Амазонки Нарни Анела

— Где я?

— Ты на корабле, — ответила та, которую называли царицей.

— Кто вы?

— Выслушай меня, старец. — Годейра присела на лежанку рядом с Бакидом. — Чтобы ты был откровенен с нами, мы будем тоже откровенны. Я расскажу тебе о нас все, не скрывая ничего. Мы — амазонки.

— Амазонки? Это вы убиваете мужчин?

— Если они того заслуживают. Но ты, старик, не бойся...

— Ты тот мужчина, который нам нужен. Мы жили на берегах Фермодонта, не зная горя и нужды. Но пришли к нашим берегам корабли эллинов, разгромили наш город, а нас заковали в цепи и повезли в Элладу, чтобы продать в рабство. В пути нас застал шторм, не тебе о нем рассказывать. Случилось так, что теперь на корабле ни одного эллина. Мы никогда не знали моря и кораблей, мы не умеем управляться с парусами и не знаем, куда идти. Вот вся правда о нас. А ты, мы видим, опытный мореход. Сможешь ли ты привести нас к берегам благословенного Фермодонта?

— А где эти берега?

— Фермодонт впадает в море между городами Амис и Трапезунд. Ты укажешь нам путь к этим местам? Ты найдешь их?

— Думаю, что укажу. Но надо ли?

— Я не понимаю тебя, старец.

— Ты сказала, что вас пленили эллины. Я знаю греков хорошо»

— Разве ты не эллин?

— Я скиф. И почти всю свою жизнь провел в плену у эллинов. Я ходил на их кораблях завоевывать новые города. И я не ошибусь, если скажу, что, покорив ваш город, они оставили там своих воинов.

— Да, это так.

— Вы перебили всех мужчин, завладели кораблями. Неужели вы думаете, что греки смирятся с этим? Как только они узнают о захвате флота, сразу пошлют к Фермодонту еще больше воинов,. и вы окажетесь между двух огней. Разумно ли это?

— Мы видим, ты хочешь нам добра. Знаешь ли ты берега, где нет эллинов?

— На понте Эвксинском я таких берегов не знаю. Истрия, Ольвия, Херсонес, Фасис, Трапезунд, Диоскурия — Византии на юге, Пантикапей на севере. Все это эллинские города, и всюду вас ждет одно и то же: их беспощадные мечи.

— Что же нам делать? Куда плыть?

— Нужно искать берега, где нет эллинов.

— Ты знаешь такие берега?

— Да, знаю. Я бы вас повел на мою родину. Это далекий, но верный путь.

— Расскажи, где это?

— На севере. Там бескрайние степи.

— Нет! — перебила его Атосса. — На север мы не пойдем. Матери наших матерей, мы сами и дочери наши родились среди гор, в теплом месте. В суровых степях мы погибнем.

— Уж лучше умереть здесь, в морской пучине, — угрюмо глядя в пол, произнесла Гелона. — Здесь нас никто не унизит. А там...

— Веди нас домой, старец! — воскликнула Агнесса. — Лучше умереть на родине, чем на чужбине. Может, счастье улыбнется нам?

— Ты права, дочь моя. Наша заступница богиня Ипполита разгневалась за то, что мы ушли от ее святых алтарей, она оказала нам знамение своего гнева — наслала на нас бурю. Я верю, она поможет нам, если мы вернемся к подножию ее храма.

Царица Годейра выслушала слова Атоссы, и сердце ее дрогнуло. Все, кто находился здесь, это было видно по их глазам, согласились с верховной жрицей. Даже Беата и та глядела на царицу с тревогой, она тоже боялась неведомых далеких земель. Никто из них не понимал, не поймут этого и простые воительницы, что прежняя жизнь, устои Фермоскиры — все это рухнуло вместе с крепостными стенами и возродить прошлое нельзя. Если даже эллины уйдут с берегов Фермодонта, то рабыни и все, кто сейчас пришел на эти земли, не пустят туда амазонок. Они ощутили забытый вкус свободы, почувствовали свою силу, они теперь не верят в непобедимость дочерей Фермоскиры. И возвращение на Фермодонт окончательно погубит племя амазонок. Говорить об этом Агнессе, Гелоне, а особенно Священной, бессмысленно.

Бакид заметил растерянность царицы и понял: настало время прервать этот разговор, потом начать его снова и вести по–другому. Рыбак уронил голову на грудь, взмахнул руками и со стоном свалился на лежанку. Годейра снова набросила на него влажную ткань, дала знак, чтобы все вышли, велела Беате приподнять старца и поднесла к губам ритон с вином.

Бакид сделал несколько глотков, открыл глаза.

— Я бы хотел поговорить с тобой наедине, — тихо сказал он царице.

— Говори. Это — Беата. Она со мной.

— Ты, я понял, не хочешь возвращаться домой? Так ли это? И почему?

— Там нас ждет гибель.

— Почему же они этого хотят?

— Была страшная ночь. Они обезумели, скованы страхом. Земля, куда ты зовешь нас, им неведома.

— А тебе?

— И мне тоже. Но если там нет эллинов... Больше нам некуда идти.

— Я слышал про вас многое. Но думал, что это просто сказки. Говорят, вы, амазонки, непобедимые воительницы?

— Если это так — мы не были бы здесь.

— Я не то хотел сказать. Говорят, если амазонка на коне — она непобедима?

— Это похоже на правду. Конь для амазонки — все: сила, богатство, друг.

— Если вы возвратитесь домой, будут ли у амазонок кони?

— Откуда? Наши лошади в чужих руках.

— Если ты хочешь, чтобы твои подданные пошли за тобой, скажи им — в скифских степях пасутся тысячные табуны лошадей, мои сородичи не знают им счета. Там приобрести коня легче, чем наконечник стрелы.

— Это действительно так? — Глаза царицы заблестели, оживилась и Беата.

— Я очень стар, чтобы лгать.

— Ты мудрец, и я верю тебе. Завтра мы соберем амазонок, и ты расскажешь им о своей родине. А теперь отдыхай.

— Море изменчиво, царица. Куда плыть, мы должны решить сегодня.

— Хорошо. Вечером.

К вечеру на флагманский корабль были созваны ки–бернеты двенадцати кораблей. Агнесса, Беата и Гелона были здесь с утра. О судьбе остальных судов амазонки не знали. Они или затонули, или унесены штормом за пределы видимости.

— Прежде чем говорить с кибернетами, Годейра зашла к Атоссе. Царица решилась на откровенный и резкий разговор. Царице нечего было терять — она верила, что возвращение на Фермодонт погубит амазонок. По лицу верховной жрицы она поняла, что Атосса больна по–настоящему. Приступ жара сменялся ознобом, щеки ее начали бледнеть, под глазами выступила резкая синева. Снова начала кровоточить рана. Агнесса укрывала мать хитонами и плащами.

— Я хочу говорить с тобой, Атосса, — сказала Годейра.

— Ты видишь, царица, она больна. Уходи! — резко крикнула Агнесса.

— Как ты смеешь?! — в глазах Годейры полыхнул гнев. — Еще слово — и я прикажу бросить тебя на корм рыбам!

— Она в беспамятстве, — уже мягче проговорила Агнесса.

— Не верю. Она все слышит, и я буду говорить.

Агнесса пожала плечами и отошла от матери. Глаза Атоссы по–прежнему были закрыты, сухие, посиневшие губы сжаты.

— Всякий раз, когда амазонки попадают в беду, ты, Атосса, залезаешь под овчины и отдаешь кормило власти в мои руки. А когда несчастия минуют нас, ты поднимаешь голову и начинаешь вредить. Да, это ты и твоя Агнесса загнали дочерей Фермоскиры на эти корабли, это вы надели на наши руки цепи. И сегодня, когда мы решаем, жить нам или умереть, ты вносишь в наши ряды раздор, ты зовешь воительниц на верную смерть. Только что собрались тысячные с других кораблей, и я не узнала их. Они стреножены страхом, они безумны. Все заветы великой богини выветрились из их голов. Ты всю жизнь внушала им, что амазонка не знает страха, не чувствует боли, а они, как овцы, жмутся в кучу, они плачут, как мужчины. Вместо того, чтобы напомнить им заветы Ипполиты, ты мешаешь мне сплотить их воедино, указать им верную цель, вдохновить их. И я не прошу тебя, я требую: не вставай на моем пути. Гибель рядом с нами, и я обещаю тебе: если ты скажешь хоть одно слово против меня, если твоя дочь хотя бы пальцем пошевелит, чтобы навредить нам, — я, не раздумывая, прикажу выбросить вас за борт. И видит бог, я сделаю это...

— Ты напрасно бранишься, Годейра, — Атосса эти слова скорее прошептала, чем проговорила. — Делай как знаешь, я не буду тебе перечить. Веди нас в степи... Я уже думала об этом... В степях много травы… и, наверно, много лошадей. Обо мне забудь... я не жилица... А теперь уходи, мне тяжело говорить...

На палубе, около главной мачты, собрались амазонки. Здесь тысячные с других кораблей и рядовые воительницы, вышедшие из трюма. Среди них больше храмовых, они уже знают, что царица и старый рыбак будут звать их куда?то в дальние и студеные страны, где живут дикие мужские племена. Почти все настроены против царицы, почти все знают: Священная зовет их домой.

Царица поднялась на бочку, оглядела собравшихся и начала говорить.

— Все вы знаете—мы посреди враждебного нам моря. Кругом на берегах эллинские города. Еда на исходе, воды почти нет. Перед нами два пути: один путь — домой, другой — в степи. Что нас ждет дома, вы знаете; что мы увидим в степях, расскажет нам почтенный Бакид. Говори, старик.

Бакид, кряхтя, забрался на бочку, заговорил спокойно. Он свою речь обдумал хорошо.

— Моя родина, куда я вас зову, не так уже далека. При попутном ветре трое суток пути. Над моими степями такое же знойное небо, как здесь. Они, эти степи, беспредельны, им нет конца. Бесчисленные табуны лошадей, овец и быков пасутся в густых, в человеческий рост, травах. Наши цари и скептухи не знают счета своим табунам, даже простой пастух имеет трех–четырех лошадей. За железный наконечник стрелы можно купить коня, за наконечник копья — пару лошадей. Я когда?то был виночерпием у скептуха и сам по его приказу обменивал сотню молодых, скакунов за единственный золотой сосуд для вина.

— Пустят ли нас на свои земли твои сородичи? Захотят ли?

— Я уже сказал вам, земли 'Склотии велики и беспредельны, а сами склоты высоко ценят добрососедство. Они никогда не нападают сами, но если их тронешь — берегись. Они жестоки. Об этом я говорю вам сразу, чтобы потом меня не винили за обман. Но я не думаю, чтобы вы без причины стали первыми нападать на них, не правда ли?

— Если они не попытаются...

— Говорю вам: склоты всегда хотят жить в мире с соседями. Я все сказал.

Последние слова Бакида многие амазонки пропустили мимо ушей. Главное — кони! Так много дешевых лошадей— вот что взволновало их. И это решило судьбу похода. Когда Годейра предложила всем, кто желает плыть домой, встать к левому борту, а кто хочет идти в Склотию — к правому, большинство амазонок качнулось направо. А после того, как к правому борту подошли все тысячные с других кораблей, к ним присоединились и остальные. У левого борта осталась одна Агнесса. Потом и она медленно двинулась направо.

Всю ночь Годейра и Бакид на лодке обходили триеры. Из двенадцати судов только семь сохранили все паруса. Корабли имели большие повреждения, особенно пострадала оснастка. Бакид давал советы, как и что исправить, какую произвести замену. Обычно триера несла четыре паруса: три основных и четвертый килевой треугольник. Бакид приказал оставить на каждом корабле по два паруса, остальные передать тем, что остались совсем без ветрил.

Около полуночи штиль сменился легким бризом, потом ветер окреп, и утром на горизонте показались еще семь триер. Их подождали, наспех привели в порядок, и в полдень флот амазонок поднял паруса. Главная триера обогнула стоянку кораблей и вышла вперед. За ней в цепочку вытянулись остальные восемнадцать.

Поход на Меотиду начался.

Бакид понимал: самая трудная часть пути — это Боспор Киммерийский. На берегах пролива стоит большой город Пантикапей, там с торговых судов берут пошлину. Военные корабли могут не пропустить совсем, а еще хуже—их могут захватить. Кто сейчас царем в Пантикапее— Бакид не знал, и как он отнесется к большому военному флоту, было трудно предположить.

Оставался единственный выход: проскользнуть через пролив ночью. И Бакид сказал Годейре:

— Молитесь своей богине, чтобы ночь была ветреной и темной.

Весь следующий день амазонки возносили молитвы всеблагой Ипполите. И богиня, в это свято верили дочери Фермоскиры, помогла им. Третья ночь после начала похода выдалась дождливой и ветреной.

Бакид, готовясь к прорыву, сам того не подозревая, толкнул царицу на большую ошибку. Он позвал Годейру и сказал:

— Я боюсь за последнюю семерку кораблей. Они то отстают, то мечутся из стороны в сторону. Или там неисправные снасти, или неумелые кормчие.

— И то и другое, — ответила царица. — Я удивляюсь, как они не отстали от нас совсем. Через Боспор им не прорваться.

— Выход у нас один. Нади перестраиваться. Нужно разделить корабли на три части, а последнюю семерку разбросать между ними. Первые семь триер поведешь ты, Годейра. Вторую семерку поручи Беате. Она, я вижу, толковее других. Последние пять кораблей поведу я. И да помогут нам боги.

— Но я не знаю пути, Бакид.

— Я тоже не ходил по морю в этих местах. Помни одно — держись левее. Нам нужно попасть на скифские берега. А они на левой стороне Меотиды. Справа, говорят, живут меоты, я о них не знаю ничего. Потому лучше остерегаться.

— Но почему ты хочешь идти последним? Это рискованно.

— Нам нужно одно: проскочить пролив незаметно и не вызвать погони. Вы и Беата успеете это сделать в темноте, а я мимо города пойду на рассвете, и меня, вероятно, заметят. Я постараюсь обмануть и задержать пантикапейцев. А ты и Беата должны идти только вперед. Если какое?нибудь судно замешкается — оставляйте его. Я соберу их и догоню вас. Помните: Меотиду называют озером, но меотийская волна крутая, по ней ходить труднее, чем по морю. И парусам, и веслам хватит работы. Сил не жалейте. Вперед, вперед и только вперед! Пусть боги пошлют вам удачу.

До полуночи эскадра перестроилась: семерка Годейры подняла паруса, заработали весла, и скоро слева по борту замерцали огоньки Пантикапеи. За Годейрой тронулись триеры Беаты, вытягиваясь в длинную цепочку. Хотя и дул попутный ветер, все равно корабли двигались медленно. Они были перегружены. С намокшими под дождем парусами амазонки справляться не могли, да и парусов не хватало. Гребцы были неопытны, кормчие не знали маневра, и суда не слушались их. Шло время, а Годейра и Беата все еще были на виду у города, растянувшись по проливу. Бакид ждал и не мог тронуть с места свою пятерку кораблей.

Когда последние триеры Беаты исчезли за дождливой мглой Боспора Киммерийского, начался рассвет, тучи поднялись вверх. У городской пристани на темном фоне огромной горы яркими пятнами забелели поднятые паруса. Бакид понял: их заметили. Двигаться вперед не было смысла. И Бакид стал ждать. Сотенная Гипарета, она была старшей над амазонками корабля, с тревогой глядела на спокойного Бакида.

— Ты сможешь найти мне хорошую одежду? — спросил он ее. — Лучший плащ, лучший хитон, дорогое оружие?

— Смогу.

— Принеси. Запомни, я торговец зерном и должен выглядеть достойно. Выбери десяток самых красивых женщин, одень их, пусть они прислуживают мне. Вынеси на палубу все, что есть из еды и питья. Больше вина. Расстели на рундуке чистую скатерть, расставь дорогую посуду — я буду завтракать. Остальные женщины пусть сидят на веслах, и упаси их боже, пусть не показываются на палубе. Делай.

Когда к триере пристала фелюга с десятком вооруженных людей, Бакид сидел около рундука, разодетый как петух, и запивал вином сыр, сушеную рыбу и солонину. Вокруг него суетились служанки. Их дважды пришлось менять до этого. Гипарета имела иное понятие о красоте, чем Бакид, и выбрала самых грубых амазонок, иссеченных шрамами. Миловидные в Фермоскире считались некрасивыми.

Восемь парусников с вооруженными мужчинами и баллистами на бортах встали поодаль от триеры. Первым на палубу поднялся чернобородый человек с заспанными глазами и припухшими веками. Бакид встретил его поклоном и указал на место около рундука. Чернобородый сел, широко расставив ноги, спросил:

— Кто ты и куда едешь?

— Бакид, торговец из Афин. Иду в Скифию за зерном. А кто ты?

— Меня зовут Перисад. Я сборщик налогов Пантикапеи.

— Я приветствую тебя, высокочтимый Перисад. Раздели со мной мою утреннюю трапезу.

— Почему встал на внешнем рейде? Почему не вошел в пристань?

— Прости меня, достославный Перисад, но я не хотел так рано тревожить тебя. Только–только рассвело. И потом, я не первый раз иду за пшеницей — раньше налоги взимались на обратном пути. А сейчас я не знаю, сколько груза повезу обратно...

— Я что?то не помню тебя.

— Тысячи кораблей проходят в Меотиду — можно ли запомнить всех купцов. Я же редко сам занимаюсь уплатой налогов. Стар становлюсь.

— Давно ли афиняне стали посылать военные корабли за пшеницей?

— Времена меняются, Перисад. Морские дороги стали беспокойными, ты сам, я полагаю, знаешь об этом. Нам без охраны нельзя.

— Ты, я вижу, хорошо живешь. С такой свитой в море выходят только цари. Я не видел, чтобы эллинские купцы брали на корабли женщин. Говорят, бабы в море приносят несчастье.

— Может быть, это и верно. Я попал в такой жестокий шторм... Видишь мою оснастку? Я потерял половину парусов. Но, чтобы ты знал, я могу позволить себе эту роскошь. Добрую половину хлеба Афинам поставляют мои корабли. Благодарные горожане сделали меня почетным гражданином Афин. Эй, женщины, налейте гостю лучшего вина. Пусть и воины твои отведают мою скромную пищу.

Перисад кивнул головой своим стражникам и принял ритон с вином. До этого он не пил на чужих кораблях, но вчера в каюте была большая попойка, у сборщика налогов страшно болела голова и он не успел опохмелиться. После двух ритонов шум в голове прошел, глаза Перисада подобрели, и он подставил ритон в третий раз. Не отставала от него и охрана — амазонки с амфорами в руках так и сновали между люком трюма и рундуком. Опустошив третий ритон и вытерев ребром ладони усы, Перисад сказал:

— Честно говоря, дорогой Бакид, я сначала усомнился, что ты эллин. По обличию ты похож на скифа. Сейчас я в этом убедился. Только скифы пьют вино, не разбавляя его водой. Давай поскифь мне еще ритончик!

— Ты не прав, достопочтенный. Если ты доживешь до моих лет, если у тебя вылезет борода и лицо покроется сетью морщин, да сохранят тебя боги от этого, ты тоже будешь походить на скифа. А вино мы пьем неразбавленное по нужде. У нас кончилась пресная вода.

— Ну–ну, не оправдывайся, купец. Мы много лет живем бок о бок со скифами, знаем, что среди них есть люди достойнее иных эллинов. А что касается воды, то я сейчас прикажу доставить тебе бочку — другую. А если ты не спешишь, то зайди в город сам. Будешь моим дорогим гостем.

— Спасибо, щедрый Перисад. Но я спешу. До конца пути недалеко, и я как?нибудь обойдусь своими жалкими запасами.

— Кстати, куда ты идешь?

— Я иду сначала в Кремны,[13] дорогой Перисад. Затем дальше по побережью.

— Да, это славное торжище! Бывал я там. Только сейчас в Кремнах мало купцов. Сезон торговли давно прошел.

— Но зерно, я думаю, можно купить в любое время? Не так ли?

— Придется ехать в глубь материка.

— Съезжу...

Так они переговаривались между собой, пили вино, и Перисад совсем было начал собираться восвояси, но тут один из сильно захмелевших стражников задумал поиграть со служанкой. Он последовал за нею к люку, около него облапил амазонку и получил страшный удар в лицо. Не удержавшись на ногах, он с грохотом свалился в трюм и завопил что есть силы. Друзья бросились к нему на помощь, спустились в люк и скоро выскочили оттуда, как ошпаренные. В трюме перепуганные амазонки схватились за мечи и набросились на мужчин с такой яростью, что стражники сразу протрезвели. Они подбежали к Перисаду и наперебой закричали:

— Там... одни бабы!

— Они вооружены!

— Берегись, Перисад! Это не купец!

Перисад выскочил из?за рундука, крикнул, указывая на Бакида:

— Взять его!

Стражники замерли, готовые к любому приказанию своего начальника, заломили Бакиду руки. Сотенная Гипарета не растерялась и отскочила к люку. Она глядела на Бакида и ждала сигнала. Бакид качнул головой. Не прошло и минуты, как из трюма вырвались вооруженные амазонки, они налетели на стражников, повалили их на палубу и приставили мечи к горлу. Вместе с ними был обезоружен и сам Перисад. Хмель выскочил из его головы, и он сумел пробормотать:

— Кто вы... и зачем сюда пришли?

— Не бойся нас, Перисад, — ответил ему Бакид. — Ни тебе, ни твоему городу мы не хотим зла. Ты, я думаю, догадался, что в Скифию мы идем не за хлебом. Мы идем туда, чтобы жить. И если вы пропустите нас, то больше никогда не услышите о нас ничего дурного. Если же Пантикапей пошлет за нами погоню — мы будем драться. И дорого отдадим свои жизни. А твой город не приобретет от этого ничего.

— На других кораблях... тоже женщины?

— Да. Это амазонки. Я единственный мужчина среди них. И я, ты оказался прав, — скиф. Я веду их в родные степи. Повторяю, Боспорскому царству мы не хотим причинить зла.

— Хорошо, — сказал Перисад, подумав. — Отпусти меня и уходите.

— Нет, дорогой Перисад. Я хочу, чтобы ты еще погостил у меня немного. На твоих фелюгах, я полагаю, знают, что мы тут пьем вино. Скажи им, что ты хочешь нас проводить до Меотиды. И они пусть идут за нами.

— А если я не сделаю этого?

— Сам понимаешь, нам некуда деться. Мы вынуждены будем...

— Ладно. Я провожу вас. Наше царство могущественно... и нам ли бояться сотни женщин, которые идут к скифам.

— Ты сказал все верно. Отдай приказ.

Перисад подошел к борту триеры, Бакид встал рядом с ним и приставил к спине нож. Их окружили толпой амазонки.

— Эй, на фелюге! — крикнул Бакид. — Великодушный Перисад решил проводить нас через весь пролив. — И кольнул сборщика налогов кончиком ножа.

— Да, да! — подтвердил Перисад. — Передайте на все фелюги: следовать за мной!

Триера, а вслед за ней и четыре других корабля, подняли паруса, ветер наполнил их и погнал вдоль пролива. Фелюги сборщика налогов последовали за ними.

Поход на Меотиду продолжался.