Другое человечество. Здесь кто-то побывал до нас... Маслов Алексей

Найти почти ничего невозможно

Безусловно, существуют и объективные причины, объясняющие малое количество костных останков древних гоминидов, их разрозненность и отсутствие переходных звеньев. Прежде всего, за редким исключением не найдено ни одного целого скелета, и палеоантропологи нередко вынуждены воссоздавать облик гоминида по нескольким костям. Предполагается, что после гибели гоминида он пожирается дикими животными и птицами, его кости растаскиваются по разным направлениям, и между ними уже сложно установить связь. Часть костей, попадая на солнце, постепенно разрушается, другая часть покрывается землей. Однако полной консервации не происходит, поскольку при ряде условий разрушение костей идет еще быстрее, чем на открытом воздухе. Например, кости могут попасть в низинную местность, куда постоянно в течение многих лет стекают почвенные воды, из костей быстро вымываются минеральные соли, они становятся хрупкими и постепенно рассыпаются в пыль. В другом случае действительно происходит частичная консервация костей без доступа воздуха, разрушение замедляется, однако под тяжестью многих тонн земли и камней кости деформируются настолько, что уже сложно установить их точный первоначальный вид, причем в случае с костями черепа это особенно актуально, поскольку такая деформация крайне затрудняет установление объема мозга. В общем, объективных причин отсутствия предков человека в земле немало, но все это несопоставимо с предполагаемыми тысячами и миллионами переходных звеньев, которые должны залегать в земле.

А вот еще одна причина. Большинство находок не столько раскапываются палеоантропологами, сколько вымываются из речного берега или обнажаются в земных разломах. Однако во время паводков изолированные обломки костей одного и того же гоминида покрываются слоями тонкозернистых осадков, изменяя свою форму. Более мелкие кости, отломы, зубы уносятся водой вниз по течению, оказываясь порой во многих километрах от места первоначального залегания.

Наконец, когда в результате изменения русла реки обнажаются некоторые слои ее поймы и череп или другие крупные кости оказываются снаружи, они тотчас начинают подвергаться сильному выветриванию и также могут целиком разрушиться прежде, чем их обнаружат исследователи.

Очевидно, что множество останков гоминидов, живших несколько сот тысяч лет назад, уже разрушены и никогда не дойдут до нас.

В результате крайне долгого периода многие костные останки прошлого буквально рассыпались в пыль либо оказывались на такой глубине, что сегодня не представляется никакой возможности извлечь их. К тому же мы, в сущности, не знаем, где производить раскопки. Не случайно все древнейшие следы деятельности человека были обнаружены во время шахтных работ, а не в результате целенаправленных исследований.

От древних людей остается очень немного – время способно разрушить все. И современных находок явно недостаточно, чтобы восстановить истинную картину возникновения человека на земле. На фотографии: нижняя челюсть и зубы Человека прямоходящего из Сулавеси, Индонезия. Им «всего лишь» около 1,5 млн лет, так что же должно оставаться от тех, кто жил десяток миллионов лет назад?

И, тем не менее, если бы некоторые слои земли действительно содержали в огромном количестве следы переходных звеньев, их можно было бы находить без особого труда, особенно в тех местах, где климат благоприятствовал проживанию человечества, например, на юге Китая, на островах Индонезии, в Африке. И их, конечно же, находят, но далеко не так много, как предполагалось раньше. И самое главное – среди них нет тех знаменитых «переходных звеньев», на которые так надеялись не так давно многие последователи теории эволюции.

Так может быть, их действительно нет? Кажется, так и есть.

Возможно, какие-то конкретные виды и могли быть целиком уничтожены временем, но более крупные подразделения остались. Более того, большинство из них просто не могли вообще исчезнуть с лица земли.

Майкл Бейджент, ярый противник возможности обнаружения какого-то нового «переходного звена», приводит интересные расчеты. Сегодня общее число живущих отрядов наземных позвоночных равняется 43, а общее число из них, зафиксированных в ископаемой истории, то есть, проще говоря, найденных в древних слоях земли, равняется 42. И это значит, что к сегодняшнему дню обнаружено 97,7 %. Значит, найдено практически все, что возможно найти. И даже если обнаружить еще один отряд позвоночных, это уже не изменит кардинальным образом картину мира. Близко к этому обстоит дело и с числом наземных позвоночных. Общее число ныне живущих семейств наземных позвоночных – 329, а общее число зафиксированных в ископаемой истории – 261. И это значит, что к сегодняшнему дню уже обнаружено 79,9 % [15, 31]. Таким образом, можно заключить, что костные останки подавляющего большинства семей и отрядов сегодня уже обнаружены, и ученые располагают полной картиной развития живых видов на земле. И, по сути дела, то, что мы имеем сейчас, довольно точно передает нам общую картину древнего мира.

Да можно ли вообще их обнаружить? Из миллиарда существовавших на Земле видов животных более 99,9 % не оставили никаких следов своего существования [173, 31].

Многие же вымершие животные в силу процессов разложения просто не оставили никаких костных следов. Хранитель Чикагского музея естествознания Дэвид Рауп и палеонтолог из Университета Джонса Хопкинса Стивен Стэнли подсчитали, что в музеях мира хранятся ископаемые остатки 130 тысяч различных видов животных, в то время как в настоящее время на Земле живет примерно 1,5 миллионов видов. По их оценкам, со времени кембрия на Земле жило около миллиарда видов животных, то есть более 99,9 % этих видов не оставили никаких следов своего существования [324].

Шанс обнаружить переходные звенья между уже открытыми видами крайне ничтожен, если не отсутствует вообще. И в этом случае мы можем абстрагироваться от «еще не открытых» останков, поскольку они не могут повлиять на общую картину развития.

Но даже теоретически, даже если знать, что где-то в земле залегает то бесценное «утраченное звено», найти его будет очень проблематично. Где точно искать? Обратим внимание: многие находки обнаруживаются просто случайно. Иногда их можно обнаружить в отвалах речных пород, иногда проточные воды выносят их на поверхность, иногда они проступают в разломах, как это случается в Олдувайском ущелье в Африке. Но никому еще не довелось за счет методичных раскопок обнаружить какие-нибудь останки древних людей. Да и где копать? Может быть, то, самое главное «утраченное звено» лежит под толщей льдов Антарктики, или под современными городами Европы, или в африканских джунглях. Все перекопать невозможно, поскольку не очень ясно, где искать.

Существуют интересные теоретические расчеты по этому поводу. Общий объем осадочных пород на континентальной части земной поверхности равняется приблизительно 550 млн кубических километров. Если предположить, что 100 000 ученых задались целью исследовать всего лишь 1 кубический километр породы, то, работая по 8 часов в день 365 дней в году со скоростью полкубометра в час, они закончили бы исследование одного кубического километра осадочной породы за семь лет! Разумеется, безо всякой надежды на успех, поскольку никто не гарантирует, что именно в этом 1 кубометре и находится столь долгожданная находка.

Вообще обнаружить какие-либо останки весьма и весьма проблематично. При определенных условиях разложение идет настолько стремительно, что через миллион лет скелет может практически полностью превратиться в пыль, не говоря уже о нескольких миллионах лет. Многие исследователи предполагают, что ключевой переход от обезьяноподобного предка к человеку произошел где-то 6–7 млн лет назад, а поэтому крайне важно найти останки, относящиеся именно к этому периоду. Но как раз именно здесь же проходит линия, ниже которой многие останки просто исчезли.

По этому поводу очень интересные расчеты сделал геолог Тьердь ван Андель. Он исследовал слой песчаника раннего мелового периода в Вайоминге, в Канаде, который отложился за 6 миллионов лет. Сначала он теоретически рассчитал толщину слоя, который должен был здесь отложиться за 6 млн лет, а затем сравнил свои теоретические расчеты с реальной толщиной слоя. Оказалось, что реальная толщина слоя составляет всего 2 % от теоретической, то есть 98 % осадочных пород отсутствовало. Ван Андель показал, что подобный результат можно встретить практически повсеместно [7, 397–398]. Объясняется это прежде всего тем, что в течение миллионов лет идет процесс постоянной эрозии старых отложений. Слои размываются, и, как следствие, те костные останки, которые когда-то залегали в них, исчезают навсегда. По некоторым подсчетам, 90–99 % осадочных пород навсегда исчезли.

Так почему же мы все еще надеемся, что будет обнаружен еще кто-то, кто прольет свет на загадку происхождения человека? Безусловно, новая находка может углубить историю человечества или его отдельных видов. Именно так, например, произошло с находкой сихалантропа в Чаде, который обладал прямохождением еще 7 млн лет назад, то есть раньше всех австралопитеков, которые, как раньше предполагалось, были первыми прямоходящими гоминидами на земле. И все же ни одна из этих находок не доказывает накопления генетических изменений – они просто демонстрируют, что на земле постоянно параллельно проживали несколько видов людей и близких к ним приматов.

Костные останки развеваются ветром времени с поразительной скоростью. Порою остается лишь удивляться, что вообще что-то еще можно найти. Вот яркий пример этого. В Костенках (Воронежская область) была открыта одна из наиболее известных стоянок первобытного человека. Здесь располагались жилища первобытных людей эпохи палеолита и кости животных, датируемые 20–30 тыс. лет. Было подсчитано, что за 10 тыс. лет здесь могло совокупно проживать около 300 человек. Раскопки в этих местах ведутся уже почти сто лет. И за целый век в Костенках удалось обнаружить лишь четыре человеческих скелета, причем три из них крайне фрагментированы. Если данные верны, то «разрешающая способность» в данном случае составляет лишь порядка 1 %, причем на весьма небольшом отделении от нашего времени. И даже в этом случае появляется новая загадка – один из скелетов обладает очевидно выраженными африканоидными чертами.

Еще раз подчеркнем: не обнаружено никакого предполагаемого разнообразия промежуточных форм не только в отношении человека, но в отношении каких бы то ни было видов вообще. Вообще никаких! Обнаружены лишь виды, похожие друг на друга, но это не дает нам права предполагать, что они произошли один от другого. Похожесть не есть преемственность. А вот важнейшего доказательства реальной эволюционной преемственности – гигантского разнообразия промежуточных и тупиковых форм – на земле просто не существует.

Сразу отметим: не стоит сразу же впадать в гиперкритицизм. Само отсутствие необходимого костного материала автоматически еще не свидетельствует, что эволюция невозможна. Просто это говорит о том, что сама теория эволюции неадекватна тому материалу, который мы имеем сейчас. Психологически она вполне соответствует модернизованному, свободолюбивому и «наукозависимому» характеру мышления современного человека. Не сложно предположить, что в будущем исследователи будут находить все новые и новые находки, но уже сегодня очевидно, что никакого взрывоподобного прироста материала мы не получим, никакого потрясающего разнообразия исчезнувших промежуточных форм мы так и не встретим. Если бы они существовали, то, несмотря на все процессы разложения, слои земли были бы буквально нашпигованы такими останками. Но их нет. Нет важнейшего доказательства некогда протекавшей эволюции.

Изобретение недостающего звена

Никакие теоретические рассуждения не могут убедить тех энтузиастов, которые верят в существование знаменитого «недостающего» или «отсутствующего звена» – некого вида или цепочки видов, которые связывали бы воедино «последнюю обезьяну» и «первого человека». Недостающее звено еще до его обнаружения жило в умах антропологов и натуралистов. Его очень, просто очень хотели найти – ведь это разрешило бы многие противоречия. И, естественно, неоднократно предполагалось, как оно должно выглядеть. Несмотря на некоторые разногласия по этому вопросу, все сходились на том, что оно должно «поровну» сочетать в себе черты обезьяны и человека, например, иметь обезьянью челюсть и человеческий свод черепа, ходить на двух ногах, но при этом сохранять оволосение по обезьяньему типу.

Самый успешный претендент на роль «недостающего звена» – «Человек зари» – удерживал это место в течение десятилетий, но оказался то ли чьей-то неудачной шуткой, то ли откровенным мошенничеством

Соблазн найти, причем как можно быстрее, недостающее звено был столь велик, что оно… создалось само собой. При отсутствии реальных свидетельств, помноженных на страстное желание доказать свою правоту, не кажется странным появление некой «глупой шутки», как ее именовали позже, – останков Пилтдаунского человека. Хорошо сохранившийся череп «первого англичанина», или эоантропа, то есть «Человека зари», обнаружил в 1910 – 12 Чарлз Доусон – британский адвокат и геолог-любитель, который давно уже интересовался всякими окаменелостями и был страстно увлечен поисками «недостающего звена». Он регулярно посещал карьеры добычи гравия, что располагались на общественных землях в Пилтдауне, в поместье Бэкхем, в местечке Люис, что в графстве Сассексе. И вот однажды он обнаруживает то, на что так долго надеялся – фрагменты черепа, челюстной кости и зубы странной формы. Не будучи сам специалистом и понимая слабость своих познаний, Доусон поспешил со своими находками к Артуру Смиту Вудварду – известнейшему в то время ученому, хранителю отдела палеонтологии Британского Музея. Вудвард сам приезжает на место находок и после внимательного, хотя и недолгого изучения костей решает дать им законный ход – на заседании Лондонского Геологического Общества 18 декабря 1912 он официально объявляет об уникальном открытии. Вудвард, опираясь на весь свой опыт и авторитет, заявляет перед всем научным миром, что находки представляют собой доселе неизвестную разновидность исчезнувшего гоминида, который и являлся недостающим эволюционным звеном между обезьянами и ранними людьми.

Новая находка получает почетное и громкое название – «Человек зари Доусона» (Eoanthropus dawsoni). И отныне она занимает самое важное место в науке о возникновении человека. Научный мир настолько заждался этого недостающего звена, что практически сразу же признал находку. Особенно активно за ее статус недостающего звена ратовали именно английские ученые – ведь в этом случае выходило, что именно Британские острова, где обнаружен Человек зари, были тем самым важным регионом планеты, где впервые возникло раннее человечество. Питекантроп, который был ранее найден на Яве, был объявлен либо тупиковым звеном, либо просто обезьяной – его «дикость», судя по костям, была столь велика, что иметь такого «предка», да к тому же из Азии, современному просвещенному человечеству просто не хотелось. Мало кто в тот момент сомневался, что эоантроп был прямым предком современного человека.

Реконструкция пилтдаунского черепа, сделанная Артуром Вудвардом в 1913 г.

Почему находку признали столь быстро? Прежде всего, эоантроп очень точно соответствовал сложившемуся образу «недостающего звена»: абсолютно человеческий череп, свидетельствующий о развитии мозга, и абсолютно обезьянья челюсть, говорящая о том, что эволюционный путь становления человека в тот момент еще не завершился. Он очень точно – даже слишком точно – подходил под заранее высчитанный идеал – и именно это сыграло дурную шутку с учеными. Научный мир – и прежде всего эволюционисты – праздновали победу – находка выглядела точно так, как и предсказывали. Но дальше начали происходить некоторые неприятности.

Прежде всего, в результате исследований по установлению возраста слоев гравия в Пилтдауне, где было обнаружено «недостающее звено», проведенных в 1926, оказалось, что слои моложе, чем предполагалось ранее. А это означало, что эоантроп не мог быть столь давним предком человека, как думало большинство ученых. Но, может быть, каким-то образом в результате движения слоев земли древние останки эоантропа поднялись в более высокие и, как следствие, более «молодые» слои? По крайней мере, тогда это было единственное на тот момент объяснение столь неприятного сообщения о потенциальной «молодости» предка человека. Но вот с начала 30-х гг. в разных частях мира обнаруживают все новые и новые находки ископаемых гоминидов, в том числе новые виды Человека прямоходящего (к нему относились и новые находки питекантропа), более примитивного австралопитека, вполне «прогрессивного», хотя и считающегося «диким», неандертальца. Загадочным образом эоантроп – столь близкий к современному человеку и столь изящно вписывающийся в концепцию эволюции – оказывался полностью изолированным от уже открытых видов. И количество таких «странностей» увеличивалось с каждым годом.

С идеальным образом самой последней обезьяны и самого первого человека» расставаться очень не хотелось, но количество противоречий оказалось уже столь большим, что в 1953–1954 гг. несколько групп ученых принялись за новые исследования эоантропа. Результат шокировал всех, и в него долго не могли поверить: оказалось, что в течение десятилетий перед всем научным миром лежала откровенная, хотя и умело сделанная подделка. Останки «Человека зари» были составлены из вполне современного человеческого черепа (ему оказалось около 600 лет) и челюсти и зубов орангутана, а также из зубов, вероятно, шимпанзе. Затем все это вместе было помещено в гравий. Химические тесты показали, что фрагменты были преднамеренно состарены: скорее всего, их «выкупали» в ванне с хромом и другими кислотными железистыми растворами, в том числе и сульфатах. Все эти элементы без труда определились после химического анализа, причем ни хром, ни сульфат не встречаются отдельно в местах находки. Было также установлено, что зубы тоже были искусственно состарены – их подвергли искусственному трению и тем самым смоделировали плоский тип истирания зубов, характерный для человека, а не для обезьяны.

Подделка была освящена авторитетом известных ученых. В центре сидит Артур Кис, за ним стоят слева направо: Франк Барлоу, Графтон Смит, Чарлз Доусон и Артур Вудвард (худ. Джон Кук)

Последствия как самой подделки, так и ее разоблачения были поистине велики – никак не меньше, чем само «открытие» Человека зари. Прежде всего, это помещало быстрому научному признанию подлинности находок, сделанных в 50 – 60-х гг. в Африке – теперь скептикам везде виделись подделки. Во-вторых, хотя такая «аномалия», как эоантроп, была устранена из схемы эволюционного развития человека, проблему недостающего звена это не решало, а лишь еще больше запутало ситуацию – ни австралопитек, ни питекантроп, ни другие находки не подходили на его роль.

Так кто же решился на создание столь дерзкой подделки, кто решил «изобрести» собственноручно недостающее звено? Может, сам Даусон – столь удачная находка открывала ему двери в престижнейшее Британское Королевское Общество, в которое он никогда бы не попал ни при каких других обстоятельствах? Может, это Вудвард, который получил немалую долю славы от открытия? Но некоторые считали, что он сам стал жертвой и кто-то решил посмеяться над амбициозным Вудвардом, подсунув ему откровенную подделку и тем самым опозорив его. Так, может, это был друг Вудварда – Сэмюэль Вудхед, имевший доступ к костным останкам и химикалиям, которые он поставлял для экзаменов на получение лицензии доктора?

В списке подозреваемых есть и более яркие имена. Например, Пьер Тейяр де Шарден, французский иезуитский священник и палеонтолог, который сопровождал Доусона во время его первых совместных раскопок в Пилтдауне вместе с Вудвардом. Именно Пейяр де Шарден, блестящий философ и яркий палеонтолог, участвовал в 20-х гг. в находках синантропа в Китае. Называли и имя сэра Артура Киса, блестящего анатома, в то время хранителя Музея Королевского Колледжа Хирургов. Артур Кис был выдающейся фигурой своего времени. Доктор медицины, известный специалист в области антропологии, ставший в 30-х гг. ректором Университета Аберден, а в 1921 г. посвященный в рыцари, он также был увлечен поисками недостающего звена. Уже позже он возглавлял экспедиции в Европе и Южной Африке и был одним из тех, кто обнаружил остатки одних из первых людей современного вида на горе Кармел в современном Израиле.

Пьер Тейар де Шарден (1881–1955) – французский священник-иезуит, философ, палеонтолог, считавший, что человек социально и духовно эволюционирует в направлении окончательного духовного единства с Богом – к некой «точке Омеги». Участвовал во многих раскопках, в том числе и в исследованиях синантропа

Артур Кис (1866–1955) – выдающийся шотландский анатом и антрополог, посвященный в рыцари. Его загадочная роль в находке Человека зари до сих пор остается невыясненной. (Портрет работы Ротенстейна, 1928)

А может быть, это был сам сэр Артур Конан Дойл, «отец» Шерлока Холмса, который жил рядом с Пилтдауном, лично знал об увлечениях Доусона, интересовался окаменелостями и к тому же, как известно, отличался немалой изобретательностью? И все же долгое время имя фальсификатора оставалось загадкой. Вполне возможно, это была целая группа английских джентльменов, которые решили лишь подшутить над скромным и неопытным Доусоном, не предполагая, куда может завести их шутка. Первый свет на тайну Пилтдауна был пролит лишь в 1996 г. – спустя сорок лет после разоблачения фальсификации. В хранилище Британского музея еще в 1975 г. был обнаружен ящик с какими-то костями внутри и с инициалами M.A.C.H., на который первоначально никто не обратил внимания. Лишь через два десятилетия после его обнаружения два британских палеонтолога Брайан Гардинер и Эндрю Керрант решили провести анализ костей и установить, кому же принадлежал загадочный ящик. Первый же анализ костей показал, что они принадлежат вполне современному человеку, но были состарены за счет тех же самых химических соединений, что и знаменитые останки Пилтдаунского человека! Вскоре раскрылась тайна и инициалов M.A.C.H. – под ними скрывалось имя Мартина А. К. Хайтона.

Сэр Артур Конан Дойл (1859–1930), «отец» Шерлока Холмса, медик по образованию, увлекался исследованием различных загадок своего времени. Не он ли дал рождение одной из самых больших подделок ХХ в.?

После изучения биографии Хайтона все встало на свои места. Хайтон был весьма известным ученым, который в 1936 г. стал хранителем отдела зоологии в Британском Музее. Но вся история началась раньше, когда в 1912 г он работал в качестве добровольца в Британском музее. Через какое-то время Хайтон решил, что он уже стал достаточно профессиональным сотрудником, чтобы его труд был оплачиваемым, и обратился к Вудварду с просьбой о еженедельной заработной плате. Вудвард отказал. И тогда Хайтон, чтобы пристыдить и опозорить Вудварда, и решился на «изобретение» Пилтдаунского человека. Он вряд ли рассчитывал, что эта глупая шутка превратится в «важное научное открытие», и хотел лишь доставить неприятности Вудварду. Когда же дело приобрело столь большую огласку, скромный доброволец из Британского музея уже не решился выступить с саморазоблачениями. Те кости, что были обнаружены в ящике, являлись, скорее всего, пробным материалом для Хайтона, на котором он апробировал свой метод состаривания находок.

Впрочем, это мог быть и не Хайтон – до сих пор все подробности этой загадочной истории покрыты мраком. Для нас важно другое – современный научный мир очень хотел обнаружить «недостающее звено» именно в том виде, как оно было предсказано. И это недостающее звено «возникло».

Ископаемая свинья, ставшая человеком

Может быть, такая «шутка» – типа «Человека зари» – была лишь досадным исключением в долгих поисках недостающего звена? Увы, нет. Столь ярких подделок больше не встречалось, но вот забавные ошибки, которые, тем не менее, надолго уводили исследования в сторону, случались неоднократно.

Весьма многообещающей находкой стал зуб, обнаруженный в 1922 г. геологом-любителем Харольдом Куком в Небраске, в США, в слоях плиоцена. Кук, сочтя зуб «странным», послал его Генри Фэйрвилду Осборну, который в ту пору занимал пост директора Американского Музея естественной истории. Осборн сделал заключение, что зуб в равной степени сочетает черты как обезьяны, так и человека, что, в свою очередь, доказывает, что человек мог произойти от обезьяны не только в Азии или Африке, но и в Америке. История с борьбой за первенство «колыбели первого человека» повторялась – теперь на это место претендовали США, пытаясь подвинуть с пьедестала в тот момент вполне «настоящего», но, увы, британского Человека зари.

Нового предка человека назвали гесперопитеком (Hesperophitecus) – «Западной человекообезьяной», и он неоднократно фигурировал в докладах эволюционистов как один из аргументов в пользу теории эволюции. Через несколько лет после находок Кука в ту местность, где был обнаружен зуб, отправляется экспедиция Американского Музея естественной истории, вероятно, не до конца доверяя данным геолога-любителя. Тем не менее экспедиция обнаруживает еще несколько подобных зубов, что, казалось бы, должно было лишь подтвердить истинность существования гесперопитека. Однако теперь к находкам присмотрелись более внимательно. Действительно, первый зуб гесперопитека и новые находки совпадали, и принадлежали они существу одного и того же вида. Только не «переходному звену», а… одному из вымерших видов диких свиней. До этих подробных исследований с привлечением специалистов из самых разнообразных областей в течение нескольких лет считалось, что обнаружен все же переходный тип человека. Так же, как и в случае с Человеком зари, ошибка во многом объяснилась «идеальным типом» переходного звена, который создали в своих головах исследователи еще до реальной находки такого существа.

Этот случай может показаться забавным – еще бы, перепутать человека со свиньей! Даже немного обидно… На самом деле не все так просто, как может показаться на первый взгляд, и в этом еще одна сложность установления точных предков человека. Это лишь теоретически можно без труда «по характерным признакам» отличить один вид людей от других. Практически же встречается огромное количество ошибок не только в датировках, о которых мы говорили ранее, но и идентификации останков.

Например, известный антрополог Милфорд, сторонник теории множественности центров развития людей на земле, в 1976 г. начал обследовать обширную коллекцию костных останков неандертальцев, обнаруженных в местечке Крапина в Хорватии. Коллекция эта по праву считается одной из самых обширных в Европе. После подробного изучения этой коллекции Милфорд с удивлением обнаружил, что часть останков вообще не являются останками людей. Например, один фрагмент нижней челюсти из пещеры Сандалия, который ранее считался принадлежащим либо австралопитеку, либо ранним европейцам, оказался принадлежащим пещерному медведю. Резец же некого «раннего человека» на самом деле, как установил Милфорд, являлся зубом антилопы! [399].

Разумеется, сегодня столь примитивная подделка, как Пилтдаунский человек, или столь грубая ошибка, как гесперопитек, вряд ли возможны – научное сообщество обладает развитыми механизмами проверки находок. Тем не менее ошибки и заблуждения по-прежнему возможны, например, связанные с датировкой останков. Нередко плохую пользу может сыграть и научная фантазия, превращаясь из стимула к научному поиску в один из самых страшных видов заблуждений: порой мы приписываем древним гоминидам те черты, которые нам кажутся вполне логичными, но не имеем никаких артефактов, чтобы доказать их реальное существование.

Вот один из таких примеров. В 90-х гг. ХХ в. такая же попытка гипотетической реконструкции переходного звена к человеку предпринималась уже в отношении австралопитеков, обнаруженных на территории Африки. В описаниях и на изображениях они уже передвигаются на двух конечностях, используют некоторые виды оружия, но при этом не обладают речью, не изготавливают орудий. Многие считают, что именно так должны выглядеть предки человека. Но выглядели ли они так на самом деле и были ли действительно предками человека – доказать это невозможно.

Сивапитек и рамапитек: когда все это началось?

Сколько бы открытий ни происходило за последние десятилетия, сколь ко бы ни публиковалось новых данных, сегодня по-прежнему нет ответа на вопрос, где на ленте времени находится та точка, с которой начался отсчет человечества: где «закончилась» обезьяна и «начался» человек. Один из основоположников современной палеоантропологии Луис Лики когда-то высказал мнение, что род Homo появился на земле более 40 млн лет назад. Сегодня никем из современных ученых такое мнение не поддерживается, называются куда более скромные цифры. Пытаясь опереться на ископаемые остатки и определить, кому они принадлежат – человекообразным обезьянам или уже человеку, – называют разные цифры, однако сегодня «часы» идут в сторону углубления прошлого человечества. Если еще в начале 80-х гг. назывались цифры в 3–4 млн лет, то через десять лет Роберт Лики считает, что род Homo стартовал около 7,5 млн лет назад, хотя останки этих существ еще не обнаружены [251, 120]. По другим утверждениям, это произошло около 5–4,5 млн лет назад, причем исходной точкой можно считать австралопитека из Афара [219]. Существует целый ряд видов антропоидов, которым очень сложно подобрать место в антропогенезе. Одним из таких, в частности, является гигантопитек. Его впервые обнаружил Кенигсвалд на юге Китая. Зайдя в одну из гонконгских аптек, он заинтересовался огромными зубами – «зубами дракона», как отрекомендовал их аптекарь-китаец, – которые предлагались как чудодейственное средство от любых болезней. Кенигсвальд приобрел огромный моляр – коренной зуб, сразу усмотрев в нем черты человеческого зуба, хотя «вполне человеческим» назвать его было невозможно.

Вокруг гигантопитека развернулись немалые споры. Одна группа ученых считала, что это – гигантский вымерший человек, другая утверждала, что Кенигсвалд обнаружил просто один из видов гигантской обезьяны. Непосредственным предком гигантопитека, скорее всего, была маленькая обезьяна рамапитек, которая, как предполагалось, занимает промежуточное положение между людьми и человекообразными обезьянами. Однако до сих пор не ясно, ни откуда произошел гигантопитек, ни куда он исчез.

Гигантопитек действительно заметно выделяется на фоне себе подобных. Он был значительно крупнее гориллы, хотя, вероятно, напоминал ее. Сегодня обнаружено лишь несколько зубов в Китае, датируемых миллионом лет, а параллельно с китайским гигантопитеком жил сивапитек в Индии – его зубы и часть бедренной кости датируются 9 млн лет. Таким образом, гигантопитек мог обитать 10–11 млн лет назад, представляя одну из наиболее устойчивых форм антропоидов. Его также прочили и на место «переходного звена», но эта кандидатура быстро отпала – гигантопитек был признан просто гигантской обезьяной.

Претендентов на место «переходного звена» было немало. Помимо печально знаменитого Человека зари, эти лавры долгое время оспаривали рамапитек и близкий к нему сивапитек, найденные в Азии. Здесь тоже все первоначально казалось безошибочным и точным: найдено «недостающее звено».

Первые останки рамапитека – фрагменты верхней челюсти и несколько зубов – нашли давно, в 1932 г., в отложениях неподалеку от холмов Сивалик в северной части Индии. В тот момент никто не обратил на них особого внимания, поскольку предполагалось, что найдена всего лишь обезьяна, причем не очень древняя. Поскольку в 30-ые гг. на место «недостающего звена» прочно претендовал эоантроп, Человек зари, позже оказавшийся подделкой, никто не мог предположить, что переходное звено между человеком и обезьяной может быть таким маленьким и невзрачным – величиной лишь с современного шимпанзе.

Лишь через тридцать лет после находки, в начале 60-х гг., она попала в руки Элвину Саймону, антропологу из Йельского университета. Он сопоставил разрозненные фрагменты челюсти вместе и поразился – перед ним лежала уже не обезьянья, но еще и не человеческая челюсть. Саймон предположил, что эта находка и рамапитек представляют собой первый шаг в эволюционном отделении ветви людей от остальных, более примитивных гоминоидов.

Почти целый скелет древнейшего примата, близкого к обезьянам, названный проконсулом, был обнаружен Луисом Лики в 30-х гг. ХХ в. в северной части Кении. К нему принадлежит несколько видов, в том числе и кеньяпитек из Западной Африки, предположительно от них пошли большие обезьяны, в то время как орангутаны пошли от сивапитека. Проконсулы появились 19–17 млн лет назад и затем внезапно исчезли 16–14 млн лет назад. Его место тотчас заняли обезьяны Старого Света, причем, скорее всего, они не были никак связаны между собой. Как видим, внезапное вымирание целого вида или даже семьи было характерно для многих гоминидов

Предположение было столь неожиданным, что заинтересовало многих антропологов, а подробным изучением рамапитека занялся один из наиболее талантливых студентов Саймона, в будущем – известнейший антрополог Дэвид Пилбом. Многое смущало в этой находке. Теоретически время жизни рамапитека – около 14 млн лет назад – вполне подходило под теоретические построения, господствовавшие в то время. Они гласили, что раздвоение ветви человека и обезьян произошло около 15 млн лет назад. И тут, к счастью, был обнаружен рамапитек, который очень четко заполнял лакуну. Наконец, казалось бы, выстраивается относительно ровная прямая линия от обезьян к человеку. Дэвид Пилбом, главный исследователь рамапитека, во многих статьях утверждает, что знаменитое «переходное звено», наконец, найдено и теперь отсчет человечества начинается с рамапитека.

Рядом с рамапитеком почивал на лаврах «недостающего звена» сивапитек. Сивапитек был приматом, обитавшим в эпоху миоцена, самые старые его находки датируются 17 млн лет, а самые поздние – 8 млн лет. Его останки, равно как и останки близкого к нему рамапитека, нашли на холмах Сивалик в Северном Пакистане. Затем другие останки сивапитека обнаруживали в Турции, Китае, Греции, Кении. Это существо также было невелико по размеру, и, возможно, даже сивапитек и рамапитек представляли собой один и тот же вид.

Долгое время либо сивапитека, либо рамапитека называли «первым шагом от обезьяны к человеку», считая, что именно с существ, подобных им, и разделились дороги человека и обезьяны.

В общем, как всегда, сначала все складывалось очень успешно. Теоретически получалось, что разделение на ветвь обезьян и ветвь людей произошло где-то в Азии, предположительно в районе Индии и Китая, а рамапитек и сивапитек являют собой остатки того загадочного поколения гоминидов, которое пошло по пути очеловечивания.

Чуть позже оказалось, что теоретические построения в какой уже раз подводят исследователей – теория оказалась в корне неверна, а рамапитек в качестве «последней обезьяны и первого человека» был буквально «притянут за уши». Первый удар по первенству рамапитека был нанесен биохимиком Аланом Уилсоном и антропологом Винсентом Саричем, которые в Университете Калифорнии в Беркли провели ряд интересных опытов. Они сравнили молекулярную структуру альбуминов (протеинов крови, простых глобулярных белков, содержащихся в сыворотке крови) разных видов животных. И этот анализ дал неожиданный результат: отделение человека от линии обезьян должно было произойти значительно позже, чем жил рамапитек, приблизительно 6–8 млн лет назад.

Результаты анализа шокировали многих антропологов – с новым, столь древним предком человека очень не хотелось расставаться, к тому же он так хорошо вписывался во все теоретические построения. Но новые биохимические опыты, а также новые костные находки раз за разом показывали – рамапитек не имеет отношения к человеку. Наконец, в 1976 г. Дэвид Пилбом неподалеку от места первых находок обнаруживает новые останки рамапитека, в том числе и хорошо сохранившуюся челюсть. Особое внимание он обращает на строение челюсти и зубов, который у человека и обезьяны имеют явные различия. К своему разочарованию, он явственно видит заостренную челюсть в форме «V», что характерно для обезьян (у человека челюсть округлена). Проявив немалое научное мужество и честность, он открыто признает: все его предыдущие построения были ошибочны, рамапитек не имеет никакого отношения к предкам человека.

В 80-х гг. ХХ в. пришлось признать, что ни сивапитек, ни рамапитек никакого прямого отношения к человеку не имеют и что они являются прямыми предками орангутана. Когда-то, около 13 млн лет назад, они откололись от центральной линии африканских обезьян – шимпанзе и горилл, которые дальше пошли своим путем.

Рамапитек оказался все же обезьяной, равно как и его сородич сивапитек. Место «недостающего звена» оказалось вновь вакантным.

Никто никуда не эволюционирует

В своем одиночестве человек не одинок

«Недостающее звено», несмотря на многочисленные находки и ископаемые останки, до сих пор не обнаружено. Более того, нет реальных перспектив того, что оно вообще может быть обнаружено. Наверняка мы не там ищем. Либо не так. Что-то нарушено в логике поиска. Рассуждая об эволюционном развитии человека, мы не перестаем замечать многочисленные «разрывы» в общей ткани. Безусловная и самая очевидная пропасть зияет между человеком и обезьяной, и сколько бы сегодня ни обнаруживалось останков первобытных гоминидов, ни один из них (или все вместе) не могут перекинуть мост через эту пропасть. Более того, создается впечатление, что таких «мостов» было несколько, но ни один из них не доходит до противоположного берега. Сегодня уже известно, что многие типы, которые, как предполагалось раньше, вышли один из другого, на самом деле развивались параллельно друг другу: Человек умелый и Человек прямоходящий, неандерталец и кроманьонец и т. д.

К сегодняшнему дню обнаружены сотни ископаемых останков гоминидов, но при этом парадоксальным образом из них невозможно сформировать единую картину развития человека. Более того, в определенной мере все это свидетельствует как раз об обратном – об отсутствии единого пути развития, о многочисленных и ничем не объяснимых разрывах в эволюции, если вообще допустить таковую. Да и находок на самом деле ошеломляюще мало, что в корне противоречит теории многочисленных мутаций и вымираний тысяч видов как «тупиковых ветвей» и «отработанного материала». Знаменитый палеоантрополог, один из первооткрывателей австралопитека Ричард Лики точно подметил: «Если вы приведете неглупого ученого из другой области и продемонстрируете ему те скудные находки, которые мы добыли, он, очевидно, скажет: «Забудьте об этом. С этим продолжать работу невозможно». Однако ни Дэвид Пилбом, ни другие ученые, вовлеченные в поиски истоков человечества, не приняли бы этого предложения, хотя, конечно же, мы целиком осознаем опасность делать какие-то выводы из столь неполных находок» [255].

Но только ли в случае человека невозможно реконструировать его эволюционное древо? Ответ на этот вопрос может прояснить, насколько точно мы выстроили логику поисков. Разве может так случиться в живой природе, что не найдены только переходные звенья между обезьяноподобными предками и самим человеком, в то время как для других видов такие переходные формы существуют?

Оказывается, что пропасть между человеком и обезьяной далеко не единственная на предполагаемом пути эволюции. Например, так и не найдены останки тех существ, которые могли бы связывать млекопитающих и остальных животных, теоретически живших до них. Более того, существуют огромные различия в строении между, например, млекопитающими и их предполагаемыми дальними предками – рептилиями. Так, нижняя челюсть млекопитающих состоит из одной кости, в то время как у рептилий их шесть. У животных ухо формируется из трех костных хрящей, у рептилии – из одного. Существует еще несколько сот таких принципиальных различий, и если принять в расчет утверждение, что млекопитающие произошли от рептилий, то должны встречаться и переходные типы, которых мы не обнаруживаем [395].

Обычно утверждается, что, скорее всего, представителями ранних млекопитающих были небольшие зверьки, похожие на грызунов. Но при этом нет никаких переходных форм между ними и рептилиями.

Нет также связующего звена между приматами и остальными млекопитающими. Впрочем, так же как и в случае с поисками «недостающего звена» в человеческом развитии, существует некое предположительное звено между приматами и млекопитающими – некое насекомоядное существо. Но останки его также не обнаружены [222].

Таким образом, человек далеко не одинок в своем отсутствии предка. Это наводит на мысль о том, что существует некая ошибка в логике поиска вообще, и безуспешные поиски «недостающего звена» лишь демонстрируют необходимость изменить либо нашу систему мышления в этом направлении, либо направление поисков. В конечном счете все упирается в возможность эволюционных изменений именно по тому вектору, который мы представляем. Возможно, представляем ошибочно.

«Внезапно возникшие» виды

Отсутствие переходных звеньев не только между различными видами гоминидов, но и между многими видами животных, по существу, позволяет по-иному взглянуть на проблему их видового становления. Каждый вид предстает перед нами уже «готовым», уже сформировавшимся и как бы не имеющим непосредственных предков. Те же виды, которые выступают как предполагаемые предки, при ближайшем рассмотрении оказываются нередко просто параллельными видами. Такую ситуацию мы, в частности, можем повсеместно наблюдать в природе. Многие виды птиц жили параллельно с их предполагаемым предком – ископаемым археоптериксом (их находки обнаружены в одних и тех же слоях), а Человек умелый делил землю со своим «предком» австралопитеком. Известный специалист в области теории биологического развития профессор С. Гулд замечает: «В любой отдельно взятой области виды не развиваются постепенно в результате стабильных трансформаций своих предков. Они появляются уже раз и навсегда полностью сформировавшимися» [170, 151]. Это очень важное замечание специалиста, посвятившего многие десятилетия попыткам обнаружить эволюционную взаимосвязь между различными видами, – «они появляются раз и навсегда сформировавшимися». Примечательно, что отсутствие реальных переходных звеньев характеризует не только гоминидов, но и животный мир вообще, и здесь получается все логично: человек подчинен тем же законам природного мира, что и все его остальные представители.

Поразительным образом изменения действуют направленно и четко, хотя их точный механизм абсолютно непонятен. Но именно поэтому никаких сотен тысяч и миллионов «отработанных видов» в слоях земли не встречается. Кажется, никаких ошибок Великий созидатель не совершал, у него был Великий План. И этот божественно-безошибочный механизм заложен внутри самой живой материи. Здесь нет никаких случайностей!

Одна из современных схем, иллюстрирующих эволюцию живых организмов на земле – один вид плавно вытекает из другого. (По «Encyclopedia Britannica».) Однако переходных звеньев между многими организмами просто не обнаружено, более того – порою «предок» и «потомок» существовали параллельно, а не наследовали один другому

Первые виды земной фауны появляются приблизительно 450 млн лет назад, в кембрийском периоде, причем без каких-либо предварительных трансформаций. В равной степени неизвестны и прямые предки подавляющего большинства животных, в основном речь может идти лишь о предполагаемых прародителях, которые «логически» подходят на это место. Но их реальную взаимосвязь доказать невозможно.

В качестве примера можно привести развитие рыб. Первые позвоночные рыбы, обладающие мозгом, появляются приблизительно 450 млн лет назад. Их предполагаемый предок – ланцетник. Считается, что существа, подобные современному ланцетнику, были предками всех позвоночных, от рыб до человека. У ланцетника нет головы, челюстей, позвонков, однако, подобно рыбам, он обладает жабрами, нервным тяжем, хвостовым плавником, хордой, считающейся предшественником позвоночника [420, 23]. Однако переходных форм от беспозвоночных рыб к позвоночным не обнаружено, ланцетники и рыбы сегодня обитают вместе, ни один из видов не вытеснил другой.

Первые рыбы, напоминающие миног, не обладали ни черепом, ни челюстями. В их кожном покрове находились хрящевые или костные пластины, которые прикрывали голову и шею, защищали мозг, глаза и внутреннее ухо, придавали прочность жаберным щелям. Как считается, со временем у некоторых рыб часть жаберных пластинок исчезли, лишь одна пара увеличилась и образовала подвижные челюсти, а из бугорков образовались покрытые эмалью отростки, укрепленные в коже (как у акул), которые со временем развились в зубы. Это теоретическое построение на первый взгляд не вызывает сомнений, однако парадокс заключается в том, что челюстные рыбы появляются также внезапно, как и большинство других видов. При этом их предполагаемые предки, например, бесчелюстные миноги, никуда не эволюционировали и существуют по сей день. Здесь нарушается сама логика эволюции: если эволюционные изменения, выразившиеся в развитии челюстей и зубов, дают очевидные преимущества, почему же все виды рыб не трансформировались в этом направлении и почему минога до сих пор живет в воде, а не исчезла?

Следующий важный этап классической теории эволюции заключается в том, что рыбы дают начало амфибиям. Около 350 млн лет назад появляются кистеперые рыбы. У земноводных, как позже и у млекопитающих, появляются развитые зубы и отверстие в черепе, расположенное позади глаз, обеспечивающее более свободное движение челюстных мышц, а также наднёбная костная перегородка, которая позволяет дышать во время еды [420, 27]. Однако, как пишет профессор Роберт Вессон, «стадии, через которые рыбы породили амфибий, неизвестны… Много миллионов лет назад, приблизительно 320 млн лет, десятки отрядов амфибий появляются внезапно на земле, при этом ни один отряд явным образом не происходит из другого» [393, 50].

И здесь, как и во многих других случаях, перед нами практически отдельное явление, не связанное с другими формами. Речь идет, конечно, не о теории, а о реальных находках. Так, не обнаружено костных ископаемых, которые связывали бы позвоночных с более ранними хордовыми, которые считаются их предполагаемыми предками. Амфибии считаются древнейшими земноводными животными на земле. Однако живущие сегодня амфибии заметным образом отличаются от тех, которые обитали на земле прежде. Теоретически одни произошли от других, но не обнаружено ни одного звена, связывающего столь близких «родственников» между собой [393, 41].

Столь же внезапно появляются и млекопитающие, к которым принадлежит и человек. Первые небольшие млекопитающие появляются более 100 млн лет назад, когда на земле господствовали динозавры. Затем они внезапно исчезают около 65 млн лет назад и появляются вновь 55 млн лет назад уже в полном расцвете. Примечательно, что буквально все континенты земли заселяются практически одновременно сотнями самых разнообразных видов ото – львов до летучих мышей.

Но, кажется, у нас все же есть некие «опорные точки» в истории, через которые проходило развитие человека современного вида. Или и это – лишь иллюзия?

Парадокс остановившейся эволюции

Было бы логичным предположить, что развитие человека подчинено абсолютно тем же законам, в том числе и в средней скорости эволюционных изменений, что и всех остальных членов животного мира земли.

Первые костные останки встречаются в слоях, относящихся к периоду кембрия, и датируются 590 млн лет назад, однако количество обнаруженных объектов крайне невелико, и они представляют в основном т. н. эдикаранскую фауну. Они быстро вымирают, и ни одного представителя того периода до сегодняшних дней не сохранилось.

Затем происходит одно из самых важных событий в истории земли – появление поистине богатого мира фауны. Это событие не случайно получило название «кембрийского взрыва» – приблизительно 530 млн лет назад взрывоподобным образом появляется практически весь животный мир. В ту пору как весь кембрийский период занимает около 85 млн лет, процесс появления земной фауны занял лишь 10 млн лет [393, 44]. Разумеется, 10 млн лет вряд ли можно назвать «одномоментным» появлением фауны, однако относительно всего возраста земли и всего периода последующего развития это срок крайне небольшой, сведенный почти до одной точки в пространстве. Именно такое развитие событий не может не вызывать удивления, поскольку нарушает логику «медленно идущей» эволюции. Как метко замечает М. Бейджент: «История жизни на земле занимает 2 процента созидания и 98 процентов последующего развития» [15, 26].

Со времени «кембрийского взрыва» все последующие изменения животного мира нередко сводятся рядом специалистов не столько к развитию живых форм, сколько к их вариациям [133, 126; 262, 52].

Этот факт весьма примечателен. По сути, это свидетельствует об удивительной стабильности животного мира, о его устойчивости относительно внешних факторов. Вымирание ряда видов животных и растений во многом могут быть объяснены недостатком лабильности относительно крайних изменений природной среды, однако способность переносить огромные перепады температуры, долгое время жить на скудном питании говорит о действительно большой устойчивости. Стоит также заметить, что вымирание некоторых видов не ведет автоматически к вымиранию вида или рода вообще. Более того, нередко это приводит лишь к увеличению устойчивости оставшихся близких видов. Всякие изменения всегда ограничены определенными размерами и внешним видом, и вариативность здесь невелика.

Теория естественного отбора прекрасно объясняет механизмы адаптации к природной среде, но самого происхождения многообразия видов она не объясняет. Еще никто в реальности не смог проследить «эволюционного перехода» одного вида в другой, близкий ему, хотя при ряде обстоятельств это казалось бы более выгодным. Например, кошка не эволюционирует в рысь, а мышь – в крысу. Обычно в качестве классического примера эволюционных изменений приводят муху-дрозофилу, прежде всего благодаря тому, что ее мутационные изменения очевидны. В результате мутаций изменяется цвет глаз, вместо двух крыльев у дрозофилы появляются четыре, может формироваться сдвоенное туловище – двойной торакс – и т. д. Так разве это не яркое доказательство быстрых мутаций? С этим сложно не согласиться. Но все же в результате всех этих изменений дрозофила остается все той же дрозофилой – она не мутирует, скажем, в пчелу, а та, в свою очередь, – в летучую мышь, что могло бы на первый взгляд объяснить разнообразие видов на земле. Все изменения происходят в рамках уже данных параметров, которые лишь варьируются в определенных пределах – новых видов не возникает [393, 14].

Мы также не наблюдаем и некой «повсеместно идущей эволюции», при которой различные виды изменялись бы с одинаковой скоростью и в соответствии с неким общим вектором. Теоретически в результате таких изменений различные представители животного мира волнами должны были бы сменять друг друга. Но как раз этого нет! Известны многие животные, например, насекомые, которые сохранились в неизменном виде в течение многих десятков миллионов лет, другие же значительно изменили свои формы. В качестве примера приведем лишь устриц и мидий, обитателей современной фауны, которые появились на земле 400 млн лет назад, а некоторые виды рыб, встречающиеся сегодня, появились на земле сотни миллионов лет назад. Например, акулы являются частью фауны земли уже в течение 150 млн лет. Мы вообще окружены многими древними животными: крокодилы, некоторые виды черепах, осетры, тапиры, опоссумы жили на земле 65 – 100 млн лет назад. Некоторые из них изменились лишь незначительно, реальных же эволюционных трансформаций мы не наблюдаем, и складывается впечатление, что для ряда животных эволюция просто затормозилась. Если она, конечно, когда-нибудь была.

Впрочем, существуют классические примеры, которые приводят всегда в доказательство эволюции. Чаще всего речь идет о возникновении современной лошади или птиц – эти примеры можно встретить в большинстве школьных учебников.

Например, считается, что предком лошади был гидракотерий, живший около 55 млн лет назад, – небольшое четырехпалое животное, которое постепенно эволюционировало в экус, обитавший на земле около 3 млн лет назад. На протяжении десятков миллионов лет пальцы приобретали форму копыт, сами же предки лошади становились выше, их ноги заметно удлинялись, а зубной аппарат изменялся вместе с изменением структуры питания. Это должно доказать, что эволюционные изменения приводят к значительной трансформации размеров животного и даже некоторых частей его тела. Однако сегодня высказываются немалые сомнения в реальности такого процесса, поскольку реальных переходных форм просто не найдено. Между гидракотерием и другими предполагаемыми предками лошади вообще не существует никаких связующих звеньев [130, 129 – 31; 292, 122 – 7]. Точно так же, как нет их и между различными видами ископаемых и современных людей.

Тем не менее связь между ними существует, однако речь может идти не столько об эволюционной связи, сколько о принадлежности к единой семье. Это означает, что в один и тот же момент могли жить несколько видов лошадей или птиц, часть из которых постепенно вымерли. Вот парадокс: оказывается, мы сталкиваемся не столько с эволюцией, сколько с вымиранием ряда однажды возникших видов без перехода их в другие виды. Количество видов, живущих на земле, постепенно сокращается, в то время как эволюционные изменения должны были бы обеспечить поддержание относительно стабильного их числа или даже их рост.

Таким образом, если исходить не из теоретических построений, а из реальных находок останков, то мы наблюдаем несколько малообъяснимых процессов, которые никак не укладываются в рамки. Прежде всего это – стремительное, буквально внезапное зарождение различных видов живых существ на земле. И, во-вторых, мы видим удивительную устойчивость всех этих видовых форм – они очень мало подвержены изменениям и скорее вымирают, нежели эволюционируют в какие-то другие виды.

А теперь самый главный и самый болезненный вопрос – если однажды человек от кого-то произошел путем эволюции, то почему он не эволюционирует сейчас? Или все же эволюционирует, но мы этого не замечаем?

Ведь, казалось бы, как предполагается, в течение эволюции изменениям подверглось все: увеличился мозг, появилось прямохождение, изменилось оволосение и многое-многое другое. Сегодня же мы этого нигде и никак не наблюдаем. Более того, известны десятки, а то и сотни видов, которые исчезли с лица земли, но неизвестны те, которые появились бы.

Может быть, человек, достигнув некоего логического предела развития и став абсолютно совершенным в своем физическом развитии, просто прекратил эволюционировать? Тогда это можно отнести и к тысячам других видов – может, и они достигли пределов своего развития, и все мы уже живем в мире абсолютно совершенных форм? Так или иначе, мы не знаем ни одного подтвержденного случая эволюционного развития видов.

Крах классического эволюционизма

Проблема с недостаточным количеством ископаемых костных останков, которые должны были бы подтвердить дарвиновскую теорию, была известна практически с самого начала. Однако в течение почти ста лет казалось, что необходимый костный материал, способный подтвердить эволюционное становление гоминидов и других видов, просто еще не обнаружен. И обнаружение его – лишь дело времени.

И действительно, постепенно разрыв между человеком и обезьяной заполнялся, были открыты сначала питекантроп, синантроп, различные виды австралопитеков, Человек умелый в Азии и Африке. Однако новые открытия в действительности так и не смогли перекинуть мост между древними ископаемыми обезьянами – предполагаемыми предками человека – и самим Человеком разумным. Они представляли собой по сути изолированные виды, многие из которых развивались параллельно, не имея связующих звеньев между собой.

С начала 70-х гг. ХХ в. начинается стремительный отход от классической теории дарвинизма, хотя это и не означало, что теория эволюции целиком потерпела крах, просто процесс трансформаций в животном мире оказывается значительно сложнее и, во всяком случае, не столь прямолинеен, как предполагалась ранее. В 1972 г. известные антропологи Стивен Джэй Гулд и Нильс Элдридж, выступая на международной конференции по эволюции, делают развернутые доклады, выдержанные в антидарвинистском стиле. Они показывают, что обнаруженные костные ископаемые останки абсолютно не соответствуют теоретическим построениям классического эволюционизма. Между подавляющим числом видов, представляющих земную фауну, не существует переходных звеньев, а сами виды появились практически вместе и одномоменто к эпохе кембрия. Отсутствие костных останков, представляющих собой связующие звенья между отдельными видами, в том числе и человека, на самом деле отражает реальное положение вещей – их просто не существует! А поэтому поиски «недостающего звена» просто бессмысленны, поскольку оно также не существует вовсе [172, 96].

С. Гоулд заключает: «Крайняя редкость переходных форм в ископаемых останках представляет собой буквально «фирменный секрет» палеонтологии» [170, 150]. Ему вторит Н. Элдридж: «Никто так и не сумел найти никаких промежуточных существ: костные свидетельства так и не пролили свет на проблему недостающего звена, и многие ученые сегодня разделяют все более возрастающее убеждение в том, что такие переходные формы просто никогда не существовали» [285, 18].

Основная проблема заключалась именно в отсутствии промежуточных звеньев – без них вся теория эволюции превращалась лишь в одну из гипотез развития человека. В связи с этим уже известные С. Гоулд и Н. Элдридж разрабатывают новую теорию, которая должна, по их мнению, объяснить отсутствие промежуточных форм. Они выдвигают идею «пунктирного равновесия», или «концепцию пунктуации». В соответствии с этой теорией, предполагаемый переход от вида А к виду Б происходит в небольшой, географически изолированной популяции и занимает крайне малый период времени, практически миг, некую одну геологическую микросекунду. Этот период времени слишком короток, чтобы промежуточные формы оставили следы в виде ископаемых остатков. Что же происходит потом? Новый вид покидает свой ареал и распространяется по всей области обитания старого вида А. Все это происходит настолько стремительно, что если брать за основу шкалу в миллионы лет, то никаких следов «перехода» на ней не останется. Для внешнего наблюдателя все покажется одномоментным, будто бы новый вид возник ниоткуда и сразу.

На первый взгляд все представляется весьма логичным – действительно, при плавном накоплении мутаций, а потом при стремительном переходе из одного вида в другой количество переходных звеньев может быть столь мало, что обнаружить их просто не удастся. Но есть и серьезное возражение: если не обнаружено вообще никаких переходных видов, то бессмысленно и говорить о доказанности эволюционного развития, и все это вновь остается на уровне одной из гипотез.

К середине 80-х гг. XX в. кризис классического дарвинизма становится очевидным, хотя это автоматически отнюдь не приводило к выводу об ошибочности теории эволюции вообще. Сами эти заключения еще не означали, что теория эволюции оказалась отвергнутой в пользу какой-то иной. Однако эволюционное древо никак не «склеивается» воедино, постоянные ошибки в хронологии, невозможность точно идентифицировать многие останки, абсолютно не очевидная связь между ними порой способны привести в отчаяние даже самых преданных сторонников поэтапного становления человека путем эволюции.

Публикуется ряд монографий, подробно разбирающих недостатки старых подходов. С. Гоулд, М. Бейджент, М. Дэнтон, Р. Милтон на основе большого количества самого разнообразного материала показывают, что дарвинизм все еще лишь теория, а не состоявшийся факт [15; 109; 292]. В 1991 г. известный антрополог Вилссон публикует обширную книгу «По ту сторону естественного отбора», где заявляет, что приверженность дарвиновской теории лишь тормозит осознание реальных путей эволюции.

Эволюция в свете новых исследований и находок оказывается нелинейным процессом, она не действует с необоримой закономерностью накопления именно благоприятных изменений и скачкообразного образования новых видов на их основе. Нередко, как утверждает ряд специалистов, изменения представляют хаотичный характер случайной последовательности, и это также ведет к трансформации вида, но все же не к переходу одного вида в другой. По сути, в природе встречается не эволюция видов, в том числе различных видов гоминидов, но изменения внутри одного вида относительно столь же изменяющейся среды. Новые виды ниоткуда не возникают! Сторонник этой теории Вилссон указывает, что было бы неправильно изучать различных животных как изолированные типы, ведь «организмы эволюционируют как часть общего, то есть экосистемы…, а это значит, что следует говорить не о происхождении видов, но о развитии экосистемы».

Все это отнюдь не значит, что произошел полный и окончательный разрыв с классической теорией Ч. Дарвина, но доказательства ее сторонников уже больше напоминают религиозную догматику, нежели доказательные научные построения [98]. Таким образом, надо было все переосмысливать заново.

Хаос и эволюция

Так почему же нет переходных форм, почему столь мало находок, почему до сих не обнаружено знаменитое «недостающее звено»? Неужели все рассуждения об эволюции ошибочны, а человек не возник в результате столь знаменитого естественного отбора?

Чтобы не разрушить всю теорию эволюции, предлагается несколько объяснений. Одно течение, представленное градуалистами, утверждает, что эволюция идет непрерывно и очень медленно. Именно это и объясняет отсутствие каких-то переходных форм, поскольку мы обнаруживаем лишь некие обрывки из этого крайне медленного процесса. В сущности, никаких «переходных звеньев» даже и быть не может, равно как бессмысленно искать переходное звено между родителями и их ребенком.

Другое течение, представленное пунктуалистами, считает, что все происходит внезапно, возможно, в результате каких-то катастроф или микрокатастроф. В свою очередь, это также дает некое разумное объяснение отсутствия переходных форм, так как происходит лишь некая резкая «смена регистра», в результате которой буквально в один момент появляется новый вид антропоида.

Однако и то, и другое течение видит сам механизм изменений в накоплении мутаций, хотя и не может до конца объяснить, почему мутации приводят к рождению более «прогрессивного» существа, а не к полному исчезновению вида.

Проблема заключается не только в том, что практически нигде не обнаруживается переходных форм, и проблема «недостающего звена» актуальна не только для человека, но и для животных. Существует и другая сложность: теоретические расчеты показывают, что для эволюции на земле просто не хватит времени!

График Э. Лоренца. Оси Х, Y, Z соответствуют различным компонентам погоды, сам же график показывает возможные изменения погоды. Сам график – это функция времени, в одном направлении он демонстрирует прошлые типы погоды (т. е. исходный материал для предсказания), в другом направлении – варианты погоды в будущем. Однако фактически первоначально неразличимые условия могут привести к полностью различным вариантам погоды (показаны здесь двумя разными «лепестками»). Это явление, известное как «чувствительность к изначальным условиям», приводит к тому, что точность предсказания погоды тем меньше, чем на большее время она предсказывается

Если принять за основу тот факт, что всякая мутация происходит случайным образом, буквально путем перебора всех возможных вариантов, то не хватит всей истории земли для того, чтобы такая трансформация произошла, не говоря уже о массовости таких изменений. Вся информация о развитии человека, равно как и любого другого живого существа, заключена в его генокоде, и мутация должна осуществляться путем перебора этого генокода. Более того, жизнь на земле возникает благодаря созданию самого этого генокода, а его сложность такова, что в реальном времени жизни нашей планеты этого сделать невозможно. Астроном Фред Хойл едко заметил по этом поводу, что шанс создать высшие формы жизни таким путем равен шансу того, что «вихревые потоки на свалке создадут Боинг 747» [15, 36].

Так что же на самом деле происходило в живой природе, каким образом возникли ныне существующие виды?

С одним из объяснений выступают «возмутители спокойствия» антропологи С. Гулд и Н. Элдридж. Они не отвергли концепции эволюционных изменений вообще, но считали, что сами трансформации никак не могут быть случайными, как об этом говорит классический дарвинизм.

С. Гулд и Н. Элдридж считают, что отсутствие костных останков отражает реальное положение вещей – их действительно вообще нет. Нет никаких «переходных звеньев». «Многие лакуны между обнаруженными костными останками отражают реальность. Они как раз показывают именно тот путь, по которому движется эволюция, а отнюдь не фрагменты неких неидеальных находок» [172, 96]. И вот очень важный вывод: новые виды не эволюционируют один из другого, но развиваются параллельно, а поэтому у них «хватает времени» на некоторые трансформации. С. Гулд и Н. Элдридж назвали это состояние «подчеркнутым равновесием».

И это очень точно соответствует той картине развития человека, которую мы видим сегодня. Одни виды людей не выходят из других, а существуют параллельно, возникая и приходя к своему концу в разных регионах мира, при этом не порождая никаких переходных форм.

Но все равно фактор времени здесь играет чрезвычайно важную роль – земля слишком молода, чтобы успеть вместить в себя все генетические изменения, все те миллионы видов, которые стали бы промежуточными формами.

Чтобы разрешить это противоречие, профессор Р. Вессоном предложил применить к объяснению эволюции широко известную из других наук «теорию хаоса». Общая теории хаоса была первоначально разработана для предсказания событий с нелинейной структурой развития, которые имеют большую долю случайности. Впервые эта теория была применена в 1961 г. американским метеорологом Эдвардом Лоренцом для предсказания погоды. Э. Лоренц, стремясь несколько облегчить расчеты погоды, решил не принимать в расчет весь массив данных. Сначала он уменьшил исходные цифры с шести после запятой до трех (то есть рассчитывал, исходя из тысячных долей, а не из миллионных). Для проверки эффективности такого метода он также запустил компьютерный просчет с полными цифрами. Оказалось, что на полученных графиках сначала процесс протекает одинаково, однако затем с какого-то момента графики начинают заметно расходиться, в конце концов дают абсолютно различные варианты. Такое постепенное расхождение, на раннем этапе малозаметное, но приводящее в конечном счете к грубейшей ошибке, было названо «каскадом к хаосу».

Лоренц разработал два важнейших принципа хаоса. Во-первых, чувствительность к исходным условиям: небольшие события могут привести к большим последствиям. Во-вторых, Лоренц говорил о необходимости поддержания обратной связи с окружающей средой. Должно существовать постоянное взаимодействие между развивающейся системой и ее окружением, поскольку они оба воздействуют друг на друга, отдавая и принимая «сигналы» в виде бесконечного цикла. За счет этого и создается в конечном счете непредсказуемый эффект непредсказуемости.

Никакие последствия в этих условиях предсказать невозможно, и, как он замечал, «взмах крыльев бабочки в Китае сегодня завтра может привести к рождению торнадо где-нибудь в Канзасе». Именно эта непредсказуемость и взаимосвязанность всех событий на земле и получила название «эффекта бабочки».

Иллюстрация к «теории хаоса» в развитии человека. Древо развития человечества может ветвиться бесконечно и случайным образом под воздействием множества факторов. В результате этого возникают вариации в морфологии и, как следствие, множество видов и подвидов людей. При этом никакой «основной линии» не существует – просто множество вариаций

Теория хаоса опирается на изучение конкретных последовательностей событий или паттернов, например, если наблюдать развития одних и тех же паттернов в природе, то может оказаться, что явления, которые, как кажется, развиваются случайно, имеют в своей основе некий порядок. И все это подобно кажущейся «хаотичности» мутационных изменений в развитии человека.

Исходя из этих положений и несколько трансформировав их, Р. Вессон применил их к развитию животного мира [393]. Он не отрицал самой эволюции – теория хаоса и хаотичности изменений по своей сути является одной из разновидностей неоэволюционизма, поскольку утверждает наличие накапливающихся трансформаций. Однако, в отличие от классического дарвинизма, в этом случае изменения не являются однозначно положительными для конкретного вида, они абсолютно случайны.

Р. Вессон предложил отказаться от рассмотрения эволюции конкретного вида, но говорить о трансформациях самой экосистемы, в которую включен этот вид, что соответствует второму постулату теории хаоса: наличие обратной связи между объектом и окружающей средой. Прогрессивное нарастание (каскадирование) хаоса начинается с самого момента зарождения жизни, оно порождает бесконечное и непредсказуемое количество разновидностей флоры и фауны на земле. Именно это, в частности, объясняет наличие огромного многообразия растений и животных, распространенных на одном ареале при одинаковых климатических условиях, поскольку благоприятный характер изменений уже в расчет не принимается.

Трансформации одного вида не являются внутренне изолированными, но влияют и на окружающую среду, та, в свою очередь, вновь влияет на этот вид, равно как и на все остальные, сама затем получает «ответ», и этот круг продолжается до бесконечности. Хаос нарастает, равно как и появляются все новые и новые непредсказуемые виды живых существ. Хаотичность структуры всей экосистемы увеличивается, хотя она и подчинена определенным законам развития. Однако эти законы не дают никакой возможности предсказать ни направление изменений, ни судьбу самой мировой экосистемы. В отличие от классического дарвинизма, выступающего как линейная, механистическая последовательность отбора наиболее приспособленных видов в ущерб наименее адаптированным, теория хаоса применима для нелинейных сред со случайными паттернами – набором моделей или образцов для воспроизведений. И именно такой «нелинейной средой со случайными паттернами», по мнению Р. Вессона, и является природная среда.