Тайна Рой Олег
Проснулась она от собственного крика. Перепуганный отец держал ее за руки.
– А? Что? – первое время Оля не могла понять, где находится, и отличить морок от яви. Слезы катились по ее лицу, но она не делала даже попытки их вытереть.
– Касатка, дурной сон, что ли, приснился? – встревоженно спросил Иван. – Я уж перепугался, думаю, что воры в дом залезли или еще что…
– Да, сон, – рассеянно согласилась Оля.
– Ты вот что, выпей отвару мяты, – заботливо предложил Иван, – приготовить?
– Да, спасибо, – так же отстраненно, еще не вполне в себе, кивнула Оля.
Иван вышел, а девочка тем временем соскочила с кровати и, схватив какую-то рогожку, накинула ее на плечи и выскочила из избы. Порыв сильного ветра ударил ей в лицо, она чуть покачнулась, но, не колеблясь ни секунды, бросилась со двора на ночную улицу. Бушевала настоящая метель, но девочка упорно продвигалась к своей цели. Проваливаясь в сугробы по колено, набрав полные валенки снега, она долго шла по заметенной дороге и, наконец, добралась до дома матери.
Окна были темными – там уже спали. Оля бросилась к двери – заперта. Тогда она принялась барабанить в нее со всей мочи. Ей долго не отпирали, наконец, послышались шаркающие шаги, невнятное ворчание, а потом раздался голос матери:
– Кто там?
– Это я, – тоненьким голоском просипела продрогшая до костей Оля.
В проеме показалась заспанное лицо Анны, которая была совсем не рада приходу дочери. Она с недоумением смотрела на нее, потом спросила:
– Чего тебе? Ошалела, что ли, в ночь-полночь являться?
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Оля, и, слегка оттолкнув удивленную таким обхождением Анну, девочка прошмыгнула в дом.
Мать, зевая, в ночной рубашке, под которой круглился уже большой живот, отправилась следом. Она тяжело села на постель и, раздраженно посмотрев на дочь, спросила:
– Так чего ты приперлась-то? Случилось что? И Виктор уехал…
– Мамочка, – глотая слезы, заговорила Оля, – только запомни мои слова, запомни, что бы ни случилось. Ты сейчас, может, и осерчаешь, но запомни на потом.
– Да в чем дело-то? – нетерпеливо поинтересовалась Анна. – Ты как в горячке или бреду, – заметила она.
– Умоляю тебя, мамочка, не убивай дитя. Как бы дело ни повернулось – оставь его.
– Да о чем ты? Ты белены, что ли, объелась? – недовольно вскрикнула Анна.
Но с Олей приключилось нечто вроде истерики, ее было не остановить:
– Клянусь, чем хочешь, что угодно сделаю, в ногах валяться буду, но прошу – не убивай. Ведь это будет стоить жизни тебе самой.
– Ты с ума сошла, – рассердилась женщина, – совсем свихнулась? Врываешься ночью в дом и несешь всякую ерунду. Ушла к отцу жить – так ушла, нечего теперь ко мне приходить и жизни учить, мала еще. Ишь, чего надумала…
Сгоряча она ударила девочку, получилось неожиданно сильно. Анна даже испугалась. Но Оля не обратила на удар внимания.
– Не убивай ребенка! – истошно закричала она. – Помни, его смерть тебя убьет. Запомни это, что бы ни было – и не слушай его. Он плохой.
– Ну, хватит чушь нести, – Анна, грузно встала, – ложись лучше, куда в такую погоду… А утром в школу…
Владимир
На следующий день Иван хмуро рассматривал синяк на лице дочери.
– Они у меня за это ответят, – заявил он Оле, – ты не с ними живешь, и бить тебя они не имеют права. Я на стерву управу найду, если надо и в суд пойду.
При этих словах девочка вдруг затряслась как в лихорадке, сползла с лавки на пол и, опустившись на колени, быстро зашептала:
– Папочка, я только умоляю, умоляю, ничего не делай ей за этот синяк. Я не часто тебя прошу о чем-то. Ну, пожалуйста!
Отец изумленно взглянул на дочь:
– Это еще почему?
Оля только сокрушенно покачала головой:
– Я умоляю! Дай слово.
– Даю, – твердо сказал он, помолчав, – слово сдержу, но зачем тебе это, не знаю. Дурость какая-то…
И, с досадой махнув рукой, вышел.
Вскоре после ссоры, закончившейся потасовкой, Виктор уехал в город. «По делам…» – туманно ответил он на вопросы Анны. Они к тому времени кое-как помирились. Уезжал он каким-то сосредоточенно-серьезным, а вернулся совсем хмурым и сумрачным. Правда, подарков Анне привез много – а их она любила. Колечко с затейливым украшением, шаль блестящую, расписанную цветами, колбасу какую-то деликатесную – такую, что Анна отродясь не пробовала.
– Ты чего такой мрачный, а, Вить? – улыбнулась женщина, примеряя обновки перед зеркалом и любуясь собой.
– У тебя пузо скоро лопнет, – недовольно буркнул он.
– Ну да… Что-то я тебя не понимаю, Витюша. Ты же знал, сам согласен был на дите. А тут вроде как не рад? Я ведь тебя на аркане в отцы не тащила.
Он кивнул:
– Так-то оно так, – и быстро перевел разговор на другую тему.
Но какая-то мысль не давала ему покоя, вечером он снова завел прежний разговор. Тяжело вздохнув и не глядя в глаза женщине, он сказал:
– Аня, тут такое дело… Вот… возьми, – и протянул ей какой-то сверток.
– Что это? – испуганно отпрянула Анна, какое-то неприятное предчувствие охватило ее.
– Да подумал я, посоветовался с матерью – я к ней в гости по пути заезжал, и решил… Знаешь, я понял точно, что ребенок мне не нужен. Ты прости, что так поздно про это говорю… Не сразу сообразил. Ты не бойся, глянь, – с этими словами он развернул бумагу. В ней лежал маленький пузырек темного стекла.
– Как не нужен? – выдохнула Анна. – Да ты же говорил…
– Я снадобье хорошее достал, – перебил он ее, – выпьешь – и никакого ребенка – только крови немного.
– Уже ведь скоро рожать, самое крайнее – через месяц, – испуганно прошептала женщина.
– Это иностранное лекарство, от него никакого вреда не будет, даже на таком большом сроке. Баронесски ихние и миллионерши всякие его используют – и ничего…
– А почему же так-то, Витя? – Анна обессиленно опустилась на лавку, небрежно стянув с шеи подаренный платок.
– Я решил, Нюша, ребенок нам пока не ко времени. У тебя и свои дети есть, а мне без него проще. Работа у меня с разъездами, денег платят мало. На что его кормить будем?
– Да где ж мало? – растерянно прошептала Анна. – Нам хватит, зачем нам разносолы?
– А зачем нам лишний рот? – продолжал Виктор, не слушая женщину. – Будем вдвоем пока жить, я так считаю.
– Он же уже большой там вырос, – содрогнулась женщина, говоря будто бы самой себе, не слушая уже своего сожителя.
– Что? Где? – оторопело уточнил Виктор.
И тут Анне как ударило в голову – вспомнила недавние слова дочери, и какой-то нездешний страх обуял ее. Она попятилась от Виктора как от привидения.
– Смерти моей хочешь? – прошипела она.
– Да ты что? – ошеломленно возразил он. – Что с тобой?
– Уходи! Уходи! – Она как в беспамятстве вскидывала руку, указывая на дверь.
– Я тебя, Анна, не понимаю, – сухо ответил он, – я тебе дело говорю. Не хочешь делать аборт – не надо! Только и меня тут тогда не увидишь.
– Ну и убирайся, подонок! – прорычала она.
– Прекрасно, не задержусь. Я как раз подумывал к жене вернуться.
– Ах, у тебя и жена, оказывается, есть, сволочь? А говорил, не женат.
– Так мы разошлись. А тут она назад позвала, – ухмыляясь, пояснил Виктор. – Счастливо оставаться!
В тот же вечер он собрал свои вещи и уехал, оставив сожительницу в крайне смятенном состоянии духа.
Анна не находила себе места и даже решила проведать детей. Все же сердце у нее не каменное, свои кровиночки, просто не заладилось у них. Пора и опомниться…
Оля была дома одна и готовила нехитрый обед – суп да оладьи. Увидев на пороге мать, она как будто ничуть не удивилась.
– Смотрю, ожидала меня, – неловко усмехнулась Анна, застыв на пороге, и тут же поправилась, сменила тон, глухо и виновато проговорила: – Ты меня прости, доченька, за все. Прощения просить я пришла. За то, что ударила тебя тогда, прости. Сгоряча я, дура была слепая. Не видела, что под носом творится.
– А я и не сержусь вовсе, забыла уже давно, – улыбнулась дочь, – что не проходишь? Садись, в ногах правды нет.
Анна неуверенно прошла в горницу.
– А где Ваня? – спросила она, помолчав.
– Да на работе, в колхозе. Он больше не пьет, – чуть хвастливо сообщила Оля.
– Знаю, знаю… Люди говорили, он вроде как переродился. Видно, хорошо ему без меня, – горько сказала Анна.
Оля ничего не ответила. Мать задумчиво потеребила бахрому скатерти, потом кивнула на нее.
– Новая? Тут отродясь такого не было.
– А это мы завели… У нас теперь тут много чего появилось, – приветливо ответила Оля, исподтишка наблюдая за матерью. Та мялась, хотела сказать что-то важное, но никак не решалась. Наконец, она поднялась и направилась к двери.
– Постой, – кинулась за ней дочь, – куда ты?
– Как думаешь, простит меня Ваня? – собравшись с духом, спросила Анна. – Верно, простит, он добрый… Как было бы славно! Помирились бы мы, да жили б все вместе… Ведь может быть такое? – она с надеждой взглянула на девочку.
– Про счастье ничего не скажу, но долго нам с батей жить не придется, – тяжело вздыхая, сказала девочка, отходя к столу.
– А что ж так? – изумилась мать.
Оля долго молчала, потом, словно решившись, прошептала:
– Помрет он скоро, батька-то наш…
Анна испуганно вскинулась:
– Ваня хворает? Чего с ним? Что он тебе сказал?
– Он-то ничего не сказал, сам еще не ведает… А только жить ему осталось до следующей весны. Я вижу…
Анна ошалело поглядела на дочь, села на стул и долго молчала, потом, сжав губы, выдавила:
– Ну, сколько отмерено – столько отмерено… С ним хочу жить.
Схватки начались в полдень. С самого начала все пошло плохо – стало ясно, что Анна никак не может разродиться. Деревенская повитуха мрачно причмокивала губами, качала головой и никаких прогнозов не давала. По тем временам звать врача или хотя бы фельдшера было не принято.
– Либо дите, либо Анна, либо оба сразу умрут, – помяните мое слово, – говорила собравшимся женщинам худая сухонькая старушонка, вредная и слегка выжившая из ума. Про нее ходили слухи, что ее поколачивал сын-бобыль, и потому она была зла на весь свет.
– Да типун тебе на язык, – в сердцах плюнула бабка Агафья, – что ты такое говоришь.
– Да Анна в бреду уже пять часов, тут, и правда, дело худо, – заметила другая соседка.
Вдруг в круг взрослых протиснулась Оля.
– Пустите меня к матери, – насупленно, ни на кого не глядя, попросила она. На ее личике заметно проступили следы мучительного напряжения, как будто она силилась решить трудную задачу, да все никак не выходило.
– Куда ты, куда, такое детям нельзя видеть! – всполошились женщины. На девочку зашикали, со всех сторон раздавались ахи и охи.
– Пустите меня к матери! – сжав кулачки, закричала девочка.
– Нечего тут ребенку делать, – возразила бабка Агафья.
Но тут из горницы раздался слабый голос роженицы:
– Пустите ее.
Женщины ахнули: пришла в себя?
Пока никто ее не остановил, девочка быстро прошла к матери. Та лежала на постели, бледная, без кровинки в лице. Только увидев дочь, она в беспамятстве откинулась на подушки. Оля села рядом с ней, взяла за руку и начала что-то шептать. А через полчаса Анна как-то глубоко вздохнула, пришла в себя и села на постели. А еще через пятнадцать минут на свет благополучно появился здоровенький мальчик.
Теперь Ольга почти все время проводила у матери – помогала управляться с младенцем. Та все еще была слабая после родов, еле вставала.
Иван у дочери не спрашивал, где та пропадает, только хмурился.
Как-то все же спросил, будто невзначай:
– Как Анна дите-то назвала?
– Владимиром, – чуть замешкавшись, ответила девочка.
Он помолчал, потом кивнул, будто одобряя.
– Ты б сходил к ней, а? – умоляюще попросила Оля, заглядывая ему в лицо. Но он неожиданно рассердился, и вышел из избы, громко хлопнув дверью.
Но через несколько дней он снова не выдержал, смущаясь, спросил, на кого похож малый.
– Весь в мать, – улыбнулась Оля.
– А Анне не нужно ли чего?
– Да вроде все есть.
– Понятно, – насупился Иван.
Тем же вечером он постучался в хату Анны и, осторожно протиснувшись внутрь, тихо сказал:
– А я к тебе, Анюта…
Колодец
С апреля Акимовы стали жить все вместе – Иван с детьми снова перебрался в дом Анны. На деревне посудачили, посудачили да и перестали…
А в самом конце мая Ольга вновь увидела чудной сон.
На этот раз ей снилось какое-то другое, чужое село, в котором она никогда раньше не бывала. Девочка стояла перед полуразрушенной церковью, в последнее время много церквей превратили в неприглядные развалины. Светило яркое солнце – все вокруг так и дышало жизнью. Оля решила обойти храм. На пустыре за храмом в зарослях бурьяна виднелся ветхий сруб заброшенного колодца. Оля услышала приглушенные крики. Она подошла к покосившемуся, заросшему мхом срубу и заглянула внутрь. Далеко внизу чуть поблескивала застоявшаяся вода, а на дне, примостившись на каком-то выступе, сидел, дрожа от холода, мальчик примерно ее возраста и плакал.
Проснувшись, Оля удивилась – сон помнился ей до мелочей, словно все это происходило наяву. Она рассказала его матери.
Анна задумчиво выслушала дочь и спросила:
– А колодец-то какой был?
– Такой старый, весь во мху и лишайниках, на цепи крюк ржавый, и одно бревно толстое рядом лежит – вроде как чтобы сидеть на нем.
– А церковь? – быстро спросила Анна. – Церковь какая?
Девочка наморщила лоб, потом сказала:
– Да там стены одни… Внутри на них остались синие и позолоченные полосы. Она у луга стоит. А за лугом речка.
– Странно… – прошептала Анна, – ну, ладно, дочка. Иди-ка в школу, опаздываешь небось.
Описание местности вокруг церкви девочки очень напоминало Анне одно из сел округи, часах в полутора ходьбы от Лошаково. Там у нее жила родня.
Оля ушла в школу, Вася побежал гулять на реку с мальчишками, а у Анны все не шел из головы сон дочери. Еще свежо в ее памяти было предупреждение девочки про то, чтобы она не губила ребенка. Что-то тут есть… Конечно, это могло быть просто совпадением, но…
Анна попыталась было заняться хозяйством, но все валилось из рук. Наконец, она плюнула и решилась – запеленала младенца и отправилась в Сныхово. Так называлась деревня, подходившая под описание Оли.
«Ходу не так уж много, зато все сомнения развею…» – подумала она.
Шла она медленно, но часа через два была на месте. Едва Анна вошла в село и показались первые дома, она тут же увидела свою двоюродную тетку Арину.
После приличествующих случаю приветствий, причмокиваний над Володенькой Анна спросила как бы невзначай:
– Теть Арина, у вас тут никто не пропадал?
– А ты откуда знаешь? – насторожилась та.
– Да так, слышала.
– Точно, парень пропал один, – энергично закивала тетя Арина и тяжело вздохнула, – со вчерашнего дня всем селом ищем.
– А кто?
– Да Петя Смирнов. Хороший был мальчик, добрый, единственный сын у родителей. А они высокие должности занимают в нашем-то колхозе… Да толку-то что? – она безнадежно махнула рукой. – Надежды уже никакой нет, что найдется. Искали, искали – нетути нигде. Думают, волки утащили.
– Да какие же здесь волки-то? – подняв брови, удивилась Анна.
– Знамо какие… К тому же некуда ему больше деться – все перерыли. Убежать он не мог – мальчик домашний был, смирный.
– А вы это… – Анна опустила глаза, – смотрели в колодце-то за церковью?
– Да нет вроде, – насторожилась тетя Арина, – а что? Ты знаешь что-нибудь?
– Откуда мне, – пожала плечами Анна, – вы все ж поищите там. Мало ли…
– А ты сама-то какими судьбами у нас? – опомнившись, поинтересовалась тетка.
– Да за медом гречишным пришла, мне тут обещали, – неопределенно ответила Анна.
Тетя Арина кивнула:
– Ну, как заберешь мед-то, ко мне заходи, чаю попьем.
На том и договорились. Сгорая от любопытства, Анна заставила себя немного прогуляться в окрестном лесу – никакого меда ей никто не обещал. Выждав время, она направилась к тетке. Та встретила ее на крыльце с горящими глазами.
– Ну, ты, девонька, как в воду глядела! Сказал бы кто – не поверила бы! – восторженно закричала она. – Только что из колодезя Петю достали! Замерз, обомлел весь, но живой. Говорит, гулял, пробрался к срубу-то. Перегнулся да нечаянно упал. Ко мне его родители пришли, хотят тебя поблагодарить. Ты уж прости, но они у меня выпытали, кто это подсказал – в колодезе-то поглядеть.
По виду тети Арины она испытывала от случившегося неимоверное удовольствие.
В избе навстречу Анне поднялась мать Пети, дородная женщина с красным заплаканным лицом и пышными рыжими волосами, и бросилась обнимать ее.
– Спасибо огромное… Да как же это ты узнала про Петеньку?
– Да, скажи, скажи… – поддакнула тетя Арина.
В избе было полно народу, стоял шум и гам – все обсуждали невероятное освобождение Пети, но тут голоса разом смолкли. Все взгляды были прикованы к Анне.
Она смутилась и стала нянчить завозившегося младенца.
– Моя дочь видела вещий сон, – наконец неохотно сказала она, – мол, церковь, а за ней колодец. А там мальчик.
Через неделю в дом Акимовых приехали гости: родители Пети с сыном. Они привезли подарки и поклонились в ноги девочке, спасшей жизнь их ребенка.
Анна всполошилась, бросилась накрывать на стол. Сели пить чай и обсуждать чудесное вызволение мальчика. Их переживания еще не остыли, и мать Пети расплакалась.
– Я уж думала, что не увижу его больше, – говорила она, промокая платочком глаза.
Анна понимающе кивнула. Сам виновник переполоха, сероглазый долговязый мальчик чуть постарше Оли, изнывал от скуки и усердно разглядывал носки собственных ботинок. Казалось, он был абсолютно безучастен к собственной судьбе и произошедшее его ничуть не впечатлило.
– Поблагодари ее, – мать властно подтолкнула сына в центр комнаты.
– Спасибо, – как-то нехотя буркнул Петя и потупился.
Вскоре он куда-то исчез. Оля, пряча улыбку, посидела ради приличия со взрослыми, но потом они разговорились о чем-то своем, и она потихоньку вышла в сад. Петю она нашла там, где и ожидала, он изучал старый скворечник, висевший на яблоне в саду.
– Чего ж ты в колодец-то полез, дурачок? – спросила она, незаметно подойдя сзади.
Петя обернулся и изучающе посмотрел на девочку, словно взвешивая, можно ли ей доверять. На улице он уже не выглядел таким робким и замкнутым.
– Да клад искал. Будто не знаешь, в старых колодцах завсегда клады запрятаны, – важно сообщил он.
– А взрослым сказал, что случайно упал, – усмехнулась Оля. – Ну и как, сыскал клад?
– Не… Не сыскал. Хотел вылазить – а веревка возьми да оборвись. Я давай кричать, да кто ж услышит-то… Так что ты жизнь мою спасла, я теперь по гроб твой должник, – смущенно и теперь совершенно искренне сказал мальчик.
– Ну, запомню твои слова, – рассмеялась Оля.
Как ни хотела Анна скрыть чудесные способности дочери, но после этого случая молва про Олю пошла по всем окрестным деревням. Вспомнили и историю с быком, и с дедом Пантелеем, и с благополучными родами самой Анны.
– Что толку-то от этого? Одна нервотрепка. Лучше не на виду жить, так спокойнее, – сокрушалась Анна, но все было бесполезно: остановить Олину славу уже было нельзя.
Отовсюду к Акимовым потянулись люди со своими бедами – у кого болезнь какая, кто корову потерял, кому писем родные давно не пишут…
Оля никому не отказывала, всех выслушивала и по мере возможности помогала. А если ничего не могла сделать – то так прямо и говорила. Анна, сначала чуть не волком смотревшая на просителей, со временем смирилась с таким положением дел – ведь каждый приносил своей спасительнице что-нибудь – кто крупы, кто яиц, кто мяса, а кто просто деньги давал, если были. И хотя Оля плату за свою помощь не брала, мать объясняла просителям, что дочь, мол, почти блаженная, а средства им нужны. Тайком от Оли она брала эти нехитрые подношения.
Зима уже подходила к концу. Иван ничем не болел, жил своей обычной жизнью: ходил на работу, возился по хозяйству, занимался с детьми. Анна помнила слова дочери о его близкой смерти и исподволь присматривалась к мужу. Постепенно в душе женщины начала тлеть робкая надежда, что дочка ошиблась. Не такая уж она прозорливая вещунья да предсказательница. Ребенок еще…
В конце февраля Иван отправился с мужиками на валку леса. Никто не заметил, как подпиленная огромная сосна стремительно и плавно упала. Иван стоял прямо под деревом и не успел даже вскрикнуть – его мгновенно накрыло мощной кроной. Когда его принесли на рогожах домой, он уже почти не дышал.
Анна и дети стояли возле постели, на которой лежал отец с заострившимся бескровным лицом. Они не могли даже плакать, так страшно и непонятно было горе, обрушившееся на них.
– Оленька, ты же можешь что-нибудь сделать… Ведь у тебя же есть… возможности? – свистящим шепотом спросила Анна.
Оля молча кивнула. Сейчас она выглядела гораздо старше своих лет. По лицу ее бродили какие-то смутные тени, видно было, что девочка напряжена до предела, будто она сопротивляется чему-то грозному и неотвратимому. Анна испуганно отвела от нее взгляд.
– Почему ты не спасаешь отца? Ведь мне же ты помогла, когда я рожала. Говорили, что я точно не выживу… – спустя несколько минут не выдержала она. Глаза ее горели лихорадочным блеском, голос срывался.
– Ты оставила дите, потому и осталась жива, – тихо, через силу ответила Оля. – А ему так на роду написано. Я не всегда могу помочь. Иногда вижу, что будет или что с человеком происходит, иногда могу хворь или беду отвести. Но спасти человека от смерти не в моей власти. Это невозможно…
Иван умер на следующее утро.
Мотоцикл
Немало воды утекло в нехитрой деревенской речке Песочне с той поры. Оля оглянуться не успела, как отшумел выпускной вечер – десятилетка за спиной. Сколько всего уже позади. Но и сделано немало – школу она окончила хорошо, по всем предметам одна из лучших. А сколько книг прочитано, сколько разговоров с Надеждой Захаровной переговорено… И слава ее как непростой девочки, умеющей видеть, возросла и укрепилась. Хотя слава эта порой тяготила Ольгу: не с самыми чистыми намерениями порой обращались к ней люди. Но зато и помогла она многим. А это ей нравилось больше всего. А теперь она отдыхала от школьных забот и мечтала о будущей, не очень понятной пока, но прекрасной жизни.
Жаркий июньский день был в самом разгаре. Слегка разморенная от жары, Оля сидела за кухонным столом и чистила картошку. Володя расположился напротив и делал вид, что помогает сестре, хотя не очистил еще и трех картошек. Он исподтишка поглядывал на девушку и хитро улыбался, словно хотел что-то сказать. Его явно распирало от новости, которой не терпелось поделиться.
– Ты слышала, что спасенный-то твой вернулся? – не выдержав, наконец, ехидно поинтересовался он.
– Это еще какой? – вздрогнула и покраснела Оля. – У меня много тут… спасенных.
– Первый твой, – еще шире улыбнулся Володя.
– Эй, ты кожуру-то не срезай так толсто, – прикрикнула она на брата, – и откуда ты все знаешь? Сам-то в те времена еще в пеленках лежал.
– Так про то вся деревня знает, – улыбнулся довольный мальчишка.
С улицы донесся приближающийся рев мотора, потом раздался крякающий звук клаксона. Оля вытерла руки и перегнулась через подоконник. У их калитки стоял мотоцикл, а рядом с ним возился Петя.
– Петька! – взвизгнула она и выбежала на улицу. Правда, выходя из калитки, Оля напустила на себя немного скучающий и небрежный вид. – Ты откуда?
– Да вот, из города на каникулы приехал. Решил вас навестить. Ведь ты же почти моя вторая мама, – весело подмигнул он девушке. Она невольно залюбовалась рослым, широкоплечим парнем. На губах у него всегда играла добродушная улыбка, серые глаза смотрели на мир с добродушным спокойствием. Казалось, что этому человеку все по плечу.
Поймав себя на том, что откровенно любуется гостем, Оля слегка покраснела и показала на довольно чумазое чудо мототехники.
– Где это ты мотоцикл достал? – насмешливо спросила она, изо всех сил стараясь скрыть, что рада видеть своего давнего приятеля.
– А… Это председательский, – небрежно махнул рукой Петя, хотя было заметно, что он очень горд собой, – он сломался давно, его списали, получили новый. А этот на складе валялся, никто не знал, что с ним делать.
– И чего? Все равно не понимаю, при чем здесь ты…
– Ну, я ведь на механизатора учусь, – пояснил парень, – посмотрел на него и поспорил, что починю. Пара пустяков!
– С кем поспорил? – с восторгом захлопала в ладоши Оля. – С председателем?
– Ага! Я две недели с ним возился, из сарая не вылезал. Зато выиграл спор, и теперь он мой. – Петя любовно погладил руль мотоцикла.
Читать бесплатно другие книги:
