«The Coliseum» (Колизей). Часть 1 Сергеев Михаил
– Того, помнишь, два билета, с зеленой полосой? – Лена открыла лицо, всхлипывая и вытирая рукой слезы. – В шестом классе? Ты украла в бутике… мы пошли… потом экран повернулся, нет… мы повернулись…
Полина посмотрела на мать. Та пожала плечами, снова промокнув лицо платком.
– И так все два дня. Как бредит… и ведь детали, все в деталях… для того тебя и позвала. Может, поймешь?
– Но я не помню… да и мало ли смотрели фильмов? Как хоть назывался? – безо всякой надежды спросила та.
– Поля… это же действительно ты… я узнала тебя… боже как ты постарела! – вдруг отшатнулась Лена, с отчаянием глядя на гостью. – Мамочка, что же со мной происходит?.. мама, – она буквально перебежала к дивану и встала на колени, прильнув головой к коленям женщины. Плечи затряслись.
Полина нерешительно поднялась и, будто отстраняясь, отступила назад. Через секунду ее потерянный взгляд, скользнув по стене, замер, встретив такой же. В то самое мгновение на картине Карла Брюллова «Последний день Помпеи» тоже появились чьи-то глаза. Такое женщина увидела впервые. Странное знакомство состоялось.
Домой она вернулась за полночь.
– Ты что? Что-нибудь произошло? Я поднял всех знакомых. Могла бы позвонить! Пока не нашел Галину Николаевну. Она вроде как не в себе… сказала… была, ушла.
– Раз ты все знаешь… Ну как, как я могла позвонить?! Там такое происходит… Что же делать… – женщина, заламывая руки, ходила из угла в угол. – Ума не приложу… боже мой… А им? Им-то каково?
– Да что? Что случилось?!
– Лена потеряла память.
– И всего-то? А мужа она не боится потерять? Неделю ни ответа, ни привета.
– Я серьезно.
– Что значит серьезно? Забыла-то что?
– Всё.
Валентин внимательно посмотрел на жену и только тут понял неосторожность брошенных слов.
– Понимаешь? Всё! Всё! – почти выкрикнула Полина.
– Я слышал, бывает… – уже виновато ответил он. – Проходит. Возвращается.
– Дай-то бог. Ладно, давай спать, – резко оборвала она, – все потом. Завтра.
– Ма, ну чего расшумелись? – В дверях спальни показался сын. – Два часа уже. Что вы… какие-то…
– Ничего, Дима, уже ложимся. Ступай к себе.
– Я только попить…
Утром решение созрело.
– Так, я сейчас к Елене, заберу ее на несколько дней от матери на базу отдыха, к Светке, поживем, пусть проплачется, изольет мне все… остынет, ну а я постараюсь расшевелить память… как-нибудь. Все равно в отпуске. Может, получится. Нельзя ей такой… в городе. И ты не вздумай сказать кому… надеюсь, понимаешь, – сурово глянула на мужа Полина, разливая чай. – Да, присмотри за Димкой. Я говорила с ним на днях, – как-то рассеянно добавила она. – Ладно… потом.
Валентин Львович кивнул. У него вошло в привычку не задавать лишних вопросов, когда решение принято. А в житейских делах оно принималось супругой. Всегда.
Через час Полина была у Елены. Мать, будто зная что-то, смотрела с надеждой.
Еще через три часа она уже парковала авто рядом с корпусом, одного из кемпингов на берегу Байкала. Всю дорогу подруги молчали. Каждой было о чем подумать.
– Н-но? – Светлана Останкова, давняя знакомая Полины и просто красивая женщина, вопросительно смотрела на нее. – Что на этот раз?
– Да, вот… привезла отдохнуть… удалиться…
– Ясно. – Светлана понимающе ухмыльнулась.
– Да нет!.. – вспыхнула Полина. – Совсем не то… я серьезно.
– Что ж, располагайтесь, – директор развела руками, брови поползли вверх. – Вид из номера на восход. А как серьезность пройдет, прошу в гости. А их у меня всегда полная колода, – женщина рассмеялась, – глядишь, и вы попадете между строк! – Брови опустились, бедра качнулись и растаяли в суете прислуги.
Жена Валентина Львовича улыбнулась, понимая, что та имела в виду – один знакомый, не то чтобы писатель, а так, «грустящий над страницами», как выражалась Светлана, посвятил подруге маленький эпизод.
Друзей у Полины было множество, несмотря на «своенравность» во всём. Отнюдь не считая себя взбалмошной, она присвоила эмоциям другое имя – «непримиримая». Чуть скуластое, красивое лицо, в «уральской» смуглости которого все видели загар, вместе со стремительной походкой, вписывались и «ложились» в открытый характер как нельзя лучше. Эту черту она не скрывала. Даже бравировала. Однако умела в нужный момент контролировать себя, и даже наступать на горло собственной песне, «если необходимо», как сама же выражалась. Чем необыкновенно дорожила. Полина часто, резким движением головы, откидывала назад длинные волосы, огненно рыжий цвет которых, должен был говорить всем: не подходи просто так! Опасно! И одаривала приятной улыбкой, вдруг и неожиданно, тех, кто разделял знаками или такой же улыбкой отношение к жизни, мужчинам и планам на неделю. Дальше Полина смотреть не любила… за исключением… ну, вы и сами догадались, дорогие мои, чего.
Из простой семьи, в которой отец, водитель троллейбуса, после многих лет «унижения», как считала наша героиня, дослужился, наконец, до мастера цеха, она всю молодость положила на образование, где слово обучение» имело настолько расширенный смысл, что наш читатель, зная детали и поступки, несказанно поразился бы образу, который попытается навязать ему автор, сглаживая и щадя. Но согласитесь, на то он и автор!
Короче, все это нужно было Полине, чтобы вырваться из придуманного «унижения». Представьте, удалось. Но скорый развод, ребенок, казалось, ставили на титанических усилиях крест, угрожая вернуть то унылое состояние, в котором пребывала еще девушкой, когда завидовала однокашникам. Однако годы уже научили другому. И результат не замедлил сказаться. Как вы успели также заметить.
Теплая, ясная погода и усыпанный желтыми листьями склон, убегающий к самой воде от корпуса, где их разместила знакомая, возвещали о бабьем лете, которое случилось как раз вовремя.
Пообедав, они вышли за территорию и направились вдоль берега. Обычно свинцовая гладь озера, радуясь чистому небу, поголубела и покрылась снежными барашками, которые, перешептываясь, набегали, превращаясь в прибой.
– Четыре балтийских моря! Пятая часть запасов пресной воды мира! – восхищенно обратился к ним мужчина в шляпе. – Вот это яблоко раздора! Новая Ева лукаво улыбается из глубин, и новое яблоко протягивает людям тень ее! Потешимся! Ох, потешимся!
– О чем вы? – бросив на того рассеянный взгляд, спросила Лена, но спутница дернула ее за рукав: «Пошли, пошли…»
– О вас родные, о вас! Полюбуйтесь широтой просторов!.. – мужчина провел рукой по горизонту. – А тюлени?! А говорящий дельфин?! Откуда?! И здесь! Чудо! Такое желанное чудо! А что таят глубины старика! – Он наклонился, отряхивая длинный плащ и провожая пару странным взглядом, помахал рукой. – До встречи!
Полина машинально обернулась и кивнула.
– Он что-то сказал о говорящем дельфине? – продолжая идти вперед, отстраненно спросила Лена.
– Выбрось из головы, – та махнула рукой и остановилась. – Ну что, милая, давай-ка все сначала, – и заглянула подруге в глаза, – ты хоть помнишь, как погиб твой отец?
– Мама рассказала, – Елена спокойно смотрела вдаль.
– А муж? Андрей? Он пропал. Тоже рассказала?
– Нет, – в глазах появился испуг. – Наверное, жалела. Я не спрашивала… молчала… Да и что я могла спросить?! Я же его не знаю. Что-то случилось? Хотя, если со мной… уже несколько дней… не удивительно. Кошмар, все это кошмар, Поля… давай ходить, я не могу стоять, спать, жить… жить не знаю как, для чего… для кого. Вот узнала тебя… боже…
– Не раскисай. Сейчас я буду рассказывать, что произошло в последнее время. Самые свежие события. Слушай и пытайся пробудить память.
Они двинулись дальше.
Солнце клонилось к закату, когда женщины, уже возвращаясь, остановились у самого забора кемпинга.
– Пойдем, скоро ужин.
– Постой, – Лена сделала жест рукой, – расскажи… расскажи еще раз про тот день… ну, когда мы попали в кино. Только с самого начала.
Спутница вздохнула.
– Давай присядем.
Сегодня Полина вспомнила всё, во что перестала верить много лет назад. А главное – поняла, что никогда и не забывала.
Старая скамейка под елью оказалась на удивление теплой, будто кто-то заботливый покинул ее только что. Отстраненный взгляд подруги уже не смущал Полину и она добросовестно, слово в слово, повторила свой рассказ.
– А почему вообще ты запомнила этот день?
– Так, манекен, магазин… честно говоря, всё давно уже кажется сном… Может я просто уснула, пережидая дождь? – и с надеждой добавила: – Может так и было?
– Послушай, – спокойно глядя вглубь аллеи, продолжала подруга, – ты сказала, что выходя из магазина наткнулась на нашего слепого?
– Ну, вроде. Почему тебя удивляет?
– И он спросил: торопитесь?
– Так потому и запомнила! Просто не видел, что я одна.
– Нет, – Елена покачала головой, – слепой знал… что-то здесь не так. Однажды я видела, как мальчишки дразнили его. Да, он повернулся тогда и снял очки. У него вместо глаз впадины… мальчишки убежали, а я осталась. Оказалась рядом случайно… Он так долго смотрел на меня… Будто видел… прорезал, насквозь. И хочу двинуться, да не могу. Как примерзла…
– А ты-то почему вспомнила об этом?
– Да он тоже спросил: вас это трогает? Тогда я буду ждать… О каком-то приюте сказал. Понимаешь? «Вас»! А там, в кино, я что-то видела… Что-то связанное с ним…
– Глупости. Фильм как фильм, ничего особенного. Я не удивлена, что вообще его не помню… если бы не магазинчик…
– А как ему представляется мир? Слепому? – Лена задумчиво посмотрела вдаль. – Каким видит он его там, внутри? Кто мы для него?
– Да такой же человек… ведь трогает свои руки, ноги… ест то же самое, слышит, говорит… – Полина покачала головой, думая совершенно о другом.
– Нет, я не об этом. Вот улыбка… знает ли он, что это такое? Почему люди улыбаются. Почему плачут.
– Может и знает. Кто-нибудь рассказал, или даже показал…
– Не то… ему ведь рассказали, что люди улыбаются, когда им хорошо. А разве ему было когда-то хорошо? Всегда такой грустный…
– Глупости всё это, – повторила Полина и обиженно отвернулась, – о чем ты думаешь?!
– Подожди, – Лена положила ей руку на колено. – Улыбаются и садисты… им ведь тоже бывает хорошо, когда кому-то плохо? А слепой такого не может знать… значит, люди для него другие, не как для нас… и улыбка, ее содержание, понимаешь, другое. Она настоящая… та, что была в начале начал… Но самое удивительное, что я узнала это там…
Полина подняла брови:
– И такие мысли волнуют тебя? После всего, что произошло?
– А что произошло?
– Ну, хотя бы… развалился Союз, стало больше колбасы, машин и негодяев. Всего на порядок. Не прибавилось одного – счастья. Тебе повезло, потеряла память, а как быть мне… за сына вот боюсь. Но сейчас… и это не главное.
– Что ты такое говоришь?! Повезло?! И не главное? Ну, не молчи!
– Да ты же медленно убила свою семью… – выдавила Полина. – Всех. По очереди.
Подруга закрыла лицо ладонями.
Ужина не было.
«Г-н N проснулся одетым на диване. Он с удивлением оглядел сначала комнату, затем себя. Брюки, жилетка, галстук. Так, стоп. Почему галстук торчит из-под мышки?» – такой сон приснился в следующую ночь Валентину Львовичу, большому любителю классики. «Черт побери, – подумал он, – сколько же их, господ N? И который из них я?»
ЛЕНА
Видя пристальные взгляды замерших людей и понимая, что та маленькая девочка, которой предстояло еще окончить школу, куда-то исчезла, а в платье, посреди огромного зала, стоит другая, совершенно незнакомая пока женщина, Лена не могла решить, что ее больше беспокоит: возраст, непривычное декольте или отсутствие подруги. А ведь еще надо как-то отсюда выбираться! Одной оставаться вовсе не хотелось. И хотя зал был хорошо освещен, Лене стало не по себе. «Непривлекательность» действа становилась очевидной и повлекла настороженность. Но самым неприятным было чувство, впервые посетившее девушку – полного одиночества. Вокруг стояли чужие люди. Место, где она находилась, было незнакомым. Ни подруги, ни родители, никто не мог помочь, настоять или посоветовать. Взять за руку и повести, показать выход. Подсказать, как это делали всегда взрослые… и дома, и в школе. Чего так не любила, как и все дети. Лене вдруг захотелось маминого участия, заботы, от которой стремилась избавиться, там, где-то уже далеко-далеко. Которая порой раздражала, казалась лишней для вполне самостоятельной, каковой считала себя. Иногда было просто стыдно перед подругами за такую опеку. Как радовалась, убегая из дома и получая свободу. Школа, друзья, двор. Аттракционы в парке, мобильные приложения по вечерам и, конечно же, куклы. Все стало вдруг частью, всего лишь маленьким кусочком того большого, главного и уже потерянного мира, который включал маму, папу, бабушку, даже веселую тетю Лиду, папину сестру, живущую в Москве. А звался семьей. Без которого необходимость остального вдруг поблекла и стала не такой важной. Да и ненужной. Вся притягательность мира за окном детской существовала лишь при живых родителях, их беспокойстве о ней. Ни за то, ни за другое Лена ручаться сейчас не могла. Где близкие, она не представляла. Знают ли, что произошло – неизвестно. Ищут дочь или просто пьют чай, а может, пошли прогуляться? Девушка впервые ощутила «другое», взрослое одиночество, неизвестное прежде чувство, которое щадит нас, оттягивая знакомство порой на долгие, долгие годы. Ей же для этого потребовалось лишь сходить в кино.
Тишину нарушил новый знакомый, будто подслушав ее мысли:
– Ну вот, ты рассуждаешь уже как женщина! Твоя подруга хотела стать такой. Но мы оказали честь тебе!
– Зачем?! – вырвалось у Лены. – Я не хочу!
– Ты боишься? Здесь нечего боятся, – опережая, ответил герцог и улыбнулся. – Ты пробудешь с нами совсем недолго и, совершив удивительную прогулку, отправишься домой, побывав в сказке. Представь лица подруг. Любая хотела бы оказаться на твоем месте. Они даже мечтать не могут о подобном. Смелее! Посмотри на эту роскошь, на дворец! Пусть на время, но он твой. Такого больше не случится!
Лена недоуменно смотрела на провожатого.
Чья-то рука потрепала подол платья.
– Не обращай внимания, девочка… простите, мадам.
Она опустила взгляд: рядом стоял знакомый мальчик, похожий на пажа.
– Если вы героиня романа, вам уже ничего не страшно, – продолжил он. – Но это касается только героинь. С другими труднее. Многие уходили отсюда… потеряв. И поверьте, последнее слово останется за вами. Здесь Его Светлость не солгал, – он кивнул на мужчину.
Лицо герцога светилось довольством.
Легкая неловкость, которую приходится пережить каждому, кому впервые говорили «вы», заставило Лену покраснеть.
– Ты пойдешь с нами, мальчик? – спросила она, смущенно улыбаясь.
– Конечно.
– Тогда говори мне ты.
– Хорошо, принцесса.
Лена улыбнулась опять.
– А как тебя зовут?
– Зови меня Жи Пи.
– Жи Пи? Так смешно?
Мальчик надулся:
– Что ж здесь смешного? Жан Пьер, Жан Поль или Пауль, не все ли равно? А можно просто: Жи Пи.
– Ну, хорошо, хорошо. Не обижайся, Жи Пи.
– Тогда вперед? – вмешался герцог и галантно подставил локоть.
Улыбка, платье, добродушный паж и слова… сладкие слова, как обычно это бывает, сделали свое дело. Девушка растаяла. В конце концов, какая из них не мечтает побывать принцессой? Хотя бы день? Лена все еще настороженно, но уже без страха, взяла хозяина под руку.
– Добро пожаловать во дворец грёз! – лакей распахнул золоченые двери и отступил.
Торжественная музыка наполнила своды, придворные, сделав реверанс, молча поклонились, провожая пару. Двери сомкнулись, оставляя колючие взгляды позади, музыка стихла, и Лена увидела овальный зал, розовые пилястры которого, одинаковые как близнецы-братья, подпирая декоративную балюстраду вдоль стен, убегали направо и налево. Там же, в глубине, начинались похожие на рукава галереи-анфилады, арки которых, множась как в зеркале, отделяли уходящие вдаль залы поменьше. Девушка подняла голову. Росписи на своде опускались и переходили в живые цветы, сплошь покрывая стены.
– Вот это да! – Восхищенно протянула она.
Тут Лена заметила еще одни двери, напротив, с медными полосами крест-накрест – единственное, что вносило некую дисгармонию в ощущения. Однако живописная оранжерея и отдаленные, слышимые из анфилад приятные звуки музыки, голосов и чего-то еще, окончательно успокоили девушку.
– Здорово! – прошептала гостья. – Для кого это всё?
– Для тебя. Сегодня всё для тебя! – герцог высвободил локоть и развел руками. – Я же обещал!
– А что там? – Лена кивнула на галереи.
– Самое необходимое. Ради чего мы здесь. Я подарю лишь то, что обещают вам родители, мм… большинство, только чуть раньше. Однако, покажу красоту финала. Ты получишь всё… и вернешься другой. Непременно другой, – добавил он и, чуть склонив голову, указал налево, приглашая следовать туда.
В этот же момент Жи Пи взял ее за руку и потянул в сторону дверей с медными крестами.
– Нам надо торопиться малыш, – герцог недовольно поморщился. – Не повторяй прежних ошибок.
Но мальчик с мольбой смотрел на гостью. «Прошу тебя, зайди», – говорили глаза.
– Что там, Жи Пи? – Лена удивленно подняла брови.
– Добровольный пленник, – отрезал герцог, стараясь казаться равнодушным. – Нежелающий смотреть в мир. Всего-то. – И помолчав, добавил: – Не стоит тревожить чужие раздумья и мешать причудам. Мы лишние в том молчании, поверь.
– Там заперт Великий Слепой, – тихо сказал маленький спутник. – Он очень хотел бы смотреть в мир, но не может. Не может вынести. Ему нестерпимо больно.
– Я же говорю, не стоит. И потом, его нет в твоих мыслях. Впрочем, как и в мыслях других. Мы прячем его от людей, для их же блага.
– Зайдите, мадам, – в голосе мальчика послышались нотки отчаяния.
– Я хочу посмотреть, – Лена упрямо подняла голову, показывая, что уже не маленькая и хотя бы в чем-то с ней нужно считаться. На самом деле, она вспомнила молодого парня в черных очках с палочкой, которого по дороге в школу встречали с Полиной. Воспоминание, усиливая любопытство, снова родило ту настойчивость, с которой всё и началось в этой истории.
Здесь мы напомним читателю: точно такое же чувство испытала и Полина, встретив на своем пути незрячего. То же любопытство помогло завладеть билетами. А упрямство привело в кино, а не в цирк, откуда мы повели бы совершенно другой рассказ о двух девочках лет двенадцати. И хотя результатом на этот раз воспользовалась подруга, что ж, видимо, наступила ее очередь. Тут уж ничего не поделаешь, случается. Ожидаемое одной – получает другая. Заметим, некоторая одинаковость мыслей и поступков свойственна юному возрасту. Однако, одинаковость мотивов, а главное результатов, убывает с годами. Как искренность и доверчивость в душе… или безупречность кожи на лице. Но… иногда, кто-то третий, росчерком пера меняет всё по своему усмотрению и сам же восхищается. В общем, повторим: случается… Как это и произошло в замечательную для девочек субботу. Впрочем, о ней чуть позже.
– А ты взрослеешь не по годам, – пожимая плечами, проворчал мужчина в мушкетерской накидке. – Но тут же, словно опять угадав мысли, заметил: – Послушай, вы с подругой всегда проходили мимо того слепого, оглядываясь из любопытства. Одного любопытства недостаточно, чтобы открыть двери. Недаром сказано: «Иудеи просят знамения, эллины – знаний». Но то и другое – бесполезно. Подумай!
– Все-таки, я хочу… взглянуть, – и, удивляясь сама себе, Лена решительно направилась вглубь зала.
– Постой! – голос герцога остановил ее. – Потеря слишком велика!
– Что я могу потерять?
Недоумение на лице гостьи давало хозяину надежду:
– Неужели ты будешь тратить время, над которым пока не властна?! На пустое! – Он кивнул в сторону дверей.
– А разве я трачу?.. – гостью удивила только первая часть вопроса.
– Это же самое главное для чего мы здесь! Ну, почти… – добавил хозяин поколебавшись. – Я хотел рассказать об этом по ходу… но раз так получилось… – Было видно, что мужчина взволнован. Лена внимательно смотрела на него.
– Здесь, то есть там, впереди, – быстро заговорил Его Светлость, решив, что поторопился, открывая замысел, и стараясь исправить ошибку, – есть зал сладостей и наград, зал удовольствий и всё это не трата, потому что впереди, через зал восторга и оваций… дорога в зал власти над своим временем! Власть над временем! А дальше… дальше. – говоривший выдохнул, умолк и несколько секунд смотрел на девушку, будто сомневаясь. – Время… мечта алхимиков и философов, королей и простолюдинов… Всех! Она делает неразличимыми перед вечностью тиранов и борцов с ними, злодеев и не тронувших пальцем мухи, если хотят того же! Жажда уравнивала их! Тысячелетия, века. Но не более того! – Мужчина сделал паузу. – А ты можешь получить!
– А что можно сделать… со временем? – гостья насторожилась.
– Глупая! Например, остановить! Один умник уже изрёк: остановись, ты прекрасно!
Лена снова глянула на пажа. Тот кивнул:
– Это тоже, правда.
– Или побывать в истории! – Герцог не унимался. – Ну, например, – он прищурился и довольный подмигнул ей, – побеседовать с фараоном!
– О чем? – толком не осознав предложенное, произнесла девушка.
– Ну, тогда глянуть на костры инквизиции, из толпы зевак!
– Страшно… А другого… ничего?
– Как ничего?! Венеция, дворец Дожей! Путешествие по каналам или на версальские феерии к Королю «Солнце», Людовику четырнадцатому! Что до меня… так я бы оживил «Утро стрелецкой казни». Плач и стоны, плач и стоны… и где? У самой кремлевской стены! Поразительное постоянство! Правда, государи ваши однообразны – фантазии хватает ноздри рвать да вешать… Вон, в Европе более изощренны, всё больше в тиши. Не ноздри интересны… души… э-э-э, – он запнулся, – в том смысле, что печемся… тьфу, не так выразился… ну да ладно… Хорошо бы по чарке, да за жизнь посудачить… кажется, так у вас говорят? Заметь, – добавил он, не давая гостье прийти в себя, – ты уже всё знаешь и не удивляешься. Одним хлопком в ладоши я сделал тебя взрослой! Так поверь в мое могущество. А мест… мест много, выбирай!
Лена только сейчас поняла, что имена и названия ей действительно знакомы. Лишь удивилась самой речи, но виду не подала. Только задумалась.
– А главное… – голос прервал размышления, – потом, нам откроются двери в зал власти над временем других! О, моя мечта! Зал самой высокой моды! Непреходящей моды повелевать!
– Зачем мне другие?
– Согласен, незачем, – поспешно кивнул хозяин, хрустнув пальцами.
– А что еще… есть… там? – всё еще думая о своем, спросила девушка.
– Ответвлений и закоулков много… но и тупиков… Нужен провожатый, верный спутник!
– А как же Андрейка? – Лена вдруг вспомнила про него. – И Полина?
– Забудь!
– А уроки?
– Никаких!
– А уборка в моей комнате?!
– Не нужна!
– Я оставила утром не прибранной… мама всегда…
– Посмотри на себя! О чем ты думаешь?! Роль, которую тебе стоит сыграть, началась. А если ты «героиня романа»? Помнишь? Занавес поднят! Зрители ждут! Впереди цель. Моя. Нет, уже наша! Место в жизни. Музыка бала манит… музыка особого бала, – герцог хитро покачал пальцем. – А друзья, знакомые… с ними ничего не случится. Они живы, здоровы и останутся… на своем месте… на годы. Оно, место, должно быть у каждого! Слышишь? У каждого. Разве не так?
– А что, что будет потом? – «Венеция, король-солнце» – мелькало в голове. – Лена была уже здесь. – Чем закончится… всё?
От бесконечного, казалось, перечисления всех этих причудливых названий, имен и слов ее снова захватило пленительное ожидание чуда. Но и легкой тревоги от них, непонятных до конца. И все-таки то, о чем грезит каждая девочка, каждый подросток, представляя, конечно, чудо по-разному и по-своему, брало верх. Оно еще оставалось в ней – манящее, и не только в странные путешествия. Завораживало и влекло, как и ожидания, способные пленять юность, особенно в двенадцать лет. Неожиданно такое близкое, не призрачное чудо, как в тех, пусть хороших, но чем-то одинаковых днях ее детства, которые оставила сегодня. Всего на мгновение. Лена готова была уже забыть тревожные нотки голоса. Она уже представляла, как расскажет обо всем Полине, родителям, подругам в классе. Да что там… всему миру! И мечтательно, чуть прикрыв глаза, улыбнулась.
– Потом ты вернешься домой, – голос вернул сознание на место.
– Домой?
Сожаление было не скрыть, да и вряд ли это у нее получилось бы.
– Я же обещал, – герцог улыбнулся, довольный результатом. – А пока время, повторяю, уходит. Нужно всё успеть! Мы теряем его… теряем именно сейчас. Да разве ты уже не хочешь? Вернуться? – он сделал вид, будто искренне удивлен. – Иногда мне сложно понять женщин… неужели после всех испыт… – он осекся, – после такой сказки, ты не захочешь увидеть подруг, может, уже взрослыми… поделиться, отдать? Часть того, что унесешь отсюда?
– Я могу что-то унести?
– О! Всё! Всё, к чему прикоснешься здесь, станет твоим!
– А почему взрослыми?
– Ты невнимательна, как и на уроках, о которых помнишь. Получив власть над временем, можно распоряжаться им… вернуться в любой, какой пожелаешь год! Любое время!
– В любое, любое?
– Конечно! Насладись! Если дойдешь…
– И что… могу вернуться, а там, – пропустив последние слова, гостья кивнула назад, – я замужем? – девушка заулыбалась.
– Даже выбрать, сколько будет у тебя детей! – довольный хозяин потер руки. – На тот момент.
– Здорово! – восхищенно глядя уже мимо, на левую галерею, прошептала она и только тут заметила, что Жи Пи дергая ее за рукав, что-то шепчет. Лена наклонилась.
– Зайди, зайди, это тебе пригодится. Ну же, не сдавайся, – услышала наша героиня и тут же вспомнила не только, почему хотела глянуть за двери, но и свою вредность, за которую так ругала бабушка.
– И все-таки я зайду.
Лена решительно, не глядя на сжатые губы Его Светлости, подошла и потянула за ручки дверей. Те остались неподвижными.
– Вот видишь!
– Милая леди, – вдруг услышала она.
Жи Пи слегка протянул к ней руки, словно боясь потерять внимание.
– Подумай, что бы ты очень хотела изменить, сделать по-другому, по-доброму и двери услышат…»
– Леди, – произнесла девушка, и в который раз улыбнулась. – Как странно. Милый мальчик, что же мне изменить… постой, мама где-то, наверное, беспокоится, переживает. Кажется, было бы лучше послушать ее и пойти в цирк. Мне ее правда жалко… и бабушка… да, пожалуй, я поступила бы так, – она вздохнула, понимая, что в этом случае сказка бы исчезла.
Жи Пи потянул за ручку, и дверь поддалась.
В огромном круглом зале, похожем на пантеон, потолка не было. Яшмовые стены, обработанные руками мастера лишь отчасти, вырастая из пола, подпирали уже не балкон, а нависающие кручи гор, уходящие ввысь. Справа в, казалось, специально устроенной нише, журчал небольшой водопад. Гигантская чаша, аккуратное дно которой было закончено автором, а края и своды неведомый ваятель оставил нетронутыми до лучших времен, неприветливо и настороженно принимала входящих.
С этим странным ощущением Лена, сжимая руку мальчика, медленно ступала вперед с поднятой головой и, продолжая рассматривать затянутые серыми тучами вершины, старалась понять, откуда льется неяркий свет.
Герцог неотступно следовал за ними. Наконец, все остановились.
– В последний раз прошу, одумайся! – провожатый понизил голос.
– Почему же? Мне жалко его. Я хочу поговорить, ведь он такой же… и никогда не видел улыбки… только слышал о ней – так сказала одна старушка. И даже лица мамы… когда гладила его в детстве…
– Да, милая девочка… и ее слез… – добавил паж.
– Знал!
Гостья вздрогнула.
– Знал, девочка! – повторил голос.
Все застыли.
В глубине зала, у левой стены на вытесанном из яшмы огромном стуле с поручнями из белого камня сидел человек. Большой человек. Сколотый выступ не давал возможности увидеть его сразу. Словно так и было задумано кем-то, чтоб одиночество пленника нарушалось лишь звуком падающей воды напротив. И хотя великаном назвать его было нельзя, непривычно большой рост выдавал в нем эту особенность даже в таком положении.
– Но я… взрослая, – неуверенно поправила Лена, приходя в себя. Слепой вовсе не казался ей страшным.
– Это они сказали тебе? – Человек кивнул в пустоту. – Но я не вижу. Не вижу! – Прогремел голос.
Руки Слепого, сжимая поручни, начали выпрямляться, поднимая могучее тело, однако локти, едва оторвавшись, замерли. Он обессилено рухнул обратно. Что-то звякнуло.
Только тут девушка заметила цепи, накинутые на запястья.
– Вы заковали его! – вырвалось у нее.
В этот момент герцог резко развернул Лену к себе и, глядя прямо в глаза, сквозь зубы процедил:
– Увы. Собственная просьба.
Читать бесплатно другие книги:
