«The Coliseum» (Колизей). Часть 1 Сергеев Михаил

Книга содержит ответы на все вопросы, которые могут быть заданы автору. События, имена и фамилии в романе вымышлены. Все совпадения случайны.

МАНЕКЕН

Ничьим лицом не насыщай очей своих.

Преподобный Исаак Сирин

«Я знал, Андрей, что ты не выдержишь…» Лист задрожал у молодого человека в руках.

«Не важно, сколько времени прошло, но с момента даты на письме всё, о чем прочтешь, будет действительно год и один месяц. Потом сроки истекут. Можете не ждать…» Молодой человек придвинул лампу ближе.

«Мужчины одинаковы. Ты женился на моей дочери, я полюбил тебя как сына… редко встретишь порядочного человека, да еще среди близких. Вы для меня всё. Потому и допускаю, что однажды последуешь туда же. Полагаю, разные «однажды» случаются со всеми, но со мною «это» случилось… много лет назад и стало семейной тайной. Я был в командировке десять дней. Не звонил, не давал о себе знать. Жена не находила места. Сколько лет после, «безмолвие» аукалось мне. Во внимание не принималось ничего, даже то, что домой меня отправили из Петербурга врачи. Они просто подобрали человека на вокзале. Пассажиры обратили внимание на сидящего неподвижно несколько часов. В кармане нашли билет до Москвы. То был твой тесть. Позвонили жене и не найдя никакой патологии, а на вопросы, хотя и односложно, я уже отвечал, посадили в поезд. В Москве меня встретили. Через неделю начал есть. Но седина не прошла. Уже никогда. Представь, что я мычал в свое оправдание – ведь правды сказать не мог. Нет, я сказал бы, будь хоть шанс из миллиона, что поверят. А может, и нет… жалеть близких не просто слова. Если бы жена, дочь знали, куда была та командировка… Через год я написал книгу. Никто не видел её. Если ты читаешь эти строки, рукопись перед тобой. С письма и начинается. Проверь – первый и титульный листы склеены… значит, никто не прикасался. Иначе ты не одинок…»

Молодой человек осторожно взял книгу. Два листа не раскрывались. Он быстро перевел глаза на письмо.

«Но раз решился, у тебя два пути. Первый – дочитать и бросить затею. Книгу можете издать. Но подумайте. Триста тридцать три раза подумайте. Вдруг найдется тот, который поверит. Не в сроки, а в возможность. Второй – командировка. Но вернуться оттуда нельзя. То, что произошло со мной тогда – удивительное чудо, другого объяснения нет. Почему я оказался на вокзале, как попал, что произошло в последние мгновения – не помню. Зато помню всё до того. Всё. Забыть такое нельзя. Даже при полной потере памяти в старости. Потому что это уже не память, а часть живущего с тобой. Думаю и после смерти.

Итак, я побывал в «Колизее». Не в том, известном из брошюр, где русские оставляют недопитый коньяк в нишах, как и дурил в молодости сам, а в настоящем. Весь мир – чудовищный Колизей. Где одни убивают, насилуют и топчут… другие наслаждаются зрелищем, но все проклинают третьих за неучастие в празднике. Мир не объять, но есть место, где можно увидеть всё и одновременно. Помнишь картину «Последний день Помпеи»? Вопль и стоны, камни, пламя, младенцы… молнии и любовь… но и надежда, надежда. Её призрачная вуаль… в центре. Именно в ней всё дело. Клянусь, Брюллов тоже побывал там. Никогда, слышишь, никогда не стой перед картиной слишком долго. Не позволяй этого делать никому из семьи.

Но оставим эмоции. Как я узнал о «Колизее», как нашел путь – история длинная, да и ненужная тебе, ибо все ключи мне известны. И работают они, повторяю, всего тринадцать месяцев. Почему именно столько? Не знаю. Думаю, что их всегда тринадцать. Только один месяц мы проводим не здесь. И ключи я получил, заглянув оттуда в еще ненаписанный роман… Впрочем, отвлекся. Время безжалостно… а, может, и спасительно. Необходимо одно – срок этот должен пройти… потом книгу можно читать не опасаясь. Кто и захотел бы, не попадет. Хотя… хотя это та же вуаль… Но довольно! Шаг, который я должен сделать, и как должен сделать – единственный шанс. Если кто-то наверху правильно рассчитал, если меня не обмануло предчувствие… всё закончится хорошо. Мы снова будем вместе. Все. Но я обязан, не впутывая никого, повторить пройденное. Уверен. Как и в том, что знаю, где моя дочь».

Андрей на секунду задумался. Он сегодня видел жену в полном здравии. Но тут же строки понеслись дальше.

«А перед тобой сейчас выбор из выборов. Подумай о матери. О жене. Больше не о ком думать. Обратно в «обойму» вернешься, если откажешься. Если сожжешь письмо и забудешь – заживешь нормальной жизнью. Поверь, именно нормальной. Быть хорошим мужем и отцом не самая легкая задача по вашу сторону. И достойная. Да еще с испытанием, что выпало на твою долю. Не руби сразу, возьми паузу. Ждать – лучшее решение. Запомни, лучшее из лучших! Но если решишься…»

Строки запрыгали перед глазами.

«Каждый понедельник, ровно в полночь, самый левый от входа электронный терминал на Ленинградском вокзале выдает один бесплатный билет. Вокзал далеко от места, где ты живешь… и в этом тоже моя надежда… В строке «пункт назначения» нужно лишь указать: «Колизей». И помни, Виктор Викторович – настоящий друг.

Твой тесть».

Две девочки, на вид лет двенадцати, Лена и Полина, торопились в кинотеатр. Нет, они не собирались сегодня в кино, просто так случилось, как это иногда бывает в субботу. Однако случилось всё не просто так. Да и суббота была необычной.

Полина, чуть более рассеянная из подруг или, как говорила мама, более романтичная, нежели сама в ее возрасте, шла в гости к Лене. Всю неделю они строили планы на выходные, которым, впрочем, сбыться было не суждено. Подруга жила в квартале от нее, и потому прежде Полина должна была пройти аптеку, продуктовый магазин, перекресток и еще несколько бутиков, названия которых менялись слишком часто, чтобы их помнить. У витрины одного из них она остановилась. Там, за стеклом, боком к ней стоял красивый мужчина в зеленом пиджаке с золоченым вензелем слева. Манекен, надменно откинув голову назад, протягивал руку женщине в ослепительно белом платье, которая стояла на одном колене и, слегка прикрыв глаза ладонью, тянулась к соседу, будто прося о чем-то. С левого плеча свисала странного вида бархатная накидка, того же зеленого цвета, что и пиджак. Приглядевшись, Полина заметила вензель и на ней. «Как у пажей» – мелькнула мысль. Дизайнер, развлекаясь и фантазируя, не отказал себе в удовольствии подобрать не только верное сочетание тонов, но, что и смутило девочку, расположить их в необычных позах. «Странно, – думала она, – должно быть наоборот – всегда на колене мужчина. – Полина, уже представляла себя, той с накидкой. И, конечно же, в таком платье. Вообще, наша героиня была хорошей фантазеркой. Да и в кино подобное видела не раз. – И почему не так здесь?»

Непривычная картина не укладывалась в то, что девочка знала, чему учили родители, детские книжки и фильмы. Так бы она и стояла неизвестно сколько, если б не дождь. За какую-то минуту он превратился в ливень, и Полина, надеясь сначала переждать непогоду на крыльце, забежала в магазин. Откуда-то из глубины лилась песня Белки «Ключицы»: «И будет дождь, дождь, дождь… в моих ресницах…» – девочка, подпевая, медленно двинулась вперед. Ей нравился клип, особенно шляпка певицы. Она даже раскопала в «сетях» кто был стилистом – Юля Мишина. Полина уже мечтала, что когда-нибудь и она… Но это будет когда-нибудь, а сейчас… Маленькая гостья еще раз огляделась и осторожно направилась к манекенам.

Посетителей не было. В выходной день мало кто горел желанием вставать рано. Миновав вешалки с блузами, куртками и чуть коснувшись ремней, которые болтались вперемежку с поясами, девочка звоном пряжек нарушила ровное течение музыки. «Динь-дон, динь-дон» – утихая, пропели пояса вслед. Тут Полина заметила, что одна из ламп над головой мигает. Свет то прерывался, то вспыхивал, создавая лишь иллюзию своего присутствия. Опустив взгляд, она увидела вблизи манекены, те самые. Еще пара шагов – и Полина присела, стараясь заглянуть женщине в глаза. Красивое лицо ничего не выражало, но глаза… глаза смотрели с загадочной усмешкой, говоря: «Ну, что? Хочешь стать такой же? Еще долго ждать… очень долго…» Девочка хотела уже подняться, но обратила внимание на желтую бумажку, которую мужчина протягивал даме с накидкой. «Не это ли она просит?» Любопытство подступило с такой силой, с какой возможны вообще искренние чувства в столь юном возрасте. Удержаться было нельзя, Полина огляделась, встала на цыпочки и, осторожно вытянув бумажку, развернула. В руке было два обычных билета в кино. Но почему-то каждый с зеленой полосой по диагонали в виде латинских букв. Впрочем, это ее не интересовало. Снова оглядевшись, девочка повернулась, торопясь покинуть место преступления, и вдруг услышала:

– А разве можно? Брать чужое?

Голова манекена наклонилась вперед, качнулась из стороны в сторону, рот приоткрылся, и улыбка обнажила белый ряд зубов.

– Ой! – вскрикнула маленькая шалунья, понимая, что уличена. – Я случайно… я только хотела…

– Не бойся. Ты сделала правильно. Но запомни – обманывать других плохо. Себя – можно. Многие так и поступают. Не замечая. Ведь лишь тогда увидишь бал «пылающих». – Он медленно повернулся к ней, продолжая улыбаться. – Верь, цена стоит того.

– Бал «пылающих»?

– Бал, на который стремятся всю жизнь. Если вести себя именно так – отдаваться в плен ослепительным нарядам, маскируя изъяны, и вовсе не тела, а желаний. Потом научиться скрывать мысли – ведь они только твои! И лишь затем перейти к лицу, занимаясь уже маской… оно снова будет молодым, как у меня…

Мужчина слегка коснулся пальцами щеки и добавил:

– Но всё тщетно… обманывать можно только себя. И поверь… это неслыханное удовольствие! Как и аплодисменты.

– Аплодисменты?!

– Хотя, лицемерны, – поправился тот и усмехнулся. – А вопрос твой не по годам… Похвала лишь наряд, скрывающий правду. Восхищение рождает зависть. Не увернуться. Та, в свою очередь – ненависть. Нарядов много. Но однажды огонь…

– Почему… огонь?.. – перебила и тут же испугалась удивленная Полина.

– Герцог Орлеанский поджег факелом наряды своих подданных. С того и пошло…

– Зачем? И кто поджигает… сейчас? – замерев и уже не думая о смысле, прошептала девочка.

– Герцог помер давным-давно, унеся тайну. Но показал… конец, положив начало, – манекен поднял руку и погрозил кому-то. – Людям понравилось. Сейчас поджигают сами.

Полина машинально перевела взгляд на женщину.

– Хочешь быть такой же? – спросил мужчина и снова улыбнулся, кивнув на соседку. – Такой же красивой, элегантной? Понимаю. Хочешь быстрее стать взрослой? Я подарю тебе лучшее платье и чудные мгновения. Ты станешь ею, оставаясь собой, – стоявший опять кивнул на женщину в белом, – и равных на балу не будет.

Девочке вдруг показалось, что дама сдвинула ладонь и зло посмотрела на нее.

– На балу? Я не хочу туда.

– Воля твоя. Можешь просто побыть взрослой. Испытай… почувствуй себя феей. Всего-то сеанс. Пылать или нет – решишь потом. Договорились? Договорились? – повторил мужчина.

Все произошло так быстро и неожиданно, что Полина, находясь еще в замешательстве, но мыслями уже в вихре танцующих пар, на секунду замерла. Но лишь на секунду.

«Гляну… только глазком». – Очарование соблазном было слишком велико, и она прошептала:

– Хорошо.

– Тогда поспеши. Такого фильма не предлагал никто.

Губы манекена сомкнулись, голова откинулась назад.

Все встало на место… только не в жизни двух подруг.

– Девочка, ты одна? – раздалось позади.

Молодая сотрудница с приколотым именным пластиком на кофте недоуменно смотрела на нее.

– На улице был дождь… я хотела переждать…

– Понятно, – улыбнулась женщина, – торопись, пока разъяснилось.

«Завтра он уйдёт… больше не оставит лужи в душе…» – лилось ей вслед в третий раз. Видимо кому-то из персонала тоже нравилась песня Лены Князевой.

Выскочив на улицу, Полина чуть не налетела на молодого человека с палочкой. Это был слепой.

– Торопитесь? – тихо произнес он.

Подруги часто видели его по дороге в школу. Однажды, наблюдая как гибкая, пожалуй, даже мягкая трость, легко ударяясь о препятствия, вела парня по подземному переходу, они услышали: «С рождения такой. Бедняга. А семья-то, семье-то как?» – Две сердобольные старушки смотрели вслед. Одна перекрестилась. Парень вдруг замер, повернул к ним лицо в черных очках, постоял и, вздохнув, побрел дальше. Не пошел, а именно побрел. Было видно, что слова огорчили его. Старушки суетливо удалились.

– Простите… – вырвалось у ошарашенной таким обращением Полины – никто еще не говорил ей «вы». Но ловкий и сообразительный ум девочки тут же нашел объяснение: «Он думает нас двое!»

– Нет… я принял вас за взрослую, – вдруг услышала она и в изумлении посмотрела на слепого.

– Вы ошиблись, – пролепетала Полина.

– Нет.

– Ошиблись, – упрямо повторила девочка и побежала дальше.

Её ум останется таким же и в тридцать, но сегодня лучше бы сообразительность и упрямство отказали. Как впрочем и много, много раз в жизни у нас с вами, дорогой читатель.

Через несколько минут она звонила в дверь квартиры на втором этаже высотного дома.

– Ты что? – Лена с удивлением смотрела на взъерошенную подругу.

– Я тебе все расскажу, только скорее одевайся, бежим в кино, а то опоздаем, – не могла отдышаться гостья.

– Мы же собирались…

– Здравствуйте, – выпалила девочка маме, которая появилась в прихожей.

– Здравствуй, Поля. Я услышала, планы меняются? А как же Андрейка? Вы, по-моему, собирались в цирк.

– Мне дали… у меня только два билета, – Полина виновато опустила голову.

– Ну, ма, в цирк можно и в другой раз… – протянула дочь, направляясь в детскую, – а если он позвонит…

– Обязательно скажу, что с такими девочками может договариваться только наивный оптимист. Так что не надейся. Какой хоть фильм? – обратилась она уже к подруге.

– Не знаю… – смутилась та, – очень необычный… говорят.

– Знаем мы эту необычность. Но будем надеяться, утренний сеанс не оправдает моих опасений. – Хозяйка квартиры улыбнулась и погладила уже одетую дочь по голове. – А сразу после сеанса домой, к нам, на пироги. Договорились? Договорились? – Настойчиво повторила она. Полина кивнула, вспомнив, что уже слышала такие слова.

– Ма, только с абрикосами! – плаксиво сощурилась Лена.

– Ладно, ступайте… У тебя странное выражение лица, – заметила мать, глядя на подругу и повторила: – Сразу после кино к нам.

Через минуту две девочки, на вид лет двенадцати, бежали в кинотеатр.

Запыхавшись, минуя стойки с мороженным и корном, они буквально натолкнулись на билетершу.

– Куда, куда летите как угорелые. Всё торопитесь, а куда, сами не знаете… – проворчала женщина в синей униформе, надрывая билеты.

– Знаем, в кино, – весело возразила Лена.

– Ну, ну… Многие верят, – та загадочно усмехнулась.

«Не успели они присесть, как свет погас, экран замерцал и на нем вспыхнуло: «Колизей».

– Слушай, а мы… одни! – прошептала Лена и тут же вцепилась в подругу… Но черта была уже пройдена: ряды стали вдруг поворачиваться, экран поплыл вправо, и через секунду в глаза им ударил свет проектора. Ни стен, ни кресел видно теперь не было.

– Класс! – Полина приложила ладонь ко рту.

Свет, заливая пространство вокруг, стал бирюзовым и волнистым, словно река. Неожиданно, где-то впереди, у самого источника зашевелились тени. Надвигаясь, они заслонили движениями поток, прерывая гармонию начала и ожиданий.

– Я боюсь! – Лена прижалась к подруге сильнее и почувствовала, что та ответила тем же.

Однако тени росли и светлели, обретая человеческие очертания. Через несколько мгновений девочки, сжимая друг друга в объятиях, смотрели на людей в карнавальных одеждах, которые медленно обступая, вглядывались в них. Одна дама поднесла золоченый лорнет к глазам, и несколько рядов пышных кружев, ниспав, обнажили морщинистую руку. Чуть шевеля губами, она произнесла:

– Фи… ничего особенного. Такие же. И чем это мы исчерпали себя, любопытно будет узнать. Двадцать первый век! Нечто далекое! Фи… гляньте на них. Из-за этого стоило писать новый роман? Каверза какая-то… И потом, у Андрея Болконского тоже, помнится, маленькие руки.

– А как был тщеславен! Непомерно! – добавил другой голос из-за спины Лены.

– Ах, оставьте… ведь сгорел уже!

– Зато как!..

– О, да! О, да! – закивали остальные.

– Да нет, все-таки обман, обман, – дама усмехнулась и, указывая лорнетом на девочек, равнодушно спросила: – Между прочим, Штраус заказал на свои похороны финальное трио из «Кавалера розы», а что пожелаете вы? Мы-то уже определились.

Лорнет в руке покачивался как маленький молоточек.

«Да, да было бы интересно… любопытно…» – пышные рукава, банты и палантины заколыхались.

– Ой, Ленка, страшно… какие похороны? – Полина вцепилась в подлокотники и подалась назад, пытаясь вжаться в кресло.

Наконец, один из группы – мужчина в голубой мантии-накидке а-ля мушкетер с двумя огромными золотыми пуговицами и зеленой лентой поперек – выдвинулся к ним. Повязка на лице с прорезями для глаз только добавила тревоги. Не обращая внимания на возгласы, он обошел девочек вокруг и приблизился вплотную:

– Рад видеть вас… да и все, – мужчина обвел рукою костюмы, – по-моему… – голос обрел металлические нотки, – на празднике жизни. – И усмехнувшись, добавил: – Особом празднике, не имеющем ничего общего с нею… с жизнью. – Человек стянул повязку и наклонился к Полине… та вскрикнула:

– Ой, это вы?!

Перед нею стоял утренний манекен. Мужчина в знак согласия топнул ногой, и широкий верх палевых ботфорт задрожал, поддерживая хозяина. Только тут она поняла, кто их окружает.

– Это манекены, не бойся!

Полина сжимала руку подруги, но Лену это вовсе не успокаивало.

– Какие манекены?

– Я не успела тебе рассказать, сегодня утром, в бутике, он был в зеленом костюме.

– И что? – спутница переводила взгляд с одной дамы на другую, завороженная нарядами.

– Подайте! – мужчина повелительным тоном обратился к свите, и позади незнакомки с лорнетом возникло движение. Та отступила, провожая надменным взором другую, шагнувшую вперед. Зеленая накидка на плече и золоченый вензель не оставляли сомнений, кто это.

– Она тоже была там, утром… смотри, на ленте такой же знак, – прошептала Полина, но мужчина перебил:

– Отчего медлишь, Тереза? Разве, однажды, ты не получила то же самое?

– Мне кажется, Ваша Светлость, второй мы нравимся больше, – растягивая слова, монотонно ответила дама. – Она владеет вашей мечтой, взгляните на запястье.

– Ты с ума сошла!.. – вырвалось у мушкетера, но он тут же взял себя в руки. Глаза сузились, губы сжались.

Девочки замерли.

– Так это и есть герцог!

– Какой герцог? – Глаза Лены не отрывались от вензеля.

Женщина пустым взглядом посмотрела на нее и, неторопливо отстегнув накидку, сделала шаг вперед:

– Возьмите. Ваша очередь… мадам.

Снисходительность, с которой были сказаны слова, не оставляла сомнения, кем гостья представлялась окружению.

Подруга испуганно глянула на Полину – та от неожиданности потеряла дар речи. Но повелительность тона сыграла свою роль. Лена неуверенно протянула руку и коснулась краешка ткани. Женщина разжала пальцы. Зеленая змейка бархата, извиваясь и покрывая зигзагами ладонь девочки, превратилась в причудливую горку. Золоченый вензель упал последним. Тут рука Лены дрогнула, конец накидки пополз вниз и рухнул на пол, увлекая легкие складки.

– Она уронила. Быть беде, – холодно молвила стоявшая и повернулась к герцогу.

– Быть беде, быть беде, – наряды снова заколыхались.

Меж тем ткань стала расползаться и, проваливаясь сквозь пол, исчезать. Женщина с пустым взглядом прошептала:

– Она оставила ее там… Это вызов, Ваша Светлость…

– Ну что ж, наконец-то! Значит, выбор верен, Тереза. – Герцог неожиданно улыбнулся и хлопнул в ладоши.

Грянула музыка, все закружилось, свет выхватил зеленый малахит колонн, подпирающих балкон, и толпа людей в карнавальных костюмах, взявшись за руки, понеслась по зеркалу пола с криками: «Она наша! Она остается! Она не увидит пирога! Факел ей! Факел новенькой!»

Маленький юркий дирижер, то и дело бросая взгляд вниз, на танцующих, весело повторял: «Фортиссимо, руки на груди… форте, руки ниже… пьяно, еще ниже…»

Полины уже не было, но рядом Лена увидела мальчика в берете, одетого как паж. Тот подпрыгивал вокруг и вскрикивал в такт движениям рук первого: «Да, доктор… хорошо, доктор… чудесно, доктор…»

Всё выглядело так смешно, что испуг мгновенно прошел, девочка улыбнулась, а еще через секунду ее смех заставил пажа скакать вокруг уже с другими словами: «Вот и чудненько… вот и чудненько… вот и ладненько…»

К своему удивлению гостья заметила, как тот еще больше уменьшается в размерах, становясь ей по пояс.

«Как забавно!» – мелькнуло в голове, но другое событие тут же отвлекло внимание: один из музыкантов от радости перевесился так сильно через перила, что едва не рухнул вниз. Но его скрипка, все же выскользнув, упала на пол и жалобным звуком лопнувших струн заставила всех замереть. Музыка стихла. Мальчик остановился. Лена огляделась и поняла, что стоит посреди огромного зала. Она хотела повернуться, но ощутила некоторую неловкость. Опустив голову, девочка увидела на себе роскошное белое платье, усыпанное стразами, а рядом с туфелькой одну из струн. Лена машинально подобрала ее, выпрямилась и обратила внимание, что взгляды тех, кто стоял рядом, впились почему-то в ее правую руку. Самое удивительное ждало впереди. Вопросительно посмотрев на пажа, затем на руку, Лена увидела свое отражение в зеркале пола и тут же, забыв обо всем, ахнула: она стала взрослой.

ПОЛИНА

– Миленький мой, сыночек, родной, – слезы мешали Полине говорить. – Я позволю тебе всё, да и не хочу запрещать, знаю, верю, хочу верить, ты правильно поступишь… Но это… Понимаешь, никто сам проклятое зелье не хочет, он попадается на крючок, на обман, ты просто не знаешь этого. Потом, буквально года через три, тебя им уже не достать… но вот сейчас, сейчас послушай меня, любимый…

Её сын Дмитрий в этом году досрочно оканчивал школу и проводил слишком много времени с одноклассниками, которые были его старше. Это настораживало мать. Минуту назад он зашел домой и теперь, не успев снять куртку, стоял перед нею несколько обескураженный напором, пытаясь угадать причину. Было девять вечера, время не позднее по всем меркам, и раньше его приходы не вызывали такой реакции… «Значит, дело в другом», – решил молодой человек, оправдывая упомянутую «до-срочность», и на всякий случай попытался вежливо сгладить натиск:

– Ма, ну что ты? Как с маленьким. – Он поморщился. – Никто не собирается меня ловить, в самом деле… не пацан уже… понимаю. Дай раздеться. – Сын откинул капюшон и начал шарить по карманам, искоса поглядывая на мать. Легкой досаде не давало перерасти в раздражение отчаянность ее тона. Но мешалось и что-то еще. – «Точно неспроста», – подумалось ему. Парень убрал маску недовольства с лица. – Я знаю таких… и всегда знал. Они по себе, я по себе.

– Так и есть, родной… давай, – Полина, опережая движение, помогла стянуть куртку. – Это пока к тебе не подойдет человек, которого ты уважаешь, равняешься. А случится такое обязательно. И скажет он то же самое, приём одинаков, как и десять, и сорок лет назад. «А слабо попробовать? – скажет, – или предков боишься? – Еще и добавит: – Куда ему, маменькин сынок». Срабатывает всегда… А в твоем возрасте тем более. В том и обман. Если действительно маменькин сынок. Но ведь это не так. Не так ведь? Ты же не такой?

– Ну, ма… не было ничего… – Дмитрий снова поморщился. Он не любил напоминаний о возрасте. – И вообще, я с Наташей гулял.

– Ради бога, не перебивай, – запричитала женщина, хотя сын и не делал этого. – Такое обязательно случается… у всех. А сын Ивана Сергеевича? А Сердюковы? Или они были глупее? Скажи, глупее? – вдруг мать остановилась. – С Наташей?! Опять? Она ведь старше на два года.

Ну, что общего? Дима?

Сын, еле сдерживаясь, поднял к потолку глаза.

– Мы же… – Полина осеклась. Она вспомнила, зачем здесь, и пробормотала: – Прости, я не о том, ну, скажи… наверное не глупее? Все проходят через это. Только кто-то остается среди людей, а кто-то уже никогда, слышишь, никогда не полюбит! Я просто дам тебе ключ, способ достойно выйти… Предложение на предложение – нужно сказать: «А самому слабо бросить? Или уже спекся?» А им слабо, понимаешь? Слабо!!! Самая страшная их тайна и ты вдруг, её знаешь. Пощады не жди. И вот тут будь мужчиной, не маменькиным сынком, сам, без отца. Поверь, мне всё это знакомо.

– Тебе?

– Мне, родной, мне. И еще поверь, откажешься – зауважают. Все. И те, что с тобой, и другие. Оглядись… сколько ломаются, пропадают. А белые вороны остаются жить. Но на авторитете тоже можно играть… Да здесь уж, сам… разберешься. Обещай мне, ну…

– Да никому я не нужен. Там принцип – хочешь, не хочешь, типа, решай сам.

– Это тоже прием, будто всё равно. Способы разные, много способов… а цель одна… – подсадить и получать то, от чего уже не могут сами отказаться. Даром, за счет таких как вы. Нет у них уже выхода. Самый доходный лохотрон в мире, как говорили в моей молодости. «Нету лоха – нет притока» – любил повторять один сокурсник. Кстати, знакомый отца.

Отец-то как раз смог устоять. И знаешь почему?

– Ну, почему? – машинально и уныло протянул Дмитрий.

– Потому что мать ему говорила эти самые слова! Что сейчас и я. Он, взрослый мужчина, признавался мне, что мама спасла его.

Полина к месту и просто по привычке использовала бывшего мужа даже сейчас, после стольких лет развода, причины которого ни за что не назвала бы.

– А над знакомым, уже памятник… столько лет.

– Отец?!

– Я же говорю, почти каждый прошел через это.

– А почему он никогда…

– Потому что считает тебя сильным. Да и мал ты был… а сейчас… уж не знаю, о чем вы говорите когда видитесь.

– Да ведь год как ездил к нему… Ты ж сама куксишься… Мать словно не слушала.

– Меня вот бог уберег, а сколько подруг, друзей хотели казаться взрослыми. И повзрослели… за год. Состарились так, что узнавать перестала. Внешность таких ударов не держит. Всё помню. Обещай… и я пообещаю, что больше никогда не коснусь этой темы.

– Ну, хорошо… ма, обещаю, – радуясь окончанию, улыбнулся парень.

– И я, родной.

Женщина обняла сына, незаметно вытирая все еще влажные глаза. Когда тот вышел, она тихо произнесла: «Господи, прости за маленькую ложь…»

Полина работала в пивоваренной компании, которая, впрочем, разливала и множество других напитков. Четырнадцать лет как один день. Порой казалось, вся ее жизнь, без остатка, будет пропитана ароматом не «Живанши», а карамельного солода с дрожжами, которые круг образованных женщин, в коем она пребывала, считал полезными для здоровья. Экономический отдел, где Полина не просто числилась, но к тому же работала, что стало характерным для эпохи рыночных, и не только, отношений, поставлял руководству разные цифры: рентабельности, окупаемости ну и… затратности. Цифры те, взявшись за руки, дадут фору любой головоломке. Однако, среди столь уважаемых понятий, все чаще мелькали точки безубыточности – а это цены, ниже которых торгуют со спорными целями, из чего следовало одно: грядёт смена хозяев.

Так и произошло. По иронии судьбы, новым генеральным стал ее сокурсник Валька Привалов, или Валентин Львович, как представили его коллективу. Назвав работников единомышленниками, а также суля радугу за грозовой тучей неприятностей, он отправил всех по местам, требуя думать, как влить новую струю и не только в прохладительные напитки. Подавленные люди разбрелись, резонно полагая, что струя та принесет смену и им. Полину попросили остаться.

– Ну, как ты? С самого начала здесь?

Шеф утонул в кресле.

– Сразу после защиты.

– Замужем?

– Нет, но у меня сын. А ты… вы?

Мужчина поморщился:

– Был женат, тоже сразу после защиты. Да сплыл.

– Отчего так? Впрочем, не важно. Теперь ты снова в Иркутске. Как сестра? Всё в Братске?

– Нинча? Она теперь технолог. Зарплатой, дочерью и небом слегка довольна. – Лицо расплылось в улыбке. – А, может, и не слегка, кто вас разберет? В особой открытости не замечена. Да ведь и была всегда такой.

– Не прибедняйтесь, Валентин Львович. Вон, какой раздобревший, солидный, как раз по креслу, – Полина хитро улыбнулась.

Тот расхохатался:

– Узнаю, узнаю Полю с поля! Помнишь пикники на Байкале? «Не важно», «Валентин Львович», брось ты это все. Что делаешь вечером? Посидим, потонем? А?

Именно сегодня, именно этот вечер, был у Полины не просто занят – забит обязательствами, которые нельзя было не исполнить. Но ее многому научили слова молодого парня, почти мальчишки из соседнего отдела, который жаловался на невозможность познакомиться с девушкой, в уши которой «вбиты» наушники. Сокрушаясь, тот спрашивал сотрудниц: «Вот вы, все, представляете, сколько упустили женихов, вопросом которых был бы: девушка, как пройти к ближайшему банкомату? – что означает: ты хороша, черт возьми! Да еще и умна, если держишь ушки без прослушки. Не представляете? Тогда жалуйтесь на мужской род дальше и слушайте то же от подруг».

– Свободна как никогда, – был ответ улыбающейся Полины. – И заметь, я ненавижу слушать музыку в наушниках, – решив все-таки опробовать «ты», спокойно добавила она, – редкое качество.

– Не понял… – удивленно отреагировал Валентин. – Я и не предлагаю. Сам не пользуюсь.

– Догадываюсь почему – тебя это раздражает.

– Короче, – подытожил шеф, так и не «догнавший» смысла сказанного, что и положено настоящему мужчине в разговоре с симпатичной и, к тому же, одинокой женщиной, – после работы на моей машине…

– Лучше на трамвайной, у ТЮЗа, – уклончиво, но твердо заметила Полина. – А с работы я уеду со всеми. И никаких пересуд.

– Хорошо,– понимающе кивнул тот. – В половине седьмого.

В уютном подвале маленького ресторанчика, что недалеко от «самосвала», как в студенчестве они называли дворец спорта, было тихо. Понедельник – не тот день, когда можно встретить веселую компанию. Через два часа, по меньшей мере, двое в Иркутске знали друг о друге почти все и были уже на «ты», как и сто лет назад.

– Слушай, у тебя была подруга, Ленка, резкая такая… не отставала от нашей компании, как она?

– Замужем за Андреем, помнишь, все заходил в комнату, рядом с вами?

– Андрюха? С филфака?

– Как и Ленка. Две книги издал.

– В писатели двинул? Во дает! А мне казалось, недотепа еще тот! Ну, дела…

– Да мы же вместе в школе учились, все трое… – Полина несколько смутилась, что не осталось незамеченным, – оттуда дружили…

– Да бог с ними!

– Да точно!

Оба рассмеялись, понимая всё.

Вечер, и не один, Полина провела удачно, но сдержанно. Сдержанным Валентина заставила быть она же. Наконец, глыба льда подтаяла, треснула и, отколовшись от айсберга неприступности, рухнула, поднимая в ее жизни мириады разноцветных брызг. Надежды. Но, как выяснилось, и успеха.

Через три месяца Полина носила уже другую фамилию.

Прошло два года. В понедельник и вечером, как и когда-то в детстве, она торопилась в ту самую квартиру на втором этаже высотного дома. Ей позвонила мать Лены, Галина Николаевна, и, очень волнуясь, просила быть у них. А еще через час…

– Да ты что?! Что с тобой?! – Полина трясла подругу за плечи. – Забыла, как мы решили вдвоем поехать в отпуск? Я же отпуск взяла!

– Да какой отпуск, Поля, – Галина Николаевна стояла в дверях зала, – она меня еле признаёт. Да и то, может просто уговорили…

– Когда, когда это случилось?

Молодая женщина повернулась к постаревшей за несколько дней матери.

– Два дня как. В субботу… думали, пройдет. Приезжал знакомый Бориса – доктор из сибирского отделения академии наук, сама понимаешь… такое афишировать. – Она вытерла слезы платком, – ничего утешительного. Причины не очевидны. Сказал, иногда помогает ударная доза какого-то антибиотика, возможен редкий вирус… не обнаруживается. Но излечения были. А пока… вот, тебя… может ты… с тобой что вспомнит? С кафедры звонили, сказала, что приболела.

– Об Андрее по-прежнему, ничего? – стараясь найти нить разговора, не к месту спросила гостья, подойдя ближе.

Галина Николаевна покачала головой.

– Ой, Полиночка… – Мать взяла женщину за руки. – За что это мне? – И, уткнувшись той в грудь, разревелась.

Елена, хоть и стояла до того молча, не выдержала. Глаза увлажнились, она сглотнула, села в кресло и, закрыв лицо руками, тихо прошептала:

– Не помню, господи, ничего не помню.

Полина усадила мать на диван, опустилась рядом и внимательно посмотрела на подругу:

– Значит, вообще ничего? Ничего-ничего?

– С вашего похода в кино, тогда, в детстве, – голос хозяйки дома дрожал.

– Какого похода?

– А она тебе расскажет… я-то вообще не знаю.