрица непременно пришла бы за дорогими Аннушке людьми, принесла бы в их дома несчастье и горе. Привязанности сковывали, делали уязвимой, а одиночество позволяло действовать более решительно, не тревожась за судьбы других. Вопрос состоял лишь в том, кому в такой ситуации можно было доверить заколдованные рисунки. Аннушка с самого начала подумала о Славке Иванове, чрезвычайно серьезном парне из их класса. Они почти не общались, но Иванов славился своей ответственностью и пунктуальностью. За все годы учебы он ни разу не «закосил» ни одного школьного мероприятия, ходил на все дежурства, выполнял все общественные поручения. Вряд ли бы он отказал Аннушке в такой «пустячной» просьбе. А расстояние до дома, где жил Славка Иванов, можно было преодолеть за четыре минуты очень быстрого бега.
Девочка мчалась по пустынной, залитой ласковым светом солнца улочке, скашивая углы, проносилась по нарядным, поросшим молоденькой травой газончикам, на ходу придумывая, что она сделает, если Иванова не окажется дома. Время утекало быстрее, чем положено, стремительно сокращая отпущенный Аннушке срок. Дом Славки стоял в двух кварталах от того места, где сейчас находилась девочка, а стрелки неумолимо приближались к роковым цифрам. Еще пятнадцать минут, и Аннушка, как мячик на резинке, скакнет назад, окажется в волшебном мире карт Таро. Преодолевая притяжение иной реальности, она побежала еще быстрее. Неожиданно возле булочной взгляд засек знакомую коренастую фигуру.
– Славка! Иванов! – во все горло закричала девочка. – Подожди!