Обналичка и другие операции Лифшиц Михаил
— Но ведь это — ваши игрушки! — воскликнул Артур. Он был возмущен; директор его подводит, из-за этого и ему, Артуру, придется подвести людей, которые ждут денег. В банке ждут больших денег, Оксана и Коновалов — небольших. Для этих людей Артур — источник, кормилец, они на него рассчитывают! Артур даже не подумал в первую минуту, что в его собственный карман тоже меньше попадет.
— Что вы сказали! — повысил голос Юрий Иннокентьевич. Директор даже привстал в кресле от возмущения. Но взял себя в руки, снова сел, опустил глаза и повернул голову. «Этот сопляк думает, что разработка новой техники — игрушки, а настоящей работой занимается именно он! Парень совершенно не уважает наше дело, от которого кормится! Стоило мне только подумать, что он свой — он, как услышал мои мысли, и заорал: «Нет, я не ваш!» Ну, нет, так нет. Уступлю его Артуру Ивановичу, пусть в те «игрушки» поиграет!» В этот момент судьба Артура была решена.
В следующий раз, придя в приемную и усевшись на стул, он прождал полчаса, а потом не выдержал и спросил: «Юрий Иннокентьевич у себя?»
Эмма, не отрываясь от своих бумаг, сказала, прямо не отвечая на вопрос Артура.
— Юрий Иннокентьевич вас принять не сможет. Документы на подпись оставьте мне.
— Что же вы раньше не сказали, я сижу уже полчаса?!
— А вы не спрашивали, — глядя в упор на Артура, сказала Эмма.
Артур оставил свои документы и вышел из приемной.
«Да, ветер переменился. Эмма, ржавый флюгер, это сразу показала. Враз не стало ни денег Иннокентьича, ни любви Эммы!» — думал познавший уже порядки в приемной Артур.
Начав работать в благоприятном, комфортном режиме, Артур не мог привыкнуть к тому, что им недоволен директор, к нему недоброжелательна секретарша, даже непосредственная его начальница Евгения Сергеевна стала сдержанной и перестала спрашивать: «Артурчик, как дела?»
Обида
Придя на работу в институт, Артур попал в окружение людей, совсем не похожих на его школьных и университетских приятелей и на друзей его родителей. При знакомстве многие сослуживцы чуть ли не сразу спрашивали: «Ты сколько получаешь? Начальник плохой?» Затем рассказывали, как они мало получают, как их мало ценят и какой плохой человек их начальник. Говорили самозабвенно и собеседника не слушали.
А уж за проходной с таким человеком кружки пива нельзя было выпить, чтобы он не начал жаловаться: «Начальник дает мне работу, говорит, сделай. А я ему отвечаю, что сделать я могу, но эта работа не по моей должности, эта работа ведущего, а я шестой год — старший. Он говорит, так вот, делай, и повысим. А я ему говорю, что я так не могу…»
Первый год службы эти тоскливые люди удивляли Артура. Он даже матери рассказал про это свое недоумение. Мама отреагировала очень живо.
— Понимаешь, — сказала она. — Таких людей много, и среди них есть способные. Но они редко добиваются чего-то в жизни, потому что перестают идти к цели, ведь они, как ни странно, быстро достигают своего непреодолимого предела. Давно известно: человек стремится к славе, к богатству или к власти. Это древняя мудрость, но в наше время всех людей по этим трем категориям не распределишь, больше нужно градаций, более разветвленная классификация. У тех, про которых ты говоришь, цель одна — обидеться. Вернее, это не цель, а, как я уже сказала, непреодолимый предел. В своей обиде они живут комфортно, ничего не делают, только всем рассказывают, как несправедливо с ними обошлись. Если им улыбается судьба, они и в этом случае не рады. Даже найдя семь белых грибов около одной березы, или лежа на пляже у теплого моря, или получив большую премию, или оказавшись в командировке в Париже, эти люди не бывают счастливы и быстро придумывают, на что бы обидеться и в этом случае.
Краткий и точный рассказ матери удивил Артура. Видимо, мама когда-то размышляла над этим, и у нее остались «выжимки», квинтэссенция, суть. Такая компактная форма удобна для хранения информации, но не подходит для объяснения. «Как же так, — размышлял Артур. — Не нужно ни славы, ни денег, ни власти, не радует семья, не нужно взаимности любимого человека, не нужно решения трудной задачи? Да мало ли привлекательного, мало ли такого, что кажется счастьем?! Я был бы счастлив, если бы мог воскресить Светку и нарожать с ней детей! А мама говорит, что некоторые люди стремятся обидеться, а, обидевшись, достигают своей цели и становятся счастливыми. Ерунда какая-то!»
— Мам, ты изложи попроще, с примерами, лучше всего назови такого человека, которого я знаю. А так я ничего не понял.
— Среди наших с папой друзей таких людей нет и быть не может! — гордо сказала Маргарита Николаевна. — Ну, а пример… Был у меня случайный знакомый, парень тридцати одного года от роду. В ранней юности он был одаренным спортсменом-гребцом, входил в юношескую сборную страны. «Кандидат в мастера спорта», или даже «Мастер спорта». Потом поругался с тренером, и из сборной его выгнали. Учился он тогда в девятом классе школы. С тех пор в течение 15 лет с ним ничего не происходило. Он не получил профессии, не освоил никакого ремесла. Работал то курьером, то подсобным рабочим. Благо, отец у него был в силе, пристраивал и подкармливал. Каждому новому человеку он рассказывал, какая сволочь был его тренер и как тренер его обидел. Рассказав эту историю несколько раз, он терял интерес к человеку и искал следующего. С годами эта история устарела, потеряла свежесть и остроту. Собеседники стали его спрашивать, что было дальше, а он объяснял, что дальше не было ничего, звучало это странно, поэтому он добавлял: «Я понимаю, во мне еще много безответственности…»
— Ну, это идиот какой-то… — сказал Артур.
— Этот парень, может, и идиот, — ответила мать. — Но людей, ждущих, на что бы обидеться, очень много. Никогда не ищи утешения в обиде, не живи обидой, как бы досадно тебе не было.
Вооруженный напутствием матери (которое вполне соответствовало его собственному ощущению), Артур перестал сочувствовать обойденным. А когда приходилось по службе беседовать с этими людьми и неизбежно выслушивать их жалобы, повторял про себя: «Ты сам виноват».
После разговора с сыном об обидах и об обиженных Маргарита Николаевна предалась воспоминаниям.
Давно, в конце 1960 года, на третьем курсе университета, двадцатилетняя Рита ехала в отцовской «Чайке» из университета на дачу. Рита взяла с собой Пашку. Отец вообще-то не разрешал никого брать в машину, но к Пашке это запрещение не относилось, потому что в их поселке Воскресенское Пашкина семья и семья Риты уже несколько лет занимали соседние коттеджи. Иногда машина Пашкиного отца возила обоих, Риту и Пашу.
Рита с Пашкой давно были знакомы, с трех лет. Отца Риты тогда отозвали с фронта, направили на работу в Куйбышев, и разрешили вызвать туда семью. В соседней квартире в правительственном доме в Куйбышеве жила семья Пашки. Потом Рита и Пашка учились в одной школе в Москве.
Один раз Пашка с матерью куда-то собирались, торопились ужасно, «зашивались», что называется. Пашку одели, мать выглянула в окно и сказала домработнице: «Отправляй его во двор, чтоб под ногами не вертелся, там Рита с няней гуляют, а сама возвращайся помогать! Паша, иди, погуляй с Ритой, только не извозись!» Рита предложила Пашке прыгать с качелей, кто дальше. Пашка прыгнул и свалился. Сразу вспомнил, что он одет «на выход» и закричал Рите: «Это из-за тебя!» и побежал к ней, чтобы дать ей хорошенько. Рита — от него, а за ними няня. Пашка опять шлепнулся и порвал брюки на коленке. Поднялся, увидел дырку и заплакал: «Я все про тебя маме скажу!» Няня подскочила, стала отряхивать Пашку и причитать: «Ну, Павлик, ведь Рита не нарочно…» А Рита спросила: «А ты чьей маме скажешь, твоей или моей?» Пашка задумался, перестал плакать, потом ответил: «Моей!» Рита решила, что это неопасно, и не испугалась. Историю про качели, Пашкины штаны и «чью маму» родители умиленно рассказывали друг другу при каждом общем застолье.
В 1957 году Рита и Паша поступили в МГУ, Рита на юридический факультет, а Паша в Институт восточных языков.
Обычно Пашка, как залезал в автомобиль, сразу разваливался на заднем сиденье и полулежал всю дорогу, даже по сторонам не смотрел. С шофером не здоровался. Рита всегда говорила: «Здравствуйте, дядя Гриша!», и Пашка однажды посоветовал ей не заигрывать с персоналом. Рита как-то сказала шоферу: «Вы его извините, он — дурак». «Он — барчук, — ответил шофер. — Давно было, водитель за ними на дежурной «Победе» приехал, их «ЗиМ» был в ремонте, так он ехать не хотел, упал на пол и визжал, что на этой машине не поедет». В общем, Рита Пашку старалась не подвозить, и сама не просилась в его машину.
А в этот раз Пашка буквально увязался с ней. И в машине не развалился, как обычно, а сидел собранный. Когда тронулись, Пашка завел разговор.
— Что это ты с Артемоном сильно задружилась?
— Кто это — Артемон? — спросила Рита.
— Калмыков, — ответил Пашка
— Почему это ты его собачьей кличкой зовешь? — Рите не хотелось разговаривать с Пашкой, тем более про Артура.
— Потому что он умный и красивый, а человеком никогда не будет, как Артемон из сказки про Буратино, — высокомерно вымолвил Пашка заготовленную фразу.
— Это почему? — опять спросила Рита, хотя сразу поняла, что Пашка имеет в виду: они с Пашкой — номенклатурные дети, а Артур из простых, и пути ему нет.
— Потому, — сказал Пашка и скривил рот.
— А из тебя человек выйдет?
— Выйдет, — уверенно сказал Пашка.
— Сомневаюсь… — презрительно ответила Рита.
— Не сомневайся. Я уже в списках.
— В каких это ты «в списках»? — опять спросила Рита, хотя представляла, в каких.
— В таких. Меня уже оформляют!.. — похвастался Пашка, покосился на водителя и дальше хвастаться не стал.
— А ты его в глаза пробовал Артемоном называть?
Пашка уже сказал все, что ему поручили сказать ребята, отбарабанил выученный урок — предупредил Риту, чтобы она не связывалась с парнем «из чужих». Поэтому Пашка развалился на сиденье и стал непринужденно болтать.
— Не, сам я не пробовал. А вчера на военной подготовке Енот решил его на место поставить, чтоб не умничал. Подозвал Калмыкова, спросил его что-то по учебе, потом говорит: «Все, Артемон, иди на место!» Калмыков глаза вылупил, а Енот ему: «Место, я сказал!» А Калмыков ему по харе!
— А Енакиев что? — заинтересовалась Рита.
— Побежал к полковнику жаловаться. Полковник их помириться заставил, — с сожалением сказал Пашка. — Да Енот мог бы Калмыкова твоего размазать. Сказал бы своему отцу, и Калмыкова сразу бы отчислили из университета, и в армию бы отправили, в такое место, куда Макар телят не гонял. Но Енот испугался, что будет шум, а ему сейчас нельзя высовываться, его тоже оформляют…
— А ты откуда знаешь про Енакиева и Калмыкова?
— Мне ребята из вашей группы рассказали, — Паша не стал уточнять, что за рассказом об инциденте последовало поручение поговорить с Ритой.
— Паша, милый, — сказала Рита так сладко, что Пашка приподнялся на сиденье и стал смотреть на Ритины губы. — Я так за тебя волнуюсь. Будь поосторожней с Калмыковым. А то он тебе набьет морду, и тебя из списков вычеркнут. С фингалом под глазом проверку ты не пройдешь!
— Дура! — сказал Пашка и снова развалился на сиденье.
На Новый 1961 год Рита позвала в свою компанию Калмыкова, хоть там и был Енакиев с битой мордой. Но они ничего, нормально разговаривали. Рита с Артуром приготовили кукольный театр, чтоб что-то было интеллектуальное. А то напьются, наедятся, девчонок будут лапать и пластинки заграничные слушать. Потом заснут. Рита с Артуром придумали пьесу в стихах про Деда Мороза, который выбирал себе внучку Снегурочку из многих кандидаток. Вставили даже критику Никиты Сергеевича.
- Вот нет никакой за труды нам награды,
- И жизни мы часто бываем не рады,
- И вся кукуруза — сплошная фигня,
- Ах, девочки, только любите меня!
Спорили, стоит ли вставлять такие острые слова, боялись, что донесут. Тот же Енот, к примеру. Но решили оставить.
А зрители подвыпившие развалились перед ширмой, кто на ковре, кто на диване, кто в кресле, и ни на какие слова кукольных персонажей не реагировали. Так Пашка разваливался на заднем сиденье «Чайки». И никто из них не проронил ни слова ни во время спектакля, ни после. Потом опять стали есть, пить и обниматься под музыку. Рита не выдержала и спросила Пашку: «Ну, как тебе кукольный театр?» Пашка посмотрел на девушку посоловелыми глазами и вальяжно промолвил: «Ты считаешь, что зрителю надлежит оценивать произведение искусства? Я в этом не уверен…» После чего Паша демонстративно повернулся к столу, налил себе рюмку водки, выпил и закусил ложкой черной икры.
И Рите стало ясно, что Пашку кукольный спектакль не заинтересовал, на кукол он не смотрел, текст не слушал, а если бы смотрел и слушал, то ничего бы не понял. И учился он также: или зубрил, или списывал и никогда ничего не понимал. Послушаешь Артура, так за каждой строкой учебного текста увидишь судьбы людей, исторические события и практические дела, а у Пашки любой текст — только скучное сочетание слов, которое он успел выучить или не успел выучить. И Енакиев — такой же. С ними всегда будет скучно. А с Артуром всегда будет интересно.
Потом Рита привела Артура знакомить с родителями. Отец домашними делами не занимался, Рита договаривалась с матерью. Главное, нужно было выбрать такой вечер, когда отец будет дома. Мать готовила встречу, открыто не перечила дочери, но все делала, чтобы этот парень появился у них дома первый и последний раз. Мужу накануне сказала: «У них идет к свадьбе. Нам этот парень не нужен, я знаю, что говорю! Дело твоей жизни — расстроить этот брак!» У мужа покраснело лицо, но кричать он сразу не стал, а ответил: «Мое дело, чтобы жила страна родная, и нет у меня других забот!» «Я ж не про работу твою говорю, а про семью, понимай разницу. Я знаю, что ты крупный руководитель, что ты за страну болеешь. Но тут-то поверь мне!». В общем, отец обещал.
За столом отец расспрашивал гостя, кто он да что, но особенно не задумывался над ответами Артура, ведь жена предупредила: он — жених неподходящий. Артур, когда решил, что прелюдия окончена, сказал: «Мы с Маргаритой любим друг друга и хотим пожениться!» У отца покраснело лицо, и он твердо сказал: «Этого не будет!» Мать сразу успокоилась: сейчас отец начнет орать и выгонит парня. Но Артур также твердо ответил отцу: «Это — будет!» И смотрит на отца в упор. И отец на него смотрит, и краска с лица сходит. Сидят и молчат. Тут Рита демонстративно поднялась, пододвинула стул поближе к Артуру и снова села. Мать встала и сказала: «Коля, поди сюда!» В другой комнате говорит мужу: «Ты что молчишь? Выгони его! Как он с тобой разговаривает?!» А отец отвечает цитатой: «Ну, матушка, не завершай удара, кто в бедности рожден, тебе не пара!..» Так, что ли?»
Несколько лет назад отца на партсобрании критиковали за низкий общекультурный уровень. Рекомендовали больше читать. Рассматривая список рекомендованной литературы, отец понял, что прочитать все это — задача неподъемная. Поразмышляв некоторое время, отец придумал выход. Он за три недели выучил наизусть «Горе от ума» и при каждом подходящем случае стал вставлять фразы оттуда. В пьесе Грибоедова можно было найти подходящие цитаты для любой жизненной ситуации. Через некоторое время у товарищей по партии сложилось мнение, что отец — начитанный человек, знаток русской классики.
И в этот раз Фамусов помог! Но мать не поняла и ответила: «Причем тут «бедность»? Это буржуазное слово! У нас нет ни бедных, ни богатых. У нас все равны…» У отца покраснело лицо, и он начал орать на мать. «Молчи, курица! Ишь, рассуждать взялась! Чем тебя советский студент не устраивает, сын честных специалистов?! Что он с периферии? А ты, вошь буржуазная, откуда? Из Зимнего дворца, что ли, контра, моль белая?! Я знаю, кто тебе нужен. Пашку хочешь в зятья! Пашка — мозгляк. Я и отцу его это сказал честно, как коммунист. Упустил он парня, теперь ему тащить сына до пенсии. Самостоятельно Пашка шага ступить не в состоянии. А ты хочешь Ритулю такому приспособленцу отдать! Не допущу! Молчи, сил нет твое мещанство выносить. Дочь у меня — девка с головой, не в тебя пошла! Ритуля сама знает, кто ей нужен. Пусть пробует!.. А не подойдет парень, тогда разберемся…» Мать испугалась, села на диван и простонала: «Пусть хоть фамилию не меняет…»
На свадьбе мать все же не выдержала и сказала тост: «Мы хотели, чтобы Маргарита вышла за мальчика из нашей среды… К сожалению, не получилось. Ну, что ж, теперь наша с отцом задача поднять Артура, ввести его в наш круг…» И заплакала. Мать Артура вскочила, подняла рюмку и ответила; «Артур, когда ты будешь жениться в следующий раз, выбирай девушку по себе!» У отца покраснело лицо, он поднял рюмку и сказал отцу Артура: «Не слушай, сват, баб. Бабы — дуры! Мне Артур твой нравится. Давай, Ваня, выпьем с тобой «на ты», зови меня Колей! Поцелуемся!»
Через три с лишним года, осенью 1964 года, дочка уже была, Артур уехал в командировку, а Рита с ребенком на неделю переехала к родителям. Вечером позвонили в дверь, Рита открыла, а там Пашкин отец, мрачнее тучи. «А, Ритуля! — говорит. — Отец дома?» Раньше, когда Пашкин отец видел Риту, всегда причитал: «Рита, какая ж ты красавица! Жалко, сын у меня балбес! Деточка моя хорошая!» Если был поддатый, то обязательно целовал Риту в лоб. Рита думала, что и сейчас полезет целовать, а он только махнул рукой, развернулся и назад пошел. Рита воскликнула: «Что случилось, дядя Жора?» Он ничего не сказал, не остановился, как будто не слышал. Но через два шага обернулся и сказал: «Старика главного скинули…»
«Как же давно все это было… — думала Маргарита Николаевна, выходя из мечтательного состояния, навеянного разговором с сыном. — А теперь даже детям рассказать трудно, нужно объяснять, что такое «ЗиМ», «Чайка», «Победа» и где был университет, и что такое ИВЯ и прочее. Дочь уже сама стала матерью, а с сыном взрослым какие непростые проблемы приходится обсуждать. А я — бабка, и по статусу, и по возрасту — за пятьдесят… Родителей уж в живых нет, и Пашкиного отца нет. Пашка, пока отец был жив, как-то держался на невысоких должностях в МИДе. А потом попался в Румынии пьяный за рулем. Кричал полицейскому: «Это политическая провокация! Я — первый секретарь посольства СССР!» А сам еле стоит на ногах. Отца его уже не было, а больше никто его отмазывать не захотел. Отозвали Пашку, потом сократили. А он на хорошем месте сидел. Дипломатических отношений с Израилем тогда не было, а через наше посольство в Румынии связь Израиль — СССР как-то осуществлялась. Вот Пашка, «востоковед в штатском», и сидел на этом деле. Вскорости и МИД СССР не стало. Сейчас Пашка ходит по знакомым, пьет, плачет и рассказывает, как с ним обошлись демократы. Рите сказал с ненавистью: «Теперь такие, как твой муж, вылезли наверх!» Оказывается, Артур виноват, что он не у дел, тоже «политическая провокация». Так Пашка ничего и не понял…»
И вот Артур, успешный и везучий молодой человек, почувствовал себя обиженным и обойденным. Собственная обида затмила все теории и наставления. Обида наполнила его, «клокотала у горла». Артур только и думал о том, как с ним несправедливо и жестоко поступили. Ведь он четыре года «вертелся», работал, не считаясь со временем, рисковал собой ради дела! Ведь он четыре года «кормил» институт! И вот теперь, когда институтские финансы поправились благодаря Артуру, с ним так поступают! «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
Со своей обидой Артур ложился и вставал, ему снились «обидные» сны, а наяву в мозгу прокручивались обидные или мстительные сюжеты.
Хотя, если разобраться спокойно, не было повода так уж сильно обижаться, забыв наставления матери. Артур много работал, но ведь не бесплатно же. В его личном сейфе скопилось столько денег, что можно было подумать о покупке квартиры, это у молодого специалиста за четыре-то года. Деятельность Артура была полезна институту, но говорить, что Артур «кормил» институт четыре года, не стоило, это было явным преувеличением. Артур действительно рисковал, но ведь его «подстраховывали», не давали в обиду, защищали и директор, и заместитель. Пришло время, и директор решил кончать с обналичкой в своем институте. Но директор придумал новое занятие для Артура. Другое дело, что у Артура не хватило ума это понять. К тому же Артур, по мнению директора, выказал неуважение к делу жизни директора, назвал это важное дело «игрушками», излишне выпятил свои вспомогательные функции. Но и в этом случае Юрий Иннокентьевич не выгнал бы Артура, если бы не знал, что для него есть хорошая работа у отца. Директор института был уверен, что человек, помогавший ему, не останется без места.
Такие мысли обиженному Артуру не приходили в голову. Поэтому, получив предложение отца перейти на работу к нему, он сразу согласился.
— У меня новое важное задание, сегодня подписали постановление правительства, — сказал сыну Артур Иванович. — Я буду заниматься взаимозачетами между предприятиями. Слышал про такое? Я хочу, чтобы ты уволился из института и стал мне помогать.
— Я согласен, — ответил Артур.
Артур Иванович с удивлением посмотрел на сына — тот, не дослушав, согласился. Так сразу соглашаться несолидно, наверное, что — то случилось у него в институте…
— Как «согласен»? Ты не спросил, чем заниматься, какая должность? Сможешь ли ты завершить текущую работу, выполнить свои обязательства перед институтом, сколько на это нужно времени?
— Деятельность моя в институте завершается, похоже, я директору больше не нужен! — сказал дрогнувшим голосом Артур. Обида прорвалась наружу.
— Что твоя работа этого рода заканчивается, я знаю, мне говорил Юрий Иннокентьевич. Но он хорошо о тебе отзывался и собирался подобрать тебе другое занятие.
— В связи с чем это он с тобой разговаривал на эту тему? — опешил Артур.
— А я его попросил отпустить тебя, потому что ты мне нужен, — сказал отец. — Но я ему обещал, что ты сам будешь выбирать, уходить ко мне или оставаться.
«Вот это да! — подумал Артур. — Да там неизвестные мне обстоятельства, подводная часть айсберга! А я-то решил, что об меня ноги вытирают: принеси, подай, пшел вон! Мама, ты — великая женщина. Торжественно клянусь никогда больше не обижаться, не носиться со своей обидой! Какие люди обо мне заботятся! А я ходил столько времени, сопли распустив! Я — дурак. Где в этом расписаться?»
Артур пришел в хорошее настроение. Обида, мучившая его целый месяц, улетучилась. Но вслух Артур каяться не стал.
— Папа, я выбираю работу у тебя. Желаю отцу родному помогать. А какой вы нам оклад жалованья положите, нам не важно. Но уж не обидьте, товарищ начальник!
Артур Иванович не стал докапываться до причины перемены настроения сына и решил, что согласие Артура получено.
— Даю тебе месяц на завершение дел в институте. Первый мой приказ — от Юрия Иннокентьевича уходить по-хорошему, без «хвостов» и обид. Если месяца не хватит, можно обсудить продление этого срока, — подвел итог разговора Артур Иванович.
Ликвидация
Через два дня после разговора с отцом Артура вызвал директор.
— В связи с вашим переходом на другую работу нам нужно решить, что делать с «Импульсом»: оставлять и использовать для решения других задач или закрывать.
Директор говорил об увольнении Артура, как о деле решенном. «А, может быть, директор имел в виду не увольнение, а переход к другим обязанностям в институте? — на мгновение предположил Артур. — Нет, формулировка у директора не та и тон не тот. Даже не обсуждает он со мной мое увольнение, все решил, отдал уже меня отцу… Стоп, прочь обиды! Вопрос директор задал важный».
— Юрий Иннокентьевич, единственное достоинство «Импульса» — стаж работы более четырех лет. За это время к названию «Импульс» привыкли, даже заказчики знают, что есть такой традиционный контрагент. Но оставлять его нежелательно. Предприятие «Импульс» имеет четырехлетний криминальный стаж. Подобной деятельностью занимаются предприятия, оформленные на неизвестных лиц. Принимают деньги на обналичку несколько месяцев и исчезают. Потому что дальше работать опасно! Это я оформил «Импульс» на свое имя и не исчезаю так долго…Фирму, пропустившую через себя несколько десятков миллионов долларов, нужно закрывать. Относиться к процедуре ликвидации следует очень внимательно, — все-таки в словах Артура просвечивала обида, но ведь по-другому не объяснишь, что «Импульсу» давно пора «смываться».
— Я согласен с вами. Давайте закрывать «Импульс». Вот и займитесь этим, — сказал директор.
— Необходимо подрядить юридическую фирму, которая специализируется на ликвидации малых предприятий. Необходимо пройти налоговую проверку. Хоть все документы у нас в порядке, характер деятельности «Импульса» определяется легко. Нужно договариваться с налоговой инспекцией, чтобы в итоговом документе проверяющие указали только неопасные нарушения, и «Импульс» бы только слегка оштрафовали… — Артур говорил вполне определенно, но при объяснении, что придется давать взятку налоговикам, он не произнес слово «взятка».
Директор, конечно, понял о чем речь, и поморщился. Подумал: «Ну, ладно уж, закроем эту позорную страницу, и дальше все начнем с чистого листа».
— Хорошо, решайте эти вопросы. Разрешаю также выдать премию, так сказать, выходное пособие сотрудникам «Импульса». По расходам потом составите отчет. Напишите отчет от руки в одном экземпляре и передадите мне из рук в руки.
Далее последовало такое, чего Артур никак не ожидал.
— Артур Артурович, после ликвидации «Импульса» останутся материальные ценности: деньги на счету, мебель, оргтехника, сотовые телефоны у вас и у бухгалтера, автомобиль «Москвич», кое-что еще. Не все эти ценности формально принадлежат «Импульсу» как юридическому лицу. Например, автомобиль оформлен на вас, но куплен на деньги «Импульса», мебель, компьютер и прочая оргтехника тоже фактически принадлежат «Импульсу». Я думаю, что не все деньги будут истрачены на ликвидацию «Импульса». То, что останется, необходимо будет вернуть в институт.
Не все в институте осмеливались сказать, что директор жадный. Говорили «хозяйственный», а начальница юрбюро Евгения Сергеевна придумала называть жадного директора словом «скрупулезный». Да и «кривая жадности» директора имела сложный вид, на этой «кривой» отмечались и проявления щедрости директора.
«Вот и сейчас Юрий Иннокентьевич сам предложил выплатить премии Оксане и Коновалову! И мне, подразумевается. Я ж его не просил. Конечно, суммы должны быть маленькие, а то директор возмутится. И подключить юридическую фирму для ликвидации «Импульса» согласился, не стал требовать, чтобы я сам фирму ликвидировал, как сам регистрировал, и про взятку налоговому инспектору довольно спокойно выслушал. Но столы, стулья, телефоны, а главное — «Москвич»! Тут директорская «скрупулезность» не выдержала. Да если бы не Николай Михайлович, был бы этот «Москвич» давно уже на свалке!» — лавиной пронеслось в голове Артура.
А когда лавина прокатилась, Артур сказал: «Хорошо, Юрий Иннокентьевич, все сделаю!»
Артур ездил на своем «Москвиче» более трех лет. За это время в автомобиле сломалось все, что только могло сломаться. Эта красивая и нарядная машина оказалась очень плохо сделанной. Выходили из строя даже такие узлы, которые непосредственно не относились к автомобилю, например, из резиновых покрышек вылезала проволока корда и прокалывала камеры. Как будто шинный завод специально производил брак, потому что продукция предназначалась для АЗЛК, завода, где делали «Москвичи». Помимо низкой надежности всех узлов, в конструкции «Москвича» были принципиальные ошибки. Например, после пересечения лужи двигатель автомобиля мог заглохнуть и не заводился, пока не стечет вода, залившая «трамблер».
Записаться на автосервис, «на станцию», было непросто, провести там нужно было целый день. Ремонтировали машины на сервисе плохо, и никто за качество ремонта не отвечал.
Среди владельцев «Москвичей» ходило множество анекдотов про их автомобиль. Артур давно бы купил новый автомобиль, и деньги были. Но поменять машину Артур не мог, ведь он ездил на ней под бдительным взглядом Юрия Иннокентьевича. Что директор скажет, как расценит такое неучтенное богатство подчиненного?
Однажды Артур пришел к себе в «Импульс» с большим опозданием и с несчастным видом. Коновалов, посмотрев на его черные расцарапанные руки, спросил: «Ну, что? Замучился с ним? Надо тебя с Николаем Михайловичем познакомить…»
Николай Михайлович Чистяков был соседом по гаражу Коновалова. Чистяков много лет работал на огромном заводе, и как передовика производства с большим стажем его когда-то поставили в очередь на приобретение автомобиля. Через пять лет ожидания Николай Михайлович был уже в этой очереди первым. Однако время шло, автомобили для работников завода выделялись, но первому в очереди их не предлагали, а продавали другим, не первым. На вопросы Николая Михайловича в профкоме завода отвечали, что эти автомобили министерство выделило в целевом порядке, специально для конкретного человека. А в общей очереди Николай Михайлович стоит первым, и первый же автомобиль будет предложен ему. Простояв полгода первым, несколько раз «залезая» из-за неотложных нужд в сумму, накопленную на автомобиль, затем восстанавливая ее, Николай Михайлович стал, наконец, обладателем автомобиля, и какого! Только что выпущенная новая модель ВАЗ-2105, красавица «пятерка» с двигателем от «тройки», самым удачным и надежным из всех «жигулевских» «движков»! Подождав целый день на морозе на площадке в Южном порту вместе с такими же счастливчиками, как он, Николай Михайлович приехал домой на «Жигулях», правда, не за рулем, а на пассажирском месте. За рулем сидел опытный водитель, заводской товарищ, которого по такому случаю отпустили с работы в помощь «имениннику».
На автомобиле Николай Михайлович проездил 12 лет. За это время он стал знатоком автомобиля и не ленился применять свои знания к собственной машине. Однако, увы, даже при идеальном уходе автомобиль старел. В очередь на новый автомобиль второй раз Николая Михайловича на заводе никто бы не поставил, в открытую продажу автомобили не поступали, а купить машину, проездившую 3–4 года, было невозможно: на рынке такие машины стоили значительно дороже, чем недоступные новые.
Потом времена изменились, очереди на автомобили на заводе не стало, потому что можно было пойти и купить машину, причем новые машины стали стоить значительно дороже старых машин. Но на заводе теперь платили так мало, а за автомобиль нужно было отдать так много! У Николая Михайловича не было надежды поменять свою машину на новую.
Вдруг мелькнула перспектива. Фирма «Властелина» собирала деньги — половину стоимости автомобиля «Москвич-2141» и через несколько месяцев отдавала целый автомобиль за внесенные заранее полцены. Здравомыслящий человек Николай Михайлович понимал, что это — жульничество, и никогда бы не стал связываться, но ему предложили по знакомству вступить в группу работников МВД, которые договорились с «Властелиной» на некоторое количество автомобилей, и теперь добирают надежных людей «со стороны» до определенного количества участников. Николай Михайлович рискнул и через четыре месяца стал обладателем искомого автомобиля. А еще через несколько месяцев «Властелина» лопнула. Хозяйку «Властелины» посадили, а множество людей остались без денег. Но Чистяков успел!
С двенадцатилетним опытом эксплуатации «Жигулей» Николаю Михайловичу «Москвич» был не страшен. Если при Николае Михайловиче ругали «Москвичи», то он сердился и громко говорил, что «Москвич» — самая скоростная, удобная и надежная машина, нужно только… Далее следовали рекомендации, в соответствии с которыми требовалось разобрать автомобиль «до винтика», кое-какие детали заменить на аналоги от приличных производителей, затем снова собрать «по-человечески». Николай Михайлович не понимал, что такие советы не всем подходят. Единственная претензия к «Москвичу», с которой соглашался Чистяков, это то, что кузов у него ржавеет быстрее, чем у других автомобилей. «Да, — говорил Николай Михайлович. — Металлический лист им поставляют плохой». Но и тут следовали советы, как сохранить кузов: «пушечное сало», битумная мастика для днища, «мовиль» и другое, ныне забытое. Во всяком случае, «Москвич» Николая Михайловича был в образцовом состоянии.
Николая Михайловича осаждали соседи по коллективным гаражам, жаждущие совета. Но обычному автолюбителю, «чайнику» совета мало, нужны еще «руки». И Николай Михайлович помогал соседям и «словом», и «делом». Со временем Николай Михайлович ушел с завода, договорился с соседом, сделал из его пустующего гаража «ремонтный бокс», и стал ремонтировать «Москвичи».
Вот к этому человеку и привел Артура Коновалов.
Часть 2. Другие операции
Банк
Артур теперь работал в банке «Росинвестпроект». Должность его называлась «и. о. заместителя председателя правления». На должность настоящего заместителя Артура не утвердил Центробанк из-за отсутствия опыта работы в кредитных учреждениях. Первая его задача состояла в том, чтобы этого опыта набраться. Набираться опыта было не просто, потому что ко многому в деятельности банка Артура не подпускали, и другие замы относились к нему, как к блатному, сосватанному высокопоставленным папашей. Замы полагали, что Артур в их банке посидит-посидит и выше полезет. Но и сам Артур рассматривал себя как представителя отца. Артур Иванович контролирует проведение взаимозачетов, а его направил в один из уполномоченных банков, чтобы отец мог из первых рук получать информацию о том, что происходит на самом деле. Разговор про зачеты в «Росинвестпроекте» произошел вскоре после начала работы Артура в банке.
— Хочу тебя спросить, — обратился Артур Иванович к сыну. — Как проходят практически взаимозачеты. Расскажи на примере твоего банка, какова техника этого дела.
— Я давно хотел тебе живописать, как проходят зачеты, но сомневался, стоит ли. Но раз ты сам спросил, сдерживаться больше не буду, расскажу, — начал Артур. — Представь себе холодное февральское утро, часов восемь, темно еще. У дверей банка толпа, дверь откроется в девять, но все приехали заранее, чтобы очередь занять. Толпа состоит из главных бухгалтеров, директоров предприятий и их заместителей, всяких других деятелей приличного уровня. Все газоны и тротуары вокруг входа в банк заставлены такими автомобилями, которые только на автосалоне увидишь. Двигатели включены, фары горят и освещают грязный снег, дым из глушителей машин, здание нашего банка, соседние дома, сквер, темные фигуры. Каждая из этих темных фигур принадлежит человеку, к которому без доклада не попадешь, и который управляет большими деньгами и многими людьми. А здесь он бродит по скверу с одной задачей — что-нибудь узнать, сориентироваться, в последний момент подправить бессмысленные бумаги про взаимозачет между предприятиями, которые, в принципе, никак связаны быть не могут. Но главная задача — узнать, идут ли зачеты, не приостановлены ли. В машинах шофера сидят, и время от времени хозяйка или хозяин приходят к ним греться. А иногда приводят кого-нибудь с собой, чтобы поговорить. Тогда водитель вылезает из авто и прогуливается, разминая затекшие конечности, потому что он всю ночь ехал из Нижнего Новгорода, или из Питера, или из какого-то секретного городка, которого на карте нет. В девять ровно двери открываются, и толпа устремляется внутрь. Правда, в дверях сильно не толкаются, все-таки солидные люди, очередь заранее расписали. Выясняется, сколько сотрудников принимают документы, и к каждому выстраивается по хвосту.
— Ну, тут-то можно было навести порядок! — прервал рассказ сына Артур Иванович.
— Подожди, пап. Ты же хотел услышать, как есть, вот я и рассказываю… К сотруднику подходят парами: плательщик налогов и бюджетник. Сейчас стеклянную загородку с окошечком убрали, а то, отвечая на вопросы сотрудника банка, то один, то другой представитель предприятия в окошечко просовывался, как дрессированные звери по команде укротителя. Часов в одиннадцать прием прекращается минут на десять, это работникам банка принесли обеденное меню. Клерки в костюмах и галстуках думают и даже громко обсуждают между собой, что бы такое заказать, а потом ставят «галочку», какие блюда они будут сегодня кушать. А очередь терпит, не возмущается, а то клерк придерется к чему-нибудь и не примет у тебя документы.
— Но ты ведь руководитель! Построй эту очередь, как считаешь нужным! — снова вмешался отец в рассказ сына.
— Я пытался. Добился только, чтобы сняли стеклянные загородки с окошечками. Ладно, дальше рассказываю. Больше половины людей в очереди из других городов. Пары бывают ближние: одно предприятие — во Владимирской области, другое — в Питере. Из дальних мест, например, из Комсомольска-на-Амуре, может приехать один человек с доверенностями от двух предприятий сразу, то есть сам с собой взаимозачет оформляет. Документы у всех подготовлены, как правило, очень тщательно, у всех принимают. Наши функции состоят всего лишь в том, чтобы собрать документы, проверить, правильно ли они оформлены, подержать их у себя несколько дней, на случай изменений, и подать их тебе.
— Давай так, — сказал Артур Иванович. — Ты мне будешь регулярно, раз в неделю, докладывать о приеме документов в вашем банке. Требуй порядка в очереди, чтобы людей не унижали. Я помогу, поддержу твои требования. Заодно и в других уполномоченных банках наведу порядок. Про обеденное меню ты красочно рассказал, хотя это конечно беллетристика…
Старые связи
Леонид Владимирович, мимолетный знакомый Артура того периода, когда Артур только еще начал изучать технологию обналички, пришел в банк «Росинвестпроект» открывать счет для новой фирмы. Леонид Владимирович остался таким же пухленьким маленьким мужчиной с лакейскими бачками. Только на темени явно обозначилась лысина. Он был также аккуратно одет: светлый костюм по сезону, голубая рубашка, галстук яркий, нестрогий, но ведь и человек молодой, носки под цвет брюк, новые туфли, очень новые и с высокими каблучками. И так же, как раньше, живые глаза плохо сочетались с такой «галантерейной» внешностью.
Со школьных лет Леонид Владимирович тяготел к покою и основательности. Сам, без репетиторов, подготовился и поступил в МВТУ имени Баумана. Окончил вуз с «красным» дипломом и получил распределение на огромное космическое предприятие вблизи Москвы. Молодых специалистов, направленных на работу в эту знаменитую фирму, собрали в актовом зале. К ним вышел заместитель главного конструктора со звездой Героя соцтруда и медалью лауреата Ленинской премии на пиджаке. Он поздравил молодых специалистов, в основном, мальчиков, с окончанием вузов. Потом перечислил основные вехи славной истории предприятия. Потом сказал, что настали трудные времена, развитие отрасли остановилось, денег на зарплату нет, поэтому расширять штат в настоящее время нет возможности. И никто из пришедших к ним по распределению молодых специалистов не будет принят на работу. В заключение оратор выразил надежду, что молодые люди с таким блестящим образованием не пропадут.
Леонида поразило, что многих ребят обрадовала свобода. Сам он такого поворота судьбы никак не ожидал, запасного места работы у него не было. Леонид стал искать места, и довольно быстро ему удалось устроиться продавцом в ночной магазин. Его точка — бывший киоск «Союзпечать» около автобусной остановки в Бескудниково. Ночью он торговал пивом, сигаретами, хлебом, спиртом, фасованными макаронами, фисташками в пакетиках, а днем спал и искал место получше. Новая работа сама нашлась — хозяин киоска предложил Леониду работать в обменном пункте валюты во дворе около выхода из метро «Кузнецкий мост», руководить сменными кассирами и охранниками. «Ленчик, — сказал ему хозяин. — Побудешь в обменнике на Ленинском, там опытный парень сидит. Как наблатыкаешься, станешь на свою точку. В месяц попробуй уложиться. На этот месяц зарплата прежняя». Месяц Леонид побыл стажером, а потом восемь месяцев занимался обменом валюты сначала в одном пункте, потом в другом, потом в третьем. Свел знакомство в банке. В банке ему предложили работу в индустрии обналички.
Много говорят об «утечке мозгов». Уехали ученые из России, беда! Ищут «утекшие мозги» в Америке и в Европе. Деньги выделяют, миллиарды рублей на возвращение уехавших за рубеж, конечно, тех, кто там преуспел, кому и там хорошо. В действительности основная утечка мозгов происходит внутри страны, без пересечения госграницы. Вот и мозги Леонида Владимировича «утекли», пусть не из академической науки, а из отраслевой, космической, но очень важной для страны. Потеряли инженера с «красным» дипломом лучшего технического вуза страны, и никто не выделяет денег, чтобы вернуть его обратно. Но чиновникам, чем Ленчика и еще сотни тысяч несостоявшихся специалистов вернуть в науку и технику, выгоднее возвращать из Англии лауреата Нобелевской премии (ведь у чиновников, как у пушкинской попадьи, ум «догадлив, на всякие хитрости повадлив»).
Леонид Владимирович предложение банка принял и расстался с прежними хозяевами. К моменту расставания у Леонида с хозяевами накопилось взаимное раздражение. Хозяева раздражали Леонида своей дремучестью, апломбом и хамством, не соответствующим огромным суммам, которые они контролировали. А Ленчика хозяева не любили за его самостоятельность, образованность и начитанность. Эти качества, по мнению хозяев, никак не соответствовали подчиненному положению Леонида Владимировича. Хозяева говорили между собой: «Какой этот Ленчик противный! Но умный, работать с ним можно.»
Свой офис Леонид Владимирович организовал образцово. Несколько человек работали с клиентами, двое регистрировали новые фирмы и занимались отчетностью по действующим и «старым», готовым к «потоплению» фирмам. Сам Леонид Владимирович осуществлял все контакты с банком, добывал утерянные несобранными гражданами паспорта и решал все вопросы с контролирующими организациями. Контролеров было много, но Леонид всегда решал только одну задачу: кому и сколько дать денег.
В тот период, когда Леонид Владимирович руководил обналичивающей конторой, и приходил к нему Артур Калмыков на разведку.
Леонид Владимирович на этой работе имел дело только с теми людьми, которые не соблюдали установленные правила. Клиенты не хотели платить налоги, не желали, чтобы их траты контролировались, а желали тратить деньги своих предприятий, «не делясь» с государством и по своему усмотрению, для чего и переводили деньги на те счета, которые указывал им Леонид Владимирович. Юристы регистрировали липовые фирмы. Нотариусы заверяли фальшивые документы. Мелкие государственные чиновники за взятки смотрели на эту деятельность сквозь пальцы. Но и находясь в этой среде, Леонид Владимирович сохранил в глубине души стремление к покою и основательности. Только теперь Леонид видел себя в мечтах не крупным инженером с макетами своих изделий на письменном столе и государственными наградами на лацканах пиджака, а честным бизнесменом, работодателем и налогоплательщиком, производящим нужный для страны товар. Много времени он посвящал поиску перспективного дела, анализу потребительского рынка и сравнению того, что происходит у нас и за границей. Перебрав множество возможных направлений, Леонид решил, что самое надежное дело — производство упаковки для пищевых продуктов. В этой сфере наши сильно отставали от иностранцев. Удобная современная упаковка неизбежно потребуется в ближайшие годы.
Леонид тщательно и долго разрабатывал бизнес-план, обсуждал этот план с разными людьми, подыскивал себе партнеров. Оказалось, что по прикидкам, чтобы начать дело, Леониду нужно было не менее двухсот пятидесяти тысяч долларов.
Набрав эту сумму, Леонид Владимирович стал готовиться к переходу от жульничества к честной работе. Нужно, конечно, оговориться, что Леонид Владимирович всегда работал честно, выполнял обещания и не подводил партнеров ни слева, ни справа. Но это была честная работа в нечестной, или, скажем, незаконной отрасли. А теперь он хотел работать честно и законно. Организуя новое «белое» предприятие, Леонид Владимирович пришел открывать счет в банк «Росинвестпроект». По своему немалому уже опыту взаимодействия с банками Леонид решил, что этот банк наиболее «чистый» и надежный. И в то же время не такой монстр, как «Сбербанк», который ограбит клиента и не заметит.
Дежурная при входе в банк, по-новому — офис-менеджер, дала Леониду список документов для открытия счета, и сказала, чтобы уважаемый клиент заполнил только заявление. Согласится ли банк на открытие счета, решает заместитель председателя правления. Сейчас его может принять Артур Артурович Калмыков.
За дверью с надписью «Заместители председателя правления» Леонида встретила секретарша и сразу указала на дверь с табличкой «и. о. заместителя председателя правления Артур Артурович Калмыков». Леонид прочитал табличку, подумал, что буквы «и. о.» для него никакого значения не имеют, и вошел в дверь. Увидев в кабинете Артура, Леонид Владимирович ничего не вспомнил.
Артур же сразу узнал посетителя, но виду не подал. Поздоровался, усадил, рассказал, какой у них надежный банк, объяснил, что правительство приглашает их банк для участия в важных государственных программах. Поэтому банк осторожно подходит к открытию счетов новых клиентов, интересуется видом бизнеса и прочими характеристиками кандидатов в клиенты.
— Расскажите, пожалуйста, чем вы будете заниматься, каков годовой оборот, нужны ли вам кредиты, — спросил Артур.
В ответ Леонид Владимирович вынул и протянул Артуру красиво оформленную брошюру с цветными иллюстрациями — бизнес-план.
Пролистывая план, Артур понял, что документ не липовый, визитер на самом деле собирается производить упаковку.
— Ваше предприятие называется «Европак». Похоже на «Быстроупак», предприятие господина Дядьева…
— Насколько я помню «Двенадцать стульев», господин Дядьев под этой вывеской занимался спекуляцией мануфактурой, а мы, в соответствии с названием, собираемся производить упаковку, — ответил Леонид Владимирович.
— Понимаете ли, — сказал Артур, пристально глядя в глаза собеседнику. — Я был в вашем офисе на Покровке в конце девяносто второго года. Названия фирм там были разные, а занимались они одним и тем же. Для нашего банка такая деятельность неприемлема!
Леонид Владимирович внутренне содрогнулся. Не то, что его испугал выпад Артура, подумаешь, что, на этом банке, что ли свет клином сошелся! Просто, Леонид начинал новый круг и болезненно воспринимал воспоминания о старой своей деятельности. Однако, решил Леонид, нужно уважать собственные выводы, если уж он выбрал этот банк, то следует за него побороться.
— Все меняется, Артур Артурович, — вполне доброжелательно ответил Леонид Владимирович. — Ведь если вы приезжали в офис на Покровке, значит, и ваша деятельность пять лет назад отличалась от нынешней вашей деятельности.
«Да, — подумал Артур. — Все правильно говорит. Этого поросенка без хрена не сожрешь! Да и на поросенка он стал меньше походить, возмужал». И вместо первоначального желания отказать, отомстить, отыграться за былое невнимание к своей персоне, родилось уважение к этому парню и даже стремление помочь.
— Это — правда, — сказал Артур. Написал на заявлении «Согласен. Калмыков.» и отдал документы Леониду Владимировичу.
— У нас в банке такой порядок — тот заместитель, который визирует заявление на открытие счета, сопровождает клиента в его работе. Так что, если будут проблемы, обращайтесь.
Артур встал и пожал Леониду руку.
Встрече со следующим старым знакомым предшествовал телефонный звонок.
— Артур Артурович, звонит Алексей Федорович из банка «Тишинский». Будете разговаривать? — доложила секретарша.
«Алексей Федорович, зам из банка «Тишинский»? Это ведь из прошлой жизни», — подумал Артур и взял трубку. Договорились о встрече в кабинете Артура.
Алексей Федорович за год несколько поблек, уже не казался суперменом. После взаимных приветствий, передачи поздравлений от Раисы Хамзеевны и выражений «глубокого удовлетворения», что оба они работают теперь в одной сфере и на одинаковых должностях, Алексей Федорович перешел к сути дела.
— Артур Иванович приостановил взаимозачеты. Конечно, по чрезвычайно важным причинам, мы в этом не сомневаемся. Но от этого у наших клиентов — энергетиков создалось напряженное положение, которое сказывается и на положении банка. Я далек от мысли просить вас двинуть дело, к тому же думаю, что это и не в ваших силах. Но любая информация о приостановке зачетов была бы нам чрезвычайно полезна. Даже сведения о том, кто притормозил процесс — сам Артур Иванович или есть команда из правительства, имеют ценность. Если знать, кто конкретно задержал зачеты, по какой причине и что нужно делать для того, чтобы конкретный взаимозачет провести, то такие сведения чрезвычайно важны для заинтересованных сторон.
— Понятно, информация — самое дорогое в наше время, — Артур не спешил ввязываться в разговор по существу, ведь любой конкретный ответ налагает некоторые обязательства.
— А чтобы обмен информацией был взаимный, я вам тоже кое-то сообщу, — продолжил Алексей Федорович. — Не особенно конкретные сведения, частично мое собственное мнение, но, может быть, вам будет интересно это услышать, потому что все имеет прямое отношение к Артуру Ивановичу.
В словах Алексея Федоровича звучали жесткие нотки.
— Взаимозачеты эти придумали очень серьезные люди и сумели пробить свою схему через правительство. Противодействие в правительстве было, одним из подтверждений этому стало назначение Артура Ивановича в качестве «смотрящего». Наличие «государева человека» внесло, конечно, некоторые изменения в мероприятие. Тем более, что ваш отец работает очень квалифицированно, сдержанно, проводит консультации с заинтересованными сторонами и применяет данную ему власть только в безоговорочных случаях.
«Да-а-а, — думал Артур, слушая коллегу. — Очень опасные люди прислали ко мне Алексея Федоровича. От них исходит явная угроза». Артур почувствовал, как по спине поползла капелька пота.
— Чайку? — спросил Артур.
— Кофейку, — ответил Алексей Федорович.
Перерыв был нужен обоим. Артур надеялся, что за эти десять минут он лучше поймет, чего хочет Алексей Федорович. А тот думал, что Артур за это время успеет посильнее испугаться.
— Так вот, — продолжил Алексей Федорович после чаепития. — При такой безукоризненной, по-настоящему государственной работе вашего отца, вмешиваться, лезть к нему с просьбами никто не решится. Но вы поймите, Артур, люди работали, обеспечили взаимозачеты между крупными предприятиями, машина запущена. Вдруг, бац, зачет приостановлен, и срок возобновления не ясен. Рушится схема, устаревают документы, да и участники зачетной схемы могут переменить свои намерения. Поэтому очень важно знать побольше о сроках приостановки и возобновления взаимозачетов.
Артур вспомнил про капитана Бородина и с досадой подумал: «Опять из меня хотят «крысу» сделать!»
Расстались на том, что Артур пообещал поговорить с отцом и сообщить о результатах разговора Алексею Федоровичу.
Выслушав сына, Артур Иванович сказал.
— Алексей Федорович твой «надувает щеки», или, как теперь говорят, «пальцы гнет». Банк «Тишинский» никакого отношения к взаимозачетам не имеет, не получилось у Раисы Хамзеевны пробиться в уполномоченные банки. Но банк по собственной инициативе разослал агентов по стране, в основном в Сибирь и на Кавказ, ищут заинтересованные предприятия, составляют схемы, готовят документы. Положение у них зыбкое, чистые посредники. Поэтому им нужно провести зачет быстро и четко, а то участники схемы очухаются и поймут, что могут все сделать сами. Вот, Алексею Федоровичу поручили разобраться, поэтому он и ищет источники информации. Не обращай внимания. Передай ему, что отец не стал с тобой разговаривать на эту тему.
Покушение
Сотрудник Федеральной службы охраны старший лейтенант Вячеслав Смирнов относился к своим обязанностям вдумчиво. Для всех типовых маршрутов он детально проработал схему движения, определил возможные источники опасности, привязал схему к реальной обстановке, которую на схеме не нарисуешь, учел припаркованные автомобили, потоки людей, ремонтные работы. Свои предложения, содержащие иногда обоснованные отклонения от инструкции, Смирнов согласовывал с охраняемым лицом, Артуром Ивановичем Калмыковым, а затем отдавал в отдел для ознакомления. Старший лейтенант не был уверен, что записки его кто-то читает. Но как-то раз его вызвал командир, поздоровался за руку, усадил за стол и спросил.
— Ты зачем из машины вылезаешь около дома Калмыкова?
Смирнов взял лежащую перед начальником папку со своими схемами и объяснил, что находясь в машине во время маневра по запруженной улице на скорости 3–5 км/час охранник, сидящий рядом с водителем, не может выполнять свои обязанности. Нападение возможно с левого борта машины, водитель лишен возможности поворачивать и изменять скорость, а охранник выключен. Попросту говоря, водитель не может ни дать по газам, ни затормозить, ни свернуть, а охранник, пока выскочит, пока обежит машину, много времени пройдет.
— Ладно, — сказал командир. — Убедил. Но сильно фантазиями не увлекайся. Спрашивать с тебя будут по инструкции.
Автомобиль замедлил ход, прижимаясь к ограде скверика перед домом на Большой Бронной, почти расталкивая капотом людей. За минуту перед тем Вячеслав Смирнов покинул автомобиль и шел за ним пешком с левого борта, метров в пяти позади. Взревел мотоциклетный мотор и из Сытинского переулка, от бульвара выскочил мотоцикл с двумя мужчинами: мотоциклистом и пассажиром у него за спиной. Мотоцикл повернул налево на Большую Бронную и остановился почти вплотную к автомобилю Калмыкова. Пассажир в круглом шлеме, скрывающем голову, упершись в сидение, неловко соскочил назад. Мотоциклист нетерпеливо газовал, стоя на месте, а пассажир выхватил из чехла автомат, расставил ноги на ширине плеч и прошил бок автомобиля очередью. Он намеревался, согласно инструкции, затем выпустить вторую очередь. Люди вокруг отпрянули, раздались крики «Стой!», «Ты что делаешь!» Но прохожих в первые несколько секунд можно было не опасаться, обычный посторонний человек в такой ситуации не опасен, так ему объяснили. Только делать все нужно очень быстро.
Расстояние до цели было маленькое. «Как бы не отскочило, надо стрелять под углом, как он велел», — подумал киллер. Но было поздно. Одна пуля отскочила от кузова машины и ударила киллера в бедро. Сильная боль изменила сценарий покушения. Киллер был готов к тому, чтобы стрелять, «испугать», забраться на мотоцикл и скрыться. Он не думал, что ему будет больно. Болело очень, поэтому он перестал стрелять и застыл на месте в нелепой позе, осматривая и ощупывая левой рукой свою ляжку. Сразу сообразил: «Рикошет!» И тут же получил вторую пулю в правую руку, держащую автомат. Киллер взвыл от боли. Автомат выпал из руки на мостовую. «Откуда?!» — успел подумать киллер, поднял голову и получил удар «под дых», а потом рукояткой пистолета по шлему от мужика, которого сразу не заметил. Дважды раненый и избитый киллер упал на асфальт, шлем соскочил, открыв голову с обезумевшими от боли и недоумения глазами. После следующего удара ногой в голову киллер потерял сознание.
Увидев, что напарник ранен срикошетившей пулей, мотоциклист взял пистолет, чтобы застрелить киллера, как и планировал. Но еще один вооруженный участник событий изменил план мотоциклиста. Парень с улицы, неизвестно откуда взявшийся, выстрелил в киллера, выбил у него автомат и испугал мотоциклиста. Всем своим нутром мотоциклист мгновенно осознал, что следующий выстрел этого парня предназначен ему. Он бросил пистолет на сиденье между ног, где уже лежала правая перчатка, и погнал взревевший мотоцикл по Большой Бронной к Малой. Пистолет и перчатка скользнули по сидению вдоль бедра и упали на асфальт, и мотоциклист не успел их подхватить, да и не было возможности отвлечься — он ехал по заполненной людьми улице, от него шарахались, и он увертывался от прохожих, опасаясь любой задержки, спиной чувствуя опасность.
Вячеслав Смирнов, обездвижив киллера, стал высматривать мотоциклиста, и даже увидел его метрах в тридцати от себя. Стрелять было невозможно, догонять не полагалось, да и как? И ни к чему, опасность миновала, теперь главная забота — Калмыков. Смирнов сковал руку и ногу киллера наручниками и повернулся к машине. Сквозь дыру в разбитом пулями затемненном стекле охранник увидел сидящего у правой задней дверцы живого Артура Ивановича, носовым платком пытавшегося забинтовать правую руку. Смирнов открыл заднюю левую дверцу машины. Под ноги посыпались осколки стекла.
— Как вы, Артур Иванович?
— Рука болит, и в коленке тоже пуля… Посмотри — Федор живой, нет?
Водитель Федор, сидевший вплотную к прострелянной дверце, был тяжело ранен.
При анализе событий, при определении причин разных явлений, при оценке людей Артур Иванович всегда старался найти простые причины, понятные обстоятельства и положительные свойства характера участников. Когда-то в юности он выбрал для себя такой способ мышления, затеял это как игру, упражнение для ума. Но игра сразу стала приносить ощутимую пользу. Он продвигался дальше своих товарищей в анализе истинных причин того, что происходило. Когда кто-то не приходил в условленное место, срывал намеченное мероприятие, и все дружно осуждали необязательность и хамство виновного, Артур Иванович говорил, что непришедший заболел, и оказывался прав. Это до эры сотовых телефонов. Когда появились мобильники, в большинстве случаев долгие длинные гудки свидетельствовали только о том, что абонент забыл телефон в машине или, включив беззвучный режим, забыл его отключить. И не было тут оскорбления, пренебрежения и нежелания говорить. Дальше задачки возникали все более сложные, а правило искать простые и необидные объяснения сложных жизненных коллизий приносило пользу, помогало докопаться до истины.
Но сейчас никакие версии произошедшего нападения не приходили в голову, ни простые, ни сложные. Артур Иванович недоумевал, какой смысл был в него стрелять, кому это могло быть нужно?
Выстрелами дело не закончилось. Сегодня в доставленной в палату почте Артур Иванович обнаружил конверт со старыми почтовыми штампами, а в нем записка: «Теперь займемся твоим щенком, пес». Конверт с запиской Артур Иванович с нарочным отправил следователю. Теперь собрался ему позвонить.
— Здравствуй, Валентин! — сказал Артур Иванович в трубку телефона «АТС-1», «вертушки» в кабинете своей комфортабельной больничной палаты.
— Здравствуйте, Артур Иванович! Как вы себя чувствуете?
— Рука правая болит и не работает, подвешена. Нога тоже плохо действует, но, обещают, что все восстановится. Пока приучаюсь левой рукой обходиться. В общем, терпимо, могло быть хуже. Скажи, как там мой убивец?
— Что вам сказать на этом этапе… Это очень тупой парень. Не киллер, а робот какой-то. Знает очень мало: приехали, дали оружие и велели стрелять в черную машину. Машина бронированная, пули отскочат. Поэтому стрелять надо под углом. Внутри сидит бандит, извините, Калмык. Калмык выстрелов испугается, перестанет наркотиками и отравленной водкой торговать и улетит в Америку. Все, больше ничего. Охотно рассказывает только о том, что в армии служил, с таджиками дрался, инвалидность получил. Оружия не знает, стреляет плохо…
— Это я понял! — с иронией сказал Артур Иванович.
— Похоже, что специально такого подобрали, потому что убивать вас, действительно, не хотели. Хотели испугать, чтобы вы какие-то действия совершили.
— Дело в том, что покушение еще не закончилось, продолжается. В сегодняшней почте я получил письмо с угрозой расправиться с сыном! Как они меня тут нашли?
— Ну, это не проблема. Мало ли посторонних людей в вашей больнице лежат на платной основе, они сообщили. Хорошо, что вы сразу прислали мне записку. Проработаем эту информацию. И подумаем, как сына вашего обезопасить.
— Что тут думать?! Ты что, смеешься! Нужно срочно его отсылать подальше! И жену мою тоже. А то, кто их знает?..
Артур за границей
В тот же день к вечеру, когда к Артуру Ивановичу приехала жена Маргарита Николаевна, состоялся серьезный разговор о необходимости уехать, спрятаться от неизвестных грозных врагов.
Маргарита Николаевна выслушала мужа, замерла в кресле, опустив голову, потом сказала.
— Вот, что я скажу тебе, Артур!
Артур Иванович с удивлением посмотрел на нее.
— Да, я давно тебя по имени не называла, — с улыбкой продолжила Маргарита Николаевна. — Привыкли, что «Артур» — это наш сын, а ты — или «папа», или «Артур Иванович», или «дедушка», это, когда дочь с ребятами приезжает. Так вот знай, как бы я тебя не называла вслух, мысленно я всегда звала тебя только Артур. Ты — мой единственный Артур, и теперь, когда дети выросли, я тебе об этом говорю. Нам по 58 лет, и большую часть этих лет я от тебя надолго не отдалялась, и очень этим довольна. И в дальнейшем, насколько это от меня зависит, я от тебя — никуда! Мне только с тобой хочется жить, и только с тобой мне интересно жить. И мне скучно не было с тобой никогда, ни одной минутки! Знаешь, что мне дочь сказала в последний свой приезд? Я, говорит, вас с папой люблю за свежесть чувств! Никуда я от тебя не поеду… даже ради спасения собственной жизни… Вот, так….
Артур Иванович сидел, слушал и ничего не говорил. Конечно, можно было бы кинуться к любимой женщине, поцеловать ее за такие слова. Но куда тут с костылем и с рукой на перевязи кинешься? Пока соберешь все, что нужно, чтобы встать с дивана, порыв пройдет.
— Да, я никуда не поеду. Конечно, совсем отмахиваться от опасности нельзя. Нашему ребенку угрожают! Вернее, угрожают тебе таким способом. Даже не тебе лично, а государственному чиновнику… бр-р-р, не люблю это слово. Но теперь все стали говорить «чиновник» без всякого осуждения. Для родителей моих «чиновники с кокардой» были в России до 17-го года, а потом все эти бывшие чиновники и дворяне в Париже таксистами работали. В Союзе заправляли не чиновники, а совпартработники… Так вот, я о том, что к отъезду Артура вынуждают государственные обстоятельства. Пусть следователь инициирует этот отъезд, пусть государство растрясется на свои государственные дела: и денег пусть выделят, и место пусть за Артуром сохранят, и прочее…
— Ну, место как сохранят? Банк ведь частный, — возразил Артур Иванович.
— Знаем мы ваши частные банки! — усмехнулась Маргарита Николаевна. — Еще про частный Сбербанк расскажи. Я говорю о том, что Артур убегает не от того, что ему нож в подворотне показали. Государство его отсылает на время, прячет, потому что парень подвергается опасности из-за своей… ну, из-за твоей профессиональной государственной деятельности! Я хочу подчеркнуть, что отъезд Артура, бегство от опасности — дело не семейное, а государственное!
— Твоя номенклатурная семья наложила на тебя отпечаток на всю жизнь! — с улыбкой сказал Артур Иванович. — Мы как будто поменялись местами. Это чиновный папаша должен говорить, что о сыне позаботится государство, а мамаша, наоборот, должна молить защитить сына, не считаясь ни с чем! Обсуждать больше не будем. Давай, Ритуля, срочно отправлять Артура!
— Ну, что ж, отправлять, так отправлять… — согласилась с мужем Маргарита Николаевна, мысленно уже прикидывая, что ей нужно сделать для отправки Артура.
«А Ритуля-то моя, похоже, не верит, что Артуру действительно грозит опасность…» — подумал Артур Иванович.
Артур, оказавшись первый раз в Европе один, не с родителями, не с товарищами, не в группе, решил, что у него есть месяц законного отпуска и путешествовал, наслаждаясь отсутствием границ и простотой аренды транспортных средств. Ездил на красивых автомобилях, а что? Деньги есть, заработал! Потом взял скутер, а что? Ему ведь двадцать девять лет всего — молодежь!
Путешествуя по Европе и не имея никаких обязанностей, Артур мог наблюдать, размышлять и оценивать. Конечно, в первую очередь хотелось найти отличия, особенности, редкости. Хотелось понять, чем люди отличаются от наших. Почему все стремятся в Европу, как будто тут медом намазано.
Первое сильное впечатление на Артура произвел Берлин, который мы взяли в 45-м году. В этом большом городе памяти о войне осталось меньше, чем памяти о Берлинской стене. У Артура создалось такое впечатление, что не каждый берлинец знает, что происходило в Европе с середины 30-х до середины 40-х годов ХХ века, кто с кем воевал и за что, кто победил в войне. Зато все хорошо знали, что убили многих людей, которые хотели перелезть через Берлинскую стену, что власти ГДР расстреляли мирную демонстрацию и 53 человека погибли, что СССР виноват перед Германией, потому что навязал антинародный режим Ульбрихта и Хонеккера, всемогущую «штази», бедность и прочие беды социализма.
А Германия, если и виновата, то, по обывательскому мнению, только перед берлинскими еврейскими семьями, которым пришлось, забрав ценные вещи и рояли, переехать в Австралию или в Америку. Более 50 миллионов жертв Второй мировой войны, развязанной Германией, почти забыты. Русский солдат-освободитель в плащ-накидке и каске исчез из памяти, остался советский солдат-оккупант, портрет которого выставлен на бывшем пропускном пункте из Восточного Берлина в Западный Берлин Point Charley.
В Трептов-парке поддерживают порядок. Памятник, скульптуры, мраморные сооружения по краям аллеи, зеленые насаждения ухожены. Но посетителей нет совсем. Артур провел там больше часа и видел одну русскую семью и одну группу телевизионщиков, которые снимали приказы Сталина, выбитые на камне, и очень галдели. И это в выходной день в огромном мемориальном комплексе! Правда, дождик слегка моросил…
Второе, что поразило Артура, было огромное влияние средневековья на современную Европу. Со школы у Артура сложилась простая историческая схема: века до 5-го была Римская империя, потом тысячу лет был мрак Средневековья, когда не происходило ничего, потом началась Эпоха Возрождения. А тут оказалось, что именно Средневековье сформировало современную Европу.
Читать бесплатно другие книги:
