Скрипач не нужен? Комарова Ирина

– А почему?

– Ну, как тебе сказать. Так жизнь сложилась. Сначала первую любовь не мог забыть…

– Да что ты, – польщено улыбнулась Светлана.

– Ну, да. А потом… не знаю, не встретил я девушку, ради которой… – он поставил бутылочку на стол. – Значит, говоришь, у Тамары все хорошо? Что ж, я рад. Знаешь, Светка, я ведь в школе в нее влюблен был, сильно.

– Как? Ты хочешь сказать, что твоя первая любовь, это Тамарка?

– Ну да.

– Да ничего подобного! – возмутилась Светлана. – Все знали, что ты в меня влюблен! Ты за мной ухаживал!

– Нет, влюблен я был в Тамару, с первого класса. А за тобой ухаживал, чтобы никто об этом не догадался. Вы же всегда вместе были, вот я вертелся около тебя, чтобы к ней поближе быть.

– Но зачем? Почему так сложно?

– Ну, ты вспомни, какой я тогда был заморыш, – Витька даже изобразил руками, что-то такое, по его мнению, очень хилое и несчастное. – Это я сейчас хоть немного на человека похож стал, а тогда… стану рядом с Томкой, а она выше меня на голову! Только около тебя я и мог прилично выглядеть.

– Хочешь сказать, я тоже была заморышем?

– Ну что ты, Светка! Ты у нас в классе была самая хрупкая и изящная.

– Скотина ты, все-таки, Витечка, – Светлана сама удивилась, когда почувствовала, что глаза ее полны слез. – Столько лет меня обманывал!

– Да ладно тебе, – не понял он. – Ты-то никогда даже не притворялась, что в меня влюблена.

– Зато ты мне нравился! И вообще, знаешь, как приятно было! Мне, между прочим, та же Томка завидовала!

– Чему? – Витька попытался безмятежно рассмеяться, но получилось у него это не слишком удачно.

– Да всему! Мало ли, что ты маленького роста был, зато какой веселый! И всегда рядом! Знаешь, когда ты исчез, она говорила, что мне, дуре, повезло, а я не оценила. И что если бы ты на нее, а не на меня глаз положил… ой, Витя, это что же получается… ой, наверное не надо мне было это говорить… прости…

– Да уж, пожалуй, не надо, – он зябко поежился. – Ты же не хочешь, чтобы я сейчас ломанулся в военную часть под Иркутском, свирепым ураганом ворвался в ее счастливую жизнь, развел Тамару с мужем… тем более, говоришь, дети там…

– Витька, ты читаешь любовные романы, – слабо улыбнулась Светлана. – Я узнаю манеру.

– Я их пишу, – мгновенно оживившись, подмигнул он. – «Гордость и предубеждение» читала? Моя работа. И еще эта, как ее… «Джейн Эйр».

– Всего-навсего? – прыснула она. Грустить рядом с Витькой по-прежнему было невозможно. – Маловато будет!

– А это не все, я гораздо больше написал. Только забыл, как остальные книжки называются.

– Как ты эти-то названия запомнил?

– Так по ним фильмы были, многосерийные… Слушай, Светка, а где твоя богадельня, я имею в виду литературное агентство, находится?

– Отсюда видно. Вон, четырехэтажка кирпичная, – Светлана указала рукой. – Заходишь, поднимаешься на второй этаж и налево. Комната номер семь, моя. Если забудешь, спросишь у Олечки, она у дверей сидит, жалюзи продает. А что, хочешь заглянуть ко мне? Так ты лучше домой приходи.

– Спросить у Олечки, которая продает жалюзи, – рассеянно повторил Витя. – Нет, домой не лучше. Дома обычно мужья, дети, всем надо будет объяснять, кто я такой.

– И ничего подобного. Муж у меня в командировке… – она запнулась. – Пожалуй ты прав, домой не стоит. Слушай, Акимов, а что ты задумал? Я такое выражение на твоей хитрой рыжей морде еще со школы помню.

– Ну, как тебе сказать… допустим, я хочу доказать тебе, что тоже в состоянии написать увлекательный роман. Вы как, произведения графоманов принимаете?

– Только с ними и работаем. А ты что, серьезно?

– Нет, конечно. Шалю. Ты как, с девяти до шести с перерывом на обед?

– В общем да, только обед плавающий.

Акимов посмотрел на часы, на пустую пластиковую коробочку из под салата:

– Понятно. Значит договорились, завтра заскочу к тебе.

– Эй, завтра суббота, у нас выходной, – вспомнила она.

– Значит в понедельник. Ладно, Светка, я побежал, дел полно, – он встал, наклонился, чмокнул ее в щеку. – До понедельника.

Странно, почему эта встреча на нее так подействовала? Даже дома, вечером, Светлана продолжала прокручивать в голове разговор с Акимовым. Казалось бы, десять лет не виделись, надо бы просто обрадоваться, а она… Впрочем Витька тоже хорош, нес какую-то ахинею, запутал ее совсем, то он киллер, то он фотограф, то он Шарлотта Бронте. А может, про Тамарку он тоже наврал? Да нет, не похоже. Очень уж у него лицо в тот момент было выразительное. Обидно-то как! Годами, можно сказать лелеяла воспоминание о конопатом оболтусе так преданно и беззаветно в нее влюбленном, а оказалось, что оболтусу, было на нее наплевать. Ну и в чем дело? Значит и ей нужно наплевать, вот и все. Господи, да из-за чего она вообще тут сидит и расстраивается?! Нужен ей этот Акимов! Она вообще десять лет про него не вспоминала… ну, может быть только иногда.

Собирается Витька заглянуть в агентство – пожалуйста, пусть приходит. Наверное, ему тоже интересно побывать в таком экзотическом заведении. Думает, небось, что там писатели знаменитые толпами ходят и свои книжки с автографами всем дарят. Вот пусть и окунется в правду жизни.

– А тебе, моя дорогая, – сурово обратилась она к себе, – пора вылезать из кресла и приниматься за работу. Восемь часов вечера, а до нормы еще, как до Пекина пешком!

Нормой для Светланы были двести строк текста ежедневно. Иногда они писались легко, прямо таки выплескивались за три-четыре часа, иногда их приходилось высиживать до глубокой ночи. Когда ей задавали бестактный вопрос, кто, собственно, эту норму назначил и кто будет ее контролировать, она не могла ничего объяснить внятно – куда только пропадали литературные способности. Бормотала какую-то чушь про самодисциплину, прекрасно понимая, насколько нелепо выглядят ее объяснения. На самом деле, Светлана просто была уверена, что в литературе ежедневные занятия необходимы так же, как и в спорте, например, или в музыке. Хочешь чего-то добиться – будь любезен, работай. А если расслабиться и начать баловать организм всякими там отпусками-праздниками-выходными, то недолго и писать разучиться. Так что, каждый вечер после работы, она решительно усаживалась за компьютер.

Вот и теперь, Светлана встала, потянулась, сделала шаг к рабочему столу. Взгляд ее упал на телефон. А может именно поэтому у нее такое скверное настроение? Потому что Денис так и не позвонил? А Витька Акимов вовсе ни при чем? Она сняла трубку, послушала длинный гудок. Работает. Черт, ну почему муж не понимает, почему считает ее просьбу позвонить простой бабьей блажью?

Впрочем, еще только восемь, Денис наверняка еще занят на каких-нибудь переговорах. Ну конечно же, сейчас слишком рано. Надо сделать так – сесть за компьютер и сделать вид, что вовсе не ждешь никакого звонка, просто забыть про него. И тогда телефон зазвонит, совершенно неожиданно. А она не будет торопиться, она не побежит, нет. Закончит слово, встанет из-за стола, подойдет, неторопливо снимет трубку. И услышит голос мужа…

Спать Светлана легла около двенадцати. Долго еще лежала в темноте, слушая как на улице удивительно часто – не меньше чем по одной в минуту, проезжают машины. Господи, ночь ведь уже, куда они все едут?

Денис не позвонил.

Чем хороши выходные, так это тем, что рано не вставать. Светлана, уже проснувшись, провалялась в постели до десяти часов. Как всегда, когда удавалось вволю выспаться, настроение у нее было прекрасным. Акимов вчера заморочил голову своими глупыми тайнами? Ерунда, Витька всегда был склонен к розыгрышам. Денис не позвонил? Позвонит сегодня, он никогда вовремя не звонит, значит все нормально. Пока лежала в постели, сонно потягиваясь, в голову пришел забавный эпизод для повести, над которой она сейчас работала – совсем хорошо!

Встала, убрала постель, привела себя в порядок. Прикинула распорядок на день. Особенно упираться с готовкой нет необходимости – позавтракать можно яичницей, пообедать яичницей с помидорами, а на ужин настрогать салатик из тех же помидор – все необходимые продукты в холодильнике имеются. Ага, значит и в магазин идти не надо. Дальше, уборка: Светлана покрутила головой, оценивая загрязненность паласа, провела пальцем по ближайшей полочке, вздохнула, глядя на оставшийся след. Ладно, ничего страшного. Пропылесосить и вытереть пыль, это не та работа, из-за которой стоит переживать. Стирка? Еще проще. Засунуть все барахло в стиральную машину и можно спокойно садится к компьютеру, работать. В какой это книжке она прочитала, что цивилизация – лучший друг женщины? Жаль только, что господа ученые не придумали до сих пор еще и чего-нибудь такого, самогладящего. Но опять-таки, ничего страшного, утюжком можно будет помахать вечерком, под телевизор. Что там у нас сегодня? О, боевичок с Джекки Чаном, прекрасно!

Хотя… какое сегодня число? М-да, гонконгскому супермену придется обойтись без нее. Поскольку именно сегодня вечером она вовсе не будет стоять перед гладильной доской, любуясь на его головокружительные трюки. Сегодня вечером ее место – в мягком кресле партера оперного театра… так-так, где там билетик? Вот, шестой ряд, двенадцатое место. Хорошо быть знаменитой писательницей! Пусть даже только в своей губернии знаменитой, ничего, ей хватает. По крайней мере, на пригласительный билет от администрации театра, даже на концерт такого скрипача, как Олег Тернов, ее популярности достаточно.

Итак, сегодня она идет слушать музыку. Эт-то хорошо, давненько она себя так не баловала. Пожалуй, с тех пор, как вышла замуж университетская подружка, Алена Малофеева, которая обычно составляла ей компанию. Точнее, как будущий Аленкин муж стал за ней ухаживать. Все, подружка теперь окончательно вышла из игры. Надо или найти себе другую компаньонку, или привыкать ходить одной. На Дениса надежды нет никакой – если уж за семь лет ей не удалось его ни к одному культурному мероприятию даже близко подтащить (какие концерты, какой театр? Он и в цирке-то с детства не был. В кино, еще до свадьбы последний раз ходили!), то теперь и пробовать бесполезно.

Светлана поглядела на плотную, голубого цвета карточку, которую все еще держала в руках. А как не хочется идти одной! Может зря она не попросила приглашение на два лица? Ведь приложенный к нему пропуск на прием в честь Тернова, все равно на двоих. Неужели не нашла бы никого себе в компанию? Да только подойди к консерватории, только шепни, что есть возможность попасть на концерт Тернова, такая толпа набежит – сомнут!

Эх, был бы сейчас Кирюшка рядом! Пока он не уехал, таких проблем не было. Сколько она этих концертов со своим младшим братцем переслушала! Сначала, пока он учился в музыкальной школе, ходила с ним по обязанности, родители мальчишку одного просто не отпускали. Потом привыкла и даже стала получать удовольствие. Так что, в консерваторские Кирюшкины времена они, наверное, ни одного заезжего гастролера не пропустили. Да и у своих, саратовских, все мало-мальски интересное посещали.

Но три года назад этот паршивец закончил консерваторию и, вместе с родителями, уехал в город предков, Хвалынск. Поскольку каждое лето он проводил там, у бабушки, не отказываясь от участия в благотворительных концертах и репетируя с какими-то самодеятельными коллективами, репутация у него в этом городке была самая положительная. Районный отдел культуры прислал на него персональный запрос, с предложением интересной работы в только организовывающемся музыкальном лицее, посулив разумную зарплату, неограниченную возможность концертировать и огромное количество проблем для преодоления. Азартный Кирилл немедленно согласился. Родители не захотели отпускать «мальчика» одного, тем более, что Светлана давно была пристроена и в постоянной опеке не нуждалась. С жильем проблем не возникало – бабушка, которая после смерти деда жила одна в большом частном доме, была счастлива, что сын с женой и внуком переехали к ней. С работой тоже – отец как раз ушел на пенсию и сразу, с упоением занялся возрождением запущенного после смерти деда яблоневого сада. А мама, остававшиеся ей до выхода на пенсию полтора года тихо-мирно проработала бухгалтером в детском саду. Кирюшка же делал карьеру стремительную. Хороший музыкант, он оказался еще лучшим педагогом и дельным администратором. Через год работы его даже усиленно пытались сделать директором этого самого лицея, но он отбился, оправдываясь тем, что в хозяйственно-административной деятельности не обладает ни опытом, ни нужным объемом знаний. А вот от должности заведующего струнным отделением в ранге заместителя директора, отвертеться не удалось.

Светлана была рада за брата, становившегося в Хвалынске все более популярной и влиятельной личностью, но бывали, и не так уж редко, моменты, когда ей хотелось бы, чтобы Кирилл вовсе никуда не уезжал. Вот, например, сегодня. Она все еще смотрела на билет и чувствовала, как прекрасное настроение стремительно портится. Так, надо срочно садится за работу. Пока еще помнится та забавная сценка, которую она придумала. Позавтракать, в конце концов, можно и потом. И прибраться. Главное, не думать ни о чем неприятном и сохранить остатки хорошего настроения.

Несмотря на все старания, к вечеру навалилась тоска. Не помогло даже то, что Светлана легко сделала почти двойную норму, а придуманная сценка легко вошла в повествование и оказалась не просто забавной, а действительно смешной. Не помогла и уборка – вычищенный палас и сияющие полированные поверхности не радовали. Не помог даже приятный прохладный душ. Пора было собираться в театр, а из зеркала на Светлану смотрела угрюмая непривлекательная женщина в халате. Неужели из нее можно сотворить нечто такое, что не стыдно выпустить на улицу? Может, ну его совсем, этот концерт, не пойти туда, да и все. Тем более, что за билеты не плачено, даром достались. Ха, если Кирилл узнает, что она могла послушать Тернова, но не пошла из-за плохого настроения, убьет на месте, это точно. Или самого кондрашка хватит. Ладно уж, пожалеем любимого братца. И вообще, если только по настроению из дома выходить, то она мхом здесь обрастет. Нет, конечно надо перестать хандрить и идти на концерт. Тем более, что в шкафу дожидается своего часа великолепное красное платье с цветами, вытканными тонкой серебряной ниточкой – длинное, правда, зато открытое и без рукавов – в нем будет вполне комфортно и не жарко.

А то, что отражение в зеркале не нравится, так это исправить можно, запросто. Вот только косметичку открыть… немного крема в основу… тушь, хотя и не «Max Factor», но очень приличная и никакой аллергии. Тени, как учили – внутренние уголки у глаз посветлее, по краю века вдоль ресниц – под цвет глаз, внешние уголки чуть тронeм в тон платью… так, хорошо, все очень аккуратненько прорисовано. Теперь румяна… помаду, пожалуй, надо взять поярче, здесь подойдет коралловая… Ну, и кто сказал, что эта мордашка не привлекательна, какой дурак? Угрюмость? Угрюмость это ерунда. Сейчас мы улыбочку, вот так, пошире, пошире. И зубки можно показать, зубки хорошие, леченые в дорогой клинике, такие показать не стыдно. Теперь личиком просветлеть, глазками просиять, ресничками взмахнуть мило… какая такая угрюмость?

Время еще есть? Прекрасно. Особенно сложную прическу не сделаешь – стрижка коротковата, но слегка начесать, расправить, брызнуть лаком… Можно переходить к платью. Слава богу, нигде не морщит, нигде не тянет, сидит, как влитое. Серебряные босоножки очень уместны. Нет, что ни говори, а барышня получилась, хоть куда. Единственное, чего не хватает, это столь же эффектного кавалера.

Но что ж теперь, раз нет, то и взять негде. Светлана положила пригласительный билет в сумочку, в последний раз с отвращением посмотрела на телефон, громко сказала ему:

– Да тьфу на тебя!

Проверила ключи и вышла, захлопнув за собой дверь чуть резче, чем требовалось.

В небольшой гримерной они были вдвоем. Мебелью комнатушка не была перегружена – пара столов, на одном из которых сейчас, в раскрытом футляре лежала скрипка, три кресла, стул. В стены вмонтировано несколько зеркал.

– Олежек, я действительно не понимаю, почему ты так психуешь? – Михаил полулежал в удобном кресле, положив вытянутые ноги на придвинутый мягкий стул. Лакированные черные туфли стояли на полу рядом. – Рядовой концерт. Приехали, отыграли, уехали. Или тебя смущает губернатор в зале?

– Что я, губернаторов не видел? – буркнул стоящий у окна Олег, не потрудившись повернуть голову.

– Вот и я говорю, – благодушно поддержал его аккомпаниатор, – что нам губернаторы?! Как сейчас помню, играли мы перед английской королевой…

– Мишка, прекрати! Не играли мы с тобой перед английской королевой.

– Ну хорошо, перед английской не играли. А перед датской играли, какая разница? Тоже дамочка в короне.

Дверь в комнату распахнулась и вошла Эля.

– Миша, почему ты босиком? Что за манера, все время снимать туфли?!

– А они мне жмут, – улыбнулся Михаил и с удовольствием пошевелил пальцами.

– Бога ради, зачем же ты покупаешь сороковой размер, если носишь сорок первый?

– В сороковом нога аккуратнее выглядит, – спокойно объяснил очевидное Михаил.

– Может ты тогда и на сцену в носках выйдешь? Через семь минут начало, между прочим!

– Эля, что ты шумишь? – Олег продолжал пристально смотреть в окно. – Ты же сегодня не поешь.

– Если бы я сегодня пела, – зловеще ответила она, – я бы не просто шумела. Я бы такое тут устроила… вы бы у меня, как тараканы, по щелям… Олег! Я с тобой разговариваю, что за безобразие! В конце концов, куда ты уставился?

– Вот-вот, – оживленно сказал Михаил, – он уже минут пять, как прилип к этому окну. Что такое там можно разглядывать столько времени? Живые картины? Голые девушки? Купание красного коня?

Олег промолчал и Элеонора, в три больших шага пересекла комнату и встала с ним рядом. Вид из окна был приятный – на небольшой, скверик с еще не начавшими желтеть деревьями и аккуратными цветочными клумбочками. Люди были представлены несколькими пожилыми женщинами, сидящими на лавочках в тени, двумя, увлеченно беседующими молодыми мамами с колясками и седобородым старичком углубившимся в газету. Ничего из ряда вон выходящего.

– Ну? – требовательно спросила Эля.

Олег покосился на нее и неохотно сказал:

– Тополь видишь, прямо перед окном?

– Это липа.

– Хорошо, липа. А на ветке, видишь, две вороны сидят? Сначала только одна была, вон та, встрепанная, а потом вторая прилетела, села рядом.

– Ну?

– Так и сидят теперь, вдвоем.

– Да и черт с ними, пусть сидят! Тебе-то что за дело? – она схватила его за плечи, развернула к себе, заглянула в глаза. – Так. Только не говори мне, что высмотрел в зале очередную блондинку.

– Она не совсем блондинка, – Михаил спустил ноги со стула и с пыхтением надевал туфли, – я тоже на нее взглянул. Она… уф-ф… я не знаю, как такой цвет называется. – Он встал и потопал ногами. – Но симпатичная, только слишком тощая. Хотя Олежке как раз такие нравятся.

Олег мрачно взглянул на него, потом на Элеонору. Она молча убрала руки, сделала шаг назад.

– Послушай, играть Сен-Санса в таком настроении… я просто не представляю, что у тебя получится.

– Значит это будет совершенно новая, оригинальная трактовка.

Он взял из футляра скрипку, смычок и, держа их в одной руке, вышел.

– Как эта женщина одета? – спросила Эля дождавшись, когда дверь закроется.

– Красное платье с каким-то серебристым рисунком. Смотрится.

– А с кем она пришла?

– Элечка, дорогая, откуда я знаю? Когда Олежка ее увидел, она стояла у стены и разговаривала с парой старичков. Нет, она не из этих бешеных поклонниц и не из искательниц приключений.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю. Но она выглядит вполне интеллигентной, благовоспитанной и замужней.

Олег подошел к занавесу, осторожно отогнул краешек. Когда он увидел ее десять минут назад, эта женщина стояла у стены. Невысокая, тонкая и изящная, на длинном красном платье легкий серебристый узор. Она оживленно разговаривала с пожилой женщиной очень маленького роста, которую держал под руку такой же маленький седой мужчина, очевидно муж. Мужчина интереса к беседе не проявлял, вертел головой, вытягивая шею, не то пытаясь найти знакомых, не то боялся, что займут их места. Женщина в красном платье улыбалась, кивала, даже засмеялась один раз, а Олег почти физически чувствовал волну тоски и одиночества, идущую от нее. Господи, неужели эти двое, друзья ведь, наверное, или родственники, не чувствуют, как она несчастлива, как ей плохо? Хотя… все правильно, именно близкие такого обычно и не замечают, в этом он убедился на собственном опыте.

Стоять и подглядывать за ней было глупо и он ушел. Нехотя, почти против своей воли. А теперь вернулся. Зачем? Ничего более глупого и нелепого даже придумать было нельзя. Эля совершенно права, Сен-Санса в таком настроении не играют, а он сейчас настолько настроился на одну волну с этой женщиной, словно собственной воли у него вообще нет. Что, неведомая, астральная связь? В жизни он в такие глупости не верил. И тем не менее, ни на секунду не сомневался, что сейчас без труда найдет ее в зале.

Собственно, даже не пришлось искать. Олег просто скользнул взглядом и сразу же увидел красное пятно. Шестой ряд? Интересно. Дама, оказывается, не из простых зрителей – места в шестом ряду шли исключительно по пригласительным билетам. А рядом с ней… он присмотрелся внимательнее, облегченно вздохнул. Люди сидящие слева и справа, явно не имели к женщине никакого отношения, значит на его концерт она пришла одна. Что ж, он ей сыграет. Он сыграет Сен-Санса так, как никогда в жизни не играл.

Светлана с трудом сдерживала слезы. В жизни с ней ничего подобного на концертах не случалось! Да и с чего бы? Обычно на концерт приходишь, слушаешь музыку, получаешь удовольствие и спокойно уходишь. А этот Тернов… разве Сен-Санса так играют? Где он там нашел столько тоски, столько одиночества? В общем, надеялась она на концерте развеяться, а все стало в тысячу раз хуже.

Главное, не покидало ощущение, что скрипач играет для нее. Не для всего огромного зала, а именно для нее, Светланы! Бред, конечно, он ее, наверное, и разглядеть не мог со сцены. Скорее всего, это просто тяжелый приступ мании величия. Тем более, что, его игра, похоже, подействовала так только на нее. Когда Тернов сыграл последние ноты и опустил смычок, зал просто взорвался аплодисментами. А студенты консерватории, по традиции забившие четвертый ярус, даже и орали что-то восхищенное.

Скрипач сдержанно поклонился, поднял аккомпаниатора, еще один поклон, и оба быстро ушли со сцены. Антракт. Обычно длинные, почти получасовые антракты, Светлану раздражали, но сейчас она обрадовалась. Передышка была просто необходима.

Зрители с шестого ряда довольно дружно покинули свои места и она тоже встала. Вместе с остальными, неторопливо двинулась к выходу; не останавливаясь в фойе, миновала массивные двери, спустилась по мраморным ступеням и вышла на улицу. Там было по вечернему прохладно, дул легкий приятный ветерок. Люди, выбравшись из большого, но все же душноватого зала, разбрелись по скверику. Светлана сделала несколько шагов, остановилась, задумавшись. Может хватит на сегодня впечатлений? Чего проще, машина вон она, на стоянке стоит. Кого интересует, вернется она в зал или нет? На таких концертах часть зрителей всегда уходит после первого отделения. Особенно из партера, те, что пришли отметится: «Тернов? А как же, были мы там. Оч-чень интересный музыкант». И хорошо делают, что уходят – освободившиеся места тут же занимают студенты пошустрее.

Может отдать сейчас свой билет кому-нибудь из них? Пусть ребенок насладится музыкой из шестого ряда на законных основаниях. Почти веря, что сейчас так и сделает, она прогулочным шагом двинулась по дорожке, прислушиваясь к разговорам и выбирая, кого бы осчастливить.

– Я, конечно, понимаю, что мартле жесткий штрих, но такого звука добиться, – высокий лохматый парень в очках, окруженный четырьмя девушками, энергично взмахнул рукой, – это просто фантастика!

– Да при чем здесь мартле, он вообще не имел права его использовать, – возразила одна из девушек, с длинной, до пояса косой. – Ты придешь домой, в ноты загляни…

Светлана прошла мимо – не отдавать же билет одному из пяти.

– А я считаю, что он пережимает, – девица в зеленой шифоновой блузке кривила накрашенные малиновой помадой губы. – Там надо так: ти-ти-та-ти-та… а у него что? Одна грубость!

– Типично мужское отношение к музыке, – ее собеседница энергично, чуть ли не на каждом слове, кивала головой. – Лупит смычком по струнам, вот и вся техника…

«Много вы понимаете, – неожиданно обиделась за Тернова Светлана. – Зачем только такие вообще на концерты ходят?»

Группу обменивающихся впечатлениями консерваторских преподавателей, которых помнила еще с тех пор, как там учился Кирилл, она миновала, не прислушиваясь к их разговору. Долетели только обрывки:

– … интонационная четкость…

– Тернов, как исполнитель, имеет право…

– … фразировка…

– … а я говорю, он имеет право…

– Но Камилл Сен-Санс этого не писал!

Светлана усмехнулась. Последние слова выкрикнула профессорша, преподававшая музыкальную литературу. В голосе педагога слышалось отчаяние.

Похоже, музыканты в этой части сквера закончились, потому что тесных компаний больше не наблюдалось – под деревьями неспешно прогуливались солидные пары.

– Анастасия Михайловна говорила, что там есть итальянский спальный гарнитур, именно то…

– Я думаю, если он не будет слишком много играть «на бис», то к сериалу мы успеем вернуться…

– В общем, получили мы за это дело по шапке!

– Кстати, о шапке. Присылает мне на прошлой неделе свекровь сапоги…

Светлана повернула обратно.

– Слушай, а чего этому Тернову так хлопали? Он что, правда очень хорошо сыграл?

– Молчи, горе мое, не позорься! Он играл гениально!

– Да я же не против, я просто спросил. Интересно же, чего народ с ума сходит…

– Во вторник реферат сдавать, последний срок, а у меня…

– А по-моему, высокие ноты у него слишком визгливыми получаются…

Она ускорила шаг.

– И не говорите мне про творческую атмосферу! Творческая атмосфера в России – метаново-хлорная!

– … Камилл Сен-Санс!..

– …еще бы, на такой скрипке! Попробовал бы он на моей, да в сырую погоду!

Отдавать билет расхотелось. Свежий воздух, что ли, так подействовал? Или просто захотелось узнать, что Тернов припрятал в рукаве на второе отделение?

Олег опустил смычок и тут же грянули аплодисменты. Выдержав секундную паузу, он сдержанно поклонился. Сделал шаг назад, указал на аккомпаниатора. Михаил встал, еще один поклон и, под гром аплодисментов и приветственные выкрики с четвертого яруса, они ушли со сцены. За кулисами их сразу подхватила Эля, взглянула, почти испуганно, и поволокла в гримерную.

– Мальчики, что вы там творили? Вы с ума сошли?

– Я что ли? Ты у Олега спрашивай, а я сам у рояля чуть не умер, – Михаил сбросил туфли на пороге, в носках дошел до кресла и со стоном опустился в него. Поднял руки, посмотрел на дрожащие пальцы, сказал жалобно: – Господи, ну что за работу я себе выбрал? Грузчиком, мешки таскать и то легче, честное слово!

– А ты пробовал? – Эля подобрала туфли, поставила рядом с ним. Подсунула стул под ноги, – задирай свои конечности, а то потом обуться не сможешь.

– Сокровище мое, я тебя обожаю, – пробормотал он, поднимая ноги.

– Сиди уж, грузчик отдыхай!

Олег, словно лунатик, подошел к столу, положил скрипку в футляр, тоже рухнул в кресло и закрыл глаза. Эля переключила внимание на него:

– Олежек, что с тобой? Что, по твоему, ты сейчас делал?

– Все нормально. Я играл Сен-Санса, – не открывая глаз, ответил он.

– А жаль, что здесь нет этой критикессы из «Известий», – неожиданно хихикнул Михаил. – Помнишь, которая писала, что у тебя затянулся творческий кризис. Вот бы она сегодня послушала, какой у тебя кризис!

– Да слава богу, что ее здесь не было, – нервно вздрогнула Эля. – По-моему, ни один нормальный человек… Олежка, что на тебя нашло?

Олег не ответил. Вместо него снова подал голос Михаил:

– Леди в красном на него нашла. Роковая женщина. Знаешь, увидел ее и – хлоп! Сгорел парнишка, как свечка.

– Не смешно! – Эля развернулась и четко печатая шаг вышла из комнаты.

– Отправилась посмотреть и оценить лично, – прокомментировал ее уход муж. – Интересно, сколько сегодня в зале женщин в красных платьях?

– Она одна, – Олег едва шевельнул губами, но Миша его услышал.

– Даже так? – он покачал головой. – Эй, парень, похоже ты крепко влип. Готов спорить, что она добропорядочная замужняя женщина. Вокруг нее, знаешь, аура такая витает.

– Ерунда. Она несчастлива. Очень.

– Это ты так думаешь. А она – нет. Такие женщины не бывают несчастливы.

– Я не хочу это обсуждать, – Олег по-прежнему не шевелился. – Я устал.

– Еще бы! Слушай, может сменим программу на второе отделение? Сыграешь что-нибудь попроще, повеселее… – Михаил замолчал и с сомнением посмотрел на приятеля. Потом вздохнул, – хотя, сейчас у тебя даже «В лесу родилась елочка», как реквием прозвучит.

– Миша, я прошу, помолчи немного, – голос Олега звучал ровно.

– Как скажешь, – добродушно согласился Миша и тоже закрыл глаза. – Действительно, вздремну лучше, минут десять.

Олег расслабился. Да-а-а… Что же это он, действительно, как выразилась Эля, «натворил»? Сен-Санс, по крайней мере, такого точно, не писал. Вернее, когда писал, никак не мог рассчитывать на подобную интерпретацию. И Мише досталось, бедному, он вовсе не ожидал такого накала страстей. Вон как вымотался.

Но результат получился неожиданно эффектный. И женщину эту он достал, в этом нет сомнений. Вот только поняла ли она, что все это ради нее? Ничего, если не поняла, во втором отделении он объяснит. Доступно. На «Карнавале животных» пусть немного переведет дыхание, а вот на «Интродукции и рондо каприччиозо», тут уж будьте любезны! Тут уж он свое возьмет!

Светлана добралась до машины, с трудом попав ключом в скважину, отперла дверцу и упала на сиденье. Всхлипывая, достала из сумочки носовой платок, не обращая внимания на размазывающуюся тушь, вытерла глаза. Да что он, этот Тернов, нарочно что ли? Нет, действительно, такое ощущение, что он сознательно и методично доводил ее до слез. Ладно, сам концерт она продержалась, но когда пошли номера «на бис»…

Он объявлял названия сам, негромко, со странной интонацией и мрачно поглядывая в зал. Пару раз Светлане показалось, что он смотрел именно в ее сторону. «Размышление» Чайковского, она выдержала стиснув зубы, но волны жалости к себе накатывали в такт мелодии, с пугающей силой. Под «Dignare» Генделя она тоже еще держалась, хотя почувствовала себя окончательно несчастной. А когда Тернов переглянулся со своим аккомпаниатором и сказал: «Рахманинов. Вокализ», Светлана поняла, что сейчас разревется. И разревелась. Это было унизительно, она всегда ненавидела публичные сцены, но слезы текли из глаз и она ничего не могла с этим поделать.

Ему аплодировали стоя. Хлопали долго – он уходил, выходил снова, принимал огромные букеты, кланялся. На заднем плане маячил аккомпаниатор, выглядевший немного растерянным. Ему тоже перепало несколько букетов и он топтался около рояля, прижимая их к груди. Светлана не выдержала и стала пробираться к выходу, низко опустив голову, чтобы скрыть свою зареванную физиономию. Кажется она вышла первой – остальные зрители продолжали благодарить артиста.

Ну и пусть! Она, лично, никакой благодарности к нему не испытывала. Наоборот, было обида – за что? За что он так с ней поступил? Вместо того, чтобы подарить ей ощущение праздничной легкости и веселья, его скрипка заставила думать о самом болезненном и горьком, о том, что она всегда прятала, даже от себя, за привычными уверенностью и оптимизмом. О том, что взаимопонимание с мужем держится только на ее уступчивости и полном отказе от собственных мнений, что нет детей, что выйдя замуж, так и не сумела построить семью настоящую – на самом деле, они с Денисом оставались просто двумя людьми, живущими вместе. И, видит бог, так сложилось не по ее вине! Она старалась, но стараний одной стороны в таких делах недостаточно, необходимы хотя бы минимальные встречные движения…

Светлана судорожно вздохнула, глянула в зеркальце – ну и личико! Стоило краситься, чтобы потом все так размазать. Она еще немного повозила платочком по лицу, оттирая особо заметные пятна, потом махнула рукой и завела мотор.

Дома Светлана первым делом отправилась в ванную. Сначала она собиралась просто умыться, но сообразила, что успокоительный душ будет гораздо полезнее. Уже стоя под душем, поняла, что на самом деле, хотела принять теплую ванну. В общем, вылезла она через час, размякшая, распаренная и почти вернувшая себе душевное равновесие.

Вместе с душевным равновесием, появился аппетит. Желание готовить, правда, по-прежнему отсутствовало, зато в хлебнице лежал свежий батон, а в холодильнике было молоко и колбаса. Не слишком полезно для фигуры, зато быстро и без хлопот. Светлана подогрела молоко, сделала пару больших бутербродов и уже приступила к ужину, когда зазвонил телефон.

– Денис! – едва не смахнув со стола стакан, она бросилась в комнату, схватила трубку:

– Слушаю!

– Сестренка, привет!

– Кирюшка, – Светлана перевела дыхание. На самом деле, она всегда была рада его звонкам, но сейчас-то думала что это Денис…

– У тебя как дела? Голос какой-то встрепанный, – младший братец всегда чувствовал ее настроение, даже на расстоянии.

– Нормально, – она постаралась сказать это как можно более натурально. – Просто из ванны только что вылезла. А у вас как?

– Лучше не бывает, – брат засмеялся. – Точнее, бывает, но не у нас. Слушай, я тут в Саратов на пару дней собрался, надо в министерстве культуры кое-какие вопросы порешать. Знаю, что не откажешь, но из вульгарной вежливости спрашиваю, можно будет у тебя переночевать?

– Балбес, сколько раз говорить, что ты имеешь столько же прав на эту квартиру, сколько и я, – обрадовано прокричала Светлана. – Тебя когда ждать?

– Я думал завтра утром подъехать. В выходной пообщаемся, а с понедельника я начну свое культурное начальство доставать. Ты дома будешь?

– Да вроде бы никуда не собиралась.

– Светка, если вдруг надо будет уйти, ты просто ключи тогда у соседей оставь, ладно?

– Да не собираюсь я никуда… ой, Кирюша, нет! – она даже подпрыгнула, так ей понравилась пришедшая в голову идея. К пригласительному билету на концерт Тернова, прилагалось очень похожее на него приглашение на небольшой прием в честь знатного гостя, в министерство культуры. Она, разумеется, вовсе не собиралась им воспользоваться, но то, что Кирилл приезжает, совершенно меняет дело! – Нет, я собираюсь уйти, конечно! И тебя с собой возьму! Запомни, не позже двенадцати ты должен быть у меня и мы с тобой отправимся на прием в министерство культуры, у меня приглашение есть!

– Думаешь на приеме с министерскими легче будет договориться? – с сомнением спросил Кирилл. – Я вообще-то ругаться с ними собирался, опять информацию перестали присылать. Случайно узнал, народ уже вовсю к отбору на конкурс в Питере готовится, а нам даже не сообщили…

– Да наплевать на министерских, не ради них же я тебя на прием зову!

– А ради кого?

– Там будет Тернов. Ну что ты молчишь? Скрипач, Олег Тернов, ты сам мне про него все уши прожужжал пару лет назад!

– То есть, что, тот самый? – переспросил Кирилл. – А что он там будет делать?

– Ну, не фокусы же карточные показывать! Что на таких приемах делают? Есть будет, пить, разговаривать… принимать восторженное поклонение.

– Нет, я не это имел в виду. Я спрашивал, как он вообще в Саратове оказался?

– Ну знаешь, братец! Ладно, ты газеты не читаешь, но объявления мог бы иногда проглядывать! Играл он, и что характерно, на скрипке. Я лично, только что пришла с его концерта.

– Елки-палки, Тернов! И ты была на его концерте! Светка, я тебе завидую. Слушай, а меня точно на этот прием пустят?

– Я же говорю, у меня приглашение, на два лица. Я буду одно лицо, ты второе.

– Сестренка, ты даже не представляешь… все, побежал собираться. Там форма одежды какая, смокинг или фрак?

– Еще чего! Приличные брюки у тебя найдутся? А рубашку можно даже с коротким рукавом, у нас жарко.

– Прекрасно. Ладно, Светланка, договорились. Для верности, в пять выеду, к двенадцати, в любом случае, буду. Ты у меня просто золото, лучшая из всех сестер мира! Привет Денису, до завтра, пока!

Светлана, все еще улыбаясь, повесила трубку и вернулась на кухню. Посмотрела на бутерброды, покачала головой:

– А вот завтра надо будет приготовить что-то посущественнее. Мужика накормить, это вам не шуточки.

– Ты действительно готов? – Эля, скрестив на груди руки, подозрительно смотрела на Олега. – Пойдешь добровольно и не будешь изводить меня нытьем, что тебе надоели эти провинциальные тусовки? И даже соизволил одеться более-менее прилично?

– Почему это, более-менее? – Олег с удовольствием посмотрел на свое отражение в зеркале. Черные джинсы и легкая трикотажная рубашка (голубая, под цвет глаз), были с его точки зрения, очень даже элегантными.

– Твой вкус и манеру одеваться я вообще отказываюсь обсуждать, – отмахнулась Эля. – Но за последние пять лет, ты впервые идешь на подобное мероприятие без уговоров, скандалов, угроз – вообще, без малейшего нажима с моей стороны! Олежка, признавайся, в чем подлянка?

– Да никакой подлянки. Просто я, наконец, проникся твоим убеждением, что такие встречи полезны для моего имиджа, служат хорошей рекламой и все такое… хочу произвести благоприятное впечатление. И перестань сверлить меня глазами, лучше иди одеваться. А то опоздаем, неудобно будет.

– Опоздаем? Я все поняла, – она вытянула руку и коснулась пальцем его груди. – Тебя подменили. Космические пришельцы похитили настоящего Олега Тернова, а вместо него подсунули не слишком удачную копию. Настоящий Тернов всегда говорил, что опоздать на прием в свою честь так же невозможно, как и на собственные похороны.

– Эля!

– Говорил, говорил, я помню. Ладно, подкидыш, не нервничай. Я уже накрашена, значит на девяносто процентов одета, – выходя из комнаты, она подняла голову вверх и печально вздохнула, – а бедный Олежка сейчас сидит на летающей тарелке в космическом зоопарке…

– Я вот тебе сейчас покажу зоопарк! Иди над Мишкой издевайся, ему по должности положено тебя терпеть!

Эля хихикнула и скрылась за дверью. Олег тут же снова повернулся к зеркалу. А что, очень даже неплохо. Не Шварцнегер, конечно, но и задохликом его не назовешь. И вообще, для своих тридцати одного, он очень прилично выглядит. Вот Михаил – его ровесник, а у него уже и животик появился, и лысина наметилась. Олег ладонями пригладил волосы, поморщился, взял расческу… Всего-то пара движений, а так гораздо лучше.

Господи, да что это с ним творится? Может Эля права и его инопланетяне подменили? Иначе как объяснить, что он, взрослый мужик, вертится перед зеркалом, как сопливая девчонка! Осталось только веночек на голову надеть, да пропищать: «Отчего это люди говорят, будто я хороша? Вовсе я не хороша!» Вот только с кого черевички требовать, непонятно.

Олег решительно тряхнул головой, снова растрепав волосы, и отошел от зеркала. Взял со стола свежую местную газету – надо же, какой сервис в этой гостинице. Даже интересно, они во все номера по утрам газеты доставляют, или это персонально для него услуга? А, вот она рецензия на вчерашний концерт. Молодцы ребята, оперативно работают. И фотография неплохая. Надо будет забрать газетку с собой, маме отвезти. Она до сих пор собирает все, что про него пишут. А что, кстати, они там понаписали? Тему для обсуждения он, надо признаться, вчера дал. Так-так-так… ну ясно. Мед с маслом, политый сахарным сиропом. Интересно, кого в эти газеты музыкальными обозревателями берут? Ладно, все равно маме, ей будет приятно.

Олег проглядел газету и, не найдя больше ничего интересного, сунул ее в сумку с вещами. Взглянул на часы – пора бы и двигаться. Не то, чтобы он очень торопился, просто хотелось побыстрее найти ее. Ее – это ту женщину в красном платье. Никаких сомнений у Олега не было. Шестой ряд, это не для случайных людей. Значит или он сейчас встретится с ней, или сумеет выяснит, кто она такая.