Амазонки Нарни Анела

Никогда не было так тревожно на душе у Атоссы. Даже тогда, когда Агнессу готовили к сожжению на костре. Перед нею был противник, которого она хорошо знала. Гелона, Беата, Годейра — ее враги; Антогора, храмовые жрицы — ее защитники. И подземный ход. А что теперь? Лота, Чокея и повстанцы. Она их знает плохо. Уйдут ли они, пока торнейцы сидят в осаде? Если придется драться, без Гелоны, Беаты не обойтись. Не подведут ли они в битве? Не изменят ли? Сильны ли торнейцы в бою? Это не мирные жители гор, это моряки, воины. Будут ли они сидеть в осаде?

Вопросы, вопросы, вопросы...

Сомнения, сомнения, сомнения...

Лазутчикам вход в город закрыт, что там происходит, Атосса не знает. Лагерь повстанцев доступнее, но торнейцы перекрыли все дороги, и шпионки добираются оттуда по двое, трое суток. Вчера принесли радостную весть: моряки готовят крепость к осаде, бунтовщики собираются уходить.

Но не передумают ли они?

У Беаты и Гелоны мысли еще мрачнее, чем у Священной. Они не знают, что им делать, как поступить? Если бунтовщицы уйдут — торнейцев можно разбить. Но что это принесет им? Атосса будет всевластной и уничтожит их. Если победят пришельцы — или позорный плен, или смерть. Гелона твердит: бежать при первом удобном случае. Беата не хочет скитаний. Лучше смерть в решительной битве. Она родилась амазонкой. «Смерть в бою — высшее благо!» — этот завет Ипполиты она всосала вместе с козьим молоком еще в паннории. Стоит ли бежать? А может, боги принесут им удачу?

Наконец Атосса решилась. Она позвала Беату, сказала:

— Бери сотню, поезжай к городу. Боя не принимай. Только узнай, что там происходит.

— Я поеду. Но хотела бы сказать: наездниц надо выводить в долину Белькарнаса. В ущельях нас передушат, как крыс.

— Рано, Беата, рано, — Атосса не глядит в сторону полемархи, недовольно цедит слова сквозь зубы: — Пусть эти скоты перепьются и передерутся между собой. Пусть...

— А если они нагрянут сюда, как снег на голову?

— Для этого ты и едешь, чтобы узнать. За ночь, я думаю, успеешь обернуться.

Беата выбросила руку вперед, молча вышла.

— Напрасно ты ей веришь, — сказала Агнесса матери. — Она не вернется, она предаст.

— Пусть! — зло ответила Атосса. — Сотня — невелика потеря. Зато будем знать, кто она — враг или...

— Это давно ясно. Если бы они могли, придушили бы нас давно. Дай мне сотню, я пойду вслед за ней.

Спустя часа полтора, когда сумерки сменились темнотой, а во дворце зажгли свет, вошла Беата.

— Ты все еще здесь? Не уехала!

— Куда? — Беата швырнула щит в угол. — Ущелье закрыто. Там стоят эллины.

— О боги! — застонала Атосса. — Куда же глядела эта слепая корова? Где Антогора?

— Она, как и ты, до сих пор думает, что торнейцы сидят в осаде. А ей поручены царские наездницы! Если так, я не дотронусь до щита и не выйду из этой двери. Лучше умру здесь, чем...

Атосса ничего не ответила полемархе. Она поднялась с кресла, прошла мимо Беаты, оставив дверь открытой. В комнате появились встревоженные Гелона, Агнесса, Пелида, Лаэрта и, спустя немного, Антогора. Кодомарха сказала:

— Священная всем велела идти в святилище.

Женщины торопливо спустились вниз, прошли мимо

мраморных колонн, окружавших домашний храм с трех сторон, открыли двери. Атосса стоит около статуи богини, вокруг нее суетятся жрицы. В колеблющемся свете факелов горит и сыплет искрами алмазный пояс на бронзовых бедрах Ипполиты.

Священная неузнаваема: она стала как будто выше и моложе. Ее ноги обтянуты штанами из тонкой кожи. На них сплошь нашиты внахлест медные чешуйчатые пластины. По преданиям, в таком наряде сражалась великая наездница. Точно такой же панцирь одет и на грудь Атоссы. На голове блестящий золотой шлем с гривой белых перьев.

— Пояс! — властно приказала Атосса. Жрицы сняли со статуи пояс, одели на бедра верховной жрицы, застегивая пряжки.

— Меч! — ей подали меч Ипполиты, она опустила его в ножны на поясе.

— Щит! — ей подали щит.

— Почему на вас пеплосы и хитоны, дочери Фермоскиры? — сурово спросила Атосса, поглядев на женщин. — Разве не настал решительный час? Разве не стоят у наших стен враги? Где ваши боевые одежды? Где доспехи?

Эти слова относились к Гелоне, Пелиде и Лаэрте. Они попятились к двери, но Атосса подняла руку:

— Успеете. Впереди ночь. Слушайте! Я принимаю на себя полновластие паномархи. Кодомарха Антогора, как и прежде, поведет в бой храмовых наездниц. Я поведу царских. Ты, Беата, выведешь гоплиток, ты, Пелида, пойдешь с Беатой и заменишь ее в случае гибели. Вам я поручаю самое трудное дело. Вы поднимете пеших воительниц на перевал, скрытно за ночь спуститесь в долину и навяжете бой сброду, который ведет Чокея. Вы задержите их в долине и не допустите сюда любой ценой. Ты, Лаэрта, посадишь на коней всех воительниц гимнасия и паннория...

— Паннория? Они же малы...

— Выслушай сначала. Посадишь на самых старых лошадей и поведешь в сторону города. Больше пыли, больше шума...

— Я поняла тебя, Священная.

— Ты, Гелона, останешься в крепости. Всех, кто может держать оружие, служанок, жриц посади на стены. Да поможет нам священный пояс Ипполиты и она сама!

И женщины склонились перед кумиром Девы.

Беате показалось, что бронзовый лик богини скорбен, а глаза, словно живые, смотрят на грешниц укоризненно. Полемарха знала, что пояс этот сделан в подвале Атоссы, об этом теперь знали все, кто находился здесь, и никто не возмутился невиданным кощунством.

Беата поняла: жрицы великой богини сами не верили в нее. Она не стала ждать, когда переоденется Пелида, спустилась во двор, вскочила на коня и поскакала к гоплиткам. Пять тысяч пеших воительниц нужно было за ночь перевести через горный хребет. Гоплитки уже знали, что враг рядом, и были наготове. Беата понимала: в скалах легко заблудиться. Она хотела послать полусотню воительниц разведать удобные пути, Но ей сказали: среди гоплиток есть женщины, которые охраняли дворец Атоссы, они жили здесь долго и знают горы хорошо.

— Тогда в путь, —приказала Беата. И сотни одна за другой потянулись по горному склону. Сама полемарха решила подождать Пелиду.

В этот вечер только сейчас Беате удалось обдумать свое положение. Она первая увидела, что ущелье заперто врагами.

Что же произошло? Ее, полемарху, отторгли от царских наездниц и послали командовать пешими. Ей, лучшей всаднице Фермоскиры, придется оставить коня и карабкаться по скалам, спускаться на ягодицах по кручам. Что может быть обиднее для полемархи и амазонки? Мало того, что Атосса унизила ее этим поручением, она оскорбила недоверием, послав с нею Пелиду. Эта растолстевшая баба лет тридцать, если не больше, не одевала боевые доспехи; эта жирная взяточница и лихоимка, разучившаяся воевать, не отойдет от нее ни на шаг и будет вмешиваться во все приказы. Почему Атосса сказала: «и заменит ее в случае гибели»? Может, верховной судье дан приказ убить Беату в нужный момент? На это у нее хватит силы. Злость и обида душили Беату. И, как нарочно, не появлялась Пелида. Сотни уже растворились в темноте, а судьи все не было. Наконец она появилась. Беата решила сразу показать ей свою власть и сказала строго:

— Ты не в суде, дорогая. Изволь помнить—ты в строю. Сотни уже ушли.

— Прости, полемарха. Эти проклятые доспехи... Я еле нашла их. А уж одеть совсем было тяжело. Они малы...

— Чего сидишь? Слезай с коня. Будем догонять сотни.

— О, боги! Я не заберусь на такую высоту.

— Тряси мясом, сбрасывай жир! —зло крикнула Беата и зашагала по склону. Пелида, пыхтя, тронулась за ней.

Беата ожидала более трудного пути. Передовая сотенная, видимо, и вправду хорошо знала горы. Она вела го–плиток наикратчайшими тропинками, минуя крутые и опасные подъемы.

Когда сотни спустились в долину, до рассвета было еще далеко.

Вид у Пелиды плачевный. Одежда под панцирем потная, хоть выжимай. Ремни в кровь растерли тело. Пряжки у пояса лопнули, и судья несла его в руке. Меч волочится по земле, щит утерян в дороге. Беата поглядела на нее, покачала головой:

— Иди в кусты, Пелида. Отдыхай. Я сама расставлю сотни.

— Спасибо, —судья тяжело дышала. —Только ты не уходи. Я не успела передать... Атосса была недовольна, что ты поторопилась уйти. Она думает прорвать мужской заслон и вывести царские сотни из ущелья. Мы должны ждать. Как только колесница Священной появится в прорыве, нам надо ударить по войскам Лоты. Чтобы они не помешали Атоссе выйти в долину. Она хочет расколоть врагов на три части. Одну она возьмет на себя, другую оставит Антогоре, а мы должны сковать Лоту.

-— Я поняла замысел паномархи. Иди, отдышись.

«Безмерно твое коварство, Атосса, —думала Беата, обходя пешие сотни. —Сковать Лоту, силы которой неисчислимы, нельзя. Гоплитки и Беата посланы на верную гибель. Пожертвовав пятью тысячами пеших воительниц, Атосса невредимая выйдет на простор долин. Хитро».

Беата, как и все наездницы, о гоплитках была невысокого мнения. Но сейчас она убеждалась в обратном. Много ли времени прошло, а пешие сотни уже стояли в нужном порядке. Тысячные доложили ей, что в сторону врага послана разведка. Если путь свободен, то можно идти на сближение...

... Холм, на котором остановились Тифис, Диомед и царица, был невысок, но находился в очень удобном месте. С него хорошо просматривалось все кругом: впереди было видно ущелье и ряды пеших торнейцев, заслонившие его. Справа и слева долину подковой обнимали горы—там расположились конные отряды Мелеты и Лоты. За холмом сзади расстилалась огромная долина, ограниченная небольшой речкой Белькарнас. По ее берегам росли кусты терновника и кизила—здесь стояли повстанцы во главе с Чокеей. После полуночи от Лоты прискакал вестовой и доложил Тифису, что у подошвы хребта появились какие?то люди.

— На конях? —спросил Тифис.

— Нет. Лошадей не заметно.

— Скорее всего, это рабыни, — сказала Годейра. —Бродят стаями по басилейе, ищут Чокею.

— Надо бы узнать, —сказал Диомед.

— Позволь мне, мама? —Кадмея выступила вперед.

— Съезди. Только осторожнее...

... Беата не стала скрывать от тысячных опасностей предстоящего боя. Она честно рассказала о замыслах Атоссы. Тысячные угрюмо молчали, они понимали, что иного выхода у них нет и все идет как надо. Действует завет великой богини: умереть в бою—высшее благо.

Возвратилась первая разведка, доложила: Чокея и несметное количество бунтовщиц расположены на берегах Белькарнаса. Пришла вторая: гоплитки узнали, где стоит конница Лоты. Но самые удивительные вести принесла третья группа. Они привели Кадмею.

О ней и о царице Беата давно перестала и думать. Даже хитроумная Атосса поверила, что Годейра не останется в живых.

— Как ты очутилась здесь?! —воскликнула полемарха.

— Меня послала царица.

— Царица? Но как она узнала, что я здесь?

— Мне об этом сказали гоплитки. Они узнали меня.

— Ну, рассказывай.

— Я хотела бы поговорить с тобой наедине.

Они спустились в ложбину, присели на камень.

— Я рада, что ты и царица живы, —сказала Беата.

— Не радуйся. Мы—враги. Царица сейчас в стане торнейцев. Я пришла оттуда.

— Вы встали против Фермоскиры?

— Нет. Против Атоссы.

— Я... не понимаю. Эти скоты несут нам гибель. Как же вы?..

— Они не хотят нашей гибели.

— Чего же они хотят?

— Они заберут сокровища храма и уйдут. Мать снова будет царицей Фермоскиры. Они обещали ей это.

— Мужчинам нельзя верить!

— Как ты не понимаешь, Беата? Если Атосса победит—тебя она уничтожит.

— Она и так почти уничтожила меня. Мы посланы на верную смерть.

— Вот видишь. А если не будет Атоссы и Антогоры... С нами Лота, Чокея, рабыни. Торнейцы победят, сядут на свои корабли. Все будет, как мы задумали. Лота станет полемархой, ты кодомархой. Гелона — Священной. Вставай с нами.

— Дай мне подумать.

Эти слова Беата произнесла просто так. В душе она уже согласилась с Кадмеей. В ее безвыходном положении появился просвет. Было бы глупо держаться за Атоссу после того, что произошло. И она сказала:

— Передай матери—я с вами. Я еще не уверена в гоплитках и не поведу их в ваш стан. Я пока никуда их не поведу. Нам велено ударить по Чокее, чтобы Атосса без помех смогла прорвать заслон торнейцев и вывести амазонок на Белькарнас. Скажи об этом царице.

— Я заметила вашу разведку раньше, чем они меня. Я бы могла уничтожить их, со мной были всадницы. Но я вышла к ним одна, узнала, что ты здесь, и пошла с ними смело. Я верила, что ты поймешь меня. Ведь мы все время были вместе. Ну, мне пора. Жди вестей.

Кадмея обняла Беату и ушла в предутренний туман. Беата подошла к кустам и разыскала Пелиду. Та спала на спине, открыв рот. Так всегда спят тучные и старые женщины. Полемарха подошвой сандалии наступила на лицо верховной судьи и резко переместила тяжесть своего тела на правую ногу. Пелида взмахнула руками, уцепилась за икры Беаты. Дважды дернулось ее рыхлое тело, потом пальцы медленно разжались...

Перед рассветом пришла связная от гоплиток. Она передала Атоссе слова Беаты: «Перевал прошли благополучно, бунтовщицы стоят на берегу Белькарнаса, как только Священная вырвется из ущелья, гоплитки ударят на повстанцев, рассекут их на две половины и тем самым откроют проход для всадниц паномархи». Если бы Атосса знала, что царица в лагере торнейцев, она, быть может, усомнилась бы в Беате. Но сейчас она поверила донесению, поверила в свою удачу. Лазутчицы сообщили ей, что в заслоне мужчин конницы нет, ущелье перекрыто пятью рядами воинов, их там не более тысячи. План Атоссы был прост: сначала она пустит на мужчин тысячу амазонок. Тысяча конных всадниц на тысячу пеших мужчин— успех неминуем. Если даже прорыва не последует и мужчины выдержат первый натиск, —Атосса пошлет в бой вторую тысячу и уничтожит заслон. Она ураганом пронесется по долине и через коридор, прорубленный Беатой, выведет амазонок за Белькарнас. Таким образом, повстанцы и торнейцы окажутся между двух огней. За Белькарнасом будут царские войска, со стороны ущелья поведет храмовых Антогора. И еще очень большую надежду возлагала Атосса на пояс Ипполиты...

... Как только поредел предрассветный туман, паномарха выехала из крепости. Все ущелье, насколько видно глазу, заполнено конными сотнями. Вдоль сухого русла реки стоят тысячами царские амазонки. Блестят шлемы, лес копий колышется над конными рядами, кони нетерпеливо переступают с ноги на ногу, глухо скрежещет речной гравий под копытами. Дальше, в полумраке ущелья, видны сотни Антогоры. Храмовые тоже готовы к битве.

Под Атоссой позолоченная колесница, ее колеса окованы медью. Четверка сильных и быстрых коней натягивает постромки, жеребцы встряхивают гривами, раздувают ноздри. Агнесса стоит на облучке колесницы, она уперлась ногами в планку, откинулась назад; в обеих руках ее звенящие струны–вожжи. На полудугах колесницы, в бронзовых пазах, воткнуты запасные копья, стрелы. Бронзовые, железные, кизиловые дротики связаны в пучки и лежат на дне колесницы.

Атосса глядела на вершины гор. Она ждала.

Вот над гребнем скалы блеснул первый луч восходящего солнца, потоки света хлынули в долину. Атосса дотронулась рукой до плеча дочери:

— Да помогут нам боги!

Агнесса рванула вожжи, кони поднялись на дыбы, вынесли колесницу на дорогу. В лучах восходящего солнца она сияла, словно колесница Фаэтона—сына бога Гелиоса. Блестели начищенные бляхи на сбруе, пылали рыжие гривы коней, сиял шлем паномархи, искрились колесница и пояс Ипполиты! Он горел в Лучах утреннего светила, сыпал искры вокруг паномархи, как будто украшен был не драгоценными камнями, а углями жертвенного алтаря богини. Колесница неслась мимо конных рядов, амазонки склоняли перед священным поясом копья, и тысячеустное «Хайре!» гремело над ущельем.

Не было сейчас здесь сердца, которое бы не верило в победу. Атосса знала: амазонки пойдут за ней без тени страха, если даже перед ними будут стоять воины всего света. Сила кумира была настолько велика, что и сама Атосса поверила в тот миг в священность пояса.

Когда колесница достигла передней сотни, Агнесса рванула левой вожжей, кони свернули в русло и, покорные твердой руке, встали впереди войска.

Атосса понимала: сейчас не нужно речей, воительницы знали все, что им нужно знать. Бой этот последний и решительный.

Вынув меч из ножен, Атосса подняла его над головой. И в тот же миг ощетинилось войско поднятыми вверх мечами.

Перед смертным боем надо было сейчас Атоссе сказать какие?то высокие слова, но слов таких нет. И она произносит тихо:

— Поехали, дочка.

Кони рванулись снова, выбрасывая камни из?под копыт. Они дробно стучали по щитку облучка, по днищу колесницы. Агнесса опустила вожжи, повозка словно приподнялась над землей, кони как птицы летели по ущелью, и встречный ветер засвистел в ушах Атоссы. С криками, визгом, с боевыми кличами за колесницей паномархи неудержимой лавиной неслось войско.

Все ближе и ближе ряды мужчин. Уже заметны их суровые лица, они стоят плотно, плечо к плечу, закрыв груди щитами и выставив вперед копья.

Стремительно несется колесница, но всадницы обтекают ее с двух сторон, перегоняют, чтобы первыми врезаться в ряды врага.

Но что это?! До врага оставалось не больше стадии, как дрогнули ряды мужчин, рассыпались по сторонам, открыв выход из ущелья.

И первая мысль, которая мелькнула в голове Атоссы, — ловушка! Поздно! Всесокрушающую лавину амазонок остановить нельзя, стоит попридержать коней—и колесницу сомнут. Да и стоит ли? Может, не выдержали сердца торнейцев, не устояли перед сметающей все на своем пути силой? Может, боги ниспослали ей удачу: ведь она и хотела вырваться из ущелья? Может, Беата ударила с тыла, и это испугало торнейцев? Проносится мимо скал колесница, проносятся в голове Атоссы тревожные мысли, конные волны амазонок одна за другой выплескиваются на простор долины.

Вздымается пыль на дороге, летят хлопья пены с взмыленных коней — мчится колесница к Белькарнасу. Тревога закрадывается в душу Атоссы. Берега речонки пустынны, а там должна сейчас сражаться Беата. Почему не видно никого на берегу, почему нет врагов в долине?

Как река в половодье, прорвав плотину, растекается, несется вслед колеснице могучая конная сила.

«Не задержать ли бешеный порыв, развернуться вправо или влево, осмотреться? — думает Атосса. —Задержать порыв? Может, он и принесет победу? Может, Беата разогнала этот сброд, ведь у нее пять тысяч мечей. Решайся, Атосса, решайся! До Белькарнаса недалеко, каких?нибудь десять стадий. Времени мало, решайся!»

И только Атосса хотела крикнуть дочери «Гони!», как справа увидела облако пыли. Конница, не менее чем в тысячу воинов, шла наперерез Атоссе. Не нужно большого расчета—всадники отсекут ее от амазонок!

— Гляди влево, мама! —крикнула Агнесса. Паномарха повернула голову—слева, из?за холма, шла вторая конная тысяча. Впереди ее скакала Годейра, Атосса сразу узнала ее, и это больше всего напугало паномарху.

— Стой! — крикнула она дочери. Агнесса рванула вожжи, кони резко остановились, колесница наехала на лошадей, перевернулась.

Передовые амазонки окружили колесницу, спешились, поставили ее на колеса, помогли поднять лошадей, распутать постромки. Атосса поднялась с земли, выхватила меч, махнула им сначала вправо, потом влево, приказывая идти навстречу вражеским конникам.

Речку Белькарнас вброд переходили рабыни Чокеи. Они двигались темной массой, медленно шагая по сухой траве, и казалось, им не будет конца. Атосса поняла, что битва будет скоротечной и фальшивый пояс богини не спасет амазонок. Может быть, впервые в жизни Атосса по–настоящему перепугалась и растерялась. На заступничество богов рассчитывать было бессмысленно. Все враги, которых она считала или погибшими, или обреченными, будто встали из пепла. Атосса видела: правое крыло конницы, вела в бой Годейра. Что произойдет, если царские амазонки увидят царицу? С колесницы хорошо было видно, как стремительно и сильно вогнала Лота левый клин конницы в ряды амазонок. Атосса знала: Лота в бою отважна и мудра. Беата, вместо помощи, предала Атоссу... Кто же теперь остался с нею? Антогора? Пелида? Лаэрта? И еще одно понимала Священная: ее воительницы хороши в стремительных набегах, там они действуют привычно, там они непобедимы. А здесь...

— Почему мы стоим, мама? Погляди, кругом кипит битва!

— Я молюсь богам, дочь моя.

— Помни, ты сейчас не в, храме. Ты—паномарха. Оглянись назад!

Атосса повернула голову. Сзади на них катилась могучая волна рабынь. И впереди на коне Чокея. Она узнала колесницу Атоссы и указывала на нее мечом.

— Раздави ее, — крикнула Священная и толкнула дочь в плечо.

Агнесса круто развернула колесницу, хлестнула лошадей вожжами и ринулась на Чокею. За колесницей поскакала приданная для охраны сотня...

... Три стремительных потока сшиблись посреди долины и закружились в стремительном водовороте боя. Но ненадолго. Битва — тогда битва, когда воин видит впереди себя врага. Если же он не знает, против кого поднимать ему меч, отвага покидает его, уступая место сомнениям и страху. Так случилось и на этот раз. Сотенные, устремляя своих воительниц за Атоссой, знали одно: нужно вырваться из ущелья, проскочить долину, перебраться через мелководный Белькарнас и там построиться в боевой порядок.

Когда сотенные увидели, что колесница Атоссы врезалась в огромную массу рабынь и утонула в ней, как в болотной пучине, они поняли, что прорыв не удался, войско лишилось паномархи и настало время каждой сотне драться так, как подскажет ум. И они начали сражаться. Амазонки знали: мужчина всюду враг и его нужно убить. Но как быть, если конников ведет царица Годейра? Их паномарха, которую они считали погибшей? Как поднять меч на воинов, впереди которых скачет Лота? Та самая Лота, с которой многие сотенные ходили когда?то в набеги, помнили ее и любили. Да и рядовые амазонки опустили копья; какая из них подняла бы меч на царицу, на бывшую полемарху Лоту, на Мелету и Кадмею?

Царица предвидела это и предупредила торнейцев. Конники Лоты и Годейры, царские амазонки смешались вместе и опустили мечи. Они кружились по долине, метались из края в край и не знали, как быть. Пыл схваток, начавшихся в первый момент встречи, потух. Годейра металась от сотни к сотне и коротко приказывала прекратить бой, и сотенные слушали ее. Сеча, не успев как следует начаться, прекратилась.

От Белькарнаса сплошной стеной двигались рабыни Чокеи, а слева выводила в долину свое пятитысячное войско Беата.

Случилось небывалое: рабыни и царские воительницы, гоплитки и торнейцы оказались в одном стане, и только храмовые амазонки все еще не показывались из ущелья.

Тифис и Диомед наблюдали за полем боя с холма. Молодой царь Олинфа был в восторге:

— Боги благоволят ко мне, Диомед! —воскликнул он, когда волнение в долине улеглось. — Посмотри, мы почти без потерь добились успеха! С такой силой нам ничего не стоит раздавить храмовых, если они посмеют напасть на нас. Ну, что ты молчишь, Диомед?

— Я скован страхом, царь Олинфа. И о каком успехе ты говоришь? Это победа может обернуться страшным поражением.

— Но у нас великая сила! Такого войска не было ни у одного царя Эллады.

— У нас? Сейчас не мы хозяева Фермоскиры, а Годейра. И она понимает это лучше, чем ты. Неужели ты разучился считать? У нас всего четыре тысячи, а все остальные у Годейры. Там не менее сорока тысяч. Мы в руках царицы, как ты не можешь понять? И она не нападает на нас только потому, что не разделалась с храмовыми и боится повстанцев.

— Но мы же договорились с нею, Диомед! Ты сам твердил мне, что амазонки верны клятве. А она поклялась!

— Я и сейчас повторю: амазонки — да. Но не царицы. Ты сам царь и хорошо об этом знаешь.

— Что же делать?

— Настало самое время жениться, царь Олинфа.

— Жениться? Ты спятил, Диомед?

— Это единственное, что может спасти нас. У нас нет времени для спора—царица скачет сюда. Послушайте старого Диомеда.

К холму действительно скакала Годейра в окружении женщин. С нею были Лота, Беата, Кадмея, Мелета и несколько молодых кибернетов.

Годейра соскочила с коня, бросила поводья в руки Кадмее, сама поднялась на холм.

— Хвала богам, царица Фермоскиры! —воскликнул Тифис. — Я вижу, ты несешь мне весть о победе.

— Нам осталось покорить Антогору, царь Олинфа. — Годейра встала рядом с Тифисом.

— Настало время. Но прежде я хотел бы знать: намерена ли ты сдержать свое царское слово?

— О чем ты, царь Олинфа?

— Ты обещала мне в жены Кадмею.

— Сдержу я слово, бери ее — она твоя.

Вслед за Годейрой на холм поднялись и другие, они встали чуть в стороне.

— Мои славные кибернеты! — Тифис повернулся к капитанам, и те, сделав несколько шагов вперед, встали перед ним. — Еще одно усилие — и мы закончим сражение. Царица Фермоскиры и ее отважные подруги явили нам чудеса боевого предвидения, мудрости и отваги. Ответим им тем же. Я приказываю посадить на коней всех ваших воинов, мы поскачем в ущелье и рассеем храмовых всадниц. Я сам поведу вас в бой, кибернеты.

— Да будет так, достославный Тифис!

— Пусть и нам достанется немного славы!

— Но прежде я хотел бы вам сказать: отныне у царя Олинфа есть царица! Кадмея, подойди сюда. Встань рядом. Согласна ли ты быть моей женой?

Кадмея подошла к Тифису, встала около него и спокойно, как будто давно считалась невестой, ответила:

— Я готова, царь Олинфа, с тобой рядом идти в бой на храмовых. Вот меч мой!

— Ты мой держи! Отныне ты царица!

— Отныне ты мой царь.

Они обменялись мечами. Тифис поднял руку:

— Для поздравлений будет время. Сейчас пора в бой!

— Может быть, следует послать гонца к Антогоре? — заметил Диомед.

— Не следует, — твердо ответила Годейра. — Я не хочу с ней мира.

— И я, — кратко произнесла Лота.

— Смерть Антогоре! — воскликнула и Беата.

— Подайте мне коня. Ты, Диомед, останься здесь.

Тифис, Кадмея и кибернеты спустились с холма к лошадям. Царь и молодая царица Олинфа почти одновременно вскочили на коней и поскакали рядом.

— Он баловень богов, — сказал, обращаясь к Годейре, Диомед. — Если он привезет в Олинф одну твою дочь...

— Не беспокойся, славный Диомед, будет и приданое. Только бы вернуться в Фермоскиру. — Годейра приложила ладонь к бровям, защищая глаза от солнца. — Посмотри, Диомед, кто?то едет сюда?

— Да... Колесница...

— Это же Чокея! — воскликнула Лота и пошла навстречу колеснице. Чокея осадила лошадей около холма, спрыгнула с облучка, пожала протянутую руку Лоты.

— Они там, — и кивнула головой в сторону колесницы.

Лота заглянула в кузов. На днище лежала раненая Атосса. Ее обнаженная грудь залита кровью, глаза закрыты. Связанная Агнесса сидит, откинувшись на передний щиток кузова, глаза ее расширены, и не понять, что в них: страх или ненависть.

Подошли Годейра, Мелета и Беата.

Атосса открыла глаза, увидев Годейру, поднялась, оперлась на локоть и зловеще прохрипела:

— Всю жизнь... ты предавала заветы... теперь погубила Фермоскиру. Проклятье тебе навеки... смрадная душа.

— Фермоскира жива, Атосса. И я ее царица. Ты хотела в бесславной битве погубить мое войско, а я спасла его. Мы заключим с торнейцами почетный мир, а Кадмея поедет в Олинф царицей. Фермоскира поднимется снова... Залогом этому ее лучшие дочери: Лота, Беата, Мелета, Гелона.

— Рано торжествуешь, Годейра. Все повторяется. Вспомни Медею.

— Хватит, Атосса. Все свое ты уже сказала. Увезите их в город и охраняйте.

— Позволь спросить, царица? — Чокея подошла к Годейре.

— Говори.

— У нас нет пищи. Мы не ели двое суток. Что нам делать?

— Ты, Чокея, подняла рабынь и метеков, чтобы получить свободу?

— Да, царица.

— Скажи своим, что они могут идти, куда захотят. Прокормить такую ораву бездельниц я не смогу...

Антогора поднялась на вершину горного перевала, и вся долина перед ней была как на ладони. Она раньше Атоссы поняла, что прорыв не удался. Если Атосса, вырвавшись на простор, думала, что Белькарнас не задержит ее, то Антогоре с высоты видны были неисчислимые толпы рабынь, скрытые в кустах за речкой. Она видела также неподвижные порядки гоплиток—о предательстве Беаты нетрудно было догадаться. Выводить храмовых на помощь сестре было бессмысленно. В первое время Антогора надеялась, что положение изменится, она верила в ум Атоссы, в самые трудные моменты жизни Священная находила выход.

Но когда колесница Священной скрылась в толпах рабынь, стало ясно — сражение проиграно. Сначала Антогора решила: бежать. Увести храмовых через ущелье далеко в горы, сохранить свою силу и защиту, чтобы потом найти себе безопасное место. Но эта мысль оказалась неприемлемой. Горы, куда собиралась вести она войско, были труднодоступны и необитаемы. Там не найти корма для лошадей, да и сами амазонки не имели запаса еды.

Может, отсидеться в крепости Атоссы? Там тоже им грозила голодная смерть. Оставалось одно — подороже отдать свою жизнь, умереть за заветы Ипполиты. А для этого надо вывести храмовых в долину и как можно больше уничтожить этих ненавистных скотов — мужчин. Антогора в душе надеялась на чудо. Может быть, всеблагая Ипполита пошлет ей победу? Если кодомарха со своими храмовыми сокрушит торнейцев, с амазонками Годейры справиться будет легче. Их немного больше, чем храмовых, да и вряд ли будут они сражаться против своих сестер. Неужели им не дороги заветы богини, не дорога вера, которой они жили?

Антогора спустилась в ущелье. Храмовые наездницы ждали ее с нетерпением. Они понимали, что в долине идет бой, но сумела ли Атосса проскочить долину и уничтожить мужчин, они не знали. Судя по тому, что их долго не посылали в бой, они предполагали победу. Если бы Атоссе стало трудно, их давно бы направили ей на помощь.

— Я не хочу скрывать от вас правду, — сказала Антогора, собрав сотенных. — Священная погибла, царское войско перехватила Годейра, Беата предала нас. Мы остались одни. Более некому защищать Фермоскиру, никто, кроме нас, не встанет на защиту святого храма. Дорога у нас одна — через Белькарнас. Мы или пройдем, или погибнем. Передайте защитницам храма: я верю, наша кровь не прольется даром. Всеблагая Ипполита поднимет Фермоскиру из пепла и на золотых скрижалях напишет наши имена.

Дозорные с вершины сообщили, что в сторону ущелья скачет огромное полчище мужчин.

— Пора, — сказала Антогора, и сотенные разъехались по своим местам. Ей подвели коня, она вскочила на него и, выхватив меч, ударила пятками в бока жеребца...

... Когда Диомед сказал, что Тифис — баловень богов, он не кривил душой. В этом он убеждался все больше и больше. В прошлые походы торнейские корабли не раз теряли свои паруса в штормах и ураганах, а этот раз плавание шло на удивление спокойно. На первой же большой стоянке Тифиса ждала нечаянная удача — город, готовый пасть. Не успел он подвести корабли к крепости — открылись ворота. И даже здесь, в долине, где, казалось, никак не обойтись без кровопролития, все обошлось благополучно. И Диомед поверил в счастливую звезду Тифиса.

Когда главный кибернет так опрометчиво решил вести в бой торнейцев сам, Диомед хотел было отговорить его. Старый кормчий знал, что Тифис не имел никакого представления о конной войне. Он и на коня?то садился только во время охоты. И все же промолчал. Диомед поверил в удачу и на этот раз. Что касается Годейры — ей просто не пришло в голову, что царь Олинфа не умеет воевать на коне. Все, кого она знала в своей жизни, с пеленок были конниками. Она не подумала и о Кадмее, Все, по ее мнению, шло хорошо. Антогора и храмовые, конечно, знают о событиях в долине и сопротивляться будут слабо. За спиной у Кадмеи будет более трех тысяч воинов, и ее ждет славная победа. А она необходима молодой царице. Соперниц у нее будет много. Кто знает, как будет поступать Тифис после боя?..

Тифис и Кадмея скачут рядом. За ними две сотни этеров — охрана царя. Далее темнеют конные сотни по шесть в ряду. Под тысячами копыт гудит земля. Уже недалеко вход в ущелье, и встревоженная Кадмея спрашивает Тифиса:

— Пора перестраиваться, великий царь?

— Зачем? — Тифис слегка натягивает поводья.

— Как ты думаешь вести бой?

— Мы ворвемся в ущелье...

— О, силы неба! Ты шутишь, царь? Сражаться конницей в ущелье — гибель!

— Ты думаешь?

— Я знаю. Нас Антогора перебьет как мух.

— Что же делать?

— Остановись.

Тифис осадил коня, поднял руку. Конница остановилась. Кадмея поняла, что царь в бою смыслит мало.

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

Во время праздников сложно удержаться и не попробовать все блюда, выставленные на стол. Но жареная ж...
Эта книга о «конях», «мясниках», «бомжах» (болельщиках СКА, «Спартака» и «Зенита»), короче говоря, о...
Хотите, чтобы ваше утро и утро ваших близких начиналось с полезного и вкусного завтрака? Тогда воспо...
Новый Орлеан потрясен известием о жестоком убийстве священника. Вести расследование поручено следова...
В дополнительном выпуске серии «Лучшее из “Общаться с ребенком. Как?”» Юлия Борисовна Гиппенрейтер о...