Семь элементов, которые изменили мир Браун Джон

Природный газ

Мыс Галеота Пойнт в юго-восточной части острова Тринидад – место обитания многих видов фауны региона; тропическая экосистема мыса служит важным «пит-стопом» для птиц на пути через акваторию Карибского бассейна. Но там же, на морском шельфе, находится и одно из самых крупных углеводородных месторождений Тринидада.

В мае 2004 г. Патрик Мэннинг, премьер-министр Тринидада и Тобаго, с вертолета показывал мне здешние панорамы. Наша остановка состоялась в центре острова, где имелись обширные выходы битума на поверхность. Чернильно-черные пятна резко выделялись на фоне тропического пейзажа, что указывало на большие запасы нефти и газа. На территории Тринидада имелось несколько «жемчужин», приобретенных BP после недавнего слияния с Amoco, и я прилетел, чтобы гарантировать продолжение успешной работы компании в регионе. BP открыла несколько крупных газовых месторождений в конце 1990-х – начале 2000-х гг., включая первое глубоководное у берегов Тринидада.

Природный газ состоит главным образом из молекул метана. Они образованы из одного атома углерода, соединенного с четырьмя атомами водорода. Метан, простейшая связь углерода с водородом, – один из самых изобильных источников энергии на планете. Мэннинг хотел сделать так, чтобы этот недавно открытый источник природного богатства использовался бы на благо его народа.

Тринидад жестоко эксплуатировался бывшими колониальными хозяевами: первые испанские конкистадоры обосновались на острове в XVI в. Великобритания осуществляла контроль над островами с начала XVIII в. и вплоть до получения ими независимости в 1962 г. Хищнические методы ведения сельского хозяйства постепенно приводили к деградации природного ландшафта. Все больше рабов привозили из Западной Африки для уборки сахарного тростника. Как объяснил мне позднее Мэннинг, местные жители экспортировали сахар, но не могли позволить себе импортировать изготовленные из него кондитерские изделия.

После открытия на Тринидаде нефти в 1986 г. экономические перспективы страны заметно улучшились. По всему острову оказались разбросано множество пустых бочек из-под нефти, что дало импульс для развития специфической карибской культуры стальных барабанов[3]. Затем в конце 1950-х гг. на Тринидаде началась добыча газа, использовавшегося для производства аммиака, необходимого для получения минеральных удобрений. В 1970-х гг. новые месторождения обеспечили возможность дальнейшего развития газовой индустрии. Правительство страны хотело использовать газ на острове, а не экспортировать за рубеж, и вскоре началось успешное развитие энергоемких отраслей.

Зависимость благополучия страны от добычи нефти и газа породила свои проблемы. Падения и взлеты экономики Тринидада прочно зависят от волатильных цен на нефть: экономика процветала в 1970-х гг. в период высоких цен и едва дышала в 1980-х гг., когда на рынке возник переизбыток нефти. Кроме того, неэффективная работа местных химических предприятий ввергла экономику страны в глубокую рецессию.

Когда я разговаривал с Патриком Мэннингом в 2004 г., он занимал пост премьер-министра уже во второй раз. Его первый срок пришелся на начало 1990-х гг., когда газовая промышленность острова стремительно развивалась. Вскоре стало ясно, что газ —самый мощный сырьевой ресурс острова, так как добыча нефти достигла пика еще в 1978 г. Опасаясь бремени нефтяного проклятия, Тринидад решил активнее использовать газ для развития энергоемких отраслей и построить новые предприятия по производству аммиака, стали и метанола, чтобы экспортировать эту продукцию на рынок США. В 2004 г., после открытия новых газовых месторождений, Мэннинг снова был настроен перерабатывать природные ресурсы у себя в стране. British Petroleum продолжала оказывать поддержку Тринидаду, вовлекая местную экономику в реализацию своих проектов: платформа для добычи газа, введенная в эксплуатацию в 2006 г., была в основном построена на Тринидаде с использованием местных трудовых и промышленных ресурсов [90]. Обеспечить экономический рост и защитить природу в районах месторождений – так формулировала свою миссию BP. Если бы местное население видело, что природе наносится ущерб, а люди не получают преимуществ, то протесты общественности быстро вынудили бы компанию уйти из страны.

Но Тринидад – маленький остров. Объемы месторождений позволяют и экспортировать, и использовать газ для поддержки местной промышленности. Во время нашей встречи Мэннинг поделился планами создания Всекарибского политического союза, в котором он продавал бы газ в обмен на другие аграрно-сырьевые товары Карибского региона. Но даже у соседей Тринидада спрос на газ был относительно невелик, и поэтому Тринидад с надеждой смотрел на США. Проблема заключалась в том, как доставлять газ с низкими издержками.

Объем природного газа, необходимого для производства единицы энергии, всегда выше объема жидкой нефти, необходимой для производства того же количества энергии [91]. Следовательно, передача энергии газа на расстояние всегда очень затратна. Частичное решение проблемы нашли в середине XX в., разработав технологию сжижения природного газа и превращения его в так называемый СПГ – сжиженный природный газ [92]. В результате сжатия и последующего пропускания через небольшие клапаны газ охлаждается – так проявляется эффект Джоуля–Томсона [93]. В результате неоднократного повторения процесса газ охлаждается до температуры –107,78°С, вследствие чего превращается в жидкость. При этом объем уменьшается в 600 раз относительно исходного состояния, что делает транспортировку СПГ экономически рентабельной. Однако сжижение газа – очень затратный процесс: средняя установка по сжижению газа потребляет столько же энергии, сколько 2000000 бытовых холодильников, стоит миллиарды долларов, а на строительство уходит несколько лет. Прибыльный СПГ должен производиться в больших количествах и по приемлемой цене.

В 1980-х гг. СПГ из Тринидада не мог конкурировать с дешевым природным газом, добываемым в США, где предложение в результате рецессии заметно превышало спрос. Поэтому от проектов поставки СПГ в США пришлось отказаться, как и от проекта продажи газа в Пуэрто-Рико: покупатели не соглашались подписывать долгосрочные контракты. Однако десятилетие спустя в США уже не было избытка природного газа. Теперь для СПГ появился новый и перспективный экспортный рынок. Первая в Тринидаде установка по производству СПГ, получившая название «Атлантик СПГ», управлялась компанией BP. Построенная на мысе Фортин на юго-западе острова, она была введена в эксплуатацию в марте 1999 г. Появление нового экспортного рынка активизировало геологоразведку в стране, в результате чего объемы разведанных запасов газа заметно выросли. В 2002–2005 гг. построены еще три установки по производству СПГ, что способствовало дальнейшему подъему экономики острова [94].

В сжиженном виде природный газ может перевозиться практически в любую точку мира, где имеется терминал для приема СПГ и возвращения его в газообразное состояние. Создание новых мощностей по всему миру, главным образом в Катаре и Австралии, превращает разрозненные региональные рынки газа в более глобальный, на котором возможные нарушения поставок вызванные политическими событиями или природными катастрофами, могут быть быстро компенсированы за счет поставок из более спокойных регионов [95]. К 2011 г. рынок СПГ значительно вырос и стал в 100 раз больше, чем 40 лет тому назад. Сейчас на его долю приходится треть всего газа, перемещаемого в мире. Природный газ довольно быстро стал ценнейшим источником энергии. Однако в Китае 2000 лет тому назад он рассматривался как воплощение духов зла.

Приблизительно в 250 г. до н.э., когда начались работы на соляных шахтах в китайской провинции Сычуань, люди думали, что из разломов горной породы наверх выходят злые духи. Рабочие в шахтах внезапно ощущали слабость, падали и умирали. В те времена в шахтах часто происходили взрывы. Чтобы умилостивить злых духов, им приносили жертвы. Но затем шахтеры поняли: несчастные случаи имеют научное объяснение. Невидимый взрывоопасный газ выходит из трещин в горной породе. Уже к 100 г. н. э. потоки дарового топлива использовались для выпаривания воды из рассола прямо в шахтах, облегчая добычу соли. Строительство трубопроводов стало следующим шагом. К 200 г. н. э. китайцы использовали бамбуковые трубы, замазывая стыки смесью грязи и рассола для предотвращения утечки газа. Природный газ мог теперь транспортироваться в солеварни более эффективно и в больших масштабах.

Однако главный интерес по-прежнему представляла соль. В 1835 г. глубина шахты Шень-Хай в Дзи-Гонге достигла километра – своего рода рекорд. На глубине 800 метров шахтеры обнаружили месторождение природного газа, но продолжили копать дальше: они ведь искали соль, а природный газ – просто полезный побочный продукт.

В прошлом природный газ часто рассматривался как источник дополнительных неудобств. Ведь он существует не только в чистом виде. Иногда он растворен в нефти, и тогда его нужно отделить, чтобы стала возможной транспортировка нефти. На рассвете современной нефтяной промышленности в конце XIX в. газ просто сжигали, так как не было придумано никакого экономически выгодного способа его применить. Проще было привезти каменный уголь туда, где имелась потребность в энергии, а затем превратить его в бытовой газ для приготовления пищи и отопления. Лишь после 1935 г. природный газ стал продаваться в больших объемах, чем бытовой.

«Сжигание неиспользуемого газа» долгое время было важной задачей для нефтяных компаний: если газ не сжигался, то он мешал добыче нефти. Я помню рев пламени газовых факелов, который слышал, играя в бадминтон в саду нашего дома в Иране. На удивление, даже сегодня огромные количества природного газа сжигаются в России – ему не находят экономически выгодного применения. Сжигание газа продолжается и на других нефтяных месторождениях, расположенных в зонах с тяжелыми климатическими условиями. Опасения по поводу изменения климата и чисто экономические соображения (использование газа может быть выгодным) привели к сокращению этой порочной практики. В 1998–2006 гг. объем сжигаемого газа в расчете на каждый баррель добываемой нефти снизился примерно на 30%. Существуют предпосылки для дальнейшего сокращения. Каждый год по-прежнему сжигают около 150 миллиардов кубометров газа (почти 4% общего мирового потребления).

Современная газовая индустрия начала развиваться в США в 1920-х гг. вместе с развитием сложной сети трубопроводов. Достижения металлургии и сварки и новые технологии перекачивания жидкостей и газов сделали возможным строительство протяженных трубопроводов, подобных тому, что проложен от техасского Панхендла до Чикаго (длина 1600 километров). В 1940–1970-е гг. доля газа в общем энергопотреблении США выросла с 10 до 30% и выше. Несмотря на произошедший с 1970-х гг. значительный рост производства ядерной энергии и энергии из возобновляемых источников, в 2000 г. на долю природного газа по-прежнему приходилось около четверти всей энергии, потребляемой в США. Газ из самых удаленных уголков континента, служащий дешевым источником энергии, может теперь доставляться в дома городских жителей и на тепловые электростанции. Сегодня это главное применение природного газа, обеспечивающего эффективный способ производства электроэнергии, которая всем так нужна [96].

На то, где начинаются и заканчиваются трубопроводы, могут влиять и география, и политика. США в обоих этих аспектах – идеальная страна для развития газовой индустрии. Трубопроводы относительно легко строить на обширных равнинных пространствах и протягивать к крупным потребительским рынкам, для чего часто достаточно пересечь границу между штатами, а не двумя государствами. Но Америка – скорее исключение из общего правила.

«Как я могу быть уверен, что, когда трубопровод будет построен, Китай не откажется от своих обязательств и не снизит цену за газ вполовину относительно согласованной?» – говорил мне Владимир Путин в 2004 г., когда я предложил ему построить газопровод от гигантского Ковыктинского газового месторождения в Восточной Сибири до границы с Китаем. Удаленный от любого другого газового рынка, Китай с растущим спросом на энергоносители казался очевидным вариантом выбора. Удивительно, но очень мало трубопроводов пересекают границу двух соседних стран, хотя Россия – мировой лидер по добыче углеводородов, а Китай – крупнейший в мире потребитель энергии.

«Но как я могу быть уверен, что, когда трубопровод будет построен, Россия не станет брать с нас за газ вдвое больше заранее согласованной цены?» – так отреагировал премьер Вэнь Джибао, когда я обратился к нему в поисках разумного решения. Я объяснил ему опасения Путина и выразил надежду: мы сможем найти способ гарантировать России, что Китай не откажется от своих обязательств. Строительство трубопровода обходится очень дорого. Чтобы получить необходимое финансирование и затем оправдать инвестиции, нужен гарантированный долгосрочный контракт между поставщиком и покупателем газа. Каждая сторона должна верить, что другая выполнит обязательства по сделке. Но в случае с Китаем и Россией это невозможно.

Благодаря преодолению политических и географических барьеров природный газ теперь широко используется во всем мире. А благодаря возможности торговать газом на международном рынке благосостояние газодобывающих стран заметно выросло. Но конец трубопровода все равно остается концом трубопровода. Внутренние ограничения того, откуда и куда может транспортироваться газ, часто приводят к появлению регионального, а не глобального рынка. Производство СПГ глобализировало рынок, но для строительства станции по сжижению газа нужно найти рынки, готовые покупать СПГ на протяжении многих лет. Однако всегда можно ожидать сюрпризов, так как новые технологии разведки и добычи будут открывать новые источники газа. Нечто подобное произошло в США, которые ранее были вынуждены импортировать СПГ, но теперь нашли способ добывать весь необходимый газ. Это произошло благодаря добыче так называемого сланцевого газа, которая прежде казалась технически очень сложной.

Революция сланцевого газа стала возможна благодаря новаторской работе техасского бизнесмена и филантропа Джорджа Митчелла. На территории, известной в Техасе как Барнетт Шейл, Митчелл в конце XX в. проводил эксперименты по поиску экономичного способа извлечения газа, сосредоточенного в очень плотном слое сланцевой породы. Было известно, что природный газ здесь имеется, но он считался бесполезным, так как не существовало способа его извлечь. Проведя первые эксперименты в 1980-х гг., большинство нефтяных и газовых компаний вышло из игры, но Митчелл сохранял веру в сланцевый газ.

Надежды Митчелла оправдались после того, как технология фрекинга (гидравлического разлома) позволила высвободить газ, скрытый под землей. Предусматривалось впрыскивание под высоким давлением воды с песком и малым количеством химикатов для разрушения горной породы. Идея не нова, она использовалась в нефтегазовой отрасли на протяжении десятилетий. Полковник Робертс пытался делать то же самое еще в XIX в. Но никто до сих пор не преуспл в добыче экономически оправданных объемов газа. Благодаря дополнительному использованию горизонтального бурения, позволяющего разрушать большее количество сланцевой породы, Митчелл сумел завершить начатое полковником Робертсом.

США получили огромные выгоды от применения этих технологий на многочисленных сланцевых месторождениях. В начале нынешнего тысячелетия все выглядело так, как будто Америке требуется импортировать большие объемы СПГ. Тогда сланцевый газ обеспечивал всего 1% поставок природного газа. К 2002 г. его доля увеличилась до 36%. Запасы природного газа в стране практически удвоились. При нынешних темпах добычи США хватит природного газа еще на 100 лет, причем половина находится в сланцах и других породах, содержащих углеводороды. Технология Митчелла сделала газ дешевым, а возможности добычи – огромными. Теперь в производстве электроэнергии газ успешно конкурирует с каменным углем. А в большинстве отраслей не могут даже припомнить, когда в последний раз газ был так дешев в сравнении с нефтью, учитывая относительную теплотворную способность каждого из углеводородов. В сравнении с нефтью газ за десятилетие подешевел почти на 80%.

Спустя 12 лет после начала нового тысячелетия США собираются стать экспортером СПГ. Это намерение идет вразрез с интересами Тринидада. Американский рынок больше не нуждается в тринидадском газе [97]. Бывший премьер-министр Мэннинг прав: надо сделать так, чтобы использование вашего газа приносило максимальную пользу вашей собственной стране, прежде чем отправлять его на экспорт. Я полагаю, эта мысль в конце концов посетит головы современных политиков.

Успешная добыча сланцевого газа в США стала возможна благодаря либеральным правилам получения доступа к трубе, субсидиям и наличию большого числа буровых вышек и другой специальной техники. Эти факторы не присутствуют в таком же сочетании ни в одной другой стране, но добыча сланцевого газа и нефти тем не менее начинает расти по всему миру, хотя и более медленными темпами. Страны мечтают о новом изобильном источнике энергии у себя под ногами, и кое-кто надеется стать хотя бы чуть более энергетически самодостаточным.

Однако рост добычи сланцевого газа в США и других странах вызывает озабоченность местных жителей, экологических организаций и других общественных групп. Они опасаются того, что гидравлические удары могут вызывать землетрясения, что эта технология требует большого расходования дефицитных запасов воды, при этом использованная вода становится отравленной и не восстанавливается, а применяемые химикаты заражают подземные водоносные слои, при этом природный газ, высвобождаемый после гидравлического удара, может попадать в источники питьевой воды. Фотографии американцев, поджигающих воду из водопроводных кранов на кухне, вызвали немало беспокойства.

Многие из страхов вызваны чрезмерной подозрительностью и дезинформацией. Например, степень заражения воды, показанная в фильме 2010 г. «Земля газа» («Gasland»), как доказала Комиссия по сохранению запасов нефти и газа штата Колорадо, во многом вызвана деятельностью, не имеющей отношения к фрекингу [98]. Однако кое-какие опасения вполне обоснованны. Как и в случае с ядерной энергией, новая технология будет вызывать страх и противодействие, пока бизнес не учтет интересы всех. В идеале дискуссия должна основываться на фактах. Есть примеры некачественной работы отдельных американских компаний, нарушающих законы ради повышения прибыли. Стандарты и правила должны действовать везде, чтобы действия нескольких недобросовестных игроков не нанесли ущерб репутации всей отрасли.

Сланец и технология гидравлического разрыва символизируют начало больших перемен в поставках энергоносителей в США. То, что сделал Митчелл для газа, теперь применимо к нефти (и другим сходным жидкостям). Их можно заставить течь из практически непроницаемых в естественных условиях пластов сланца или других пород на так называемых месторождениях «трудноизвлекаемой», или «сланцевой», нефти.

Мнения сводятся к тому, что США наконец-то могут стать энергетически самодостаточной страной, которой не нужно ниоткуда, кроме ближайшего соседа, Канады, импортировать энергию, если они сами не решат иначе. Каждый президент США, начиная с Ричарда Никсона, стремился к такой независимости, стараясь освободиться от необходимости полагаться на ненадежные поставки с Ближнего Востока и из Южной Америки [99]. Если так пойдет, это будет иметь далеко идущие политические последствия: снижение потока нефти и газа с Востока в США и страны Запада, увеличение потока углеводородов с Ближнего Востока в страны Азии. Как пишет мой друг и лауреат Пулитцеровской премии Дэниел Ергин, это «не меньше, чем перебалансировка мировой нефти» [100]. США получили бы много вариантов дальнейшего развития традиционных энергетических и военных отношений как в Западном полушарии, так и на Ближнем Востоке. Китаю также придется пересмотреть политику, так как он продолжает импортировать энергоносители, и особенно нефть, с Ближнего Востока. Благодаря сланцевой нефти и сланцевому газу США для внутренних нужд получат дешевые и надежные источники энергии, которые обеспечат стране значительные экономические преимущества. В действительности мы не можем предугадать, как США отреагируют на возможность удовлетворять энергетические потребности за счет ресурсов континента. Однако выбор, который сделают США и становящиеся все более энергетически зависимыми азиатские экономики, повлияет на формирование глобальной политики в XXI в.

Важным побочным эффектом увеличения потребления газа Соединенными Штатами станет сокращение эмиссии двуокиси углерода. Природный газ – «легкоуглеродный» вид топлива, так как при производстве единицы энергии при сжигании выделяется вдвое меньше двуокиси углерода, чем при сжигании каменного угля. В результате у США за последние пять лет объем эмиссии двуокиси углерода сократился почти на 500000000 тонн, или на 7,7% – больше, чем в любой другой стране. Увеличение во всем мире потребления природного газа – важный фактор снижения риска глобальных изменений климата.

«Численность населения настолько превосходит возможность Земли производить продукты питания, что преждевременная гибель должна в той или иной форме настигнуть человеческую расу… Гигантский неизбежный голод подкрадывается незаметно, и одним могучим ударом он приведет численность населения в соответствие с запасами продовольствия в мире» [101]. Томас Мальтус, написавший эти слова в 1798 г., предсказывал будущие голод, болезни и войны. Он смотрел на эти несчастья как на необходимые и естественные реакции на экспоненциальный рост населения, опережавший линейный рост запасов продовольствия. Он верил, что эти реакции ограничат численность населения возможностями производства продуктов питания – то есть человечество попадет в так называемую мальтузианскую ловушку. Но Мальтус не сумел предвидеть промышленной революции.

Мальтус был одним из первых в длинной череде известных прогнозистов, которые предсказывали гибель человечеству, но ошибались, потому что не могли понять способность технологических инноваций изменять мир.

В 1972 г. международный «мозговой центр», Римский клуб, опубликовал доклад под символическим названием «Пределы роста» [102]. Не предполагая никаких технологических или политических изменений, он рассматривал опасность быстрого роста населения в мире с ограниченными ресурсами и прогнозировал, помимо прочего, серьезный дефицит продовольствия к началу нынешнего тысячелетия. Этот своего рода «Мальтус наших дней» не сумел предвидеть последствий Зеленой революции, позволившей удвоить производство пшеницы за последние сорок лет [103]. Сегодня потребление продуктов питания на душу населения на 20% выше, чем в 1972 г. Марион Кинг Хабберт и другие нефтяные пессимисты, включая членов Римского клуба, так же до сих пор делали неверные прогнозы. Когда спрос превышает известный уровень предложения, цены растут, и появляются технологии для освоения новых или более полного использования сущестующих запасов нефти. В 1980 г. разведанные запасы нефти оценивались в 650000000000 баррелей. С того времени было добыто более 700000000000 баррелей, и сейчас запасы оцениваются минимум в 1500000000000 баррелей.

Мировых пессимистов и предсказателей конца света одолевает страх перед глобальным изменением климата. Они, в духе Мальтуса, предрекают голод, болезни и мировые войны. Есть ли основания верить им, раз в прошлом они столько раз оказывались неправы? Есть лишь две причины чуть больше доверять новому поколению пессимистов – это наличие убедительных научных доказательств антропогенного влияния на изменение климата и видимая неспособность человечества взяться за решение этой проблемы. Среди ученых сложилось единодушное мнение, что деятельность человека приводит к повышению температуры на планете, а это может иметь самые серьезные последствия для всех людей и окружающей среды [104]. Потребление энергии и эмиссия парниковых газов продолжают расти, а перспективы глобального соглашения о контроле над ними туманны. Мы оказываемся биологически неспособны сотрудничать друг с другом для противостояния реальной угрозе.

Впервые я осознал реальную опасность изменения климата в 1992 г. на Саммите Земли в Рио-де-Жанейро [105]. Более 100 глав государств собрались на этом форуме, чтобы обсудить, помимо прочего, возможные меры противодействия глобальному потеплению. Проблема была не нова, но впервые попала в общую повестку дня.

Характер дискуссии в Рио никак не согласовывался с успехами нефтяной индустрии и British Petroleum. Однако очевидно, что изменение климата не та проблема, от которой можно отмахнуться. Мне хотелось узнать о ней побольше, выяснить, может ли BP решить задачу «квадратуры круга». Ведь надо сделать нечто значительное для снижения риска.

После Рио я встречался со многими учеными и экспертами, чтобы лучше понять суть проблемы. В конце концов нашелся человек, который помог мне больше, чем все остальные. Джон Хаугхтон был председателем Межправительственного экспертного совета по вопросам изменения климата (IPCC) [106]. Он говорил на языке теории вероятности и убеждал меня: мы больше не можем пассивно взирать на стремительный рост глобальной эмиссии парниковых газов.

Изменение климата часто представляется как простой, линейный процесс проявления причинно-следственной связи: увеличение потребления энергии приводит к увеличению концентрации двуокиси углерода в атмосфере. Это вызывает рост температуры вблизи поверхности Земли, а он имеет катастрофические последствия для окружающей среды. Но, как я понял из бесед с Джоном Хаугхтоном, имеется несколько возможных исходов на каждом этапе причинно-следственной зависимости, и предсказать каждый можно с довольно большой погрешностью.

Моделирование такой сложной системы, как атмосфера и климат Земли, основанное на предположениях о еще более сложных системах человеческой деятельности, неизбежно порождает высокую степень неопределенности. Еще труднее оценить конечное влияние изменения климата на окружающую среду, человеческую жизнь и экономику. IPCC называет это «каскадом неопределенности»; мы не знаем в точности, как изменится климат или какими окажутся последствия изменения [107].

Это не оправдывает бездействия: неопределенность не равна неведению. Трудно узнать, каким будет мир через 100 лет, но мы можем дать оценки, осознать неопределенность и действовать соответствующе. Мы продолжаем улучшать понимание и снижать неопределенность. Карл Поппер недаром описал науку как находящуюся в переходном состоянии [108]. В этом состоит центральный принцип: все открытия могут и должны подвергаться сомнению. Наши знания о связях между человеческой деятельностью, состоянием атмосферы и окружающей среды должны постоянно оспариваться и подвергаться критике.

Научные аргументы в поддержку антропогенных причин изменения климата весьма убедительны. Еще 15 лет тому назад представление об изменении климата выглядело как идея, требующая серьезного научного обсуждения. Вот почему 19 мая 1997 г. я выступил с официальным заявлением, что BP собирается предпринять действия, направленные на борьбу с изменением климата [109]. Стоя под ослепительными лучами калифорнийского солнца в Амфитеатре Фроста в Стэнфордском университете, я объяснял: для BP настало время «перейти от анализа к поиску решений и действиям» [110]. В тот день мы нарушили единство рядов в нефтяной индустрии.

Следующие десять лет вопрос об изменении климата становился все более актуальным. Несколько ведущих мировых политиков стремились поставить его на повестку дня всего человечества. Президент США Билл Клинтон и вице-президент Эл Гор прокладывали путь к Киотскому протоколу – первому и пока единственному международному соглашению по ограничению выбросов в атмосферу парниковых газов. Протокол – важное начинание, но он страдает рядом фатальных недостатков. Прежде всего, он не касался развивающихся стран, включая Китай и Индию, и никогда не был ратифицирован США и Австралией. Но Гор продолжил борьбу и был удостоен Нобелевской премии за «усилия по получению и распространению более глубоких знаний о влиянии человека на изменение климата», которые нашли наиболее яркое воплощение в документальном фильме «Неудобная правда» [111].

В Калифорнии губернатор штата Арнольд Шварценеггер возглавил одну из самых амбициозных в мире программ по противодействию изменению климата. В 2006 г. мне довелось встретиться с ним в Сакраменто. Он хотел узнать мое мнение о законопроекте, направленном на снижение выбросов парниковых газов в штате на 25% от уровня 1990 г. к 2020 г. и на 80% – к 2050 г. Хотя цели были амбициозны, Шварценеггер демонстрировал: на изменение климата правительство штата отвечает конкретными действиями, а не пустыми дискуссиями в формате ток-шоу.

В Великобритании Тони Блэр выбрал изменение климата главной темой саммита G8, происходившего в 2005 г. в шотландском Глениглсе. Я уверен, что это наивысшее проявление политического интереса к изменению климата на международном уровне. Блэр убеждал руководителей восьми крупнейших экономик мира в наличии серьезных рисков того, что изменения климата отразятся на нашем общем будущем, но ему не удалось достичь соглашения, на основе которого могли бы быть предприняты реальные действия. Несмотря на озабоченность общественности и решимость мировых лидеров, никаких практических усилий в глобальном масштабе не сделано. Все снова свелось к привычной политической риторике.

С тех пор шансы заключить эффективное соглашение по изменению климата снижались с каждым прошедшим годом и с каждой очередной Конференцией ООН по проблемам климата. Очередная такая конференция, 22-я по счету, состоялась в декабре 2011 г. в Дурбане (ЮАР). Хотя было дано немало обещаний работать в ближайшие годы над достижением юридически обязывающего соглашения, никаких реальных результатов не достигнуто [112]. Главы государств больше озабочены разрастанием кризиса в зоне евро. И вновь вопрос о противодействии изменению климата отложен в долгий ящик.

Так почему же человечество, столкнувшись с серьезнейшей проблемой, угрожающей его существованию, не смогло договориться, как ее решить?

Я думаю, что многое объясняется особенностями поведения человека, столкнувшегося с угрозой, которая выглядит неясной и отдаленной. Выдающийся британский социолог Энтони Гидденс пишет: мы не предпринимаем действий против изменения климата, поскольку сопряженные с ним опасности не слишком заметны в повседневной жизни [113].

Избиратели не очень хорошо воспринимают рассуждения о вероятностях, прогнозах и жертвах. Какой бы ни была реальность, они предпочитают верить тем, кто обещает: все будет хорошо.

По мере того как правительства принимают жесткие программы, а медленный экономический рост и инфляция снижают жизненные стандарты во многих странах мира, многие избиратели смотрят на противодействие изменению климата как на непозволительную роскошь [114]. Результаты его кажутся неопределенными и отдаленными, в отличие отсчетов, которые приходится оплачивать прямо сегодня. Естественно, что политики, приходящие к власти на короткие сроки, учитывают эти настроения. Изменение климата – нечто такое, чем они будут заниматься, приведя экономику в порядок. Или после того, как их переизберут. Но проблема здесь не в близорукости. Даже если бы мы смогли справиться со своим иррационализмом и начать защищать собственные долгосрочные интересы, заключить глобальное соглашение о противодействии изменению климата оказалось бы непросто.

Трудность заключается в осуществлении коллективных действий: нашу ситуацию условно можно назвать «трагедией глобальных общинных земель» [115]. Двуокись углерода не знает национальных границ, а ущерб от закачивания в атмосферу все большего ее количества распределяется на всех. Если одна страна сокращает эмиссию парниковых газов, а другие нет, то мы все равно сталкиваемся с риском изменения климата. Хотя в наших общих интересах сократить эмиссии, ни одна отдельно взятая страна не вынесет издержек без гарантий того, что другие последуют ее примеру. Ведь дешевле и проще «ехать без билета» [116].

Следовательно, требуется общее согласие о том, как распределить между странами сокращение объемов эмиссий. Но издержки и выгоды в каждом случае окажутся различными. Малые островные государства опасаются последствий подъема уровня Мирового океана и поэтому требуют самых жестких ограничений на выбросы парниковых газов. В то же время большие по площади северные страны, такие как Канада и Россия, могут даже выиграть от потепления: их земли станут более плодородными, а минеральные ресурсы – доступными.

Наибольшее расхождение существует между богатыми и бедными странами. Развивающиеся страны, главным образом Китай и Индия, утверждают: проблема возникла не по их вине. Китай выбрасывает в атмосферу двуокиси углерода больше, чем любая другая страна, но объем этих выбросов в пересчете на душу населения втрое ниже, чем в США. Доступ к дешевой энергии углерода был основой развития всех ныне процветающих экономик. Почему же, обоснованно спрашивает Китай, мы должны отказываться от пути к процветанию, которым шел Запад?

Один китайский делегат на Киотском саммите так описывал различие в точках зрения: «То, что делают [развитые страны], – это эмиссия ради жизни в роскоши. То, что делаем мы, – это эмиссия ради выживания» [117]. Развитые страны и, что самое важное, США утверждают: соглашение, которое позволит развивающимся странам избежать бремени ограничений эмиссии, может поставить их в экономически невыгодное положение по отношению к набирающим мощь конкурентам.

Поскольку мы столкнулись с различиями в национальных интересах и с неопределенной и отдаленной проблемой, нам нужно получить больше знаний, а не просто возлагать надежды на некое международное соглашение.

Мы находились в подобной ситуации, когда пытались наладить контроль над распространением ядерного оружия: каждая страна готова от него отказаться, только если будет уверена, что другие сделают то же самое. Даже столкнувшись с риском ядерного Армагеддона, мы не достигли соглашения о запрете ядерного оружия или хотя бы о предотвращении его распространения.

Изменение климата – проблема коллективных действий в самом широком масштабе. Оно требует, чтобы каждая страна и почти каждый человек на планете изменили образ жизни в расчете на то, что другие сделают то же самое, чтобы защитить интересы будущих поколений. Решить этот вопрос не под силу демократическим институтам, действующим на международном уровне.

Удивительно, но даже при отсутствии глобального соглашения изменение уже происходит, стимулируемое технологическими инновациями в системе энергоснабжения и хаотичными политическими подвижками, обусловленными местными, региональными и национальными интересами.

В начале каменноугольного периода, примерно 360000000 лет тому назад, древние леса поглощали двуокись углерода из атмосферы Земли. Со временем под влиянием температуры и высокого давления останки вымерших лесов превратились в 5000000000000 тонн углеродных полезных ископаемых. С начала промышленной эры человечество вернуло в атмосферу около 5% от этого количества углерода в виде эмиссии двуокиси углерода.

Человечество, движимое желанием обладать энергией, очень быстро изменило распределение углерода. И так будет продолжаться, если мы не изменим принцип использования энергии; к 2050 г. на Земле будет жить на 2000000000 человек больше, чем сейчас, и глобальное потребление энергии почти удвоится.

Технология предлагает нам три способа восстановить баланс: консервация энергии, «низкоуглеродная» энергия и создание специальных приемников углерода.

Прежде всего, мы можем использовать меньше энергии. Если мы не хотим снижать жизненные стандарты, то сокращение должно сопровождаться ростом энергоэффективности. Во многих обстоятельствах это выглядит относительно просто и экономически привлекательно, так как эффективность расходования энергии часто приносит большую экономию средств. Инновации в цифровых технологиях, такие как видеоконференции и совместная дистанционная работа, могут иметь особенно важное значение.

Однако энергоэффективность – не панацея, как может показаться на первый взгляд. Когда что-то становится более эффективным, люди хотят этого побольше [118]. Экономя деньги благодаря повышенной эффективности использования энергии, люди тратят эти деньги на товары, также потребляющие энергию. Энергоэффективность – совсем не то же самое, что энергосбережение. Чтобы добиться сбережения энергии, мало новой технологии; для этого требуются также соответствующее воспитание, стимулы и, возможно, законодательное регулирование.

Второе технологическое решение восстановления углеродного баланса – сократить долю углерода в производстве энергии. Наиболее перспективно создание «безуглеродных» источников энергии, в том числе и возобновляемых – например, использующих энергию ветра и солнца.

Еще десять лет тому назад это относилось к области экспериментальных технологий, очень дорогих и применяемых в крайне малых масштабах. Но в 2000 г. возобновляемые источники обеспечили почти половину суммарной мощности новых электростанций, построенных во всем мире. За последние семь дет мощность ветровых электростанций выросла в четыре раза, а мощность солнечных – почти в 13 раз. Быстрый рост обеспечил значительное увеличение масштабов производства энергии. Новые знания позволили повысить эффективность и снизить издержки электростанций. Например, в 2008 г. солнечный фотоэлектрический элемент стоил 4 долл. в расчете на 1 Вт мощности. Сегодня ту же мощность можно генерировать менее чем за 1 долл. Вдали от международных конференций в Копенгагене и Дурбане происходит тихая революция, начинающая преобразовывать нашу энергетическую систему.

Тем не менее в энергетическом миксе возобновляемые источники играют не основную роль, и углеродное топливо останется с нами еще несколько десятилетий. Следовательно, для сокращения потребления углерода нужно изменить пропорции ископаемых видов топлива, сократив доли каменного угля и нефти и увеличив долю природного газа. Газ производит, в расчете на единицу вырабатываемой электроэнергии, вдвое меньше двуокиси углерода, чем каменный уголь. В минувшее десятилетие каменный уголь удовлетворял почти половину потребности в энергии, но недавний бум в добыче дешевого природного газа сможет быстро привести к замене традиционных угольных тепловых электростанций работающими на природном газе. Газовые электростанции также могут быстро увеличивать производство электроэнергии, компенсируя падение мощности возобновляемых источников, например, в случаях, когда солнце скрывается за облаками, а ветер прекращается.

Заменить нефть труднее, так как энергоемкость делает ее уникальным топливом для автомобилей и самолетов. Автомобили на природном газе значительно улучшились с тех пор, как в Китае в 1960-х гг. появился автобус «da qi bao» («большой мешок с газом»). Гигантские наполненные газом серые пузыри, кое-как размещавшиеся на крыше автобуса, требовали частой подкачки, та как довольно быстро сдувались.

Природный газ продолжает использоваться на транспорте, и если единица энергии, производимой газом, будет продаваться за долю стоимости единицы энергии, производимой нефтью, как сейчас происходит в США, то применение газа станет более широким. Электромобили и автомобили на водородном двигателе – еще одно возможное решение, но потребуются дорогостоящие инвестиции в инфраструктуру, прежде чем их использование сможет стать массовым.

Более близкая альтернатива дизельному топливу и бензину – биотопливо. Вместо того чтобы полагаться на процессы, которые в течение миллионов лет превращали останки растений и животных в сырую нефть, из которой мы вырабатываем дизельное топливо и бензин, мы можем воспользоваться более быстрым способом: вырастить подходящие сельскохозяйственные культуры и превратить их в топливо для автомобилей. При этом двуокись углерода поглощается в процессе роста этих культур, а при сгорании биотоплива в двигателях выбрасывается обратно в атмосферу. Законы США, принятые с целью сокращения выбросов двуокиси углерода, предполагают, что бензин для личного автотранспорта должен будет содержать 10% этанола, изготовленного из кукурузы. Но существует серьезная опасность: выращивание урожая для производства биотоплива не должно приводить к сокращению глобальных поставок жизненно необходимого продовольствия.

Третий способ снизить уровень двуокиси углерода в атмосфере – улавливать ее и помещать в специальные приемники углерода. Наиболее очевидный вариант – сохранение, восстановление или расширение существующих приемников в виде лесов и некоторых видов почвы. Но есть также вероятность, что со временем мы сможем создавать искусственные хранилища – регулируя процесс сжигания ископаемых видов топлива, улавливать двуокись углерода и затем хранить под землей.

В ноябре 2010 г. я посетил расположенную вблизи Пекина электростанцию «Гаобейдян», построенную компанией Huaneng, и увидел новую китайскую технологию улавливания углерода в действии.

Сложное сооружение из стальных труб занимает площадь примерно в половину футбольного поля. Внутри труб циркулирует жидкость, охлаждающая двуокись углерода, которая выделяется в процессе сжигания каменного угля в расположенной под трубами печи. Пока я рассматривал это сооружение, двое рабочих в защитных костюмах вышли вперед и, открыв боковую дверцу агрегата, выкатили наружу контейнер с замороженной двуокисью углерода. Надев перчатки, я взял в руки несколько кусочков «льда» и стал наблюдать, как он быстро тает и улетучивается в атмосферу. Однако эта электростанция – экспериментальная: она улавливает всего 3000 тонн двуокиси углерода в год, то есть менее одной миллионной от общего объема эмиссии в Китае. Пройдет еще немало времени, прежде чем углерод удастся улавливать в более значительных масштабах.

Кроме того, уловить углерод – лишь полдела, требуется еще найти место для хранения [119]. Для этого имеются самые разные возможности – от толщ горных пород до огромных искусственных озер из двуокиси углерода на глубине трех километров ниже уровня моря (оттуда она будет просачиваться в морскую воду). Многие люди с недоверием относятся к идее хранения огромных количеств двуокиси углерода под землей, опасаясь последствий того, что газ может внезапно вырваться наружу. Те же самые страхи, которые возникали по поводу хранения ядерных отходов и тормозили развитие атомной энергетики, возникают теперь и в отношении отходов сжигания ископаемых видов топлива.

Технология улавливания и хранения углерода повлияет на выбросы двуокиси углерода лишь в том случае, если станет экономически конкурентоспособной. Ведь энергия, которая в противном случае использовалась бы потребителями и промышленностью, должна расходоваться на улавливание углерода. Электростанция компании Huaneng продает немного замороженной двуокиси углерода для приготовления шипучих напитков и использования на рок-концертах (так создаются спецэффекты), однако рынок очень мал в сравнении с общим объемом выбросов. Более реально закачивать двуокись углерода в нефтяные пласты, чтобы извлекать из них больше нефти [120].

Итак, человеческая изобретательность позволяет находить самые разные технические решения: товары, сокращающие потребность в энергии; новые источники энергии, выделяющие меньше углерода; методы улавливания углерода, который в противном случае попал бы в атмосферу. Мы имеем в распоряжении разные инструменты для контроля разрушительного воздействия углерода на планету.

Но еще важнее то, что мы создали для этого соответствующие общественные структуры. «Низкоуглеродная революция» уже началась, но благодаря не масштабным многосторонним соглашениям, централизованным решениям и новым финансовым механизмам, а спонтанным, прерывистым малым изменениям, идущим снизу вверх.

На каждом уровне – страны, региона, компании и домохозяйства – изменения происходят там, где соответствуют интересам каждого из субъектов. Немногие изменения впечатляют, но в совокупности они весьма значительны. Независимые страны, имеющие общие интересы, могут совместно работать над эмиссией парниковых газов, установлением цен на углеродное топливо и поддержкой низкоуглеродных технологий без предоставления кому-либо из участников конкурентного преимущества. Европа, вероятно, наилучший пример того, как это происходит: там уже достигнуто общее согласие по получению энергии из возобновляемых источников и работает схема торговли квотами на эмиссию [121].

Отдельные страны, движимые заботой об энергобезопасности и противодействующие загрязнению воздуха и воды в своих регионах, также предпринимают односторонние действия. Более сотни стран мира, как развитых, так и развивающихся, поддерживают освоение возобновляемых источников энергии. Китай, крупнейший потребитель «чистой» энергии, собирается получать 15% из возобновляемых источников к 2020 г.

Использование возобновляемых источников энергии продолжает расти везде, где правительствам удается разъяснить преимущества возобновляемых источников энергии и убедить людей, что, снижая издержки, можно отказаться от субсидий. Туда, где правительства могут предложить реальную финансовую поддержку на ясных условиях, обязательно приходят инвестиции. За последние семь лет инвестиции в производство «чистой» энергии ежегодно росли в среднем на 30%.

На уровне домохозяйства многие западные потребители меняют привычки: они стараются потреблять меньше энергии, экономя деньги и защищая окружающую среду. Опасения по поводу изменения климата влияют на решения о тратах и вынуждают компании повышать экологическую эффективность.

По всему миру создаются малые политические коалиции, делающие позитивное изменение возможным. Оно не будет таким же всеобъемлющим, продуктивным или эффективным, как глобальное соглашение, но главное, что оно в принципе осуществимо. Изменения происходят, и вселяют надежду.

Однако одного этого недостаточно. Мы должны найти группу лидеров, которые одинаково видят цель – максимально ограничить риск губительных последствий изменения климата для всего человечества. Им следует поощрять усилия на уровне стран и на уровне рядовых граждан, как минимум сдерживая рост температуры на Земле. Так как эффективность лидеров зависит от контекста, в котором они действуют, им нужно создавать подходящие экономические и политические условия для продвижения к общей цели. А если им не удастся ее добиться, то они должны подготовить нас к адаптации к новым климатическим условиям. Углерод очень хорошо послужил человечеству, и теперь следует сделать так, чтобы он не запросил за это невозможно высокую цену.

Золото

Впервые я посетил Музей золота в столице Колумбии Боготе в конце 1980-х гг. Наибольшее впечатление произвел экспонат, известный как «золотой плот Эльдорадо» [1]. Индейский вождь в изысканном головном уборе сидит в центре, а вокруг него 12 фигур меньшего размера. Одна стоит с краю, будто управляя движением плота, а остальные, в богатых одеждах и масках, напоминающих головы леопрдов, располагаются ближе к вождю. Вся композиция отображает церемонию, которая, как предполагается, происходила на озере Гуатавита к северо-западу от Боготы во время коронации нового вождя племени муисков.

Утром, при появлении первых лучей солнца, нового вождя раздевали, и его тело, предварительно обмазанное глиной, покрывали тонким слоем золотой пыли. Вождь всходил на плот, и к его ногам предводители крупнейших родов племени складывали золото, изумруды и другие драгоценности, после чего плот направлялся к центру озера. Когда под неистовые крики собравшихся на берегу индейцев плот достигал середины озера, на нем при полной тишине поднимался флаг. Затем новый вождь, ранее сидевший неподвижно, приносил дары озеру, сбрасывая в воду лежащие у ног сокровища. Когда последний предмет уходил на дно, флаг опускался, и празднования в честь нового вождя возобновлялись. Обнаженный золотой человек продолжал блистать в лучах солнца, демонстрируя связь с источником всего живого [2].

Эльдорадо (el dorado) по-испански и означает «золотой человек». Однако после того, как это слово было использовано испанским историком Фернандесом де Овьедо в 1541 г. для обозначения позолоченного вождя муисков, оно быстро превратилось в название сначала мифического города, а затем целой империи, в которой все построено из золота, – страны-мечты, лежащей где-то за далекими горными хребтами.

Плот был обнаружен в 1969 г. тремя местными крестьянами в небольшой пещере к югу от Боготы. Помимо пещер, муиски поклонялись горам, озерам и лагунам. Вблизи этих священных мест возводились храмы, и некоторые племена даже верили, что человек появился на свет из глубин озера. Но самым почитаемым божеством у муисков был Ксю, бог Солнца, олицетворявший цивилизацию и мудрость [3]. Поскольку он приносил в их жизнь свет, тепло, день вместо ночи, их вера в Солнце была непоколебима. Они поклонялись Солнцу, а значит, золоту, которое представлялось им овеществленным солнечным светом. Золото, не вступающее в реакцию с газами, содержащимися в воздухе, не тускнеет; его блеск так же постоянен, как ежедневный восход солнца [4].

Возглавляя службу геологоразведки British Petroleum, я часто посещал Боготу. Это типичный колониальный испанский город, в центре которого широкая площадь, а рядом красивый Президентский дворец. После нескольких лет геологоразведочных работ BP открыла гигантское нефтяное месторождение Кусиана в западной провинции Касанаре в 200 километрах от Боготы. В один из моих приездов менеджер BP Ричард Кемпбелл подарил мне древнюю терракотовую скульптуру местного происхождения. Это фигурка человека времен древней цивилизации кимбайя, существовавшей в I–X вв. на гористых склонах вдоль реки Каука. Мне стало интересно: кого изображает эта фигура? И какое религиозное значение она могла иметь в культуре кимбайя? Я прочитал несколько книг и, по мере того как мой интерес рос, добавлял к своей коллекции другие предметы доколумбовой эпохи. Именно тогда я и решил посетить Музей золота. Когда я осматривал музей впервые, внимание привлекали главным образом золотые предметы. Изделия из золота отличаются от камня или терракоты благодаря уникальному свойству – благородству облика. Есть нечто успокаивающее и даже приятное в том, чтобы купаться в блеске золота. В музее я впервые оценил его особую привлекательность – не только как средства накопления. Золото обладает притягательной силой. В самых разных культурах ему всегда придавали большое значение [5]. Но при столкновении цивилизаций борьба за обладание золотом имела разрушительные последствия.

В 1537 г. испанские конкистадоры впервые встретились с индейцами муиска. Развитое сельское хозяйство племени обеспечивало пропитанием более миллиона человек, проживавших в окрестностях современной Боготы и на высокогорных равнинах Восточных Кордильер. Быстро и безжалостно конкистадоры завоевали огромную территорию в 25000 квадратных километров. Немногочисленные кавалеристы с мечами и щитами, во многом превосходили воинов муиска, чье вооружение составляли деревянные палки, обожженные для прочности в огне. С момента высадки Колумба на Багамских островах в 1491 г. сходная судьба постигла все местные племена, встречавшиеся на пути конкистадоров. Кто бы ни противостоял испанцам – маленькие племена островов Карибского моря или огромные империи ацтеков и инков, – они неизменно сокрушали своих противников. Конкистадоры шли по стопам Колумба в поисках плодородных земель и торговых путей в южные моря, но больше всего их интересовало золото. Испанский король Фердинанд приказал: «Добывайте золото, по возможности гуманным путем, но во что бы то ни стало – добывайте золото!» [6].

Ничто так ярко не иллюстрирует ненасытную страсть конкистадоров к золоту, как история пленения и убийства императора инков Атагуальпы. В ноябре 1532 г. Франсиско Писарро осадил принадлежавший инкам провинциальный город Кахамарка. Когда императора вынесли из военного лагеря на золотом троне, Писарро дал всадникам сигнал к атаке. Испанцы многократно уступали в численности воинам инков, но они убивали их «как муравьев», так как те панически боялись лошадей[4] и ружейных выстрелов [7]. Атагуальпа был взят в плен и, опасаясь за свою жизнь, разослал распоряжение по империи: обеспечить испанцам свободу передвижения и давать столько золота и драгоценностей, сколько они пожелают. Сам он пообещал Писарро наполнить золотом комнату длиной семь и шириной пять метров. Каждый день толпы инков приносили золотые кувшины, наполненные золотом доверху. Несмотря на попытки умиротворить испанцев император был обвинен в измене и приговорен к сожжению. В последний момент он согласился принять христианство и вместо сожжения был задушен. Писарро быстро двинулся вглубь страны, чтобы захватить главный город империи инков Куско.

Запасы золота у муисков и инков превосходили самые смелые ожидания. Они послужили основой для создания мифа о неисчислимых богатствах Эльдорадо. В 1541 г. из Куско на поиски Эльдорадо отправилась первая экспедиция. Губернатором Куско, нынешней столицы Эквадора, был в то время харизматичный Гонсало Писарро, брат Франсиско. Гонсало сопровождали более 200 жаждавших золота испанцев и более 4000 рабов из числа местных жителей. Конкистадоры на лошадях двинулись на запад от Кито и вскоре оказались в одном из самых диких и опасных районов Южной Америки. Люди Писарро несколько недель пробивались через непроходимые леса. Им приходилось спасаться от крокодилов, гигантских змей и ягуаров; после каждого удара мачете со срубленных ветвей на них обрушивались мириады насекомых. Люди Писарро, с трудом продвигавшиеся вперед через труднопроходимые джунгли и болота, все чаще умирали от неизвестных ранее болезней. Когда запасы провизии подошли к концу, сильно поредевший отряд испанцев в сопровождении немногочисленных оставшихся в живых рабов вынужден был повернуть назад.

Испанские конкистадоры проводили безжалостную захватническую политику, близкую к геноциду. В процессе колонизации они убили десятки, если не сотни тысяч местных жителей. Еще больше индейцев погибло от болезней, в частности, кори, занесенной из Европы: у них не было иммунитета. Местное население находилось на грани полного истребления. Записи судебных разбирательств рисуют картину чудовищных преступлений, совершавшихся конкистадорами. В городе Кота вождь местного племени дал Хуану де Аревало меньше золота, чем тот требовал, и поэтому испанцы «разрушили город, убили многих индейцев, отрубали руки и отрезали носы мужчинам, отрезали груди женщинам и носы маленьким детям» [8]. Когда Гонсало Писарро прибыл в некую дальнюю деревню, то стал выяснять местонахождение города из чистого золота; если местные жители не давали ему ответов, которые он хотел получить, он пытал их, сажал на кол или просто сжигал заживо [9].

Писарро возглавил первую из нескольких неудачных экспедиций по поискам Эльдорадо [10]. Три следующих века тысячи человек, включая сэра Уолтера Рэли[5], отправлялись на писки Эльдорадо через непроходимые джунгли и широкие равнины Колумбии. Были исследованы огроные территории, и легенда постепенно вызывала все меньше доверия, но заманчивые слухи продолжали распространяться. Сравнительно не так давно, в начале 1900-х гг., семейство «стальных баронов» Круппов организовало собственную экспедицию в бразильскую провинцию Мату Гроссу в поисках сказочных богатств Эльдорадо. Эта экспедиция, подобно всем предыдущим, также окончилась неудачей.

И конкистадоры, и инки ценили золото, но испанцев отличала дикая и ненасытная жажда. Инки не могли этого понять: хотя они и придавали золоту религиозную ценность, в повседневной жизни или в качестве средства платежа они его не использовали. Для них мерилом денежной стоимости был человеческий труд. Золото – непрактичный металл, слишком мягкий и тяжелый для изготовления инструментов или оружия; плуг из золота не оставляет в поле борозды, а золотой меч не может иметь острого лезвия. Инки считали более ценными изделия из железа, привезенные в Америку испанцами. Но для испанцев иметь больше золота значило иметь больше богатства, а чем богаче человек, тем большей властью он обладает. Золотые предметы, художественные и религиозные для индейцев, переплавлялись. Слитки отправляли в Испанию, обычно караванами из 60 кораблей. Каждый перевозил на борту по 200 тонн золота, предназначавшегося для чеканки новых монет [11]. Но золотой дождь закончился так же быстро, как начался. Значительная часть сокровищ была потрачена на покупку экстравагантных предметов роскоши с Востока и на финансирование бессмысленных войн. Легкие деньги не создали стимулов к труду, и местная промышленность стагнировала; ситуация еще больше ухудшалась из-за эмиграции рабочей силы в Америку. Испания быстро скатилась в долговую яму и в конце концов оказалась банкротом. Так и в конце 2000-х гг. легкий доступ к «бесплатным деньгам» в виде дешевых кредитов ослабил экономику [12].

Систематическое воровство и переплавка золотых изделий доколумбовой эпохи привели к уничтожению значительной части культурного наследия народов Южной Америки. В 1939 г. в Боготе был основан Музей золота с целью сохранения того немногого, что сохранилось. Первым экспонатом музея стал небольшой предмет в форме тыквы, так называемый poporos, изготовленный древними людьми цивилизации кимбайя. Poporas использовались для хранения и измельчения извести, которую индейцы жевали вместе с листьями коки, чтобы извлекать из этого растения химические соединения, напоминающие кокаин. Форма сосуда напоминала половые органы человека и растительный плод одновременно. Этот музейный экспонат – свидетельство высокого художественного уровня золотых дел мастеров, и поэтому я решил подыскать сходный предмет для своей коллекции. После нескольких фальстартов и сомнительных предложений я наконец приобрел то, что хотел. Золотые изделия культуры кимбайя оказали большое влияние на развитие скульптуры Центральной Америки. Но они также повлияли и на великих художников нашей эпохи. Подобные формы можно встретить в работах Пикассо и Матисса, а в Великобритании – в работах Генри Мура и Джейкоба Эпстейна. Напоминания об утонченных формах произведений древних золотых дел мастеров можно встретить теперь повсюду.

Золото способно очаровывать. Одно из его главных качеств – устойчивость к порче, о чем знали люди еще во времена первых фараонов. Древние египтяне почитали золото как частицу плоти бога солнца Ра, во многом подобно тому, как спустя 2000 лет племя муиска украшало своих новых вождей золотым порошком и прочими драгоценностями, что символизировало связь с главным божеством.

Однако лишь недавно, в 1995 г., двое ученых из Дании выяснили, почему золото не тускнеет [13]. Им удалось узнать, что это происходит благодаря особому распределению электронов по поверхности золота. Оказывается, электроны не позволяют атомам других веществ, таких как кислород или сера, образовывать с золотом новые химические соединения. Золото также обладает высокой электропроводностью. Его электропроводность и способность не тускнеть, то есть не покрываться пленкой в результате соединения с другими веществами, способствует широкому применению в электронных микросхемах. Вы можете убедиться в этом, взглянув на SIM-карту вашего мобильного телефона. В электронной промышленности используется почти 20% золота, которое не направляется на изготовление слитков, чеканку монет или осуществление инвестиций. Остальные 80% идут на украшения. Золото обладает такой высокой ковкостью, что из одного грамма можно изготовить нить длиной почти два с половиной километра или тончайший лист площадью около одного квадратного метра. Бесконечно многообразие форм украшений, которые делают золотых дел мастера. Хранящаяся в Британском музее в Лондоне Молдская золотая пелерина, выкованная 4000 лет назад из одного слитка, – один из ранних шедевров ювелирного искусства [14]. Скифские золотые украшения, хранящиеся в Золотых кладовых петербургского Эрмитажа, поражают тонкостью работы [15]. В лавках ювелиров в Иране и в странах Персидского залива продаются изделия необыкновенной красоты. В этом регионе приданое невесты может состоять только из золотых предметов. Я помню женщин в одной южной провинции Ирана, вшивавших полученные в наследство золотые монеты в подрубочные швы своих юбок и носивших многочисленные браслеты, блеск которых свидетельствует, что они изготовлены из чистого золота. А на площади Сан-Марко в Венеции по-прежнему находится мастерская, в которой уже несколько поколений ювелиров изготавливают и продают замечательные ожерелья и кольца. Золотые украшения тысячелетиями оставались важной частью ритуалов. Цвет золота может доставить удовольствие каждому. Вот почему женщины от Гонконга до мыса Антиб уверены: они настолько очаровательны, насколько очаровательно золото, которое они носят. Это очарование способно ввергнуть мужчин в лихорадку, что и произошло в свое время в Калифорнии.

Утром 24 января 1848 г. Джеймс Маршалл совершал обычный обход строящейся лесопилки Саттерс Милл на берегу южного рукава реки Америкен-ривер в Калифорнии. Строительство, которым он руководил, близилось к завершению, но канал для подвода воды все еще был недостаточно широким и глубоким. Каждый вечер Маршалл открывал заслонки канала, чтобы позволить реке углублять русло, пока рабочие спали. Однако в то утро порода, обнаженная рекой за ночь, выглядела иначе, чем обычно [16]. Какая-то блестящая частица привлекла внимание Маршалла. Сначала он подумал, что это просто кусочек кварца, блестящий на солнце, но затем разглядел еще несколько необычных частиц, причем некоторые размером с пшеничное зерно. «Я поднял одно или два зернышка, – вспоминал он, – и внимательно их изучил, а поскольку я имел кое-какие познания в минералогии, то пришел к выводу, что передо мной одно из двух: либо сернистое железо, блестящее и хрупкое, либо золото, блестящее, но ковкое. А затем я обнаружил, что металлу действительно легко можно придать другую форму» [17]. Вернувшись в барак, где завтракали рабочие, он воскликнул: «Ребята, я нашел золотую жилу» [18]. Открытие вызвало золотую лихорадку в Калифорнии, изменившую жизнь тысяч мужчин и женщин: они бросились туда в надежде найти собственное Эльдорадо.

Сохранить открытие Маршалла в тайне оказалось невозможно, но прошло больше месяца прежде, чем поблизости от Саттерс Милл появились другие старатели. Золото находили в Калифорнии и раньше, но никогда в таких больших количествах. Местные жители проявляли скептицизм, будучи уверены: лучше направлять усилия на развитие процветающей сельскохозяйственной отрасли штата. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока они не увидели первые результаты открытия. Один калифорниец вспоминал, как старатель открыл свой потертый вещмешок, и оттуда посыпалось золото «не в виде песчинок или чешуек, а в виде самородков размером с горошину и даже с куриное яйцо. Я смотрел на это богатство несколько мгновений; затем безумие охватило мой разум, мои ноги стали выделывать немыслимые па… горы золота росли перед моими глазами… и вскоре я испытал жесточайший приступ золотой лихорадки» [19].

Лихорадка быстро охватила Калифорнию и вскоре достигла восточных штатов. Когда в декабре 1848 . президент Польк сообщил Конгрессу, что слухи об открытии золота в Калифорнии подтвердились, золотая лихорадка охватила весь мир [20]. Самодеятельные золотоискатели приезжали со всего света: с Восточного побережья США, из Чили, Австралии, Китая и Европы. Они жили в переполненных, наспех сколоченных бараках, страдая от болезней и отсутствия простейших удобств, в неимоверно тяжелых условиях. Но каждый думал только о золоте, никто не считал нужным тратить время на строительство нормального жилья и инфраструктуры. Они проявляли чудовищную жестокость по отношению к индейцам, считавшим их захватчиками. Целые индейские поселения окружались и уничтожались дотла, причем нередко в отместку за нападение на какого-то одного старателя [21]. Однако они не крали золото у индейцев, а просто пытались извлечь его из-под земли. И хотя золотоискатели во многом были похожи на конкистадоров, все же ничто не могло сравниться с жестокостью и тиранией испанских колонизаторов.

Те, кто прибыл в Калифорнию первыми, быстро наталкивались на месторождения рассыпного золота, которое легко можно было добывать из русла реки голыми руками или карманным ножом. За семь недель работы один старатель сумел добыть 100 кг золота, стоимость которого составила тогда 40 тыс. долл. (более 1 млн долл. сегодня). В первые несколько месяцев, когда граница зоны поисков все дальше отодвигалась от лесопилки Саттерс к Америкен-ривер, несколько тысяч старателей сумели добыть золота на более чем 2 млн долл. (60 млн долл. в сегодняшних деньгах). Но для многих надежды на скорое обогащение так и не оправдались. Золото на поверхности скоро закончилось, и людям приходилось проводить долгие часы за промывкой золотосодержащего речного песка или выкапыванием туннелей, идущих вбок от русла реки. По мере того как запасы легкодоступного золота иссякали, постепенно иссякал и оптимизм. Многие не имели иного выхода, кроме как продолжать заниматься поисками и дальше, чтобы найти в земле хоть немного золота для оплаты своего проживания в лагерях; таких людей называли «роющими землю за бобы». Джеймс Маршалл, вызвавший золотую лихорадку, умер горьким пьяницей.

В начале 1850-х гг. находить золото стало труднее. Промышленной добычей начали заниматься многочисленные горнодобывающие компании. Они двигались к источнику металла, углубляя русла рек и срывая склоны холмов с помощью мощной струи воды, чтобы получить доступ к золотоносной породе. Самородков больше не встречалось, и горную породу нужно было измельчать в порошок, чтобы извлечь все более мелкие золотые крупинки. Поселки золотодобытчиков, в которых прежде царили антисанитария и беззаконие, начали принимать цивилизованный вид. Многие неудачливые золотоискатели превратились в лавочников. В 1853 г. молодой иммигрант из Германии по имени Леви Страусс перебрался в Сан-Франциско, который служил воротами к золотым приискам, и открыл там магазин. Через 20 лет он первым в мире начал выпускать синие хлопчатобумажные джинсы – униформу золотоискателей, ковбоев Дикого Запада, а в наше время – всего мира.

Когда в январе 1848 г. Маршалл нашел золото, Калифорния была небольшой территорией, не имевшей статуса штата. Здесь жили около 20000 белых и сколько-то индейцев. За несколько лет население выросло до сотен тысяч человек, а в 1880 г. достигло почти миллиона. Сегодня это самый населенный штат США с одной из самых крупных в мире экономик. Здесь масштабы и прибыльность инвестиций носили беспрецедентный характер. Открытие золотоносных месторождений способствовало стремительному экономическому росту в период промышленной революции в США. Благодаря потокам иммигрантов и строительству железных дорог Калифорния, превращавшаяся из сельскохозяйственного штата в промышленный, оказалась связана с переживавшим экономический бум Восточным побережьем. Процесс подкреплялся посредством инвестиций. И в то время как возможности для золотоискателей сокращались, возникали новые способы сколотить состояние в зарождающихся отраслях промышленности штата. Казалось, каждый имеет возможность быстро обогатиться в период беспрецедентного экономического роста.

В Древнем Египте искусство изготовления золотых украшений достигло высокого уровня. С их помощью фараоны демонстрировали свою власть и близость к богам. Позолотой покрывали статуи богов, храмы, обелиски и пирамиды. Божественная природа золота предполагала также его использование для прославления умерших. Самый известный пример – посмертная маска и саркофаги Тутанхамона. Благодаря этим ассоциациям золото высоко ценилось и становилось общепризнанным средством сберечь богатство. Известно, что египтяне изготавливали золотые слитки еще в 4000 г. до н.э. В отличие от урожая и домашнего скота, золото не громоздко, не подвержено порче, его можно перевозить, чтобы осуществлять платежи в других городах и странах. Оно хранится как угодно долго. Однако есть и свои недостатки. Ценность золота зависит от чистоты, и поэтому всегда нужно иметь надежный способ удостовериться, что предлагаемый вам платеж заслуживает доверия [22].

В VII в. до н.э. процветающий торговый город Сарды (столица государства Лидия, находящегося на территории современной Турции), имевший собственные источники золота и серебра, одним из первых предложил решение этой задачи. Так как река Пактолюс, протекавшая через город, извивалась на пути к средиземноморскому побережью, в местах изгибов русла она выносила на берег частички золота и серебра, которые естественным образом соединялись между собой, образуя сплав, получивший название электрон.

Согласно греческой мифологии, река получила это богатство, когда царь Мидас купался в ее водах, чтобы избавиться от дарованной богами способности превращать в золото все, к чему он прикасался. Соотношение золота и серебра в электроне менялось в широких пределах, а значит, менялась и ценность сплава. В естественном состоянии он не мог служить надежным средством проведения расчетов. Тем не менее лидийцы чеканили из электрона монеты, номинальная стоимость которых была всегда одной и той же, независимо от фактического количества золота и серебра [23]. Трудная и часто неточная процедура проверки чистоты электрона каждый раз, когда он переходил из рук в руки, стала ненужной. Купцы могли спокойно совершать транзакции, даже не доверяя тем людям, с которыми имели дело.

В середине VI в. до н.э., в эпоху правления царя Креза, лидийцы нашли способ разделять электрон на практически чистое золото и серебро посредством нагревания с солью. Крез стал первым монархом, при котором монеты чеканили из чистого золота и чистого серебра; на них изображались символы лидийского царствующего дома – лев и бык, символизирующие две противоположные силы – жизнь и смерть [24]. В результате удалось избавиться от серьезного недостатка монет из электрона, которые использовались только для внутреннего хождения; теперь монеты царской чеканки принимали и в других странах, что было очень важно для Сардов. Расположенный между Эгейским морем и рекой Евфрат, этот город мог использовать преимущества растущего товарообмена между Востоком и Западом. Монеты Креза повысили эффективность и надежность международных торговых операций и вскоре получили хождение по всей Малой Азии. Золото перестало быть исключительно средством сбережения богатств правителей. Теперь оно оказалось в руках купцов. По мере роста объема международной торговли увеличивалось количество золота и серебра, переходившего из рук в руки.

Что касается государства Лидии, то его богатства расходовались на предметы роскоши и амбициозные военные походы. В 546 г. до н.э. Крез напал на Великую персидскую империю Кира, но на этот раз он зашел слишком далеко [25] – через год он потерпел полное поражение. Однако его наследие не пропало бесследно: его монеты стали использовать персы, начавшие продвигаться на запад. Изобретение Креза превратило золотые и серебряные монеты в стандарты ценности, со временем распространившиеся по всему миру.

В моей библиотеке имеется альбом гравюр, изготовленных Джованни Баттистой Брустолоном по рисункам Каналетто. На одной изображена толпа народана площади Сан-Марко. Ее едва сдерживают охранники, вооруженные палками, с собаками на поводках. В центре площади на porzzetto (разновидность портшеза) восседает дож Венеции. Он только что принял власть в соборе Сан-Марко, который виднеется на заднем плане. И в то время как дожа несут через площадь, он бросает в толпу сотни золотых и серебряных монет, что и порождает показанный на гравюре хаос. Здесь, как и в джунглях далекой Южной Америки, мужчины и женщины сражаются за золото.

Эта сцена произошла в XVIII в., в городе, который шестью столетиями ранее стал новым торговым центром Евразии. В Венеции, как и в Сардах, золото поддерживало благосостояние. В XII–XIII вв. объемы торговли между Востоком и Западом неуклонно росли, так как экономика Западной Европы быстро развивалась. Шелк, пряности и другие предметы роскоши привозились в такие крупные торговые города, как Генуя, Флоренция и Венеция, где продавались по высоким ценам. К 1252 г. Флоренция накопила столько золота, что смогла начать чеканить свою монету – флорин. В 1284 г. при правлении дожа Джованни Дандоло Венеция последовала примеру Флоренции и впервые стала чеканить золотые дукаты, вес и чистота которых были такими же, как и у флорина [26]. Золотые дукаты вскоре стали эталоном ценности, переняв эту роль у серебряных гросси, также чеканившихся в городе. Мощный венецианский торговый и военный флот гарантировал хождение дукатов по всей Европе.

Дукат стал европейским стандартом, известным и принятым повсюду, а также своего рода рекламой мощи и власти Венеции. В декрете, выпущенном венецианским Сенатом в 1472 г., утверждалось: «Деньги наших доминионов – мускулатура, а возможно, и душа Республики» [27]. Дзекка, монетный двор, где изготавливались венецианские монеты, оказался физическим и политическим центром города. Это трехэтажное здание вытянулось вдоль набережной, а входы в него находились напротив Дворца дожей. Каждый дож гордился монетным двором и дукатами, на которых выбивали его профиль. Здесь пять веков вплоть до падения Республики в 1797 г. чеканились венецианские дукаты, всегда сохранявшие неизменные вес и чистоту.

Однако иногда находившиеся в обращении золотые дукаты подделывали, а их края обрезали, в результате чего монеты теряли часть ценности. Нечистые на руку люди переплавляли обрезки, а затем полученные слитки продавали на монетный двор. Фальшивомонетчики же просто чеканили дукаты из менее ценных сплавов. Такие практики подрывали доверие к венецианской валюте [28]. Масштаб бедствия стал таким огромным, что Совет Сорока, высший судебный орган Венеции, объявил обрезание краев золотых монет грехом, противным Богу. Мужчины, пойманные за этим занятием, подвергались штрафу, отрубанию правой руки и ослеплению на оба глаза. Женщины за то же преступление осуждались на пожизненное заключение [29].

С этой проблемой сталкивалась не только Венеция. В Англии, в правление королевы Елизаветы, тех, кто «обкусывал» края монет, могли повесить или сжечь заживо, но эти меры мало кого останавливали. К 1695 г., в эпоху правления Стюартов, фальшивые монеты составляли около десятой части всех находившихся в обращении в Англии. «Исключительно от случая зависело, окажется ли шиллинг, десятипенсовик, шестипенсовик или гроут[6] тем, за что его выдают», – писал историк лорд Маколей, живший в викторианскую эпоху[7] [30]. На следующий год министр финансов назначил смотрителем монетного двора Исаака Ньютона. Ньютон больше известен благодаря истории с упавшим яблоком и законом движения тел, но, работая на монетном дворе, он сумел оставить о себе более материальную память: современные монеты. До Ньютона эта должность была синекурой, но он работал с огромным энтузиазмом. Одна из его функций как смотрителя заключалась в использовании силы закона против преступлений, направленных на подрыв национальной валюты. Он стал одновременно и детективом, и прокурором, используя свой научный гений для борьбы с преступлениями в сфере финансов. Чтобы расстроить планы фальшивомонетчиков, Ньютон рекомендовал заменить все имевшие хождение в Англии монеты. Многие из них, давно находившиеся в обращении, были сильно истерты, подделать их ничего не стоило. Однако монетный двор изобрел сложную технологию нанесения по краю золотых монет слов «Decus et tutamen» («Украшение и защита»). Эту надпись до сих пор можно увидеть на кромке золотых монет достоинством в один фунт [31]. В XVII в. ни один фальшивомонетчик не имел оборудования, чтобы наносить такие надписи, и поэтому английский банк хотел заменить все старые монеты на новые, защищенные. Но у Ньютона имелась даже более важная причина. С некоторых пор серебряные монеты стали активно вывозиться из Англии. Так как серебряные монеты более низких номиналов были необходимы для оплаты повседневных покупок, то их исчезновение причиняло вред отечественному бизнесу. Ньютон решил использовать свой интеллект для решения этой экономической проблемы.

Британская монетная система страдала от феномена, получившего название закона Грешема. Суть в том, что «плохие» деньги вытесняют «хорошие». Отношение стоимости унции золота к унции серебра было зафиксировано законом, и получалось, что внутри страны серебро ценится ниже, чем за ее пределами. Люди могли извлекать прибыль, переплавляя серебряные монеты и продавая их по более высокой цене на международном рынке. Так серебро, или «хорошие» деньги, исчезало из страны. Лорд Маколей писал: «Огромные количества монет переплавлялись, огромные количества экспортировались, огромные количества тайно накапливались, но едва ли какую-то новую монету можно было найти в кассе магазина» [32].

Ньютон понимал: одних только новых законов недостаточно для прекращения тайного экспорта серебряных слитков за границу. Он видел, как рисковали жизнями фальшивомонетчики и «обрезатели кромок» ради быстрой прибыли. Поэтому он рекомендовал очевидную меру: сделать курс обмена золота на серебро более близким к преобладавшему за рубежом и запретить расплачиваться золотыми гинеями или получать их в оплату иначе, чем по курсу в 21 серебряный шиллинг. Но такой корректировки оказалось недостаточно, и серебро продолжало уплывать за границу. Золотые монеты вскоре стали главным средством расчета, и Великобритания de facto перешла к золотому стандарту, при котором стоимость денежной единицы определяется фиксированным количеством золота. Ошибка в расчетах Ньютона усилила позицию золота; почти столетие спустя, в 1816 г., английский банк ввел в обращение британский золотой соверен.

Подобно венецианскому дукату, золотой соверен стал символом самой могущественной в мире торговой державы и начал приниматься по всему миру как самая надежная валюта. Я помню, как в 1950-х гг., когда мы с родителями жили в Иране, я отправился с отцом в отдаленную деревню, чтобы купить персидский ковер. Наша торговля с продавцом была меновой; мы увезли с собой три ковра, которые и сегодня лежат в моем доме, отдав за них три золотых соверена и старый костюм. Даже в захолустье британский соверен был известен и пользовался полным доверием.

Когда крупнейшая мировая экономика перешла к использованию золотого стандарта, другие страны вскоре последовали ее примеру. Золотой стандарт был введен в Германии в 1872 г. после окончания франко-прусской войны, а чуть позже в Голландии, Австро-Венгрии, России и скандинавских странах. Закон о чеканке монет 1873 г. de facto ввел золотой стандарт в США, а Франция присоединилась к системе в 1878 г. К началу 1900-х гг. только Китай, несколько стран Латинской Америки и Персия не последовали примеру ведущих экономик мира. Эти изменения стали возможны благодаря открытию новых месторождений золота, которое стали активно добывать в Америке, Южной Африке и Австралии. В первые шесть лет калифорнийской золотой лихорадки старатели добыли золота приблизительно на 350 млн долл. (около 10 млрд долл. из расчета на сегодня). Всего через 60 лет после открытия, сделанного Маршаллом, мировая добыча золота выросла в 100 раз. Подобно тому как правители Лидии и Венеции использовали внезапный приток драгоценного металла для реформирования денежной системы, новые потоки золота в мире изменяли международную валютную систему. Эта система принесла много преимуществ странам, все больше и больше полагавшимся на торговлю друг с другом. Для этого требовалась стабильность валютных курсов, которая достигалась благодаря привязке стоимости каждой национальной валюты к фиксированному количеству золота. Правительства гарантировали каждому человеку возможность обмена валюты на золото, что создало условия для перемещения валют между странами. Международный золотой стандарт обеспечил безопасность и стабильность, необходимые для глобализации капиталов и торговли. Он также установил фиксированную цену на золото.

С 1880 г. и до начала Первой мировой войны система золотого стандарта процветала. В период относительного спокойствия и благополучия благоговение всего мира перед золотом поддерживало глобальный экономический рост. Подобно тому как золотые монеты царя Креза и венецианские дукаты имели ключевое значение для возвышения двух великих евразийских цивилизаций, так и золотой стандарт сделал возможным процветание мировой экономики. Но в действительности все обстояло не так гладко. США использовали и золото, и серебро в качестве законного платежного средства, и это порождало те же проблемы, что в свое время в Великобритании. После Гражданской войны США перешли на монометаллический золотой стандарт. Это ограничило рост инфляции и облегчило мировую торговлю, но привело к уменьшению денежной массы. Сторонники новой системы – «золотые демократы» и большинство республиканцев – говорили о финансовой дисциплине, способствующей процветанию, а их оппоненты – большинство демократов и «серебряные республиканцы» – хотели возвращения серебра, которое увеличило бы предложение денег, позволило бы «сражающимся массам» почувствовать себя более процветающими за счет «ленивых владельцев бесполезного капитала» [33] и принесло бы выгоду местной промышленности, занимающейся добычей серебра. Кульминацией противостояния стала знаменитая речь Уильяма Дженнингса Брайана, произнесенная в 1896 г. Выступая против жесткой монетарной политики, он заявил: «Вы не будете надевать на голову трудового народа этот терновый венец, вы не станете распинать человечество на золотом кресте» [34]. Но яркая речь не возымела действия. В мире были открыты новые месторождения золота, и предложение денег увеличилось.

В период Первой мировой войны золотой стандарт испытывал все более сильное давление. Огромные военные расходы привели к разбалансировке бюджетов, что вызвало рост инфляции, и в результате не все правительства оказались в состоянии гарантировать обмен валюты на золото. Во время обеих мировых войн многие страны выходили из системы золотого стандарта. После окончания кампаний огромные государственные расходы на восстановление нормальной жизни сказывались на финансах. Многие правительства не хотели ограничиваться рамками золотого стандарта и предпочитали иметь монетарную систему, предоставлявшую больше свободы для достижения внутриполитических целей. Британский экономист Джон Мейнард Кейнс ясно видел, что участие в системе золотого стандарта ограничивает способность демократии проводить собственную внутреннюю политику, например, направленную на сокращение безработицы.

Несмотря на все эти трудности, желание сохранить золотой стандарт не исчезло. Бреттон-Вудское соглашение успешно возродило его. В попытках обретения стабильности и единства после Второй мировой войны международный золотой стандарт снова ввели в 1944 г. В соответствии с новым соглашением стоимость доллара привязывалась к цене золота. США смогли добиться этого соглашения, так как их экономика была в хорошей форме и мало пострадала от войны. Но ни одна валюта не является столь же прочной, как золото. В 1960-х гг. ранее процветавшая американская экономика начала слабеть. Большие внутренние расходы и огромные затраты на вьетнамскую войну усиливали дисбаланс платежей и поступлений. Инфляция и безработица росли, а золотые запасы страны стремительно таяли. США больше не могли гарантировать конвертируемости валюты в золото, и Бреттон-Вудское соглашение стало ограничивать возможность правительства заниматься укреплением экономики.

Президент Никсон имел два варианта: поднять налоги, поднять процентные ставки и ввести жесткую бюджетную дисциплину или отказаться от привязки стоимости доллара к золоту и допустить свободно плавающий курс доллара на валютном рынке. В пятницу 13 августа 1971 г. для обсуждения сложившейся ситуации президент отправился со своими экономическими советниками в Кемп-Дэвид, где и принял решение отказаться от золотого стандарта. В результате наступившего после этого всеобщего смятения цена золота начала устойчиво расти и к 1980 г. достигла рекордного уровня в 859 долл. за унцию: инвесторы, пытаясь уберечь свои средства от инфляции, вкладывали их в золото. И как раз тогда, когда цена достигла максимума, счастливое открытие нового месторождения в бразильских джунглях снова показало, какие трудности готов преодолеть человек ради обладания этим притягательным химическим веществом.

В 1980 г. вблизи небольшого городка Трес Баррас на юге Бразилии местный крестьянин, работая на участке земли, отвоеванном у джунглей, увидел, что из грязи торчит блестящий золотой самородок. Он продал самородок в соседнем городе, и весть об этом быстро распространилась по окрестностям. Вскоре 10000 золотоискателей-garimpeiros появились вблизи фермы в надежде найти что-нибудь для себя. Быстро строились временные поселения, подобные тем, что возникали во времена золотой лихорадки в Калифорнии. Рабочие жили в нечеловеческих бытовых условиях. Воровство, проституция и грабежи стали обычным явлением. В 1979–1980 гг. объем добываемого золота в Бразилии вырос более чем вчетверо, до 37 тонн, во многом благодаря месторождению в Трес Баррас [35].

В 1986 г., когда фотожурналист Себастиро Сальгадо прибыл в Трес Баррас, ныне называемый Серра Пелада, городок выглядел уже гораздо лучше. Территория месторождения была разбита на небольшие участки, на каждом трудилась небольшая бригада рабочих. Владелец участка платил рабочему всего 20 центов за каждый пятидесятикилограммовый мешок грунта, поднятого на поверхность. Когда на участке обнаруживалось золото, каждый рабочий получал право выбрать один из мешков. «Внутри они могли найти богатство и свободу, – писал Сальгадо. – Их жизнь – непрерывная череда спусков в шахту и подъемов наверх с мешком земли и надеждой на золото» [36]. Шахта вырыта в тяжелом грунте, а значит, механическое оборудование использовать невозможно. На фотографиях Сальгадо запечатлел рабочих, похожих на муравьев: они карабкаются вверх по лестницам, установленным вдоль ненадежных стенок шахты. Кажется, черно-белые снимки сделаны в давнюю эпоху; показанное на них больше напоминает добычу золота испанскими конкистадорами, чем сцены из современной жизни. Золото помогает поддерживать развитие экономики, но слишком часто обеспеченные им преимущества сосредоточены в руках немногих влиятельных людей. В Серра Пелада несколько богатых землевладельцев долгое время забирали себе львиную долю доходов, а затем, когда в 1992 г. шахта закрылась, оставили тысячи рабочих без средств к существованию [37].

Использование людьми золота не сильно изменилось со времен фараонов, индейцев муиска или ренессансной Венеции. Во все эпохи золото использовалось в ювелирных украшениях и в качестве средства сбережения богатства, символизируя власть и безопасность. Во времена процветания богатство выставляется наружу, и монеты легко переходят из рук в руки; в беспокойные времена золото припрятывают. В эпоху широкого распространения международного золотого стандарта в конце XIX в. значительная часть золота размещалась в подземных хранилищах в виде слитков. В 1930 г. Кейнс так рассуждал об исчезновении золота: «[Оно] больше не переходит из рук в руки, и жадные пальцы людей больше не касаются благородного металла. Маленькие домашние божки, обитавшие в кошельках, чулках и оловянных коробках, в каждой стране были проглочены одним золотым идолом который живет под землей и никому не виден. Золото вышло из поля зрения и вернулось обратно вглубь земли. Но, перестав видеть богов, шествующих по планете в желтых доспехах, мы начинаем рассуждать о них рационалистически, и вскоре от них ничего не остается» [38]. Кейнс предсказывал, что золото утратит иррациональное очарование. Но недавняя история свидетельствует об обратном. В августе 2011 г., вскоре после финансового кризиса 2008 г., цена золота достигла рекордного значения в 1900 долл. за унцию, то есть за четыре года выросла более чем вдвое.

Чтобы извлечь золото из земли, шахтерам всегда приходилось вгрызаться глубоко в землю. Я впервые посетил шахту в Бингхем Кэньон, где добывались золото и медь, в 1986 г., когда она принадлежала British Petroleum. Шахта шириной 4,4 километра и глубиной 1,2 километра – самое большое рукотворное отверстие на поверхности Земли. Ее вырыли с помощью оборудования, которое заставило меня почувствовать себя муравьем среди великанов. В то время медь стоила настолько дешево, что только золото обеспечивало безубыточную работу шахты. Южноафриканский золотой рудник Тау Тона, расположенный на уровне четырех километров ниже поверхности земли, – самое глубокое горнодобывающее предприятие в мире. Извлекаемая из него горная порода содержит лишь мельчайшие частицы золота. Каждый год в рудниках Южной Африки добывают 500 тонн золота, для чего требуется поднимать на поверхность и измельчать миллионы тонн горной породы. Ценой огромных издержек мы извлекаем золото из глубин – только для того, чтобы снова упрятать его под землю в виде слитков.

Очарование золота вечно, и мы продолжаем относиться к нему почти с религиозным благоговением. К нему не привязана никакая валюта, и оно никак не облегчает торговлю, но мы по-прежнему хотим иметь его больше и больше. Оно все так же остается общемировым символом богатства и успеха. В попытках современной имитации Эльдорадо элегантные, загорелые женщины украшают себя золотыми украшениями; олимпийских чемпионов и нобелевских лауреатов награждают золотыми медалями; а во время венчания жених и невеста по-прежнему обмениваются золотыми кольцами. Наша вера в золото сохраняется; наши отношения с ним никогда не прекратятся [39]. Золото не исчезает, потому что не подвержено порче. Так где же сейчас золото фараонов и конкистадоров? Оно переплавлено и приняло иные формы. Обручальное кольцо на вашем безымянном пальце могло быть сделано из золота, добытого на шахтах Бингхем Кэньон или Тау Тона. Но вряд ли в нем есть хотя бы малая толика золотых россыпей Эльдорадо.

Серебро

Серебро впервые вошло в мою жизнь вместе с увлечением фотографией. В детские годы, проведенные в Сингапуре, я часто чувствовал себя одиноко: родители каждый день уезжали на работу, оставляя меня на попечение няни. То, что они оба работали, в 1950-х гг. выглядело необычно, а вот няня воспринималась как норма. Чтобы я не скучал, мне подарили фотоаппарат, и с тех пор всю мою жизнь длится роман с фотографией, благодаря которому серебро изменило мой мир, дав источник радости и способ изучать окружающую жизнь.