Дискорама Орлов Алекс

Джеку и в голову не приходило, что бывают летательные аппараты таких размеров. Нет, теоретически он допускал, что они есть, он даже видел что-то такое с большого расстояния, когда высаживался десант арконов в битве при Машинерии. Но одно дело предполагать и видеть издалека и совсем другое – самому грузиться на такой транспорт среди всей этой спешки, суеты, ругани и взаимоисключающих команд командира роты, командования батальона и дивизионного начальства, понаехавшего в каком-то неправдоподобном количестве.

– Рота Хольмера – в сектор пять-а!

– Рота Хольмера, куда вы претесь?! Ваш второй ярус – направо и там четыре-бэ!

А время бежало, снаружи подпирала техника прибывающих на погрузку подразделений, и все это представляло собой прекрасный шанс для арконских штурмовиков показать себя.

В конце концов рота Хольмера разместилась в десантном секторе и пилотам пришлось самим, в бешеном темпе, крепить растяжками свои машины, потому что стропальщиков на всех здесь не хватало.

Спустя полтора часа лихорадочной работы дискорама была забита под завязку, а Джеку удалось найти местечко у иллюминатора, куда его пустил Папа Рико.

– Садись, тебе интересно будет, ты ведь на этой штуковине еще не летал?

– Нет! А ты летал?

– Да, это уже третий раз будет… Лишь бы сесть дали.

Все то время, пока проходила погрузка дискорамы, ее охраняли расположенные по периметру, метрах в двухстах от корабля, гусеничные платформы «омо», каждая величиной с десантный геликоптер. Они топорщились по сторонам замершими на направляющих ракетами, а на выносных мачтах без остановки крутились антенны радаров.

Эти ракеты доставали до стратосферы и немного выше, не позволяя спутникам-бомберам спускаться для сброса самонаводящихся бомб.

За кольцом ракетных ПВО-платформ топтались зенитные «аметисты» – близкие родственники «чино», у которых вместо пушек были установлены шестиствольные артавтоматы большого калибра. «Аметисты» разбирались с целями, мелковатыми для платформ «омо», и надежно прикрывали район от проникновения пилотируемых штурмовиков.

Все это Джек смог рассмотреть только теперь, после окончания погрузочных работ.

День был солнечный, в небе ни единого облачка, и оптические блоки на массивных корпусах «аметистов» могли разглядеть в прозрачной вышине все, что хотели.

«Дармоеды», – подумал Джек, по мнению которого присутствие такого количества техники было неоправданно. Человек сельского склада, он был прижимист на расходы, в том числе и в масштабах всего Промышленного союза.

Ну зачем они нагнали полсотни этих машин, если можно обойтись дюжиной?

«Так и уедут с промасленными стволами», – подумал он и решил, что обязательно посчитает все машины сверху, когда дискорама поднимется.

Спустя четверть часа корпус транспорта вздрогнул, словно от судороги, где-то снаружи зарокотали турбины, и вся эта масса вдруг сдвинулась с места и, вопреки ожиданиям Джека, заскользила по горизонтали.

Взметнувшийся песок тотчас закрыл вид за окном, но, прежде чем пыльная буря окончательно все застила, Джек увидел, как, вздрогнув, закрутились роторные пушки «аметистов», но куда они стреляли, было непонятно. Дискорама скользила все быстрее, подрагивая, словно на огромных подушках. Затем двигатели взревели на максимальной мощности, и транспорт-гигант стал медленно набирать высоту.

Пилоты сидели кто на лавках, кто на ребристом полу – поверх брошенных курток. Боевые машины подрагивали в натянутых, как струна, стяжках.

Поскрипывала оснастка, пощелкивали крепления платформ, а Джек смотрел вниз, на мелькавшие где-то там красноватые скалы, образовавшиеся за последние пару тысяч лет из-за ветровой эрозии.

Ландшафт был непривычный – куда подевались ставшие родными дюны? Джек почти тосковал по этим песчаным волнам, как моряк по морю.

«Ну и как здесь воевать?» – удивлялся он, глядя на изрезанную каньонами красную глинистую землю. Наверное, так же выглядела поверхность необитаемых планет, где не выживало ни одно живое существо, кроме бактерий-соларофагов.

– Ну, наконец-то наступление! – произнес кто-то, и Джек вздохнул. Да, наступление, о котором говорили последние две недели.

Поначалу даже не верилось, ведь эти слухи возникали не впервой, но всякий раз что-то мешало, наступление откладывалось, а арконы продолжали давить, добивая последние, самые устойчивые форты.

Но потом пришел приказ – через три дня сниматься со всей материальной базой. Техпарк обещали перебросить позже, а всю ударную технику подготавливали к высадке.

За сутки до погрузки стало известно, что высаживать будут десантом – сразу в бой, и пилоты замучили Хольмера, требуя подробностей, хотя он ничего не знал.

Ничего не знали даже в батальоне, офицер оперативного отдела лишь лопотал что-то про обстановку, ориентирование на местности и прочее.

– Возможно, из дивизии пришлют какие-то указания перед погрузкой, – предположил он не слишком уверенно.

– А если не пришлют, сэр? – давил Хольмер.

– Ну… могут даже в полете… Времени разобраться будет достаточно…

– Спасибо, сэр, – сухо попрощался с ним комроты и, отключив рапид, долго ругался вполголоса.

Какой смыл получать указания на борту транспорта, если саму посадку и общую укладку следует производить исходя именно из этих указаний? Если отбрасывать противника «гассами», они должны грузиться последними, а если сдерживать пушками «чино», тогда этих топтунов нужно ставить ближе к аппарелям. Бардак, одним словом. Полный бардак.

В утро отправки пилоты снова насели на ротного, требуя диспозиции, и тот был вынужден признаться, что никакой диспозиции нет. Затем последовал часовой марш к месту старта и суетная погрузка. Настроение у всех окончательно испортилось. Люди как могли пытались отвлечься и старательно смеялись над старыми, по сто раз слышанными анекдотами.

Джек посмотрел на ротного, который сидел на отдельном, «шкиперском» стульчике и делал вид, что расслабленно отдыхает; однако беспокойные руки выдавали Хольмера, он не знал, куда их деть, и посматривал в сторону своего «гасса».

Капитану казалось, что одна из строп затянута слабо, ему хотелось встать и проверить ее, однако он понимал, что, скорее всего, просто нервничает, и если вскочит и побежит проверять, то же начнут делать и другие. И получится массовый навязчивый невроз накануне высадки в бой – хуже не придумаешь. Вот так.

– Пожрать у кого-нибудь найдется? – нашелся капитан, чтобы как-то скрыть свое состояние. Лучше бы, конечно, махнуть двести грамм коньяку или даже четыреста, но пьяным в бой Хольмер не ходил. Он отвечал не только за себя, на нем была вся рота.

На той же платформе, но на два сектора дальше размещалась вторая рота. Вскоре оттуда, лавируя между растяжками и опорами роботов, пришел командир второй роты Бисмарк. Он остановился неподалеку и, подождав, когда Хольмер обратит на него внимание, поманил рукой и отошел на нейтральную территорию, заваленную контейнерами с боекомплектом.

– Ну, как там твои? – спросил Бисмарк, когда они остановились возле стопки ящиков.

– Хреново. Никто же ничего не знает…

– А я тут кое-что выяснил… – сказал Бисмарк и огляделся, как будто боялся, что их подслушают.

– Ну, не томи.

– Знаю, что лететь нам два с половиной часа.

– Откуда узнал?

– Штурману местному закурить дал, мы поболтали, ну он и высказался…

– Что говорил? Что там за места?

– Вроде песок есть…

– Песок – это хорошо, – вздохнул Хольмер, засовывая руки в карманы. – Что еще?

– Говорит, есть лес. Но это в том случае, если мы зацепимся.

– А можем не зацепиться?

Бисмарк пожал плечами и снова огляделся.

– Штурман сказал, что арконов окучивают уже вторые сутки – плацдарм набивают. Говорит, дым столбом стоит, а прошлым рейсом перебросили четыре «голиафа»…

– Ни хрена себе! – воскликнул Хольмер и даже хохотнул. – Значит, все серьезно!

– Серьезно, если этих «голиафов» штурмовики не накрыли. Парень жаловался, что тесно там в небе. Арконы за нашими не поспевают, ну и бросают в ход всю воздушную кавалерию.

– Так уж и всю?

Бисмарк пожал плечами.

– Приедем через два часа и узнаем. Ладно, пойду к своим, а то они тоже, как дети малые, всего боятся.

– Обстановка непривычная, это тебе не «середняк».

– Да, не «середняк», – согласился Бисмарк и пошел к себе, а Хольмер вернулся к своим пилотам.

– Сэр, вот, нашлась шоколадная плитка! – сказал ему пилот Новинский, поднимаясь навстречу и протягивая пайковый батончик.

– Зачем? – не понял Хольмер.

– Вы же поесть просили…

– Ах да, совсем забыл, но я лишь половинку возьму, больше мне не одолеть.

Капитан разломил батончик и вернулся на «шкиперский» стул, откуда, посасывая шоколадку, стал посматривать на Новинского, который служил в роте вторую неделю и осваивал вернувшийся из ремонта «гасс» Сида Хардина. А тот пока находился в госпитале.

Кое-какая школа у Новинского была, и «гасс» он водил неплохо, а вот со стрельбой на дальние дистанции были проблемы, хотя пятьсот метров и тысячу двести он освоил хорошо. Имелся и другой затык – Новинский еще не нюхал порох, и неизвестно было, как он поведет себя в реальном бою.

До назначения парень закончил «учебку» по укороченной программе, а до этого служил в охране воинских грузов. Из личного дела было понятно, что под обстрелом бывал, в обороне груза участие принимал. Но это дело пехотное – забился в щель и сиди, пока обстрел не прекратится, а потом вылазь и стреляй. А в кабине робота такой паузы, когда можно собраться и перевести дух, нет. Следует все время вертеться, стрелять, стрелять и еще раз стрелять, не забывая выводить машину с линии огня, и не пропадать в эфире, когда все кругом орут, командир отдает приказ, а пилот вдруг ничего этого не слышит, занятый стрельбой и маневрированием.

Нужно успевать делать все, а иначе толку не будет, пример тому Том Сиджис, прибывший из пехоты полтора месяца назад. И умница, и в железках разбирается, и стреляет с основного орудия так, что можно только порадоваться. А вот в бою путается. Дважды вывозили его на незначительные задания, но всякий раз парень впадал в ступор, и не из-за страха – капитан видел это, просто он не успевал делать все сразу, ему была нужна «пехотная передышка», которой у пилотов не было.

Но Том не пропал, он достался Берту Тильгаузену, который за пристрастие новичка к разборке железок сразу признал в нем своего, так что в этом случае талант сгодился в дело.

О том, что они приближаются к месту высадки, Джек начал догадываться сам, когда транспортная дискорама все чаще стала пересекать облака высоко поднявшейся пыли. Ничего особенного при этом не происходило, лишь панорама в иллюминаторе слегка затуманивалась на десяток секунд, а затем снова прояснялась, но, глядя вниз, Джек видел длинные, размытые ветром шлейфы, которые определенно были подняты долгими артобстрелами или бомбардировкой. И то, и другое свидетельствовало о высоком уровне противостояния.

Не нужно быть дипломированным стратегом, чтобы понять: переброска такого количества войск не могла пройти незаметно, поэтому даже место для посадки дискорамы тардионам приходилось отбивать у противника в открытом бою.

Через полтора часа полета за бортом дискорамы были уже сплошные пыльные бури, а параллельным курсом с ней следовали штурмовики «барракуды». Часть из них, раскрашенные в черно-желтую маскировочную гамму, несли вооружение «воздух – земля» и были загружены сверх всякой меры, а примерно треть машин, зелено-голубой раскраски, были приспособлены к воздушным схваткам. В носовой части у них имелась роторная пушка в бронированном чехле, а под крыльями и на корпусе – множество цилиндрических контейнеров, забитых малокалиберными ракетами «воздух – воздух».

Почему-то Джек сразу подумал, что эти – в светлых «барракудах», считают себя элитой, а те, в желто-черных, злятся на них за это и не всегда летуны ладят на земле, зато в бою им приходится драться бок о бок.

Черно-желтые утюжили цели на земле, прикрывая зелено-голубых от ракетных комплексов и кусачих зениток, а те, в свою очередь, бросались наперехват арконовским облегченным «джорджо», которые группами охотились на тяжелых от бомб черно-желтых «барракуд».

«Наверное, как у нас», – подумал Джек, вспоминая о постоянной пикировке между пилотами «гассов» и «греев».

Между тем капитан Хольмер начал наконец получать указания начальства.

– Внимание, рота! До высадки двадцать минут! Подойти к машинам и приготовиться к снятию стяжек! Первыми будут сгружаться «гассы», за ними – «чино»! «Греи» должны быть в готовности выдвинуться с флангов и прикрыть высадку от авиации противника!

Пилоты повскакивали, загомонили, но из-за нескончаемого гула двигателей это походило на пантомиму. На других площадках персонал тоже побежал к машинам, и за несколько секунд вся платформа превратилась в подобие растревоженного муравейника.

Джек оставался возле иллюминатора. Его «таргар» стоял у самой стены, и у него была еще куча времени, поскольку и стяжек было меньше, и на высадку он шел в последнюю очередь. Это даже хорошо, что будет время осмотреться.

Тем временем ситуация за бортом быстро менялась. Висевшие на параллельном курсе «барракуды» вдруг метнулись кто куда, и Джеку стало страшновато – ему показалось, что их бросили. Однако это было не так: вскоре он сумел рассмотреть мельтешение черных точек – где-то далеко, у самого горизонта. Очевидно, это был воздушный бой, время от времени там расцветали красивые, словно цветы, огненные вспышки, веером разлетались разноцветные трассеры и сыпались вниз горящие обломки.

Дискораму здесь встречали неприветливо.

– Как там, горячо? – спросил Баркли, оттесняя Джека от иллюминатора. – Ох, ни хрена себе!

И тут же, оставив Джека, убежал растреноживать своего скакуна.

Дискорама стала быстро снижаться – то ли так было задумано, то ли ситуация в воздухе складывалась скверная. Джек подозревал второе, поскольку далекие мельтешащие точки стали значительно жирнее и теперь до них было рукой подать, а это значило, что оборонявшие транспорт силы оказались слабее арконских.

– Внимание, до высадки четыре минуты! – сообщил капитан Хольмер, стоя у опор своего «гасса».

Время стремительно сжималось, и обстоятельства подхлестывали пилотов дискорамы поскорее совершить посадку. А пилоты роботов отчаянно вертели сгонные гайки стяжек, оставляя машины только на двух струнах.

Снимать все стяжки сейчас было нельзя: кто его знает, вдруг посадка будет жесткой, тогда многотонные машины могут сорваться с места и устроить в трюме разгром.

Пока о таком рассказывалось только в инструкциях, но каждый пилот понимал, что это возможно.

Внезапно весь корпус огромного транспорта содрогнулся от мощного удара, двигатели потеряли обороты, и дискорама как будто просела. На мгновение Джеку показалось, что они падают, но затем двигатели вновь стали набирать обороты, и Джек снова выглянул в иллюминатор.

Однако лучше бы он этого не делал, потому что в этот момент зелено-голубая «барракуда» разлетелась на куски всего в сотне метров от дискорамы.

Казалось, это была последняя их защита и теперь проворным «джорджо» никто не мешал разделаться с перегруженным транспортом, но вдруг в огненной карусели закрутились полтора десятка новых сине-зеленых «барракуд», «джорджо» бросились врассыпную, получая удары ракет и теряя куски обшивки. Черный дым и пламя раскрасили все до самого горизонта, и Джек облегченно вздохнул, решив, что тардионы окончательно победили, однако он поспешил.

Раздался оглушительный треск, Джеку показалось, будто десяток стяжек разом оборвались, не выдержав нагрузки, но стяжки были ни при чем. Оглушительный грохот, покрывший вой подраненных движков дискорамы, был вызван ракетой, которая пробила корпус судна да так и осталась торчать в стене, выставив напоказ закругленный нос неразорвавшейся боевой части.

За толщей иллюминатора полыхнул вспышкой дерзкий «джорджо», пораженный пушками тардионских «барракуд», однако он сделал свое дело: тясячефунтовая ракета торчала в боку дискорамы, готовясь рвануть, как только придет подходящее настроение.

– Под стены!!! Всем под стены!!! – заорал капитан Хольмер, бросаясь к спасительным обшивкам. Внутри ракеты была шрапнель – чем ближе к ней, тем меньше вероятность, что зацепит. Но каково было второй роте, которая располагалась напротив этой боеголовки!

Джек рухнул возле лавки и закрыл голову руками, как будто это могло помочь. Ракета обязана была взорваться при касании борта, но что-то у нее не заладилось, и исполнение приговора было отложено на неопределенный срок.

Вторая рота растворилась без следа, они услышали крик Хольмера. Другие подразделения на платформе тоже кое-как сумели спрятаться, а затем Джек увидел из-под ладони вспышку и взлетевший «берг», который понесся через трюм, теряя опоры и манипуляторы. За ним, болтая обрывками стяжек, пролетел какой-то мусор и обломки «грея». Все это врезалось в пустую стену, полыхнули искры перебитой электропроводки, и воцарилась абсолютная тишина, хотя мимо бегали люди, хлестала противопожарная пена и Хольмер с капитаном Бисмарком размахивали руками, призывая своих пилотов к машинам.

Повинуясь общему движению, Джек подбежал к «таргару» и принялся крутить сгонную гайку на одной из стяжек. Он так увлекся, не замечая ничего вокруг, что сильно удивился, когда все вокруг крепко тряхнуло и «таргар» закачался на ослабленных стяжках.

Оказалось, что дискорама наконец села, но села нештатно, о чем свидетельствовала чуть перекошенная плоскость погрузочной платформы. Тем не менее огромные ворота открылись и аппарели стали раскладываться наружу, однако еще до того, как они встали на грунт, сгрудившиеся у выхода «гассы» незнакомого Джеку подразделения открыли шквальный огонь по не видимым пока целям.

И тут Джека так резануло по ушам этим грохотом, что он закашлялся.

Его будто пронзило разрядом молнии, и он скорчился от боли, однако в ту же секунду ватная тишина, в которой он пребывал, разорвалась грохотом орудий «гассов» и торопливой трескотней автоматических пушек «греев», которые ухитрялись протискиваться между старшими братьями.

Высадка шла полным ходом.

– Стентон, не спать!

Это уже был Хирш. Он залез в кабину своего «грея», и в этот момент в трюм влетел снаряд. Он пробил стену насквозь и завяз где-то в машинном отделении, зато подстегнул десант, и роботы повалили наружу, прыгая с платформы сразу на грунт.

Враг торопился воспользоваться такой скученностью, засевшие на высотах роботы и танки били навскидку, попадая то по тардионским роботам, то по корпусу осевшей дискорамы.

– Стентон, слышишь меня?! – спросил лейтенант, когда Джек уже был в кабине «таргара».

– Слышу, сэр…

– Сейчас выскочишь, и триста метров вправо – там густой кустарник!

– А вы, сэр?! – крикнул Джек, стараясь перекричать многоголосие раскалившегося эфира.

– Там разберемся! Пошли, наши уже выходят!

Пришлось торопиться, поскольку вторая рота уже напирала – им тоже не терпелось покинуть железную коробку, которая оказалась не такой уж безопасной.

Цепляясь опорами за брошенные стяжки, Джек довел машину до аппарелей, а затем заставил ее прыгнуть, опасаясь, что в сутолоке его подстрелят. Снаряды здесь ложились очень густо, то и дело шваркая по изрубленным бортам дискорамы.

«Наверное, она уже не поднимется», – подумал Джек, и в этот момент над его кабиной ухнула пушка «гасса» капитана Бисмарка.

Помня наставления Хирша, Джек довернул вправо и понесся на дизеле и батарее так, что шум ветра перекрыл грохот канонады.

Здесь была незнакомая земля, здесь была незнакомая растительность, и то, что здесь называлось кустарником, в дюнах тянуло на молодой лес.

«Таргар» влетел в заросли, Джек опустил кабину, и в следующий момент чуть впереди в низину легли два снаряда. Осколки лязгнули по броне, Джек замер, но опасения были напрасными – маленький «таргар» никому не мешал, ведь Джека здесь еще не знали.

В него стреляли лишь потому, что он двигался – моторика артиллеристов, ничего более.

– Джек, ты как?! – крикнул капитан Хольмер, Джек едва узнал его сильно изменившийся голос.

– В порядке, сэр!

– Не отставай от колонны!

– Понял!

Что капитан подразумевал под колонной, понять было трудно, из трюмов дискорамы разбежалось почти два батальона машин, которые прорывались теперь куда-то вперед – на высоты.

Транспорт сидел в низине, и противник на высотах имел заметное преимущество, хотя пушек у десанта было раза в четыре больше.

Джек решил продвигаться под прикрытием молодого леса и стал спускать «таргар» в балку, где даже имелось немного воды – по колено роботу. Она была взбаламучена взрывами, однако это не уничтожило обитателей болотца, под опорами «таргара» то и дело проскальзывали змеи и тритоны.

Канонада не прекращалась, подразделения тардионов развивали наступление, с ходу налаживая взаимодействие. Впрочем, несколько машин уже горели, а к неослабевавшему огню вражеских орудий присоединялись штурмовики «джорджо».

Правда, встречали их тоже дружно, и «джорджо» уносились прочь, роняя оснастку и куски плоскостей. Повторные заходы они делали осторожнее и на большей высоте, однако злые пушки «греев» доставали их и там, не давая сбросить бомбы прицельно.

Пока Джек пробирался через затопленную балку, перестрелка стала затихать, он уж было решил, что дело сделано, но, когда выскочил на берег, пушки загрохотали снова.

Сборные подразделения тардионов, перегруппировавшись, рванулись вперед – на штурм высоток, по которым теперь наносили удары «барракуды» и редкие группы стритмодулей.

Заметив своих, Джек пустил «таргара» во всю прыть, лавируя между воронками и перепрыгивая через оторванные детали подбитых роботов – эта неподготовленная атака давалась тардионам недешево.

Не добившись быстрого перевеса, тардионские роботы сделали несколько залпов ракетами, однако у противника было в избытке пэ-рэ-зе, и несколько высот в округе окутались белым дымом от разрывов ракет-перехватчиков.

После первых суматошных минут высадки тардионы окончательно оправились и, наладив взаимодействие, стали атаковать по военной науке, чередуя огонь из пушек роботов и удары с воздуха. Вскоре противник понял, что шансов удержать позиции у него нет, и предпринял отчаянную таранную атаку. Четверка средних танков вдруг выскочила из капониров и понеслась по склону, прыгая на неровностях и лихо проносясь по стенам промытых дождями оврагов. Их наступление было столь стремительно и столь блестяще выполнено, что запоздалые выстрелы по сложным целям не дали результатов и вскоре танки стали сносить недостаточно проворные «чино», «крузы» и «берги». Тяжелые машины перелетали через башни танков, словно огромные игрушки, приземляясь то набок, то вверх тормашками, то на стволы пушек.

Тонконогие «греи» успевали уступить дорогу, «гассам» же оставалось только отпрыгивать в сторону, Джек впервые видел, чтобы такие махины скакали, словно кузнечики!

Прошли какие-то мгновения, и Джек заметил, что один из бешеных танков несется прямо на него! Ну не то чтобы сразу на него – перед Джеком еще было несколько машин пилотов его роты, но они мгновенно разбежались, даже «чино» ухитрились перетоптаться в сторону, а прикрывавший их «гасс» капитана Хольмера так и остался на месте, словно забыл, что и ему следовало спасаться.

В какой-то момент, когда столкновение казалось неизбежным, «гасс» легко, словно танцовщик, подпрыгнул, пробежался по броне пролетающего внизу танка и, уже спрыгивая с его кормы, почти в упор вогнал снаряд под основание башни.

Сверкнула яркая вспышка, брызнули обломки брони, и сорванная башня поскакала впереди танка, который, рыская по сторонам, соскочил гусеницей в глубокую воронку и остановился.

Однако битва с тремя другими танками продолжалась. Со всех сторон на них сыпались снаряды, силы были неравны, вскоре были уничтожены еще две машины, но последняя, счастливо избежав крупнокалиберных пушек, вдруг помчалась прямо на «таргар» Джека.

Тридцатитонная машина неслась, звонко постукивая траками, и никто не мог остановить этот стремительный бег, опасаясь зацепить Джека.

Совсем рядом поднялись столбы грунта от прилетевших с высоток снарядов, но «таргар» не пошевелился – Джек напряженно выжидал момент маневра танка, чтобы понять, куда бежать, однако бронированная коробка не собиралась маневрировать, и Джек чувствовал, что начинает бояться – потеть, задыхаться, что случалось с ним крайне редко. Одно дело, когда все происходит в движении, и совсем другое – стоять и смотреть, понимая, что ничего нельзя сделать, и слышать в эфире хор встревоженных голосов.

– Двигайся, Стентон! – крикнул ему Хирш, и лишь тогда Джек навел на танк перекрестие и выстрелил гранатой.

Рука дрогнула, и вместо того чтобы ударить в башню, граната сорвала правую гусеницу, отчего танк занесло влево и он почти перевернулся, на мгновение показав бронированное днище.

Капитану Хольмеру этого хватило, чтобы влепить в днище еще один снаряд. Танк вздрогнул от удара, снова встал как положено, но с места больше не двинулся, пожираемый изнутри разгоравшимся пламенем.

Все высоты были захвачены, с них открывался прекрасный вид на запад, где по всему фронту, насколько хватало глаз, поднимались столбы пыли и дыма, а над захваченными врасплох фортами арконов проносилась тардионская штурмовая авиация.

Восток выглядел хуже – склоны холмов были усеяны подбитыми машинами. Некоторые были в «разобранном состоянии», другие догорали, а поврежденные еще могли передвигаться и, прихрамывая, спускались в долину, где разворачивались временный госпиталь и техпарк.

В полутора километрах позади них садилась очередная дискорама, вздымая фонтаны пыли и напрочь сдувая заросли молодого леса.

– Хирш, твоя цель – минометная батарея! Папа Рико – идешь за мной!

– Сэр, у меня ход потерян! – пожаловался старший сержант, его «гасс» едва перебирал опорами, оставляя на земле масляный след.

– Ладно, исполняй роль артиллерии… Новинский!

– Развиваю шестьдесят процентов мощности, сэр! Повреждена батарея!

– Этого хватит. У нас приказ – взять под контроль позицию «ноль-восемнадцать». Все хорошо видят ее на карте?

– Все, сэр! – отозвался Джек.

– Да, Джек, тебя я услышал… Вперед, бойцы! Не растягиваться!

До минометной батареи было две тысячи триста метров, так указывал лазерный дальномер. Батарея молчала, чтобы не выдать себя тардионским штурмовикам, которые пока преобладали в воздухе, но Джек не сомневался, что скоро она заговорит.

Не успела рота спуститься с высоток в долину, как из-за следующей гряды холмов выскочила группа «гассов» – уже сильно потрепанных, но все еще готовых сразиться с наступающими.

Одновременно проснулась минометная батарея, а в воздухе появились звенья легкокрылых «джорджо». Вниз посыпались малокалиберные бомбы, и всю долину заволокло пылью от взрывов.

Эфир снова наполнился командами и ругательствами. На выручку своим бросились несколько «барракуд», и в небе завязался бой. А на земле кучно ложились мины, и злые осколки гремели по броне, высекая искры.

Джек находился выше других машин роты и, чтобы не оставаться в стороне, открыл огонь из своей малокалиберной пушки, выбрав в качестве цели крайний, на правом фланге, арконовский «гасс».

По траекториям маркеров он видел, что попадает в корпус вражеской машины. Хотя вреда такой калибр «гассу» не наносил, Джек знал, как нервно реагируют пилоты на каждый удар по броне, ведь у тяжелой машины, при всей ее кажущейся неуязвимости, имелись и слабые места – не слишком заметные, но увы, доступные для случайных осколков и снарядов малого калибра. Поэтому Джек стрелял не прекращая, стараясь отвлечь на себя внимание вражеского пилота.

Одна за другой вражеские машины покрывались вспышками попаданий и сходили с дистанции. Казалось, время арконов сочтено и ждать помощи им неоткуда, но вдруг все небо с западного направления заполонили арконские «барракуды». Легкокрылые «джорджо» уступили им место, и на землю обрушился град двухсотфунтовых бомб.

Земля закачалась под опорами «таргара», взметнулись комья земли и облака едкой пыли. В одно мгновение все вокруг погрузились в густую красноватую пелену. Чтобы прорвать ее, Джек прибавил ходу, надеясь там, внизу, вырваться на чистый воздух, но не получилось. В подсвеченной солнцем пелене вдруг появился силуэт хромого «гасса», и Джек сразу понял, что этот робот чужой.

«Пропустили в пыли, не заметили…» – подумал он, понимая, что противник прошел сквозь передовые порядки его роты.

Можно было уступить ему дорогу и позволить выйти на второй эшелон – авось распознают и располовинят не мешкая, однако Джек не привык уступать дорогу, он соглашался лишь на маневрирование.

Он трижды выстрелил из пушки, давая аркону понять, что все еще здесь. «Гасс» качнулся вправо и вскинул манипулятор, но Джек тотчас сместился в сторону, успев выстрелить еще дважды, а потому ухнуло орудие «гасса».

Фугасный снаряд вошел в землю под «таргаром», а затем подбросил легкую машину в воздух, и Джек, впервые за долгое время, почувствовал, что падает вверх тормашками.

Потом последовал сильный удар, и страховочные ремни больно впились в плечи.

«Фигня, и не такое случалось…» – подумал Джек, решив, что пора выбираться из кабины и ползти к своим. И не забыть захватить револьвер.

Он нажал кнопку аварийного сброса двери, но она не сработала.

«Вот свинство!» – мысленно вознегодовал Джек, чувствуя во рту привкус крови. Затем его внимание привлек экран передней камеры и появившийся в разломе света силуэт арконской «барракуды».

Тяжелый штурмовик, как видно, потерял ориентацию и набор всех самых главных целей, но в последний момент пикирования система наведения выхватила уже поверженный «таргар», и пилот, не медля ни секунды, включил сброс двухсотфунтовой бомбы, а затем вывел машину из пике.

В коридоре прозвучал гонг. Джек открыл глаза и осторожно повернулся на спину, боясь побеспокоить ссадины по всему телу, которые были аккуратно заклеены огромными пластырями с мазью Яблонского.

У мази был резкий запах, напоминавший одновременно морскую рыбу и речной орех. Наверное, мухи о таком запахе могли только мечтать, но Джеку он не нравился, он вообще не мог нравиться ни одному человеку, за исключением, пожалуй, немолодой медсестры, которая ежедневно меняла Джеку пластыри и черпала мазь Яблонского из огромного пластикового ведра.

Впрочем, в палате, где лежал Джек, этой мазью мазали всех четырех пациентов, так что подобной вонью здесь никого нельзя было удивить. Все привыкли к ней и уже не замечали.

– Але, кавалерия! Вы на завтрак идете? – спросил один из пациентов – сержант Ветлок, попавший в отделение с ожогами, полученными при объемном взрыве. Ветлок был самым активным в палате и постоянно командовал и распоряжался.

– Я не пойду… – капризным голосом пожаловался капрал Лихарь. – Опять эту манную кашу давать будут – я ее жрать не могу, в ней пенки!

– И что, так и будешь без завтрака жить?

– Нет… Я попозже в буфет схожу, у меня еще деньги остались.

– А ты, Шарсан?

– Я иду без вопросов, – сказал давно не брившийся танкист, выпрастывая из-под одеяла забинтованные ноги. Ты идешь?

– Иду… – ответил Джек, привычно попадая ступнями в тапочки.

– Как шкура? – спросил сержант Ветлок.

– Ничего вроде. Сегодня нормально разогнулся и в толчок ночью ходил – сидел ровно, а не как раньше – врастяжку.

– Выздоравливаешь, стало быть. А как насчет манной каши?

– Да сколько угодно. Ее же с маслом дают, я не против.

– Вот, Лихарь, смотри, как Малой рассуждает – настоящий солдат, хотя и себя не помнит… Ладно, идем, кавалерия, только насмешки держать стойко и на провокации не отвечать, пока я не разрешу. Понятно?

– Понятно, – отозвался Джек и, придерживая полы байкового халата, потрусил следом за сержантом.

В коридоре пахло карболкой или еще каким-то дезинфицирующим средством. А еще потягивало сквозняком.

– Вы чего так медленно?! – строго спросила медсестра Агнета, плотная дама лет тридцати пяти и метр девяносто ростом.

– Извините, мадам, нездоровы еще… – пробормотал сержант Ветлок. Джек проскочил мимо дежурной сестры молча, а Шарсан улыбнулся так широко, что у него, наверное, заломило шею.

Пробежав по узкому коридору своего отделения, они оказались в большом фойе перед столовой, где накапливались все пациенты госпиталя перед тем, как войти под своды столовой – обеденного зала с высокими сводчатыми потолками.

Говорили, будто здание являлось историческим памятником и ему не одна сотня лет, но Джека это мало волновало, поскольку пациентов его отделения в столовой ожидали неприятные сюрпризы. Сами они к запаху мази Яблонского были невосприимчивы, зато все прочие жаловались на вонь, из-за которой якобы не могли есть.

«Эй, вонючки!» – кричали им все вокруг и бросались намоченным в компоте хлебом. Особенно усердствовали пациенты хирургического отделения – даже с загипсованными руками.

Лишь сидевшие за двумя самыми дальними столами оставались совершенно спокойными: это была элита госпиталя, они лечились от триппера.

Наконец они добрались до своего стола, и Джек сразу схватил кусок позавчерашней булки, чтобы размочить ее в блюдце с вареными фруктами – это здесь называли компотом.

Вскоре через голову разносившей тарелки санитарки прилетели два мокрых мякиша. Один угодил в ножку стола, другой в стену.

– Это Лысый Румфольд… – сразу догадался сержант Ветлок, хотя из-за санитарки не видел, кто бросал хлеб. – Малой, ты готов?

– Готов, – ответил Джек, заготавливая клейкие шарики.

– Вон он, рожа лысая… Делает вид, что занят пудингом… Огонь!

Джек прикинул расстояние, посмотрел на старшую санитарку, следившую за порядком в столовой, и, метнув мякиш, попал Румфольду прямо в макушку.

От удара мякиш разлетелся в стороны, угодив в тарелки других пациентов. Румфольд с компанией погрозили «вонючкам» кулаками. Зато сержант Ветлок счастливо рассмеялся, но, поймав на себе взгляд старшей санитарки, тотчас уткнулся в тарелку, продолжая хихикать и подмигивать товарищам.

– Вот сразу видно, Малой, что ты человек артиллерийский. И недели не прошло, как ты тут образовался, а уже второе попадание по Лысому. Ты артиллерист – стопудово!

– Не факт, – покачал головой Шарсан, – он вполне мог в танке сидеть, как офицер наведения…

– Ну какой офицер, Шарсан? Ты посмотри на него – ему же лет мало! – возразил сержант.

– А чего молодой? Это что – диагноз? Видал я молодых, справлялись не хуже старых.