Всё будет хорошо Костина Наталья

— Что ты, зайчонок… — Он ласково сжал ее руки. — Как ты могла подумать, что мне неприятно!

— Что тут приятного! — Она плакала то ли от облегчения, что не нужно больше носить в себе эту новость, то ли от раздражения на эту так некстати наступившую беременность, и слезы неудержимо катились по ее щекам. — Ты мужчина, ты не понимаешь, что ничего приятного в этом нет…

Он целовал ее глаза, ее мокрые щеки, мгновенно вспухшие от слез губы…

— Это ты ничего не понимаешь! — Он подхватил ее на руки и закружил по тесному кабинету. Ее изящные туфли на высоких шпильках полетели в разные стороны. Она засмеялась и обняла его за шею. Бумаги, лежащие на столе, подняло потоком воздуха, и они разлетелись по полу.

Если бы кто-то сказал Сергею Кузнецову, что ему нравятся беременные женщины, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. Он сказал бы, что, как и большинство мужчин, предпочитает блондинок. Сексуальных блондинок со спортивной фигурой. Спортивных блондинок с сексуальной фигурой. Спортивных брюнеток, крашенных под блондинок. И так далее и тому подобное. На самом же деле взгляд его безошибочно находил в толпе беременных женщин — особая умиротворенность устремленного во внутренний мир взгляда, чуть припухшие губы, осторожная походка… Глаз его лучше любого теста на беременность определял женщин, ждущих ребенка, даже если внешне еще ничего не было заметно. Именно таких женщин он выделял среди остальных. И его тянуло к ним со страшной силой. Он пытался знакомиться на улице, в институте, но девушки уклонялись от знакомства, не назвав никакой мало-мальски серьезной причины. И так же, пять лет назад, его потянуло к тоненькой сероглазой девушке, которая вела у них в институте секцию по аэробике. Они с Геркой ходили тогда «качать железо». А девчонки тренировались в другой половине огромного зала. И он сразу, с первого дня, увидел в ее серых глазах нечто, что неудержимо повлекло его к ней. Но он стеснялся подойти и нарваться на очередной отказ. Герка заметил, что его друг день за днем пялится на хорошенькую тренершу. Он первый подошел и познакомился с ней. А потом познакомил его.

Все это сейчас, когда Лика вышла, неожиданно всплыло в памяти. Он вспомнил, как Нина тогда тоже отказалась с ним встречаться, и когда он прямо спросил ее — почему? — она вдруг так же прямо ответила, что беременна. Он смутился, смешался. Только и промямлил: «Твой муж, наверное, счастлив». «А у меня нет никакого мужа», — ответила она. И он точно так же, как сейчас Лику, подхватил ее на руки. «Тогда я делаю тебе предложение!» — сказал он. Правда, он еще долго ходил за ней, ухаживал полгода, до самого Димкиного рождения. Со стороны, наверное, это казалось странным — ну как можно ухаживать за беременной! А он был счастлив. Нина сказала наконец «да», когда он явился в роддом забирать ее и Димку. С огромной охапкой желтых нарциссов. Он привез ее и смешного краснолицего младенца к ней домой, а вскоре перевез к ним свои вещи. К себе он не решился их везти — мать его Нину так и не приняла. Елена Александровна внешне смирилась с его выбором, когда Сергей официально женился на Нине, и даже приехала посмотреть на ребенка, привезла подарки. Но простить невестку, которая, как ей казалось, хитростью завлекла сына, да к тому же была старше его на шесть лет, так и не смогла. И она непроизвольно поджимала губы, когда заходила речь о Нине. «Да уж, — цедила она, — спортсменка, комсомолка, к тому же еще просто красавица!» «Знаем мы, — добавляла она уже только в кругу близких подруг, — как эти спортсменки ноги широко расставлять умеют…»

Когда Сергей начал заниматься компьютерным бизнесом, Елена Александровна очень радовалась успехам сына. Сначала она втайне гордилась его удачными первыми шагами (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!), потом и открыто стала хвалиться. И только Нина была каплей хинной горечи в этой ложке меда. Сначала Сергей думал, что со временем все образуется. Сам он был в восторге от маленького Димки, купал его, гулял с ним, приезжал с коляской к родителям. Но, видя, что мать не скрывает раздражения при виде «внука», поездки эти вскоре прекратил. Их с Томашевским бизнес все расширялся, и он с головой ушел в работу. Конечно, он мечтал о собственном ребенке, да и Нина была не против завести еще малыша. Возможно, появление этого ребенка и примирило бы невестку со свекровью, но Нина больше не беременела. Просидев два с половиной года дома, она пошла работать. Сережин приятель порекомендовал ее в частную школу. Сергей внешне был доволен — красивая молодая жена, машина, квартира в новом доме — постороннему могло показаться, что уж эта-то пара точно получила от жизни все. Но Сергей мучительно хотел детей — своих детей. Так, как хочет детей женщина, обреченная на бесплодие. Это был редкий тип мужчины, любящий маленьких детей. Крохотному Димке он уделял едва ли не больше времени, чем Нина, приходя в восторг от ручек, ножек, складочек новорожденного. Герка подсмеивался, когда Сергей, развернув младенца, показывал ему: «Ну посмотри, посмотри, какие у него пальчики! Какие ноготочки!»

И вот теперь — Лика.

Выйдя от Сергея, Лика быстро пошла по коридору, стараясь не попасться никому на глаза. Не хватало только, чтобы ее увидели с поплывшей косметикой! Но совсем рядом со спасительной дверью со скромной табличкой «Бухгалтер» она буквально налетела на Томашевского.

— Ликуся, лапочка… — Он попытался обнять ее своими ручищами, но она увернулась, желая прошмыгнуть в свою комнатушку. Но он загородил ей вход.

— Что такое? Мы плакали, — ерничал он. — Глазки красные, личико того… тоже красное! Начальник, зверь, обидел?

— Пусти. — Она вознамерилась обойти его сбоку, но он с тупым упорством снова развернулся к ней. Она обострившимся обонянием уловила отчетливый запах алкоголя и фыркнула про себя: «С утра уже где-то пил!»

— А почему на «ты», я тоже вроде начальник, а? — Томашевскому явно хотелось покуражиться.

— Отцепись! — Оттолкнув его, она наконец протиснулась в свою каморку. Снаружи послышалось глупое Геркино хихиканье. Вот чучело! Она с досадой посмотрелась в зеркало. Так и есть! Все растеклось. Хорошо, хоть клиенты не видели. Ну ладно, скоро все это закончится. Ей не придется больше работать в этой тесной, плохо проветриваемой конуре. И терпеть Геркины пошлые шуточки. Как только она выйдет замуж за Сергея, она больше никогда не будет работать.

С раннего детства Лика Малышева отличалась особой миловидностью. К тому же и характер у белокурой черноглазой малышки был прекрасный. Родители не могли нарадоваться на дочь. Со временем волосы у девочки потемнели, стали почти черными, а вот характер остался прежним. Лика исправно ходила в школу, занятий не прогуливала, с плохими компаниями не водилась, хотя и звезд с неба не хватала — училась на твердые четверки. На семейных праздниках, когда подвыпивший дядя Лики, Леонид Петрович Малышев, начинал хвастать успехами двух дочерей-отличниц, Станислав Петрович, отец Лики, мрачнел. И когда дядя Леня предъявлял табели дочерей, Ленки и Витки, крутящихся тут же и явно ждущих этого приятного момента, Лика, которая особыми талантами не блистала, старалась незаметно уйти к себе. Кроме того, Витка играла на пианино, а Ленка училась в математической школе и ходила в изостудию при бывшем Дворце пионеров. И как-то однажды мать Лики, Вероника Валерьевна, не выдержала:

— При такой красоте, как у нашей Ликуси, ей физика с математикой ни к чему. А рисовать, к примеру, и обезьяну можно научить. Сейчас кого ни возьми — художник. Или на пианино бренчит, песенки пишет. Ни слуха, ни голоса. Такое услышишь — уши вянут. Даже, пардон, мат. Композиторы! — Вероника Валерьевна деликатно пригубила рюмку ликера. — А насчет учебы я вам вот что скажу: взять, к примеру, меня — в школе отлично успевала, институт окончила, теперь вот я старший экономист, — вздохнула она. — И что? Всю жизнь на заводе, вечно домой халтуру берешь… Своей дочери я такой жизни не хочу. И не уговаривайте. Вот Вита ваша, к примеру, куда со своим пианино денется? В музучилише? А что дальше? А дальше только оболтусов учить. На учительскую зарплату. А она меньше, чем, к примеру, у меня. А вот Лика у нас в театральный поступать будет, потом в кино сниматься. Правда, Ликуся? — И она обернулась к дочери.

К такому повороту событий Лика готова не была. О театре или о кино она даже и не думала. Но по вытянувшимся лицам Витки и Ленки поняла, что мать попала в точку. Обе племянницы Вероники Валерьевны красотой не отличались — были обычными, живыми девчушками с довольно заурядной внешностью, неопределенного цвета волосами и веснушками на носу. Непонятно было, что из них еще вырастет — прекрасные лебеди или гадкие утята. Лика же с самого детства была прекрасным лебедем — в этом можно было даже не сомневаться. И чувствуя, что в этот раз мать сказала что-то очень важное, двенадцатилетняя Лика согласилась;

— Да, я буду актрисой.

Витка и Ленка тут же притихли — никакой политехнический институт, никакое музучилище, о которых в их семье так много говорили, не могли и рядом стоять с театральным! Эту красивую Лику, конечно же, возьмут в театральный. И потом она будет сниматься в кино. А они, скорее всего, станут простыми инженерами — как папа и мама. Леонид Петрович с этого дня все меньше хвастал, потому что, как только он заводил свое, Вероника Валерьевна тут же доставала пухлый альбом с фотографиями Лики во всех ракурсах и заявляла:

— Вы только посмотрите, какая наша Ликуся фотогеничная! — И пела о театральном институте.

К окончанию школы она так заморочила всем голову, что, собственно, у Лики не оставалось выбора. И она поехала поступать в театральный. Вероника Валерьевна ходила гордая и рассказывала об этом всем и каждому. Когда же дочка вернулась ни с чем, материнскому разочарованию не было предела. Вероника Валерьевна переживала поражение гораздо сильнее, чем дочь. Лика же, пожив абитуриенткой в общежитии, очень быстро поняла, что стирать свое белье в облупленной душевой и готовить на общей кухне — это не для нее. Дома все это делала мать, не подпуская Лику ни к плите, ни к стиральному порошку — будущей актрисе не пристало портить руки! Конечно, Лика хотела поступить, и приемная комиссия обратила внимание на красивую девушку. Но в Лике не было искры, куража, которые так нужны для актерской профессии. И она не прошла даже во второй тур. Вернувшись домой, к убитой этим известием матери, Лика не выглядела особо огорченной.

— Ну почему, почему они тебя не приняли? — недоумевала Вероника Валерьевна, горестно глядя на Лику и не находя в своей дочери ни одного изъяна.

— Откуда я знаю, мама, — отвечала оголодавшая в столице красавица дочь, уписывая за обе щеки борщ. — Знаешь, в одной комнате со мной жила такая толстая, рыжая. — Лика сделала рукой в воздухе неопределенный жест, описывая, должно быть, расплывчатые формы рыжей. — Так она прошла во второй тур.

— И поступила?! — негодовала Вероника Валерьевна.

— Откуда я знаю, мама, — отвечала Лика, принимаясь за второе. — Я же уехала.

— Наверное, на лапу дали.

Мать все не могла оправиться от полученного удара и искала причины — ну не могли ее Ликусю, такую красавицу, такую умницу, не принять, когда какую-то толстую, рыжую — чью-то дочь или племянницу — наверняка приняли.

— Ничего, на следующий год снова поедешь. — Она уже наливала Лике чай и пододвигала пироги.

— Никуда я не поеду, мама. — Лика решительно надкусила пирог с вишней.

Вероника Валерьевна остолбенела. Как это не поедет? Позанимается как следует и поедет. Возьмут репетитора, сколько бы это ни стоило. Завтра же она начнет наводить справки. Но Лика уперлась:

— Я все уже решила, мама. Я поступаю на курсы секретарей.

— Каких еще секретарей? — У Вероники Валерьевны подкосились ноги.

— Секретарей-делопроизводителей.

— Но почему, — недоумевала мать, — почему именно секретарей?! Можно ведь попытаться поступить и в наш институт. Он хоть и не столичный… — Она все еще хотела видеть дочь человеком искусства. — В наш Институт культуры, к примеру.

— Ну, и кем я буду? — Лика была неумолима. — Массовиком-затейником? Библиотекарем? Знаешь, как называют твой институт культуры? Институтом старых дев.

Вероника Валерьевна была сражена. Ее дочь, ее красавица, ее сокровище будет какой-то там секретаршей! А эта серебряная медалистка, эта мартышка Витка, старшая Ленькина дочь, поступает в университет, на кибернетику. И наверняка поступит! Горю Вероники Валерьевны не было предела. Вернувшийся вечером с дачи с ведром клубники Станислав Петрович не был особо удивлен. Он с самого начала не верил в театральную затею, но благоразумно молчал. Но решением Лики пойти на курсы секретарей был возмущен не меньше жены.

— Может быть, врачом… — неуверенно предложил он.

— Слава, ты в своем уме? — Вероника Валерьевна трезво смотрела на жизнь. — Каким врачом? Ты знаешь, сколько нужно дать, чтобы поступить в медицинский? Даже если мы квартиру продадим, все равно не хватит. Вот только если в медучилище…

— А что? — Отец явно обрадовался. — В медучилище! Хорошая профессия.

— Да, бабкам всю жизнь клизмы ставить, — скривилась Лика.

Свою дочь, с внешностью кинозвезды, с клизмой в руках — этого Вероника Валерьевна просто не могла представить.

— Может, еще подумаем, Ликочка, — неуверенно предложила она.

— Вы думайте, а я уже решила, — отрезала она.

Мать с отцом еще неделю ломали головы, придумывая достойное занятие. Робкое предложение матери о карьере модели Лика отмела сразу. И ростом не вышла — всего 160 сантиметров, да и без богатого спонсора такая карьера была немыслима. Так она матери и сказала. Вероника Валерьевна, безнадежно отставшая от жизни, недоумевающе посмотрела на дочь.

— А может, без спонсора попробовать?

— Тогда уж лучше сразу на панель, мама.

Мать запричитала, что в их время красивая и умная девушка легко могла найти себе достойную работу и без спонсоров, и без унижения…

— Ну, а я о чем говорю, мама. Секретарь и есть достойная работа. Что в ней недостойного?

Постепенно родители пришли к тому же выводу: секретарь — достойная работа. И мать даже сходила в отдел кадров, справилась, не будет ли у них вакансии секретаря. Потом вышла на секретаршу директора, Ирину Викторовну, которая как раз через год собиралась на пенсию. Та пообещала похлопотать. Радостная Вероника Валерьевна пришла домой и выложила эту новость мужу и дочери. У Лики вытянулось лицо — ей совсем не улыбалось работать с матерью на заводе какого-то там станкостроения. Кроме всего прочего, в перерыв мать будет таскать ее в заводскую столовку есть паровые котлеты и винегрет… У нее были совсем иные планы. Но она дипломатично промолчала, сделав вид, что даже довольна таким поворотом дел. Как здраво рассуждала Лика, через год все может случиться: Ирина Викторовна может передумать уходить на пенсию, или у директора найдется какая-нибудь безработная родственница… Или даже завод может закрыться — мало, что ли, закрывалось всяких заводов в последнее время?

Наконец родители заплатили за курсы, и Лика стала усердно их посещать, мечтая о том дне, когда она, неприступная и прекрасная, будет сидеть в приемной не какого-то там директора завода станкостроения, а у молодого, богатого, красивого бизнесмена или банкира. А потом бизнесмен или банкир заметит ее красоту и другие таланты и оценит их по достоинству. А дальше… Дальше фантазия Лики простиралась так далеко, как бывает только в семнадцать лет.

Через три месяца Лика успешно окончила курсы, получила свидетельство, но устраиваться на работу не спешила. И уговорила родителей дать денег еще на одни курсы — компьютерные. Знание компьютера на курсах секретарей давали самое поверхностное и на одну машину было так много учащихся, что общее время, проведенное у монитора, едва ли равнялось часу. Родители выслушали резоны дочери и денег дали — до пенсии Ирины Викторовны время еще было.

В апреле, с двумя свидетельствами на руках, Лика стала искать работу. Мать просила ее подождать, но Лика возмутилась:

— А вдруг ваша Ирина Викторовна еще год не уйдет? Или два? Мне что, на вашей шее сидеть?

Против такого возразить было ничего. Однако найти работу оказалось ой как не просто! Накупив газет, Лика с энтузиазмом принялась звонить по объявлениям. Секретари требовались. Лика хорошо запомнила, как практически по первому же объявлению ее пригласили на собеседование. Наскоро собравшись, она помчалась по указанному адресу — и всю дорогу боялась, что кто-то приедет раньше и ее не возьмут. Помещение, в которое она пришла, по телефону гордо назвали словом «офис». На самом деле это была крохотная комнатушка под самой крышей проектного института. Лифт в тот день почему-то не работал. Может быть, он вообще уже не работал — институт медленно умирал и сдавал помещения под различного рода конторы, продлевая собственную агонию. На восьмом этаже Лика нашла нужную ей вывеску. Низенький толстяк, встретивший ее, не понравился ей с первого взгляда. Слишком масленые были у него глаза. Предъявив свои бумаги, Лика уселась по другую сторону стола и скромно поджала ноги. На свидетельства толстяк практически не посмотрел. Для приличия расспросив кое о чем, он тут же заявил, что она им подходит. Кому «им», Лика не поняла — в офисе больше никого не было.

— Ну, так я жду завтра в девять, — сказал Лике неприятный тип с маслеными глазами, просивший называть его «просто Ромой».

— Хорошо. — Она поднялась со стула и несколько робко спросила о зарплате.

— Триста баксов, для начала. — Толстяк положил руку Лике на плечо. — Конечно, если мы с тобой сработаемся, детка…

Лика испуганно шарахнулась в сторону.

— Что значит — сработаемся? — Голос Лики предательски дрогнул. Она хотела выглядеть старше, опытнее, но он сразу, с порога ее раскусил — зеленая девчонка, первая попытка. Ничего пока не умеет. Но зато какая свеженькая и хорошенькая…

— Это значит, что зарплату я тебе даром платить не буду, понятно? — «Просто Рома» плотоядно окинул взглядом туго обтянутую свитерком высокую грудь. — Бумажки эти твои, — кивнул он небрежно на стол, — выеденного яйца не стоят.

— Хорошо, я подумаю. — Лика дрожащими руками сгребла со стола два своих свидетельства и пулей вылетела наружу. Быстро цокая каблучками парадных туфель по рассыпающемуся пыльному паркету, она по-спринтерски пробежала длинный институтский коридор и ринулась вниз по лестнице. Ей казалось, что толстяк гонится за ней. Выскочив на улицу, она перевела дух — конечно же, никто за ней не гнался. Люди спокойно входили и выходили, по-весеннему орали воробьи, на деревьях распускались почки, и асфальт просыхал прямо на глазах. Она медленно пошла по бульвару на ватных от испуга ногах, нашла свободную скамейку, достала сигареты и закурила. Курить она начала на курсах — почти все девицы курили, и Лике надоело выглядеть белой вороной. Закурив, она успокоилась. Триста долларов — огромные деньги. Матери на ее заводе не платят и половины этой суммы, даже вместе с халтурой. А здесь — понятно за что, — она горько усмехнулась. За тесное общение с мерзким толстяком. Только Лика на это не пойдет. Ни за какие деньги.

Неудачный опыт кое-чему ее научил. Теперь она пыталась понять по голосу, с кем имеет дело. Если голос был нейтральным, в такое место стоило поехать. Если же игривый — Лика без сомнений клала трубку. Пару раз она нарывалась на набор девушек «для работы за границей». Один раз ей предложили «сняться для обложки журнала». Она вежливо благодарила и отказывалась. После позорного побега от сексуально озабоченного толстяка она поняла: гнаться за ней никто не станет, нужно просто повернуться и уйти. В серьезных же конторах требовались секретарши с опытом, со знанием хотя бы одного иностранного языка. Ликины документы в таких местах вызывали у работодателей презрительно-ироническую улыбку. Они просили Лику показать, как она умеет работать с компьютерными программами — и если здесь все было более-менее сносно, то с орфографией она не дружила, да и скорость набора текста оставляла желать лучшего. Яркая же внешность никакой роли не играла, даже, как она быстро поняла, была помехой.

После полутора месяцев мучительных поисков, когда Лика стала уже потихоньку думать, что Ирине Викторовне и впрямь пора бы на пенсию, судьба наконец сжалилась над ней. В их районе открыли огромный супермаркет и, возвращаясь после очередной неудачной попытки, она увидела на двери объявление — «Требуются…». Секретарей в длинном списке не было, но она вдруг решительно толкнула двери и вошла. С той же решительностью (сказывался уже большой опыт) она подошла к администратору и сказала, что по объявлению. Администратор без лишних разговоров направила ее в расположенный в глубине магазина кабинет. Лика и сама не знала, что на нее нашло — то ли надоело каждый день брать деньги на проезд и всякую мелочевку у родителей, то ли действительно это был ее день, — но она очень бойко предъявила свои бумаги и заявила, что ее устроит любая работа. Заведующая с интересом взглянула на красивую и явно неглупую девушку, одетую скромно и со вкусом — здесь Лика всегда была на высоте, — и сказала:

— Ну, зачем же на любую? Вы секретарь со знанием компьютера, я смотрю?

Лика утвердительно кивнула, дыхание у нее почему-то перехватило. Заведующая же любезно продолжала:

— Мне как раз нужен секретарь. Кажется, вы нам подойдете.

— Я буду стараться, — пролепетала она.

Это была манна небесная — работа рядом с домом, приличная зарплата — не такая, правда, какую ей сулил толстяк, но по сравнению с копейками, которые Лике давали на карманные расходы… Она летела домой, как на крыльях, молясь про себя, чтобы эта милая Лидия Андреевна не передумала и не взяла кого-нибудь другого. Взлетев на свой четвертый этаж, она нетерпеливо жала звонок, пока встревоженная Вероника Валерьевна ей не открыла.

— Ликуся, что случилось?!

— Ничего. — Красная, запыхавшаяся от быстрого бега по лестнице, Лика неожиданно обняла мать. — Мамочка!

— Да что случилось?! — От такого неожиданного проявления чувств Вероника Валерьевна перепугалась еще больше. Лика отстранилась от матери и выпалила:

— Я нашла работу!

Вечером, когда семья мирно пила на кухне чай с купленным по такому случаю тортом, Лика в который раз пересказывала, как она увидела объявление, как ничего про секретарей в нем не было, но что-то ей подсказало… Недавно вернувшийся с работы Станислав Петрович тоже, казалось, был рад.

— Только ты смотри, доча, не очень позволяй этому своему заведующему… — Он покосился на жену. — Сама знаешь, в каком смысле!

Лика застыла с набитым ртом. Потом до нее дошел смысл сказанного, и она прыснула:

— Папочка, да это женщина!

Немного сконфуженный — упустил такую важную часть рассказа, что заведующая — женщина, Станислав Петрович попытался перевести на другое.

— Я имел в виду, чтобы не позволяла кричать на себя…

— Ничего, и покричит, если нужно. — Вероника Валерьевна так радовалась Ликиной первой работе, что уже заочно одобряла эту самую заведующую. — На любой работе не без этого…

Лика проработала в супермаркете три года. Действительно, оказалось не без этого. Лидия Андреевна была человеком настроения — то метала громы и молнии, то расточала любезности. Очень скоро Лика научилась понимать, какова сегодня ее начальница и чего от нее можно ожидать. Работы было много, но это была хорошая школа — Лика многому научилась. Она бойко обращалась с документами, стала быстро печатать, а что до грамматики — во-первых, Лидия Андреевна, сделавшая быструю карьеру от рядовой продавщицы до заведующей, и сама была в ней не сильна, а во-вторых, заложенная в компьютер программа автоматически находила и исправляла ошибки. Лика привыкла к своей работе, она ей нравилась, зарплату медленно, но верно повышали, и только одно омрачало эту идиллию — Ликины несбывшиеся мечты о прекрасном принце.

К хорошеньким девушкам, работающим на кассах, часто клеились молодые люди — иногда просто веселые безденежные студенты, забегающие купить тощий кефир и пару булочек на ужин, иногда — скоробогатеи с полными тележками дорогой снеди — эти всегда приезжали на дорогих авто, даже если жили неподалеку. Вечером, по окончании рабочего дня, Лика часто наблюдала, как та или иная девушка садится в поджидающую ее машину. Сначала она остро завидовала кассиршам — целый день они общаются, знакомятся — а она сидит в кабинете, как мышь, заваленная бумагами. Ну почему она сразу не пошла работать на кассу — ведь кассирш тогда только и набирали! Но постепенно она поняла, что стоит в иерархии магазина гораздо выше кассирши — любая из них променяла бы сомнительное удовольствие сидеть на сквозняке по двенадцать часов в день на уютную приемную начальницы.

Однажды, когда Лика выходила через служебный вход, она и увидела его. Он вышел из темно-синего джипа «Чероки» и почти столкнулся с Ликой в дверях.

— Скажите, девушка, — обратился он к ней, — Лидия Андреевна еще не ушла?

— Уже ушла. — Лика исподтишка рассматривала молодого человека и прикидывала: это его собственная машина или, может быть, родительская?

— А когда она завтра будет, случайно не знаете?

— Случайно знаю. Я ее секретарь. Лидия Андреевна обычно приходит к десяти. А я прихожу к восьми, — зачем-то добавила она.

— Вот как… Я должен передать ей кое-какие бумаги. — В руках у него действительно была пластиковая папка.

— Так давайте, я передам. — Она протянула руку к папке.

— Нет, — быстро убрал он папку за спину, — откуда я знаю, может быть, вы вражеский лазутчик?

Сейчас или никогда! Она уже год работает здесь и смотрит, как другие девушки вечерами уезжают развлекаться со своими кавалерами, а она — она, которая со своей внешностью может дать фору любой из этих смазливых кассирш, — пешком уходит домой. Может быть, это и есть ее шанс. Она явно ему нравится. Он явно хочет продолжить эту игру. И она сказала:

— А вот приходите завтра к Лидии Андреевне, и посмотрим, какая я Мата Хари.

— Ого! — Он удивился. — Это имя вам подходит. Вы такая… яркая. И симпатичная. Олег.

— Лика.

— Лика? Это Анжелика? Класс! Клевое имя.

В тот вечер он порывался отвезти ее домой, но она не согласилась. Не хотела, чтобы он увидел, в каком доме она живет. А если бы он пошел провожать ее до квартиры — и Станислав Петрович в одних семейных трусах, по случаю жары, открыл бы двери! Или мать пригласила бы его войти! Нет, это немыслимо. И она вежливо, хотя и с тайным сожалением, отказалась.

Назавтра он приехал, намного раньше, чем пришла начальница, и все время до ее прихода проболтал с Ликой. Он успел узнать ее телефон, сколько ей лет, и назначил свидание.

— Небось, клеил тебя.

Задумчиво засмотревшись на дверь, за которой скрылся посетитель, она и не заметила, как заведующая вышла из кабинета.

— Ну что вы, Лидия Андреевна, — пролепетала она. — Совсем нет… — И густо покраснела.

— По твоему лицу вижу, что нет. — Начальница положила на стол ей какие-то бумаги. — Красная как рак! Размножишь и разнесешь по отделам. А с хозяйским братом связываться тебе не советую.

Лика сидела на своем месте, и щеки у нее горели. Старая лошадь! Хозяйский брат! Не советует! А что она ей может посоветовать — по одежке протягивать ножки, как однажды ядовито изрек противный дядя Леня? Или что она хотела этим сказать?

Прошло два года, прежде чем до нее дошло, что хотела сказать Лидия Андреевна. Что Олег не из тех, кто женится на какой-то там секретарше. Да, они очень весело и мило проводили время, но не более того. Зря она боялась, что он войдет к ним в квартиру и увидит, как скромно они живут, — ему и в голову не приходило пойти к ней домой. И он ни разу не изъявил желания познакомиться с Ликиными родителями. Довозил ее до подъезда, махал ручкой — и все. Ей очень хотелось, чтобы Олег сделал ей предложение. Но она благоразумно молчала об этом. Может быть, если она забеременеет, он на ней женится? И однажды она осторожно спросила:

— Олег, а вдруг я забеременею?

— Сделаешь аборт. Ну что ты волнуешься, зайка. — Он протянул руку и усадил ее рядом с собой на постели. — Ты же знаешь, я всегда осторожен…

Значит, и ребенок ничего не решит — в тот вечер она приехала домой с таким горьким выражением лица, что Вероника Валерьевна встревожилась.

— Ликуся, ты не заболела? — Она осторожно постучала к Лике в комнату и вошла. — Смеряй-ка температуру. — И протянула Лике градусник.

— Не заболела, мама. — Она взяла у матери градусник, повертела, и вдруг изо всех сил шваркнула его об пол. — Не заболела!

— Боже мой, боже мой! Ликуся, что ты?! Ртуть раскатилась! — Вероника Валерьевна не знала, то ли бежать на кухню за веником, то ли броситься утешать любимую дочь.

— Да уйди ты! — Лика разрыдалась, уткнувшись в подушку, потом подняла мокрое от слез лицо и ровным голосом попросила:

— Уйди, пожалуйста, мама…

«На работе неприятности, — сделала вывод Вероника Валерьевна. — Вечно эта работа проклятая, с утра до ночи работа. На ней уже лица нет». И потихоньку стала наводить справки — нет ли где вакансии.

Через неделю, вечером, воротившись с семейного торжества, на которое дочь благоразумно не пошла, Вероника Валерьевна поскреблась к ней в комнату.

— Ликуся, к тебе можно?

— Да, мама. Зачем ты спрашиваешь?

— Ну, знаешь ли, ты у нас уже взрослая девушка… — После спиртного Веронику Валерьевну всегда тянуло на демократизм. — У тебя могут быть гости.

— Мам, ну какие гости! — Лика с досадой отложила журнал и для приличия спросила: — Весело было?

— Ой, да ну как всегда!

— Что, дядя Леня опять зачетками тряс?

— Витка замуж выходит, — сразу сообщила главную новость Вероника Валерьевна. — Жених гол как сокол. А туда же — свадьбу!

— Поздравляю. — Лика опять взялась за чтиво.

— Я тебе не это хотела сказать. — Мать присела к Лике на тахту. — Там подруга Галкина была, ну, ты ее знаешь, толстая такая, родинка большая у нее на шее… Да знаешь ты ее! Ну, Ольга Томашевская, ну, работают они вместе, — объясняла не понимающей Лике Вероника Валерьевна. — Да, ну даже не в этом дело. — Она несколько запуталась и поэтому перешла сразу к главному. — Сын ее, Гера… так вот у него какая-то фирма — то ли склад, то ли магазин. Компьютеры эти самые твои любимые. Так вот они хотят к себе секретаря, и не просто секретаря…

— Ну и при чем здесь я? — Лика вытащила из-под пледа ноги и села рядом с матерью. — Я тебя, между прочим, сто раз просила не обсуждать ни с кем мою работу…

— Я твою работу ни с кем и не обсуждала, — обиделась Вероника Валерьевна, — я только хотела как лучше. Этот самый Гера, сын этой Ольги, — ну которая с родинкой… Ну, Ольга — подруга Галкина, а Гера этот — ее сын. Поняла, какая Ольга? — Вероника Валерьевна все никак не могла втолковать дочери, кто такая Ольга Томашевская и почему понять это Лике было необходимо. Лика совершенно не помнила никакую толстую Ольгу с родинкой, но вяло махнула рукой, чтобы успокоить мать.

— Да поняла, поняла…

— Вот! Так он ищет секретаря, я тебе говорю, и не просто секретаря, чтобы для развлечения там… — Она осеклась и испуганно покосилась на дочь. — Ну, я имею в виду, чтобы не просто для красоты сидела и ногти целый день мазала, а чтобы, к примеру, и в бухгалтерии немножко разбиралась.

— Мам, ну я же не разбираюсь в бухгалтерии!

— Ничего, на курсы можно пойти. И я у тебя, — приосанилась мать, — как-никак старший экономист. На первых порах я бы тебе помогала. И зарплату он бы тебе сразу хорошую платил, и не сидела бы до самой ночи, как, к примеру, в магазине этом твоем…

— Ну какие курсы, мама, — не пойду я уже ни на какие курсы! — Лика выглядела совершенно незаинтересованной, а на самом деле сообщение матери ее заинтриговало. Ей уже давно хотелось разорвать отношения с Олегом. Но она несмела решительно отказать ему, боясь потерять работу, не найдя новой. Да и шушуканье магазинных девиц за спиной стало раздражать. Ее отношения с младшим братом хозяина уже ни для кого не были тайной.

— Я вот телефон взяла у этой самой Ольги. — Вероника Валерьевна протянула Лике бумажку. — Сказала, что ты позвонишь.

— Мам, поедем? — Димка тряс Нину за руку. — Поедем, мам?!

— Димыч, какой ты липучий! Ну как тебе не стыдно? Смотри. — Она загнула ему к ладошке один палец. — У бабушки Оли две недели был? Был. Это раз. Потом — мы с тобой на озеро ездили? Ездили. Это два. — Второй палец никак не хотел загибаться, и она вздохнула: — Что ты, в самом деле, такой приставучий, Дим? Прямо как репей! Как папа скажет. — Она поцеловала его в ладошку, вздохнула и отвернулась.

— Я знаю: папа разрешит!

— Папа, папа… Дим, а не пойти ли нам прогуляться? — Она должна все время двигаться, только бы не сидеть на месте и не думать об этом.

Гулять Димка готов был бесконечно.

— Тетю Васю возьмем? — деловито спросил он.

— Нет, Дим, давай сегодня сами погуляем. — Она не была готова говорить сейчас с Васькой. — Давай пройдемся, купим тебе что-нибудь вкусненькое…

— Пошли! — Радостный Димка кинулся надевать сандалии. Когда он нагнулся, из кармана выпал игрушечный автомобиль. Быстро, боясь, что мать увидит, он потянулся и схватил его. Но Нина все равно заметила:

— Опять?! Димка, ну ты же мне обещал!

— Мам, он мне его не давал! Я хотел с ним меняться, а он не хотел!

У маленького Димки был один большой, с точки зрения Нины, недостаток — он любил забирать и уносить домой чужие игрушки. Особенно если ему не давали ими поиграть. Никакие уговоры типа: «А там сидит маленький мальчик и плачет» на него не действовали — при отъеме у него похищенного он сам начинал неистовый вой.

— Зачем ты опять унес чужую игрушку?

Димка стоял набычившись, спрятав руку за спину.

— Димка, Димка… — У Нины не было сил ругать его. Было почему-то очень жаль и себя, и Димку, и этого мальчишку, который сейчас, должно быть, ревет, обнаружив пропажу своего лимузина. — Если хочешь, пойдем и купим тебе такой же.

Димка понял, что сегодня ругать его почему-то не будут, и воспрял духом.

Гуляли они долго, так что он даже устал и первый попросился домой. Дома было пусто, тихо и темно. Сергея до сих пор не было. Накормив Димку ужином и уложив спать, Нина уселась на кухне. «Будь он неладен, этот магазин!» — подумала она.

Сергей с Геркой открывали магазин. До сих пор они торговали просто со склада, снимая для этого подсобное помещение в доживающем последние дни окраинном универмаге. Свой фирменный магазин был их мечтой. Открыть его они хотели непременно к первому сентября, и там сейчас полным ходом шли отделочные работы.

Димка уже спал в своей кровати, и Нина прилегла рядом. Она просто сейчас не могла быть одна и притулилась к тихо посапывающему сыну. Не спалось, и в голову лезло разное. Было очень тихо, и вдруг на кухне звонком взорвался телефон.

— Нина?

— Сережа, наконец-то! — У вас все в порядке?

— У нас все в порядке, — усталым голосом сказала она. — Приезжай, мне нужно с тобой поговорить.

— О чем? — В его вопросе она уловила явное напряжение.

— Я не хочу об этом говорить по телефону. Приезжай, пожалуйста. Это очень важно.

На том конце провода ее муж замолчал и молчал так долго, что она встревожилась — может быть, пропала связь, и спросила:

— Алло?

— Она что, тебе звонила?

— Кто она?

— Ликина мать.

— Какая Ликина мать, Сережа? — Нина была крайне удивлена.

На том конце снова замолчали, потом Сергей сказал:

— Утром я приеду, и мы поговорим. Пока.

— Пока… — Она в недоумении положила трубку. «Какая-то Ликина мать. Лика, Лика… Кто такая Лика? Имя очень знакомое. Ах да, это их бухгалтерша, кажется. Почему ее мать должна была ей звонить? Должно быть, что-то важное, может быть, документы какие-нибудь… А меня целый день не было дома. Чертов магазин! Ни на какое море мы, конечно, уже не поедем. Димка будет реветь белугой, когда узнает. Сергей совсем замотался. Даже голос у него был такой… дерганый. Черт, никак не могу уснуть!» — Нина ворочалась с боку на бок, потом встала и снова пошла к Димке. Приткнулась на узенькой кроватке рядом со сладко сопящим сыном и стала считать овец. Она долго представляла себе этих грязно-серых унылых овец, бредущих неизвестно куда по унылой степи и теряющихся за горизонтом, пока сон не пропал полностью.

Он чувствовал, что запутался. Вчера Ликина мать звонила три раза, а сегодня, не успел он еще проснуться, как телефон на столе противно заверещал. Вечером он опять не поехал домой, а остался ночевать в офисе. Просто не мог разговаривать с Ниной, улечься с ней в одну постель после того, как они с Ликой практически прожили вместе две недели, пока жена с Димкой гостили у тетки. Просто не мог, и все. Телефон на столе надрывался, и он нехотя сполз с дивана, уронив простыню, и взял трубку. — Алло, Сережа?

— Да, это я.

«Опять, — подумал он, — да что ж это такое!»

— Ликуся еще не приехала?

— Нет, — сказал он со всем сарказмом в голосе, на который был способен. — Ликуся еще не приехала.

— Вот и хорошо. — Потенциальная теща, Вероника Валерьевна, понизила голос, как будто еще не приехавшая дочь все равно могла ее услышать. — Знаете, Сережа, — задушевно проговорила она, — Ликочку очень тошнит, и она вчера была у врача, и он сказал, что ей очень вредно волноваться! И еще… — Вероника Валерьевна говорила долго и обстоятельно, и Сергей изредка вставлял «да», «нет» и «конечно».

Попрощавшись и положив трубку, он выругался. Чего она лезет не в свои дела! Старая коза. Сейчас придет Лика, и… Нет, Лике ничего говорить нельзя — здесь ее мамочка полностью права — волноваться ей ни к чему. Но если эти звонки будут продолжаться и дальше… Нужно сказать Лике, чтобы мать не звонила ему на работу — и все. Натянув штаны, он снова снял трубку и набрал номер. К телефону долго никто не подходил. Наконец трубку сняли, и сонный женский голос пробормотал:

— Але…

— Вася?

— Ну… Сереж, это ты?

— Герка дома?

— Ушел уже.

— Извини. Досыпай.

Значит, Герка скоро будет. Это хорошо. А то он зашивается, а Герка снова где-то пропадает, Нужно поехать в магазин и посмотреть, что бригада сделала за вчера. Товар нужно заказывать — сейчас, после летнего затишья, когда выручка заметно упала, у них снова была хорошая продажа. Все готовятся к новому учебному году. Это очень хорошо. Можно сейчас взять большую партию с хорошей скидкой — он вчера договорился с поставщиком. И нужно наконец поехать домой и объясниться с Ниной.

В замке заскрежетал ключ, потом хлопнула дверь, и кто-то прошел по коридору. Или Лика, или Герка.

— Ку-ку, это я. — Геркина физиономия показалась в приоткрытой двери. — Ты чего, опять здесь ночевал? Серега, да если бы я из-за каждого похода налево домой не ходил…

— Заткнись, пожалуйста. Не твое дело.

— А чье? Этой маленькой потаскушки?

— Что? Что ты сказал?! — Сергей одним махом преодолел разделяющее их расстояние, схватил Герку за отвороты пиджака и втащил его в кабинет. — Что ты сказал?

— Совсем крыша у тебя, Серега, съехала. — Герка стоял и не сопротивлялся. — А что я еще могу сказать? Лучшего друга уводят из семьи. Как в пошлых романах — он был ейный начальник, а она была у него секретаршей. И была между ними любовь…

— Гера, я тебя очень прошу — не лезь не в свое дело. — Сергей выпустил наконец Геркин пиджак, и тот брезгливо расправил образовавшиеся замятины.

— Да я и не лезу! Спал бы себе с ней потихоньку, если очень приспичило, а ты шекспировские страсти тут разводишь… Там Нинка приехала… Работать надо, Серега! А ты романы крутишь.

— Насчет работать, это ты очень правильно заметил. — Сергей иронически окинул взглядом компаньона. — По-моему, кто-то из нас два дня неизвестно где пропадал. И этот кто-то — не я.

— Слушай, ну так получилось. — Смутить Герку было невозможно. — С нужным человеком, в нужном месте…

— Это в нужнике, что ли?

— Почти. Обстановочка, я тебе скажу, еще та была, — ухмыльнулся Герка. — Еле вчера до конторы дополз.

— Я заметил.

— Ой, какие мы ехидные! Кстати, это он мне кучу бабок должен.

— И что, вы с ним догуливали последнее?

— Между прочим, я не мог отказаться. Ты же знаешь прекрасно, что их бригада нас крышует. Да и вообще, он нам клиентов периодически подбрасывает. Что, разве не так?

— Между прочим, нам с другой бригадой нужно расплачиваться и за товар деньги перечислить, и все на этой неделе.

— Да помню я. — Герка поморщился. — На этой неделе все будет. Будут бабки, обещаю…

— Он уже на прошлой отдавал.

— Говорю, отдаст. Мы с ним как раз вчера все перетерли. Говорит, век воли не видать, бля буду…

— Он что, блатной? — Сергей насторожился.

— Да какой там блатной. — Герка презрительно махнул рукой. — Так, приблатненный. Изображает только из себя… Пальцы веером, сопли пузырем. Шестерит помаленьку.

— Хорошо шестерит, если такими бабками крутит… — Сергей прислушался — по коридору процокали каблучки, и рядом хлопнула дверь. Лика пришла.

— Ладно, давай дуй в магазин, а мне еще зубы почистить, умыться надо.

— Слушай, Серега, а она часом не беременная? — вдруг поинтересовался Герка.