Родовое проклятие Щеглова Ирина

Эймон разинул рот.

— Фиэл? Но он же старый!

— Не старее Бардана.

— Старый!

Брэнног рассмеялась и почувствовала, что на душе у нее сделалось чуть легче.

— Похоже, мужчинам нужны молодые жены. Чтобы рожали им кучу детей, продолжали привечать их в постели и варили им еду.

— Ты не выйдешь замуж за Фиэла! — воинственно заявила Тейган.

— Он добрый и даже симпатичный. А дом и хозяйство у него побольше, чем у Айлиш и Бардана. И вас обоих он тоже охотно примет.

— Ты не выйдешь замуж за Фиэла! — упрямо повторила Тейган. — Ты же не любишь его.

— И не стремлюсь полюбить. Мне любовь вообще не нужна.

— А надо бы стремиться! Можешь хоть с закрытыми глазами жить — любовь тебя все равно найдет! Забыла, как мама с папой друг друга любили?

— Не забыла. Просто я не надеюсь, что встречу такую любовь. Вот ты, возможно, когда-нибудь встретишь. Ты такая хорошенькая… Умная!

— Я-то точно встречу. — Тейган не стала возражать. — Как и ты. И Эймон. И то, чем мы владеем, перейдет к тем, кого мы произведем на свет. Этого хотела наша мама. Она хотела, чтобы мы продолжали жить.

— Мы бы и продолжали жить, и жить неплохо, если б я вышла замуж за Фиэла.

— А мне мама наказала вас защищать! — Эймон скрестил на груди руки. — И я тебе запрещаю!

— Не будем ссориться! — еще раз повторила Тейган, схватила их за руки и крепко сжала. По сплетенным пальцам пробежал огонь. — И не надо меня опекать. Я не малышка, Брэнног, мне уже столько лет, сколько было тебе, когда мы покинули дом. Ты не пойдешь замуж, только чтобы дать мне новую крышу над головой! И ты не забудешь, что такое есть ты и какая в тебе живет сила. Ты не Айлиш, а Брэнног, дочь Сорки и Дайти. Ты Смуглая Ведьма — и всегда ею будешь.

— В один прекрасный день мы его уничтожим, — торжественно провозгласил Эймон. — Мы отомстим за отца, за нашу мать, и мы уничтожим даже пепел, в который его обратим. Мама сказала мне, что мы это сделаем, даже если на это уйдет тысяча лет.

— Она тебе так и сказала?

— Да. Сегодня утром. Она явилась мне, когда я был на реке, в тиши и тумане. Когда она мне нужна, я всегда ее там нахожу.

— А мне она является только во сне. — У Брэнног перехватило горло, но она не дала воли слезам.

— Ты так сильно сдерживаешь свою энергию! — Утешая сестру, Тейган гладила ее по волосам. — Все стараешься не огорчить Айлиш. И нас защитить. Может быть, ты сама позволяешь маме приходить лишь во сне?

— А к тебе она тоже приходит? И не только во сне?

— Бывает, когда я верхом на Аластаре, мы уходим далеко в лес, я веду себя тихо-тихо, и тогда она приходит. Она мне поет, как пела, когда я была маленькой. Мама сказала мне, что мы встретим любовь и что у нас будут дети. И мы, наш род, покончим с Кэвоном.

— Так, стало быть, мне как раз и надо выйти за Фиэла замуж и нарожать ему деток? А он уже и положит этому конец?

— Нет! — На кончиках пальцев Тейган заплясали искры, но она быстро опомнилась. — Между вами нет никакой любви. Сначала любовь, потом дитя — вот как делается.

— Делается не только так.

— А у нас — так! — Эймон снова взял сестру за руку. — И будет так, а не иначе. Мы будем теми, кем нам предначертано быть, сделаем то, что должны. Если мы не решимся на такую попытку, значит, отец с мамой напрасно отдали ради нас жизни. Значит, умерли ни за что. Ты этого хочешь?

— Нет. Нет! Я хочу его убить. Хочу его крови, его смерти. — Охваченная страстью, Брэнног прижалась к Катлу, зарывшись лицом ему в шею. Тепло живого существа подействовало успокаивающе. — Думаю, если бы я отвернулась от своего естества, я бы наполовину умерла. Но если принятое мною решение причинит вред любому из вас, во мне умрет все, это я точно знаю.

— Мы примем решение вместе, — объявил Эймон. — Мы трое — одно целое. Это время, что мы здесь провели, было нам необходимо. Мама отправила нас сюда, чтобы дать нам передышку. Теперь мы уже не дети. Наверное, мы перестали ими быть еще в то утро, когда уехали из дома, зная, что видим маму в последний раз.

— Но уже тогда мы обладали колдовской силой. — Брэнног набрала полную грудь воздуха и распрямила плечи. Хоть Эймон и младше, да еще и парень, но говорит дело. — А мама дала нам еще больше. И я вас обоих просила до поры до времени сдерживать эту силу!

— Это ты правильно делала, хотя время от времени мы и давали ей волю, — с улыбкой признался Эймон. — Это время, что мы здесь прожили, было нам необходимо, но сейчас оно подходит к концу. Я это чувствую.

— Я тоже, — прошептала Брэнног. — Вот я и подумала: а не настало ли время Фиэла? Но нет, вы оба правы. Я не создана для хозяйства, чтобы лишь вести дом. И не смогу ограничиться кухонной магией и семейными утехами. Сейчас мы посмотрим. Пока мы в круге. Посмотрим — и увидим. И будем знать.

— Все вместе? — оживилась Тейган, и Брэнног поняла, что она сдерживала и себя, и брата с сестрой слишком долго.

— Все вместе. — Брэнног сложила ладони ковшиком, сконцентрировала энергию и выпустила ее из себя. Затем уронила руки, так, как падает вниз вода, и сотворила огонь.

От этого действия, первого полученного ею навыка колдовства, ее пронзило ощущение чистой магии. Казалось, она впервые за пять лет задышала полной грудью.

— Ты стала сильнее, — восхитилась Тейган.

— Да. Эта сила таилась во мне. Ждала. Я тоже ждала. Мы все ждали. Но больше ждать мы не станем! В огне и дыму мы отыщем его, увидим, где он прячется. Ты видишь дальше, чем я, — повернулась она к Эймону, — но будь осторожен! Если он почует, что мы на него смотрим, он тоже сможет нас увидеть.

— Я знаю, как надо. Мы пройдем сквозь огонь, пролетим по воздуху — над водой, над землей, — туда, где он. — Мальчик положил руку на рукоять небольшого меча. — Мы сможем его убить.

— Твоего меча для этого маловато. Даже мама, при всем ее могуществе, не сумела его одолеть. Тут потребуется нечто большее, и мы это большее — раздобудем. Со временем. Ну а пока поглядим.

— А мы умеем летать… Аластар и я. Мы… — Тейган осеклась под строгим взглядом Брэнног. — Это само собой вышло!

— Мы — то, что мы есть. — Брэнног осуждающе покачала головой. — Не следовало забывать об этом. Ну что — смотрим? Его призываем и тайно глядим — сквозь дым и огонь, чтоб не видел он нас, затмим ему взор. Он пролил кровь рода и жизни лишил родителей наших, и мать, и отца. Пусть сила возмездия в нас зреет, как смерч. Мы вместе, втроем, ему смерть принесем. И воля исполнится наша!

Они взялись за руки и соединили стремящуюся из них лучистую энергию.

Языки пламени заколыхались; дым развеялся.

И им предстал Кэвон с серебряным кубком вина в руке. Его темные волосы ниспадали на плечи, блестели при свете масляных светильников.

Брэнног видела каменные стены, украшенные богатыми гобеленами, постель под пологом из темно-синего бархата.

Наслаждается жизнью, подумала она. Живет в комфорте и богатстве, что и неудивительно. Это на него похоже — пользоваться данными ему свыше способностями ради своей выгоды и удовольствия, ради смерти. Ради чего угодно — лишь бы себе на пользу.

В помещение вошла женщина. На ней было богатое одеяние. Волосы — черные, как ночь. По остекленелому выражению глаз Брэнног догадалась, что незнакомку заколдовали.

И все же… какая-то энергия в ней еще жива, вдруг почувствовала Брэнног. И эта энергия бьется, чтобы разорвать оковы.

Кэвон безмолвно махнул рукой в сторону ложа. Женщина прошла к постели, разделась, чуть постояла, и ее белая кожа сияла при свете факелов, как сияет луна отраженным светом.

В этих остекленелых глазах Брэнног прочла историю борьбы, ожесточенной схватки за освобождение. За выход на свободу.

На мгновение Эймон потерял концентрацию. Он еще никогда не видел взрослой женщины абсолютно раздетой, да еще с такой пышной грудью. Как и сестры, он ощущал эту загнанную в клетку силу — она билась, будто белая птица в черном ящике. Но эта голая кожа, эти мягкие, роскошные груди, этот завораживающий треугольник волос под животом…

Интересно, какие там волосы, если потрогать, — как на голове? Ему захотелось проверить, прямо сейчас, чтобы знать наверняка.

Кэвон повел головой, как принюхивающийся волк. Он поднялся так резко, что опрокинул серебряный кубок, и вино, красное, как кровь, пролилось.

Брэнног больно выкрутила Эймону пальцы. Тот вскрикнул, зарделся, но снова сосредоточился.

И все же на какой-то миг, ужасный миг, глаза Кэвона как будто встретились с его глазами.

Потом он подошел к женщине. Схватил ее за плечо. Лицо пленницы исказилось от боли, но она не издала ни звука.

Не могла издать.

Он ударил ее и повалил спиной на кровать. В уголке ее рта показалась кровь, но она продолжала смотреть в пустоту.

В одно мгновение он оказался раздет. Кэвон излучал сияние, но это был не свет. Это была тьма. Эймон чувствовал, что он подобен льду — холодный, острый и ужасный. Кэвон, как копье, вонзился в тело женщины, у которой из глаз лились слезы, а из губы шла кровь.

Внутри Эймона что-то взорвалось от негодования — от дикой, неимоверной ярости при виде такого обращения с женщиной. Он был готов ринуться ей на помощь сквозь дым и пламя, но Брэнног удержала его за руку и опять больно сжала пальцы.

И пока Кэвон против воли пытался овладеть девушкой — Эймон проник в мысли Кэвона. Это были мысли о Сорке, безумная жажда обладания, так и не нашедшая удовлетворения. А еще это были мысли о… Брэнног. О том, как он сделает это с Брэнног — и не только это, а больше и хуже. О том, какую боль он причинит ей, прежде чем забрать ее силу. И как он заберет у нее эту силу, а потом жизнь.

Брэнног быстро погасила огонь, одним движением убрав видение. И так же быстро схватила Эймона за руки.

— Я же сказала: мы не готовы! Думаешь, я не почувствовала, что ты собрался напасть на него?

— Он делал ей больно. Забрал ее силу, ее тело. Против воли!

— Он тебя чуть не обнаружил — он почуял, как к нему кто-то пробивается.

— Да я бы его за одни мысли прикончил! Ему ни за что не сделать с тобой то, что он делал с ней!

— Да, он хотел сделать ей больно. — Теперь голос Тейган звучал совсем по-детски. — Но думал он не о ней, а о нашей маме. А потом еще — о тебе.

— Его мысли для меня не опасны. — Но они потрясли ее. — Он никогда не сделает ни мне, ни тебе того, что сделал с этой несчастной.

— А мы не могли ей чем-то помочь?

— Ох, Тейган, даже не знаю…

— Мы и не попытались! — возмущенно набросился на нее Эймон. — Ты мне не дала!

— Не дала, но ради твоей жизни. Ради нашей жизни, нашей цели. Неужто ты думаешь, что я не почувствовала того же, что почувствовал ты? — Брэнног обуял такой гнев, что страх потонул в нем. — Что меня тоже не бесило наше бездействие? Но сила на его стороне. Не такая, как раньше, другая. Она не больше и не меньше — она просто другая. И я не знаю, как ей противостоять. Пока не знаю. Мы не знаем, Эймон, а должны узнать.

— Он придет. Не сегодня, не в эту ночь, но придет обязательно. Он знает, что ты… — Эймон покраснел и отвернулся.

— Он знает, что я уже могу иметь детей, — закончила за него Брэнног. — И он хочет, чтобы я родила ему сына. Так вот: он его не получит! Но он придет. Я это тоже почувствовала.

— Тогда нам пора уходить. — Тейган приникла головой к Катлу. — Нельзя, чтобы он пришел за нами сюда.

— Пора уходить, — согласилась Брэнног. — И не будем забывать, кто мы есть.

— И куда пойдем?

— На юг. — Брэнног повернулась к Эймону за подтверждением.

— Да, на юг, потому что он пока еще на севере. Он по-прежнему в Мейо.

— Мы найдем где поселиться и узнаем много нового. И однажды вернемся домой.

Она поднялась, снова взяла обоих за руки и дала энергии пронзить всех троих.

— Клянусь нашей кровью, мы вернемся домой.

— Клянусь нашей кровью, — вступил Эймон, — мы сами или те, кто произойдет от нас, уничтожат само воспоминание о нем.

— Клянусь нашей кровью, — подхватила Тейган, — нас трое, и мы всегда будем едины.

— Сейчас мы закроем круг, но то, что мы есть, чем мы обладаем, что было нам дано, пребудет с нами всегда. — Брэнног разомкнула руки. — Выезжаем утром.

Со слезами на глазах Айлиш смотрела, как Брэнног складывает шаль.

— Умоляю: останьтесь! Подумай о Тейган, она же еще ребенок!

— Ей столько же лет, сколько было и мне, когда мы пришли к тебе.

— Ты и была ребенком, — напомнила Айлиш.

— Я была больше, чем ребенком. Мы все — больше. И мы должны следовать своему предназначению.

— Это я напугала тебя разговором о Фиэле. Ты не должна думать, что мы силой выдали бы тебя замуж.

— Нет. О нет! — Брэнног повернулась и взяла ее за руки. — Ты бы никогда не стала меня принуждать. И мы не из-за Фиэла решили уйти.

Сказав так, Брэнног вернулась к сборам и быстро закончила их.

— Ваша мама не хотела бы для вас такого.

— Мама хотела бы, чтобы мы были дома, счастливы и беззаботны, под их с отцом надежным крылом. Но этому не суждено было сбыться. Мама отдала за нас жизнь, отдала нам свою силу. И передала нам свое предназначение. Мы должны жить своей жизнью, принять свою силу, осуществить свою цель.

— Куда же вы пойдете?

— Наверное, в Клэр. Для начала. Мы вернемся. И поедем домой. Я это знаю так же твердо, как то, что дышу. Сюда он не придет.

Брэнног обернулась и посмотрела тетке в глаза.

— Он не придет сюда и не причинит зла тебе или твоей семье. В этом я тебе клянусь кровью матери!

— Откуда тебе знать?

— Я одна из трех. Я Смуглая Ведьма Мейо, первая дочь Сорки. Он не явится сюда и не причинит вреда тебе или твоим близким. Вы защищены до конца дней. Я об этом позаботилась. Я не оставила бы вас беззащитными.

— Брэнног…

— Беспокоишься? — Рука Айлиш лежала на животе, Брэнног положила сверху свою ладонь. — Разве я тебе не говорила, что твой мальчик здоров и с ним все в порядке? Роды пройдут легко и быстро. Это я тоже могу тебе обещать — и обещаю. Только…

— Что? Что такое? Скажи мне!

— Ты меня так любишь и все равно продолжаешь бояться того, что во мне есть. Но ты должна меня послушать хотя бы в этом. Твой сын, которого ты носишь, должен стать последним. Он будет здоровенький, и роды пройдут без осложнений. Но со следующим все будет иначе. Если задумаешь рожать опять, ты не выживешь!

— Я… Ты не можешь знать. Я не могу отказать мужу в супружеской постели. И себе тоже.

— Ты не можешь лишить детей матери. Это большой грех, Айлиш.

— Это Богу решать.

— Бог даст тебе семерых, а платой за следующего станет твоя жизнь. И жизнь младенца. Я люблю тебя, поэтому слушай!

Она достала из кармана пузырек.

— Это я сделала для тебя. Для тебя одной. Сейчас ты его уберешь. А потом станешь принимать в первый день каждого цикла — но только по глоточку. И больше зачатия не произойдет. Даже когда выпьешь все, дело будет сделано. И ты сохранишь жизнь. У твоих детей останется мама. А ты доживешь до внуков.

Айлиш вздохнула.

— Я стану бесплодной.

— Ты будешь петь своим детям и детям своих детей! Ты будешь делить ложе со своим мужчиной ради удовольствия! И вы оба будете радоваться тем новым жизням, которые вы произвели на свет. Решать тебе, Айлиш.

Она прикрыла глаза. А когда открыла, они были темнее ночи.

— Ты назовешь его Люэд. Он будет светловолос и белокож, с синими глазами. Сильный мальчик, улыбчивый, и с голосом, как у ангела. Однажды он пустится странствовать и будет добывать себе хлеб пением. Он полюбит крестьянскую дочь и вернется с нею к вам, чтобы возделывать вашу землю. И к вам из полей будет доноситься его голос, ибо радость его никогда не оставит.

Она отпустила видение.

— Я увидела, как все может быть. Ты должна решать.

— Это то самое имя, которое я ему выбрала, — пораженно прошептала Айлиш. — Но я тебе не говорила! И никому не говорила. — Она взяла флакон. — Я сделаю, как ты сказала.

Сжав губы, Айлиш полезла в карман и достала мешочек, совсем небольшой. И сунула его Брэнног в руку.

— Вот, возьми.

— Денег я от тебя не возьму!

— Возьмешь! — По ее щекам ручьем побежали слезы. — Думаешь, я не знаю, что ты нас с Коноллом спасла в родах? Ты и теперь думаешь обо мне и моей семье… Ты мне столько радости принесла! Ты принесла мне Сорку, когда мне ее так не хватало, ведь я каждый день видела ее в тебе! Ты возьмешь эти деньги и дашь мне слово, что вы будете в безопасности и что вы вернетесь. Вы все! Потому что вы — мои, а я — ваша.

Брэнног с пониманием сунула кошелек в карман юбки и расцеловала Айлиш в щеки.

— Даю слово.

На дворе Эймон из кожи вон лез, чтобы развеселить двоюродных братьев и сестер. Они, конечно, умоляли не уезжать, спрашивали, почему это так необходимо, пытались с ним торговаться. Поэтому он плел им небылицы об ожидающих его невероятных приключениях, в которых он будет крушить драконов и ловить волшебных лягушек. Он увидел, как идет Тейган под руку с рыдающей Мов, как дарит ей самодельную тряпичную куклу.

Надо бы Брэнног поторопиться, уж больно тягостно расставание. Аластар стоит наготове. Эймон — в конце концов, он глава семьи — решил, что сестры поедут верхом, а он двинется пешим.

И никаких возражений.

Из небольшой конюшни вышел Бардан, ведя в поводу Слейн — теперь уже старушку Слейн, ибо эта племенная кобыла уже мало на что годилась, но оставалась добродушной лошадкой.

— На племя она уже не пойдет, — как всегда издалека начал Бардан. — Но она хорошая девочка и для тебя как раз сгодится.

— Ну нет, я не могу ее у вас забрать. Вам самим нужно…

— У мужчины должна быть лошадь! — Бардан опустил мозолистую руку Эймону на плечо. — Ты у нас мужскую работу выполнял? Вот и возьми ее. Я бы дал Брэнног Муна, если бы мог без него обойтись, но Слейн ты заберешь, это не обсуждается.

— Я вам так благодарен — и за Слейн, и за все остальное. Обещаю, что буду ходить за ней, как за королевой.

На какой-то миг Эймон позволил себе снова стать мальчишкой и кинулся на шею дяде, который половину прожитой им жизни был для него вместо отца.

— Когда-нибудь мы вернемся.

— Обязательно!

И вот ритуал прощания завершен, сказаны все слова напутствия и пролиты все слезы. Эймон вскочил в седло, к которому он надежно приторочил дедушкин меч в ножнах. Тейган села верхом на Аластара, за ее спиной устроилась Брэнног и в последний раз нагнулась поцеловать Айлиш.

И они покинули хутор, пять лет служивший им домом, и двинулись на юг, в неизвестность.

Эймон оглянулся на хозяев, помахал им в ответ и с удивлением обнаружил, что расставание далось ему тяжелее, чем он того ожидал. Потом над головой раздался клич Ройбирда, птица покружила в небе и тоже устремилась на юг.

Это должно было произойти, решил Эймон. Время пришло.

Он немного сбавил шаг и вопросительно повернулся к Тейган, знатоку лошадей.

— Ну и как это все воспринимает наша старушка Слейн?

Тейган оглядела кобылу и так же задиристо повернулась к брату.

— Да похоже, для нее это большое приключение, на какое она уже и не рассчитывала. Она горда и исполнена благодарности. Будет верной тебе до конца своих дней и сделает для тебя все, что в ее силах.

— А я сделаю все для нее. Давайте не останавливаться до полудня, а там дадим отдых лошадям и сами перекусим. Овсяных лепешек Айлиш нам напекла щедро.

— Вот как? Стало быть, так и поступим? — насмешливо переспросила Брэнног.

Эймон вздернул подбородок.

— Ты у нас, конечно, старшая, но у меня есть кое-что между ног. Ты, правда, считаешь, что это побрякушка, хотя это совершенно не так. Ройбирд показывает дорогу, мы следуем за ним.

Брэнног задрала голову и проследила за полетом пернатого хищника. Потом перевела взгляд вниз и посмотрела на Катла, который в нетерпении вытанцовывал возле ног Аластара, словно был готов без остановки двигаться вперед круглые сутки.

— Советчик есть не только у тебя, у нас с Тейган тоже. Будем следовать за ними. Айлиш дала мне немного монет, но тратить их станем лишь в крайнем случае. Мы себе сами пропитание добудем.

— И каким, интересно, образом?

— Для этого нам даны наши способности. — Она вытянула руку, обратила ее ладонью вверх — и появился небольшой язычок пламени. Появился и исчез. — Мама берегла и развивала свой дар и успевала нас растить и вести хозяйство. И всему находила время и место. Наверное, мы в состоянии развивать свои способности и заботиться о себе. И найти себе жилье.

— Насколько я слышала, Клэр — порядочная глушь, — вмешалась Тейган.

— Для таких, как мы, — это то, что надо. — С каждым шагом Брэнног все глубже вдыхала воздух свободы. — У нас есть мамина книга, мы будем заниматься, овладеем мастерством. Станем готовить снадобья, лечить людей. Целитель всегда нарасхват, мне мама говорила.

— Когда он явится, одним целительством и зельями не отделаешься.

— Это верно, — согласилась Брэнног с братом. — Значит, мы научимся. Пять лет мы провели у родных в безопасности. Если наши проводники приведут нас в Клэр — а сомневаться в этом причин у нас нет, — мы сможем следующие пять лет прожить там. Этого времени будет достаточно, чтобы чему-то научиться и выверить действия. И когда мы вернемся домой, мы будем сильнее, чем он сможет того ожидать.

Они скакали до самого полудня, пока не въехали в дождь. Это был несильный, но затяжной дождик, он сыпал и сыпал из набрякших влагою темных туч. Они дали отдых лошадям, напоили их, разделили между собой лепешки, поделились и с Катлом.

Поднялся ветер, под косым дождем они продолжили путь и вскоре оказались недалеко от немудрящего крестьянского хозяйства. Из трубы дома вился пахнущий торфом дымок. Здесь их могли приютить, напоить чаем и обсушить у огня. В жилище наверняка было тепло и сухо.

Но Катл продолжал бег, Ройбирд кружил в вышине, да и Аластар не собирался сбавлять шаг.

Понемногу близилась ночь, и даже сумрачный свет этого дождливого дня стал гаснуть.

— Слейн начинает уставать, — тихо проговорила Тейган. — Об остановке она не попросит, но чувствуется, что устала. И кости у нее ноют. Может быть, отдохнем немного, найдем местечко посуше…

— Глядите! — прокричал Эймон, показывая вперед. Там, рядом с раскисшей тропой, стояло то, что когда-то, наверное, было местом поклонения богам. Теперь оно было заброшено, какие-то люди, которые только и умеют, что разрушать возведенное чужими руками, предали его огню, и от него остались одни обгорелые развалины.

Ройбирд лишь покружил над руинами, оглашая окрестности призывными криками, и Катл тоже устремился вперед.

— Остановимся там на ночь. Разведем огонь, дадим отдых лошадям и себе.

Брэнног кивнула.

— Стены уцелели — по крайней мере, они укроют нас от ветра, а остальное мы и сами сделаем. Скоро вечер. Надо вознести благодарность Модрону и сыну его Мабону.

Оказалось, что одна из стен здания обвалилась внутрь, но другие устояли. Было даже несколько ступенек, ведущих на не существующий больше второй этаж, и Эймон поспешил испытать их на крепость. От деревянных частей конструкции не осталось и следа — они были сожжены, а пепел разнесен ветром. Но все же это было хоть какое-то укрытие и, как чувствовала Брэнног, подходящее для них место.

Это будет место их первого ночлега, который пришелся как раз на равноденствие — точку в году, когда свет и мрак уравновешены.

— Я займусь лошадьми. — Тейган взяла обеих в повод. — В конце концов кони — это мое дело. Я все сделаю, а вы пока приготовьте нам местечко посуше и разведите огонь, хорошо?

— Я сделаю, — согласилась Брэнног. — Мы воздадим хвалу нашим святым, потом выпьем чаю и поедим сушеной оленины, а затем…

Она осеклась, увидев, как Ройбирд спикировал вниз и уселся на узкий каменный карниз.

И бросил к ногам Эймона жирного зайца.

— Да нас ждет знатный ужин! — возликовал мальчишка. — Я его почищу, ты, Тейган, займешься лошадьми, а Брэнног разведет огонь.

Требуется сухое место, подумала она и представила его себе мысленно, откинув с головы капюшон. Сконцентрировала энергию, подумала о чем-то сухом и теплом — и вызвала такой жар, что чуть всех не спалила, пришлось поспешно снижать обороты.

— Прошу прощения! Никогда этого раньше не делала.

— Как пробка из бутылки, — прокомментировал Эймон. — Слишком сильная струя.

— Ага. — Очень осторожно и аккуратно Брэнног снизила энергетический напор. Сама она сырости не боялась, но Тейган права. У старой лошадки ноют кости, даже Брэнног это почувствовала.

Она убрала влагу, сначала потихоньку, потом чуть увереннее. Энергия билась в ней, как жаворонок, это был чистый восторг. Брэнног высвободила ее, пустила в полет. Теперь огонь. Сегодня он будет зажжен с помощью магии. В другие вечера, учила их мама, человек собирает дрова, вкладывает в это свой труд. Но сегодня этот огонь она наколдует.

Вызвав огонь, Брэнног заключила его в кружок.

— Кусочек овсяной лепешки и каплю вина, — объявила она брату с сестрой. — Подношение богине за равновесие дня и ночи, за новый цикл возрождения. И за это место отдыха, ею нам уготованное.

— В огонь, — сказала она, — сперва хлеб, потом вино. Что добрались сюда втроем, мы благодарность вознесем. Сей скромный дар от нас прими, мы слуги верные твои.

— Когда сойдутся ночь и день, мы восхваляем свет и тень, — подхватил Эймон, сам не понимая, откуда к нему пришли эти слова.

— Мы будем стойкими в борьбе и даром дорожить своим. На благо света и добра мы станем пользоваться им, — прибавила Тейган.

— Здесь, в этом месте, пусть наш дар свободным станет в этот час. То, что от века нам дано, мы вольным сделаем сейчас. Да будет так!

Огонь взметнулся ввысь — красным, оранжевым, золотым столбом, сердцевина которого светилась ярко-синим. В нем слышался шепот тысячи голосов, и земля содрогнулась. Потом все вокруг словно вздохнуло.

И снова это был просто огонь, аккуратный круглый очаг на каменном полу.

— Вот наша суть, — сказала Брэнног, все еще излучая сияние от выплеска энергии. — Вот чем мы наделены. Уже завтра ночи станут делаться длиннее. Тьма начнет побеждать свет. Но ему нас никогда не одолеть!

Она улыбнулась, и сердце, чуть живое с того момента, как они покинули родной дом, вновь наполнилось жизнью.

— Надо сделать для зайца вертел. Закатим сегодня пир. Наш первый самостоятельный пир. И отдохнем в тепле и сухости, прежде чем продолжим свой путь.

Эймон свернулся калачиком подле огня. Он насытился, согрелся и обсох. И двинулся дальше.

Он почувствовал, как поднимается вверх и летит. Летит на север. Домой.

Подобно Ройбирду, он парил над холмами, реками и полями, где мычали коровы и паслись овцы.

Все вокруг зеленело, дом был все ближе и ближе, а солнце беззвучно посылало из-за облаков лучи.

И сердце сделалось таким легким! Домой.

Домой, да не совсем. Это стало ясно, едва он коснулся земли. Лес как будто и знакомый, и нет. Что-то здесь изменилось. Даже воздух стал другим. И одновременно был тот же.

От всего этого у Эймона закружилась голова. Навалилась слабость.

Он зашагал, свистом призывая к себе сокола. Своего советчика. Освещение вдруг изменилось, помутнело. Или это ночь так быстро опускается?

Но нет, это не ночь, теперь он это видел. Это сгущался туман.

А вместе с ним появился волк. Кэвон!

Эймон услышал рычание и потянулся к мечу. Но меча на боку не оказалось. Безоружный, по щиколотку в тумане, он был один на один с волком, на шее которого сверкал красный камень. Волк вышел вперед и оборотился человеком.