Древний Восток и Азия Миронов Владимир
Сегодня ученые пытаются найти научное обоснование некоторым таинственным явлениям, которые имели и имеют место среди определенного числа верующих в разных странах. Сибирский ученый Г. Ф. Плеханов, исследующий различного рода аномальные явления человеческой психики, в книге «Тайны телепатии» попытался ответить на вопрос, в чем же тайна тех феноменов, что случаются в жизни верующих и которые современная наука относит к парапсихологии.
«Как же они трактуются религией? Здесь практически все конфессии едины во мнении. Парапсихология – разновидность оккультизма. Это богомерзкое занятие, оно от сатаны, дьявола, нечистой силы, но не от Бога. В то же время Христос ходил по воде, воскрес, лик его окружен сиянием. Разве это не из парапсихологических феноменов? А Будда и вся восточная мудрость? Там ведь тоже сплошь чудеса и тайны. Наконец, Йога… Что это? Философия, религия или просто обычаи и верования? Нет, здесь не все так просто». Он же далее продолжает: «Попробуем посмотреть на парапсихологические явления с позиции религии, но без религиозных догматов. Есть единый Бог (Сын Божий Христос, Аллах, Будда или еще кто-то). Он создал все сущее, включая человека (уверяет религия. – В. М.), со всеми его достоинствами и недостатками, смертным телом и бессмертной душой. Но учел ли при этом возможность прямого общения человека с собой? Согласно всем религиозным конфессиям – да. Христианин с мольбами и просьбами обращается к Христу, мусульманин – к Аллаху и т. д. В некоторых конфессиях между человеком и Богом есть посредник – священнослужитель. В других – человек сам (без церкви) обращается к высшему существу непосредственно. Вдумайтесь в смысл любой молитвы, ведь это не что иное, как прямое телепатическое общение человека с Богом. Таким образом, по крайней мере, один парапсихологический феномен – телепатия – не только признается всеми конфессиями, но является их непременным атрибутом. А что такое ясновидение, вещие сны, бестелесные духи, посещающие верующего в состоянии экстаза? А кровоточащие раны (стигматы) на теле у особо верующих в тех местах, где прибивали Христа к кресту при его распятии?» Так означает ли это чудо?
Маг, заклинающий духов
Нет, никакой магии тут нет! Исследования ведущих ученых мира (А. С. Попова, Г. Маркони, В. М. Бехтерева, Ф. Кацамалли) позволяет предположить, что человеческий мозг не только излучает довольно мощную электромагнитную энергию, но, видимо, вступает в контакт с природой и Вселенной. Человек, видимо, не только может «посылать сообщения на гораздо большие расстояния, чем какой-либо передающий механизм» (Г. Маркони), но, возможно, способен «ощущать и замечать электрические волны в эфире» (А. Попов), и даже воздействовать на собственное тело или на тела других людей, а также на их мысли и поведение. Кстати, и недавние исследования новосибирских ученых, поместивших чудотворную икону рядом с двумя группами мышей, одна из которых подверглась действиям яда, но рядом с иконой почувствовавшая себя намного лучше, чем другая партия, также заставляет нас задуматься над тайной веры.
Вообще многое еще остается непознанным. Можно предположить, что все сущее несет в себе информацию. И разве нельзя представить, что мир образов, также как и мир идей, имеет свои коды, которые еще подлежат расшифровке. Новейшие открытия в физике, генетике и биологии ставят больше вопросов, нежели дают ответы… Разве нельзя предположить, что человек (или богочеловек) является мощнейшим излучателем энергии и резонатором?! Но если это так, то и Слово иного человека (или Бога?), руки его или даже взгляд могут обладать поистине уникальной и даже чудодейственной силой. Биологи Гурвич, Любищев, Беклемишев, Гаряев, стараясь приблизиться к решению этих сложных проблем, высказывали следующие мысли: наши гены дуалистичны – они вещество и поле одновременно; полевые эквиваленты хромосом размечают пространство-время организма и тем самым управляют развитием биосистем; гены обладают эстетически-образной и речевой регуляторными функциями. Если предположить, что человек – это генетическо-передающая установка и ретранслятор некой энергии, то он в состоянии совершать «чудеса» силой воли и мысли. А это означает, что он в состоянии силой мысли (которая очень мощное оружие) преобразовать нашу жизнь.
И. Босх. Несение креста. Фрагмент
Ничуть не менее важной, и даже с точки зрения истории куда более значимой, стала проблема или дилемма выбора между добром и злом (между Христом и Иудой, Христом и Цезарем). Она всегда стояла и будет стоять перед человечеством. Одним из самых ярких воплощений извечной борьбы сил добра и зла стали картины А. Дюрера и Иеронима Босха «Несение креста». Вспомним сюжет этих картин… В центре художники изображают измученного Христа в терновом венце. Он окружен враждебной и злобной толпой. Лишь несколько фигур воплощают участие (Симон Киринеянин, поддерживающий крест и старающийся облегчить муки Христа, и милосердная Вероника с платком, которым она отерла его лик). Иные видят в уродливости персонажей маски актеров. Нет, это просто люди, снявшие маски и представшие в реальном обличье. На первом плане Босх изобразил фарисея с хитрой ухмылкой. Рядом с ним изображены злобные и жестокие физиономии. Безусловно, это жители Иудеи и римские солдаты. Правда, распятие было не иудейской, а римской формой наказания, и Лука говорит, что после смерти Христа весь народ, собравшийся на это зрелище, разошелся по домам, «бия себя в грудь».
Рассматривая нравственную борьбу как проблему отдельного человека и как явление мирового порядка, Босх в его оценках действительности приходил к резким выводам. Мир полон ненависти и зла, которые настигают и губят человека. Почти все действующие лица картины охарактеризованы как существа порочные, игрушки в руках низменных инстинктов. Толпа бессмысленна и жестока. Достаточно взглянуть на мужчину, у которого серьги воткнуты в подбородок, или на того, кто повесил цепочку у рта, чтобы убедиться: ни на что иное эти существа не способны, кроме варварства, безобразия и глупости. Злорадство, тупость, садизм и ненависть взирают с их омерзительных лиц… Босх прибегает к гротеску. Его образы живут по законам реального мира и поэтому так убедительны. Не случайно первосвященники, чиновники с большей охотой готовы защищать бандитов и разбойников. Ведь именно они и натравили толпу на Иисуса. В свою очередь, толпа предпочла Христу разбойника Варраву. Если сопоставить хронологию важнейших событий того времени (распятие и казнь Христа, восстание зелотов, предательство жрецов, властных элит, гонение христиан, разрушение Иерусалима и Храма), становится очевидной связь между всеми этими событиями. И даже муки и страдания Иисуса должны в конечном счете привести к объективной победе над Злом мира.
А. Чизерри. Ecce Homo. (Се Человек.)
Чтобы победить зло, нужно сражаться против несправедливости. Однако Христос не только победил Зло (по крайней мере, в мыслях), но он сумел вдохновить и вооружить Добро и Красоту. Выдающиеся мыслители, писатели, художники, музыканты обращались к теме Христа, видя в том возможность полнее раскрыть натуру человека – лучшее в нем. Все чистое, прекрасное, идеальное, возвышенное, благородное, милосердное, щедрое и умное, что делает нас существом высшего порядка. В 1500 г. Альбрехт Дюрер изобразил себя в образе Христа в своем «Автопортрете». Картина – визитная карточка живописца. В ней предстал человек-Бог. Прекрасно одухотворенное лицо – с излучающими зеленоватый свет глазами, правильными чертами, с вьющимися волосами, тонкими и нервными пальцами. Внешне Дюрер выглядел иначе. Но художник поставил тут цель – изобразить лик Творца, придав образу собственные черты. В самом деле, если Христос – богочеловек, то почему бы и не дерзнуть самому предстать в образе человекобога?! Замысел сей вовсе не случаен. Возможно, идея была подсказана художнику философом Николаем Кузанским, оказавшим большое влияние на Дюрера. Тот утверждал, что подражание Христу, его жизни и облику является великим благом и достойно восхищения. Знаменательно, что сам художник придавал портрету особое значение, пометив его своей монограммой и снабдив латинской надписью: «Я, Альбрехт Дюрер, нюрнбержец, написал себя так вечными красками…» Все верно – о вечном и нужно писать «вечными красками». Дюрер не раз будет потом возвращаться к теме. Остались рисунки и гравюры, где он изобразил самого себя в образе Христа – слабым, измученным, истерзанным, умирающим. Идея художника, показавшего Христа, выражена в словах самого Дюрера, как-то заметившего, что сразу вслед за Богом идет художник!
Всюду идет борьба за образ Иисуса, хотя эта борьба напоминает порой петушиные бои – со статьи К. Каутского с таким же названием (1908) до романа Н. Казандзакиса «Последнее искушение», или созданного на основе романа фильма М. Скорсезе «Последнее искушение Христа», или «Страстей Христова» М. Гиббсона. Греческий писатель Казандзакис так объяснил свое обращение к светлому образу Христа: «Чтобы я мог дать высочайший образец борющемуся человеку, чтобы показать, что он не должен бояться мучения, искушения и смерти, так как все это может быть побеждено, и было уже побеждено, эта книга была написана. Христос мучился, и с тех пор мучение стало святым; штурмовало его, до последнего мгновения, Искушение, чтобы увести его с пути, и Искушение было побеждено; распят был Христос, и с тех пор была побеждена смерть». Оказалось, увы, что Христу гораздо легче было победить все свои искушения, нежели иным священникам, проповедующим его учение, победить те чисто мирские пороки и соблазны, которые вовсе не исчезли с появлением христианства. Более того, по словам Либания, христианское духовенство не преминуло использовать религию в корыстных целях: «Только прослышат они, что в деревне есть чем поживиться, тотчас она у них, оказывается, и жертвы приносит, и творит непозволительные вещи, и нужен против нее поход, и «исправители» тут как тут – это название прилагают они к своему, выражаясь мягко, грабительству». Но даже обычных поборов, даров, подарков и взяток церковникам-христианам показалось мало. Либаний пишет: «И землю они присваивают себе, заявляя, что она посвящена, и многие лишаются отцовских владений». «Что это иное, как не война с земледельцами в мирное время». В итоге религия (точнее, ее слуги), обещая беднякам и гражданам спасение и благоденствие во Христе, фактически много лет обирали и грабили, словно жестокие разбойники, свой народ: «всюду бедность, нищенство, слезы, земледельцам представляется целесообразнее просить милостыню, чем обрабатывать землю». И повсюду царит не Бог, а власть земная, являющаяся «всесильным владыкой» (Пиндар). Что же касается Бога, то слова, сказанные Цельсом, никем так и не были опровергнуты: «Христиане и иудеи! Ни один бог и ни один сын божий не спускался и не стал бы спускаться на землю». Греки вообще были против антропоморфных богов. Правда, Гераклит говорил: «Обращающиеся к безжизненным богам (люди) поступают так, как если бы кто разговаривал со стенами». Такого же мнения, по словам Геродота, придерживались персы. Гераклит не отказывался от идеи бога, которая, по его мнению, объемлет «всё бытие». Другие стояли скорее на позитивно-научных позициях. Их девизом были слова Эпихарма: «Трезвость и постоянное сомнение суть основы ума»; или, как сказал Лукиан: «Быть трезвым и ничему не верить». Лучше быть трезвым и верить в любимое дело и собственные силы.
А. Дюрер. Автопортрет
Кстати, заметим, что и в язычестве были своя прелесть, чистота, естественность. Ж. – Б. Северак в статье «Антихристианство Розанова» выразил существо проблемы, сказав о достоинствах этих «природных религий»: «Человечество подобно ребенку. Вавилон, Египет, Греция и Иудея любили в природе то, что в ней есть наиболее божественного – плодовитость. Цивилизации этих народов, более близкие к природе, были более истинными и святыми. Они лучше сохранили воспоминание о Рае, о первобытном райском состоянии; они остались чисты и близки к богам. Египет имел сфинксов – символ глубокого единения божества и людей. Далекие от того, чтобы отворачиваться от пола, эти древние народы видели его величие, доказательством чему служат многочисленные культы Востока и Греции, начиная с культа Изиды и кончая культом Афродиты. Но благоговение перед половой жизнью сильнее всего проявлялось у иудеев; они поняли божественную заповедь: плодитесь и размножайтесь; они чтили семью и создали из пола высшую точку соприкосновения человека и божества, что видно из обряда обрезания. До-христианские народы до того обожествляли пол и плодовитую любовь, что требовали их почитания. Вот чем и объясняется их ожидание Мессии». Не со всеми утверждениями автора можно согласиться. Вряд ли сам по себе обряд обрезания был символом веры. Акт сей не прибавляет ни ума, ни духа. Но вот то, что христианство, убив богов природы, совершило грех величайший перед будущим, над этим стоило бы ныне поразмыслить. Говоря об отношении Розанова к христианству, автор продолжает: «Оглядываясь вокруг себя, Розанов приходит в ужас от того, что видит. Первобытная чистота человека исчезла; люди как бы стыдятся того, чему они обязаны жизнью и что дает им возможность создавать новые жизни. Детоубийства учащаются; проституция с каждым днем расцветает; вместо того, чтобы смотреть на семью «как на высшую ступень близости к богу», ее не чтут. Потеряв то, что являлось самым надежным его религиозным принципом, человечество перестало быть интересным и прекрасным».
Любовь к природе и религия пали одновременно. Когда же это случилось? – спрашивает г. Розанов и отвечает: со времени Христа… Христианство вдруг отняло у людей их святое благоговение перед жизнью и в то же время убило в них истинное религиозное чувство. В течение двух тысяч лет целомудрие возводится в единственную действительную и спасительную добродетель. Была разбита связь, существовавшая между землей и небом, так как «единственным средством попасть на небо сделалось отрицание земли, чувство стыда за половые наклонности, борьба с любовью и сожаление о плодовитости брака». Действительно, мы увидим, как христианство вскоре обрушится и на любовь, и на людей, продолжив в Церкви «дело избиения невинных». Однако на высшей чаше весов Разума для многих (и для нас в том числе) вера необходима (и не потому, что она истинна, но хотя бы даже потому, что для очень многих она служит надеждой, спасением и утешением).
Б. Мурильо. Поклонение пастухов. 1650—1655 гг.
Действительно, в христианстве были и есть здравые начала, выполняющие роли важных регуляторов в социальной, духовной, культурной, экономической жизни нашего общества. Вера была «чудом созидающим». А о язычестве архиепископ Иоанн сказал так: «Корнями своими славянское язычество уходит в седую древность. В его основании (как в основании всякой религии) лежит некая духовная реальность. И хотя мы лишены возможности непосредственного видения духовных источников, но все же можем судить о них, памятуя слова Господа: «По плодам их узнаете их». Плоды язычества с его безнравственностью и жестокостью не оставляют сомнений в разрушительной богоборческой сущности того начала, которое стремится к воплощению через многочисленные языческие культы. И славянское язычество не было исключением». Однако мы все же не стали бы воспринимать язычество только с одной негативной стороны. В противном случае нам пришлось бы отказаться от всего античного наследия!
Образы святых отцов – св. Антоний и св. Павел
Без понимания язычества нет понимания и христианства. Зелинский не случайно напишет вдохновенный гимн греческим богам («Vince, Sol!» – (лат.) «Побеждай, о Солнце!»). Будучи верующим христианином, он совершенно искренне и верно полагал, что былую античную религию может понять только религиозно настроенный человек. Поскольку многие из нас переживают трагедию веры и трагедию безверия, не зная, какую из них все же предпочесть: первые затворяются в мире, что далек от современных законов и реалий, вторые, не найдя себя в этом холодном и злом мире, тоже мечтают о горнем. Ни те, ни другие не находят полного удовлетворения. И, как писал Зелинский, нам, вольно или невольно, приходится обращаться к богам античности, когда мы не находим ответа в церковных или библейских истинах… «Нет, исходя из совершенно правильной мысли, что наша умственная и нравственная культура есть продолжение античности, а не юдаизма, поэт (Иккерман в «Мерлине») представил в своем сатане именно античную религию, поскольку она выражалась не в культах, а в сознании просвещеннейших мужей древности… Та религия античности, о которой идет речь, была, правда, побеждена христианством, но не уничтожена им; она всплывает наружу везде там, где светоч христианства тускнеет…». Мир больше говорит о христианстве, чем им живет.
И науке следует вести себя «крайне осторожно» с религией. Тут придется делать выбор – или вера, или разум. Впрочем, часто наука служила основанием для создания религиозных построений. Как известно, Августин воспользовался истиной в математике (2+2=4), говоря о необходимости и истинности теологических истин. Прекрасная идея, если принять во внимание, что вера не требует доказательств истинности существования Бога. При таком подходе понятно, что церковь нередко, как мы убедимся в этом в дальнейшем, будет выступать палачом науки. Причины такой реакции «святых отцов» понятны, ибо наука требует точных доказательств, а не утверждений типа «Верую, хотя это абсурдно». К тому же миры науки и религии часто приходили к столкновению. Скажем еще более определенно: увы, там, где начинается вера, там заканчивается наука. Я. Буркхардт верно писал: «Монах преследовал идеалы и цели, являвшие полную противоположность языческой сверхобразованности и распущенности, и если между двумя нравственными мирами, именуемыми «язычество» и «христианство», и существовали точки, где они примирялись или даже сближались друг с другом, то, по крайней мере, в данном вопросе отношения между ними строились на глубинной, неискоренимой враждебности. Каждая строчка, дошедшая от предыдущих столетий, будь то иероглифы или греческая скоропись, несла на себе омерзительный отпечаток язычества, идолопоклонничества, колдовства; потому читать оставалось (настолько, насколько чтение дозволялось вообще) только благочестивые христианские книги, написанные большей частью такими же монахами или переведенные на египетский с других языков. Ситуация с древним искусством была такая же, как с древней литературой; Аммония, например, восхваляли, поскольку, навестив Рим, он заметил там лишь базилики Святого Петра и Святого Павла. Далее строгая дисциплина должна была отрезать монаха от всех его предыдущих связей, в первую очередь от семьи, оберегать его от создания новых и заставлять трудиться. Правила Пахомия носят по преимуществу мрачное впечатление полицейских постановлений, и в этом их позволительно сопоставить с Уставом святого Бенедикта… Конечно, не следует искать идеал христианской жизни среди монашеских поселений». Христианскую жизнь лучше всего вести в образованной и культурной среде. Вспомним, что сказал Августин военачальнику Бонифацию, когда тот вдруг захотел оставить надоевшую ему военную жизнь и стать монахом. Он сказал: хороший военачальник-христианин куда нужнее, чем еще один монах среди бесчисленного множества монахов! Потому и мы хотим, чтобы Христос не посрамлял книжников (в том нет ни славы, ни пользы ни Ему, ни Церкви), а выступал с ними заодно и в дружном строю (во славу человечества)…
П. Веронезе. Иисус среди мудрецов в храме. 1558 г.
Впрочем, истины ради надобно сказать, что Бог не только «мешал», но и «помогал» науке. Если бы пришлось перечислить всех ученых, что посвятили Богу свои работы частично или целиком, не хватило бы места в нашей книге. Безусловно, Бог оказался крайне удобным и полезным инструментом для философов, теологов, религиеведов. Он стал основанием ряда существующих систем. Скажем, Шеллинг мыслит Бога как высшую точку системы, как causa sui. Согласно его представлениям, именно Бог делает возможным людскую свободу, то есть свободу следовать добру или злу. Шеллинг пишет: «В Божественном разуме есть система, но сам Бог – не система, а жизнь». Мы представляем божье творение и тем самым принадлежим Творцу. Однако эти умопостроения часто оказываются вне биологической и социальной реальности. Если эта система и царит, то она царит где-то там, в высотах небес, а не на земле.
Тут же на земле светская власть слишком часто пребывает в тенетах Сатаны, с которым церковь и религия просто ничего не могут поделать. Это может означать одно из двух: или Бог – чистой воды фантазия и утопия, или миру потребуется новая Реформация, которая создаст мир и человека по его законам… И тогда, возможно, вновь настанет час церкви! Вспомним о том, что некогда, как сказано в Книге Еноха (100 г. до н. э.), уже имела место преобразовательная атака сынов Божьих на мир человеческий («низвержение ангелов»). Тогда две сотни ангелов под водительством Семазы сошли на землю и взяли себе в жены дочерей человеческих. Среди воинства ангелов, что обучали людей наукам и искусствам, особенно выделялся Азазель. От их брака с земными женщинами и родились исполины, обладавшие к тому же глубокими знаниями и умом. Беда лишь в одном: несмотря на все их познания и прогрессивный образ мышления, эти исполины вскоре стали пожирать людей. Может, время это близится?!
Церковь, Господь и Иуда
Говоря о Боге и вере, нельзя не сказать об Иуде… Фигуру эту не обошли вниманием. Его изображали то экономом при Христе (ибо Иоанн изобразил его с денежным ящиком), то в облике «ревностного агента еврейского духовенства». Третьи хотели бы видеть в нем главу восставших. Четвертые характеризовали Иуду как талантливого актера. Пятые наделяли даром философа, сравнивая с Филоном. Но никто не желает видеть в нем то, кем он был на самом деле. А был он, если не применять к нему характеристики самого Иисуса (тот сказал апостолам, имея в виду Иуду Искариота, «один из вас дьявол»), рационалистом-скептиком и циником, не верившим ни в какие божественные откровения и чудеса. Иуда уверен, как и члены Синедриона: мир – материалистичен и практичен. В нем правы те, на чьей стороне сила, власть и деньги. В борьбе за обладание ими все средства хороши. Ради денег Иуда и предал Христа. Это видим во все времена: ради власти и денег Прусий предал Ганнибала, Август – Цицерона, Иуда – Христа. Предавали все: Медичи, Стюарты, Гогенцоллерны, Романовы, Ротшильды, Горбачевы, Ельцины, Гайдары, Чубайсы, Березовские. Для вождей племени иуд предательство стало нормой, второй натурой. Секта каинитов, почитавшая Иуду (возникла еще во II в. н. э.), рассматривала предательство чуть ли не как высшую доблесть. Она и по сей день правит миром и издевается над человечеством. Хотя герой романа польского писателя Г. Панаса «Евангелие от Иуды» предстает перед нами в благообразном облике олигарха и ростовщика, не чуждого философии и культуры. Польский делец-романист попытался сделать из Иуды этакого нового растиньяка – ученого, буржуа, финансиста, торгаша, своего духовного наследника. Это все равно что из американца-христопродавца Бжезинского сделать Иоанна Крестителя.
Висенте Хуан де Хуанес. Тайная вечеря
Иуда утверждает, что Иисус будто передавал ему «философский завет». В чем же состоял сей завет? Лишь много лет спустя после гибели и вознесения Христа понял он его суть: «Так вот, дорогой друг, лишь много лет спустя я понял правду: нет власти без великой крови, (как) нет владычества без страха. Всякий властелин вынужден убивать, и боги подневольны этому закону, все, даже самые добрые, каких может измыслить человеческий разум». Иуда словно оправдывает убийство. Признав, что мир сотворен богом (пусть богом философов), не причастным к делам мира сего, мы превращаем Его в великого убийцу, повинного за все злодеяния, совершаемые на orbis terrarum искони и до конца времен. Вывод напрашивается сам собой: убийство Христа оправдано, ибо он покусился на власть! Молодой олигарх Иуда («представитель уважаемой фирмы, пусть и неподобающе молодой»), друг Синедриона, считая Христа путаником или в лучшем случае наивным идеалистом, предает его из абсолютно «идейных побуждений». Но Христа и ныне предают слуги Его.
Какова судьба Иуды? В Писании было сказано: «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав ложно и лживо кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? Смотри сам. И бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взявши сребреники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови» (Мф. 27: 3–7). Такова легенда, увы, далекая от реалий жизни.
Рембрандт. Иуда возвращает сребреники
Похоже, что тут налицо скорее явный вымысел. Предатели не раскаиваются и никогда не возвращают полученные за предательство деньги – ни в начале христианской эры, ни в конце ее… Рассказ о том, как Иуда раскаялся и бросил деньги в храме, был выдуман, как и версия Матфея о самоубийстве Иуды. Нормальных человеческих чувств у предателей не бывает. Более отвечает образу Иуды-дельца версия Луки. Тот говорит в Деяниях (1: 18): «Он (Иуда) приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на родном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови». Возможно, Иуду убили, как ныне убивают у нас дельцов-бандитов… В романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Иуду казнят за донос на Христа по приказу самой римской власти – Пилата. «Землею крови» станет и сама та область, где впоследствии будет утверждаться религия. После того как идеи христианства доказали свою жизнеспособность, возникла нужда в некой организации, которая превратила бы спонтанные надежды, отдельные хаотические мысли первых адептов учения в нечто более основательное, упорядоченное, земное. Ренан пишет, что «дело Иисуса могло быть спасенным в тот день, когда было признано, что церковь имеет прямую власть, представляющую власть Иисуса». Мы не считаем, что одна лишь передача авторитета власти с неба на землю могла возыметь благотворное влияние на судьбы человечества. Тем более что сам Ренан вынужден признать (при всех поклонах в адрес католической церкви, которая, мол, «пройдет через века, не разбившись»): эта Церковь, во-первых, фактически узурпировала христианскую мысль и веру; во-вторых, в качестве формы, в которой предстояло оформиться церковной организации, выбрала Римскую империю. А это значило: весь внутренний остов и иерархические подразделения в ней останутся те же, что и при господстве империи римлян. В высшей мере знаменательно, что податные ведомости римской администрации и церковные книги в Средние века и Новое время почти не различались. Таким образом, церковь умело конвертировала небесную валюту в земную, что с превеликим успехом делает и ныне. Стала ли личность свободнее, совершеннее? Мы в дальнейшем попробуем ответить на вопрос. Но у иных на сей счет сомнений не было: «С тех пор церковь господствует над личностью и, в случае надобности, изгоняет ее из своей среды».
Г. Доре. На Голгофе
Существует мнение, что собственно Рим и породил христианство. Разумеется, это не так, ибо возникло оно как вызов власти Рима и вообще власти иерархов. При всей, казалось, нелепости такого рода утверждений есть и в них определенный резон. В самом деле, при тщательном анализе остается непонятно, как это после стольких лет гонений христианство одерживает окончательную и триумфальную победу. Видеть в том только волю Господню не позволяет нам знание основ политической механики. Вера была и остается инструментом власти. Полагаем, что, поняв всю ценность и полезность монотеизма, Рим вместо борьбы с христианством решил поставить его на службу своим же имперским интересам. И в перспективе, как мы знаем, христианство преуспело. Не стоит забывать и о том, что Рим обратился к христианству в годину слабости и гибели.
Каждый раз, когда Церковь в лице выдающихся епископов или святых отцов делала еще шаг к получению новой порции власти над всею массою или хотя бы частью верующих, она отнимала кусочек власти у светских правителей. Природа не терпит пустоты. Если где-то нечто убыло, значит, в другом месте прибыло. Церковь неизбежно должна была вступать (и конечно, вступала) в конфликт с институтом императоров, царей. Хотя вскоре она и научилась ловко скрывать свои намерения, как и жажду власти, за ширмой разделения властей: мол, ее власть находится «на небе», а власть царей «на земле», или, как говорится: «Богу – богово, а кесарю – кесарево». Разумеется, как те, так и другие охотились не за бестелесными душами, но за живыми людьми. Церковь сумела выжить, лишь склонив шею пред властями предержащими, «несущими меч в своих руках». Она покорилась воле сильных мира сего. Не будь ее терпимого и даже благосклонного отношения к власти, которое она выработала в себе, в своем поведении, полагаю, ее существование оказалось бы под вопросом. Ее попросту уничтожили бы. Такие прецеденты в истории известны. Строго говоря, произошел размен: светским властям предоставили дела и ценности мирские, церковным – дела и ценности душевные (ну и частично мирские). Не случайно же базилика, этот тип церковного строения, повторявшийся во всех первых храмах, был местом римского суда и коммерческих сделок.
Мученическая смерть первых христиан
И еще на одну сторону христианского учения нам хотелось бы обратить особое внимание, ибо она вызывает наибольшее внутреннее сопротивление и отторжение (по крайней мере у людей волевых, смелых, решительных и справедливых). Как известно, Христос повелевает смертному безропотно нести свой крест, не бояться мучений, да еще склонять выю перед сильными мира сего. Когда высшая власть угрожает христианину смертью за исповедание им его веры, то максимум, что позволяет Христос, это бегство от такого рода неправедной власти. Даже бранью на брань нельзя отвечать, но следует смиренно воспринимать все эти оскорбления, насилия, грабежи, проявляя «терпимость». А апостол Петр дошел до того, что призывал христиан еще и радоваться, и возблагодарить Бога за дарованные страдания. На наш взгляд, это уже издевательство над миллионами униженных и порабощенных. И грош цена такой «праведной вере»…
Конечно, у древних народов в эпоху античности (да и позднее) считалось хорошим правилом выражать уважение и почтение к особе царя или правителя. Считалось, что тот, кто злословит о правителе, тот «наносит оскорбление государству». Плутарх в жизнеописании Агиса скажет: «Грешно и преступно поднимать руку на особу царя». На царя – грешно и преступно, а на народ – законно и справедливо?! Защитники раннего христианства, конечно, прекрасно видели всю несправедливость и преступность деяний иных царей, императоров, преследующих за веру христиан. Но они категорически запрещают сопротивляться этим преступникам и убийцам. Почему? Оказывается, лучше самому погибнуть, чем убить даже преступника или негодяя.
Киприан заявил: «Оттого-то, когда нас хватают, никто не противится и не мстит вам за ваше нечестивое насилие, хотя весьма обилен и многочисленен наш народ и снабжен всем необходимым. Ибо уверенность в конечном воздаянии закаляет терпение, неповинные вынуждены уступать преступникам» («К Димитриану»). Позвольте, но как же так?! А где же законное право на самозащиту, право на возмездие? Такая религия запрещает человеку сопротивляться неправедным действиям притеснителя, деспота, убийцы. Пусть Бог будет судьей: «Бог ему судья!» Лактанций пишет: «Мы полагаемся на величие того, кто может воздать как за оказанное ему нечестие, так и за страдания и обиды рабов своих. И мы переносим неслыханные страдания, мы даже не противимся и словом, но предоставляем Богу заботу о возмездии». Тому же учит и Августин: «Всякий раз, как императоры впадают в заблуждение, они издают законы в защиту своих заблуждений против истины, по этим законам праведные подвергаются истязанию и заслуживают венцы». Он же в другом месте еще более ясно выражает рабскую суть христианства: «Народы должны терпеть государей, так же как рабы терпят своих господ, потому что такое упражнение в терпении помогает переносить страдания временные в надежде на блага вечные». Позорная и гнусная позиция, не достойная свободного духа!
Конвоирование пленных рабов
Он поясняет свою философию примерами из поведения первых христиан: «Хотя град Христов и был рассеян по странам и насчитывались столь многочисленные полчища народов против нечестивых преследователей, тем не менее они до настоящего времени не сражались ради временного спасения и воздерживались от сопротивления, дабы достигнуть вечного спасения. Их вязали, заключали в темницы, били, терзали, жгли, бичевали, рассекали на части, вспарывали им горло, и тем не менее они множились. Бороться же за спасение составляло для них не что иное, как пренебречь благополучием этой жизни ради вечного блаженства» («О Граде Божием»). Апологеты христианства обычно приводят в этом случае хрестоматийный пример с Фиванским легионом. Тот предпочел позволить императору Максимиану предать смерти весь легион, только бы не поклониться ложным богам. Они молвили: «Мы бросаем наши копья; твои спутники найдут безоружными наши руки, но сердца – вооруженными вселенской верой». Мартиролог их гласит: «Произошло беспорядочное избиение мечами покорившихся беспрекословно; сложив оружие, они даже не пытались ни своим множеством, ни угрозой оружием прекратить расправу, но помнили лишь то, что они исповедовали того, кто безропотно был отведен на смерть и, как агнец, даже не отверз уста свои; они также терпели избиение подобно стаду овец, на которых напали волки». Скажем совершенно откровенно: считаем недостойным человека такое раболепное поведение… Мир представлял и представляет собой поле для охоты, где «человек человеку волк» (Локк), и миролюбивым овцам тут не место (разве что лишь для того, чтобы отдать шкуру и мясо). Те же, кто призывает народ покорно терпеть злоупотребления властей, – в сто раз хуже Иуды: тот предал Христа, они предают миллионы и миллионы на поругание и гнет. Наша вера иная: на добро воздай добром, на зло – злом. Смерть за смерть и кровь за кровь. Бедный Иов – не наш герой!
Благоденствие, даруемое Господом бедному Иову за его стойкость в вере
Кстати говоря, символичным стало то, что со временем Церковь и ее художники вложат в руки апостола Павла меч. В западной живописи самый ранний пример изображения Павла в воинских одеждах и с оружием в руках имеется в каролингской Библии. На миниатюре, иллюстрирующей Деяния апостолов, Савл и сопровождающие его лица на пути в Дамаск изображены в античных воинских одеждах. В правой руке будущего апостола – меч… В другой сцене ослепленный иудей Савл повержен на землю, а меч лежит рядом. По мнению Г. Кесслера, представление об апостоле Павле в виде воина сложилось в Риме уже в первой половине VI века н. э. Христианство стало одерживать триумфальную победу, а потому его герои должны были быть изображены как воины-победители. Видимо, необходимостью подавать в массовом сознании образ героев-христиан в ином обличье (не как страдальцев или гонимых) можно объяснить и то, что в поэме диакона одной из римских церквей, по имени Arator («De actibus apostolorum», «О деяниях апостолов»), к слову сказать, написанной по образцу известной поэмы Вергилия, образ апостола Павла подается как некая параллель героическому Энею. Церковь хотела расширить обретаемую власть над миром: для этого надо было вооружить адептов христианства воинственным духом и мечом («Крестом и мечом!»). Это стало уже совершенно очевидно к IX веку н. э., когда в сочинении Иоанна Фульдского «Дополнения к Назону» прямо сопоставляются апостол Павел и Эней, прародитель Римской империи.
Г. Доре. Апостол Павел в синагоге
История Павла, представленная под видом римской эпики, должна была демонстрировать цели и задачи Римской католической веры – завоевать мир с помощью меча. Цели миссии Павла обозначены в его Послании к римлянам (3:29–30 и 11:13): «Вам говорю, язычникам. Как апостол язычников, я прославляю служение свое». В этом Послании апостола Павла отмечена роль меча как орудия устрашения и знака божьего слуги, который может карать виновных: «…начальник есть божий слуга тебе на добро. Если делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч, он божий слуга, отмститель, в наказание делающему зло» (Рим. 13: 4). Еще более показательны следующие слова Павла: «Царство Божие не в слове, а в силе» (Рим. 14: 20). Заметим, что то было время активного насаждения христианства. Мы увидим, что верховные апостолы с мечом и ключом будут представлены в мозаичной композиции на внешнем фасаде базилики Сан Паоло, возведенной Константином, а также на иконе-таблетке Троице-Сергиева монастыря в России, где Павел изображен с мечом, Петр – с ключом (что нехарактерно для византийского искусства). Так же они показаны на картине Дюрера.
А. Дюрер. Четыре апостола (Иоанн, Петр, Марк, Павел)
К слову, ведь сами церковные отцы частенько забывали и о смирении, и о христианском долготерпении, когда речь заходила о дележе власти, земли или имущества… О том, что собой представляло римское христианство уже в первые века своего господства пишет П. Гнедич в своей прекрасной книге «История искусств». «В Западной Европе христианство долго имело характер чисто греческий. Даже богослужение и книги богословского содержания были писаны на греческом языке. Латинская церковь клонилась инстинктивно к монархии; сначала представители ее вели скромную жизнь, не желали присвоивать себе никакой особенной власти. Иаков, брат Господень, был, по преданию, первым епископом Рима, и преемники его, принявшие от него благодать, не выказывали стремления ко всемирному господству; но впоследствии религиозные споры, различные толкования догматов породили несогласие между главою Рима и восточными церквами. Св. Киприан на карфагенском соборе говорил: «Мы не должны поставлять себе епископов над епископами, стремиться к деспотической власти: каждый епископ должен поступать, как он знает, как ему кажется лучше; ни он судить, ни его судить никто не может; над нами один судья – Иисус Христос». Однако благие начинания греческого христианства не могли выжить в условиях римской культуры господства, которая воспитывалась в папстве веками. Рим есть Рим. К тому же огромные богатства Римской империи разжигали аппетит даже у «слуг небесных»». И Гнедич продолжает: «Политическое положение и громадное скопление богатств в Риме невольно выдвинуло его представителей на первый план. Римский епископ решался не присутствовать на вселенских соборах, а посылать за себя младших чинов, что было несравненно выгоднее. Епископство Рима, в силу огромных богатств местной церкви, сделалось заманчивым, и избрание на епископский престол вызывало (в их среде. – Авт.) ожесточенные раздоры. При избрании Дамаса в базилике Цетиньи было убито 130 человек, так как соискатели призвали к себе на помощь толпу гладиаторов и всякой сволочи, а правительство принуждено было употребить для водворения порядка вооруженную силу».
Г. Доре. Первомученик Стефан
Так возникла трагическая дилемма, которую Церкви, увы, так и не удалось с тех пор преодолеть. Христовы заповеди осуждали богатство, они требовали равноправия, взывали к милосердию, говорили «не укради», «не убий». Власть же (по своей внутренней сущности) выступала и выступает совершенно с противоположных позиций. Гонения на христиан власть предпринимала не из идейных, а из прагматических, экономических, политических или финансовых соображений. Коммунистические наклонности первых христиан напугали еврейских старшин и торговцев. Так, когда фанатичная толпа евреев побивала каменьями дьякона Стефана, делалось это потому, что он своими речами подрывал установленный порядок и иерархию общества. Подобная же история произошла и с апостолом Павлом. Во время проповеди в Эфесе он настолько увлек толпу, что та почти склонилась к тому, чтобы начать поклоняться новому богу – Христу. Но тут против его крамольных речей восстали промышленники и мастера, в особенности серебряных дел мастера (состоятельные люди), изготавливавшие из серебра модели старых храмов и богинь, и фактически жившие за счет поклонения местной богине. Новый бог отнимал у них хлеб насущный. Естественно, они собрались в большую толпу и в течение двух часов кричали, как могущественна и велика богиня Диана Эфесская. И подобных случаев в истории можно обнаружить бесчисленное множество. Спор чаще всего идет не за веру, но за материальные стороны ее воплощения и отправления (прямо скажем, весьма выгодные). С признанием христианства, как отмечает Я. Буркхард, церковь получила в свои руки огромные средства благодаря разнообразным пожертвованиям, не говоря уже о дарах государства. Глаголят о Боге, а думают о злате! И в каком-то смысле был совершенно прав П. Гольбах, говоря о богословских «добродетелях»: «Они называются так потому, что необходимы богословам и имеют в виду интересы духовенства. Богословских добродетелей три: вера, надежда и любовь. Вера отдает во власть духовенству народы, надежда развлекает их неисполнимыми обещаниями, а любовь заставляет их заботиться о духовенстве и давать ему жить на всем готовом». Так произошла полная и трагическая трансформация ядра идеалистических упований и установлений древних христиан.
Крещение ацтеков в Мексике
Но еще более серьезная проблема встает перед Церковью, когда она превращается во влиятельную силу, в господина. С сильных мира сего ведь спрос особый. Не случайно в V в. императоров стали короновать в церкви, а между тронами императора и императрицы появится трон для Господа Бога. Церковь становилась как бы посредником между небом и землей. Конечно, тут уместно вспомнить известные строки из Евангелия, содержащие требование ублажать нищих и алчущих, противопоставляющих богатых и пресыщенных бедным (Лк. 6:20, 21, 24, 25), богача – Лазарю и т. д. Несомненно, требования социальной правды, восходящие еще к Ветхому Завету, к писаниям первых пророков, находили широкий отклик у бедных и порабощенных слоев населения. Речи эти обладали притягательной силой для толпы. Сегодня некоторые утверждают, что апостольский «коммунизм» представлял собой формы жизни, которая наблюдалась и встречалась в Израиле (в пророческих школах). Возможно, в том была объективная необходимость. В трудные времена такая общность имущества (кстати говоря, бывшая добровольной, а не принудительной) становилась как бы веянием времени.
Уединенное убежище общины верующих
Когда апостол Петр упрекает «капиталиста» Ананию за то, что он утаил вырученную от продажи имения сумму, принес к ногам апостолов лишь часть и выдал ее за всю сумму, он тем самым действует в духе современной некоммунистической налоговой полиции. Надо признать революционность прихода христианства на нашу землю. И в этом смысле, думаю, прав Нефёдов, говоря: «Победа христианства означала окончательную победу революции. Церковь стала символом единения, братства и милосердия; она не только утешала, но и кормила бедных. Императоры передали церкви огромные средства, множество домов и обширные земли; на эти средства создавались больницы, странноприимные дома и раздавалось вспомоществование беднякам; любой нищий мог прийти в храм и получить тарелку супа или монетку на пропитание. Церковь взяла на себя роль системы социального обеспечения, и отныне государство обеспечивало каждому кусок хлеба. Теперь, когда государство приняло в свое лоно церковь, оно предстало перед людьми как община верующих, скрепленная узами любви и братства, а император – как глава этой общины и наместник бога на земле». В каком-то смысле то был шаг действительно революционный. Хотя всерьез говорить о единении, братстве и милосердии, как и об обеспечении каждого «куском хлеба», никто из знающих реалии современной истории не решится ни за что на свете.
В дальнейшем Церковь, став идеологическим гегемоном, неизбежно станет претендовать на духовное руководство миром и на авторитетную монополию. Но ведь для этого нужны не только вера или чудо, но и аргументы знаний. В Библии отражены внутренние опасения и сомнения создателей сего огромного компиляторского труда: «Ибо и Иудеи требуют чуда, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, для Еллинов безумие», – говорит Павел (1 Кор. 1: 22–23). Нужен был учебник или учебное пособие для начинающих христиан. Библия в том виде, в котором она тогда существовала, не могла выполнить удовлетворительно своей роли. Известный российский философ М. К. Петров отмечал, что даже и в таком виде текст христианства (который, надо полагать, предназначался на роль учебника входящих в жизнь поколений христиан) оказался в целом великоват. Он мог бы, конечно, транслироваться в интерьере подготовки кадров христиан-профессионалов, то есть «в тех же примерно формах, в каких мы сегодня транслируем первоисточники через аспирантуру, но он вряд ли годится для трансляции на уровне мирян». Тем более что хотя среди них было какое-то число талмудистов и начетчиков, от мирян никак не приходилось ожидать «одержимости текстом Библии». Однако поскольку Церковь одержала победу и стала уже государственной религией, она остро нуждалась в разного рода интеллектуальных инструментах управления всем «Божьим стадом». Поэтому нас нисколько не удивляет факт подмены Библии корпусом античных языческих работ, большим по объему, чем даже сама Библия. Поразительно иное: сам факт подмены Библии обнаружился только в XVII в. Так что христиан, подчеркивает русский ученый, более тысячи лет христианству обучали по языческому учебнику. Это равносильно тому, как если бы физикам дали распоряжение изучать физику «по учебнику китайской грамматики, а химии вовсе даже по Гомеру». Разумеется, тому были резоны. Резоны просты – у Церкви не было ничего мало-мальски стоящего (кроме веры), что они могли бы предложить уму.
Процессия абиссинских христиан перед церковью Св. Михаила
Однако когда процессии паломников (сотни тысяч несчастных и обездоленных судьбой) устремлялись в святые места, они менее всего нуждались в аргументах познания. Поэтому и на вопрос Тертуллиана: «Что общего у Афин и Иерусалима, у Академии и Церкви?» ответ напрашивался сам собой – прежде всего, это слушатели, народ, паства. И привлекать ее, разноликую, надо было любыми способами. Сие прекрасно понял апостол Павел, говоря в Послании к коринфянам: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закон, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтоб приобресть чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых». Как видим, Церковь стремилась обращать свой глас ко всем, но в первую очередь к тем, чья жизнь в силу тех или иных причин не удалась, складываясь сложно, тяжело или трагично. В основной массе это был темный и необразованный люд, или же люди наказанные или обиженные судьбой.
Паломники в святые места
Грамотный язычник и образованный грек (эллин) не желали принимать этой странной доктрины. Апостол Павел это признал: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием» (1 Кор. 2: 14). Если боги греков и римлян были зримы, являясь, говоря словами П. Флоренского, «священными призраками несказанной красоты», и их можно было созерцать, то, очевидно, христианству, которое оспаривало место под солнцем у язычников, дабы утвердиться в сердцах верующих, нужно было выстроить хотя бы равновеликий ряд образов. Греки прекрасны были уже тем, что их религия была доступна и открыта глазу и чувству. А вот среди древних евреев царили иные каноны: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в оде ниже земли» (Исх. 20: 4). Людям даны глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, ум, чтобы воспринять и понять. Как относилось к ним христианство? Признавая важность сенсорных ощущений мира, отцы христианства вначале заняли по отношению к ним негативную, осуждающую позицию. Так, когда апостол Иоанн в Эфесе «воскресил» проконсула Лигдамида и его жену, тот, став христианином, решил запечатлеть его облик, но Иоанн категорически воспротивился этому, сочтя сие грехом.
Д. Морелли. Искушение св. Антония
В дальнейшем мы убедимся, что тому были довольно веские причины. Римские цезари, подвластные им элиты и слуги погрязли в грехах чувственно-плотских наслаждений. Все большее число людей становилось рабами чреувогодия, скотских развлечений и т. д. Стало ясно, что работу органов чувств надо обязательно контролировать. Сам человек не всегда способен к этому, особенно если сильные мира сего подают ему своим поведением дурной пример. Христианство поставило задачу духовного совершенствования человека. Преподобный Фалассий (VI в.) требовал от христианина: «Отдай чувство в служение уму и не давай ему времени развлекать его». В ином месте он прямо подчеркивал приоритет духовной жизни перед плотской: «Да служат тебе чувства и вещи чувственные к духовному созерцанию, а не к удовлетворению похоти плотской». Другой известный подвижник IX в., Филофей Синайский, объясняя необходимость обуздания чувств людьми, писал: «Когда ум изнутри не обуздывает и не вяжет чувств, тогда глаза всюду разбегаются из любопытства, уши любят слушать суетное, обоняние изнеживается, уста становятся неудержимыми, и руки простираются осязать то, что не должно. За этим последуют вместо правды неправда, вместо мудрости – неразумие, вместо целомудрия – блудничество, вместо мужества – боязливость». Он же требует удерживать все чувства даже с помощью некоторого насилия, чтобы сделать «для ума легчайшими сердечный подвиг и брань». В самом деле, тут мы видим в действии закон сохранения и концентрации душевной и физической энергии. Если мы ограничиваем себя и свои плотские желания, больше останется места для работы ума и духа (в том числе и святого). Страстями нужно уметь управлять, чтобы колесо жизни не раздавило нас в своем стремительном движении, ибо «ничто так не поползновенно на грех, как эти органы, не управляемые разумом». Богослов Феодор Эдесский (IX в.) имел в виду прежде всего глаза и уши, однако сюда же необходимо добавить и иные важнейшие части нашего тела (язык, желудок и проч.). С этой целью церковь установила специальные упражнения по работе с каждым органом чувств. Каждое из них продолжалось по меньшей мере час и исполнялось по нескольку раз в день (на виновных накладывали эпитимью). С помощью системы упражнений и наказаний достигалось такое состояние верующих, при котором органы чувств «открывались для Бога и закрывались для греха» (Иоанн Постник). Впрочем, природа все же брала свое.
Г. Доре. Священник Маттафия убивает осквернителя храма
Л. Бернини. Балдахин в соборе Св. Петра в Риме
Однако при всей резонности некоторых установок христианства церковники вскоре, как нам представляется, перейдут разумную грань – и устремятся к подавлению человеческого. Пройдет не так много времени – язык со словом, а также слух станут чуть ли не орудиями сатаны. Христианский аскет Ефрем Сирин (IV в.) воскликнет: «Слух есть широкая дверь. Этою дверью смерть вошла в мир, пожрала столько народов и все еще не насытилась! О, крепко надобно запирать сию дверь!» По мысли иных отцов церкви, самый надежный путь к святости состоял в том, чтобы заградить уста от глаголения, затвориться в своей келье и предаться молчанию или же молитвам. Ничего не делай – только молись, и ты обретешь спасение. «Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу» (Исаак Сирин). Понятно, когда церковь осуждает брань словесную, считая это кощунством и тяжким грехом. Но так и Пушкина с Лермонтовым и Есениным можно причислить к страшным греховникам. Нелепо лишать себя всех красот и звуков мира. Вот и Блаженный Августин признавался: «Глаза любят красивые и разнообразные формы, яркие и приятные краски… Они тревожат меня целый день, пока я бодрствую, и нет мне от них покоя». Не потому ли монахам и монахиням рекомендуется держать глаза опущенными к долу: «не обращать очей туда и сюда, но простирать всегда взор вперед», дабы сохранить целомудрие и чистоту перед Богом. В этих фразах опять же скрытое осуждение известной формулы Древнего Рима – «Хлеба и зрелищ!» Тертуллиан в 211 г. напишет работу «О зрелищах», где требует от христиан осудить конные ристалища, театральные зрелища, избегать поэтических состязаний и гладиаторских боев: «Следуя правилам веры, началам истины и законам благочестия, познайте обязанность свою удаляться от соблазна зрелищ, как и от прочих мирских грехов». Затем под нажимом церкви и религиозных императоров прекратят существование Олимпийские игры… Как видим, даже Богу с трудом даются грани.
К. Брюллов. Гибель Помпеи (фрагмент)
Нельзя не упомянуть еще об одной причине, популярности новой религии. Она на поверхности, но о ней мы до сего времени не упоминали. Христианская вера возникла как ответ на непрекращающиеся акты насилия и войны, на потоки крови, триумф смерти. Человечество ужасно устало от этой бесконечной вакханалии жестокости. Неизбежный и закономерный ответ на философию ненависти, что управляла и управляет миром, – это философия любви, провозглашенная Христом. Рим (и не только он один) рухнул, потому что стоял на костях порабощенных народов. Нам кажется, что признание императорами христианства означало признание ими их бессилия удержать народы в рамках традиционной имперской идеологии. Тойнби писал о христианской доброте как первооснове морального авторитета Церкви… В следующем испытании, которое имело место на рубеже IV–V вв., когда обращенная Римская империя рухнула, Церковь вновь ответила в своей традиционной манере; и на сей раз воздаянием было обращение варваров. В эпоху, когда пустые и безверные слова «Phasti Triumphales» (погодные списки триумфаторов. – Ред.) были начертаны на камне Капитолия и глубокое военное и политическое банкротство постигло государственную римскую систему, Церковь в лице лучших сынов явила миру один из наиболее удивительных триумфов христианской доброты.
Властью, которая действовала столь неотразимо (просто потому, что противопоставляла Силе явление совсем иного порядка – Доброту), папа Лев остановил Аттилу на его пути к Риму. Знаменательно и то, что святой Северин становится освободителем верхнедунайских провинций, вконец разоренных войной и неумелым управлением. Мы видим, как он «берется за дело без защиты, поддержки, подготовки, и воинственный вождь алеманнов дрожит в его присутствии, как никогда не дрожал во время битвы». Возможно, что именно доброта и способна творить чудеса. Григорий Богослов скажет: «Душе израненной доброе слово – лекарство». Израненной душе человечества в высшей степени была необходима христианская вера – если не для исцеления, что, как убедимся, проблематично, то хотя бы для более сносного существования.
Амвросий Миланский накладывает епитимью на Феодосия
Впрочем, как мы хорошо знаем, и сама Церковь не останавливалась перед жестокими мерами против инакомыслящих, против всех тех, кто в дальнейшем будет заподозрен в так называемой «ереси». Она даже громко восхваляла тех, кто готов служить орудием христианской веры. Скажем, император Федосий I, мечтавший о христианской ойкумене и крестившийся в 380 г., был назван церковью посланцем Господа и восславлен ею как Феодосий Великий. Но можно ли его назвать истинным христианином только на основании того, что он запретил поклоняться другим богам? Ведь и сам он вел себя в духе традиций той жестокой эпохи. Это по его приказу сносились языческие храмы, включая известный александрийский Серапеум. По его указу были запрещены под страхом смертной казни все языческие обряды. Он вовсе не следовал милосердным заповедям Христа, убивая всех виновных и невинных без разбору, видимо, следуя более позднему циничному высказыванию одного из таких «верующих». А тот заявил: «Убивайте всех, пусть Бог сам разберет, кто из них грешник, а кто праведник».
Так, когда в Фессалониках убили одного из римских военачальников, Феодосий приказал произвести показательную расправу. Его солдаты согнали в цирк и перебили семь тысяч горожан. М. Бувье-Ажан с вполне справедливым возмущением восклицает: «Разве (же) так поступают Посланцы Господа? Архиепископ Миланский отлучил Феодосия от церкви. Тот совершил покаяния и был прощен. Человеку свойственно заблуждаться, и избыток рвения – это всего лишь избыток рвения… И Феодосий все-таки, возможно, Посланец Господа». Так вот боги отличают своих.
Почему массы приняли христианство? Чем привлекла миллионы верующих новая религия, начавшая победоносное шествие по миру? Человечество не терпит пустоты. Люди созданы для веры, и вопрос в том, что или кто становится ее объектом. Говорят же, вера – это опора: «Сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди!» (таковы слова из последования Торжества Православия). И хотя наша Вселенная устроена совсем по иным – физическим, а не божеским законам, – обитающие на ней люди живут и руководствуются не только физическим и материальным, но и духовным началом. Нуждаясь в духовности, иные люди обрели оную в христианской вере. Несмотря на все слабости религиозных доктрин, вера помогала обрести мир и упокоение в душе, никого не успокоив.
Палестина и Иерусалим – святые места
Роль Иерусалима и Палестины как святых мест для людей и народов возросла с тех пор, как в IV в. н. э. выявилась вселенская и божественная роль Святой Земли: после того как с воцарением Константина отношение Рима к христианству изменилось и оно стало официальной религией властей Европы. Прежде, как пишут древние источники, среди масс нередко утверждалось богохульство, распространившееся на церкви как египетские, так и восточные. В каждом городе и селении, писал церковный историк Феодорит, шли ссоры и споры. Простой народ присоединялся «либо к одной стороне, либо к другой». Теперь же Константин, став в конце 322 г. единовластным правителем Римской империи, решил установить мир и примирить спорящих. С этой целью он и созвал Первый вселенский собор в Никее (325 г.).
Первый вселенский собор в Никее. Фреска. Ватикан
Собор носил экуменический, всемирный характер. В работе собора примут участие 300 епископов, представлявших самые различные общины верующих – от Испании до Персии, от Эфиопии до Скифии и Кавказа. На этом соборе Иисус Христос превратился в главное лицо Божественной Троицы. С принятием этого символа Церковь и проповедуемая ею религия становилась христианскою. Важным моментом явилось и то, что император принял крещение из рук возвращенного им из ссылки Евсевия Никомедийского.
Иоанн Златоуст
Событие это произошло уже на его смертном одре (337 г.). В середине IV в. религиозные вопросы волновали умы людей. О том говорят многие свидетельства современников. «Прислуга, не раз битая, сбежавшая от рабской службы, с важностью философствует о Непостижимом, – писал о поведении толпы епископ провинциального малоазийского городка. – Такими людьми полны улицы, площади и перекрестки. Это торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов». Религия и Христос стали объектом огромного общественного интереса, а следовательно, и центром притяжения скоплений масс. Христианство становилось массовой народной религией. В святые места двинулись паломники. Возникла потребность увидеть зримые, вполне наглядные символы чуда. При Константине Великом весь Иерусалим «становится реликвией и параллельно этому большим странноприимным домом, большой гостиницей, большой больницей. Местное население теряется в мире паломников, и эти паломники во главе с римскими и византийскими императорами не щадят ни сил своих, ни средств… страна покрывается сотнями церквей, десятками монастырей… она становится огромным музеем религиозного искусства» (М. И. Ростовцев). Теперь пилигримы в Палестину шли уже не только к месту рождения Христа (Вифлеем), но и в десятки других святых мест.
Разумеется, не все приверженцы христианства имели возможность посетить Святую землю, увидеть воочию образ Христа, символы его бессмертия. Тогда к их услугам оказывалось Святое Писание. Многие христиане, даже из мирян, прилежно читали его, носили с собою и знали наизусть. Иоанн Златоуст отмечал, что многие женщины в его время носили Евангелие на шее и благоговейно умывали руки, принимаясь за святые книги. В эпоху гонений Диоклетиана мученики, которых принуждали все оставить и скрыться в пещерах, ни о чем так не жалели, как об оставленных ими святых книгах. Лишенные их целебной силы, они не имели возможности утешаться советами в минуты скорби и отчаяния. Помимо Св. Писания было немало творений епископов и писателей Церкви (около 40). Епископы, писатели «преподавали истины, как свою собственность, потому что были учениками Иисуса Христа, который есть источник всякой истины и премудрости». Почти вся историческая и философская мудрость сосредотачивалась в новом учении. «Ибо чего недостает в Законе Божием? – восклицал один из них. – Хотите ли истории? У вас есть книги Царств. Желаете ли философии или поэзии? У вас есть пророки, Иов, Притчи, где вы найдете гораздо более ума, нежели во всех поэтах и философах, потому что есть слово единого премудрого Бога. Любите ли гимны? У вас есть псалмы. Изыскиваете ли древности? У вас есть книга Бытия. Наконец, Закон Божий преподает вам правила и наставления душеспасительные». Книга Божия занимала места в сердцах миллионов.
Интерьер храма Рождества Христова
Палестина и Иерусалим стали местом паломничества наших соотечественников с той поры, как Русь приняла христианство… Одним из первых посольств, направленных в Иерусалим русскими, было посольство князя Владимира (о том гласит Никоновская летопись). Затем тут побывал игумен Даниил, зажегший у Гроба Господня «от имени всех князей русских» огонь лампады (1106–1107). Он же первым написал о таинстве Благодатного Огня в Великую субботу, которое самочинно и наблюдал. «Многие ведь странники неправду говорят о схождении света святого: ведь один говорит, что святой дух голубем сходит ко гробу Господню, а другие говорят, молния сходит с небес, и так зажигаются лампады над гробом Господним. И то ложь и неправда, ибо ничего не видно тогда – ни голубя, ни молнии. Но так, невидимо, сходит с небес благодатию Божиею и зажигает лампады в гробе Господнем. Да и о том скажу, как видел, поистине… В Великую пятницу после вечерни протирают гроб Господен, и вымывают лампады те все, и вливают масла чистого без воды – одного только масла того. И, воткнув светильники в оловцы, не зажигают светильников тех, но так оставляют лампады те незажженными. И запечатывают гроб в два часа ночи. И тогда гасят все лампады и свечи по всем церквам в Иерусалиме…». Затем Даниил, отбив поклон гробу и облобызав с любовью и слезами то место, где лежало тело Господа, пошел в келью и вернулся назавтра, в Великую субботу, в шестой час дня. И созерцал свет святой, что светится не так, как огонь земной: «чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится». Так повествуют древние тексты.
Усыпальница Иисуса. Литография XIX в.
Игумен Даниил, посетивший Святую землю, оставил нам описание Церкви Воскресения и Гроба Господня: «Гроб же Господен собою таков: как бы маленькая пещерка, высеченная в камне, с небольшими дверцами, через которые может, став на колени, войти человек. В высоту она мала, а в длину и в ширину одинаково четыре локтя. И когда входишь в эту пещерку через маленькие дверцы, по правую руку – как бы скамья, высеченная в том же пещерном камне, на той скамье лежало тело Господа нашего Иисуса Христа. Сейчас та святая скамья покрыта мраморными плитами. Сбоку проделаны три круглых оконца, и через эти оконца виден этот святой камень, и туда целуют все христиане. Скамья ж та святая, где лежало тело Христово, в длину четыре локтя, в ширину два локтя, а по высоте пол-локтя. Перед дверьми пещеры лежит камень – на расстоянии трех стоп от тех пещерных дверец: на том камне, сидя, Ангел явился женам и благовествовал им о Воскресении Христовом». Хотя крестный путь паломника Даниил прошел в обратном порядке: от храма Гроба Господня к претории Пилата. На том пути немало знаменитых и важных для христианина мест – тут иудейская темница, откуда Ангел средь ночи вывел св. апостола Петра, тут Христос исцелял больных, тут же неподалеку дом и ров, куда брошен был Иеремия-пророк, дом апостола Павла, когда тот был еще в иудействе. Есть там пещера – место рождения святой Богородицы. В этих же местах вам покажут и двор предателя Христова, Иуды, что стоит пустым. По традиции никто не может поселиться на месте том. Таково одно из многих описаний.
Панорама горы Афон. 1713 г. Гравюра на меди
Частыми становятся в XIV–XV вв. паломничества в Святую землю – Иерусалим, на святую гору Афон, в Царьград. По мере того как укреплялась Русь и превращалась в великую державу, заметно возрос интерес к русским и на Святой земле. Как известно, в сентябре 1558 г. Иван IV отправил (после приезда в Москву синайских старцев Иосифа и Малахии) беспрецедентно крупные суммы денежной помощи восточным патриархам и значительным монастырям Святой земли (с посольством софийского архидиакона Геннадия и купца Василия Позднякова)… В дальнейшем не только Москва, но и Тверь, Псков, Новгород, Нижний Новгород установили связи с Константинополем и посылали в Палестину своих паломников (Сергий Муромский, Арсений Коневский, Епифаний, Савва, иеродиакон Троице-Сергиева монастыря Зосима). Зосима оставил нам описание своего путешествия, о цели которого говорил велеречивым слогом: «Возмыслихом и восхотехом видети святые места, иже же Христос своими стопами походи». Он посетил места пребывания Иисуса Христа и Семейства, описал трапезу Авраамову, под дубом Мамврийским, посещение им церкви апостолов с гробом Константина и Елены, Пантократорова монастыря, что «зовется по Руски Вседержитель». Затем он направился на Афон и там посетил «монастырь Русский, зовомый святой Пантелеймон». Оттуда на корабле отправился в Палестину, где «жила Богородица… и ту есть гроб царя Давида и сына его Соломона… И ту есть гроб первомученика Стефана, и ту лежат два камени: иже Пречистая восхотела видети те камени, на чем Христос беседовал с Моисеем на горе Синайстей…». Там же он лицезрел и Купину неопалимую, и место, где «Ангел жидовину руку отсек, коли Пречистыя тело хотя с одра соврещи». Любопытно, что большинство упомянутых Зосимой мемориальных мест в дальнейшем вошло в культ святых Русской православной церкви и встретится в росписях храмов. Со времен Ивана III и Ивана IV в Москву едут делегации из Иерусалима, Антиохии, Александрии, Синая и Афона. Русь стала важнейшей опорой и союзником в делах православного братства. Русские паломники пользовались особыми привилегиями в Святой земле. Турки брали плату со всех посетителей храма Воскресения (когда земля находилась под управлением их администрации), освобождая от нее лишь богомольцев из России. Со времен войны 1812 г. права на восстановленный Храм Воскресения остались у представителей четырех церквей: Римско-католической, Иерусалимской, Армянской, Коптской. Тут можно и ныне видеть толпы паломников, с величайшим благоговением созерцающих чудо явления «Небесного Огня».
Венценосцы
В 1619 г. приехал в Москву и Патриарх Иерусалимский Феофан. Визит ставил перед собой как теократические, так и важнейшие политические цели. Посланец Иерусалима участвовал в возведении на престол Патриарха Московского и всея Руси Филарета. На обратном пути он участвует в восстановлении церковной иерархии для православного населения Украины. Это было важно. После Брестской унии, навязанной католиками Западной Руси в 1596 г., многие поколебались в вере православной. Знаменательно и то, что у Петра Великого возникла идея перенести Гроб Господень в Россию, а в 1725 г. в смете Святейшего Синода появились «отдельной строкой» палестинские штаты. Все это шло в русле религиозных и политических задач самодержавия и Российского государства. Возможно, во времена Ефрема Сирина возникло подобие «христианской имперскости» (А. В. Муравьев). Византийская (Восточно-Римская) империя трактуется как «слуга Христова строения» и «Второй Рим», а после падения Константинополя во многих умах возникла мысль о том, что Россия – это и есть «Третий Рим». Напомним, что русская концепция «Третьего Рима» впервые была сформулирована около 1523–1524 гг. (в сочинении эпистолярном). Официально доктрина изложена в Уложенной грамоте Московского Освященного Собора, при участии константинопольского патриарха и греческого духовенства. Тогда же был учрежден и Московский патриархат (1589 г.). Но еще раньше митрополит Зосима называл Москву «новым градом Константина» (1492). Однако наиболее широкое распространение в науке и литературе концепция «Третьего Рима» получила во второй половине XIX в., после того как «Православный собеседник» опубликовал сочинения монаха псковского монастыря Филофея, озвучившего сию идею.
Эуген А. Гирард. Обретение Благодатного огня. Фрагмент
По мере того как становилась очевиднее порочность и опасность этой идейки, видимо, подброшенной католическим Римом, очаровавшиеся ею на время русские отвратили от нее взор и обратили очи к Палестине… М. Ю. Лермонтов был одним из тех, кто увидел в Иерусалиме «святыни верного часового». Философ Вл. Соловьев в стихотворении «Панмонголизм» (1894) писал: «Судьбою павшей Византии / Мы научиться не хотим. / И все твердят льстецы России: / Ты – Третий Рим, ты – третий Рим. / Пусть так! Орудий Божьей кары / Запас еще не истощен. / Готовит новые удары / Рой пробудившихся племен. / Смирится в трепете и страхе, / Кто мог завет любви забыть. / И третий Рим лежит во прахе, / А уж четвертому не быть». России не к лицу быть ни третьим, ни сотым Римом. Только дурное европейство может выдвигать подобный дикий лозунг и те, кто страстно желает гибели России (памятуя трагические страницы павшего Рима).
Изменения отношения России к Риму нельзя понять, если не учитывать, что под сенью католицизма шли на Русь многие захватчики. К тому же стоит упомянуть и о том грабеже христианских ценностей, что был осуществлен войском крестоносцев в 1204 г., когда, вторгнувшись в Константинополь, они вывезли из храма Св. Софии в Рим мощи св. Иоанна Златоуста и Григория Богослова (только сегодня возвращенные папой в Константинополь). Именно тогда, по словам западных ученых, «христианству были нанесены раны, которые оказались неизлечимыми». Перенос же российских акцентов на Палестину и Сирию более понятен и объясним, если учесть, сколь серьезного, грозного противника имела перед собой Россия в XVIII–XIX вв. в лице тогдашней Османской империи. Планы царствующего дома Романовых были обращены на Ближний Восток. Серия русско-турецких войн позволила «выбить» у Порты признание за Россией права быть гарантом православного населения Османской империи. Но идея освободительного движения славян уже витала в воздухе.
Святая София в Константинополе
В этой связи символично и пожелание фельдмаршала Миниха, высказанное цесаревичу Павлу Петровичу (в день его тезоименитства): «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить (его) в Константинополь, слушать там обедню в храме Святой Софии. Может быть, назовут это химерою. Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 г., когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую Греческую Империю». В конце 1770-х – начале 1780-х годов императрица Екатерина формулирует так называемый Греческий проект. Родившегося в 1779 г. второго внука Екатерины II нарекли византийским императорским именем Константин, в честь его рождения отчеканят специальную монету с изображением Софийского собора в Константинополе и Черного моря со звездой над ним. Полагаю, в этих шагах нашел выражение новый внешнеполитический курс самодержавной России, в направлении, которое можно было обозначить как – Петербург – Константинополь – Иерусалим. Цель подобной политики России, в поэтической, образно-художественной форме, выразил известный поэт Г. Державин: «Очистить Иордански воды, / Священный гроб освободить, / Афинам возвратить Афину, / Константинополь – Константину / И мир Афету водворить».
В. Поленов. Палестинский монах. 1886 г.
Надо бы подчеркнуть, что путешествия русских в Святую землю ставили перед собой не только религиозные или паломнические задачи. Всем известно, что религиозные деятели нередко выполняли и выполняют самые деликатные политические и даже военно-стратегические миссии, не говоря уже о научных. Так поступали и поступают все церкви. Бесспорным лидером в этой работе выступают католики. Но и русские монахи, как говорится, не лыком шиты. Так, в XIX в. перед отъездом в Иерусалим глава Русской Духовной Миссии епископ Порфирий (Успенский), церковный историк, 200-летие рождения которого Россия недавно отметила, получил специальную инструкцию Министерства иностранных дел. В данной инструкции цели учреждения Духовной Миссии в Иерусалиме сформулированы были довольно конкретным образом: 1) Иметь в Иерусалиме, как в центре православного исповедания на Востоке, представителей Русской Церкви и образец нашего благолепного служения; 2) Преобразовать мало-помалу само греческое духовенство, возвысить оное в собственных его глазах столько же, сколько и в глазах православной паствы; 3) Привлечь к православию и утвердить в оном местные народные элементы (т. е. православных арабов), которые постоянно колеблются в своей вере под влиянием агентов разных исповеданий и слишком легко отступают от православия, вследствие недоверия к греческому духовенству и неблагоразумного поведения сего последнего». Епископу Порфирию в сей инструкции по сути поставлена задача выступить агентом влияния православия, а значит, и самой России.
В библиотеке Пантелеймонова монастыря
Казалось, задачи сформулированы более чем недвусмысленно. Увы, политическая власть в России зачастую на удивление бесхребетна (будь то в XIX в. или же в XX в.). Она хочет и невинность соблюсти, и любовь международного собщества получить, и незаконно капитал приобрести… После указаний, о которых сказано, наш МИД, подобно даме легкого поведения, желающей услужить всем и сразу, строго наказывает «не придавать себе и своим товарищам иного характера, кроме поклоннического, не вмешиваться ни в чем в дела греческого духовенства, ограничиваться предложением советов в случае возможности, не вмешиваться в житейские дела наших поклонников, и вообще всячески стараться не возбуждать подозрений иностранных агентов, дабы не подавать повода к толкам о каких-либо скрытных намерениях России».
Монастырь Св. Екатерины
Современный вид Афона
Политик и патриот Порфирий читал сей документ (творение мидовских хамелеонов) со смешанным чувством печали и недоумения. Видимо, поэтому архимандрит даже называл в сердцах русскую миссию в Иерусалиме «бестолковой и овечьей», тем более что на Святой земле все равно никто так и не поверил в то, что русские прибыли сюда только в качестве простых паломников. «Никто не считает меня поклонником святых мест, а все признают за дипломатического агента российской державы. Видно, шила в мешке не утаишь». Кстати, весьма значительна и научно-просветительская роль Русской Духовной Миссии. По словам того же Порфирия, с первых дней пребывания в Иерусалиме «послушание нашей Духовной Миссии состояло в ученых занятиях». Так, в 1849 г. все члены Миссии отправились в путешествие по Южной Палестине, которое являлось фактически научной экспедицией. В 1849 г. открылось и задуманное им греко-арабское училище, а в 1853 г. по его инициативе открыли типографию для издания книг на греческом и арабском для православных арабов. Порфирий мечтал создать при Патриаршем училище также Церковно-археологический музей для собирания палестинских древностей, икон, рукописей и монет. Увы, замысел сей так и не был осуществлен, ибо на Востоке, как он скажет, многие «привыкли сидеть в потемках».
И поныне русские совершают паломничества в святые места… Хотя те златые времена, когда процветали и Старый Руссик, и Андреевский собор, «столп и утверждение истины», что воздвигнут был при поддержке царской семьи, и большие колонии русской братии на Афоне (почти половину всего местного люда) – все это кануло в небытие. В 1971 г. почил последний русский монах. Сегодня русских практически нет ни в скитах, ни в монастырях. Сосны, березы, образы и даже земля (ее завозили специально, в мешках) тут остались наши, а люди другие. Финн встречает русских писателей, приехавших поклониться святым местам. В начале XX в. только в обители св. Пантелеймона насчитывалось две тысячи монахов да две тысячи рабочих (всего вместе с келиотами и пустынниками – за пять тысяч), но в 1968 г. в Свято-Пантелеймоновом монастыре осталось восемь насельников. Ныне наметился сдвиг в сторону роста монашеской братии (55 насельников). Афон протянулся на 40 км. Казалось, звезды небесные сорвались с небес, «засеяли эту землю и дали волшебные всходы – монастыри и скиты с устремленными к небесам маковками церквей» (В. Распутин). Но за минувший после гибели монархии в России век на Афоне не осталось тех, кто решился бы тут всерьез обосноваться. Лишь холодное любопытство витает над землей. Похоже, жизнь отсюда ушла.
Но может и вернуться… Священная земля Палестины продолжает хранить немало тайн. По словам археолога Д. Фри, в Палестине имеется около двухсот холмов, под которыми погребены целые города. И лишь немногие из них изучены досконально. Профессор Дж. Томпсон дополняет высказывание коллеги следующими словами: «Многие места до сих пор не раскопаны полностью, а во многих раскопки даже еще и не начаты. Если предыдущие экспедиции принесли такие интересные результаты, то что же может нас ожидать в будущем?» Остается гадать.
Но сегодня земли Палестины стали одной сплошной раной (словно символизируя тело Христово, подвергнутое казням, мукам и страданиям), напоминая уже не благословенную Святую землю, а землю, где всем заправляют Антихрист и Оккупант. Во многом виной тому как евреи, так и палестинцы. У евреев превращение Иерусалима в центр их культа произошло в эпоху Давида. Представление же о вечном Иерусалиме неразрывно связывается с концепцией вечности дома Давида, обещанной Богом (2 Сам. 7). В годы царствования Соломона статус Иерусалима как единственного культового центра был подтвержден сооружением Храма. Понятно, что это придавало ореол святости монарху и столице. С тех пор евреи относятся к городу, как к волшебному жезлу, владение которым обещает власть и процветание. С ним связываются понятия о справедливости и воли Господней. Город предстает как средоточие всех красот, величия, радости («верх красоты», «прекрасная возвышенность, радость всей земли, город великого Царя» (Пс. 48: 3; 50: 2). Но жизнь евреев вносила горький диссонанс в прекрасный и идеалистический образ. Город и царство редко являли собой «град верный, исполненный правосудия» (Ис. 1:21). Часто град сей погружался в бездну жестокости, лжи, обмана, измен, духовно-нравственного упадка. Отсюда горькая инвектива того же Исайи, назвавшего Иерусалим «блудницей, обиталищем убийц». Вот и Цфания (3: 1) именует его «городом нечистым и оскверненным, притеснителем». А Иеремия предостерегает евреев, говоря им, что если они отступят от Божьих заветов, то их Иерусалим падет и будет разрушен.
Статуя Св. Петра в Риме, стопа которой стерта от поцелуев верующих
То же делает Иезекииль, перечисляя все «скверны иерусалимовы» (16: 22–23) и предрекая городу падение: «Ибо так говорит Господь Бог: если и четыре тяжкие казни Мои – меч и голод, и лютых зверей и моровую язву – пошлю на Иерусалим, чтобы истребить в нем людей и скот» (14: 21). Страшным будет это наказание, ибо грех евреев страшнее даже прегрешений жителей Содома и Самарии. Впрочем, справедливости ради надо было бы сказать и о том, что все пророки верили в счастливое будущее Иерусалима и разделяли веру в его величие. Так, Захария утверждал, что святость города Храма универсальна и будет признана всеми народами (14: 16–21). Иеремия верил, что разрушенный завоевателями Иерусалим все же будет потом восстановлен, а улицы его наполнятся ликованием (31: 38–40; 33: 10–11). Даже непримиримый Исайя и тот скажет, что в «последние дни» ученость, правосудие и мир распространятся по всем народам – «от Сиона, и слово Господне – из Иерусалима». Иначе говоря, евреев тысячелетиями убеждали в том, что Иерусалим – это их и только их столица.
Не могу удержаться от мысли, что апокалиптическая традиция, живущая в иудействе со времен Книг Сивилл (конец I – начало II вв. н. э.), в особенности та, что изложена столь образно и ярко в IV песне (представляя череду войн и всяческих бедствий), мертвой хваткой держит евреев за горло. В Книге Сивилл сказано: «Звезды родили войну – Господь повелел им сражаться. Вместо Солнца вовсю бушевало там огромное пламя». Особую ненависть питают друг к другу палестинцы и иудеи. Почему?! В Библии говорится, что ханаанцы, составлявшие большую часть населения Палестины, были поглощены Израилем, который любым способом пожелал занять «страну с молочными реками и кисельными берегами». Вражда евреев к палестинцам, похоже, несет следы былой неприязни к «отвратительным ханаанейцам» и объясняется не только тем, что сами же евреи поклонялись ханаанским божествам плодородия, Ваалу и Аштарот, с их культом безграничной сексуальной свободы (полагаю, это им даже нравилось), но тем, что евреи поглотили их территорию и вытеснили их из края.
Ф. Коллантес. Видение Иезекииля. 1630 г.
О, если бы мир все же прислушался к заповедям Христа: «Мир оставляю вам!» и «Мир имейте между собой!» Сколь желанным для измученных распрями и жестокими войнами людей могло бы оказаться царство Иеговы, о котором некогда вещал пророк Исайя: «Люди перекуют мечи свои на плуги, а копья – на серпы. Да не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать». Теолог и философ Ориген (185–253 гг. н. э.) поучал свою паству: «Мы не поднимем оружия против других народов, мы не будем учиться даже искусству воевать, ибо через Христа сделались детьми мира». Роль Христа в обосновании идеологии пацифизма велика. Но ведь все войны на земле порождают не боги, а люди. И вот уж новая «Иудейская война» охватила регион, – более свирепая, чем все предшествующие.
Не ведают границ взаимное ожесточение сторон и слепая ненависть. Кажется, сама почва Израиля, вместо любви и святости, источает смерть, ненависть, яд. Когда же наступят эти счастливые «последние дни»?! Иные обитатели Палестины и Израиля ведут себя хуже лютых зверей. Ныне редко тут увидишь серп, но почти на каждом шагу – автомат… Потому почти не видно радости и не слышно ликования на улицах Иерусалима и Израиля. Жизнь людей тут больше напоминает жизнь в смерти («Life in death»). Как же понимать пророчества Михея и Исайи о «последних днях», что побудят народы коренным образом изменить свою жизнь и построить на земле Царство Божье? «Ибо от Сиона выйдет Закон, и слово Господне – из Иерусалима… не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис. 2: 3–4). Надеюсь, что и слова из «Откровения» Иоанна, где сказано о битве последних дней, сопровождающейся появлением всадника на белом коне, из уст которого исходит острый меч, чтобы поражать народы, представляют собой скорее символический образ, знак слов истины и справедливости (всадника зовут «Верный и Истинный»), а не вселенского Апокалипсиса… Так когда же исполнятся пророчества Даниила о том, что от прежних тираний «не осталось и следа»?
Г. Доре. Даниил и жрецы Ваала
Вопрос сей сегодня звучит скорее риторически… В XVI в. в Палестине было 5 тысяч евреев, в середине XIX в. – 12 тысяч, а с 1918 по 1948 год туда прибыло 452 тысячи человек. Ныне же тут проживает около 3–4 млн евреев, для которых коренные палестинцы, как говорят ныне иные израильские ястребы, «вши» и «рак внутри нас». Но ведь если противостояние продолжится, если не будет найдено мирное и справедливое решение, если политические элиты не уймут амбиции и не перекуют мечи на орала, Палестина и Израиль станут одной общей братской могилой. Решение правительства Израиля покинуть захваченные земли Палестины и Сирии, безусловно, является шагом в правильном и нужном направлении.
Разве евреи не обладают массой более важных богатств и достоинств, чтобы цепляться за жалкий кусок захваченной и оккупированной земли?! Земли на белом свете еще много, в том числе и в России. Беда в том, что по-прежнему нет мира в самом сердце израилевом. Сегодня нет Сталина, который бы защитил евреев, а сил США (несмотря на могучее лобби евреев) явно недостаточно для начала нового крестового похода против арабов всего мира. Но и палестинцы (после окончания эры Арафата) должны бы всерьез задуматься. Разве смысл бытия в вечном терроре и убийствах невинных детей и мирных граждан?! Всем мученикам террора, может быть, придет-таки, наконец, в голову здравая мысль: разве мир с Израилем не лучший путь для того, чтобы дать образование и работу своим детям?! Пока около 80 % палестинцев остаются безработными, у них нет иного выхода, кроме мученической смерти.
Интифада – палестинская рулетка смерти
Новейшее время, естественно, внесло изменения в приоритеты и российской политики. Время от времени оживает мысль, что корни древних русов восходят к Палестине. Работа «Откуда пошла Русь?» гласит: «Исторический анализ и анализ процесса этногенеза русов и славян подтверждают выводы о корнях Руси, идущих из Палестины, а если заглянуть чуть глубже, – то с Сеннарской равнины. Практически все исследователи упоминают о том, что родословная славян восходит к Иафету, но эти библейские свидетельства долгое время после развенчания религии, начатого в период Великой французской революции («убей гадину»), воспринимались как мифические, не имеющие отношения к реальной истории. И ныне доминирует точка зрения, которая все еще не признает библейского предания о «Вавилонском столпотворении и последующем расселении народов, включая славян, из Сеннарской равнины». Но набирает силу тенденция возвращения авторитета историческим свидетельствам Библии. Она базируется на последних весьма авторитетных исследованиях археологов, лингвистов, этнологов и географов. Ученые подтверждают реальность многих событий, описанных в Библии. На наш взгляд, находит подтверждение и многое из того, о чем писали, основываясь на библейских источниках, некоторые арабские историки: «Славяне суть из потомков Мадая, сына Яфета, сына Нуха; к нему относятся все племена славян и примыкают в своих родословиях». Происхождение славян от Иафета подтверждает, что, возможно, когда-то славяне жили на Святой земле и Ближнем Востоке. А это (если это так) кардинально меняет весь подход к проблеме этногенеза славян и многих других европейских народов.
Г. Цумбо. Триумф Времени
Кажется, что-то меняется и в нашей политике. Приняты мудрые решения: открыть русские школы в Палестине, принимать палестинцев в военные академии России, дать в их армию русское оружие, возможно, там будут созданы и православные семинарии, укрепится вера, а с нею и мир! Александр II, говоря в 1859 г. о Святой земле, заметил: «Это для меня вопрос сердца». Мы же в начале XXI в. говорим иначе: «Это для нас вопрос духа и, возможно, всей будущности мира!»
Россия и проблема христианского наследия
Русские мыслители и художники не только славили имя Иисуса Христа, но своей личной жизнью не раз доказывали: вера человека поистине способна творить чудеса. Как заметил С. Булгаков, если и есть область, где исключительная роль творческой индивидуальности наиболее бесспорна и очевидна, то это, видимо, та, где действует вдохновение, неведомым, поистине магическим путем озаряющее человека; «такой областью (для людей) являются религия и искусство». В чем тайна животворной силы христианства? В стремлении человека к нравственному, духовному совершенству, желании приблизиться к идеальному воплощению живого кумира и, может быть, даже в надежде (через Христа и с помощью христианской любви, света, тепла) найти путь к животворному Царству Божию. Вера – это Жизнь, хотя формы ее различны. Социально-религиозная конструкция «Царства Христова» выполняет важный социальный заказ: рисует и очерчивает образ будущего справедливого гуманного человечества, образ всего мироустройства на началах заповедей Христовых. Эту мысль выразил Чаадаев в философических письмах: «Надо уметь ценить этот христианский разум, столь уверенный в себе, столь точный в этих людях: этот инстинкт правды, это последствие нравственного начала, перенесенного из области поступков в область сознания; это бессознательная логика мышления, вполне подчинившегося дисциплине». Не растеряли ли мы его?!
Христианский саркофаг с мощами мучеников
Удивительное понимание жизни, принесенное на землю создателем христианства; дух самоотвержения; отвращение от разделения; страстное влечение к единству, писал он, вот что сохраняет христиан чистыми при любых обстоятельствах. «Так сохраняется раскрытая свыше идея, а через нее (как раз) совершается великое действие слияния душ и различных нравственных сил мира в одну душу, в единую силу. Это слияние – все предназначение христианства. Истина едина: Царство Божие, небо на земле». Возможно, в том и состояла мысль Бога, а именно – установление на земле высшего нравственного Закона, благодаря чему должна разрешиться мировая драма, тот самый великий апокалиптический синтез. Тысячи и тысячи мучеников Христовых по всему миру, в том числе в России, сделали все возможное, чтобы сохранить в душах веру в Спасителя. Время покажет: никакие гонения, наветы, никакие преследования, никакая ругань не отвратят их веры, ибо сказано: «Бог поругаем не бывает».
В. Рассохин. Русский Златоуст
Приступая к серии книг о культуре, авторы, конечно же, не претендовали на роль Еноха Праведного, прадеда Ноя. Тот беседовал с Богом и потому за два месяца смог описать в 360 книгах все, что когда-то случилось с людьми и даже со стихиями на Земле и Небе, – события, перемены, учения и заповеди. Нет в нас и талантов Иоанна Златоуста, как нет, увы, ни стольких лет жизни, ни таких собеседников. Однако нет в нас и наивных иллюзий.
Пережив взлет надежд, связанных с совершенным человеком и государством, триумфом наук и образования, мы видим, как грезы рассеялись, обратились в прах и пепел. Тем более было бы смешно удовлетвориться «научными аргументами» тех апологетов христианства, что подобно Лактанцию, доказывали существование Бога таким образом: «Рассказывается, что искусства обеспечили бессмертие своим изобретателям, Эскулапу медицина, Вулкану (кузнечное) ремесло. Стало быть, мы почитаем и тех, кто научил нас сукноделию и сапожному ремеслу. Почему же мы питаем уважение к гончарному ремеслу? От того, что те самые самосские вазы презираются? Есть и другие искусства, изобретатели которых оказали пользу для человеческой жизни. Почему же и им не были возведены храмы? Да, безусловно, есть Минерва, которая изобрела всё, потому-то мастера ей и поклоняются. И вот благодаря тем низким людям Минерва и поднялась на небо. Почему же всякий пренебрегает Тем, Кто создал землю с живущими (на ней), небо со звездами и светилами, с тем, чтобы почитать ту, которая научила ткачеству. Что же Тот, Кто раны на теле лечит? Неужели он превосходнее Того, Кто сами тела эти создал? Того, Кто дал понимание и разум? И, наконец, Тот, Кто сами травы и все прочее, на чем стоит искусство исцеления, придумал и произвел?» Увы, порой трудно постичь божественное откровение. Поэтому столь часто видим, как вместо приобщения к «блаженству христианства», люди идут туда, где им обещают не заоблачные чудеса, а земные суеверия. Один божий пастырь жаловался: «Мы истинную веру смешали с суеверием, верим всяким силам, предчувствиям, гаданиям, колдовству. Прошло 1000 лет (и более. – Авт.) после Крещения Руси, а все никак не можем отложить суеверия и быть действительно православными христианами!» Поэтому и мы вынуждены уповать на врачей земных, а не небесных (там лечить уже поздно). Что же до заявлений о том, что Бог создал землю, звезды, светила, травы (всё и вся), что ж, дайте нам геном Бога – и мы попытаемся отыскать его следы в травинке, земле, океанах и звездах (с помощью наук).
В России библейской тематике и Христу посвящали свои картины многие художники (Рублев, Даниил Черный, Брюллов, Бруни, Басин, Иванов, Ге). Особое место в этом ряду заняли иконы древнерусского иконописца Андрея Рублева. В частности, он принял участие в росписи иконостаса владимирского Успенского собора (что считался «мати градом Русским»). Не раз возвращался он к образу Спаса, который, наряду с образом Богоматери, был его любимым образом. Вседержитель предстает перед нами во всем великолепии силы и мощи («Спас в силах»). Рублев облек его в блистающие златом одежды. В руке Христа Евангелие с надписью о скором Втором пришествии: «Рече Господь, егда приидет Сын человести в славе своей и вси егда агли с ним, тогда сядет на престол». От фигуры Христа исходит неземное сияние, тот самый «невещественный, божественный свет», которым восхищались уже многие современники Рублева. Фигура Христа как бы парит в воздухе. Образ написан с высочайшим мастерством и полон одухотворенной красоты, величия и благолепия.
Искусствоведы писали об иконостасе Владимирского собора, включая сюда помимо тех, кто представлен в Благовещенском соборе, и образы апостолов Андрея и Иоанна, Григория Богослова и Николая Мирликийского. Апостол Андрей, посетивший, по рассказу летописи, земли восточных славян, считался покровителем Руси. Он – патрон Андрея Боголюбского, князя, чья деятельность неразрывно связана с городом Владимиром. Вселенские святители, распространители христианства, были непримиримые противники язычества и варварства. Композиция свидетельствует о связи Руси с духовными центрами мировой культуры. К слову сказать, вряд ли случайно то, что в Ростовском Спасо-Яковлевском монастыре была устроена копия Иерусалимской часовни над Гробом Господним (1912), а Ростов Великий и города златой России являют собой для паломников и жителей центральной Руси частицу Святой земли. Ныне в Иерусалиме работают русские художники и ювелиры, реставрируя русские сени с финифтяными иконами, что в Кувуклии, над пещерой Гроба Господня…
Андрей Рублев. Спас в силах. Ок. 1411 г.
Центральная икона иконостаса Успенского собора, «Спас в силах», написана с величайшим мастерством. Пропорции и рисунок сидящей фигуры безукоризнены. Складки одежды, сложные и ритмичные, уложены в полном соотношении с формами тела, как это можно ранее наблюдать в античном искусстве. Голова, руки, ноги выписаны с совершенством, а величественная фигура Спаса исполнена совершенной красоты. Представляющая типично русский народный тип голова хранит выражение необычайной душевной силы, моральной чистоты и доброты. Даже в искусстве западноевропейского Возрождения имеем немного живописных изображений, способных сравняться с владимирским Спасом внутренней одухотворенностью. «Спас в силах» владимирского чина может быть назван классическим произведением древнерусской живописи, одним из центральных произведений русского искусства. Поистине русские художники тут «небесную высоту и красоту наследовали». Когда последуют за ними политики?
Интересны «Библейские и евангельские сюжеты» А. Иванова. Все без исключения отметят своеобразие, не только высокое мастерство исполнителя, не только особую живость его эскизов и картин, но и присутствие в них глубочайшей мысли. Кроме того, художник тут проявил поразительное знание истории, исторических типов, природы, нравов народов и костюмов. Познакомившись с первыми работами мастера, критик В. В. Стасов писал: «Мы так и ахнули с Горностаевым. И этот Иванов просил у нас посмотреть то и другое, типы и костюмы, архитектуру и ландшафты, когда уже давным-давно ему было известно все… и Египет, и Ассирия, и Палестина! Да еще как известно! – как, быть может, ни одному другому художнику в целой Европе!» Выступая в печати по поводу ивановских этюдов (1873), Стасов отметил необычайное своеобразие, историческую и национальную их верность. Что же до картины «Явления Христа народу» (1837–1857), то ее появлению предшествовал долгий период споров и мук душевных. Художник выразил смысл замысла так: он хочет, «чтобы русские привыкли к мысли, что Иванов хочет писать картину, составляющую смысл всего Евангелия». На что его отец высказывал сомнения и говорил: «…смысл всего Евангелия – предмет довольно важный, но как ты оный изобразишь?» Христос у него отделен от толпы. Он – явление исключительное, уникальное, божественное.
Н. Ге. «Что есть истина?» Христос и Пилат. 1890 г.
Иной акцент придал библейским сюжетам в своих картинах художник Н. Н. Ге. Его живопись содержит пафос социальный, пафос обличения неправды и власти. В этом художник близок позиции великого Л. Н. Толстого. Картина Ге «Что есть истина?» (1890) взбудоражила всех – художников, писателей, политиков, власти. До него Христа изобразил Крамской – «Христос в пустыне». Но уединенный и погруженный в свои мысли Христос Крамского, видимо, не очень-то соответствовал тогдашним ожиданиям и чаяниям. Нужен был Христос-страдалец, Христос-народоволец… Правда, иные ревниво отмечали: «Никто не желал узнать Христа в этом тощем облике с бледным лицом, укоряющим взглядом и особенно с трепаными волосами» (Репин). Иные политики (Н. Михайловский) выражали недоумение: «За Христом шли ученики, толпы народа, а в Христе Ге нет ничего от вождя. Христос был проповедником любви, кротости, всепрощения – я не вижу этих черт на картине Ге… Может быть, в остром, …колючем, сосредоточенном почти до отсутствия мысли взгляде Христа, в его сжатых губах, в его спокойной позе выражается готовность страдать и умереть за правое дело, такая готовность, что не о чем и думать. Я не знаю».
Н. Ге. Распятие. 1892 г.
Но многие в России хорошо поняли скрытый, потаенный смысл картины. В ней отчетливо просматривается противостояние тех, кто живет по законам совести и правды, лживой и подлой власти. Восхищенный Лесков, увидев картину, заявил: «Всю мою жизнь я искал такого лица», «это первый Христос, которого я понимаю». Одобрил картину и Л. Толстой. Как заметил один исследователь, произведения Ге стоят ближе к личности Толстого, чем к его учению. Картину решительно осудили власти (политические и церковные). Обер-прокурор синода К. Победоносцев заявил, что картина «Что есть истина?» оскорбляет чувства верующих и тенденциозна, не замедлив сообщить царю. Александр III начертал на письме: «Картина отвратительная, напишите об этом И. Н. Дурново, я полагаю, что он может запретить возить ее по России и снять теперь с выставки». В том шуме, который наделала картина, несомненно, главной причиной был ее подтекст. Подтекст значил одно – везде и всюду народные чаяния и надежды разбиваются о власть, которая преследует в политике собственные интересы. Это поняли как в России, так и в мире (картина побывала в Европе и Америке). Впечатление от нее было «могущественно», в ней «высказаны такие мысли и ощущения, которые мгновенно нагоняют дрожь на весь наш современный мир» (властный мир). Поняли это Толстой и Ге. Л. Толстой в одном из писем заметил, что Пилат – «вроде наших сибирских губернаторов». Перед отправкой картины за границу Ге привез ее в Ясную Поляну, к Толстому; долго ее рассматривали, пытаясь найти и выразить главную идею оной. И тут Ге вдруг неожиданно заметил: «А дело просто – социалист и Бисмарк». Еще более глубокое и трагическое впечатление производят две картины «Распятие» (1892–1894), где Христос действительно более походит на каторжника и нигилиста-террориста…
Поколения российских разночинцев и интеллигентов поклонялись социализму, как Богу. Однако далеко не все видели в революции спасительного Христа, что шествует «в белом венчике из роз». Философ Соловьев (автор «Декларации против антисемитизма» – 1890) в его книге-завещании – «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об Антихристе» (1900), напомним, предрек миру печальное и, прямо скажем, довольно-таки жуткое будущее, говоря так о пришествии мировой власти (антихриста): «Историческим силам, царящим над массой человечества, ещё предстоит столкнуться и перемешаться, прежде чем на этом раздирающем себя звере вырастет новая голова – всемирно-объединяющая власть антихриста, который «будет говорить громкие и высокие слова» и набросит блестящий покров добра и правды на тайну крайнего беззакония в пору ее конечного проявления, чтобы по слову Писания – даже и избранных, если возможно, соблазнить к великому отступлению. Показать заранее эту обманчивую личину, под которой скрывается злая бездна, было моим высшим замыслом, когда я писал эту книжку». Кого он имел в виду, говоря об Антихристе? Может, эту власть мондиализма, власть иудейской финансовой закулисы? Так считал Розанов. В воспоминаниях его сестры, М. Безобразовой, говорится о предчувствиях брата: «Перед смертью он бредил и в бреду, между прочим, молился за несчастный еврейский народ». Лучше бы Розанов помолился за несчастный русский народ, а заодно и за себя самого – ведь вскоре и сам он умер от голода в России (1919). Коммунистическо-иудейская власть «распяла его на кресте», как и всю несчастную Россию.
Почему это произошло? Почему «Бог плюнул и задул свечку»? Да просто потому, что вся воцерковленная Россия, и прежде всего ее элита, почти что полностью порвала с реальным, жизненным христианством. Розанов, написавший «Апокалипсис нашего времени», позже (в письме Э. Голлербаху) верно охарактеризует ее как книгу на тему «инсуррекции против христианства». В. Розанов видел, что «в человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатство». В результате все былое непременно погибнет. Великий мыслитель очень точно заметил, что «Христианство прогнило» и оно «может быть только разрушено»… Оказался великим провидцем (хотя, откровенно говоря, скорее констатантом, ибо писал уже о том, что свершилось, т. е. в 1918 г.).
Словно предрекая свою судьбу, он скажет: «Эта безжалостность к Божию творению, это невнимание к человеческой душе и было наказано, когда «исполнились времена и сроки», – отвержением еврейского народа. Новое и высшее Откровение, которое дано было людям, совершилось через Израиль, но уже не для него. Как будто все силы засыхающей лозы, оставляя омертвелыми другие части ее, собрались в одном месте и произвели последнее и чудное явление израильской истории и жизни – Св. Деву Марию. Через нее совершилось вочеловечение Сына Божия; Он не был признан Израилем, но Откровение, им принесенное на землю, было принято другими народами, и именно арийскими». Кстати, на эту особенность исторического и во многом пророческого видения В. Розанова указывал и Дм. Мережковский: «О древнем Египте, Иудее, Греции немного таких вещих страниц во всемирной литературе, какие (находим) у него. Вследствие некоторых особенностей своего внутреннего опыта он говорит о прошлом не как историк, а как современник: чем оно дальше от нас, тем ближе к нему». Хотя эта загадка, как помните, преследовала и самого Мережковского. Иконописец Евтихий в его трилогии «Христос и Антихрист» говорит: «Повесть о Вавилонском Царстве предвещала земное – повесть о «Белом Клобуке» – небесное величие русской земли. Каждый раз, как Евтихий читал эти сказания, душу его наполняло смутное чувство, ему самому непонятное… Сколь ни казалась ему скудной и убогой родная земля в сравнении с чужими краями, он верил в эти пророчества о грядущем величии Третьего Рима, о «граде Иерусалиме начальном», о луче восходящего солнца на золотых семидесяти главах всемирного русского храма Софии Премудрости Божией».
Сотворение мира Богом
«Только в самой глубине души его было сомнение, чувство неразрешимого противоречия. И (разве) в Откровении не было ли сказано: «Пал, пал Вавилон – великая блудница, ибо яростным вином блудодеяния своего напоила все народы. Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру!» – А если так, спрашивал себя Евтихий, как же в третьем Риме, в русском царстве, Белый Клобук соединится с мерзостным венцом Навуходоносора царя, проклятого Богом – венец Христа с венцом Антихриста? Он чувствовал, что здесь – великая тайна, и что если он углубится в нее, то видения более страшные, чем те, что отошли от него, снова приступят к нему». Эту тайну всем нам еще предстоит разгадать.
Христос в терновом венце
В истории религии мы будем наблюдать, как идеи Христа будут искать воплощение, находя выход в добре и зле. И существующая цивилизация ничем не напоминает царство Христово. Она в основе своей очень близка к страшным картинам, что демонстрируются в «Страстях Христовых» М. Гибсона. Происходящее на Земле зачастую более походит на ад, а люди похожи не на богочеловека, но скорее на слуг Антихриста. Перед нами стоит задача – получить ответ: «жив ли и действен ли Христос» (Вяч. Иванов). Ведь Россия, говоря его словами, весь XX век простояла, «немея, у перепутного креста», «ни Зверя скиптр поднять не смея, ни иго легкое Христа». Видимо, не такой уж легкой оказалась ноша Христова как для старых, так и для новых царств, людей и их законов. Мир и Россия и сегодня вновь задаются тем нелегким вопросом, который ей некогда задал философ Владимир Соловьев:
- Какой же хочешь быть, Россия,
- Россией Ксеркса иль Христа?
И, судя по всему, мы, яко неразумные и непослушные дети, продолжаем упорствовать в отрицании Его, надеясь на всемилостивейшую благодать Божью… Надеемся, что Бог, как говорил Афанасий Александрийский, возьмет и «всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий» искупит от смерти и выведет из ада. Жаждем второго пришествия Христа, словно его приход вмиг преобразит все человечество. Но так ли уж обоснованны эти наши надежды?! Может быть, по большому счету, Ницше прав, сказав, что, в сущности, был лишь «один христианин», да и тот умер на кресте, как умерло и Евангелие?! Ведь христианство так и не смогло подавить дурные инстинкты в человеке. Ницше увидел в христианстве паразитизм как «единственную практику церкви». Оно высасывает у нас «всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь своим идеалом бледной немочи и «святости». Ницше даже называл христианство «единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести». Христианин в его представлении – это своего рода нигилист. Так ли неправ Маркс, говоря, что христианство «возникло из еврейства» и вновь «превратилось в еврейство»? Да и «практический христианин снова стал евреем». Труден и тернист путь веры.
Царь Соломон с моделью храма в руках. Витраж XIX в.
Разве не видите, что деньги – «этот ревнивый бог Израиля» – везде и всюду насаждают свои порядки (в том числе в церкви)? Христа обращают в товар, как все обращают в товар законы буржуазного мира. Поэтому сущность еврея вы найдете не только в Пятикнижии или в Талмуде, но и в нравах современного общества. Причем отнюдь не как абстрактную, но как в высшей степени эмпирическую сущность, не только как ограниченность еврея, но как «еврейскую ограниченность общества». Разве деньги – ревнивый бог одного лишь Израиля? И разве они не выступают столь же «ревнивым богом» у американцев, англичан, немцев, французов, русских, китайцев, японцев, египтян, у массы мусульман, да у кого угодно?! Но тогда где же Бог?
Полагаем, дело не в том, чтобы упразднить торгашество… Как упразднить корыстные и преступные начала в человеке?! Да и возможно ли это на самом деле? Вот и известный богослов А. И. Осипов, профессор Московской духовной академии, честно признает, сколь невелика пока еще почва для христианства в нынешнем мире: «В том и трагедия нашей атеистической цивилизации, что она с самого начала своего существования стала на путь служения страстям: похоти плоти (наслаждений), похоти глаз (алчности) и гордыни (мечтаний познания всего, искания власти, славы), – и, фактически, отвергла и отвергает духовно-нравственные корни человеческого существования. Отсюда и проистекают все катастрофические последствия ее достижений». Христианство предлагает иной путь, иные средства личного и общественного развития. И каков же он? Оказывается, путь сей должен быть лишен страсти. Тогда в чем же смысл жизни христиан? «Молиться и плакать за весь мир», как писал некий старец Силуан, не в этом ли главное их занятие? Только, други мои, слезами-то ни горю, ни общественному прогрессу не поможешь! К тому же монахи, – т. е. отшельники, «совершенные» старцы, удаленные от мира, – по словам Осипова, всегда составляли незначительный процент от числа всех живущих и не могли принципиально изменить общего хода истории… Потому ратуем за энергичную веру, что сохранит добрые семена Христовы, но преобразит и обогатит их с помощью страсти, знаний и творчества во имя людей. Это семя оплодотворит Землю, ибо оно наделено могучей силой. Не забывайте, что и дьявол сеет свои плевелы. И чьи семена дадут лучший урожай – вопрос тайны Истории.
Караваджо. Мария, Христос и ангел
С другой стороны, нельзя не согласиться и с М. Тареевым, сказавшим в начале XX века: «Для христианина наука, искусство, государство не могут быть идолами, требующими жертв всесожжения». Разве не ясно современнику, что сплошь и рядом наше искусство, не подчиненное христианскому духу, служит скорее разврату, а техническое и промышленное развитие рассчитано лишь на потребности богатых. Неприемлемы и некоторые «идолы прогресса» так называемого культурного совершенствования человеческого типа. Сверхчеловек в земном раю, созданном наукою и техникой, утверждал Тареев, с христианской точки зрения – это безумная мечта. Однако и отвержение светской культуры и науки – тоже путь в никуда. «Разве искусство и наука не могут быть христианскими?» Разумеется, таковыми они могут стать, но при иных законах общественного развития, иной морали, иных нравах и облике мира.
А. Иванов. Явление Христа народу
Может быть, этой всеобщей неудовлетворенностью жизнью и вызваны немного наивные (но показательные) попытки некоторых ученых мужей привязать место рождения Христа к их отечеству. В печати промелькнуло сообщение, что Иисус Христос – уроженец Чувашии. Историк, философ, богослов Г. Егоров заявил, что «чуваши являются основателями веры в Единого Бога». Мол, у чувашей это «Атте Тура» – Отец Бог. При этом богиня-мать Пулехсе преобразовалась у него в Деву Марию, а «Киремета заменил Иисуса» (так имя Христа звучит в чувашском языке). Согласно утверждению автора, «имя Христос состоит из двух чувашских слов – «Херес Туе», что означает «Друг Креста». Нет никаких сомнений у него в том, что «имя Богоматери Марии также чувашское». Выясняется, что шумеры и чуваши – фактически синонимы и представляют фактически одно явление в мировой истории. «Бог благословил шумеров (чувашей) быть первыми во всем. Это высокое доверие род Адамова (еще одно обозначение чувашей) должен оправдать». Кстати, выходит, скандинавский бог Тор (Тора) – тоже чуваш. Цитируя автора сей смелой концепции, российский историк А. Г. Кузьмин в книге «Мародеры на дорогах истории» писал: «По мнению автора, «все народы, населявшие Среднее Поволжье, – русские, татары, башкиры, марийцы, мордва, удмурты, попали под влияние культуры и языка чувашей» (так написано у Г. Егорова). Это новое явление Христа народу!»
Теперь всем уже должно было быть ясно и понятно, что даже и «египетские пирамиды – в сущности, это шумерские курганы, возведенные в камне», подобно тому, как и «лица скульптур египетского региона – чувашские», а «богом благословенный чувашский язык – отец многим народам». В иврите «много чувашских слов», включая само слово «иврит» (от «саврат» – почитаемый народ). Венцом гениальных изысканий чувашского коллеги стало утверждение, что само название Вавилонской башни, «Этеменанки» – это чувашское слово, означающее «идиотизм человека». На глубоком, исчерпывающем и, пожалуй, бесспорном определении научной значимости концепции можно было бы и завершить анализ этого явления.
В настоящее время мы присутствуем на каком-то вселенском фестивале этнократии. Все народы (и особенно те, кто совсем недавно обрел полную политическую независимость на просторах бывшего СССР) соревнуются в яростном стремлении доказать, обосновать свои глубокие и обязательно «претендующие на седую древность корни». Как будто древность рода сама по себе является гарантией ума, таланта и святости. Поэтому можно согласиться с Ж. Т. Тощенко, который пишет: ничего, кроме усмешки и сарказма не могут вызывать такие утверждения некоторых «мыслителей», усиленно отрабатывающих хлеб этнократии, как «Христос был украинцем», хан такой-то был прародителем нашего (русского) народа, «мы являемся потомками хазар (половцев, печенегов)» и т. п. Дело порой доходит до явных курьезов: в книге С. Айвазяна «История России – армянский след» автор «доисследовался» до утверждения, что колыбелью русских является Арарат, или же что Киевское княжество основали армянские князья Куар, Шек и Хореан. Разумеется, все мы – люди, все – человеки.
Поиски корней этноса безусловно нужны, хотя и всему есть мера. Вероятно, некогда могла существовать монолитная культурно-историческая общность (праафроазийское единство). Некоторые ученые сочли таковым центром районы Северной Сирии и Анатолии (11—7 тыс. до н. э.), откуда евразийские потоки и устремились в различные регионы (Месопотамию, Европу и Азию). Контакты евразийских и праиндоевропейских языков длились довольно долго, примерно около 2 тыс. лет. За время миграции племена расселились в Месопотамию, Элам, на Северный Кавказ, на Балканы, в Восточную и Центральную Европы, Восточное Средиземноморье и даже в долину Нила. Если мы примем такую модель цивилизации, то все народы мира становятся подобны ветвям одного разветвленного могучего дерева… Все – далекие и близкие родичи.
Скандинавское Мировое древо Иггдрасиль
Именно так воспринималась в седой древности модель мироздания, существующая в таком виде у всех народов. Описание Мирового древа дано в Ветхом Завете (Быт. 3: 22), в папирусах древних египтян, в клинописных табличках шумеров (шумерский миф о дереве Хулуппу). Следы его видны в мифах финно-угров, у других уральских народов. Древо предстает в мифе у древних исландцев и германцев. Ученые пишут, что создание мифа о Мировом древе, видимо, надо отнести к эпохе так называемой ностратической общности языков. Учитывая, что оно встречается у австралийцев и индейцев Америки, а Австралия была отделена от Азии еще 30 тыс. лет назад, его возраст как минимум 30 тысяч лет. По мнению В. Сафронова и Н. Николаевой, человек разумный расселился из Восточного Средиземноморья по планете 35–40 тыс. лет назад. К тому времени он уже имел твердо сформировавшееся представление, что мир сей устроен в виде гигантского дерева. Тогда человек являлся и носителем единого языка, что доказывается некоторым количеством близких словоформ в языках. По данным археологии, в указанный период у человечества (до Потопа), вероятно, была и единая материальная культура, что способствовало распространению модели мирового древа по миру. У славян Мировое древо первично, гибель Мирового древа часто связывается с гибелью старой модели мира («Калевала»).
Поэтому даже у попытки, скажем, привязать образ Христа к Азии есть некая логика (и предыстория). Ведь известно, что в свое время широко была распространена легенда о пребывании Христа в Азии, в Индии и Гималаях… Н. К. Рерих писал о том, что такого рода легенды, объясняющие Его долговременное отсутствие, о котором сказано в Писании, ходили по всей Центральной Азии и Индии. В Ладакхе ламы рассказывали ему, что Христос, или, как они его называли, Исса, пришел в Ле, где он учил простой народ в монастырях и на базаре. Рериху даже показали небольшой пруд у подножия горы, на берегу которого якобы часто сидел Исса (позже он написал картину «Пруд Иссы»). «Послушаем, как говорят в Гималаях о Христе, – записывал Рерих в экспедиционном дневнике. – В рукописях, имеющих древность около 1500 лет, можно прочесть: «Исса (Иисус) тайно оставил родителей и вместе с купцами из Иерусалима направился к Инду за усовершенствованием и изучением законов Учителя»».
Н. Рерих. Гималаи
Предыстория легенды такова… В 1910 г. в Петербурге вышла книга Нотовича (изданный в Париже перевод с французского издания)с весьма интригующим названием «Неизвестная жизнь Иисуса Христа (тибетское сказание). Жизнь святого Иссы, наилучшего из сынов человеческих». Автор ее утверждал, что ламы монастыря в Гималайских горах рассказали ему о вероятном пребывании Иисуса в Индии. В качестве подтверждения они сослались на копии переводов неких свитков, что имелись в библиотеке Лхассы в Тибете. Скорее всего в данном случае речь шла все же о пестрой смеси далеких преданий и легенд, донесенных до XIX в. из глубин истории. В четвертой части книги Нотовичем излагается история рождения Иисуса (со слов лам): «Когда Исса достиг тринадцати лет… он тайно оставил родительский дом, ушел из Иерусалима и вместе с купцами направился к Инду, чтобы усовершенствоваться в божественном слове и изучить законы великого Будды». Далее описывается его жизнь в стране, путешествие по северу Индии, встреча с белыми жрецами Брамы, которые якобы учили его читать, понимать веды, исцелять молитвами и совершать чудеса. Так как он проповедовал и среди низших каст, брахманы решили его убить, но он бежал и поселился на родине Будды. Далее его путь лежал в Персию, но и там напуганные жрецы запретили народу его слушать, поскольку влияние Иисуса на обитателей этих стран (язычников) было очень велико. В итоге он пришел в Израиль, где и нашел свою смерть, а затем и воскрес!
Н. Рерих. Христос
Предания о том, что Христос с целью пришел в Индию, Тибет, прошел Гималаи, чтобы почерпнуть в священных местах мудрость Востока, оказались чрезвычайно живучи. В дальнейшем были якобы обнаружены старые тибетские переводы с манускрипта, находящегося в известном монастыре недалеко от Лхасы, которые подтверждали подлинность преданий об Иссе. Там и состоялась якобы первая проповедь Иссы (Иисуса) об общине мира, еще до проповеди в Палестине. Легенды и апокрифы утверждали, что Иисус, как и Будда, посетил Заповедную Страну, но имени ее они не называют. И хотя апокрифы и не указывали точного места, куда держал путь Христос, Н. К. Рерих был столь впечатлен прочитанным и услышанным, что отмечал в дневнике: «Вообще Ле – место замечательное. Там скрестились пути Будды и Христа. Христос – с Запада на Восток, по пути в Шамбалу. А Будда – с Юга на Север, когда он шел на Алтай». Возможно, отражением этих его мыслей и ощущений и явилась его известная картина, отражающая сияющий образ Христа на фоне скал и вечернего неба.
Собор Спаса на Крови в Петербурге
Возможно, Христу и в самом деле следовало бы родиться в России. Ведь он столь же широк и необъятен, как великая душа Россия. Христово учение в основе своей преследует справедливые и благородные цели, к чему всегда ведь стремилась Россия (иногда даже во вред себе). Он был готов на муки и страдания, как и Русский народ, у которого эта черта чуть ли не главная национальная особенность. Его учение не всегда последовательно, как и все наше странное необъяснимое вековое поведение («Умом Россию не понять»). Он искренен в мессианской проповеди Царствия Небесного, что напоминает мечту о Граде Китеже или о пришествии Царства Справедливости. Порой кажется, что один народ на Земле и создан был по милосердному образцу и подобию Христову – это Русский народ! Православие в лучших представителях и есть воплощенное христианство… По крайней мере, нам хотелось бы в это верить, и мы готовы к этому, если бы не свидетельство того, что мы, как и все другие, просто обычные грешные люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками, да еще и число последних, увы, увы, неизмеримо велико… Э. Ренан подчеркнул: «Ценность религий зависит от народов, которые их принимают». Христос иных народов ни на йоту не подвиг их к праведности, совести и добродетели. Русские же всерьез воспримут веру Христову. Уже в Поучении Владимира Мономаха видим черты того, что Достоевский затем назвал Русским Христом, что породило великую литературу и культуру. Страницы произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова, Лескова, Толстого, Аксакова, Короленко отражают ту или иную сторону «русского Христа». Этим они и отличаются от произведений нерусских писателей. ««Русский Христос» – это учение Христа, такое, каким в течение своего 900-летнего христианства воспринял его русский народ». Однако то, что собой представляет «Русское Христианство» – это разговор, конечно, особый и сложный.
Ф.М. Достоевский
Очевидно лишь то, что пережили мы и подъем, и спад христианской веры. Мы мыслили, как говорил старец Зосима, устроить мир на справедливых началах, но залили Русь, увы, не святую – кровью (оттого и залили, что не святая). Искоренив одно зло и исправив одни несовершенства, мы породили другие, возможно, еще более страшные. Тем не менее идеи Христа не погибли, но возродились – на некой новой, демократической основе. Вспомним, что тот же Достоевский в «Дневнике писателя» (май 1876 г.) выражал надежду, что у нас временные невзгоды демоса непременно улучшатся под неустанным и беспрерывным влиянием впредь таких огромных начал (ибо иначе и сказать о них нельзя), как всеобщее демократическое настроение и всеобщее согласие на то русских людей, «начиная с самого верху». В 1861 г. в журнале «Время» Достоевский писал, что основное стремление русских людей есть «всеобщее духовное примирение», и что русская идея ввиду широты характера и глубины ума нашего народа станет со временем синтезом всех тех идей, которые Европа так долго и с таким упорством вырабатывала в отдельных своих национальностях. Эти же идеи, еще задолго до Достоевского, высказывали В. Одоевский, Белинский, И. Киреевский, Шевырев и другие. Поэтому Христос и пришел в Россию и остался в ней навсегда как в избранной и обетованной земле! Вл. Соловьев во «Второй речи», говоря о Ф. Достоевском, сказал (1882): «Поэтому Достоевский, говоря о России, не мог иметь в виду национального обособления. Напротив, все назначение русского народа он полагал в служении истинному христианству, в нем же нет ни эллина, ни иудея. Правда, он считал Россию избранным народом Божиим, но избранным не для соперничества с другими народами и не для господства и первенства над ними, а для свободного служения всем народам и для осуществления, в братском союзе с ними, истинного всечеловечества или вселенской Церкви. Достоевский никогда не идеализировал народ и не поклонялся ему как кумиру. Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее, но главным задатком этого будущего была в его глазах именно слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе». Мы привели эти слова для того, чтобы, сопоставив рядом портреты двух народов, и даже вовсе не народов, а простых людей и правящих экономических элит (среди евреев, русских и проч.), любой честный человек сказал бы: «Перед нами несомненно явные антагонисты!»
Слеза ребенка
Вл. Соловьев считал, что в глубине души Русский народ носит «образ Христов»! Но что толку в этом образе, если власть и мир руководствуются совершенно иными канонами в земной политике. Для наших недругов православная религия – это беда России (Познер и K°), для других православие – божественное откровение, единственная надежда на спасение России. Большая часть народа России (не обязательно православного и воцерковленного) понимает огромное значение православия не только как веры отцов, но и как духовного и нравственного условия возрождения. Поэтому выражает глубокое возмущение действиями тех, кто измывается над святынями и верой отцов. Однако всем ясно и то, что наше общество в России строится не на Христовых заповедях и принципах, не на правде и справедливости. Что уж тут говорить о какой-то слезе ребенка. Слезы эти льются потоками. Они подобно волнам вселенского потопа скоро захлестнут и затопят Русь. Власть слепа – и не хочет этого видеть!
Передача патриарху Московскому Казанской иконы Божией Матери
Вера необходима народу… Но такая вера, которая идет с правдой и мечом, укрепляя силы и вдохновляя народ на борьбу со своими угнетателями. В этом плане можно поучиться даже у Израиля. Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир сказал в «Руси Державной»: «В Государстве Израиль, этом любимце западных демократий, религией иудаизма пронизано всё – и государственная идеология, и школа, и телевидение, и пресса, и армия. Таким уважением к народной вере можно только восхищаться. А (вот) тысячелетнему русскому Православию ничего подобного нельзя?! Что же, русские – низшая раса?» Конечно же, низшая раса, раз вы не можете доказать силой право на жизнь в собственной стране. Церковь должна с властью говорить другим, строгим языком. Тогда власть, возможно, начнет ее бояться и зауважает. Мы же все охотнее изъявляем готовность «считать себя православными», нежели жить по Христовым заповедям. Кто же спорит: куда легче изобразить образ церкви Иоанна Предтечи на тысячерублевой купюре и поклоняться ей, нежели стать Иоанном, живя праведной жизнью. Воистину прав был Иоанн Златоуст: «Богу нужны не золотые сосуды, а золотые души».
- При грозном имени Христа,
- Дрожа от ужаса и страха,
- Монах раскрыл свои уста —
- И превратился в тень монаха…
Ю. Кузнецов
Будем откровенны, живи сегодня Достоевский, думаю, он вновь бы в черновых набросках к «Братьям Карамазовым» написал: «Я бы желал совершенно уничтожить идею Бога». Но при этом добавил бы: того Бога, который что-то слишком долго медлит, мирясь с христопродавцами, грабителями и убийцами нашего народа. Исследователь «Русской Правды» Юшков писал, что христианская, а с 1054 г. уже и православная, церковь стала идеологическим ведомством феодального государства, которое очень устраивает христианский принцип «нести власть аще не от Бога». Вот и сегодня часто неправедная власть даже глубоко благодарна церкви за то, что та внушает людям мысль о якобы ее божественном характере. Но от такой власти и веры отвернутся люди. Небу угодно, чтобы Закон Правды в России в наши времена явился в суровом обличье. Полагаю, что эта «воля небес» исторически неизбежна и политически оправдана! Если народ хочет оставаться хозяином в доме, а не быть рабом или лакеем еврея или русского кровососа, он обязан любым способом защитить будущее нации! Он должен явить из своих рядов Спасителя народа, который опрокинет и раздавит гадину! И явиться этот Христос должен не с бичом, а с огненным мечом, который уничтожает зло.
Глава 4
ДРЕВНЯЯ ИНДИЯ: ЕЕ ОБРАЗЫ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ
Бремя прошлого, бремя заключенного в нем хорошего и плохого давит, а иногда просто душит. В особенности это относится к тем из нас, кто принадлежит к таким древнейшим цивилизациям, как индийская и китайская. Как сказал Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником – это опасно». В чем состоит мое наследие? Наследником чего я являюсь? Наследником всего, что человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого. Но мы, индийцы, являемся обладателями еще одного особого наследия, не являющегося исключительно нашим достоянием, ибо таких наследий нет, а все они составляют общее достояние всего человечества, но такого, которое имеет к нам все же наибольшее отношение, чего-то, что есть в нашей плоти и крови и что сделало нас такими, какие мы есть и какими можем быть…
Джавахарлал Неру. Открытие Индии
Социальное устройство и культура Древней Индии
К Индии у нас, русских, отношение совершенно особое – как к возлюбленной. Видимо, примерно так относятся индусы к своей Лакшми, супруге Вишну. В индийской мифологии она является богиней счастья, богатства и красоты. Всякий раз, когда мы думаем об Индии, в нашем сознании возникает некий «добрый знак», образ «счастья» или «красоты». Ведь не случайно и бог любви Кама-дева считается ее сыном, а иногда Лакшми отождествляют и с Сарасвати, богиней мудрости. Кроме многих прочих ее достоинств, есть в Индии некая тайна, особое волшебство. Это – сказочность, без которой русский вообще не мыслит красивой и яркой жизни. Одним словом, как скажет Рерих, русские сердца притягивает великий индийский магнит. Что ранее знали о жизни индусов? Для римлян и греков Индия всегда была загадкой. Европейцам, в лице Геродота, она представлялась одной из окраин ойкумены, самой крайней страной на Востоке, что волею судьбы наделена редчайшими и драгоценными дарами природы. Ее воспринимали как сказочный мир, расположенный на окраине земли, где обитают какие-то удивительные звери и странные люди. Индийцы, отмечал Геродот, – это самый многочисленный народ из всех известных азиатских народов у восхода солнца. О них у европейцев есть «по крайней мере определенные сведения». Сведения его, прямо скажем, полны были всяческих небылиц, начиная с того, что те поедают трупы, и до открытого, на виду, полового сожительства, «как у скота». В Индии есть и «несметное количество золота, добываемого из земли, частью приносимого реками или похищаемого описанным мною способом». Поэтому на индусов налагается и большая дань: подать должны платить самую большую сравнительно с другими, «именно 360 талантов золотого песку. Это двадцатый округ (сатрапия)». Видимо, эти слухи и толкнули Александра в Индию. О походе его повествуют романы и сказания («Роман об Александре» и «Сказания об Индийском царстве»). Записки о походе с описаниями Индии, ее географии и климате, оставили флотоводец Александра Неарх и его сподвижники – Онесикрит, Аристобул, Птолемей и др. Еще важнее сведения Мегасфена, посла Селевка Никатора при дворе Чандрагупты, основателя царства Маурья. Он посетил не только Пенджаб, но и ряд областей по Гангу, и жил некоторое время в столице общеиндийской державы Паталиптуре (конец IV – начало III в. до н. э.). Об Индии писали Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» (I в. до н. э.) и Флавий Арриан, известный писатель II в. н. э., давший подробное описание страны и ее народов в сочинении, примыкающем к его главному труду – «Походу Александра». Его очерк о стране написан весьма живо и содержит немало интересных сведений о стране и народах, тут обитающих. Так, со ссылкой на Мегасфена, он сообщает, что в Индии насчитывается 118 народностей. Арриан соглашается, что племен тут множество, но точную цифру назвать невозможно, так как ее никто не знает. Земля та велика, а племена между собой нередко даже и не общаются.
Таинственная Индия
Нам представляется чрезвычайно показательным, что он упоминает об индийцах в одном ряду со скифами: «В древности индийцы были кочевниками, а не земледельцами, как и скифы, которые кочуют, странствуя по всей Скифии в своих повозках, а в городах не селятся и не чтут святилища богов. Так же и индийцы – у них не было городов и святилищ, сооруженных в честь богов, одевались они в шкуры убитых животных, а питались древесной корой». Затем, как гласит легенда, на земли Индии пришел Дионис: «Он стал правителем индийцев, основал города, дал им законы и, так же как и эллинов, одарил вином, научил их засевать землю и вручил семена». Он первым научил их запрягать в плуг быков, обратил многих индийцев из кочевников в земледельцев, обучил пользоваться военными доспехами, научил почитать богов. В Индии существует также предание, что тот Геракл, который приходил в Индию, был рожден от них. Он и сам имел дочь Пандею (с этим именем связана династия Панду, Пандавов из Махабхараты). Автор подчеркнул, что характерные черты социально-общественной психологии индийцев – миролюбие и их любовь к свободе. Со ссылкой на Мегасфена Геродот отмечает, что индийцы не ведут ни с кем войн, никто не нападает на Индию. Даже легендарный фараон-завоеватель Сесострис, покоривший большую часть Азии и продвинувший свои войска до самой Европы, от ее границ повернул домой. По тем или иным причинам не стал нападать на индийцев и скиф Идантирс.
Представления индийцев о мире
Вишну, возлежащий на мировом змее. Деогарх. VI в.
Лакшми, жена Вишну, богиня счастья и красоты
Двинувшись походом из Скифии, он покорил многие племена в Азии и даже победоносно добрался до египетской земли. У ассириянки Семирамиды вроде бы имелись намерения двинуться в Индию, но она скончалась, так и не осуществив своих планов. В индийские просторы не решился вторгнуться великий Кир, сын Камбиса, что любил обычно вмешиваться в чужие дела. Единственный, кто с успехом вел военные действия против индийцев, был Александр Македонский, хотя и тот, в конце концов, не выдержал чудовищной нагрузки и после ряда громких побед приказал войскам ретироваться восвояси. Но со своей стороны, и «индийцы с их чувством справедливости никогда ни на кого не ходили войной» (на это обстоятельство особо указывает Арриан). Миролюбие индийцев уже в древности казалось чем-то не от мира сего и абсолютно непонятным и чуждым для воинственной философии античного мира (Запада). Самое главное в индийской земле то, что все индийцы свободны, нет ни одного, кто был бы рабом. В этом отношении они весьма сходны с лакедемонянами. Однако у лакедемонян есть рабы (илоты), и они выполняют все рабские обязанности, тогда как «у индийцев вообще нет рабов, тем более ни одного раба-индийца» (Геродот).
Слоны в Индии
Индия и в дальнейшем привлекала внимание многих ученых и писателей (в поздней античности). Апулей (II в. н. э.), описывая Индию во «Флоридах», говорил о живущих там людях, которые пасут скот, ведут войны, заняты товарообменом и умножают мудрость. Зовут же их «нагими мудрецами» или «гимнософистами»: «Так что же они умеют? …Лишь одно: почитают и умножают мудрость, все – как престарелые наставники, так и юные ученики. И ничто, по-моему, не заслуживает у них большей похвалы, чем отвращение к косности духа и безделию». В V в. н. э. испанский монах Павел Орозий, полагая, что Земля (ойкумена) состоит из частей суши, окруженных океаном, разделял ее на Азию, Европу и Африку. Ученый начинает описание именно с Азии: «Азия имеет на востоке, в самом центре, устье реки Ганга, впадающего в Восточный океан, слева – мыс Калигардамана, который приближается на юго-востоке к острову Тапробане (Цейлон. – Ред.), откуда океан начинает называться Индийским».
Битва на слонах в древности
В отношении истории Индии и в частности того, откуда пришли предки индусов, арии, в мире ведутся давние и непрекращающиеся споры. Если суммировать имеющиеся взгляды, то они выглядят следующим образом. Когда-то еще в стародавние времена на просторах Великой Евразии рядом с праславянами жили арии, занятые в основном скотоводством. В конце III – начале II тысячелетия до н. э. из-за затянувшейся засухи (а может быть и из-за неожиданно наступившего там похолодания) арии стали волна за волной покидать степи и уходить в сторону Ирана и Индии. Географически этот ареал определяется обширной территорией – «от Днепра и до Урала». Были ли то ирано-язычные арии, или же тут обитали индо-иранцы, утверждать с точностью пока никто не берется. А. Бэшем отмечал: «Около 2000 г. до н. э. обширные степные территории, простиравшиеся от Польши до Средней Азии, населяли полукочевые варварские племена; это были высокие, довольно светлокожие люди. Они приручали лошадей и впрягали их в легкие повозки на колесах со спицами. Колесницы превосходили (своей) быстроходностью влекомые ослами неуклюжие телеги с четырьмя сплошными колесами – лучшее средство передвижения, известное Шумеру той эпохи… (И вот) в начале III тысячелетия эти народы пришли в движение. Они мигрировали группами в западном, южном и восточном направлениях, покоряли местные народности и смешивались с ними, образуя правящую верхушку… Некоторые племена переместились на территорию Европы, и от них произошли греки, латиняне, кельты и тевтоны. Другие пришли в Анатолию, и в результате их смешения с местными жителями возникла великая империя хеттов. Некоторые (племена) – предки современных балтийских и славянских народов – остались на своей прародине». Согласно этой точке зрения, вполне обоснованной, если учесть признанные общие языковые корни народов, Евразия в далеком прошлом фактически могла явиться центром зарождения будущих основных цивилизаций и культур.
Китайское изображение арийцев
Как известно, в XIX–XX вв. модным направлением в истории стало «расовое направление», т. е. разного рода теории, пытающиеся объяснить ход цивилизации расовым фактором. Артюр Гобино (1816–1882) опубликовал «Очерк о неравенстве человеческих рас». Затем вышло множество книг, в которых успехи или неудачи народов объяснялись исключительно положениями расовой теории и расовой гигиены: В. Хенчель «Варуна. Закон подъема и упадка жизни в истории народов» (1901), Л. Вольтман «Политическая антропология» (1902), К. Рёзе «Европейская расология», М. Мух «Родина индогерманцев в свете доисторических исследований» (1902). Последний впервые предположил, что прародиной индоевропейских племен была Северная Германия. В 1905–1907 гг. Г. Хирт в своем труде «Индогерманцы» передвинул их прародину к Балтийскому морю… Причем оба автора, Мух и Хирт, считали нордическую расу первоначальным ядром индоевропейцев. Даже еврейские авторы в их исследованиях отдали дань этим новым веяниям. «Расовое вино», конечно же, не могло не вскружить головы народу, издавна уверенному в своем расовом превосходстве. В. Ратенау в «Размышлениях» (1908) выдвинул на первый план нордическую идею как важнейший элемент обновления мира. Он писал: «Задача грядущих времен – возрождение вымирающих или истощенных благородных рас, которые нужны миру. Нужно вступить на путь, на который уже вступила сама природа – на путь «нордификации». Грядет новая романтика – романтика расы. Она будет прославлять чистую нордическую кровь и создаст новые представления о добродетели и пороке». В русле этих идей в грезах иным немцам прародиной индоевропейцев представлялась Германия.
Преддверие одного из храмов в Древней Индии
Вместе с тем это не мешало многим европейцам видеть в Индии и России варварскую азиатскую окраину, полную сокровищ и чудес, возможно, даже райское место. Немец И. Гердер, выпускник Кёнигсбергского университета, учившийся у Канта, уверял в своих «Идеях», что творец (на что, видимо, указывают библейские сказания) поместил райскую область в Индии. «А тогда нельзя усомниться в том, что он представлял себе эту райскую местность расположенной между горами Индии. Он говорит о стране, богатой золотом и драгоценными камнями, но это, конечно же, Индия, с давних времен славившаяся своими сокровищами. Река, которая обтекает всю землю, – это священный Ганг с его изгибами, его вся Индия почитает за райскую реку». Впрочем, далее он же соглашается с тем, что все подобные разыскания рая на Земле, каким многие его представляли, тщетны и беспочвенны.
Дагоба на Цейлоне
Западноевропейцы были невысокого мнения в отношении познаний и дарований народов Индии. По словам Шпенглера, у индусов невозможно найти ни астрономии, ни древнего календаря. Индийская история как письменный источник не существует. Нет тут и своей историографической традиции. И лишь тысячелетие спустя после появления Будды (около 500 годов н. э.) на Цейлоне возникло нечто, отдаленно напоминающее историю или нечто похожее. В начале новой эры на Шри-Ланке составлялись буддийские хроники, но личные сочинения историков отсутствуют. Даже в древних народных песнях, где рассказывается о подвигах героев, почти невозможно обнаружить даже намека на конкретные исторические события. Только с маурийского времени возникает индийская эпиграфика, да и та в целом небогата. Хотя, по словам историков, в одном из памятников индийского права, а именно в «Дхармашастре» Васиштхи, все же упоминаются какие-то «написанные документы», что подтверждали право владельцев собственности на дом и участок земли. Об использовании письма в повседневной жизни Индии говорят и джатаки, памятники повествовательной литературы, или же короткие рассказы из жизни богов, людей и животных, восходящие к глубокой древности. В любом случае такого рода письменных памятников насчитывается очень немного.
Руины Мохенджо-Даро (современный Пакистан)
Сегодня ситуация в плане источников выглядит более обнадеживающей. Общепризнано, что 4 тысячи лет назад в бассейне Инда была создана высокоразвитая городская культура, не уступавшая таким очагам мировой цивилизации, как Месопотамия или Древний Египет, а в ряде отношений даже и превосходившая их. С 1834 г., когда на руинах Хараппы побывал путешественник Бернс, эта цивилизация стала открываться миру. Он писал: «В пятидесяти примерно милях далее Тоолумба я сделал крюк, чтобы осмотреть руины древнего города Хараппы. Местечко это имеет в длину примерно три мили. Там на берегу есть разрушенная цитадель, а в целом Хараппа – царство хаоса, в нем нет ни одного целого здания; кирпичи древних построек пошли …на сооружение маленького современного поселка, носящего старое название. Согласно преданию, гибель Хараппы произошла примерно в то же время, что и Шоркотты, а именно: 13 000 лет назад. Сохранилось поверье, что на город обрушился гнев Господень, точнее, не на город, а на его правителя…» В 1875 г. английский археолог А. Канингхэм обнаружил в Хараппе (Западный Пенджаб, Пакистан) печать с неизвестной надписью, а с 1921 г. научные раскопки стал проводить индийский археолог Раи Сахни. В результате были открыты миру руины обширного города, что был сооружен в III тысячелетии до н. э. Так чуть приоткрыли «вуаль» Хараппской цивилизации. В 1922 году экспедиция под руководством Р. Д. Банерджи обнаружила в четырехстах милях от Хараппы, возле селения Мохенджо-Даро («Город мертвых»), еще одно поселение, двойник того первого поселения.
Правитель(?) Хараппского государства
Следы древнего города
Тогдашние индские города по нашим меркам напоминают небольшой район. Так, самые большие города – Хараппа и Мохенджо-Даро – занимали площадь около 2,5 кв. км. Население было по тогдашним меркам весьма значительным (от 35 до 100 тыс. человек). Города состояли из цитадели, где обитали представители власти, и нижнего города, где жил простой люд. Цитадель с нижней частью города связывало несколько ворот (в Калибангане два таких прохода, в Суркотаде власть отделялась от всех остальных рвом). Все города долины Инда были построены из обожженного кирпича, а не из кирпича-сырца, как у шумеров. В городе имелись амбары для хранения зерна, жилые дома и храмы. Бедняки жили в бараках, а богачи в «высотках» (т. е. в трехэтажных домах). К их услугам были бассейны. В каждом доме был колодец и даже ванна, а система канализации там одна из самых совершенных на Древнем Востоке. Строились каналы из кирпича, отстойники для нечистот и грязной воды. Строения помещали на специальных платформах, дабы уберечь от наводнений. ЮНЕСКО включило руины города Мохенджо-Даро в список всемирного наследия. Густая сеть канав, остатки огромных плотин говорят о том, что пять тысяч лет тому назад тут шли проливные дожди, нередко случались и наводнения. На земле выращивали пшеницу, ячмень, кунжут, бобовые, рис, хлопок, разводили овец, коз, коров, кур. Возможно, уже были приручены слоны.
Переулок в Мохенджо-Даро
Города были тщательно спланированы. Широкие (10–12 м) и прямые как стрела улицы пересекались под прямым углом, деля город на ровные прямоугольные кварталы. Тут не было ни тупиков, ни закоулков, не было никаких и архитектурных излишеств. В основном дома были одноэтажными, хотя встречались дома и в два-три этажа. Таких городов не было нигде в мире, кроме разве что Крита и Микен. В отличие от последних тут полностью отсутствовали храмы и прочие культовые постройки. Крайне любопытно и то, что в городе отсутствовали также и дворцы – резиденции владык. А ведь храмы и дворцы – типичный признак цивилизации Древнего Востока. Но тут их нет! Можно лишь ломать голову. Возможно, что в древней цивилизации долины Инда как раз и возникло одно из первых поселений ранней цивилизации среднего класса, где не было ни богатых, ни бедных. Впрочем, за пределами города обнаружены более скудные дома, что позволяет говорить о наличии подвластного горожанам населения (крестьян, пастухов, рыбаков и т. д.). Своеобразная аристократия в самом городе, вероятно, все-таки была. На невысоком холме, отделенном от остальных построек мощной крепостной стеной, стояли более внушительные административные здания. Видимо, городом и страной управлял некий Совет, аналогичный сенату Римской республики.
Внешний облик древних индийцев
Что это была за цивилизация? Облик ее до сих пор неясен. Иные делают вывод, что язык этой цивилизации принадлежал к дравидийской группе. В городах процветали различные ремесла: изготовление бронзовых и медных орудий, ткачество, гончарное и ювелирное дело, строительство. Некоторые находки позволили более четко датировать саму индскую культуру. Хараппская цивилизация была распространена на огромной территории: с севера на юг более 1100 км и с запада на восток более 1600 км. Расцвет цивилизации, ее городов относят к концу III и к началу II тысячелетия до н. э. Об этом же говорят печати «индского типа», найденные при раскопках некоторых городов Древней Месопотамии. В этом регионе правили Саргон (2316–2261 гг. до н. э.), был период правления Исина (2017–1794 гг. до н. э.) и Ларсы (2025–1763 гг. до н. э.). В аккадских текстах имеются упоминания о торговле с восточными областями. Увы, обнаруженные на керамических и металлических предметах или печатях надписи не поддаются расшифровке. Найдены глиняные чернильницы, а надписи, все знаки индской письменности (более 400 знаков), пока молчат, хотя ученые давно уже пытаются их расшифровать. Было бы проще, если бы удалось найти двуязычную надпись, как в случае со знаменитой Бехистунской скалой, надпись которой сделана на трех языках.
Танцовщица. Мохенджо-Даро
Внешний облик обитателей тех мест (если судить по некоторым из найденных фигурок) таков: все они были довольно маленького роста (чуть выше 1,5 метра), с длинным носом, толстыми губами, невысоким лбом. Упадок цивилизации Инда начался в XVII–XV вв. до н. э. и протекал медленно. Причины этого могли быть различны. Считают, что Мохенджо-Даро мог быть застигнут врасплох какой-то катастрофой. Вряд ли в том стоило винить ариев, которые появились в долине около 1500 г. до н. э. Непохоже, что цивилизация Инда оборонялась: оружия найдено немного, уклад жизни городов производит скорее мирное впечатление. В одной из комнат в Мохенджо-Даро обнаружены скелеты 13 мужчин, женщин и ребенка, кольца, браслеты, бусы. Все в положении останков говорит, что смерть застигла их внезапно. Возможно, среди причин упадка имелись и какие-то объективные экономические причины. «На всем уровне раскопок позднего Мохенджо-Даро, – писал М. Уилер в книге «Ранние Индия и Пакистан», – археологи обнаруживали все более заметное ухудшение в строительстве и образе жизни: стены и перекрытия совсем хлипкие, ранее построенные здания перегораживались на скорую руку, даже дворы – эти своеобразные центры любого дома – были перегорожены небрежно, далеко не в стиле самих зданий».
Маслобойка (с гравюры Соннера)
Период упадка длился несколько столетий. Возможно, мы имеем дело с экологической катастрофой. Сказались последствия массовой вырубки лесов: для обжига миллионов кирпичей требовался огонь, а когда лесов стало мало, возникли проблемы. Антропологи, исследуя костные останки древних обитателей долины Инда, недавно пришли к выводу, что причиной гибели многих обитателей мест могла стать и массовая эпидемия малярии. Идеи вероятности экологической катастрофы довольно высоки. Некоторые археологи нашли на Ближнем Востоке дикие семена зерновых, которым около 12 тысяч лет, и тут же одомашненные культуры. На этом основании иные ученые сделали вывод о страшной засухе (Хиллман).
Скальные храмы («Кайласа-натх») в Эллоре
Порою приходится слышать, что причиной их гибели могли быть арии. Однако все это маловероятно, хотя в гимнах ригведы ариям и арийским богам противостоят враждебные силы (дасью). Но такие враждебные пары отражают типичный дуализм многих мифологий. Военные столкновения, видимо, имели место, но они случались как между пришлыми народами, так и между местными племенами. Это обычное дело в истории. Такое бывало и между родственными племенами («коленами») Израиля. Вспомним о нашествии «народа моря» в Египет и на Ближний Восток. Тогда гибли города (Троя) и целые державы. Война сокрушила среднеассирийское царство, и пелопоннесские Микены, и хеттский Хаттусас, и левантийские города-государства (Угарит, Алалах). Она потрясла до основанья Вавилон и обрушилась на Египет. Эту войну назвали первой в истории мировой войной. По той же аналогии европейские исследователи долгое время выстраивали и схему прихода ариев. В качестве дополнительного обоснования верности этой версии указывают на воинственную терминологию Ригведы, как и Махабхараты, повествующей о великой битве Бхаратов. Разумеется, полностью сбрасывать со счета эту версию не стоит, учитывая, что мифы, как правило, отражают реальные события. Так бывало у греков, римлян, египтян и т. д. и т. п. И все же не приходится сомневаться, что цивилизация Древней Индии имела не только индоарийское происхождение, но возникла при активном участии «местных субстратов», как это было и в Греции.
Наиболее тесные контакты у народов региона были, вероятно, с Месопотамией. Индское государство было крупной морской державой: здесь имелись речные и морские порты со складскими помещениями, причалами, доками. Может быть, шумеры ее-то и имели в виду под именем сказочной «страны Дилмун»? Нити связей цивилизации долины реки Инд тянутся от Трои и Крита до Китая. Уже в начале III тысячелетия до н. э. хараппцы вступили в некие торговые отношения с ближайшими к ним западными цивилизациями – Шумером и Эламом. Традиционные предметы экспорта – медь, слоновая кость, изделия из нее, жемчуг, золотой песок, пурпур (краска из моллюсков), изделия из хлопка, ценные породы деревьев (эбеновое и сандаловое), павлины, обезьяны и т. д. Путь купцов, как отмечают историки, вероятно, пролегал от городов долины Инда через Боланский перевал, пустынные области Белуджистана, плоскогорье Серхед, вдоль южной кромки пустыни Деште-Лут, через южную часть хребтов Кухруд и Загрос и далее. Индийский историк Д. Косамби считал, что «в Месопотамии существовали небольшие, но активные поселения индийских торговцев» (купцов из Мелуххи). Российские историки подтверждают мысль о том, что обитатели этих мест, будучи путешественниками и торговцами, должны были владеть и морским ремеслом. Хараппцы строили парусно-гребные корабли, способные выдерживать плавания вдоль берегов моря. Для навигационных целей они использовали специально тренированных птиц и имели четкое представление о муссонах. В начале III тысячелетия до н. э. хараппцы первыми освоили и прибрежное судоходство по Аравийскому морю и Оманскому заливу, но в широтном направлении – в зоне периодической смены ветров, дующих перпендикулярно берегу. Иными словами, «они открыли Индийский океан»; они же стали инициаторами морской торговли с Месопотамией через о-ва Бахрейн, «открыв» Ормузский пролив и южное побережье Азии от устья Инда на запад на протяжении 1500 км. Возможно, что купцы и путешественники приняли участие в «открытии» острова Ланку (Шри-Ланка), обнаружив тут у прибрежной зоны жемчужные колонии, в южной части острова месторождение драгоценных камней. Так или иначе связи между Месопотамией и древнейшей Индией указывают на то, что меж народами существовали в самые отдаленные времена какие-то торгово-культурные связи.
Буддийский монастырь Ламаюру в Ладакхе
Их знания и навыки усваивали и пришедшие сюда арии. В Индии превалировала система, при которой во главе племени стоял вождь, в руководстве ему помогали старейшины. Положением он был обязан либо личным качествам, либо происхождению, либо тому и другому. По мере нарастания неравенства возникли условия для классового деления общества. Обратившись к трудам индийских историков, сталкиваешься с двумя крайними и полярными точками зрения. Одни считают, что почти что все, что есть великого и стоящего в истории мировой цивилизации, – в том числе даже некоторые современные открытия – берет свое начало в Древней Индии, на родине ариев. Другие полагают, что все технологические и научные завоевания древнего мира (в том числе и технология обработки бронзы или техника изготовления обожженных кирпичей, изделия из расписной керамики, стали, орудия из камня, а также искусство письма, металлические деньги, и даже городская жизнь) имеют своим источником другие страны и занесены в Индию извне. Конечно же, нет сомнений в том, что Индия, как и все прочие страны, активно использовала путь заимствований. В то же время даже в трудах античных авторов упоминается о наличии индийской стали в IV в. до н. э. (а химические анализы относят ее появление ко II в. до н. э.). Немногое пока известно о системе водоснабжения, истории технологии земледелия в Индии, о состоянии земельной собственности и способах производства. В ряде документов и произведений содержатся скупые сведения об урожае, удобрениях, погоде, дождях, орудиях труда и т. п.