Остров в море Тор Анника

Глава 12

Однажды воскресным вечером, в конце сентября, тетя Марта попросила Штеффи надеть пальто. Предстояло пойти на «собрание молящихся». Штеффи не знала, что это такое, но послушно оделась и отправилась вслед за тетей Мартой. Они пришли в поселок к деревянному дому, который назывался «пятидесятническая церковь».

Снаружи было полно народу. Одни входили внутрь, другие, разбившись на небольшие группы, стояли и разговаривали на улице. Там была и тетя Альма с Нелли и малышами.

– Что это такое? – прошептала Нелли.

– Я не знаю, – шепотом ответила ей Штеффи. – Какая-то церковь.

Внутри здания был большой зал с рядами деревянных лавок. Похоже на церковь, но не совсем. В Вене церкви были старые, построенные из камня, с витражными окнами, украшенные изображениями святых и наполненные запахом сотен горящих свечей. Штеффи бывала в одной из них с Эви и ее мамой.

А тут – просто большая, холодная комната с возвышающейся кафедрой, совсем как в классе. Никакого живого огня, отбрасывающего всполохи света в глубину таинственных галерей среди темных колонн. Никаких изображений святых, печально взирающих со стен. Свет электрических ламп на потолке был резок. Только что вымытый пол пах влажной древесиной.

Лавки стали заполняться. Штеффи сидела между тетей Мартой и Нелли. С другой стороны от Нелли сидела тетя Альма, держа на коленях Иона, а рядом с ней – Эльза.

Когда все расселись, началась служба.

Высокий худой мужчина стоял за кафедрой и говорил молитвенным голосом. Его большие руки были сложены в молитвенном жесте, и он то опускал, то поднимал их. Штеффи понимала только часть того, о чем он говорил. Речь шла о Боге и Иисусе, и о грешниках, которые должны раскаяться.

– Придите в дом Иисуса, – сказал мужчина. – Он примет вас, кем бы вы ни были.

Иногда его фразы заставляли Штеффи прислушаться. «Пылая, устремится в сердце», говорил он, кровь агнца». Это звучало красиво и необычно.

На скамейке за ними сидела женщина, которая все время что-то бормотала про себя.

– Да, да, дорогой Иисус, – многократно повторяла она.

Штеффи обернулась и посмотрела на женщину, но тут же получила сильный тычок от тети Марты. Та сидела прямо и сдержанно, положив руки на колени, плотно сжав губы.

Скамейка была жесткая. Рядом беспокойно ерзала Нелли.

Внезапно женщина поднялась, пошла в зал и принялась говорить. Она монотонно бубнила длинную тираду, одни и те же слова, снова и снова. Как Штеффи ни напрягалась, она не смогла понять ни единого слова. Это не было похоже ни на шведский, ни на другие языки, которые Штеффи когда-либо слышала.

Сестры исподтишка переглянулись. Штеффи захотелось рассмеяться. Но, увидев рядом строгий профиль тети Марты, она сдержалась.

Снова подошла очередь худого мужчины. Он говорил и говорил, размахивая своими крупными руками.

Обычно по праздникам мама и папа брали девочек в иудейский молитвенный дом, синагогу. Там не требовалось тихо сидеть все время. Люди приходили и уходили, стояли у входных дверей и беседовали, приветствовали знакомых и поздравляли друг друга с праздником. Дети выбегали в сад, играли там какое-то время и снова садились рядом с родителями.

Наверху, где обычно Нелли и Штеффи сидели с мамой и смотрели вниз на папу и других мужчин, благоухающие духами дамы угощали их карамельками.

Только в Судный день каждую осень все были серьезные и тихие. Особенно в прошлом году. Многие люди плакали, когда раввин читал молитву об усопших. Всего несколько недель спустя синагоги не стало. Ее сожгли дотла, одной ужасной ноябрьской ночью. В ту самую ночь…

Штеффи не хотела вспоминать об этом. Усилием воли она заставила себя вернуться к действительности. Взгляд худощавого проповедника был устремлен ввысь, поверх голов собравшихся.

– Иисус Христос, – сказал он, – Иисус Христос – вот ответ на все твои вопросы.

На все вопросы? Может ли Иисус объяснить, почему им пришлось бежать в чужую страну? Может ли он сказать, когда она снова встретит маму и папу?

Тут худой мужчина отошел в сторону. Группа молодых людей поднялась на помост. Они казались похожими друг на друга: все с румяными щеками и ясными глазами. По их виду можно было подумать, что у них вообще нет никаких вопросов.

Хор запел чистыми голосами. Молодая женщина с косами, обернутыми вокруг головы, аккомпанировала на гитаре. Первый раз с тех самых пор, как Штеффи оказалась на острове, она слышала музыку. Песни текли сквозь нее, наполняли и согревали. Она погрузилась в дрему, чувствуя мелодию в голове, в груди, в руках и ногах. Музыка была так прекрасна, что Штеффи заплакала.

Нелли осторожно тронула сестру за руку. Та сжала ее ладонь и держала, не отпуская. Нелли тоже заплакала. Они плакали и плакали, пока не прозвучал последний аккорд. Тетя Марта обернулась и вытолкнула обеих девочек в проход между рядами. Подойдя к помосту, она опустилась на колени на деревянный пол, увлекая за собой Штеффи и Нелли. Девочки встали на колени по обе стороны от нее. Худой мужчина возложил свои крупные ладони на головы сестер и принялся громко молиться.

Штеффи чувствовала, как все в зале смотрят на нее, как она стоит перед ними на коленях. Она плохо вела себя? Нужно ли ей просить прощения? Пол был жесткий, и заноза из доски впилась сквозь чулок в коленку.

– Забери меня отсюда, – тихо молилась Штеффи. Она не знала, кому именно была адресована молитва. Богу? Иисусу? Папе? Маме?

– Аминь, – закончил пастор.

– Аминь, – повторили все собравшиеся.

Тетя Марта встала. Штеффи, пошатываясь, поднялась с колен. Все закончилось.

Вместе они вернулись на свои места. Тетя Альма обняла Нелли. Затем она протянула руку и погладила Штеффи по щеке.

После собрания они вернулись в дом тети Альмы.

– Подумать только, – сказала тетя Марта. – Девочки так быстро смогли принять Иисуса. Я в это не верила.

– Они – хорошие девочки, – ответила тетя Альма. – Добрые. Не виноваты же они в том, что не выросли в истине.

– Тогда из них все же выйдет что-нибудь стоящее, – с облегчением вздохнула тетя Марта. – Их души обрели дом.

– Штеффи, почему ты заплакала? – спросила Нелли. – Почему?

– Из-за музыки, – ответила Штеффи. – Она была так прекрасна. А ты почему?

– Потому что ты заплакала, – ответила Нелли.

Тетя Альма обернулась к девочкам.

– Теперь-то вы, наверное, радуетесь, – сказала она. – Ведь вы приняли Иисуса и спаслись. Я так за вас радуюсь.

Приняли Иисуса? Спаслись? Медленно Штеффи начинала осознавать, что тетушки полагают, будто это Иисус заставил их плакать, а вовсе не музыка.

– Да, – нерешительно начала Штеффи, – музыка была так прекрасна.

Но тетя Альма не слушала. Она продолжала болтать с тетей Мартой. Они беседовали о проповеднике, худом мужчине.

– У него талант, – сказала тетя Марта. – Он поистине одарен.

Штеффи больше не произнесла ни слова. Несколько недель спустя, не протестуя, она и Нелли позволили себя крестить. Затем девочки стали членами общины пятидесятнической церкви и каждую неделю ходили в воскресную школу.

У Штеффи было чувство, что сейчас, когда она спасена, она должна бы измениться. Стать милее, послушнее. Конечно, именно этого ожидала тетя Марта. Но Штеффи чувствовала себя точно так же, как и прежде.

Иногда она смотрела на картину с Иисусом, висящую над комодом, и пыталась почувствовать ту любовь, о которой столько говорилось в воскресной школе, но не ощущала ничего особенного.

– Прости, Иисус, – тихо бормотала она. – Прости, что я не спаслась по-настоящему.

Штеффи ничего не писала в письмах маме и папе о спасении и принятии крещения. Она не знала, как им все объяснить. Возможно, им это не понравится. Ее мучил вопрос, можно ли снова стать неспасенной, если однажды была спасена. Иначе, когда семья снова будет вместе, ей придется всю жизнь хранить эту тайну.

Воскресная школа, во всяком случае, была отдушиной в однообразной жизни острова. Занятия вела молодая женщина с гитарой. Они много пели. Девочка по имени Брита подарила Штеффи закладку с изображением темноволосого ангела в розовом одеянии. У нее был еще один, светловолосый в голубых одеждах, но с ним она не пожелала расстаться.

Брита была ровесницей Штеффи, но меньше ростом. У нее были взъерошенные рыжие волосы. Иногда после школы она провожала Штеффи часть пути.

Вера не ходила в воскресную школу. Иногда Штеффи видела ее, но обычно в компании других девочек. Светловолосая, дочь продавца из магазина, всегда была с ней, и еще другая, очень высокая и сильная девочка.

Единственная, кто при встрече здоровался со Штеффи, была Вера. Остальные только смотрели на нее. Однажды светловолосая девочка крикнула что-то ей вслед, но Штеффи не поняла ни слова.

Глава 13

Школа находилась в центре поселка. Это было двухэтажное деревянное здание с часами над входом. Прямо напротив располагалась начальная школа, которая была едва ли больше обычного дома.

Иногда Штеффи и Нелли проходили мимо обоих зданий. Если была перемена, и дети были на улице в школьном саду, они медленно шли, тайком поглядывая, как за оградой резвятся и шумят мальчишки и девчонки.

– Когда нам разрешат ходить в школу? – спросила как-то Нелли.

– Как только мы достаточно хорошо будем знать шведский язык, – ответила Штеффи.

– А я знаю шведский, – гордо заявила Нелли. – Тетя Альма сказала, что я смогла бы болтать на каком угодно языке.

Действительно, Нелли уже хорошо говорила по-шведски, гораздо лучше, чем Штеффи. Но ведь она могла сколько душе угодно болтать как с тетей Альмой, так и с Эльзой. Тетя Марта же слова не тратила понапрасну, а дядя Эверт редко бывал дома.

«Скоро мы будем знать достаточно хорошо, – думала Штеффи. – Скоро нам разрешат».

Она бросила тоскливый взгляд через ограду на школьный двор. Ей показалось, что она видит взметнувшиеся рыжие волосы, должно быть Верины. Если бы Штеффи начала ходить в школу, она бы встречала Веру каждый день. Они бы наверняка подружились.

За обедом она особенно старалась правильно произносить шведские слова. Должна же тетя Марта заметить, что она теперь знает шведский? Словно прочитав ее мысли, перед тем как встать из-за стола, тетя Марта сказала:

– Я разговаривала с тетей Альмой. Мы думаем, тебе и Нелли пора уже приступать к учебе. Не можете же вы целыми днями слоняться и бездельничать. Завтра я поговорю со старшими преподавателями, тогда, возможно, вы начнете учебу с понедельника.

На следующее утро тетя Марта отправилась на велосипеде в школу. После обеда Штеффи узнала, что пойдет в шестой класс.

– Но я уже училась в шестом классе! – запротестовала она. – В прошлом году, в Вене.

– Тебе двенадцать лет, не так ли? – резко оборвала ее тетя Марта. – Поэтому ты пойдешь в шестой класс вместе с твоими сверстниками. И к тому же, куда тебе еще идти? Может быть, ты поедешь учиться в город?

Наконец Штеффи поняла, что в Швеции дети начинают учиться с семи лет, а не с шести, как в Австрии. Поэтому ее ровесники идут в шестой класс, последний в неполной средней школе.

«Возможно, это даже хорошо», подумала Штеффи. Она ведь уже пропустила два месяца осеннего семестра.

Последний учебный год в Вене она тоже отучилась не полностью.

Сначала семья переехала в тесную комнату, и Штеффи приходилось добираться до школы вдвое дольше, чем раньше.

В тесноте и суматохе среди других жильцов стало трудно готовить уроки, хотя мама и папа пытались ей помогать. Затем пришлось сменить школу, когда еврейским детям нельзя было больше оставаться в обычной.

В еврейской школе классы были переполнены, а учителя бледны от беспокойства и усталости. Там не было золотых звездочек, которые вклеивают в книги.

На следующий день тетя Марта отправилась к знакомым и вернулась со стопкой школьных учебников: арифметика, история, природоведение, атлас и песенник. Все книги грязные и потрепаные. «Пэр-Эрик» – отчетливо было написано на обложках круглым детским почерком.

Это тот самый Пэр-Эрик, младший на судне дяди Эверта. Он окончил школу два года назад. Теперь его старые учебники перешли к Штеффи. Тетя Марта взяла даже не до конца исписанную тетрадь по арифметике. Страницы пестрели от исправленных красной ручкой ошибок.

– Нельзя ли мне новую тетрадь, – попыталась сказать Штеффи.

– Здесь исписано всего несколько страниц, – сказала тетя Марта. – Сначала закончи эту, потом получишь новую.

Штеффи листала испорченные учебники. Полоска ткани на корешке природоведения совсем износилась. А сама книга больше напоминала потрепанный веер. Некоторые страницы того гляди вывалятся.

Штеффи вспомнила приятное чувство, когда открываешь новую книгу: жесткий корешок сопротивляется и пахнет новой бумагой.

– Нечего дуться, – сказала тетя Марта. – Я не собираюсь тратить деньги на новые учебники в последний учебный год, если неизвесто даже, доучишься ли ты до конца. Нормальные учебники.

«Они сгодятся для меня, – подумала Штеффи. – Старые, потрепанные книги сгодятся для чужого ребенка. Старые, потрепанные учебники и этот ужасный купальник сойдут для ребенка-беженца, который вынужден жить благодаря состраданию других. Если бы у тети Марты был свой ребенок, она вряд ли стала брать для него книги у кого-то другого».

– Вот, – сказала тети Марта и принесла рулон коричневой оберточной бумаги. – Оберни книги, чтобы они выглядели аккуратными и чистыми.

Тетя Альма поехала в Гётеборг за учебниками для Нелли. Тетя Марта дала ей денег и попросила купить кое-что из школьных принадлежностей, которых недоставало Штеффи: две тетради, несколько карандашей, ластик и Новый Завет.

– Завет тебе пригодится на всю жизнь, – сказала тетя Марта. – Это не просто учебник.

Учебники Нелли тоже были обернуты коричневой бумагой.

– Я так буду беречь их, – пообещала Нелли.

Штеффи показала ей язык, когда тетя Марта отвернулась.

– Хватит подлизываться, – фыркнула она.

– Ты просто завидуешь, – сказала Нелли. – Будь поласковей, может, и ты получишь новые книжки.

Затем, почувствовав угрызения совести, она предложила сестре свою тетрадь по арифметике.

– Возьми, если хочешь.

– В чем же ты будешь считать? – спросила Штеффи.

– Терпеть не могу считать, – сказала Нелли и скорчила рожицу.

В среду вернулся домой дядя Эверт. Очевидно, он узнал, что Штеффи пойдет в школу и привез для нее небольшой пакет. «Гранд Базар» – гласила надпись на оберточной бумаге.

Внутри лежал деревянный пенал для ручек. Выдвижная крышка легко скользила в желобке. С одной стороны она была размечена на сантиметры и миллиметры. Если снять крышку, ею можно пользоваться как линейкой. Коробочка имела два отделения: одно для пера и еще специальная маленькая секция для ластика.

– Спасибо, – сказала Штеффи. – Спасибо вам большое, дядя Эверт.

– Ты избалуешь девочку, – проворчала тетя Марта.

Дядя Эверт притворился, будто ничего не слышал.

– Тебе наверняка будет легко в школе, – сказал он Штеффи. – Ведь ты такая смышленая и внимательная.

Воскресным вечером Штеффи собрала ранец. Она положила цветные карандаши, пенал с ручкой, новые карандаши и ластик. Ранец потяжелел.

– Плохо, что ты не умеешь ездить на велосипеде, – сказала тетя Марта. – Тебе бы не пришлось добираться пешком, и ты могла бы вместо меня заезжать в магазин по пути домой, ведь ты так и так будешь в поселке.

Все на острове ездили на велосипедах, по крайней мере, все взрослые и дети ее возраста. Малышей возили на багажниках или на раме у руля. Ребята постарше ездили большими ватагами, громко перекрикиваясь, как стая чаек, кружащая над морем и готовая в любой момент броситься в воду за лакомым кусочком.

И только Штеффи не умела ездить на велосипеде. Она знала, что никогда этому не научится.

Глава 14

В первый учебный день Штеффи рано отправилась в путь. Утро было холодным, и она застегнула пальто на все пуговицы.

Нелли ждала у калитки. Тетя Альма заплела ей в косы красные ленты и завязала большие банты. Стоя на лестнице, она помахала девочкам рукой.

Младшие школьники заходили в белый дом, расположенный напротив средней школы, где учились дети постарше. Учительница Нелли вышла встречать ее. Она была молодая и симпатичная, со светлыми косами, обернутыми вокруг головы.

Штеффи осталась стоять перед забором, окружавшим школьный двор. Во дворе носились и шумели дети. Часы над входом показывали без десяти восемь. Осталось десять минут. Она разыскивала взглядом Веру или по крайней мере Бриту, но никого из них не было видно. Штеффи медленно вошла во двор.

Время тянулось. Штеффи захотелось стать невидимой. Никто не обращал на нее внимания, но все равно она чувствовала на себе любопытные взгляды. Не следовало ей надевать пальто и шляпку. Здесь девочки ходили с непокрытой головой и в кофтах поверх платьев, хотя уже был октябрь. Мальчики были в шортах и чулках, сползавших, когда они бегали и лазали.

Прозвенел звонок. Тут, наконец, примчалась Брита со скакалкой в руке.

– Пойдем, – сказала она Штеффи, – ты будешь учиться в нашем классе.

Шестиклассники учились на втором этаже. Дети выстроились в две шеренги, девочки слева от двери, а мальчики справа.

Вера загадочно улыбнулась Штеффи, как будто у них была общая тайна. Штеффи попыталась встать рядом с ней в шеренге, но ее сильно толкнула светловолосая девочка.

– Здесь мое место, – прошипела она.

Штеффи встала последней. Перед ней стояла Брита. Она обернулась и прошептала:

– Не обращай внимания на Сильвию. Она очень много о себе воображает.

Звонок прозвонил во второй раз, и дверь в класс отворилась. В дверном проеме стояла учительница и приветствовала входивших детей: сначала девочек, потом мальчиков. Все становились у своих парт, все, кроме Штеффи, оставшейся у двери.

Учительница была высокая и худощавая, и волосы у нее были завязаны в пучок, точно как у тети Марты.

– Доброе утро, дети, – приветствовала она класс.

– Доброе утро, фрекен Бергстрём, – пропищали и прогудели тридцать голосов.

– Садитесь.

На какое-то время стало шумно, прежде чем все не успокоились на своих местах.

– У нас в классе новая ученица, – сказала учительница. – Подойди, Стефания.

Штеффи сделала пару шагов к кафедре.

– Стефания проделала долгий путь, чтобы приехать к нам сюда, – продолжала учительница. – Она приехала из Вены. В какой стране находится Вена? Сильвия?

– В Австрии, – ответила Сильвия.

Учительница дернула за шнур и на черную доску опустилась карта. Это была карта Европы.

– Стефания, ты можешь показать нам свою родину? – спросила она.

Штеффи подошла к карте. Но не нашла привычных очертаний Австрии. Вместо нее была одна Германия, раздувшаяся как воздушный шар.

– Она должна быть здесь, – смущенно сказала Штеффи и показала на нижнюю часть шара. Учительница присмотрелась к карте и тут же нашлась:

– Австрия отныне часть Германского государства, – сказала она и показала указкой. – Здесь находится Вена, столица музыки. А здесь у нас самая высокая в Европе горная цепь. Как она называется, Вера?

– Гималаи, – ответила та.

Все засмеялись.

Учительница вздохнула и спросила Бриту.

– Альпы.

– А ты, Стефания, была в Альпах? – спросила учительница.

Штеффи покачала головой.

– В Альпах, – объясняла учительница, – находятся плодородные альпийские луга.

В дверь постучали.

– Войдите, – с раздражением сказала фрекен Бергстрём.

В класс вошел неуклюжий парень. Это был тот мальчик с пристани, который предлагал Штеффи и Нелли покататься на его лодке.

Ему должно быть было, по меньшей мере, лет четырнадцать. Что он делал здесь, среди детей гораздо младше его?

– Простите, – невнятно пробубнил мальчик.

– Заходи и садись, Сванте, – со вздохом сказала учительница.

Сванте медленно прошествовал вдоль среднего ряда и сел позади всех. Он был такой большой, что едва помещался за партой.

Фрекен Бергстрём отказалась от попытки продолжить урок географии.

– Стефания – иностранка, – сказала она. – Ужасная война заставила ее покинуть свой дом и семью.

Штеффи взглянула поверх светлых вихров и локонов. На нее с любопытством или сочувствием смотрели тридцать пар голубых, серых или зеленых глаз.

– Я надеюсь, вы будете добры к Стефании, – продолжала фрекен Бергстрём, – и снисходительны к тому, что она говорит не так как вы. Ведь это связано с тем, что она – иностранка, и родилась в другой стране.

«Не-такая-как-вы-не-такая-как-вы», – эхом отозвалось в голове Штеффи. Это звучало как стук колес поезда на стыке рельсов. Она почувствовала слабость и головокружение.

– Можно мне сесть?

Учительница кивнула. Брита подняла руку.

– Можно она сядет со мной? – спросила она. – Я ее знаю.

– Я тоже, – сказал Сванте.

Сильвия засмеялась, и что-то шепнула своей соседке по парте, рослой девочке.

Первым уроком была арифметика. Задачи были легкие, простое деление, которое Штеффи изучила еще в пятом классе. Она с усердием тянула руку, и наконец ей позволили выйти к черной доске и решить задачу.

– Совершенно правильно, – сказала фрекен Бергстрём, когда Штеффи закончила. – Очень хорошо.

– Очень хар-рашо, – передразнила ее Сильвия вполголоса.

Учительница сделала вид, что не слышит.

На перемене Штеффи надеялась, что Вера подойдет к ней, но она не подошла. Вера стояла с Сильвией и другими девочками в углу школьного двора. Иногда Штеффи казалось, что они смотрят в ее сторону. Ей было интересно, о чем они болтали.

Вместо Веры подошла Брита и спросила, не хочет ли она попрыгать через скакалку. Все шло хорошо, пока Штеффи не заметила, что Сванте уставился на нее. Она занервничала, сбилась с ритма и стала крутить скакалку для Бриты.

Пока Брита прыгала, Штеффи почувствовала, что сзади кто-то подходит. Она обернулась и увидела Сильвию, возглавлявшую свою компанию.

– Скажи что-нибудь по-немецки, – сказала она.

Штеффи покачала головой, продолжая крутить скакалку.

– Скажи что-нибудь! – повторила Сильвия. – Ты ведь можешь говорить, а? Или не можешь?

– Могу.

– Ну, тогда скажи что-нибудь, – надоедала она. – Мы хотим услышать, как это звучит.

– Скажи что-нибудь, – вторила подруга Сильвии; ее звали Барбру.

Кольцо группы все плотнее сжималось вокруг Штеффи. Вера держалась в стороне. Она подтянула чулок и принялась искать что-то в кармане платья.

– Или спой с переливами, – продолжала Сильвия. – Ведь ты родом из Альп.

Брита ошиблась и наступила на скакалку. Она подошла и забрала конец скакалки из рук Штеффи.

– Твоя очередь, – сказала она.

– Не пытайся казаться особенной, – сказала Сильвия. – И не думай, что ты можешь подлизываться к учительнице. Маленькая принцесса из Вены! Кто тебя звал сюда, а?

Штеффи притворилась, будто не слышит. Сильвия охотно поверит, что она не поняла.

Штеффи прыгнула под вращающуюся дугой скакалку, отсчитывая про себя такт. Раз… и… два… и… раз… и… два… и…

Внезапный рывок натянул скакалку. Штеффи упала и ободрала о жесткий гравий ладонь. Сильвия насмешливо улыбнулась, отпустила скакалку и удалилась со своей свитой.

Глава 15

Вноябре на острове стало еще серее, чем летом, когда они приехали. Зеленели только кусты можжевельника. По утрам, когда Штеффи выходила из дома, было темно, рано темнело и вечером, когда она возвращалась. Путь до школы был долгим. Холодный ветер с моря задувал под пальто, и колени синели от холода.

И все же хорошо, что она начала учиться. Что бы она иначе делала целыми днями? После обеда и по вечерам время с тетей Мартой тянулось медленно. Они никогда не сидели вместе и не болтали, как обычно было с мамой.

Как только Штеффи возвращалась домой из школы, они с мамой садились за стол: мама с чашкой кофе, Штеффи с чашкой горячего шоколада. Штеффи рассказывала о том, что случилось в школе и по пути домой. Мама вспоминала какую-нибудь историю из своего детства или из жизни оперной певицы. Они болтали о книгах, которые прочитали или о путешествиях, в которые они могут отправиться, когда Штеффи станет старше.

Написать кому-нибудь письмо – это вовсе не то же самое, что поговорить. Беседа – это не только слова, это взгляды, улыбки, паузы между словами. Рука, которая пишет, не успевает за всем, что она хочет описать, за всеми мыслями и чувствами, что проносятся в голове. И когда письмо отослано, ответ может задержаться на много недель.

Тетя Марта ни о чем не спрашивала и ничего не рассказывала. Она проверяла, чтобы Штеффи делала уроки, поддерживала чистоту в своей комнате и помогала ей по хозяйству. Это все.