Родовое проклятие Щеглова Ирина

— Нет, хотя уже почти собралась — чтобы поднять ее моральный дух. Оказалось излишним. Быстроты в движениях ей с самого начала хватало, а теперь она и хитрить научилась. — Мира потерла мокрые штаны. — Ну вот, подмочила себе репутацию.

— Это легко исправить. — Коннор придвинулся ближе и обнял ее. Его ладони легко скользнули по ее мокрым брюкам.

Он ощутил тепло, руки затосковали по ласкам. Что-то есть в этих глазах, подумал он, в этих темных, восточных глазах. Он был готов притянуть ее к себе, но Мира отстранилась.

— Спасибо. — Она допила его чай. — И за чай тоже, хотя я бы сейчас не отказалась от любимого винца твоей сестры.

— Тогда идем в дом и выпьем. Я звоню остальным, пусть приедут на ужин. Брэнна там жаркое с «Гиннессом» затеяла да еще хлеба напекла.

— Я, пожалуй, поеду. — Мира сделала шаг назад и обернулась на свой пикап. — А то я у вас тут совсем прижилась.

— Мира, мы ей нужны! Я тебе буду очень признателен, если останешься.

Теперь она оглянулась на лес, словно чувствуя приближение опасности.

— Он что, уже совсем близко?

— Не могу сказать. Не знаю. Будем надеяться, Фин скажет точнее. Так что давай войдем, выпьем вина, отведаем Брэнниной стряпни — побудем все вместе.

Приехали все, в чем Коннор и не сомневался. И кухня наполнилась голосами, теплой дружеской атмосферой, в которой прекрасно чувствовал себя растянувшийся перед небольшим камином Катл, а на плите тушилось наваристое жаркое.

Поскольку «Гиннесс» уже содержался в еде, Коннор решил выпить вина. Прикладываясь к бокалу, он наблюдал, как заулыбался его влюбленный друг, когда Айона опять принялась вспоминать о своем сегодняшнем триумфе.

Кто бы мог подумать, что Бойл Макграф так увлечется? Мужчина, который произносит так мало слов и больше занят мыслями о своих лошадях, чем о девушках, вдруг втюрился с головой, окончательно и бесповоротно. Самый верный друг, какого только можно себе представить, и большой забияка — но научившийся держать себя в руках.

И вот этот самый Бойл, с разбитыми, как и полагается любителю подраться, костяшками пальцев и взрывным нравом, восторженно смотрит в рот маленькой ведьме, умеющей разговаривать с лошадьми.

— У тебя очень довольный и заговорщицкий вид, — заметила Мира.

— Мне нравится, как Бойл смотрит на Айону. Напоминает большого лохматого щенка.

— Они прекрасно друг другу подходят, и у них все сложится хорошо. Редкий случай!

— Ну уж, и редкий! — Горько было слышать от нее такое, тем более что Коннор знал, что она говорит искренне. — В жизни такие пары необходимы, иначе как бы она продолжалась? Вечно сам по себе? Как-то это тоскливо…

— Сам по себе — значит иметь возможность быть самим собой. Куда лучше, чем сперва почувствовать себя единым целым с другим человеком, а, когда все рухнет, закончить все в том же одиночестве.

— Да ты циник, Мира!

— И прекрасно себя чувствую. — Она взглянула удивленно. — А ты, Коннор, романтичен.

— И прекрасно себя чувствую в этом качестве.

Мира непринужденно засмеялась и принялась раскладывать на столе салфетки.

— Брэнна говорит, сегодня самообслуживание, так что занимай очередь.

— Пойду.

Но сначала он сходил за вином к ужину, чтобы дать себе время немного приоткрыться, «понюхать воздух» — не появится ли какое-либо ощущение или знак, пока все не уселись за стол, где пойдет разговор про магию. Про свет и тьму.

Жаркое само по себе уже было волшебным. Впрочем, кулинарное искусство Брэнны ни для кого не являлось секретом.

— Боже, до чего вкусно! — Айона положила себе добавки. — Надо непременно научиться так готовить!

— Гарниры у тебя уже хорошо получаются, — сказала Брэнна. — А Бойл и так отлично готовит. Предоставь это ему, а сама займись фехтованием.

— Пожалуй, — с готовностью подхватила Айона. — Как ни крути, а Миру-то я на попу усадила!

— И сколько можно это повторять? — удивилась Мира. — Вижу, придется раз десять усадить ее саму, пока не перестанет задаваться.

— И даже это не поможет! — Айона улыбнулась и снова села к столу. — Ты же не нарочно плюхнулась, да?

— Нет, не нарочно. А надо было — тогда бы мы тебя сейчас все дружно жалели.

— Есть тост. — Фин поднял бокал. — За тебя, сестренка, воительницу, с которой нельзя не считаться. И за тебя, темноглазая красавица, — добавил он по-ирландски, повернувшись к Мире, — которая ее такой сделала.

— Складно вышло, — проворчала Брэнна и выпила.

— Правда тоже порой бывает складной. А порой — совсем наоборот.

— Да какая разница, складная или нет? Правда она и есть правда, — согласилась Брэнна.

— Тогда вот вам моя правда, хоть и небольшая. Вы его подранили, — повернулся Фин к Коннору, — ты и мальчик. Эймон. Но он залечивает раны. И вы трое это уже чувствуете. Как и я.

— Он копит силы, — подтвердил Коннор.

— Да. Собирает вокруг себя все темное и черное. Вбирает в себя. Не знаю, как, но мы могли бы найти способ это остановить. И тем самым остановить его.

— Красный камень! Источник его силы, — подсказала Айона.

Фин кивнул.

— Да, но как он ему достался? Откуда он появился? Как его забрать и уничтожить? Какую цену он за него отдал? Ответы знает только он, и мне никак не удается проникнуть в его сознание, чтобы до них докопаться. И даже — чтобы его найти.

— Он за рекой, — сказал Коннор. — Не могу сказать, как далеко, но пока он по ту сторону реки, не по нашу.

— И останется там до тех пор, пока снова не наберется сил. Если бы нам удалось вызвать его на бой раньше, чем он восполнит растраченное в столкновении с тобой и Эймоном, мы бы его одолели. Я в этом уверен. Но сколько бы я ни искал, обнаружить его логово не удается.

— В одиночку? — Голос Брэнны зазвенел от негодования. — Ты шарил по лесу один в поисках злодея?!

— Ну, знаешь, Фин, это уже пощечина нам всем. — Бойл говорил спокойно, но внутри весь кипел. — Неправильно это!

— Я следовал зову крови, ведь только во мне течет та же кровь, что и в нем.

— Мы же команда! — В голосе и в лице Айоны не было возмущения, скорее — разочарование, но это было, пожалуй, еще больнее. — Мы одна семья!

От этих слов глаза Фина наполнились такой глубокой признательностью, таким безмерным сожалением и тоской, что, не в силах этого вынести, заговорил Коннор:

— Мы и семья, и команда, и это нерушимо. Действовать в одиночку, конечно, не дело, но я и сам об этом подумывал. Как и ты, не отпирайся! — добавил он, повернув голову к Бойлу. — Как и все мы в тот или иной момент. Фин носит его отметину, и это не его вина. Признайтесь, только начистоту: неужто любой из нас на его месте не предпринял бы такой же попытки?

— Я бы непременно предприняла, — согласилась Мира. — Коннор прав! Мы бы все поступили так же.

— Ладно. — И все же Айона нагнулась к Фину: — Только больше так не делай, а?

— Я бы взял с собой на подмогу тебя с твоим мечом, да смысла нет. Он нашел способ не обнаруживать своего местонахождения, и я пока его не разгадал.

— Будем работать дальше и еще упорнее, — подвела черту Брэнна и взялась за бокал. — Нам всем тоже требовалось время после того, что случилось в июне, только мы не прятались во тьме, зализывая раны. Мы станем работать больше. И вместе, и поодиночке. И вычислим, что именно мы недоучли в тот раз.

— Надо нам собираться почаще, мы очень редко это делаем. — Бойл обвел взором товарищей, подложил себе добавки. — И необязательно каждый раз здесь, хотя Брэнна готовит намного вкуснее, чем я. Но мы могли бы встречаться и у Фина.

— Я не против того, чтобы приготовить еду, — отозвалась хозяйка дома. — Готовить я люблю. Кроме того, в большинстве случаев я нахожусь или здесь, или в мастерской, так что меня это отнюдь не затрудняет.

— Было бы легче, если бы мы планировали наши собрания, тогда мы бы и помочь тебе могли, — решила Айона и по примеру Бойла оглядела всех. — Итак: когда нам встретиться вновь?

Брэнна возвела глаза к небу:

— Опять Шекспир, только не совсем точно![4] Раз в неделю, не реже. Теперь это минимум. Если увидим необходимость — можно и чаще. Коннор и ты, Айона, будете в свободные дни работать со мной.

— Да сколько угодно! И в свободные дни, и по вечерам — когда скажешь.

Повисла пауза, грозящая перейти в неловкость.

— Ты тоже, Фин. — Брэнна отломила кусочек хлеба. — Когда будет возможность.

— Постараюсь освободить себе побольше времени.

— Договорились. Если мы сделаем как решили и станем действовать заодно — этого будет достаточно, — подытожил Коннор и уткнулся в тарелку.

Ему снился мальчик. Он сидел рядом с ним у ограниченного кружком серых камней костра, отбрасывавшего на их лица дрожащие отблески пламени. Висела полная луна, белый шар, плывущий в океане звезд. Он вдыхал запах дыма и земли. И коня. Это был не Аластар — ни тот, давнишний, ни нынешний, — а крепкая кобыла, которая стоя спала, совершенно обмякшая.

На сучке над ее головой нес вахту ястреб.

И еще он слышал звуки ночи, шепотом отдающиеся во вздохах ветра.

Мальчик сидел, подобрав колени и упершись в них подбородком.

— Я спал, — сказал он.

— Я тоже. В каком мы времени — твоем или моем?

— Не знаю. Но это мой дом. И твой?

Коннор посмотрел в сторону развалин дома, перевел взгляд на надгробие Сорки.

— Время наше, а дом — ее. Ты что там видишь?

Эймон взглянул на камни.

— Наш дом, таким, каким мы его оставили в то утро, когда мама нас отослала к тетке.

— Каким вы его оставили? — переспросил Коннор.

— Ага. Мне хочется попасть туда, но дверь не открывается. Я знаю, что мамы там нет, и мы увезли все, что она велела. Но меня все равно тянет зайти, как если бы она по-прежнему ждала меня у очага.

Эймон подобрал длинную палку и пошурудил в костре, как часто делают мальчишки.

— А ты что видишь?

Сказать ему, что он видит заросшие травой развалины, значит разбить ему сердце. Развалины и могильный камень.

— Похоже, ты в своем времени, а я — в своем. И тем не менее, — Коннор протянул руку и тронул Эймона за плечо, — ты чувствуешь мою руку.

— Да, чувствую. Мы спим и одновременно бодрствуем.

— В этом месте правит магическая энергия. Сила твоей мамы и, боюсь, Кэвона. Мы с тобой его ранили, поэтому сегодня он сюда свою силу не направит. По-твоему, сколько прошло времени с нашей последней встречи?

— Три недели и пять дней. А по-твоему сколько?

— Меньше. Значит, время для нас течет по-разному. Как у вас дела, Эймон? Все в порядке? И с сестрами тоже?

— Мы поехали в Клэр, соорудили небольшой домик в лесу. — Он снова влажным взором окинул родной дом. — Применили колдовство. Руками и горбом, конечно, тоже потрудились, но мы подумали, с магией будет надежнее. И суше, — с мимолетной улыбкой добавил он. — Пока мы странствовали, Брэнног немного занималась знахарством. А теперь делает это здесь, где мы осели. Это неплохой заработок. У нас есть курица, она несет яйца, и это большое дело. А еще мы охотимся — кроме Тейган, которая отказывается выпускать стрелу в живое существо. У нее такое мягкое сердце, что она даже попытаться не может себя заставить, зато она ухаживает за несушкой и лошадьми. Мы немного зарабатывали — принимали роды, занимались целительством, готовили разные снадобья, а нам платили картошкой, репой, зерном и прочей едой. Когда получится, мы сами начнем сажать и сеять. Я знаю, как сеять и ухаживать за посевами.

— Если сумеешь, приходи ко мне, когда будет нужда. Может, я добуду вам еду, одеяла — что потребуется.

Хоть какое-то утешение для тоскующего вдали от дома парнишки, подумал Коннор.

— Спасибо за предложение, но у нас все есть, да еще Айлиш с Барданом нам монет дали. Только вот…

— Что такое? Проси смелей!

— Можно мне что-то от тебя на память? Что-нибудь небольшое, чтобы я мог взять с собой? А я тебе что-нибудь дам взамен. — Эймон протянул Коннору какой-то камень — похожую на яйцо гальку чисто-белого цвета, зажатую в ладони. — Вот какой я камень нашел, красивый, правда?

— Красивый. Даже не знаю, что у меня с собой есть. — И тут Коннор вспомнил об одной вещице и снял с шеи узкий кристалл на кожаном ремешке.

— Это синий тигровый глаз — иначе еще называется «ястребиный глаз». Мне он достался от отца.

— Я не могу это взять!

— Можешь! Мы оба — твои потомки, и отец, и я. Он будет доволен, что я тебе его подарил. — Чтобы пресечь споры, Коннор надел шнурок мальчику на шею. — Это равноценный обмен.

Эймон потрогал камень, потом стал рассматривать его при свете костра.

— Покажу сестрам. Когда я им рассказал о тебе, о том, как мы с тобой отбивались от Кэвона, то-то они удивились! Одолели вопросами. И завидовали, конечно. Они жаждут с тобой познакомиться.

— Как и я — с ними. Может, когда-нибудь и настанет такой день. А его ты не чувствуешь?

— С того дня — нет. Брэнног говорит, ему до нас теперь не добраться. Он не может выходить за собственную территорию, поэтому в Клэре ему нас не достать. Когда мы вырастем и станем сильнее, мы вернемся. Снова приедем домой.

— Я знаю, что приедете, но пока время не пришло, вам лучше пожить там, где сейчас, это безопаснее.

— А ты его чувствуешь?

— Чувствую, но не сегодня. И не здесь. А сейчас тебе надо отдохнуть, — сказал Коннор, видя, что у мальчишки слипаются глаза.

— А ты еще побудешь?

— Побуду, сколько смогу.

Эймон свернулся калачиком и укутался в свой короткий плащ.

— Музыка — слышишь ее? Ты слышишь музыку?

— Да, слышу. — Это играла Брэнна. Песню, исполненную сердечной тоски.

— Красивая… — прошептал Эймон, уже погружаясь в сон. — Грустная и красивая. Кто это играет?

— Это играет любовь.

Коннор дал мальчику уснуть и смотрел на огонь, пока не пробудился в собственной постели с первыми лучами солнца.

Раскрыв кулак, он увидел гладкий белый камень, похожий на яйцо.

Когда Брэнна спустилась на кухню к утреннему кофе, он показал ей камень. Сон с нее как рукой сняло.

— Камень вернулся с тобой.

— Мы оба были там, такие же реальные, как мы с тобой, при этом каждый — в своем времени. Я отдал ему «ястребиный глаз», который мне папа подарил, помнишь?

— Конечно, помню. Ты в детстве его носил не снимая. Он висит на раме зеркала у тебя в спальне.

— Больше не висит. И вот что интересно: вчера, когда я ложился, я его не надевал и даже в руки не брал. Но во сне я был в одежде, и камень висел у меня на шее. А теперь он на шее у Эймона.

— Каждый в своем времени, говоришь… — Брэнна прошла к двери и впустила Катла, успевшего совершить утренний моцион для естественных отправлений. — Однако вы сидели вместе, разговаривали. И его амулет проник сюда из твоего сна. Надо подумать, как нам это использовать.

Она открыла холодильник, и по тому, с какой неторопливой значительностью она вынимала масло, яйца, бекон, стало ясно, что за сегодняшний завтрак он должен заплатить максимально подробным рассказом, чтобы Брэнна могла разобраться в его загадочном сне.

— Мы слышали, как ты играла…

— Что? — резко обернулась она.

— Там, на поляне! Мы тебя слышали. Он уже почти засыпал, глаза совсем не смотрели. И тут послышалась музыка, твоя музыка. Он уснул под ее звуки. Ты ночью, случаем, не играла?

— Играла… В самом деле играла! Проснулась среди ночи в каком-то беспокойстве и немного поиграла.

— Вот мы тебя и слышали. Музыка долетела от твоей комнаты до поляны.

При этих словах, заметил Коннор, по лицу сестры скользнуло секундное замешательство.

— Ты была не в комнате! — догадался он. — Где же тогда?

Брэнна, отвернувшись, кинула на сковороду несколько ломтей бекона, сало зашипело.

— Подышать захотелось. Потянуло вдохнуть частицу ночи. Вышла на поле за домом. У меня было ощущение, что без воздуха и без музыки я просто задохнусь.

— Пора тебе наконец придумать, как наладить отношения с Фином.

— Коннор, не начинай! Пожалуйста.

— Я вас обоих люблю. Больше пока ничего не скажу. — Он топтался по кухне, потирая в ладонях белый камень, подаренный Эймоном. — Это поле слишком далеко от развалин, чтобы звук донесся обычным путем.

Брэнна нарезала хлеб, разбила на сковороду яйца, а Коннор все топтался по кухне.

— Мы все связаны. Мы трое — и те трое. Эймон слышал твою музыку. Я уже дважды с ним общался. Айона видела Тейган.

— Зато я никого из них не видела и не слышала.

Коннор помолчал, взял себе кофе.

— Эймон тоже сказал, что сестры ревнуют его.

— Я не ревную. Разве что самую малость. Но больше я расстроена и, пожалуй, задета…

— Он взял твою музыку в свои сны и уснул с улыбкой, хотя до этого был очень печален.

— Ну, хоть что-то. — Брэнна выложила на тарелку яичницу с беконом. Передала брату.

— Сама не будешь?

— Ограничусь кофе и тостами.

— Тогда спасибо за заботу.

— Можешь сделать мне за это одолжение иного рода. — Она выудила хлеб из тостера, положила один кусок ему на тарелку, второй — себе на блюдце. — Носи при себе его камень.

— Этот? — Он снова достал камешек, который успел сунуть в карман.

— Постоянно носи этот камень, Коннор, как носишь свой амулет. В нем есть сила.

Брэнна принесла на стол свою чашку и тост, дождалась, пока брат сядет рядом.

— Не знаю, не могу сказать, что это — подозрение, интуиция или подлинное знание, но в нем есть магическая сила. И это добрая сила — если помнить, откуда и от кого он тебе достался. И из какого времени.

— Ладно. Будем надеяться, что Эймону и его сестрам мой «ястребиный глаз» тоже поможет.

Работа школы ловчих птиц состояла не только в прогулках с восторженными туристами или групповых экскурсиях для школьников. Существенной ее частью являлся уход за птицами и их обучение. Чистые клетки, чистая вода в поилках, регулярное взвешивание и разнообразный рацион, постоянное проветривание благодаря крепким односкатным крышам, чтобы птицы дышали свежим воздухом, чувствовали его. Коннор гордился тем, что у него такие здоровые, сметливые и надежные в деле воспитанники — и те, кого он растил с самого гнезда, и те, кого подобрал в лесу птенцами и спас от хищников.

Ему не претило убирать помет или тщательно обсушивать крылья промокшей под дождем птицы. И тренировал своих питомцев он с удовольствием.

Самой же трудной частью его работы была и всегда будет необходимость время от времени продавать кого-то из своих питомцев другому сокольнику.

На этот раз, как и было условлено, Коннор встречался с заказчицей в поле километрах в десяти от школы. Туда, с согласия знакомого фермера, он привозил своих птиц и обучал охоте на открытой местности.

Прелестную самочку звали Салли, он привязал ее к руке, чтобы прогуляться и немного побеседовать с ней, объясниться.

— Слушай, я не виноват. Это Фин отыскал эту барышню, что захотела тебя купить. Но ты не думай: он даже твой новый дом осмотрел, на случай если вы поладите. Она из самого Клэра приедет. Там у нее, по слухам, прекрасный дом и отличный вольер. Не одна ты тренировалась — она тоже готовилась. Ты у нее будешь первая.

Салли не спускала с него золотистых глаз и прихорашивалась, держась на его затянутом в перчатку кулаке.

По дороге промчался шикарный «БМВ» и встал рядом с его пикапом.

— А вот и она. Веди себя вежливо, надо произвести хорошее впечатление.

Коннор напустил на себя деловой вид, но при появлении гибкой блондинки с внешностью кинозвезды его брови сами поползли вверх.

— Мисс Стэнли?

— Меган Стэнли. А вы — Коннор О'Дуайер?

Еще одним сюрпризом стал ее американский акцент. А Фин ни словом не обмолвился!

— Мы с Салли рады с вами познакомиться.

Салли, как и было велено, вела себя примерно, просто замерла и смотрела.

— Я не знал, что вы американка.

— Каюсь. — Она с улыбкой направилась к Коннору и заработала еще пару очков тем, что прежде всего оглядела птицу. — Хотя в Ирландии я живу уже пять лет и уезжать не собираюсь. Ирландия прекрасна!

— Ваша правда!

— Фин сказал, вы эту птицу вырастили и воспитали.

— Она вылупилась у нас в школе весной. Умная, сразу скажу. Приручилась моментально. Прыгнула мне на перчатку и будто говорит: «И что дальше?» У меня ее карта, тут все написано: состояние здоровья, вес, рацион, обучение. Вы в Америке птицами занимались?

— Нет. Мы с мужем поселились в Клэре — по соседству с Эннисом, а у нашего соседа два канюка. По профессии я фотограф, начала их снимать, потом заинтересовалась более серьезно. Сосед меня и научил с ними обращаться, потом показал, какой сделать вольер, где и как выгуливать, где что покупать. Он строгий, сказал: о птицах и думать не смей, пока всерьез не подготовишься. Дескать, быстрее, чем за год, никак не получится.

— Это правильно. И для всех лучше.

— У меня на подготовку ушло два, поскольку в промежутке муж отбыл назад в Штаты и мы оформили развод.

— Ох… Неприятное дело.

— Могло быть и хуже. В Клэре я чувствую себя дома, а теперь вот еще это новое увлечение… Я ведь, прежде чем выйти на Финбара Бэрка, настоящее исследование провела. У вашей школы превосходная репутация.

— Он мой начальник, строго говоря.

— Сам он вас называет партнером. Говорит, во всем, что касается ловчих птиц, требуются глаз, слух, рука и сердце Коннора О'Дуайера. — Лицо кинозвезды вновь озарила улыбка. — Цитирую слово в слово. Я бы хотела взглянуть на нее в полете.

— Для этого мы и здесь. Я зову ее Салли, но если вы с ней найдете общий язык, то можете называть ее как вам больше нравится.

— Бубенцов, радиопередатчика не будет?

— Здесь они не требуются, она эти поля хорошо знает. — Коннор распустил веревку. — А вот в Клэре понадобятся.

Он едва заметно двинул рукой, и Салли вспорхнула, раскрыла крылья и взмыла ввысь.

В глазах Меган Коннор прочел правильную реакцию — как раз ту, на какую надеялся. Благоговение как проявление любви.

— Вижу, вы с собой и перчатку взяли. Надевайте и подзовите ее.

— Но я не захватила приманку!

— Ей приманка не нужна. Если вы ей приглянулись, она к вам и так сядет.

— Что-то я нервничаю. — Это слышалось и в смехе Меган, когда она доставала из кармана и натягивала на руку перчатку. — Давно вы этим занимаетесь?

— Всю жизнь. — Коннор проследил за полетом птицы и послал ей мысленный приказ: если хочешь, спускайся к ней.

Салли покружила и нырнула. И аккуратно опустилась Меган на руку.

— Ах ты, красавица! Фин был прав: домой я без нее не уеду.

А значит, подумал Коннор, ему ее больше никогда не видать.

— Хотите посмотреть, как она охотится?

— Ну конечно!

— Просто дайте ей знать, что разрешаете. А вы с птицами не разговариваете, мисс Стэнли?

— Меган, пожалуйста. Разговариваю, почему же… — Ее обращенная к Коннору улыбка стала задумчивой. — Я мало кому в том признаюсь. Хорошо, Салли, пусть остается Салли, давай поохотимся!

Птица поднялась и закружила высоко в небе. Следуя ее траектории, Коннор вместе с Меган зашагали по полю.

— И что же привело вас в Ирландию и конкретно в Клэр? — поинтересовался он.

— Попытка спасти брак. Которая не удалась. Зато, кажется, я спасла себя, чему необычайно рада. Так что теперь наша с Бруно компания пополнится Салли.

— Бруно?

— Так моего пса зовут. Симпатичная маленькая дворняжка, которая пару лет назад появилась на моем крыльце. Неухоженная, хромая, едва живая от голода. Мы друг друга сразу приняли. Бруно к птицам привык. Во всяком случае, соседских он никак не беспокоит.

— Собака на охоте — большое дело. Правда, Салли и без собаки справляется. — В этот момент птица спикировала — пулей упала на землю. Сверкнули когти, и Меган легонько ахнула.

— Всякий раз поражаюсь! Это их стихия, они иначе не могут. Господь, сама природа — кто во что верит — сотворили их для охоты. Чтобы ловили и пожирали зверушек, которых, признаться, мне всегда немножко жаль. И еще я не сразу привыкла их кормить во время линьки, долго боялась[5]. А вы всегда в Мейо жили?

— Да, с рождения.