Огонь в ночи Мясникова Ирина
– О! Анна Сергеевна! – восторженно произнесла Оля, просунув голову в дверь кабинета. – Вы прямо как наш незабвенный Александр Евгеньевич Дубов! С самого ранья на работе! Может, вы от них заразились, когда навещали? Может, вам уже и кофе настоящий не подавать, а бурду без кофеина развести? У них так принято, я могу.
– Стукну! – ответила Панкратьева, поднимая голову от бумаг. – Кофе давай, и быстрее, меня сегодня придурок один ни свет ни заря разбудил.
– Что, домогался? – хитро прищурившись, спросила секретарша.
– Если бы! Обосрался! – рыкнула на нее Панкратьева.
Оля скрылась за дверью.
«Ну и кто, спрашивается, развел в офисе такую манеру разговаривать? – подумала Панкратьева. – Сама же и развела! Бедный Дубов. Терпит это все. Неудивительно, что срывается иногда и орет как бешеный. Хотя нет. Срывается он не иногда, а зачастую. Или прямо надо сказать – постоянно!»
Оля принесла кофе и газеты.
– Пресса! – сказала она, раскладывая их веером перед Панкратьевой.
– Ты и Александру Евгеньевичу так газеты раскладываешь? – спросила Панкратьева с укоризной.
– Еще чего! Им я прямо пачку на стол швыряю. Они-с все равно все от корки до корки прочитают, а потом вам и другим распишут, кому что читать. Делать-то им особо нечего. А вы сразу глянете и скажете, чтоб я всю эту макулатуру выкинула к чертям собачьим.
– Нет. Вот эту газету Оксанке в бухгалтерию отдай. Она официальная, там законы вводят в действие с момента публикации. А мне «Деловой Петербург» оставь. Остальное можешь смело выкидывать.
– Что, и журнальчик с картинками тоже?
– Особенно его.
Оля подхватила пачку газет и скрылась в приемной. Панкратьева углубилась в чтение газеты, запивая его вкусным и крепким кофе. Не хватало хорошей сигаретки.
Номер попался интересный, местами даже смелый в своей критике городских и московских властей. С одной из страниц газеты на Панкратьеву смотрело суровое мужское лицо. На взгляд Панкратьевой, мужчина был прекрасен. Волевой подбородок, ястребиный нос, внимательные глаза и абсолютно лысая голова, плавно переходящая в крепкую шею.
– Ни фига себе, Брюс Уиллис! – вслух сказала Панкратьева.
Надпись под фотографией гласила, что этот замечательный мужчина был главой службы безопасности крупной торговой сети. На страницах газеты он делился опытом пресечения воровства среди рядового персонала. Ясное дело, что опытом пресечения воровства среди персонала высшего звена в газете никто делиться не будет. Но по лицу мужчины было ясно, что рядовой персонал для него все равно что семечки. Ястребиный внимательный взгляд как бы спрашивал читателя, сколько тот сегодня откатил с подрядчика.
– Оля! – завопила Панкратьева.
Голова секретарши моментально показалась в дверном проеме.
– Анна Сергеевна! Ну что ж вы так орете-то? Я чуть поднос не уронила. Еще кофе желаете? – вежливо поинтересовалась она.
– Нет! У тебя рамки должны быть для фотографий. Помнишь, Дубов, пока меня не было, решил устроить Доску почета? Еле отговорили.
– Сейчас поищу. Вам сколько?
– Одну. И ножницы неси.
Рамка оказалась подходящая. В нее поместилась фотография мужчины, а внизу еще даже осталось место для жирной надписи, которую Панкратьева распечатала на принтере. Надпись гласила «Охрану данного кабинета осуществляет ИЧП «Опасность».
По всему было видать, что Оле мужчина тоже очень понравился.
– Ой! Анна Сергеевна! Так и хочется ему все отдать! – мечтательно сказала она.
– Но-но-но! – Панкратьева погрозила ей пальцем. – Только если краденое! Это отдавай. А насчет остального – шиш тебе. Это мужчина моей мечты! Ты себе другого найди. Вон у тебя там целая пачка. Да еще журнал с картинками.
На мужчину ее мечты в кабинет Панкратьевой под разными предлогами повалили смотреть все кому не лень. Мужская и женская половина народонаселения офиса хором высказывали свое одобрение. Причем некоторые из одобряльщиков так и не поняли, что портрет вырезан из газеты. Решили, что это как раз и есть тот самый тайный возлюбленный, который совместно проживает с Панкратьевой последние два года. Панкратьева народ разубеждать не стала, впервые в жизни испытывая гордость за своего мужчину. Пусть даже выдуманного.
Итоги и выводы
Вечером действительно как ни в чем не бывало объявился Алик Зотов. Он позвонил Панкратьевой и рассказал, что у них все в порядке, заключительное совещание и подписание контракта по каким-то причинам заказчик перенес на понедельник, поэтому раньше вторника Алик в Питере не появится. Панкратьева не стала уточнять, что в курсе того, почему это вдруг заказчик перенес итоговое совещание, и попросила Алика не выходить на мороз без шапки и не пихать в рот разную каку.
В связи с отсутствием Зотова в субботу она решила съездить на дачу проверить, не позарился ли кто на ее нехитрое имущество, и пострелять из мелкашки по пластиковым бутылкам. Панкратьева очень любила это занятие. Стрельба у нее получалась очень хорошо. Она надевала пустые бутылки из-под минералки на штакетник забора, отгораживающего ее участок от леса, закрепляла их скотчем и с большим удовольствием расстреливала их одну за другой.
Когда она предложила Федьке после школы составить ей в этом деле компанию, тот замахал на нее руками и сказал, что в субботу после школы опять пойдет к Павлику играть в загадочную «нинтенду» и на дачу ехать совсем не хочет. Тогда Панкратьева решила ехать с утра. Накормив Федьку завтраком и спровадив его в школу, она надела на себя любимую дачную одежду: джинсы, свитер, высокие меховые ботинки на толстой подошве и легкий пуховик. В этом наряде она совсем стала похожа на молодую девушку. Панкратьева загрузила в багажник заранее припасенные пластиковые бутылки и в хорошем настроении направилась в сторону дачи.
Погода стояла просто великолепная. За городом уже вовсю царила самая настоящая зима. Сияло яркое солнце, снег искрился и слепил глаза, на шоссе присутствовал небольшой гололед. По дороге Панкратьева заехала на заправку, залила полный бак и проверила давление в шинах. Подъезжая к КПП на выезде из города, она накинула на себя ремень безопасности, а потом все-таки его сняла. Хоть она была и не в шубе, ремень все равно давил и раздражал Панкратьеву. Когда машина выехала на скоростной участок шоссе, Панкратьева вдруг обнаружила, что педаль тормоза проваливается у нее под ботинком. Не вдаваясь в панику, она решила притормозить двигателем и убрала ногу с педали газа. При этом, чтобы не мешать остальным, Панкратьева потихоньку стала перестраиваться в правый ряд. В этот момент широкое колесо ее спортивного автомобиля попало в асфальтовую колею, руль выбило из рук Панкратьевой, и машина пошла в занос.
Анна Сергеевна Панкратьева была опытным водителем и знала, что полноприводной автомобиль в заносе практически неуправляем. Ее закрутило по шоссе, выкинуло на встречную полосу и вынесло на обочину. Последнее, что она помнила, – это было испуганное лицо водителя встречного автомобиля, который чудом миновал столкновения с машиной Панкратьевой. Очнулась Панкратьева от скрипа шагов и поняла, что лежит на снегу. Над ней склонилась очень красивая женщина и сказала:
– Допрыгалась, птичка моя! Хватит валяться, вставай давай, пошли.
Женщина протянула Панкратьевой руку и повела ее от места происшествия. Панкратьева даже не успела заметить, как они поднялись к облакам и стали по ним гулять. Точь-в-точь как в том самом замечательном сне, когда она в своих шпильках гуляла по облакам над центральной площадью старинного города и видела в мельчайших подробностях завитушки на фонтане. Как и в том сне, сейчас хорошо было видно сверху шоссе, край леса и маленький спортивный автомобильчик в кустах на обочине.
– Я умерла, что ли? – спросила Панкратьева.
– Ну, это зависит от тебя, как ты сама решишь, – с улыбкой сказала женщина.
– Ты кто? Ангел?
Женщина рассмеялась.
– Ну что ты! Какой же я ангел? Я – это ты! – ответила она.
Тут только Панкратьева заметила, что женщина похожа на нее как две капли воды.
– Ты красивая! – сделала она комплимент самой себе.
– Я как ты!
– Объясни, я ни фига не понимаю.
– Ну, мы с тобой одно целое. Единая сущность. Но мы, если нам надо, можем делиться, – попыталась объяснить женщина.
– Как амеба, что ли?
– Почти, но амеба делится на две разные сущности, а мы на две одинаковые. Можем на три, да хоть на десять.
– А зачем нам это надо?
– Ну, представь, что тебе захотелось спуститься в Марианскую впадину и посмотреть, как там дела обстоят. Ну, или на Марс полететь, например. Ты надеваешь специальный костюм, который защитит тебя от вредной среды, и погружаешься в пучину или ступаешь ногой на неведомую планету. Но кто-то же в центре управления полетами или на морском судне должен тебе помогать. И представь, что ты можешь разделиться, и одна твоя часть останется наверху, а вторая пойдет заниматься исследованиями. Поняла?
– Примерно. Только не поняла, при чем здесь мы с тобой. Я ж не собираюсь в Марианскую впадину лезть!
– Аня, не тупи. – Женщина тяжело вздохнула. – Правильнее будет говорить не «я», а «мы», пока нас двое и мы стоим лицом к лицу. Правильно, во впадину мы с тобой лезть не собираемся. Но мы с тобой, то есть «я» в смысле «мы», решили полезть в материальный мир. Цветы, например, понюхать, ну, или мужчину поцеловать. А попасть в материальный мир можно, только если надеть на себя специальный костюм, то есть материальное тело. Да не простой, а полностью соответствующий нашему представлению о себе. Видишь ли, все чувства, которые ты испытываешь в материальном мире, находясь в своем костюме, испытываем мы обе. И боль, и радость. Так устроено. Мы с тобой зачем все это затеяли?
– Хороший вопрос. Мне бы тоже очень хотелось это понять, – задумчиво сказала Панкратьева, разглядывая своего двойника.
У женщины, в отличие от Ани Панкратьевой, совершенно не было морщин, седых волос у нее тоже не наблюдалось.
«Небось и растяжек после Федькиных родов у нее тоже нет», – подумала Панкратьева.
– Аня, опять тупишь! Конечно, у меня нет никаких растяжек! Откуда бы им взяться? У меня ж и тела материального тоже нет! Однако боль твою во время родов я ощутила сполна, – в ответ на ее мысли сказала женщина.
Панкратьева протянула руку и потрогала свою собеседницу. На ощупь рука женщины была совершенно нормальной и теплой.
– Ага! Это ты подумала, что у меня нулевая температура. Слушай, ты же умница! Ну какие растяжки и морщины? Ты на себя посмотри. У тебя их тоже нет, они в машине остались! А ощущаешь ты тепло моей руки мысленно, исходя из опыта, полученного внизу. Ты уже твердо знаешь, какой температуры должна быть рука. Ты принесла эти свои знания сюда наверх, – пояснила женщина. – Так вот, я не закончила. Мы с тобой ввязались во всю эту историю, не просто чтобы познать температуру руки, а чтобы ощутить всю полноту и радость материального мира. Именно радость! Плакать и страдать мы с тобой не собирались. Впрочем, никто не собирается. Но как только сущность попадает в материальный мир – здравствуйте, приехали. Основная задача отодвигается куда-то в сторону, и мы начинаем страдать. Я не беру во внимание детские годы – там полный анамнез и обрывки сознания. В это время мы выращивали твое прекрасное тело. А вот лет в пятнадцать ты начала себя осознавать – и вот тут-то все и началось. Сначала ты страдала, что ты длинная, потом ты переживала, что у тебя большой нос, потом тебе не понравилась твоя попа. Про волосы и говорить нечего. Как только ты над ними не измывалась! Помнишь, в блондинку покрасилась?
Панкратьева захихикала. Ее тогда никто не узнавал, а когда она окликала знакомых, те вздрагивали.
– Слава богу, наконец ты поняла, что природа в твоем лице создала шедевр, и успокоилась насчет своей внешности, – продолжила женщина-двойник. – Так тебя угораздило выйти замуж, и ты лучшие годы своей жизни, вместо того чтобы радоваться, получать удовольствие от своего тела и от любви, боролась с пьянством и алкоголизмом! Хорошо, с этим ты в конце концов разобралась. Но опять вляпалась. На этот раз, слава богу, не в алкоголизм. Однако от этого не легче. Ты опять выбрала себе мужчину, которого стыдишься! Про твою учебу и работу я уже и не говорю – ни то ни другое тебе никогда не нравилось. Еще бы! Одна теоретическая электродинамика и основы теории цепей чего стоят. Я чуть со скуки не сдохла, пока ты невесть зачем изучала эти совершенно не нужные тебе вещи. Потом ты в нефтепереработку с какого-то перепуга влезла. Понятно, там деньги, а они, чего греха таить, несут нам некоторую радость. Но вместо того, чтобы этим деньгам радоваться, ты опять страдаешь, что тебе знаний по технологии не хватает. И заметь, при этом ты в технологический институт получать такое необходимое тебе образование не стремишься. Наоборот, ты получаешь второе образование не технологическое, а финансовое. Пожалуй, это был твой единственный логичный поступок. Уж раз ты так любишь деньги, то сам Бог велел тебе учиться, как ими управлять и их приумножать! Но ты опять недовольна. Видишь ли, в институте твоем инженерном тебе особых знаний не дали, ты и без них самая умная, а применять знания, полученные в школе бизнеса, тебе негде. Королевство маловато! А уж когда ты с помощью запретных практик начала другими людьми управлять, я пришла к выводу, что наш с тобой эксперимент не удался и пора нам отсюда сворачиваться, пока какой-нибудь серьезной беды с тобой не случилось.
– Так это ты мне аварию подстроила?
– Ты что? Это не в моих силах. Аварию ты сама себе подстроила, используя запретные практики. Ты нарушила течение энергии в пространстве. У пространства для каждого человека есть свой план и свои испытания, а ты лезешь в его дела и тасуешь все карты. Вместо того чтобы делать выводы из своих отношений с другими людьми, ты сметаешь с дороги все препятствия и берешь на себя функции Бога. А пространство этого не терпит и уничтожает всех, кто его беспокоит. Как ты думаешь, почему люди все-таки лишены этого самого третьего глаза? Не доросли еще, не умеют пользоваться. А я, наоборот, как могла, тебя предупредить пыталась. Ведь уничтожение может быть кардинальным. Не только тебя в твоем земном воплощении, но и всех нас, если расценивать как неудачный результат творения. У тебя же периферическое зрение хорошее, и ты можешь краем глаза видеть то, чего другие не видят. Вот я и старалась тебе знак подать, да ты ж только разве если б слона в зеркале заднего вида увидела, тогда бы задумываться и начала!
– Ага! Ты, значит, на черном джипе мне показывалась, решив тем самым меня запугать? Дура какая! – разозлилась Панкратьева. – Нет, чтоб во сне явиться, ну, или там еще как-нибудь, как у вас, у привидений, положено.
– Сама дура! Какое я тебе привидение? Я то, что люди считают своей совестью. Вот ты, когда собираешься какое-нибудь безобразие учинить, тебе же завсегда внутренний голос говорит: «Аня, не делай этого, козленочком станешь». Вот это я и есть, но ты ж меня не слушаешь. Понавыдумывали себе привидений, ангелов разных… Все гораздо проще. Можно подумать, ангелам делать больше нечего, как только сидеть на небе и руководить твоими поступками. Кроме того, когда ты как паровоз куришь, тебе не только внутреннего голоса не слышно, к тебе и во сне-то продраться невозможно. Ты закрыта для всех знаков и любой помощи. И совесть твоя в моем лице вынуждена вопить в пустоте. Ну, или прибегать к крайним мерам, чтобы привлечь твое внимание, типа того джипа. Я решила, что черный джип у людей ассоциируется с опасностью и его появление у тебя за спиной как-то тебя может насторожить. Короче, хватит, давай закончим с этим делом, пока ты еще каких-нибудь бед не натворила. Я, видишь ли, без твоего согласия эксперимент прекратить не могу.
– А зачем его прекращать? Мне жизнь моя нравится!
– Здравствуйте, приехали! Оказывается, она тебе нравится! Ну и чего хорошего в этой твоей жизни было? Разве что пара-тройка приличных оргазмов, и больше ничего.
– Это ты права, но про самое главное ты забыла, про Федьку! Мне к нему надо.
– Про Федьку согласна. Это было здорово! Особенно когда тебе его кормить принесли. Настоящее счастье! Но потом же ты его забросила. Некогда было тебе им заниматься. Ты все свое время тратила на нелюбимых мужчин и нелюбимую работу. Вот сейчас как думаешь, чем он занимается?
– В школе сидит, а потом к Павлику пойдет в «нинтенду» играть.
– Как бы не так! Федька наш сейчас школу прогуливает, у Павлика с самого утра началась вечеринка по поводу отъезда родителей на дачу. Они там собрались и курят не что-нибудь, а самую настоящую марихуану!
Панкратьева ахнула:
– Так, срочно спускай меня на землю! Надо же что-то делать! Пожалуйста!
Панкратьева жалобно заплакала и тут же обнаружила себя в своем автомобиле. Она практически лежала всем телом на руле. Ребра болели, а в окно кто-то настойчиво стучал. Панкратьева с трудом подняла голову и увидела того самого водителя встречного автомобиля, в который она чуть не врезалась. Мужчина что-то кричал и стучал в стекло, пытаясь открыть водительскую дверь.
«Ну конечно, умная машина, когда мотор заводится, сразу же все двери закрывает», – вспомнила Панкратьева.
Как ни странно, мотор у машины не заглох и продолжал тихонько урчать. Панкратьева открыла центральный замок, и дверь тут же распахнулась.
– С вами все в порядке? – спросил встревоженный мужчина.
– Нет, писать очень хочется, от страха, наверное, – ответила Панкратьева и стала выкарабкиваться из машины.
Писать действительно хотелось нестерпимо.
Мужчина помог ей вылезти из низкого автомобиля.
– Вы сейчас поосторожней, – сказал он, поддерживая Панкратьеву за локоть, – может быть, у вас болевой шок и вы ничего не чувствуете.
– Очень даже чувствую, – ответила Панкратьева и сняла пуховик. Она протянула его мужчине. – Вот, держите, прикройте меня от дороги, а то я сейчас лопну.
Мужчина удивился, но пуховик взял и развернул его как занавес, изо всех сил отворачиваясь от Панкратьевой. Занавес получился символический. Но Панкратьевой было уже глубоко на это наплевать. Она расстегнула джинсы и присела на корточки. Писала она долго. Потом встала, застегнула штаны и затоптала снегом следы своего придорожного грехопадения. Мужчина помог ей надеть пуховик.
– Курить хотите? – спросил он ее, протягивая сигареты.
– Хочу, очень, но не буду, нельзя мне.
– Странная вы какая-то.
– Извините, я еще не пришла в себя. Спасибо, что остановились. Это просто чудо, что мы с вами не столкнулись.
– А что случилось-то? С чего вас вдруг так понесло?
– Тормоза вдруг исчезли, а потом колесо в колею попало. И завертело. Полный привод, сами понимаете.
– Странно, – сказал мужчина, – вы разрешите?
Он открыл дверцу автомобиля и сел на водительское место. Нажал ногой на педаль тормоза и переменился в лице.
– Действительно! Я думал, с такими автомобилями подобные вещи не происходят, – сказал он Панкратьевой, вылезая из ее автомобиля. – Вы давно на техобслуживание ездили?
– В том-то и дело, что недавно. Я каждый год, кроме штатных ТО, дополнительно перед зимой обязательно на станцию заезжаю.
Мужчина обошел автомобиль Панкратьевой:
– А вы, девушка, в рубашке родились. Ни одной царапины. Вообще. Если б я сам не видел, как вас крутило, ни за что бы не поверил. Вы багажником прямо в свежий сугроб воткнулись, даже о кусты не оцарапались.
Панкратьева оглядела любимый автомобиль и согласилась, что ей действительно очень повезло.
– Спасибо вам, вы поезжайте, – сказала она мужчине, – а я эвакуатор вызову.
– Это правильно, на машине без тормозов ехать ни в коем случае нельзя. Только я пока никуда не тороплюсь. Вызывайте свой эвакуатор, я подожду, когда он вас заберет. А то мало ли что. Нельзя такой красивой девушке у дороги в лесу одной оставаться.
– Спасибо огромное.
Панкратьева набрала телефон эвакуационной службы, и уже через сорок минут ее машину загрузили на эвакуатор. Она попрощалась со своим новым знакомым и на эвакуаторе отправилась на станцию техобслуживания.
По дороге она думала о том, что с ней произошло, и в глубине души очень надеялась, что все это ей привиделось. Особенно в той части, которая касалась ее любимого Федьки. Однако та женщина в облаках была абсолютно права во всем.
«Будем надеяться, что с Федькой все хорошо, а вот жизнь надо менять, и менять серьезно». Панкратьева приняла решение, и на душе у нее полегчало. Видимо, та дамочка, которая назвалась ее совестью, наконец была довольна и успокоилась.
На станции дежурный мастер долго не мог скрыть своего удивления. Дело в том, что из автомобиля Панкратьевой странным образом исчезла вся тормозная жидкость.
– Колодки у вас, Анна Сергеевна, дай бог каждому, шланги все в идеальном состоянии. Ну не испарилась же она, в конце концов! – причитал он, выдавая Панкратьевой ее автомобиль. – Но вы не беспокойтесь, мы новую залили, все тормоза прокачали. Только вы езжайте осторожней и перед каждой поездкой поглядывайте под капот. Я понимаю, что машина гарантийная и с ней такого быть не должно. Но ведь случилась же галиматья какая-то. Так что вы первое время хотя бы поглядывайте на уровень тормозухи.
Работа над ошибками. Федька
Со станции техобслуживания Панкратьева направилась к дому Павлика. Первое, что она сделала, сев в машину, – это пристегнула ремень безопасности. Ехала она осторожно, с включенной аварийкой. Было по-настоящему страшно. Ей все время казалось, что машина вот-вот потеряет управление. У дома Павлика она с трудом припарковалась. На нужной парадной был установлен кодовый замок. Панкратьева не растерялась, внимательно пригляделась к кнопкам и с первого раза набрала нужную комбинацию. Дело в том, что в большинстве кодовых замков нужные для открытия кнопки обычно расположены таким образом, что, чтобы открыть замок, необходимо себе практически вывернуть пальцы. Кроме того, эти кнопки от длительного использования отличаются от всех остальных либо потертостью, либо другим цветом. Конечно, если замок новый, то такой номер не пройдет, но Панкратьевой и здесь повезло. Замок был старый, и нужные кнопки зазывно блестели, как бы приглашая прохожего воспользоваться гостеприимством парадной. Как ни странно, прохожие, похоже, гостеприимством не пользовались. Внутри было чисто и ничем не пахло. Где-то гремела музыка. Когда она нашла нужную квартиру, стало понятно, где именно гремит эта музыка.
«А я уже практически решила, что мне все привиделось и Федька сейчас в школе», – подумала Панкратьева.
Она решительно нажала на звонок. Никакой реакции не последовало. Она набрала номер телефона квартиры Павлика, и ответом ей послужили длинные гудки. Но музыка-то гремела, и определенно за нужной дверью. Тогда Панкратьева, откинув прочь все сомнения, навалилась на звонок, продолжая при этом звонить в квартиру по телефону. Наконец музыка стихла, и за дверью послышалось какое-то шебуршение.
– Павлик! Сейчас же открой дверь, или я позвоню вашей классной и возьму телефон твоей мамы, – завопила Панкратьева, на секунду отпустив звонок.
За дверью послышалась какая-то возня, и она открылась. На пороге стоял испуганный Павлик.
– Тетя Аня? А что вы здесь делаете? – удивился он.
– Я что здесь делаю? Нет, это что ты здесь делаешь? По всем расчетам, ты сейчас должен в школе сидеть и, высунув язык, умные слова записывать! – рявкнула она на такого несчастного с виду ребенка. – Ну-ка, быстро мне Федьку зови и телефон матери давай, а то я и вправду классной вашей позвоню.
Из-за спины Павлика показался перепуганный Федька.
– Быстро одевайся, и марш домой! – рявкнула она уже на своего сына.
Федька начал быстро одеваться.
– Ма, ты чего? Павлик болеет, а я его навещаю. – Федька врал очень убедительно.
– Ага! А кто его еще навещает? Мне пройти посмотреть? Павлик, я жду телефон, не вынуждай меня на крайние действия. Эй, вы там, остальные, срочно на выход, а то я сейчас зайду и всех в шею вытолкаю! – прокричала она в глубь квартиры.
Павлик испуганно протянул Панкратьевой свой телефон, нажатый на кнопку с надписью «Мама».
В трубке раздались гудки, потом приятный женский голос спросил:
– Сыночка, у тебя все в порядке?
– Галина Петровна! Это я, Анна Сергеевна, Федина мама.
– Что случилось, что с Павликом? – испугались в трубке.
– Пока ничего, но я вам должна сообщить, что наши господа сегодня прогуляли школу и устроили по поводу вашего отъезда вечеринку с музыкой. Насчет музыки вам соседи все расскажут, а я только могу еще сообщить, что они курили анашу, которую теперь гордо именуют марихуаной! Я не знаю, курил ли Павлик, но мой Федя курил точно! Сейчас я их всех разгоню, а вы уж тут потом с Павликом сами как-нибудь.
– Анна Сергеевна! Спасибо вам, сейчас мы срочно вернемся.
Мама Павлика повесила трубку.
– Ничего мы не курили! – обиженно сказал Павлик с видом оскорбленной невинности. Видимо, его немного успокоила неуверенность Панкратьевой в факте его собственного курения.
– Павлик! Милый! Я училась в мужском институте, и я хорошо знаю, как пахнет анаша. Давай приглашай всех на выход. Скоро твоя мама приедет, а тебе еще к ее приезду надо успеть все следы замести.
В коридоре показались перепуганные мальчишки.
– Эй, вы! Курильщики! Вам сегодня повезло, но если я еще кого-нибудь из вас рядом с моим Федькой увижу, то все расскажу вашим родителям.
Она подождала, пока вся компания не выкатится на улицу.
– А теперь бегом по домам! Не хватало еще вам на глаза милиционерам попасться! – рыкнула она на них, запихивая Федьку в машину.
– Ма! Ну чего ты? Подумаешь, марихуаны покурил. Она же не вредней обычных сигарет и твоего красного вина!
– Федя! Я думала, ты умный мальчик и мне не придется рассказывать тебе, что такое хорошо и что такое плохо! Как ты не понимаешь, что тебя, как барана, используют для извлечения выгоды! Да, действительно, и табак, и алкоголь тоже являются разновидностью наркотиков. За примером далеко ходить не надо. Можно вспомнить твоего папашу, который регулярно впадает в нирвану на почве алкоголизма. Ты думаешь, в твоем возрасте он был болен? А алкоголизм – это болезнь. Самая настоящая болезнь, причем неизлечимая, как табакокурение и наркомания.
– Ну ты же бросила курить!
– Я бросила курить, но я не излечилась от табачной зависимости. Твой отец тоже может бросить пить, но это не будет означать, что он излечился. Достаточно попадания в его организм некоторого количества алкоголя – и снова здорово! Сплошная нирвана. А мне достаточно сделать пару сигаретных затяжек – и я опять начну курить. Но! Смертность от табакокурения и алкоголизма не идет ни в какое сравнение со смертностью от наркотиков. При этом слишком большое количество людей заняты в производстве алкоголя и табака, государство получает с этого налоги. Действительно, это нажива на здоровье собственных граждан. Но так сложилось исторически. Кроме того, никто не заставляет твоего отца употреблять алкоголь, а меня курить. Мы этот выбор сделали сами. И сами из-за этого выбора пострадали. Это искушение. А в случае с наркотиками – это настоящее смертельное искушение. И те, кто говорят тебе, что марихуана для организма не вреднее ментоловой сигареты, преследуют определенную цель. А именно – продать тебе этой марихуаны как можно больше и нажиться на твоем здоровье. Федя! Не будь дураком и бараном. Ты ведь знаешь, как погиб сын наших соседей.
– Ну, ма! Там же были тяжелые наркотики.
– Какая разница? Ты думаешь, что этот бедняга сразу начал колоться? Наверное, сначала какой-нибудь добряк ему марихуаны предложил, потом таблеточек, потом порошочка понюхать – и понеслось! В результате не справился и покончил с собой. И он не один такой. Это выбор, сыночка. Выбор пути, по которому ты пойдешь дальше.
– Слушай, но в Нидерландах же разрешены наркотики.
– Это разрешение рассчитано на то, что уровень развития тамошнего общества настолько высок, что люди будут выбирать жизнь, а не смерть. Умные люди. И если ты поедешь в Амстердам, то увидишь, что местное население действительно выбирает жизнь, а наркотики там употребляют в основном приезжие. Выходцы из бедных стран. И государство на этом безобразии наживается. Само. А так как ты в своем развитии еще не достиг уровня среднестатистического голландца, то я теперь буду этим твоим развитием очень пристально заниматься. С этого дня у тебя начнется совсем другая жизнь.
Панкратьева даже не заметила, как они подъехали к дому. Видимо, беседа настолько увлекла ее, что она забыла о необходимости опасаться за исправность своего автомобиля.
– Федя! – сказала она, открывая дверь квартиры. – Я имею большое желание поставить тебе клизму, чтобы очистить твой организм от этой гадости.
– Мам! Ты чего? Только не это, – испуганно заверещал Федор.
– Не бойся, я пошутила. Давай-ка выпьем с тобой чайку с лимоном, и пока я буду готовить обед, ты позвонишь вашей отличнице Кате Семеновой и с ее помощью заполнишь дневник на следующую неделю. Я хочу видеть, что задано. И если не задано, то напротив предмета так и должно быть написано, чтобы учительница тоже знала, что она тебе ничего не задавала. Учти, пожалуйста, что номер с отсутствием Семеновой дома у тебя не пройдет. После обеда ты будешь делать уроки, я их проверю, и только после этого ты получишь шнур от компьютера. – С этими словами Панкратьева выдернула из Федькиного компьютера шнур питания и направилась на кухню.
Федька поплелся следом.
– Осеннее обострение! – ворчал он. – Издевательство над детьми! Нет в жизни счастья! И когда только Алик приедет? Может, ты лучше им займешься?
– Хватит! Назанималась уже до того, что мой сын, мой самый главный и любимый мужчина, курит дрянь всякую и школу прогуливает. Все, Федор, ты попал. Я тебя теперь в школу буду отвозить, а бабушка, так и быть, забирать не будет. Она тебя дома будет встречать с обедом, строго по часам.
– Ну вообще! Мам, ты с ума сошла, что ли? – заблажил испуганный Федька.
– Нет пока еще! Но если мой сын станет наркоманом, то точно сойду.
– И как долго это будет продолжаться?
– Пока уровень твоего развития не поднимется настолько, что ты перестанешь тянуть в рот всякую гадость. Не расстраивайся. Если сегодня успеешь сделать все уроки, то завтра поедем на гору.
Федька радостно закивал:
– Но это ж совсем другое дело!
Они попили чаю, и он кинулся в свою комнату звонить Семеновой, а Панкратьева набрала номер Люськи.
– Слышь, подруга! Там не поздно еще под пальму на Новый год нам с Федором записаться?
– Не знаю, не знаю, – заскрипела из трубки Люська, – но постараюсь. Ждите ответа в понедельник.
Транспортная компания, в которой работала Люська Закревская, одним из своих подразделений имела туристическую фирму, и Люська в силу своего служебного положения всегда могла раздобыть какой-нибудь очень интересный и недорогой вариант поездки. Панкратьева зачастую этим пользовалась, потому что очень любила путешествовать. Особенно если просто лежать на пляже и купаться в море. Эта дамочка на облаках явно забыла, какую блаженную радость она испытывала от влажного и теплого морского воздуха, от прозрачной воды и шелкового песка.
«Вот ведь, одни оргазмы у этих привидений на уме», – подумала Панкратьева и погрозила пальцем в небо.
Вечер субботы пролетел незаметно. Сначала они ругались с Федькой по поводу правильности заполнения дневника, потом она ужаснулась пробелам в его знаниях, и они вместе делали математику. Панкратьева взахлеб объясняла Федору, что синусы и косинусы – это очень просто, главное – понять систему. А когда Федька эту систему наконец понял, она радовалась и удивлялась, какой он умный и как легко все схватывает. Потом она посмотрела учебник по физике и выдала Федьке замечательную книгу – справочник по элементарной физике. Федька даже зачитался этим справочником, и физика тоже сдвинулась с мертвой точки. Спать они легли очень поздно, весьма довольные друг другом. У Федьки, несмотря на честно выданный матерью шнур, даже не было сил поиграть на компьютере.
Спала Панкратьева хорошо, крепко и без сновидений.
Наутро она проснулась от того, что кто-то на кухне гремит посудой. Оказалось, что это Федька готовит завтрак. Он угваздал всю кухню, но яичницу приготовил отменную. С помидорами и сыром. Они с удовольствием по ели. Федька собрал всю свою амуницию для катания , и они направились за город. Перед выездом Панкратьева заглянула под капот и убедилась, что тормозная жидкость находится там, где ей положено быть. До горы доехали без приключений. Федька со своей доской направился к подъемнику, а Панкратьева пошла в ресторан, села там у стеклянной стены, сквозь которую отлично было видно катающихся, заказала себе кофе и стала смотреть на сына. Федька был очень высокий и, когда съезжал на своей доске, был похож на крючок.
«Ничего, научится, – думала она. – А ведь это тоже огромное удовольствие. Вот так сидеть в тепле, смотреть на искрящийся снег, пить вкусный кофе и видеть радостное лицо своего ребенка».
Она пожалела, что не умеет кататься на доске и лыжах, и представила, как было бы здорово, если б они там на горе с Федькой были вместе.
«А чего представлять? – в итоге встрепенулась она. – Надо пойти и записаться на обучение. Здесь же наверняка есть специальные тренеры».
Панкратьева решительно встала и направилась к выходу, где находилась доска, пестревшая объявлениями для лыжников. Нашла нужное объявление, набрала номер телефона. Инструктор оказался внизу, около маленького подъемника. Панкратьева узнала у него расценки и что из амуниции необходимо для начала обучения. Договорились, что в следующее воскресенье они встретятся и начнут занятия. Конечно, расценки были немаленькие, да и амуниция стоила недешево, но, с другой стороны, для чего же еще Панкратьева зарабатывала деньги? Для того чтобы они помогали ей радоваться жизни. Небесная дамочка должна быть довольна.
После аварии Панкратьева стала совершенно по-другому ощущать себя и окружающую ее действительность. Ведь получается, что ей дали второй шанс. Возможность исправить все, что она натворила к тридцати девяти годам. И не только исправить, но и попробовать жизнь на вкус по-настоящему, а не рассуждать в стиле «А хорошо бы…», ничего для этого «хорошо» не делая.
Федька пришел в восторг от ее решения научиться кататься на лыжах с горы и от того, что в следующее воскресенье они опять поедут на гору. На обед они поели в этом самом ресторане вредного для здоровья шашлыка. Федька объелся и всю обратную дорогу спал, сладко посапывая. Короче, воскресенье удалось. И Панкратьева решила, что будет стараться теперь каждый свой день сделать таким же насыщенным и интересным, как это воскресенье.
Работа над ошибками. Карьера
В понедельник Дубов притащился на работу на костылях. Когда Панкратьева отвезла Федьку в школу и добралась до офиса, он уже сидел у себя в кабинете, успев выразить секретарше свое недовольство отсутствием Панкратьевой. Как ни странно, на это его недовольство Панкратьевой было глубоко наплевать. Когда она вошла к нему в кабинет с вопросом «Чего надо?», Дубов возмущенно заявил, что надо на работу приходить вовремя.
– Слушай, Дубов, разве кто-то за меня мою работу сделает? Если я пришла позже, значит, и уйду позже. А может быть, и раньше. Не знаю пока, как дела пойдут. Во всяком случае, ты прекрасно знаешь, что я работаю без обеда, на который у тебя уходит часа два как минимум. Давай не будем заниматься фигней и строить друг друга. Давай-ка лучше мне зарплату прибавим.
– Чего-чего? – Дубов явно удивился такой невиданной наглости.
– Того! Мы с тобой кто? Правильно, собственники. Так сказать, владельцы. А владельцы должны получать от своего бизнеса вы году. Или, как говорят ученые финансисты, – дивиденды. Мы же ничего такого не получаем, а только пашем в поте лица на благо горячо любимой фирмы. Я вот уже допахалась до того, что ребенка родного в его опасном возрасте забросила. Вот и приходится теперь его в школу возить, чтоб не забурился куда не следует.
– Меньше надо с мужиками разными яшкаться.
– Якшаться, Шура, до чего же ты неграмотный.
– Не учи, я так и говорю – яшкаться.
– Хорошо, пусть будет яшкаться. Это к делу не относится. Давай зарплату прибавлять, раз дивиденды не платим. И не всем подряд, а то я тебя знаю. А только нам с тобой и другу нашему большому и красивому.
– Ему-то за что, у него свой интерес, ему наши копейки не нужны.
– Ну как скажешь, можно только нам с тобой.
Глубоко внутри Панкратьева веселилась. Ведь он даже не заметил, как согласился, и без всяких золотистых шаров. Хотя настроеньице у него аховое, да еще и обе ноги сломаны. Самое время поорать на кого-нибудь.
– Давай приказ! Будто я тебя не знаю, – хмуро пробурчал Дубов, – небось уже нарисовала.
– Ага! – Панкратьева протянула ему бумагу.
Дубов посмотрел на цифры, присвистнул и размашисто подписал.
– Нахалка ты, Анька! – сказал он, протягивая ей подписанный приказ.
– Точно! Мне еще денег в долг надо. Квартиру хочу купить.
– Сколько?
Панкратьева протянула ему заявление на кредит.
Дубов взглянул на требуемую цифру, глаза у него округлились, он сказал:
– Фигассе! – и подписал заявление.
Панкратьева быстро выхватила свое заявление у него из рук. Вдруг передумает.
– Шур, ты не заболел?
– Заболел. Не видишь, что ли? – ответил он, указывая на свои ноги.
Панкратьева встала, обошла его костыли, подошла к Дубову и чмокнула в щеку.
– Спасибо тебе, ты настоящий товарищ!
– Еще бы! Ты же прешь как танк, попробуй от тебя увернуться! Да еще на костылях. У тебя все в порядке? Ты как-то изменилась, – заботливо спросил Дубов.
– Я в субботу в аварию попала, тормоза отказали, а потом Федьку застукала за курением марихуаны.
– Пипец!
– Вот и я так думаю. Поэтому, Шур, давай я пока некоторое время без командировок поживу. Понятно, сейчас, пока ты в гипсе, я поеду, если надо. Но только в крайнем случае. Ты же сам знаешь, что я гораздо полезнее на своем рабочем месте, и тебе спокойней.
– Чегой-то мне спокойней? – Дубов нахмурился.
– Ой, будто я не знаю, как ты волнуешься, что я тебя подсижу.
– Еще чего? Много о себе представляешь! – возмутился Дубов, однако глаза его предательски забегали.
– Нет? Ну, значит, я ошиблась. Вот и славно.
– Трам-пам-пам, – сказал Дубов. – Иди работай, госпожа министерша.