Похождения Синдбада-Морехода Шахразада

– Знай же, мудрейший Мореход, что я вижу это не впервые. Некогда в далеких полуночных землях видел я такую пляску огней. Местные варвары, что надевают шкуры и так спасаются от лютого холода, говорили, что такое чудо я могу созерцать только в самых далеких и холодных землях. Мы же сейчас не на полуночи. Наоборот, мы спустились к полудню от нашего прекрасного Багдада, где царит халиф Гарун-аль-Рашид, да продлит Аллах его годы без счета. Боюсь, что наши испытания только начались.

– Ну что ж, мудрейший… Пусть это и так. Мы же не вернемся в Багдад только потому, что нас напугала какая-то небесная плясунья, что размахивает сейчас яркими юбками перед нашим носом. Зато подумай о том, какие чудеса ты сможешь описать халифу и какими знаниями обогатишься ты сам, когда мы доберемся до древней земли загадок и тайн!

Корабль продолжал скользить по глади моря, а над нами все так же бесшумно и величественно разыгрывалась изумительная феерия. Но потом краски стали тускнеть и вскоре исчезли совсем. Вместе с красками ушла из моего сердца непонятная тоска. Я себя чувствовал воином накануне сражения. Его отделяли от схватки считанные часы, а меня многие дни. И дни отделяли меня от поступков, не совершить которые я не мог.

Путешествие наше было пусть нетяжелым, но долгим. Но наконец подошло к концу и оно. Показался зеленый берег. Горы терялись в облаках, а море ластилось к песчаным отмелям.

– Итак, Синдбад, возблагодарим же Аллаха за то, что он даровал нам удачу. Перед нами древняя земля загадок и тайн, которую эллины называли Атлантидой. Сами же жители этих долин называют себя просто «великие», ибо считают свой народ самым древним и самым мудрым. Они уверены, что от них разошлись по миру и остальные народы. Отдаюсь целиком во власть твоего везения, Мореход. Нам нужно только одно – найти на этом удивительном острове ту самую тайну, сокровеннейшую из сокровенных, что станет жемчужиной среди тайн халифа.

И мы сошли на берег.

Вернее, мы вышли на причал, высеченный, похоже, из одного огромного камня. Здания порта, казалось, парили над землей, так легки они были. Их сложили из камней, выстроив столь искусно, что казались строения не каменными, а сшитыми из тканей. Порт жил несуетливо. Повозки с грузами катились сами собой, а их вожатые сидели спереди и выбирали дорогу меж других таких же повозок. Мы осматривались, не понимая, куда же идти и кого спросить.

Прошло несколько минут. Все мои спутники сошли с корабля. И тут рядом с нами появились (мы не заметили, откуда они пришли и когда) прекрасные женщины с открытыми лицами и тяжелыми мечами в руках. Суровая предводительница вышла вперед и спросила:

– Кто вы, неразумные странники, и как оказались на земле древней мудрости?

– Мы подданные халифа Гаруна-аль-Рашида и пересекли узкое бурное море по его повелению.

– Чего же хочется младшему брату нашей мудрости? С каким повелением он отправил вас в долгое путешествие?

Что-то удержало меня от прямого ответа. Я пробормотал:

– Он беспрестанно ищет знаний, которые еще не обрел в подлунном мире…

Надо вам сказать, братья, меня изумляло даже то, что женщины, прекраснейшие создания, несут стражу, словно суровые мужи. Но я понимал, что в разных землях могут быть разные порядки и разные обычаи.

После моих слов нечто странное произошло с суровой стражницей порта. Она улыбнулась так загадочно, что мне, скажу честно, братья, стало страшно.

– Горе тому, кто ищет ненужных знаний. Горе тому, кто пытается узнать еще неузнанное и познать доселе неведомое. Разве плохо вам то, что уже поведали мудрецы? Разве вашему халифу недостаточно того, что уже написано в книгах?

– Поверь нам, почтеннейшая, мы состоим на службе у нашего владыки. Его повеления – закон для нас. И потому мы решились нарушить ваш покой, пусть сами того и не желали.

– Пойдемте, чужеземцы. Я провожу вас к портовым стражам. Вы поедите и отдохнете, а мы попытаемся понять, что же делать с вами дальше.

Эти слова меня насторожили. За спиной ушедшей вперед главы стражниц мы с визирем переглянулись. В глазах Абу Алама была тревога. Позади себя я услышал шаги – верный Фарух прикрыл наши спины.

– Не опасайтесь, чужеземцы, – не оглядываясь, сказала повелительница стражи. – Мы не причиним вам вреда.

– Будьте осторожны, путешественники…

Эти слова произнесла молоденькая стражница, что шла рядом с визирем. Она старалась подойти как можно ближе к нам и говорить как можно тише.

– Мы действительно вреда вам причинить не можем. Но можем заточить в роскошных покоях на долгие годы. Там вы усвоите мудрость, воссиявшую над нашей страной, что гласит: «Наш век – век золотой. Все уже известно, что уже придумано. А те, кто стремятся к иному, посягают на сами устои нашего мира».

Я изумленно смотрел на девушку. А Фарух, приобняв ее за плечи, спросил:

– Малышка, а ты тоже так считаешь? Ты тоже думаешь, что в этом мире все известно?

– Убери лапы, варвар…

Эти слова она не проговорила, а прошипела сквозь зубы.

– Прости нас, прекраснейшая, мы не знаем обычаев твоей родины, – примирительно проговорил визирь.

– Это не моя родина, варвар! Это слезы наших матерей! Предательство древнего знания!

– Подожди-ка, красавица. Не торопись, говори подробнее.

– Не могу, мы уже почти пришли. Впереди розовое здание – это единственный выход из порта в город. Там вам все объяснят…

– Единственный выход… единственный выход из порта… не нравится мне такая мудрость, Синдбад.

Это сказал Фарух – иногда смелый до безумия, отважный и решительный воин.

– Вот что, чужеземцы. Если вы и в самом деле приплыли за знаниями, если повеление вашего владыки так важно для вас, я вам помогу… Не время сейчас спрашивать, почему я так поступаю. Если получится нам еще встретиться, тогда все объясню. А сейчас поспешите за мной.

Девушка ушла вперед. Мы приближались к воротам порта – вернее, к тому зданию, что она назвала единственным выходом… Но не дойдя буквально нескольких шагов, она бегом свернула к скалам. Мы последовали за ней, стараясь избавиться от погони. Вслед нам неслись слова:

– Куда вы, несчастные чужеземцы? Остановитесь! Вам никто не угрожает! Мы не причиним вам зла!

Крики стражниц становились все тише, мы убегали по узенькому коридору в скалах, вход в который был незаметен, а лабиринт так извилист, что только посвященный в тайну мог найти дорогу.

Когда каменный коридор чуть расширился, провожатая позволила нам остановиться. И она, и мы все тяжело дышали.

– Отсюда вам, чужеземцы, придется выбираться самим. Впереди только один коридор, он выведет вас в рощу у подножия горы. Там, в роще, вас будут ждать те, к кому вы стремитесь. Мне же остается попрощаться с вами. Быть может, когда-нибудь мы встретимся. Но я желаю успеха вашему путешествию. О корабле можете не беспокоиться: с ним ничего не случится. Но если решите возвращаться отсюда, постарайтесь сделать это ночью. А теперь прощайте…

И она, встав на цыпочки, поцеловала в щеку Фаруха, того самого варвара…

– А как же ты, прекраснейшая?

– Не беспокойтесь… Вы же могли меня заставить, верно?

И девушка исчезла за поворотом каменного коридора.

Мы, оступаясь и поминутно поминая Аллаха, вышли из-под сени камня. То, что мы увидели, рощей назвать было трудно. Величественные сосновые кроны насквозь пронзали лучи солнца. Запах смолы оглушал, а красота этого места делала немым любого вошедшего сюда. Вдали чернело строение. Сначала оно показалось нам каменным, но чем ближе мы подходили, тем более сомневались в этом. Глухие стены поднимались над соснами, узкие окна, больше похожие на бойницы, были расположены высоко над землей. И не было видно никакого входа…

– Красавица сказала, что нас будут ждать. Но что-то никого вокруг не видно. И никто нас не ждет.

– Погоди, Фарух, быть может, сейчас кто-то появится.

Не успел я договорить, как прямо у нас над головой раздался голос. Один Аллах ведает, как я не люблю эти бестелесные голоса, что возникают ниоткуда и чаще всего грозят только неприятностями.

– Кто вы, странники? Как посмели вы нарушить покой священного места знания?

– Эх, Мореход! – Фарух был здорово рассержен. – Мне уже порядком надоел этот вопрос. «Зачем приехали» да «как посмели»… Вот будь моя воля, сидел бы я дома, обнимал стан прекрасной наложницы и думал только о том, как сделать новый день спокойным и радостным… А вместо этого мы уже не первый год скитаемся с тобой по дальним странам в угоду странным желаниям нашего неугомонного повелителя.

– Да, мой друг, поверь, я бы тоже никуда не удалялся от собственного дома. И тоже мечтал бы лишь о покое и радости. Но наш повелитель, ты прав, не знает покоя, а потому…

Я обернулся к черным стенам неведомого здания и сказал громче, чем следовало бы:

– Мы появились на древней земле мудрости, ибо так захотел наш повелитель, халиф Гарун-аль-Рашид. Его манят неведомые тайны, он собирает их, как другой человек собирал бы монеты или драгоценности.

– Гарун-аль-Рашид… Неугомонный…

Голос изменился. Он был женским, низким и полным ласки, даже немного мечтательным. Чудеса творились вокруг нас. И даже великий визирь молчал. Полагаю, он, так же как и мы, был изумлен происходящим.

Бесшумно раскрылся вход – высокий и узкий портал вел нас по полутемным залам. Удивительные статуи, едва видимые в тусклом свете, улыбались загадочно. Вверх уходили бесконечные стеллажи. Свитки и таблички, книги и белые листы. Как это было похоже на хранилища библиотеки Искандера Двурогого!.. Но было и отличие – ни души, ни дуновения, ни звука. Только наши шаги гулко раздавались под высокими потолками.

– Куда мы попали? Что это за место?

– Думаю, друзья, это и есть хранилище мудрости… Мы попали туда, куда должны были попасть. Но где же люди? Кто же хранитель истинных знаний? И почему он прячется от нас?

– От вас никто не прячется, человечек!

Посреди зала появилась прекрасная и величественная женщина. Черты ее лица были безукоризненны, а одеяния необыкновенны как сон. Надменность, сквозившая в голосе, меня не оскорбила. Помнится, я даже подумал, что чем древнее земля и чем больше на ней тайн, тем презрительнее жители этой земли относятся к пришельцам…

– Так чего же хочет неугомонный Гарун-аль-Рашид? И почему послал сюда вас, а не явился сам?

– Наш повелитель собирает тайны. А мы пришли сюда по его повелению затем, чтобы самые сокровенные из тех, что будут доступны нашему пониманию, сделать и его знаниями…

Вперед выступил визирь.

– Халиф, да хранит его небесный свод, никогда не покидает дворца. Ибо только там ему доступны размышления в тишине, только там он может прислушиваться к душе своего народа. Только там его не отвлекает суета повседневной жизни и он может решать воистину великие задачи, которые достойны ума халифа.

– Ну что ж, этот урок ваш повелитель усвоил неплохо. А ты… – Женщина замолчала. Она словно прислушивалась или присматривалась к чему-то, недоступному нам. – А ты его визирь, бесстрашный и верный Абу Алам. Слава о твоих подвигах доходила до нас. Мы знаем и о твоем странствии по землям полуночи, слышали и о путешествии к полуденным землям. Теперь знаем ровно столько же, сколько знаешь и ты, но не так снисходительны к вашему царьку…

Женщина сделала несколько шагов, окинула нас всех долгим изучающим взглядом.

– Что ж, вы отважны и смелы. Наградой вам за это будут знания… Но для того, чтобы понять их, нужен не один день, нужно усердие и терпение. Готовы ли вы отдать часть своей жизни нам?

Мы в ответ лишь склонили головы. Ибо чего-то подобного и следовало ожидать.

– А если так, то присядем в этом зале. Здесь вы будете постигать науки, а потому для первого урока это самое подходящее место. Знайте же, пришельцы, что вы ступили на землю великих не в добрый час. Ибо здесь, где знания всегда были сокровищем, теперь они не нужны. Наши мудрые вожди вдруг решили, что все знания мира обретены, все тайны расшифрованы и теперь можно наслаждаться всеведением.

– Прости меня, уважаемая, – вступил в разговор визирь, – но что же тут плохого?

– Ты еще молод, визирь, и не все понимаешь. Плохо как раз то, что уже нечего разгадывать и узнавать. По мнению наших ученых…

В голосе женщины нотки печали сменились отчетливым презрением. Не очень она, вероятно, уважала этих ученых.

– Если все уже изведано, то значит, более не нужны ни библиотеки, ни ученые, ни суровая дисциплина, что необходима для познания мира… Так было решено более ста лет назад, и с тех пор в наших городах не написали ни одной книги, детям больше не надо ходить в школу…

– Это не похоже не полное знание… Больше это похоже не сытое свиное брюхо… А если детям более нет надобности ходить в школу, значит, они растут тупыми и ограниченными… – Фарух был не огорчен. Он был напуган.

– Увы, чужеземец, ты прав. Не только тупыми и ограниченными, но еще и ленивыми и падкими до удовольствий. Те же, кому скучно лишь наслаждаться и потреблять, стали изгоями. Хранители знаний изгнаны из городов. Некогда почетная роль познания стала печатью позора. А места, где раньше собирались ученые, заросли сорняками. Да и вы сейчас в стенах обители отшельниц.

– Отшельниц? – я невольно перебил мудрую женщину.

– Да, Мореход, отшельниц. Нас, хранителей знаний, совсем немного, и среди нас почти нет мужчин. Хотя, поверь, мы никого не изгоняем, не превращаем наш приют в тюрьму… Просто мужчины слабы. У них не хватает самоотверженности… Ведь хранить знания трудно, особенно когда понимаешь, что понадобиться они могут после твоей кончины или через столько лет, когда имя хранителя уже сотрется из памяти людской. Мужчинам нужна громкая и сиюминутная слава. Вот поэтому среди нас так много женщин… Да и приют наш так и называется: Чиао-линь – приют отшельниц.

О, как же заблестели в этот момент глаза моего друга Фаруха! Я его, конечно, понимал. Среди нас он был самым большим любителем приключений.

Но мудрейшая, оказывается, еще не закончила свой рассказ. Вернее, теперь она повествовала о том, что ждет нас впереди… Нас троих.

– Вы же, чужеземцы, невольно станете нашими учениками. Вам мы сможем передать то, в чем наш несчастный народ не нуждается. Вернее, то, в чем его намеренно ограничивают. Это не будут скучные и сухие уроки в четырех стенах. Ибо познание мира – это и познание нашего внутреннего «я», познание нашего тела, познание нашего духа. Вы увидите наши занятия, станете одними из нас. Быть может, ваше появление станет драгоценным не только для вас, но и для нас. Ибо сказано, что приобретать можно, только отдавая… Зовите меня Софией. Мудрость будет моим именем, а мои уста – ее устами.

Женщина легко встала и повела нас через внутренний дворик туда, где нам предстояло учиться, дабы приобрести знания, которых так жаждал наш халиф.

Дни наши стали похожи друг на друга. После завтрака мы начинали учиться. Уроки в зале со свитками сменялись уроками на свежем воздухе. Мы изучали науки о мире и о человеке, о знании и о защите. Учились защищаться палкой, мечом, руками и ногами. Учились защищаться взглядом и нападать силой мысли. Учились гармонии человека и природы, гармонии внутри человека. Мы учились с раннего утра и до глубокой ночи. Но и ночью мы тоже учились. Так нам стали ведомы и гармония движения небесных светил, и гармония движения человеческих душ и тел.

Дни проходили за днями, и постепенно у каждого из нас появились свои учителя, вернее, прекрасные наставницы. София опекала визиря, и со временем они перестали расставаться даже на ночь. Подругой смелого Фаруха стала дева, раскрывшая перед нами истинную роль сказок и преданий. Ибо в них, учила она, под маской невиданного и порой небывалого почти всегда скрыто истинное, хоть и забытое. И искусство всегда состоит в том, чтобы это истинное найти. Звали ее Шахразада, она была дочерью персидского купца, чье судно прибил ураган к берегу древней Атлантиды многие годы назад. А я прикипел душой к мудрой и отчаянной Заре, чье имя на языке моего народа значило «золотая». Ибо ее знания были много ценнее золота, а тело ее было прекраснее тел тех статуй, что видели мы каждый день в залах, где изучали мир.

Зара учила нас законам, что движут человеком, его поведением, желаниями и умениями. Особый урок она преподала мне тогда, когда прошел ровно год после нашего появления на древней земле мудрости.

Это была ночь необыкновенно звездная и необыкновенно тихая. Мы любовались небом из окна. Потом Зара потушила светильники, оставив лишь один у ложа.

– Сегодня я буду учить тебя послушанию.

Она поцеловала меня там, где пульсировала вена на шее. Что-то заставило меня вздрогнуть. Быть может, предчувствие необыкновенных ощущений. Или, быть может, страх…

Сердце учащенно забилось, и я почувствовал, как нарастает возбуждение. Затем закрыл глаза и отдался ее ласкам. Ее рука потянулась вниз, к моим чреслам. Другой рукой она сжимала мои бедра.

– А сейчас мы тебя разденем, – сказала она.

Кровь прилила к моему жезлу страсти. Я пытался поймать ее руки, но она вытащила несколько шелковых лент. Я словно пьянел от того, что делает Зара. Увлекая меня за собой, она сказала:

– Пойдем на ложе. Я выбрала шелка и кое-что придумала, а теперь просто сгораю от желания узнать, что же почувствуешь ты. Ведь ты расскажешь мне, Мореход?

Я указал на свои чресла.

– Мы томимся от желания узнать, что сегодня будет нашим уроком.

Лицо Зары озарила довольная улыбка.

– Это будет отличный урок. А вот сможешь ли ты его выдержать…

Она начала целовать меня, и все сомнения вылетели из головы.

Когда разгорался жар страсти, я всегда был повелителем. Я вел в бой свои войска и старался быть искусным любовником. Однако теперь, я понял, Зара была намерена поменяться ролями. Она неторопливо привязывала меня к ложу. Глаза ее при этом довольно блестели – она радовалась тому, что сможет найти кое-что новое в старой как мир любовной игре.

Зара сказала:

– Я хочу смотреть в твои глаза, когда ты соединяешься со мной.

Эти слова так завели меня, что на миг я потерял способность и видеть и слышать.

Она продолжила:

– Но теперь мы поменяемся местами.

Она шепнула:

– Ты станешь моим рабом.

Услышав это слово, я едва не подскочил на месте. Откуда она могла знать, чего мне иногда хотелось, откуда она могла это угадать?

Она взяла в руки красно-желтую ленту.

– Мой слепой раб, – сказала она мягко, но властно, повязывая ленту на моих глазах.

Пока мои руки были свободны – но я чувствовал, что это ненадолго, – я обнял выпуклости ее грудей, натягивая ткань одеяния. А когда я потянулся к ложбинке между ними, она застонала. Я потерся небритой щекой о ее набухшие соски, стягивая ткань и обнажая тело.

Зара позволила лишь насладиться, но потом отвела мои руки.

– Странник, с этой минуты ты мой раб и будешь делать только то, чего я хочу, и тогда, когда я захочу.

Она коснулась моих губ сначала грудью, а потом животом; мне мучительно хотелось поцеловать ее соски, но она лишь дразнила, не позволяя ничего. Меня пронзило невероятно острое желание. Такое острое, что я не заметил, как она привязала кисти лентами к толстым прутьям в изголовье. Проверив прочность узлов, она принялась целовать все мое тело начиная с рук.

Желание жгло огнем, я стонал.

– Зара, ты меня убиваешь.

Та лишь рассмеялась в ответ.

– Я этого и добиваюсь, – сказала она, принимаясь за мою левую руку. Я изогнулся в ответ на ее изысканные ласки. Когда через несколько секунд она спустилась к моим чреслам, я начал стонать от невыносимого наслаждения и лишь умолял ее не останавливаться и позволить любить ее.

– Дай мне ласкать тебя.

Она резко сказала:

– Молчи! Или ты хочешь, чтобы я заткнула тебе рот кляпом?

Я покачал головой; внутри меня росло новое чувство. Мне все больше нравилась эта игра.

– Нет, прости. Я буду хорошо вести себя. Клянусь.

– Хм, – проронила Зара, проведя острым ноготком по внутренней поверхности бедра и останавливаясь у основания жезла страсти, что нетерпеливо высился, томимый странной игрой.

– Не знаю, могу ли тебе верить, – сказала она; ее прикосновения мучили меня так, словно я был охвачен огнем. – Кто твоя госпожа? – жестко спросила моя строгая наставница.

– Ты, – ответил я.

Зара обвила мой жезл пальцами:

– А кто мой раб?

Я замер, не в силах пошевельнуться.

Она наклонилась к моему телу, и я почувствовал тепло ее дыхания.

– Я спросила, Мореход, кто мой раб?

– Я, – со стоном отозвался я. – Я сделаю для тебя все, все, что ты пожелаешь.

Спустя секунду она оседлала мою грудь. Теперь я отчаянно хотел ласкать ее сочащееся соками лоно: ее запах сводил меня с ума.

– Я освобожу одну твою руку, но ты должен пообещать мне, что не отступишь ни на шаг от моих приказов.

Я кивнул.

– Обещаю, госпожа.

Сейчас я был готов на все, лишь бы она позволила коснуться себя, ощутить ее вкус на моих губах. Я задрожал от предвкушения того, что мне предстоит. Зара, казалось, получала особое удовольствие от своей роли.

– Я так жажду наслаждения, – сказала она, разводя ноги на моей груди. Теперь ее аромат стал еще сильнее. Она приложила палец к моим губам.

– Погладь меня, раб.

Она направила мою руку к своим бедрам.

– Вот здесь, – сказала она.

Я начал гладить внутреннюю часть ее ног, подбираясь все ближе к тому заветному холмику, где прятался цветок наслаждения. Она, откинувшись назад, позволяла мне все более и более смелые ласки, затем словно нехотя отвязала вторую руку.

Не дав ей опомниться, я обхватил ее и придвинул к себе, чтобы насытиться вкусом ее соков. Она вздохнула, когда я жадно набросился на ее лоно, наслаждаясь и скользя языком в теплых изгибах.

– О да, еще, еще! – кричала она, и волна страсти накрыла ее.

Я пил ее удовольствие и первый раз в жизни ощутил, что мне хочется чужого удовольствия, как если бы речь шла обо мне самом. У меня не было времени понять, что происходит, потому что в следующий момент Зара уже снова привязывала мои руки.

– Хороший раб, – сказала она, наклонившись и поцеловав с такой страстью, какой я не мог припомнить.

– Ты пахнешь моей страстью, – пробормотала она, покусывая мою нижнюю губу.

Она впилась в губы жестоким, почти мучительным поцелуем. У меня перехватило дух. Аллах всемогущий, дай мне силы пережить такое! Я забыл обо всем на свете, желая лишь одного – продолжения этой неведомой ранее, но такой сладкой муки. Ее губы скользнули вниз по груди, остановившись на сосках. Через мгновение она осчастливила меня прикосновением к стержню страсти. Я был готов излиться в ту же минуту.

– Зара, – прошептал я, – не могу…

– Нет, ты можешь, – сказала она и наконец села на меня верхом.

Уже приближаясь к пику, я ощутил, что оказался в самой горячей пещере, которую только мог представить. Она двигалась так ритмично, что уже через минуту я словно впал в забытье.

Для меня в этот момент не существовало ничего, кроме ее волшебного лона, которое дарило незабываемые ощущения. До меня доносился ее протяжный стон, но я не мог оторваться от ее груди, словно жаждущий материнского молока младенец. Я извергался горячей лавой, не заботясь ни о чем, не желая упустить хотя бы мгновение этого необыкновенного урока страсти. Все остановилось, и я, казалось, не знал, как дышать. Зара освободила мои руки, и наши тела слились в едином порыве. Я крепко прижимал ее к себе…

Утро нового дня стало для меня утром нового взгляда на быстротекущую жизнь. И этот новый взгляд подарила мне Зара. Поминутно вспоминая ночной урок, я все более убеждался в равенстве мужчин и женщин, в величии того дара, который дает женщина мужчине, становясь его женой и отдавая ему без остатка всю себя.

Для визиря же пролетевший год стал годом бесконечных открытий. Он много раз говорил мне, что никогда не встречал утро так радостно, что никогда еще школярство не казалось ему столь сладким. Фарух молчал. Но на его лице лежала печаль. Такая же печаль все чаще омрачала и лицо нашей прекрасной учительницы сказок и преданий. Когда я спросил об этом своего давнего друга, Фарух мне сказал:

– Да, Синдбад, мудрый Синдбад, ты прав! Чем дольше мы здесь, чем больше я узнаю прекрасную Шахразаду, тем горше мне думать о том дне, когда покинем мы гостеприимный Чиао-линь. Ведь тогда придется мне расстаться с Шахразадой, светочем очей моих и душой мудрости. И она тоже печалится, когда думает об этом дне.

– Но, друг мой, ведь мы же еще не собираемся покидать древнюю Атлантиду, что же сейчас думать о расставании?

– Я думаю об этом все время, когда не вижу мою звезду… Но скажи мне, Синдбад, а когда мы покинем приют мудрости?

– Не знаю, Фарух, сейчас я вижу лишь, что мы познали ничтожно мало. Я понимаю, что мы до сих не нашли той мудрости, о которой смогли бы рассказать халифу…

– Синдбад, подумай сам. Ведь мы здесь можем остаться навсегда! Ибо чем более мы узнаем, тем более понимаем, что наше незнание куда огромнее, чем наше знание. Это же настоящая ловушка! Погоня за каждой новой идеей, за блестящим расчетом, за точным анализом движения светил бесконечна. Мы же никогда не сможем отсюда выбраться!

Я задумался о словах своего друга. Да, наши прекрасные учительницы каждый день говорили нам это. И только сейчас я начал понимать, что они и в самом деле искусно заманили нас в западню. Даже пожелай мы остановиться, у нас уже не было бы шанса – погоня за знаниями оказалось самой увлекательной из погонь, доступных человеку.

– Что же нам делать, Фарух?

– Нам надо бежать отсюда, Синдбад. Бежать сейчас, пока еще не вся душа отдана этим коварным женщинам. Пока у нас есть еще хоть капля сил, чтобы сопротивляться соблазну нового знания.

В тот же вечер я заговорил об этом с визирем. Абу Алам слушал меня очень внимательно, не перебивая. А выслушав, сказал:

– Любезный Синдбад, я и сам давно уже замечаю это. Наши прекрасные хозяйки, полагаю, совершенно сознательно заманили нас сюда. Они ничего от нас не скрывают именно потому, что считают, что мы отсюда никогда не сбежим. И боюсь, что так оно и есть. Я говорю тебе эти слова, но в моей душе ничто не кричит о долге перед халифом, мне хочется лишь нового дня ученичества…

– Что же нам делать, премудрый визирь?

– Боюсь, что Фарух прав. Вам надо бежать… Вас ждут дома жены, дети. Вы дали слово халифу, да хранит его Аллах всемилостивейший и милосердный…

– Нам бежать? А тебе?

– Боюсь, что я увяз, как увязает пчела в сладком меде. Страшно мне говорить такое вслух, но чувствую, что это правда.

Я ушел от визиря опечаленный и встревоженный.

Прекрасная Зара, почувствовав, что со мной творится, пыталась меня отвлечь от тягостных мыслей. Но самые искусные ласки не могли развеять страшную мыслю о ловушке.

Утром я снова говорил об этом с Фарухом и визирем. И чем больше мы думали об этом, тем яснее понимали, что бегство – единственный выход. И печалился я лишь о твердой решимости нашего друга Абу Алама остаться здесь.

– Что ж, визирь, ты самый мудрый из нас. Твои решения для нас бесспорны. Но как же убежать нам?

– Об этом я еще не думал, друзья мои.

– А вот я подумал, – сказал Фарух. – Я говорил об этом сегодня ночью с Шахразадой, и она обещала нам помочь. Она отвлечет Софию и укажет путь по подземелью.

– Да будет с ней благодать! Но как же у нее хватит душевных сил расстаться с тобой?

– А вспомни то, что год назад говорила нам София – женщины мудрее и бескорыстнее мужчин. Они отдают себя любому делу, не требуя взамен ни благодарности, ни награды. Так же они относятся и к тем, кого любят – отдают себя, не требуя ничего взамен…

– Вот еще чего боюсь я, друзья. – Визирь задумчиво прошелся по дорожке. – Ведь прекрасные хозяйки этого места очень быстро обнаружат ваше исчезновение и попытаются вернуть нас.

– Зачем? Ведь они нас здесь не запирали. И никогда не говорили, что мы не сможем покинуть стены Чиао.

– Вспомни, Синдбад, уходил ли отсюда кто-нибудь?

Я замолчал. Нет, я не помнил, чтобы за эти стены ушел хоть один человек. Знания были сильнее замков.

– Что ж, значит, нам надо придумать такой план, чтобы нас не хватились как можно дольше. Скажи мне, Фарух, а твоя Шахразада ни разу не говорила тебе, что она мечтает сбежать отсюда?

– Нет, но много раз говорила, как тоскует по прекрасной родине, которую покинула так давно…

– Значит, она хочет покинуть это место… Тогда, наверное, вам придется взять ее с собой. А я останусь и постараюсь сделать так, чтобы ее отсутствия не заметили как можно дольше. Постараюсь хоть так отплатить прекрасной наставнице за ее самоотверженность.

План визиря оказался прост, но в то же время мудр. В тот час, когда мы должны были переодеваться, чтобы изучать на северной лужайке искусство боя с мечом, мы собрались вместе в комнате у Фаруха. Бледная, но настроенная очень решительно, Шахразада уже ждала нас там.

Девушка обменялась одеждой с визирем, и мы вчетвером поспешили к северной лужайке. Примерно на полдороге свернули к каменному идолу, что символизировал всевластие времени. Дважды ударила Шахразада о плиты подножия, и они бесшумно раздвинулись. Первой ступила в подземелье девушка, бросив благодарный взгляд на визиря. Затем Фарух обнялся с визирем и я, не в силах высказать благодарность мужеству Абу Алама, спустился в подземелье. Плиты начали смыкаться над нами.

– Прощайте, друзья, – услышал я голос визиря. – Поклонитесь прекрасной земле нашего халифа. Я постараюсь как можно дольше отвлекать Софию и ее помощниц. Вам надо торопиться. Синдбад, помни, что я слышу твои мысли очень далеко и еще долго смогу говорить с тобой.

Каменный коридор был чистым, но все равно стало ясно, что им давно никто не пользуется. Мы бежали со всех ног, хотя еще и не понимали, от чего спасаемся. Шахразада показала вперед:

– Вон там коридор упирается в лабиринт. Если бы вы убегали без меня, здесь бы и остались. Сама София показала мне выход. Надо торопиться. Вместе с сумерками закроется и вход в подземелье.

«Спешите, Синдбад, – донесся до меня голос визиря. – Ваше исчезновение обнаружено. Теперь каждая минута на счету. Пока еще не заметили бегства Шахразады. Все думают, что она – это я. До темноты вам надо выбраться из подземелья. Если сможете – дальше только путь в порт. И домой…»

Столько тоски прозвучало в этом безмолвном прощании, что сердце мое сжалось. Не так, видно, легко далось визирю расставание. Не так сладок был мед знаний, чтобы остаться навсегда в неведомой земле…

Обогнув каменный лабиринт-ловушку, мы вскоре вышли из-под земли. Ни с чем не сравнимый запах моря яснее ясного говорил, что мы на берегу. Но как же нам пройти в порт? Как найти свой корабль (если его еще не утопили ленивые атланты)?

Оказалось, что мысли о будущем тревожат лишь меня. Мои же спутники все еще были там, в обители древних знаний.

– А как же Зара, Синдбад? – спросила Шахразада. – Ты не тоскуешь, расставшись с ней?

– Мое сердце, скажу тебе правду, словно разбито на две части. Одна из них болит и печалится, ведь Зара стала частью меня самого. Но другая часть рвется вперед – ей не терпится пересечь океан и вернуться в родной город, ибо там другая, прекраснейшая, самая самоотверженная на свете женщина.

– Значит, тебе и намного тяжелее, чем мне, и намного легче… – Шахразада задумчиво смотрела на море. – Я рада, что убежала из обители Чиао. Но мне страшен и еще один путь через океан. Мне страшно и то, что я буду делать, если Аллах милосердный все же позволит мне добраться до Багдада, обители правоверных.

– Очень даже известно. – Фарух нежно обнял стан прекрасной сказочницы. – Ты будешь моей женой, хранительницей моего дома и светом моей души.

– Я в этом не уверена. Ведь у тебя же полон дом наложниц – значит, есть среди них и та, с которой ты хотел бы разделить жизнь.

– У меня были наложницы. Но среди них не было той, что могла бы стать душой моего дома. А теперь есть ты…

Влюбленные замерли, обнявшись. В их глазах были слезы. Но мне пришлось нарушить их радость, может быть, в самый неподходящий момент.

– Поспешим же… Наш путь домой только начался.

Дорожка, выложенная черными каменными плитами, привела нас в порт, откуда более года назад все и началось. Я удивился тому, что пристань никто не охраняет. Вдали покачивался на рейде и наш корабль.

– Скажи мне, Шахразада, а почему порт никто не охраняет? Почему нам так непросто было попасть на землю Атлантиды и так легко с нее убежать?

– Подумай сам, Синдбад. Ведь нынешние жители земли великих боятся нового более всего. Ведь если мир уже познан (как думают они), значит, ничего нового быть не может. Значит, надо закрыть входы в города просто для того, чтобы не появился чужеземец, который разрушит это заблуждение своими вопросами. А выход всегда открыт именно поэтому – чтобы чужеземцы не вошли внутрь страны и не нарушили хрупкое равновесие.

Итак, мы могли в любую минуту покинуть страшный берег. И тут до меня донесся голос визиря: